Берег моей надежды (гет)

"Тело — твой храм". И поддерживать его в надлежащем состоянии — это определенного рода труд и прямая обязанность каждого здравомыслящего человека. Эта философия была Якову как нельзя по душе. Поэтому, когда к концу праздника мужчина почувствовал, что его состояние стремительно ухудшается, он в первую очередь подумал, что не поберегся, а следовало бы.

Сначала было очень холодно, а потом резко стало жарко, что позволило сделать вывод о том, что естественная после "грязной раны" субфебрильная температура уверенно перешагнула верхнюю границу и остановилась в районе 38 градусов.

— Ты весь горишь, — потрогав мужчину, возмутилась Анна. — Сколько можно праздновать, едем в больницу и немедленно!

— Мы едем домой, пожалуйста, не нужно так беспокоиться, Аня, — устало попросил Яков. — У меня нет сил еще на один вояж.

— А обработка? — не сдавалась девушка.

— Зимин сегодня не на дежурстве. Я попросил его приехать к нам, если ты не возражаешь, конечно. Он привезет все необходимое.

К приезду хирурга Штольман уже еле сидел. Он собрал все силы, чтобы не повиснуть, как тряпка. Просто нужно было обработать рану и поспать. Рано стал активничать. Это еще не на шутку испугавшаяся Аня аккуратно помогла ему раздеться, сверкая своими синими сострадательными глазами, полными беспокойства. И Малыша она сбегала выгуляла тоже сама. Благо, на улице был ветер и лабрадор, наскоро сделав свои дела, тут же стал поджимать лапы и проситься обратно в тепло.

Минут через сорок приехал доктор.

— Спасибо, что приехали, Вячеслав Анатольевич, — беспокойно сказала Анна, помогая бывшему начальнику снять верхнюю одежду.

— Рассказывайте, Аня — велел заведующий травматологией.

— У Якова резкий подъем температуры. Сильной боли, нарастающего отека я не заметила.

— Я все слышу. Я и сам могу рассказать! Зачем ты ее допрашиваешь? — недовольно сказал из гостиной Яков.

— Мы сейчас! — торопливо ответила Анна.

— Пойдемте, посмотрим на вашего раненого, что-то сердится, — развеселился Зимин.

Хирург внимательно осмотрел Штольмана, провел очередную обработку раны, дренаж оставил. Аня ассистировала, а после забрала из комнаты все лишнее.

— Пора уже убирать трубку, — сердился Яков.

— Не пора. Не ранее, чем через пару дней, — терпеливо парировал коллега. — Сам понимаешь, рана грязная, противная. И вообще, чем больше будешь скакать, тем дольше будет затягиваться. Куда это годится?!

— Корпоратив, говорите? — обратился Зимин к Анне.

Аня потупилась, а Штольман криво усмехнулся.

— Так праздновать нельзя. Судя по виду раны, вы не праздновать ходили, а в лес ходили елки рубить! Анна, вы его подержите дома денька два-три. Я его знаю, сейчас назло дел напридумывает срочных! — попросил хирург.

Яков покачал головой. Говорят, как будто его рядом нет!

— Не послушает?! — ехидно осведомился у девушки Зимин

— Не знаю, — настороженно покачала головой Аня.

Яков откинул голову на диван. Сил ехидничать в ответ не было. По лбу струился пот.

— Препараты Якову Платоновичу поставите, завтра обработаете все, как я вам показал. Утром, Анна, напишите мне, как на ваш взгляд самочувствие нашего больного и динамику температуры за последние 12 часов. Думаю, просто переутомление. Рана спокойная настолько, насколько могла бы быть.

Штольман больше не сопротивлялся. Он молчаливо принимал деловитую заботу Анны и очень смирно лег спать.

Аня посмотрела на него и неловко устроилась рядом, чтобы не мешать. Часть ночи у Якова прошла в полубреду. Организм боролся с инфекцией. Аня бдила за своим больным.

Хорошо, дома были запасы морса, она навела чуть сладкий, все как Яков любит. Сахар Штольман недолюбливал всей своей ЗОЖной душой.

Часа в четыре он проснулся, и она дала ему попить. И после долго не могла уснуть. Все смотрела на профиль Якова и иногда прикасаясь губами к его лбу, интуитивно следила за температурой.

Какой же он... серьезный, терпеливый, спокойный.

Яков утром проснулся мокрый, но, вроде, живой. Температура ушла. Сил тоже прибавилось.

Вокруг были следы ночного бдения. Почти выпитый графин с морсом, приготовленное на утро лекарство.

Мужчина вспомнил вкус напитка и усмехнулся. Надо долить побольше кипятка с ягодой, очень уж сладкий. Пожалуй, от обезболивания можно скоро отказаться.

Все препараты он ловко поставил сам, повторив свой фирменный укол в ягодицу.

Будущий доктор отсыпалась. Неудивительно. Ночью, когда он просыпался, то всякий раз натыкался на ее внимательный взгляд. Постель нужно будет сменить. Это даже хорошо. Будет возможность купить что-то роскошное, ручной работы, специально для Анны. Без веселых дедов морозов, но приятное телу и нежное. Ей понравится. Они еще, конечно, не молодожены, но вполне уже жених и невеста. Надо только с родителями Анны обстоятельно поговорить и сообщить им.

Яков с некоторым вожделением посмотрел на пятую точку девушки, обтянутую шелковыми штанами. Секса у них не было несколько дней, не до него было. В паху напряглось и вместе с этим усиленно заныла раненая рука. Яков подумал, что кувыркаться не в силах, но снять напряжение хотелось ужасно. Хоть в холодный душ иди!

От мыслей определенной направленности отвлек лабрадор. Малыш понял, что хозян проснулся, и потребовал прогулки.

— Хорошо, хорошо, я иду! — проворчал Яков, приоткрыв дверь спальни и строго посмотрев на питомца. — Только тихо, не буди мне мою нимфу, она полночи мною любовалась...

Малыш быстро сел у двери.

Некоторое время назад Штольман не поленился и потратил неделю, чтобы приучить смышленого питомца спокойно выходить на прогулку — не лаять, не прыгать, не сносить шкафы и хозяев при виде ошейника и поводка. При этом Яков вовсе не был фанатом дрессировки. Просто желание, пара нехитрых советов из интернета, настойчивость и все получилось.

Сидел теперь Малыш у двери исправно, но с темпераментом по прежнему были проблемы: нет, он не лаял, но скулил и тихонько подвывал, побуждая Якова одеваться как можно быстрее.

Внезапно в личинке замка стал поворачиваться ключ. Штольман удивился. Родители Анны вместе с младшей сестрой в поездке, возвращаться раньше третьего января не планировали.

Яков смущенно посмотрел на себя в зеркало. Не слишком ли помят? Нет, все было нормально. Кто же это?

Дверь открылась, и на пороге появился сам Петр Иванович, груженый бесконечными пакетами. Если сумки висели у него на сгибах обоих локтей, то в руках дядя Анны держал огромные картонные коробки с изображением снежинок и снегирей. Это были сладкие подарки кило эдак на полтора каждый.

Малыш учуял вкусненькое и тут же заластился к визитеру.

— Яков Платонович? — смущенно пробормотал Миронов. — Не ожидал. А где Аннет? У нее телефон не доступен.

— Спит, — ответил Яков.

Здоровой рукой Штольман снял с Петра Ивановича часть ноши.

Яков разглядывал гостя. Не то, чтобы осунулся, но потемнел лицом и словно потускнел. Глаза были беспокойны, а на лбу обнаружилась складка.

— Признаться, очень непривычно видеть вас в доме моего брата, но как я понял, дело со свадьбой решенное? Вы так красиво говорили вчера на празднике, и моя племянница была так счастлива, — кивнул Петр.

— Все так, мы с Анной переезжаем после праздников, — подтвердил Штольман.

Отношения у мужчин были все еще натянутые.

Петр Иванович неловко топтался в прихожей, словно ожидая позволения Якова войти.

— Проходите, — посторонился Штольман. — Мне нужно выгулять собаку.

— А я вот сладкие подарки привез Тоне и Анне. Спохватился... — невпопад сказал Миронов.

Тут в прихожую вышла мохнатая заспанная кошка Луша и с недоверием посмотрела на всех — двух мужчин и одну отвратительную лохматую жопу. Кормить их, очевидно, никто не собирался, так чему жопа радуется, аж повизгивает? Луша вздохнула и села, чтобы умыться и послушать, о чем говорят люди.

— Аня завела кота? — спросил Петр Иванович. — Не знал.

— Это кошка. Мария Тимофеевна позволила с условием, что мы ее скоро заберем с собой, — пояснил Штольман.

— Надо же, даже не сказала мне. А ведь я всегда был ее другом, задумчиво сказал Петр Иванович.

— В посдеднее время вы не очень ладили, — веско напомнил Яков, забирая у Миронова часть пакетов.

— Нет, Яков Платонович, давайте я сам, у вас же рука повреждена, — не согласился Петр.

— Ну хорошо, — признал свою временную слабость Штольман.

На кухне мужчины быстро разобрали пакеты и столь же быстро выяснили отношения. Миронов опять признал, что был не прав, особенно после того, как узнал, что Виктор Иванович и Штольман решили вопрос с выплатами Анны после аварии.

Яков слушал Петра Ивановича и уже не сердился на родственника Анны, но все еще относился к нему настороженно. Одно дело их мужские разногласия, а другое — ссора Петра и Анны. Дядя вроде назывался другом, но не поддержал ее в ситуации куда более серьезной, чем проблемы со страховой. Он не поддержал ее в конфликте с Разумовским. Не поверил племяннице. Если Анна вчера его простила, то ладно, но он, Яков, будет к нему пока присматриваться. Петр Иванович все разглагольствовал, а Штольман вдруг заметил, как презрительно смотрит на них кошка Анны. Луша стояла у миски и дай ей волю, она сказала бы все, что о них думает.

Яков торопливо достал баночку с ее паштетом и вывалил в миску. Порядок.

Из коридора буквально завыл обманутый в лучших чувствах Малыш.

— Мне нужно выгулять собаку, — извинился Штольман.

— Так я с вами, — оживился Миронов.

— Ну как знаете, — пожал плечами Яков, — а то мы недолго.

Если с чинным выходом из квартиры у Штольмана и его лабрадора все получалось неплохо, то к выходу из подъездной двери были вопросы. Нежелательное поведение щенка пока искоренить не удавалось. Стоило Малышу почуять улицу, он срывался и бросался в снег, как угорелый, ничего не помогало. Команду "рядом" лабрадор весело игнорировал.

Утро было буйным, ветренным, пасмурным. Напротив двора Мироновых работал дворник. Чистил он всегда с утра.

— Привет, Серега! — поприветствовал парня Петр Иванович. — Как дела?

— Замерз, как хрен собачий! — охотно ответил дворник.

— А что так? — уточнил Штольман.

— Да снег этот еб...й! Целый день вчера валил, и ночью! Все валит и валит, людям выезжать нужно, а как будто, не х...не чистил. Наметет дорогу нах..., потом х...расчистишь! — объяснялся дворник.- Снег как с цепи сорвался, целый день ...ярит и ...ярит. Я скребу, как б...! Мартышкин труд!

Яков слушал сей изысканный монолог невозмутимо, как игрок в покер. Петр посмотрел на скромного Серегу и закашлялся. Дам рядом не наблюдалось, так что все нормально.

На личный номер вдруг позвонили. Яков ответил на звонок с незнакомого номера.

Поводок Яков держал в правой, здоровой руке, а смартфон в левой. Сгибать руку было чертовски больно, и он включил громкую связь.

— Да, — строго сказал он.

— Штольман? — довольно неприятно спросили в трубке.

Тон собеседника сулил разборки.

— Представьтесь, пожалуйста, — еще холоднее попросил Яков.

— Ишь ты, какой важный. Так бы и втащить тебе, но не могу, очень уж докторов люблю. Покойная матушка доктором была. А поговорить с тобой очень хочу... Ладно, запоминай. Меня зовут Ведерников Вадим Георгиевич, знаешь такого?

— Наслышан, — скривился Штольман. — Чем обязан?

Яков слышал это имя в криминальной хронике Приозерска. Местное радио регулярно отчитывалось о расследовании дела в отношении криминального авторитета.

— А если наслышан, то знаешь, что я шутки шутить не люблю и не буду. Ты больше никогда не будешь огорчать мою женщину, — заявил Ведерников.

— Это кого я огорчаю? — возмутился Яков.

— Ниночку, — удивил его криминальный авторитет.

— Я не совсем понимаю, какое отношение Нина имеет в данный момент ко мне, — стоял на своем Яков.

— Ты правильно сечешь, никакого! — согласился Ведерников. — Но у вас сын. Отобрав права опеки, ты разбил ей сердце. Вчера она просто рыдала у меня на руках, рассказывая, как ты отобрал у нее мальчишку, бессердечный сукин сын. Ниночка — человек такой трудной судьбы.

— Егору уже семнадцать. Совсем взрослый. Кого я отбираю? Мы живем отдельно года полтора всего, — вяло попытался объясниться Штольман.

— Ты настроил сына против матери. Ниночка при мне вчера звонила мальчику, приглашала к нам в гости, а он что?!

— Что? — спросил Штольман

— А он ответил, что не хочет разговаривать. Я так понимаю, твоих рук дело. Слушай, Штольман, ну ушла от тебя женщина, прими это как мужчина и не вовлекай в разборки ребенка. Усвоил?

— Более чем, — с иронией сказал Яков. — Я поговорю с Егором, попрошу его не бросать трубку, когда звонит мама.

— Сделай одолжение! — сменил гнев на милость криминальный авторитет. — Ребенок должен жить с нами. Увидимся после праздников и поговорим, перетрем все!

— Этот ребенок вообще собирается жить один, — сказал Штольман, но собеседник не стал слушать, он уже положил трубку.

Яков, фыркнув, отпустил Малыша побегать. "Женщина трудной судьбы", похоже, опять неплохо пристроилась.

Тут из дома выскочила Анна. Вид у нее был заспанным, художественно- неопределенным, а взгляд — взволнованным.

Шелковая пижама, ультра-коротенькая курточка, на ногах мягкие бесформенные полусапожки на прорезиненной подошве.

Аппетитные ягодицы девушки, очерченные шелковыми штанами, были беззащитны перед декабрьским злым ветром, снегом и чужим взглядом, чем незамедлительно воспользовался мастер художественных выражений Сергей. Охранник-дворник был скромен, послушен, но увидев такую девушку, взгляд его стал беспокойным, ищущим, а цвет лица пунцовым.

— Яков! — бросилась к мужчине Аня.

— Что за внешний вид? — сердито сказал Штольман, пряча девушку за спину.

— Я испугалась, что ты один выгуливаешь собаку, ты же помнишь, как Зимин нам вчера выговаривал. А ты, оказывается, с дядей... Привет, дядя! — Анна добродушно посмотрела на родственника.

— Привет, Аннет! — приветливо сказал Петр Иванович, с интересом наблюдая за разворачивающейся сценой. Очень уж смешно прятал Штольман его племянницу за спину.

— Нельзя в таком виде выскакивать из дома, — сердился Яков. Он чуть поднял штанину девушки. Ноги ожидаемо были голыми. — В пижаме!

Он видел, как смотрел на нее Серега. Забыв про снег, метлу и все на свете. Разве что челюсть не уронил! Но челюсть Сереги была занята — дворник жевал жвачку.

— Яков, я не ожидала от тебя такого снобизма! — воскликнула Анна. — Малыш, домой, твоему хозяину не стоит гулять долго. У него ночью была полноценная лихорадка.

— Это не снобизм, просто я не желаю, чтобы тебя видели в пижаме, — фыркнул Штольман. — Это несколько интимный предмет гардероба. Она меня возбуждает. Значит, и посторонних может. Домой сейчас же!

— Да тебя все возбуждает! — тихо и задумчиво ответила Анна.

Подталкивая друг друга, они отправились домой.

— Здрасьте, Анна Викторовна! — жизнерадостно поздоровался Сергей, когда Штольман и Анна подошли поближе.

— Здравствуй, — кивнула Анна, — много сегодня убирать, да?!

— И не говорите. Обещали снегоуборочную машину, да разве в мэрии нашей е...ной что-то допросишься? Снег ...ячит и ...ячит. Штаны красивые у вас...

— Спасибо, — смутилась Аня, а Яков, услышав неловкий комплимент, в бешенстве заскрежетал зубами, пропуская девушку вперед.

Петр провел у них целый день. Оценив недостаточно праздничную обстановку, он вызвался съездить за елкой. Спустя пару часов Петр Иванович вернулся не только с пушистой зеленой красавицей, но и с тушкой толстенького фермерского бройлера.

С украшениями елки не стали заморачиваться — просто развесили на ветках длинную десятитиметровую гирлянду. Гостиная сразу преобразилась. Так в приятных хлопотах прошло полдня. Температуры у Якова больше не было. Организм справился.

На кухне Аня разглядывала тушку птицы, не зная как к ней подступиться.

— Проблемы? — заинтересовался Яков, подходя к девушке.

— Она огромная. Килограмма три с половиной, наверное. Может, это индейка? — объяснила свои затруднения Аня.

Яков изучил птицу.

— Да нет, это — бройлер. Просто домашний, — вынес вердикт Штольман. -Давай я отрежу тебе половину.

— Нет, я хочу запечь всю птичку, — заупрямилась Анна. — Будет красиво, как в фильмах про день благодарения. Сегодня вот еще Вячеслав Анатольевич обещал заехать, тебя проведать.

— Не съедим, — предупредил Яков. — Я к таким птичкам вообще отношусь не очень. Может быть, я тайком схожу в супермаркет за привычной курицей?

— Да ты с ума сошел! — возмутилась Аня. — Дядя обидится. Он старается. Чем тебя эта цыпа не устраивает?!

— Рабоче-крестьянским происхождением. Неизвестно кто ее, и в каких условиях выращивал! — заявил Штольман.

— Это с рынка то! — изумилась Анна.

— Именно!

— Ну, Яков Платонович, вы чего то совсем не того. Домашние, они же чистые, без антибиотиков... — покачала головой девушка.

— Фабричные более менее проверенные, — стоял на своем Яков.

— Ушам своим не верю, — обиделась Анна и с упрямым видом отправила птичку в разморозку, намереваясь во что бы то ни стало приготовить ее.

— Аня, я какое-то время жил в деревне. Там были курицы. И вот, когда поголовье вдруг собиралась подохнуть, хозяйка бесконтрольно вливала в куриц огромное количество лекарств, вполне человеческих! — наконец признался Яков. — У меня триггер на домашнюю птицу. Не смогу съесть ни кусочка.

Аня внимательно посмотрела на лицо жениха и вынесла вердикт:

— Страшилки!

Девушка деловито принялась готовить маринад.

— Сделаю тогда салата побольше, — фыркнул Яков.

К обеду птичка была готова. По всему дому раздавались просто божественные запахи курицы, паприки и аджики.

Петр Иванович, отрываясь от шахмат принюхивался и доверительно говорил Штольману:

— Аппетитно пахнет! Весь секрет в маринаде!

Яков подумал, что может быть, Анна и права. И птичку стоит попробовать, хотя бы из любви если не к птичке, то к повару.

Миронов грустил, что от аперитива Яков отказался категорически. Мол, лечение и все такое.

Штольман, под подозрительным взглядом любимой девушки лихо порезал салат, выбрав самый простой вариант — крупные куски овощей и оливковое масло.

Зато от коньяка не отказался хирург Зимин. Приехавший проведать Якова доктор передвигался на такси.

Незадолго до того, как милая хозяюшка пригласила всех за стол, вдруг раздался звонок домофона.

— А у вас аншлаг, — пробормотал Миронов.

— Я открою, — вызвался Яков.

Оказалось, что к нему приехала помощница.

— Яков Платонович, у меня документов много скопилось, все спрашивают, — виновато сказала она.

Ирина Витальевна начала суетливо доставать бумаги.

— Зачем вы приехали, — возмутился Яков, — у меня выходной! Завтра с утра я на работе все бы подписал. Еще и яблоки привезли! Зачем?

— Это гостинец. Завтра с утра вы едете на совещание, следовательно в Академии появитесь не раньше обеда. А мне нужно дела делать! — с достоинством и капельку ворчливо отозвалась секретарша.

— Никакой личной жизни! — в меру разозлился Штольман, помогая помощнице снять пальто.

— Аня, — позвал Яков свою девушку.

— Ой, здравствуйте, — зарделась вышедшая к гостье Анна.

"Вот славная девочка, не то что наш Штольман. Он должен ценить такую помощницу, как я, а он вечно гавкает" — беззаботно подумала секретарша, с достоинством снимая сапоги.

— Проходите на кухню, у нас там все свои, — махнула рукой "славная девочка". — Мы вам очень рады, Ирина Витальевна.

— Аня, я недолго, — извинился Яков.

Курочка удалась на славу. Трехкилограмовую птичку азартно пробовали все — Ирина Витальевна, Зимин, дядя, сама Анна. Но только не Яков. Аня искоса наблюдала за оскорбительно полной тарелкой своего мужчины. Хотя она ему положила и ножку, и кусочек грудки, все, что захочет попробовать, но он не захотел. То ли аппетита не было, то ли пришедшие бумаги огорчили, то ли цыпа на его взыскательный вкус ужасна.

Зимин с дядей сыпали остротами, соревнуясь в знаниях не очень бородатых анекдотов. Пара порций коньяка зарядили мужчин бодростью и превосходным настроением.

Наконец Яков вздохнул и осторожно попробовал грудку.

— Тебе не нравится? — огорченно шепнула Аня. Она все еще надеялась что любимый мужчина, увидев такое великолепие, изменит свое мнение насчет фермерских птичек.

— Очень вкусно, Аннет! — закричал дядя.

Яков кивнул, аккуратно промокнув губы салфеткой. Лицо его было максимально нейтральным. Ладно, грудку он съел, а ножку? Вбежавший на кухню вопреки запрету хозяина пес умильно смотрел то на Петра, то на Якова, выпрашивая мяско.

В это время поднявшаяся подать чай Аня огорченно и сердито думала о заморочках своего жениха. Малоежка и привереда! Намучается она с ним! Хотя, это, конечно, в человеке не главное.

Подав чай гостям, Аня с удивлением заметила, что тарелка Якова подозрительно пуста, а рядом с не менее подозрительной довольной физиономией сидит Малыш. Девушка могла поклясться, что лабрадор только что с подачи Штольмана ел курицу! Ах, так! Ну тогда не будет ничего. Фиг ему, а не эротический сюрприз на вечер. Ну надо же догадаться, скормить собаке! Гад какой! Сам Яков сидел с довольно задумчивым видом.

Время после обеда они провели по отдельности. Аня готовилась к экзамену, Яков в режиме телеконференции разговаривал с заместителями и, судя по его серьезному и строгому тону, вопросы они решали отнюдь не праздные. Клиника работала все новогодние праздники, горожане активно записывались в СПА на январь. Какие-то у руководства появились проблемы.

Аня слушала отголоски конференции, учила билеты и сердилась. За свою прекрасную сочную курочку и за сухость Штольмана. Учила, учила, а потом вдруг расслабилась. Она Якова все-таки любила. Любого. Злого, доброго, больного, здорового, циничного и романтичного и даже вредного. Ну вот такой человек, и ей другой не нужен.

Вечером Штольман деликатно поскребся к ней в комнату.

— Милая, тебе еще много? — вкрадчиво спросил он. — Пойдем в гостиную. Я приготовил чай и включил электрокамин.

"Удивительно, даже извиниться не хочет" подумала Аня. — "И не надо. Ладно, человек недомогает. Может, аппетита нет. А курицу я такую больше никогда не куплю."

В гостиной, едва Аня выпила чай, Яков ожидаемо начал ее раздевать. Одной рукой. Он делал это смущенно и немного неловко. Аня знала, что ему нужно. Она чувствовала на себе этот голодный взгляд с самого утра. Хорошо, теперь ее очередь!

Яков понял, что девушка перехватила инициативу и воспринял это с восторгом. Ну, наконец-то! Аня осторожно опрокинула его на спину, на плед. В ее глазах плясали смешинки.

— Лежи, я все сделаю сама, — шепнула она.

Якову дважды повторять не пришлось. Он тут же закрыл глаза и с большим удовольствием затаился, ожидая фейерверк всех ощущений сразу. Душевных, телесных. Пусть доминирует его принцесса, пока он ей это позволяет. Хотя Яков и сам был не против поактивничать.

Однако ему сегодня ничего не остается, как подчиняться ее темпу и ее желаниям. В этом была своя прелесть. Аня раздела его и разделась сама.

Яков лежал и прикладывал немало усилий, чтобы не наброситься на свою девушку. Аня неторопливо целовала его. Было безумно приятно.

— Тебе хорошо? — уточнила она, переводя дыхание.

Яков погладил ее волосы.

— Ты царица горы, кхалиси моего сердца, и ты знаешь, что делать... мне все нравится. Я просто в восторге.

— Подсказывай мне, — довольно улыбалась Аня.

— Не нужно никуда спешить. Все для тебя. Найди положение, в котором будет удобнее всего. Действуй по наитию. — закрыл глаза Штольман.

Аня осторожно села на него и немного покачалась, сосредотачиваясь на ощущениях. Медленно, плавно. Яков застонал.

Он двигал бедрами, помогая держать ритм. Снизу был прекрасный обзор на лицо девушки, ее ключицы, грудь.

Они занимались любовью несколько часов. Успели даже поспать.

Проснувшись в полночь, Аня обнаружила себя в объятиях Якова. Мужчина не спал, читая какую-то статью.

— Чем завтра займешься? — спросил он, улыбаясь.

— Мне нужно в библиотеку. Для нескольких вопросов не хватает информации. Посижу, позанимаюсь, — кивнула Аня.

— В клинику приедешь? — спросил Штольман.

— Да, у меня после обеда смена, улыбалась девушка.

— Я дождусь тебя. Погуляем, сходим в парк, предложил Яков.

— Там как раз новогодний базар. А у нас пряники не куплены и глинтвейн не пробован! — размечталась Аня.

— Кстати, о пряниках. Я ужасно голоден. Куда ты спрятала свою восхитительную курочку? Я искал, ее не нашел, — недоумевал Штольман.

— Я раздала все гостям! — развела руками Аня. — Завернула в фольгу и раздала.

— А мы? — с непониманием спросил Штольман. — Что за акт гуманитарной помощи?

— Ну знаешь, не есть мою стряпню это полбеды, но скармливать ее Малышу! Ты думал, я не замечу?!

Аня обвиняюще ткнула Якова в плечо, но по его изумленному и обиженному виду, она поняла, что все было не так!

Яков очень-очень удивился.

— Я все придумала, да? — жалобно спросила девушка.

— Ну как бы я смог так поступить, — вздохнул Яков. — Ты же старалась, готовила. Все было прекрасно. Просто кусок в горло не лез. А теперь полез...

Ты есть хочешь?

— Хочу, — загрустила Аня.

Она сожалела о своей горячности и поспешных выводах.

— Пойдем, я побуду поваром. Сделаю омлет, — улыбнулся ей мужчина.

— У меня есть неприкосновенный запас, — хитро улыбнулась Анна.

— Неужели курицы? — с надеждой спросил Яков.

— Да нет же, говорю же, все раздала, — ответила Аня.

— А что же тогда?

— Мой сладкий подарок! — торжественно объявила девушка. — Там много.

— Сладкое на ночь вредно, тем более в таких количествах! — заунывно сказал Яков.

— Нет! — нахмурилась Анна.

— Да, — подтвердил Яков. — Придется мне съесть часть твоих конфет самому...