Прошла неделя. Все эти семь дней я по-прежнему пыталась поговорить с Юлей о Самсонове, но она так же не хотела меня слушать. В этот день Терешкова позвонила мне и сказала, что заболела ангиной, поэтому ее не будет в части неделю.
Как только я оказалась на работе, ко мне сразу пришел Самсонов с букетом цветов.
— Привет, Саш. А где Юля?
— Заболела.
Самсонов уже хотел выйти из библиотеки, но я его остановила.
— Подожди, она тебе на самом деле нравится или ты просто хочешь поразвлечься?
— А какая тебе разница? Я в ваши отношения с Гуней не лезу.
— Просто, если у тебя к ней все серьезно, то я буду за вас только рада. Но если ты собираешься ей просто заморочить голову, то поищи для этих целей другую девушку, а от Юльки отстань. Запомни, если из-за тебя она прольет хоть одну слезинку, то ты об этом еще пожалеешь.
— Ладно, я подумаю об этом, Александра Николаевна. Разрешите идти? — зло посмотрел на меня Самсонов.
— Иди, — ответила я, и солдат вышел. Я понимала, что лезу не в свое дело, но не могла себе позволить, чтобы моя подруга снова страдала.
Через полчаса ко мне зашел Гуня.
— Привет, Саш, — тут солдат заметил мое задумчивое выражение лица. — Что-то случилось?
— Да Самсонов к Юле Терешковой клеится.
— Ну так это же неплохо.
— Какое неплохо? Если этот Самсонов заморочит моей подруге голову, я даже не знаю, что с ним сделаю.
— Ладно, суровая ты моя. Лучше посоветуй, что нам с парнями наколоть, чтобы потом можно было вспомнить годы службы.
— Лучшим воспоминанием об армии у тебя останусь я. Ведь, кажется, кто-то собирался на мне жениться, — тут я вспомнила, что Гуня что-то говорил про наколки. — Ты говоришь, что вы собираетесь сделать татуировку?
— Да. А что.
— Просто я когда-то тоже хотела сделать татушку, но отец запретил.
Я говорила правду. Лет пять назад мне очень захотелось сделать себе татуировку. Я где-то увидела японский иероглиф «Терпение», и с тех пор у меня появилась мечта, чтобы тот появился на моей спине. Когда я уже все для себя решила, то по наивности сообщила об этом отцу. Никогда еще я не видела его таким сердитым, так что татуировка на спине так и осталась лишь мечтой.
— Слушай, а что, если я сделаю наколку вместе с вами. Просто — это моя давняя мечта, — сказала я и сделала жалобное лицо.
— Саш, ты же знаешь, как я реагирую, когда ты так на меня смотришь. Делай, что хочешь, только, скажи, что нам наколоть.
— Решайте сами. Свою татуировку я давно уже выбрала.
С этой минуты я всерьез задумалась о том, чтобы исполнить свою мечту. Ребята объявили среди молодых солдат конкурс на новую эмблему мотострелковых войск, то есть лучший нательный рисунок, а мы с Гуней полдня пробегали в поисках тату-мастера. К сожалению, цены на татуировку были высокими. Самая низкая из них — тысяча рублей. Выйдя из пятого салона, я сообщила Гуне:
— Эх, кажется, не судьба нам — сделать татуировку.
Тут Гуне в голову пришла неожиданная идея:
— Слушай, а что, если скажем, что нас — восемь человек. Это уже будет опт. Получается, нам все сделают за полцены.
— Гунь, ты гений, — обрадовалась я и поцеловала парня.
Вскоре возникла новая проблема. Возник вопрос о том, как ребятам попасть в тату-салон. У Гуни и тут нашлась идея. Правда, в отличие от первой, она была немного безумной. Он решил притащить тату-мастера в часть.
— Ты с ума сошел? Ладно, раз это твоя идея, то и воплощать ее в жизнь будешь ты, — возмутилась я.
— Да не бойся. Все будет нормально. И вообще, ты хочешь татуировку или нет?
— Хочу, и только из-за этого я соглашаюсь на все твои безумные идеи.
Вернувшись в часть, я побежала в чепок, так как из-за долгой беготни по тату-салонам, у меня разыгрался огромный аппетит. Там было тихо и мирно, пока не ввалился Шматко, схватил стул и потребовал:
— Мне нужен ткемальский соус! Понятно?
— Ты с ума сошел? — спросила Эвелина.
— Я еще раз повторяю: мне нужен ткемальский соус!
— Да где я его тебе возьму?
— Оттуда же, где и вешенки, которые шампиньоны. Тебя Смальков когда-нибудьбил по голове стулом?
— Все, успокойся. Какой тебе соус нужен: ткемалевый или соевый?
— Ищи быстро ткемальский соус!
— Ладно, сейчас найду. Пойдем, вместе поищем.
— Не надо впутывать меня в свои авантюры.
Эвелина ушла в подсобку, а Шматко снова заговорил:
— Семейка блин. Вот так, Сань, никому нельзя верить. — а затем вновь крикнул Эвелине. — Ищи ткемальский, свежий, хороший, красный!
Позже я узнала, что Шматко съел салат, который Вакутагин приготовил Староконю, и теперь пытался быстро замести следы своего преступления.
Следующим вечером я задержалась в части, наврав отцу про аврал на работе, ведь сегодня Гуня должен был привести в часть татуировщика. В условленное время я сидела в каптерке вместе с Соколовым и Самсоновым. Вскоре Гуня привел татуировщика.
— Вы чего так долго? — спросил Гагарин.
— Патруль, — ответил Гуня.
— Слушайте, мы так не договаривались. Я замучался по кустам бегать, — начал возмущаться татуировщик.
— Ну что мы можем поделать, если у нас все так строго, — ответила я.
Тут послышался стук в дверь. Татуировщика быстро спрятали в шкаф, а Гуня открыл дверь, за которой оказался Папазогло.
— Тебе чего? — спросил Гуня.
— Товарищ сержант, я выбросил мусор.
— Молодец, и что?
— Просто там были работы, которые вам не понравились.
— Папазогло, мы уже все отобрали. Иди спать, — сказал Гуня, так же, как и мы, уже начиная терять терпение.
— Просто я не хотел говорить, но раз там были рисунки, которые вам, к сожалению не понравились…
Тут Гуня потерял терпение и закрыл дверь, говоря, что когда-нибудь напишет про Папазогло книгу.
Татуировщик вылез из шкафа и начал нас торопить. Я решила, что парни будут первыми. Тут снова раздался стук в дверь.
— Блин, он меня уже достал, — сказал Гуня, думая, что за дверью снова Папазогло. — Слышишь, урод, чего тебе надо?
Но за дверью оказался не Папазогло. Поняла я это по застывшему лицу Гуни, а вскоре ужаснулась, увидев в каптерке отца.
— Что у вас здесь происходит, товарищи солдаты? — строго спросил он, а затем обратился к Гуне. — Урод говоришь? Здесь я могу поспорить.
Потом отец сказал мне:
— Значит, такой у тебя аврал на работе? Александра, быстро ко мне в машину.
— Хорошо, пап, — сказала я послушным голосом.
Полчаса я провела в машине, ожидая когда отец отчитает моего жениха и моих друзей. Когда он наконец появился, то сказал:
— Это ж надо до такого додуматься. Изуродовать свое тело наколками.
— Это я придумала. Ребята просто не хотели меня выдавать. Ну и что плохого, если я сделаю татуировку с иероглифом «Терпение»? Может так я наконец-то стану терпеливее?
— Чтобы быть терпеливой нужна не татуировка, а воспитание, которого я, к сожалению, тебе недодал.
— А что теперь с ребятами будет?
— Ничего, побегают кросс пятьдесят километров. Пускай у них вся дурь из головы выйдет. По-хорошему, и тебе не мешало бы так проветриться, но так, как ты — моя дочь, будешь сидеть в библиотеке безвылазно. Ты хотела аврал — будет тебе аврал. Ладно, поехали завтра поговорим.
На следующее утро я встала шесть утра и приготовила отцу завтрак. Так я поступала всегда, когда косячила.
— Доброе утро самому мудрому и справедливому командиру части и самому лучшему в мире отцу, — сказала я, когда на кухню вошел папа.
— Надо же и завтрак приготовила. Ну и подлиза же ты. Да, пошутил я вчера. Ничего твоему Гунько не будет. Я не такой жестокий, чтобы так издеваться над солдатами. А ты что, и правда поверила, что я заставлю их бегать пятьдесят километров? — спросил отец.
— Да ну тебя, — сказала я и вышла, услышав позади смех отца.
А татуировку я все-таки сделала, хоть и временную.