В руинах (джен)

Вода поднималась так, будто дождевые ручьи со всех окрестностей внезапно хлынули в котлован. Теперь она уже плескалась где-то в районе бедер и продолжала стремительно прибывать. К тому же поднялся пронизывающий ветер, и дождь больше не был теплым и ласковым. Он хлестал в лицо, заливая глаза, и струи были холодными и колючими.

Окоченевшими пальцами я пыталась развязать узлы на удерживающих пленника веревках, но они были затянуты туго и не поддавались. Отстраненно, как будто все это происходило не со мной, я оценила иронию момента: снова путы, и снова под рукой нет ничего, что могло бы их перерезать. Все в мире Яллы было циклично, все повторялось, но каждый раз — по-новому. А ведь мысль о том, что неплохо бы иметь под рукой что-нибудь острое, уже приходила мне в голову в самом начале путешествия. Но, разумеется, я просто отмахнулась от нее.

Сосредоточившись, я терзала веревку, пока мутная вода поднималась все выше и выше. Пленник впал в беспамятство, бормоча какие-то несвязные, только ему понятные фразы, перемежавшиеся его любимым «как так?». Я не вслушивалась, я продолжала ковырять мокрые узлы ногтями и рвать зубами. Зачем это все? Какой в этом смысл? Даже если мне и удастся освободить Кактака, он, скорее всего, все равно не жилец: инфекция слишком сильная. Но эти мысли звучали фальшиво. Бросить его означало бы сдаться. Сдаться означало проиграть. А проигрыш будет фатальным не только для меня, но и для Ниалла, и еще для кучи народа.

Но что я могла сделать? В прошлый раз мне помогла магия, но тут ничего не подожжешь, все слишком мокрое. Мне бы нож. Или еще что-то острое. Или, хотя бы, что-нибудь длинное и тонкое, чтобы можно было просунуть между туго затянутых узлов и, ковыряя, попытаться ослабить их…

Я внимательно осмотрела деревянный столб, к которому был привязан пленник, и, возле самой верхушки, нашла подходящую трещину, от которой можно было хотя бы попробовать отколоть длинную щепку. Но первая же попытка провалилась: древесина оказалась достаточно свежей и прочной. Из-под сорванного ногтя хлынула кровь, окрашивая розовым грязно-серые веревки.

Сунув пульсирующий болью палец в рот, как маленький ребенок, я уставилась на столб и вспомнила, как когда-то обрушила балкон, преграждая дорогу зомби. Моя магия может повреждать непрочные предметы, но здесь это было бесполезным. Невозможно разнести в щепки такую толстую и прочную деревяшку и при этом не навредить привязанному к ней человеку.

Похоже, мне опять потребуется нестандартное и точечное использование магии.

Я выбрала подходящий узел и направила на него поток магии, пережигая волокна один за другим. Вода медленно и неумолимо поднималась. Времени оставалось в обрез.

Тактика подействовала. Теперь пленника удерживали только заведенные за спину и завязанные позади столба руки. Но веревки на них завязывал кто-то очень злой и очень сильный. Запястья были покрыты ссадинами, а пальцы посинели и распухли. Мокрые узлы были затянуты так сильно, и их было так много, что невозможно было разобрать, куда направить магию. Любое прикосновение причиняло пленнику боль: он стонал, морщился, дергался и что-то неразборчиво бормотал.

— Послушай, — я старалась говорить тихо и спокойно. — Стой спокойно, хорошо? Просто не дергайся. Пожалуйста.

Я говорила это, не переставая пережигать и распутывать, но пленник снова рванулся. Одно движение, и веревки затянулись. Все приходилось начинать сначала. Я вздохнула.

— Мне нужно, чтобы ты тоже помогал мне. Иначе мы оба просто утонем здесь. Я понимаю, что тебе очень больно… но потерпи немного, прошу тебя. Еще чуть-чуть.

Вода тем временем подбиралась к талии, и от холода я уже не чувствовала ног.

Где-то на самой периферии зрения мелькнула темная тень, и, вскинув голову, я увидела мрачный силуэт Яллы, склонившегося над ямой. Внезапная вспышка ужаса была похожа на удар молнии, от нее помутилось в глазах, но я с удвоенной силой вцепилась в запутанные и затянутые веревки.

— Он не заслуживает помощи, — раздался голос у меня в голове.

— А это не тебе решать, — огрызнулась я вслух. — Мое дело! Хочу — помогаю, хочу — нет.

— Ты многого не знаешь, — шепнул Ялла, — я покажу тебе.

Яма, дождь и вода исчезли, как будто кто-то резко задул свечи в темной комнате. Вспышка, и я снова стояла посреди развалин.

Сначала мне показалось, что я снова вернулась к стартовой точке моего путешествия по миру Яллы, но в ту же самую секунду поняла, что это не совсем так. Здесь разрушенным оказалось всего лишь одно здание, и катастрофа будто бы произошла вот только что. Мелкая пыль все еще висела в воздухе, раздражала глаза и хрустела на зубах. От нее перехватывало дыхание, щекотало в носу и першило в горле. Закашлявшись, я закрыла рот рукой. Сквозь пыльную завесу ярко-желтый свет из окон домов неподалеку казался призрачным и размытым.

Огромное промышленное здание — возможно, фабрика или ткацкий цех — было разрушено каким-то неизвестным мне катаклизмом. Красные кирпичные стены сложились и рассыпались. Фрагменты механизмов, куски дерева, обрывки ткани — в сумерках все это смешалось в какую-то странную массу, опутанную миллионами нитей, но большинство обломков просто невозможно было опознать.

Битое стекло хрустит под ногами людей, спешащих на помощь. Шипя как змея, из сломанной трубы вырывается газ. Отовсюду торчат металлические балки, погнутые под немыслимыми углами… но не только они. То тут, то там под обломками видны окровавленные конечности. Мелкая серая пыль тонким слоем лежит на обезображенных лицах, как дешевая пудра, и покрывает матовой пленкой мертвые глаза. Наполовину заваленный человек что-то шепчет, едва шевеля искривленными страданием синюшными губами. Его лицо кажется совсем серым и мертвым из-за пыли, только темные дорожки крови или слез тянутся вниз по щекам и шее. Двое людей, ругаясь и поминая всех богов, пытаются вытянуть из развалин орущую от боли женщину. Стоны, крики… Я делаю шаг вперед и тут же шарахаюсь в сторону, когда под ногами раздается гулкий ритмичный стук. Внизу кто-то невидимый мне и полностью заваленный обломками бьет по металлу, привлекая к себе внимание.

Вокруг орут и стонут, рыдают и шепчут, молятся и богохульствуют, спасают и умирают.

Жарко и душно. Собираются тучи. Зловеще рокочет гром, и вдалеке, на горизонте, вспышки зарниц то и дело освещают тяжелые, набрякшие влагой облака. Из распахнутых окон по пояс высовываются зеваки, громко раздавая непрошенные советы работающим. Те хмурятся, но продолжают делать свое дело, обливаясь потом и надрывая спины в попытке голыми руками вырвать выживших из каменных объятий. Красные, блестящие, перекошенные лица спасателей и серые, обреченные — умирающих. Вот двое Хаммеритов используют домкрат, чтобы приподнять массивную стальную балку. Справа — женщина согнулась над изломанным телом, целуя чьи-то мокрые от крови волосы. Слева видны две сложившихся бетонных плиты, из узкой щели между которыми обильно сочится еще не успевшая свернуться кровь. Неподалеку совсем молодая девушка надвое перебита огромным железным колесом — ее пальцы все еще судорожно подергиваются, но глаза уже застыли навсегда, а на лице — странно-умиротворенное выражение, не обезображенное агонией. Человек с отсутствующим взглядом и потерянным лицом сидит прямо на земле: из огромной зияющей раны на его виске скупо сочится кровь, а содранный приторно-розовый кусок скальпа свисает почти до плеча.

Картины, одна страшнее другой, сменяют друг друга и все никак не заканчиваются. Я вижу разорванные пополам тела, размозженные головы и раздавленные конечности, остекленевшие глаза и разинутые окровавленные рты; вижу кричащих, исступленно рыдающих, стонущих, бредящих, умирающих и умерших — все оттенки людского горя передо мной, как на ладони. Мне не нужно даже поворачивать голову: Ялла любезно показывает мне все и всех. Тех, кто, срывая ногти, голыми руками пытается поднять тяжелые обломки, воя и рыча от натуги. Тех, кто бежит на помощь, захлебываясь слезами. И, разумеется, тех, кто, распахнув рот, жадно впитывет чужую боль с безопасного расстояния.

— Хватит, — вою я.

— Осталось недолго, — отвечает бесцветным, блеклым голосом Ялла. — Смотри внимательно.

Откуда-то справа выбегает группа людей. Во главе ее несется Кактак, с керосиновой лампой в руке. Той самой, которой он когда-то светил мне в лицо в подземелье. Такой же, как та, что когда-то стала причиной всех несчастий Тайренна.

О. Нет.

В мире Яллы все циклично.

Да и в нашем, судя по всему, тоже.

Нет, нет-нет-нет, неееет.

Я шагаю в его сторону, чтобы остановить и предупредить, но тут же понимаю, что все это уже когда-то случилось, и повлиять я ни на что не могу.

С отрешенностью приговоренного к смерти я, кусая губы, наблюдаю, как спешащий на помощь Кактак спотыкается, широкой дугой расплескивая горящий керосин на спутанную массу нитей. Он пытается потушить его голыми руками… но кругом так много горючих материалов. Огонь быстро распространяется по развалинам, лишая последнего шанса тех, кто еще мог бы быть спасен, и ускоряя мучительную кончину тех, кому помочь уже было нельзя. Ткани и нити, рулоны хлопка и тюки шерсти, горючая краска и, конечно же, газ из разорванных труб… пламя радостно пожирает все, что попадается ему на пути. Волна жара катится по развалинам, обжигая тех, кто не успел отпрянуть. В считанные минуты место катастрофы превращается в огромную топку.

«Пошли мне дождь! Где же он? Как же так?» — кричит Кактак в небо, сжимая свой медальон.

Но его молитвы не услышаны. Гроза проходит стороной, и такая необходимая вода проливается совсем рядом, но все равно не там, где нужно. Лишь несколько капель падают на дымящиеся, обугленные и ставшие теперь совсем мертвенно-тихими развалины.

— Он не заслуживает помощи, — повторил Ялла. — Я не заслуживаю помощи.

Я бросила быстрый взгляд на тень, которая застыла на самом краю ямы, даже не пытаясь приблизиться и помешать. Ялла на одной стороне прямоугольной ямы, Тайренн — на другой. Потом посмотрела на бледный профиль Кактака, который, уронив голову на грудь, впал в глубокое забытье. Острая жалость уколола сердце.

Так вот почему и Хранители, и Хаммериты не смогли найти следов трагедии, которая могла бы привести к проклятью. Массовая трагедия, которая наверняка была упомянута в истории, произошла в совсем другом месте. А дом торговца специями — вернее, то место, где он позже будет построен — это место тихой, тайной расправы. Убитые горем родственники выместили свою злобу не на тех, кто построил ненадежное здание или нарушил технику безопасности — а на том, кто пытался помочь. Его избили, притащили сюда — может, большинство жертв были из этого района или кто-то просто предложил удобное место подальше от глаз стражи — и оставили медленно подыхать, а потом…

Такое ощущение, что боли и страха, сопровождавших его смерть, было так много, что они обрели свою собственную волю.

А на месте расправы построили дом. Возможно даже, просто залив мертвое тело бетоном.

Я с удвоенной силой вцепилась в не желающие поддаваться узлы. Ялла может говорить, что угодно, но раз он так настойчиво пытается остановить меня, значит, я на правильном пути. Ясно было только одно: проклятье должно быть снято, а Ниалл должен быть спасен. Именно для этого я пришла сюда и именно поэтому делаю то, что должна. Мне сказали исправить то, что неправильно. В моем понимании, самосуд и медленная мучительная смерть в заполняющейся водой яме прекрасно подпадали под это определение. Все остальное меня волновало очень мало. Вернее, не так: вопросы о благих намерениях, устилающих путь всем известно куда, а также об уровне вины и соразмерности наказания можно было оставить на потом. На порассуждать вечером у камина за бокалом вина.

— Это твое окончательное решение? — спросил Ялла. — Вот это — твой выбор?

Вместо ответа я от всей души посоветовала ему отправиться в трещину, хоть и клялась когда-то этого не делать. Странно, но в этом мире он не казался таким страшным, как у нас. Или, возможно, он просто не пытался меня забрать. Кто знает, что творилось у этого монстра в голове или том месте, которым он думал? Я уж точно не могла судить о мотивах и соображениях сверхъестественного существа.

«Каким бы злым и мстительным ни был дух, он все равно подспудно желает упокоиться. Даже если эта мысль похоронена за семью печатями — всегда есть лазейка», — как будто наяву услышала я голос Ниалла. Одна только мысль о нем придала мне сил, и я снова вцепилась в упрямые узлы.

— Нужно ли это тебе? — еще раз спросил Ялла и взмахнул рукой. — Подумай хорошенько.

— Да, Трикстер тебя раздери, — раздраженно ответила я.

Серебристой рыбкой в воздухе мелькнуло что-то металлическое и упало совсем рядом от меня. Нож или еще что-то острое. Не задумываясь, я тут же опустила руку в мутную воду, но дна не нащупала. Пришлось набрать воздуха, погрузиться с головой и шарить по липкой грязи, пока легкие не обожгло огнем. Вынырнуть, отдышаться и попробовать снова. Потом еще и еще. Те, кто когда-нибудь пытались найти оброненный в воду предмет, прекрасно понимают, как сложно это сделать. Мне было легче, ведь здесь не было течения, и далеко его унести не могло, но дно было очень мягким, и я боялась, что нож постепенно будет уходить все глубже и глубже в жидкую грязь. Так оно в итоге и оказалось. Только уколовшись о торчащий кончик, я смогла, наконец, нашарить то, что так яростно искала — небольшой складной ножик.

Перерезав веревки, я подхватила начавшее оседать тело. Оно оказалось неожиданно легким, но я все равно не представляла, как буду карабкаться наверх по почти отвесному, скользкому от дождя склону, да еще и таща при этом бесчувственного мужчину. Ялла все еще стоял на краю ямы, не делая больше никаких попыток переубедить или помешать. Казалось, он то ли принял какое-то решение, то ли молча согласился с моим. А вот Тайренн просто спрыгнул вниз, подошел к нам — сквозь воду, не тревожа ее — и коснулся Кактака. Тот открыл глаза.

Тайренн не сказал мне ни слова, но протянул Кактаку руку — и, взявшись за нее, тот тоже стал призрачным и полупрозрачным. Я больше не могла ни слышать его, ни разговаривать с ним.