Хонока (джен)

Худшие новости приходят три недели спустя: Третий Цучикаге находится в Кусу.

Минато в очередной раз устанавливает барьер приватности в их палатке. Хонока сидит за столом и пьет чай с Сенсеем, пока они ждут, когда все придут.

У нее все еще иногда возникает странная тяга к кофе Комори, что, вероятно, больше связано с количеством опиума, которым он постепенно накачивал ее в течение недели подряд, чем с содержанием кофеина. Обычный кофе просто не помогает, а запаха достаточно, чтобы вызвать у нее тошноту.

Не то чтобы ей нужен кофе, чтобы оставаться продуктивной, когда она почти ничего не делала после инцидента. Какаши был приклеен к ней все это время, а Торифу наблюдал за ними, пока они выполняли черную работу, такую как копание отхожих мест или чистка ведер с картошкой.

Какаши ни разу не пожаловался, и Хонока чувствует себя обманутой. Она хочет, чтобы он потерял терпение и потребовал чего-нибудь более возбуждающего, чем чистка овощей. Они не будут слушать ее, когда она говорит, что ей скучно.

Иноичи, Чоза и Шикаку прибывают первыми, Иноичи тащит своих товарищей по команде через барьер за обе руки.

Минато не разобрался с печатью, которую она наложила на руки Иноичи и Фугаку. К счастью, это сходит на нет в тот момент, когда Минато снимает барьер приватности. Он также появляется снова в тот момент, когда он настраивает его заново, что дает бонус в виде уведомления Иноичи и Фугаку о встречах без необходимости говорить им что-либо заранее. Она хотела надеть по одному на руку каждому, но Минато подошел и сказал, что существует неопределенная связь между печатью "ключ", которую она сделала, и печатью барьера, которую он сделал. А потом он рассказал о негативном и позитивном взаимодействии между обычными тюленями, и никто больше не хотел позволять ей пробовать. Бу.

Хонока замирает. Прибытие трио Иносикачо предвещает массовую смену настроений, быстро распространяющуюся по пограничному лагерю. Страх, густой и маслянистый, и ужас такой пронзительный, что она может попробовать его на вкус.

“Что случилось?” — спрашивает она.

Шикаку прочищает горло, чтобы заговорить, но в этот момент врывается Фугаку, который отвечает ей.

“Третий Цучикаге находится в Куше. Он уничтожил больше половины шиноби Куши в одной битве.” Он делает глубокий вдох. “Мы сами потеряли сто сорок девять шиноби. Целых три эскадрильи, и в живых остался только один.

Сэнсэй ставит свою чашку с чаем и замолкает абсолютно, без эмоций и всего остального. Минато зачесывает волосы назад, чувствуя то, чего Сэнсэй не позволяет себе чувствовать: вину.

“Я полагаю, это возмездие за мои действия и действия Минато ранее в этом месяце”.

Он винит себя. Хонока толкает его колено ногой под столом. Ей приходится ткнуть пальцем ноги в заднюю часть его икроножной мышцы, чтобы привлечь его внимание. Наконец он смотрит в ее сторону, и она качает головой. Это не его вина. Она встречается взглядом с Минато, который неловко наполовину кивает-наполовину пожимает.

“Более вероятно, что у них проблемы с поставками”, — ворчит Шикаку. “Куса был беспощаден с ними с тех пор, как Фудзимаса Наотаки занял пост дайме, и, по-видимому, в этом сезоне на северо-западе был упадок. Им не на что больше опереться — либо вперед, либо никуда”.

Голод. Эта война вызвана нехваткой продовольствия. Разве не странно, что она не знала этого раньше? Хонока прочищает комок в горле.

Какаши врывается в палатку с Гаку и Чайро, над которым ранее издевались, заставляя пойти в палатки для купания с дуэтом Инузука. У него с собой настоящий ключ от барьера — клочок бумаги со сложным почерком на нем.

Его волосы все еще насквозь мокрые, падают на лицо и глаза — за исключением петушиного хвоста сзади, который каким-то образом стоит торчком, несмотря на то, что он такой же мокрый. Он полностью одет (слава богам), несмотря на то, что спешит вернуться в палатку среди хаоса снаружи.

“Чувак, там снаружи какое-то безумие!” Гаку лает, затем набрасывает полотенце на голову Какаши. “Высуши волосы, щенок. В воздухе чувствуется прохлада.”

Какаши нетерпеливо вытирает полотенцем волосы, для пущей убедительности еще раз встряхивает их и завязывает хитай-ате. Его волосы взъерошиваются, и она почти смеется.

“Они говорят, что Ива продвинулась на восемь километров”, — сообщает Какаши. “И что они продвинут еще восемь в течение недели. Все в панике.”

Иноичи кивает — щеки почти впали от его нервной энергии.

“Разведывательный отдел хочет, чтобы я использовал технику передачи сознания для мониторинга ситуации”.

“Не то чтобы это принесло нам какую-то чертову пользу”. Шикаку фыркает. “Это Оноки из-за Выброса Пыли. Если мы не сделаем что-нибудь, что заставит его отступить, нам всем крышка”.

Она хочет сказать, что он настроен пессимистично, но у Шикаку есть чувство соотношения риска и награды, а Третий Цучикаге — это риск без награды ... как бы его ни рассматривать.

“Торифу направляется сюда”, — ошеломленно говорит она.

Минато ждет у входа в палатку, чтобы впустить его, покусывая ноготь большого пальца.

Никто больше не произносит ни слова. Фугаку направляется прямо к заварочному чайнику и наливает себе чашку несвежего чая, дуя на него, пока он снова не закипит. Какаши садится на краешек ее стула, успокаивающе соприкасаясь с ней плечами. Хонока сглатывает.

Оноки пятьдесят пять лет — старший шиноби с большим боевым опытом, чем почти у любого живущего сегодня. Единственный шиноби в мире, который мог бы сразиться с ним и надеяться выжить, — это их Третий хокаге — и даже в этом нельзя быть уверенным.

“Как бы мы заставили Оноки отступить?” — спрашивает она Шикаку.

“Сражаться с ним напрямую — это не вариант”.

“Да, я поняла это”, — отвечает она. “Но зачем ему отступать?”

Шикаку задумывается. “Он безжалостен, но он заботится о своей деревне больше, чем большинство шиноби — больше, чем большинство каге. Если бы он не смог оправдать это нападение потерей своих людей, он, вероятно, развернулся бы обратно.”

“Нанести ему такие ошеломляющие убытки, что он сдастся?” Фугаку хмурится. “Это никогда не срабатывает. По крайней мере, ненадолго.”

“Что, если мы сделаем цель его предвыборной кампании спорной?” — спрашивает она. “Он охотится за ресурсами и землей, которая их производит”.

Фугаку бросает на нее строгий и разочарованный взгляд.

“Ты предлагаешь нам выжечь почву? Скучали ли вы по полям с корнеплодами, растущими всего в двадцати километрах отсюда? Деревни, ответственные за их выращивание? —”

Она сердито смотрит на Фугаку за то, что тот предположил худшее.

“Это не то, что я имел в виду. Перевал Нагакури в настоящее время необитаем. Почему бы не предложить это Iwa в обмен на соглашение о прекращении огня?”

Шикаку насмехается над ней.

“И что, другие страны обнюхали наши границы в поисках новой халявы?”

“У других стран нет Оноки Выброса Пыли, о которых стоило бы беспокоиться".

“Нашего дорогого "Хокаге" никогда нельзя было убедить сделать такое предложение”. Сэнсэй невесело усмехается. Он никогда не называет Сарутоби Хирузена по титулу — это всегда Сарутоби-сенсей, поэтому она полагает, что он имеет в виду Данзо.

“Тогда не спрашивай хокаге — принеси это прямо дайме”.

Шикаку качает головой. “Это не сработает. Дайме хочет потерять землю не больше, чем Данзо.”

Она хмурится. Похоже, жадные старики из всех слоев общества.

“Торговое соглашение? Экономика отстой, но у нас нет дефицита продовольствия — предлагать сыпучие продукты вместо неочищенной руды?”

“Опять”, — говорит Шикаку. “Другие страны пришли бы за подачками”.

“Тогда позволить им? Кири нужна древесина, а мы любим рыбу. Я уверен, что есть что-то, на что Кумо или Суна обменяли бы ”.

“Все не так просто, Хонока-тян”, — говорит Торифу, когда Минато впускает его в палатку.

“Почему бы и нет?”

“Ага”, — фыркает Какаши. “Почему это не может быть так просто?”

“Потому что шиноби ненавидят делиться чем-либо, дети”, — фыркает Фугаку.

“Да, у нас, шиноби, настоящая проблема с накопительством”, — продолжает Гаку.

Хонока хмуро оглядывает палатку.

“Ну, это просто глупо. Кто-нибудь вообще пытается достичь ‘мира народов’ еще?”

Минато стонет. “Пожалуйста, не цитируй Мадару. Это плохая примета — без обид, Фугаку-сан.”

“Не обижайся”. Но одна бровь Фугаку медленно ползет вверх. “Откуда ты вообще это услышал? Я думал, Академия прекратила преподавать эссе Мадары?”

Она пожимает плечами. “Фубуки-оба-сан, позвольте мне прочитать их”.

“Правильно”. Легкая улыбка появляется на обычно опущенных губах Фугаку. “Я забыл, что ты на самом деле дружишь с Обито, когда не пытаешься оторвать ему руки”.

Торифу прочищает горло. Она замечает, что он держит в руке свиток, почти скрытый его большими пальцами.

“Сообщение от ‘Хокаге", Орочимару”.

Торифу передает свиток сенсею, и Какаши натягивает маску на нос, нюхая ее. Он получает строгий взгляд от Торифу и удивленный от Сэнсэя.

“Это пахнет не как Сандайме-сама”.

Сэнсэй бросает один взгляд на свиток и свирепеет.

“О, это от нашего дорогого "Хокаге", без сомнения”.

Гаку подходит к Сэнсэю, засунув руки в карманы и сморщив собственный нос.

“Ты уверен, что мы должны открыть это здесь? Может быть ловушкой.” Он встает между креслом Сенсея и ее креслом, блокируя ее и Какаши.

Фугаку стоит прямо за ним и выдвигает стул, на котором они с Какаши сидят, на середину палатки. Она протестует.

“Отойдите, Хонока, Какаши”. Активируется обычный шаринган Фугаку. “В этом свитке есть что-то подозрительное”.

Она встает, и Фугаку толкает ее обратно вниз, крепко прижав палец к защитному стеклу на лбу.

“Фугаку-оджи-тян-н”, — скулит она. “Я тоже хочу это увидеть!”

“Твои глаза не для того, чтобы видеть то, что делают мои, малыш. Садись.”

Она надувает губы и скрещивает руки на груди, при этом толкая Какаши локтем в бок (случайно!). Он даже не жалуется. Она устала от того, что взрослые в ее жизни выбирают, когда с ней и Какаши обращаются как со взрослыми. Что в последнее время случается нечасто.

“Это опасно?” — спросил я. Минато спрашивает? “Я мог бы сделать для этого барьер?”

Сенсей постукивает свитком по столешнице, прислушиваясь к издаваемому им звуку. Она не уверена, к чему он прислушивается, но он удовлетворен тем, что слышит.

“Это достаточно безобидно — хотя я ожидаю, что его послание таковым не является”.

Сэнсэй открывает свиток и молча читает. Хонока ждет. Долгое мгновение ничего не происходит.

И тут у Сэнсэя идет кровь из носа.

“Сэнсэй?!”

Никакого ответа. Он бросается вперед, и Минато ловит его.

Она ныряет.

Она выбегает на пляж бегом. Сэнсэй уже по плечи в воде и неуклонно погружается все глубже. Она скользит по стеклянной поверхности и падает на колени, хватая сэнсэя за воротник.

Он перестает тонуть, но она вообще не может его вытащить.

“Сенсей...!” — кричит она, но его глаза пусты — совершенно пусты — видны только белки его глаз. Она хнычет. “Давай, Сэнсэй, просыпайся!”

Внезапно появляется Иноичи.

“Хонока-кун! Что происходит?”

Она все еще цепляется за воротник бронежилета Сэнсэя, и он не погрузился глубже, но становится тяжелее.

“Печать где-то там, внизу ...! И это пытается затащить Сэнсэя под… помоги мне вытащить его!”

Иноичи опускается на колени с другой стороны от Сэнсэя, хватает его за воротник и тянет. Ничего не происходит.

“Нам нужно как-то разбудить его...!” Брюки Иноичи. “Это было бы намного проще, если бы он также сознательно боролся с этим ...!”

“Сэнсэй, ПРОСНИСЬ!” — кричит она. Иноичи морщится. Сэнсэй не шевелится.

Сэнсэй проскальзывает глубже, и она подавляет свой полный ужаса крик.

“Иноичи-сан, сделайте что-нибудь! Он ускользает!”

“Я пытаюсь, но этот тюлень гладкий, как стекло, и скользкий, как лед! Я не могу как следует ухватиться за это!”

Сэнсэй начинает быстро погружаться, и их хватки соскальзывают с его воротника. Она хватается за обе стороны его лица и рыдает.

“Сэнсэй! Проснись, пожалуйста...!”

Ее пальцы соскальзывают, и Сэнсэй исчезает под темной поверхностью.

Дневное небо сменяется ночным без утешения в виде луны или звезд, и клубящийся лавандовый дым от "нексуса" Сенсея рассеивается. Скорбь расцветает в Иноичи — из-за нее.

“Хонока-кун... Нам нужно уходить”.

Она смотрит на свое отражение, неясный силуэт в темноте; статичный эйгенграу на блестящем черном. Светящиеся голубые и ярко-красные глаза смотрят на нее в ответ; ждут, наблюдают — желая, чтобы она пошевелилась, пока не стало слишком поздно.

Она пробивает ладонью поверхность — не обращая внимания на ощущение, что ее руку словно раздирают на куски, — и проталкивается сквозь сиропообразное сопротивление. Затем она тянет.

Когда он возвращается, свет ослепляет.