Хрупкое счастье хранят дневники (гет)

Понедельник, окончание записи 2 сентября

Когда уроки закончились, я выскочила в коридор чуть ли не раньше всех. Я знала, где сейчас можно найти М-21, потому что он часто патрулирует школу, ходя по одному и тому же маршруту. Мы действительно столкнулись на лестнице последнего этажа, и я бросилась ему на шею с объятьями. Он этого не ожидал, но радостно прижал меня к себе, почти не опасаясь, что нас может кто-то увидеть. Но такая перемена в моём настроении не могла не показаться ему странной. Всю ночь я словно бы была не в своей тарелке, а утром мы слишком торопились, чтобы успеть в школу. Я была нервной и раздражительной, и М-21 вполне мог решить, что я очень недовольна нашей совместной ночёвкой. А ведь недовольство — это совсем не то слово, которым можно описать тот длинный путь, который я прошла в осознании и принятии наших отношений меньше, чем за сутки. Но кто знает, что он там себе мог надумать?

Так что я обняла его со всей горячностью виноватой возлюбленной, надеясь, что так вселю в него и радость, и уверенность в наших отношениях.

— Что, удачный день получился? — спросил он, улыбаясь моей непосредственности. — Ты чего какая резвая?

— Рада тебя видеть, — ответила я честно. — И хочу сказать, что ты самый классный парень на свете!

М-21 счастливо улыбнулся и ткнулся носом в мой нос. Не знаю, что он хотел такое изобразить, может, поцеловать собирался, но застеснялся. А может, это его какой-то личный особенный жест. И это мне ещё предстоит выяснить, потому что у меня для этого всё время мира есть. «Вот как! А как же я?» — послышалось тут у М-21 в гарнитуре — ну и одновременно где-то на пролёт ниже, чем мы стояли. Мы с М-21 тут же сконфуженно расцепили руки и чуть разошлись. Но всё равно нас застукали, и поздно было что-то менять. Впрочем, я быстро догадалась, что это Тао, так что угрозы нет. Но М-21 о наших разговорах по душам с Тао ничего не знал, поэтому ощутимо напрягся и виновато взглянул на меня. Но в чём тут его укорять? Что гарнитуру не выключил? Ну так я же на него в рабочее время наскочила, когда бы он успел?

— А ведь я предупреждал, — театрально вздохнул Тао, поднимаясь к нам. — Научитесь быть ну немножечко осмотрительнее, ребят! Иначе все будут в курсе вашего романа.

М-21 выступил вперёд, словно хотел создать преграду между Тао и мной. Но тот усмехнулся и потрепал М-21 по плечу. И его совсем не беспокоило, что М-21 весь словно ощетинился от этого прикосновения.

— Она тебя правда любит, — сказал он запросто. Потом повернулся, чтобы спуститься и продолжить обход. — Раньше я сомневался, а теперь понял. Вы друг другу подходите, только не палитесь так сильно!

— Что ты имеешь в виду? — спросил М-21, спускаясь следом.

— Юна знает, расскажет, если пожелает, — легкомысленно пропел Тао и ушёл.

Тогда М-21 требовательно повернулся ко мне. Он очень красиво стоял на лестнице вполоборота, в мягком солнечном свете, запутавшемся в вечно торчащих волосах. Я стояла выше, поэтому протянула руку и провела по этому солнечному лучу, как будто и правда могла его коснуться. Если рассказать, не исчезнет ли этот лучик света? Тао же предположил, что если бы я призналась М-21, что видела тот сон, то я бы его потеряла. Но он же словно бы подвёл меня к этому разговору. Что, шансы и вероятности уже изменились?

— Он имел в виду, — сказала я, тщательно подбирая слова, — что сомневался во мне. Думал, что я вижу только вашу крутизну и не отдаю отчёта, кто вы, что делаете и чем рискуете. А вот недавно я его переубедила.

— Это как же ты ухитрилась? — поразился М-21 и поднялся на одну ступеньку со мной. И я поняла по его реакции, что пусть М-21 и считается самым упёртым в доме директора Ли, но и Тао переспорить — задачка не из лёгких. И правда, если подумать. Как переубедить того, кто лучше всех прочих просчитал все варианты и видит картину целиком, в отличие от тебя?

И тогда я решилась.

— Ты ведь, наверное, понял, что я видела тот твой вчерашний сон, — сказала я, и он вздрогнул, как будто я без предупреждения попыталась выдернуть ему больной зуб. — Всё самое страшное, что ты прошёл и пережил, я уже испытала. Раз так, всё, что нас ждёт дальше, будет лучше.

— Ты правда так считаешь? — спросил он опасливо. Но увидел только мои ярко блестящие в солнечном свете глаза — и никаких сомнений или страха на моём лице. Я кивнула. — Хорошо, но Тао-то тут при чём? — спросил он, ещё до конца не осознав, как боялся этого разговора. Пока ещё не смея радоваться, что он прошёл так безболезненно.

— Ну, он просто за нас с тобой переживал, вот мы с ним и поговорили, — просто сказала я, и М-21 вытаращил глаза. Ничего себе его Юна горазда важные вещи обсуждать с каждым встречным! Но вообще-то мы оба хорошо знаем, что Тао не кто попало.

— Теперь наши отношения официально признаны главным аналитиком этого города, — развёл руками М-21, делая попытку отшутиться. Но на самом деле я видела, как он взволнован, и ему абсолютно незачем было это скрывать, как и мне — утаивать от него всякие важные вещи.

Домой мы возвращались не то чтобы вместе, а все вместе. Я шла в одной стайке с одноклассниками, М-21 — чуть поодаль с Тао и Такео. Но я всё равно чувствовала присутствие М-21 совсем рядом, в моих мыслях. Его шаги сделались какими-то более лёгкими и уверенными, чем были. И, может быть, чуть ли не впервые в жизни, он глядел не только на плитки и асфальт, по которым мы шли, а больше — по сторонам, радуясь пестроте сентябрьских клумб, откуда даже ветер и наводнение не смогли прогнать буйные краски цветов.

Вторник, 3-е сентября

А ночью я видела сон, воспоминание М-21 о прошлом, но совсем не такое, как то ужасное позавчерашнее. Оно казалось прямым продолжением той солнечной прогулки среди друзей по цветущим сеульским улицам. В этом сне чувствовалась такая же лёгкость, как в походке М-21, у которого на душе явно полегчало. Ну… не с самого начала сна — и насколько для М-21 это вообще возможно. Но всё же… воспоминание правдивое, и были даже в прошлом моего любимого вот такие светлые моменты.

Почувствовав знакомое ощущение, предшествующее долгим и мучительным часам чередующихся боли и затишья, М-21 привычно, одним кивком, дал знать М-24 и отправился на уже знакомый небоскрёб. Они уже бывали в этом городе, и даже в этом районе. Помнится, это был первый раз… вернее, второй, но первый застал его прямо где-то на городских улицах, а тогда он поднялся на крышу, ища хоть какого-то убежища. Воспоминания были самые отвратительные, и М-24 молча пожал плечами, угадав направление, выбранное напарником. Но его логику понял: незачем искать новые места, когда есть проверенные старые. Кроме того, кто говорит, что в этот раз всё будет не так же плохо?

Они сидели и вяло о чём-то трепались, ожидая первого приступа. М-21 уже научился жить по своему графику. Довольно точно он мог предсказать, когда всё начнется и сколько будет продолжаться. Впрочем, в последнее время он снова стал ошибаться, и приступы ощущались не так, как раньше. Но на восстановление тоже уходило меньше времени, поэтому они с М-24 смотрели на эти изменения со сдержанным оптимизмом.

— Начинается? — по едва уловимой гримасе угадал М-24, пристально следивший за его лицом.

Побледневший М-21 кивнул и стянул с себя пальто. Ещё одно ставшее уже привычным движение. Перед глазами всё расплывалось, и М-21 аккуратно лёг на плиты, успешно заменяющие ему больничную койку. Уже несчётное количество раз он лежал вот так. Пытался вести счёт — сбился, слишком много раз ему становилось безразлично или он терял сознание. Это выученное наизусть ощущение, где же оно? Как он это всегда делал, М-21 положил перед глазами часы. Маленькие, детские, пластмассовые. На них был схематично изображен какой-то яркий герой мультика, которого они, разумеется, не знали. Эти часы с трудом застёгивались у него на руке, и то только потому, что он проковырял в резиновом ремешке лишнюю дырку для застёжки и потому, что его запястье было таким небольшим в обхвате… Если кто увидит в таких часах — засмеют, но на большее у них денег не хватило. Украсть нормальные тоже как-то случай не представился.

Прошло уже полчаса. Ощущение не уходило, но и не разрасталось волнообразной болью. Да что ж такое-то? М-21 сел, потом поднялся. М-24 тут же рыпнулся к нему, но М-21 поднял руку в останавливающем жесте.

— Чего ты? Тебе что-то нужно?

— Я устал лежать, немного похожу.

Голова была как будто не на месте, и М-21 приходилось мысленно искать какую-то точку, чтобы за неё зацепиться, не дать себе соскользнуть в это вращающееся внутри ощущение. Походив немного и размяв ноги, он подошёл к краю крыши и почувствовал, как кто-то (ну что за глупое «кто-то», и так понятно, что это М-24) его придерживает.

— М-м? — не оборачиваясь, отреагировал он.

— Страхую тебя, — раздражённо подтвердил М-24. — Шёл бы ты лучше от края, а?

— Да в норме я, — ворчливо откликнулся М-21. Его, как и обычно, манил самый краешек небоскрёба.

— Всегда так говоришь, а потом что?

Ну да, тут товарищ был прав. У М-21 было идеальное чувство надвигающейся опасности. Жаль только, срабатывало, когда что-то менять было уже поздно. Иногда надо быть чуть-чуть осмотрительнее или расчётливее… но в этот раз он просто знал, что всё будет нормально.

— Обещаю вниз не прыгать и не падать, можешь отпустить.

Как же, отпустит он.

— Сам же говорил, что у тебя голова всё время кружится?

Ну да, говорил. Но он контролирует своё состояние. Вздохнув, М-21 отошёл от края. Он помнил, что М-24 высоту не любит, хотя за время, проведенное на небоскрёбах в нескончаемом дежурстве рядом с М-21, немного к ней попривык.

Да что ж такое-то? Где этот приступ? Сколько ещё ждать? М-21 снова закутался в плащ, потому что уже замёрз. Обычный подогрев неконтролируемой трансформации никак не включался. Скучающим взглядом М-21 скользил по плитам, по рукам, по крыше соседнего небоскрёба. Вверх и вдаль старался не смотреть: становилось плохо. «Сколько ещё ждать?» — в сотый раз повторил он. Он привык ожидать боль, но сегодня его бесило, что всё пошло не по сценарию.

Когда часы показали четыре часа утра, М-21 со стоном откинулся назад. М-24, начинающий задрёмывать, тут же скинул сон и подскочил к напарнику.

— Началось?

М-21 лежал, раскинув руки и зажмурив глаза. Губы были растянуты в широченной улыбке. Не такой, какой он прячет боль или ненависть. А в нормальной, счастливой, и выглядящей неестественно в этих условиях.

— М-21?

Он перевернулся на бок и закрыл лицо руками. М-24 заметил, что тело напарника дрожит.

— Ты чего? — он стал отнимать руки М-21 от лица. — Ты… плачешь?

М-21 недовольно сверкнул мокрыми глазами, от чего эффект получился какой-то необычный, рукавом вытер лицо, а потом сказал подрагивающим, счастливым голосом:

— Всё прошло… понимаешь? Я… я справился, мы справились… приступа не будет… всё прошло!

— Ты уверен?

— Почти на сто процентов!

М-24 неверяще смотрел в его всё ещё слезящиеся глаза… Только не плакать, надо быть мужчиной! Но такого облегчения и счастья он не испытывал никогда в жизни.

— Мы должны отпраздновать! Прямо сейчас! Найдём круглосуточный магазин!

— Тебя разве не тошнит? Ты говорил…

— Да! Но от голода… сколько у нас денег? Сегодня я готов проесть их все! — чуть-чуть подумав, он добавил: — Так что с твоей стороны будет очень умно все их мне не давать!

* * *

Сегодняшний день прошёл гораздо спокойнее. Последствия наводнения нашей школы и моей семьи не коснулись, а моя отлучка из дома и вовсе прошла безнаказанной. Мама, конечно, пожурила меня, что я с самого начала не предупредила, что пойду ночевать к Суйи. Да ещё и не взяла с собой никаких вещей, так что «всё-то пришлось у Суйи просить, неудобно же»! Но вообще моя история никаких подозрений не вызвала. Наверное, потому что отговорку я нашла и правда убедительную. Мы же раньше постоянно ходили на ночёвки друг к другу, это просто в последние пару лет вообще некогда. Мама ещё и порадовалась за нас, что мы продолжаем так хорошо дружить и находим друг для друга время.

Мне, разумеется, стало стыдно вдвойне: и маму обманула, и Суйи использовала, да ещё и так, что другие считают меня хорошей подругой. Ужас же! С другой стороны, я сберегла такое хрупкое равновесие между мной и М-21, что это действительно дорогого стоило. Но для себя решила, что «дорогого» не значит «чего угодно». Больше за счёт друзей я свои проблемы не решаю.

Суйи меня поймала на перемене и утащила на лестничный пролёт между вторым и третьим этажом, где мы, бывает, встречаемся, чтобы поговорить так, чтобы нас никто не отвлекал.

— Ну и где же ты была на самом деле? — предсказуемо поинтересовалась она. Странно, что ещё вчера не написала мне и не спросила. Наверное, была слишком занята с этими обращениями, а потом с пропущенными уроками, которые пришлось навёрстывать.

Я честно назвала район, куда ездила, и Суйи начала допытываться, что я вообще там забыла. И правда, гулять там особенно негде, ну или мы просто подходящих мест не знаем, да и опасно там как-то. Пришлось сознаться, что ездила я не гулять, а на выставку. А потом пошёл дождь, вот и побежала прятаться от наводнения…

Я слишком быстро пролетела пункт с выставкой, но Суйи вернула меня на место, требовательно спросив: «А с кем ты туда ездила? Сама, что ли?» Понятное дело, я не могла сказать, что с семьёй, иначе всё моё сложное алиби превратилось бы в бессмыслицу. Но и признаться, что с охранниками… Нет, как-то слишком это рискованно! Пусть Суйи меня и подначивает ближе общаться с М-21, но она же не верит на самом деле, что из этого что-то получится. Если рассказать ей правду, наверняка она будет против. Или вообще решит, прямо как Тао во время того звонка, что у нас с М-21… интрижка… связь… или как это назвать-то? Короче, не хочу я, чтобы Суйи меня посчитала таким человеком!

— С-сама… — пробормотала я неубедительно, но Суйи была занята своими какими-то мыслями, поэтому лжи в моём голосе словно бы не заметила.

— А-а, — протянула она, — понятно.

Это «понятно» повисло в воздухе, как тяжёлая дождевая капля, свешивающаяся с листа. Но вслед за любым дождём тучи расходятся и сияет солнце, так что я решила, что этот вопрос исчерпан. Потом мы с Суйи пошли в столовую, и она меня всю оставшуюся перемену с интересом расспрашивала о том, что я видела на выставке, и просила показать фотографии. Я ей надавала советов о том, как лучше фотографироваться с каким экспонатом, чтобы его было хоть как-то видно, рассказала о странных формах современного искусства, которые её ничуть не удивили — похоже, она чаще бывает на таких мероприятиях, чем я, а потом мы договорились, что в следующий раз обязательно поедем куда-нибудь вместе. А для этого я должна Суйи предупредить заранее, если куда-то соберусь.

Но будет это уже после съёмок Суйи. Сразу после школы она поехала на место встречи со съёмочной группой и в ближайшие несколько дней учёбу пропустит. Они снимают где-то за городом, неудобно постоянно ездить туда-сюда. Мы с ребятами пожелали ей удачи, но вместе с тем — повозиться подольше, чтобы оттянуть возвращение в школу. Суйи иронически усмехнулась, сказала, что ничего-то мы в работе не понимаем, потом дружески пихнула отстаивающего свою правоту Шинву в бок, и удалилась к машине, которая её уже поджидала у ворот.

А помимо этого школьный денёк был привычно монотонным, потому что всё вернулось на круги своя. На этот раз все учителя смогли добраться до школы, так что больше красивых охранников на замене мы не видели. Весь класс вздыхал по этому поводу, тем более, теперь на наши головы свалилось ещё больше контрольных, раз уж мы вчера вынужденно что-то пропустили. Я рассеянно катала карандаш пальцем по парте в надежде найти хорошие формулировки для сочинения, но пришлось писать всякую банальщину. Ладно хоть, мои соседи старательно учили перед уроками всякие цитаты, так что я без труда смогла выбрать из них самые подходящие! А что? Берёшь и подключаешь свой разум как будто к хранилищу ценных знаний, составленному целым классом! Даже жаль, что такое богатство собрать воедино могу только я… А, нет. Ещё Рейзел. Мне кажется, он тоже мог бы спокойно выбрать из всех наших мыслей самые достойные и записать. Другое дело, что он никогда ничего не пишет. Только размышляет.

Среда

Мне абсолютно некогда было записать вчера, как мы сходили в гости к директору, потому что я только-только дописала, наконец, все предыдущие записи. Очень сложно успевать во всех подробностях отмечать всё, что в жизни происходит! Иногда мне жаль, что я не умею создавать тексты силой мысли. Ведь она словно бы приходит в голову мгновенно, а чтобы её выразить, можно провозиться минуту или ещё дольше.

Ну так вот. В гостях были: 1) замечательное угощение, 2) сила самоубеждения господина директора, 3) игра в «Твистер».

С едой всё понятно: мы притащили с собой кучу вредных вкусняшек, а нас уже традиционно поджидал пир. Я даже не знаю, как в нас влезает такое количество еды, но у меня чувство, что надо бы собирать со всех гостей деньги на еду, как перед школьными поездками. Франкенштейн же разорится на таких посиделках! Я знаю, продукты стоят не очень дорого, но если покупать их по столько и каждый день, то итоговая сумма получается на удивление… громадной. Нет-нет, это не опасения директора и не мысленные укоры кого-то из благородных. Они о деньгах вообще не думают… а зря.

А потом был, собственно, замечательный образчик самоконтроля от Франкенштейна. Нет, буквально! Мы как раз доели нашу вкусную еду и уговорили охранников вместе с нами поиграть в настолки. Хотели сразу в «Твистер», но после еды во всяких неудобных позах по полу не поползаешь, так что мы начали с более безобидных вариантов. Грязная посуда тем временем устрашающей грудой перекочевала на кухню, где и осталась стоять в ожидании того самоотверженного смельчака, который вместо игры примется за мытьё… Таких не нашлось. И даже выразительные взгляды директора ничего не изменили. Ну не может Такео отказать Шинву с Икханом, которые чуть ли не умоляют его сыграть с нами! М-21 наглости не занимать, и потом, он хочет хотя бы во время игры со мной поболтать так, чтобы не вызывать никаких подозрений… Так что грозные взгляды Франкенштейна отскакивают от покерфейса М-21, не нанося ему никакого урона. Кертье куда-то исчезли с молниеносной скоростью сразу после ужина, а Тао… нет-нет, где это вы видели, чтобы Тао посуду мыл? У него, между прочим, в контракте написано, что он развлекает гостей, а не тарелки оттирает, и на этом его обязанности заканчиваются! Что за контракт? Ну тот самый, который он директору в стопку других подобных бумажек подсунул, когда школу ремонтировали… Он подозревает, что Франкенштейн всё-таки читает всё то, что он подписывает, но это уже не так и важно. Подпись-то на его документике всё равно стоит, а осознанно поставленная или нет — это уже мелочи.

Короче, у всех сразу нашлись какие-то мысленные и высказанные выразительными взглядами отговорки. Франкенштейн постоял-постоял со сложенными руками, хотел было припугнуть своих домочадцев, а потом его взгляд переместился на нас… И так что-то приятно стало на душе от того, с каким оживлением мы перемешивали и раздавали карточки, напоминали друг другу правила игры и заботливо отсчитывали Рейзелу золотистые жетончики, похожие на монетки, что не поднялась у Франкенштейна рука разрушить нашу идиллию.

— Господин директор, — позвала в этот момент я, увидев, что он одиноко стоит в стороне, — а может, и вы с нами поиграете?

У него в мыслях шевельнулось удивление, и я с лёгкостью поймала эту мысль за хвост, тут же чуток смутившись. Ой, оказывается, я настолько осмелела, чтобы указывать директору, что делать? Обычно же Шинву у нас таким грешит! Но Франкенштейн вовсе не сердился на мою распущенность, он просто не привык, чтобы лично я с ним вот так запросто общалась. Я же чаще молчу или разговариваю с друзьями, но не со взрослыми. А ещё у него возник соблазн и впрямь присоединиться к нам, но… Образ устрашающей башни из тарелок в его сознании всё-таки перевесил, и Франкенштейн слегка улыбнулся и решил, что «вынужден отказать». А потом с неохотой удалился.

Так получилось, что я пошла следом (я просто телефон в коридоре забыла) и увидела, как именно Франкенштейн собирался мыть посуду. А начал он свой трудный путь вовсе не с кухни, а тоже с коридора. Подошёл к зеркалу, вгляделся в отражение, поймал зрительный контакт с самим собой, и тут его аура ощутимо проступила тяжёлыми сиреневыми всполохами. «Ну и что, если там целая гора? — строго спросил он своего двойника. — Я сказал всё отмыть и не буду повторять дважды! Вперёд и с песней!»

Я этого, разумеется, не видела своими глазами (я вообще поспешила ретироваться), но в голове у меня тут же промелькнула картинка, как в глазах отражения зажглись сиреневые искорки, а потом оно улыбнулось спокойно и дружелюбно. И настоящий Франкенштейн уверенной походкой удалился в кухню, где споро принялся за дело, насвистывая себе под нос что-то позитивное. И вот это тот же самый человек, который с ужасом оценивал примерное время, которое должно было уйти на приборку? И который так умотался за последнее время, что и ноги тянет, и в голове отдаётся?

Мне тут же сделалось совестно, что я только подглядывала, но ничем не помогла. Франкенштейн же и так на работе устаёт и этот дом содержит, а мы на него столько дополнительных хлопот спихнули! Но когда я робко зашла в кухню и предложила помощь, Франкенштейн только лишь продемонстрировал мне свою очаровательную белозубую улыбку и чистосердечно заверил, что он справится сам и очень быстро. И ему только в радость для нас что-то сделать.

И он сам в это чистосердечно верил, когда говорил.

Вот только попробуйте меня теперь переубедить, что сила самовнушения — поистине великая сила! Особенно в комплекте с талантом к контролю разума, в том числе и собственного.

А потом я вернулась в гостиную, и мы сыграли в парочку быстрых настолок. Директор ещё не успел всё домыть, когда мы освободились, зато в комнате откуда ни возьмись появились два Кертье. Вид у младшего был какой-то смущённый, как будто Раэль опять и сам не понял, как его сюда занесло, зато Раджек кивком головы привычно уже нас поприветствовал. Раэль тем временем бочком-бочком пододвинулся к Сейре, намереваясь попасться ей на глаза и напомнить о своём существовании. Но вместо этого его заметил Шинву.

— О, какие люди! — возликовал мой друг, не подозревая, что его за одно это обращение чуть было мысленно не четвертовали. — Раэль, ты хочешь с нами поиграть? Ну тогда подожди пять сек, мы уже почти всё посчитали!

Он и правда (с некоторой помощью Икхана) досчитал победные очки, и мы поняли, как теперь выглядит наш общий командный зачёт. Да-да, мы специально завели листочек, куда пишем результаты всех настольных игр. А в конце года самому удачливому игроку (или нескольким игрокам) дадим какой-нибудь приз. Всё как на больших чемпионатах.

А после этого мы отпихали диван чуть-чуть назад, отодвинули стол, нечаянно забаррикадировав господина директора на кухне, и расстелили на полу большое поле для «Твистера». Оно у нас составное, потому что, конечно же, для такого количества игроков стандартного поля четыре на шесть явно недостаточно. Раэль не счёл необходимым отказываться от игры, потому что (по его мнению) и так ясно было, что Шинву высказал совершенно абсурдное предположение. А все вокруг поняли его молчание как знак согласия. Даже собственный брат! Раджек чуть удивлённо пожал плечами, поудобнее усаживаясь на кресле, откуда ему будет очень удобно наблюдать за происходящим, и пожелал брату удачи в игре. Когда Раэль вспыхнул и хотел положить конец заблуждению, он внезапно увидел интерес, промелькнувший на лице Сейры, и… и решил всё же «поучаствовать в этом балагане».

В эту игру мы таким составом ещё не играли, поэтому пришлось всем заново рассказать правила. Благородные поняли всё очень быстро, ведь всё-таки после гораздо более мозголомных стратегических игр эта почти интуитивная. Охранники участия не принимали, потому что игроков и так набралось уже много, да и потом, подозреваю, что им просто не хотелось нас смущать и смущаться самим, толкаясь на тесном игровом поле. Так что М-21 вручили рулетку со стрелочкой, и игра началась.

«Какой ужас! — послышался мысленный вопль за моей спиной. — Мастеру нельзя так перенапрягать силы!»

Это директор выглянул всё-таки из кухни, с недоумением навис над столом и увидел, как Рейзел занимает позицию на красном кружочке.

«Ничего, — пронеслось так же мысленно, — я справлюсь, Франкенштейн». И Рей спокойно и даже горделиво встал на кружочек обеими ногами… А мы вдруг осознали, что другие положения он принимать явно не собирается. Он-то думал, что игра заключается в том, что надо дольше всех простоять на месте. А в этом он и впрямь хорош, заключил Рей с некоторым торжеством, вспоминая о годах, проведённых неподвижно перед окном. Ну… в чём-то он, конечно, прав. Только игра «Твистер» не просто так получила своё название.

«Мастер, вернитесь на диван, умоляю!» — не разделял уверенности Рейзела Франкенштейн. И это при том, что я сомневаюсь, а знает ли директор правила этой игры. Неужели он считает, что Рею… напряжно даже стоять? Ну, после этой новой печати всё не настолько плачевно.

М-21 в итоге по настойчивой просьбе Франкенштейна заменил Рея в игре, а Тао и Такео уставились на напарника с недоумением и завистью. Это как так вышло, что он всё-таки играет, а они нет? Но они быстро пересмотрели свои претензии и завидки, когда до них дошло, что именно подразумевает эта игра. Мы и на четвереньках ползали, и в узел заворачивались, даже на руках стояли… ну, пытались. У Шинву предсказуемо круче получается в эту игру играть — у него же и опыта больше, и физическая подготовка лучше. Но лидером вчерашнего состязания был не он. Да и куда ему! Сейра такая гибкая, что ему сто очков вперёд даст! А М-21 такой сильный, что может стоять на руках или даже на одной руке, а так даже Шинву слабо.

Вот Регису с Икханом вообще не повезло с ростом — тут он имеет ключевое значение. Ну не дотягиваются у них руки-ноги до правильных кружочков. На месте ведущего я бы обязательно им подыгрывала хотя бы из жалости. Что нам стоит чуть-чуть стрелочку подтолкнуть, чтобы кружочек и нужная часть тела была немного для них повыгоднее? Но нет же, если Рейзел и сочувствовал им, это ещё не повод жульничать. Он честно вращал стрелочку, а Тао озвучивал результаты. Потом он передал эту обязанность Такео, а сам начал нас фоткать и снимать на телефон. Даже пообещал смонтировать потом видюшку, как мы все на этом цветном ковре возимся. Вот это будет компромат так компромат! Но хотя бы тот, о котором знаешь заранее.

Раэля тоже припахали играть и сделали это очень даже напрасно. Нет, не потому, что он стоял с кислой миной и закатывал глаза каждый раз, когда мы с визгом и смехом пытались дотянуться до нужных кружочков и не упасть. А просто потому, что он всё время выигрывал! Я не говорила, что у нас поле со встроенными лампочками? Когда нажимаешь на какой-то кружочек, он загорается. Это чтобы не приходилось следить за перемещениями игроков и особенно за тем, кто успел первым. Но Раэль эту особенность игры превратил в источник хаоса. Стоило охранникам озвучить кружочек, как он загорался! При этом мы сначала вообще не поняли, почему игра вдруг как с ума сошла. Никто ничего не трогает, почему лампочки горят? Потом до нас дошло, что это Раэль развлекается. Мы уже немножко представляем себе, какой он быстрый товарищ, так что даже почти не удивились. Проблема только в том, что он дотрагивался до нужных кружочков там быстро, что мы не понимали, нарушает он правила или нет. Посмотришь — стоит как обычно. А надо же во всяких неудобных позах замирать! Эх… А дисквалифицироваться он не пожелал. Вот и как с таким соревноваться? М-21 попробовал, у него и реакция хорошая, и руки длинные, в отличие от того же Региса. Но всё равно Кертье так просто не одолеть. Так что мы ввели понятие «гран-при для Раэля», а сами продолжили бороться за первое место, не обращая внимания на его выкрутасы.

— Спокойно, — шёпотом сказала я М-21, который всё равно дергался, пытаясь подловить, а лучше — уронить Раэля, помешав его перемещениям. Ведь тогда Раэля всё-таки можно исключить до следующего раунда, ведь главное в этой игре — не падать на пол. — Ты не с ним соревнуешься.

М-21 фыркнул, и я поняла, что здравый смысл тут бессилен, потому что азарт соревнования логикой не переспоришь. В этой игре совершенно нормально оказываться рядом с соперниками плечом к плечу, а также нос к носу, в обнимку и так далее… Так что половину раунда мы вообще провели с М-21, аккуратно стоя в планке. Вернее, это он стоял, а я лежала на нём и ждала следующих указаний ведущего. Изначально я встала над М-21, но у меня руки слабые, а носки скользят, вот и получилось, что я просто на нём повисла… И ничего, все только посмеялись над моей неуклюжестью, но ничего такого не подумали. В этой игре ещё и не такое бывает. Тао, правда, вытаращил глаза и аж подался вперёд, но снимать такой компроматище не стал. И делать нам страшные глаза в качестве предостережения — тоже. Правда, что ли, смирился с нашими отношениями?

Между тем висеть на М-21 было и весело, и волнительно. Я чувствовала, как напряжено его тело — то ли от избытка чувств, то ли просто я довольно тяжёлая, но это вряд ли. В смысле, я точно знаю, что я тяжёлая, но вряд ли — потому что Аджосси сильный. Так что скорее первое. Пока мы так играли, я мысленно слышала, как М-21 смакует каждую секунду, проведённую в такой близости от меня. И даже соревнование с Раэлем его немножко отпустило. Да и потом, смысл с таким бороться, если он играет нечестно? (Милый мой, я ведь чуть раньше тебе то же самое говорила!) А всех остальных М-21 затмит, это и так ясно… Самоуверенности ему не занимать, конечно.

А я вылетела из игры одна из первых, что совсем не удивительно с моими-то посредственными навыками. Так что я уселась рядом с Рейзелом и стала давать ему ценные советы, с какой силой крутить стрелочку. Впрочем, это хода игры совсем не изменило.

Четверг

В реальности не происходило ничего, заслуживающего особого внимания. Всё те же парты, всё те же сборники для подготовки к экзаменам. Так что я лучше расскажу, что мне приснилось. А сон был максимально странным.

Сначала я вообще (и это во сне!) испугалась, что кого-то из наших занесло в Лукедонию. Как-то предыдущий визит туда не вызвал у меня любви к этой стране. (Сказала я так, будто лично туда летала, но… с моей способностью проникаться чужими восприятиями это даже почти правда.) Но теперь могу сказать, что всё это лишь очень оригинальный плод воображения.

Что это Лукедония, я догадалась сразу. Только там я видела такие густые заросли и туман, слышала такой странный стрёкот местных птиц или насекомых — толком и не разберёшь, и так опасалась засады. Хотя… засада — это как раз по нашей части, правильно?

Сразу скажу, это оказался сон директора. Уж не знаю, вдохновили ли его наши потуги сыграть в игру на ловкость, или это его собственные какие-то ассоциации, но во сне все его домочадцы превратились в лесных разбойников! Для Франкенштейна это было словно возвращение домой… Так что во сне я прониклась его уверенностью и точно знала, за какой неприметной веткой таится припрятанная верёвка, где за кустами едва проглядывает обрыв или тропка. Франкенштейн по-хозяйски оглядел свои владения, а потом расправил поверх кольчуги просторный красный плащ с гербом. Где-то за пределами этого сна словно бы раздался ироничный смешок: ещё бы, ведь Франкенштейн никогда не носил ничего подобного. Он не был рыцарем, хотя и воин по натуре. Да и потом, разве же простая кольчуга способна его защитить, если он ввязывается в бой с такими могущественными противниками? Но человеческие обычаи не изгладились из памяти даже после жизни в Лукедонии, вот разум и продолжает рисовать ему такие странные картины. Зато этот красный цвет — о да, здесь вам и символ доблести, и гордыня, и адское пламя. Всё в точности так, как другие о нём судачат. И во что он до известной степени и сам верит.

«Но не слишком ли броский наряд?» — спросил себя Франкенштейн, который вообще-то устроил засаду. Как бы там ни было, упрямый сон в гардероб Франкенштейна никаких корректив вносить не пожелал, поэтому нам оставалось этот красный плащ просто игнорировать.

На дороге чуть вниз по склону послышался лёгкий скрип и перестук копыт, поэтому Франкенштейн напрягся и крепче перехватил рукоятку копья. Да, оно было с ним, во вполне физической форме, и так безобидно лежало в ладони, что можно было его перепутать с обыкновенным посохом. «Давай!» — отдал Франкенштейн мысленный приказ, но этого почему-то оказалось достаточно. Будто бы с небес (а вообще-то из кроны ближайшего дерева) посыпались стрелы, которые очень точно вонзились в складки чёрного одеяния тех, кто ехал в карете. «Да полно, — подумал тем временем Франкенштейн, — а я видел хоть раз, чтобы у благородных были лошади и экипажи? С такой маленькой населённой частью острова они запросто перемещались пешком!»

Но сон, опять же, погрешил против исторической истины, которую помнил Франкенштейн, да и самих ездоков нарисовал весьма условно. Я увидела двоих мрачного вида мужчин в чёрных одеждах с золотой окантовкой — типичное лукедонское одеяние, если так повспоминать. Один из мужчин был средних лет с чёрными чуть волнистыми волосами, другой — дряхлый и лысый, почти как скелет. Живыми у него были только глаза — злые тускло горящие угольки в глубоких глазницах. Эти двое мужчин было дёрнулись, но стрелы надёжно фиксировали их положение. «Интересно почему, опять же?» — спросил себя Франкенштейн, но ответа не было. С ними ещё сидела девочка — нервная, с шальными глазами и худощавая. Франкенштейн не вспомнил, как её зовут и где на самом деле мог её видеть, но сразу понял, что это была дочь одного из мужчин — Роктиса Кравей. Тот тут же торопливо положил руку на плечо девочке, словно пытался её успокоить, но она стряхнула руку и завертела головой в поисках источника опасности. А потом прищурилась и незаметно вытащила из рукава кинжал. Но мы с Франкенштейном всё знали, поэтому напряглись, словно бы в ожидании неизбежной подлой атаки. Она не случилась не потому, что мы могли бы как-то повлиять на сон; просто мужчина по имени Роктис успел раньше и выхватил из её цепкой, но ещё по-детски слабой ручки оружие, оцарапав себе несколько пальцев. Просто она очень сопротивлялась и не хотела уступать. Чтобы задобрить её, он протянул ей горсть лесных орехов, и девочка нехотя начала их чистить.

Тем временем мужчины всё-таки стряхнули с себя стрелы с какими-то мудрёными наконечниками, которые своей конструкцией как раз-таки и мешали сразу от них освободиться. Воздух загудел от мощной ауры лукедонцев, и Франкенштейн напрягся, ещё сильнее стискивая копьё. С деревьев тем временем спрыгнули М-21 и Тао, все перемазанные в грязи и одетые в зелёное и коричневое. Вот почему их было совсем не видно, до того удачна была их маскировка.

— Завёл себе парочку прихвостней? — прошелестел древний дед, а Роктис тем временем вышел из повозки и сделал несколько шагов навстречу, пытаясь оттеснить Франкенштейна с дороги.

Франкенштейн хмуро оглядел недружелюбную компанию, оставшись стоять на месте. Воодушевлённые его примером, Тао и М-21 тоже сделали несколько шагов, вынудив Роктиса снова вжаться в повозку. В руках М-21 откуда-то взялись вилы, весьма напоминавшие его когти, но если это ассоциативное сходство и ясно, непонятно, как он с этими вилами на дереве-то сидел? У Тао в руках что-то горело, но раз гаджетов в ту далёкую эпоху не существовало, это могли быть только какие-нибудь светящиеся насекомые. Мало ли, какие опасные жуки водятся в экзотических странах?

— Нас больше, — проговорил Франкенштейн холодно, и его оружие пришло в движение. Казалось, это струится в сумерках туман, но все присутствующие знали, что это топорщит энергетический ворс Тёмное копьё.

— Отринувшие человечность мерзавцы, — проскрипел древний дед, но в его голосе за презрением звучало что-то ещё. Его взгляд словно вплавился в Тёмное копьё, и оно ещё сильнее нахохлилось.

— Таких вокруг меня в последнее время действительно много, — спокойно кивнул Франкенштейн, и его намёк, разумеется, был всем понятен.

— Самоуверенный наглец! — воскликнула вдруг девочка, о которой все как-то позабыли. А она поднялась на ноги и швырнула Франкенштейну в лицо скорлупу от орехов. И поморщилась, когда поняла, что её атака ему ничем не повредила. — Чего ты вообще от нас хочешь?! Выколоть нам глаза, как господину Агвейну?

Роктис снова предостерегающе коснулся её рукой и встал перед дочерью, как бы закрывая её от остальных. Но словно бы даже сам понимал, что обвинения дочери не оправданы. В конце концов, Юроки Агвейн сам определил свою участь, и его гордыня была в этом определяющим фактором.

— Вы знаете, зачем я пришёл, — сказал Франкенштейн всё так же тихо, но сквозь напускное спокойствие прорезалась, как сталь, сдерживаемая ярость. — Где он, признавайтесь.

— Не понимаю, о чём ты, человек, — пожал плечами Роктис и запрыгнул в повозку. — Позволь проехать, довольно ты отнял нашего времени.

— Отвечай, где он! — зарычал тогда Франкенштейн, уже не сдерживая ни эмоции, ни мощь копья. — Где Тесаму?!

Пространство вокруг благородных полыхнуло энергетическим куполом — это Роктис так оградил свою дочь, хотя она отчаянно рвалась из-под укрытия, не намереваясь стоять в стороне. Сами мрачные мужчины выхватили каждый своё оружие и кинулись на Франкенштейна. Сверху посыпался смолкший было дождь из стрел.

— Такео, прикрывай нас, пока Франкенштейн не сломает купол над повозкой, — услышали мы голос Тао. — Там то, что он вправе забрать.

— Легко сказать! — крикнул откуда-то сверху Такео. — Стрелы-то не бесконечные, знаешь ли!

— Ну так придумай что-нибудь! — посоветовал М-21, размахивая своими вилами так, что казалось, будто это сверкают молнии.

«Куда эти парни только лезут? — мысленно посокрушался настоящий Франкенштейн, который недоумевал, зачем он притащил с собой модифицированных ребят в Лукедонию, да ещё и с таким средневековым вооружением. — Почему они вообще в моём сне?»

Видимо, на этот раз странный сон решил откликнуться и позволить Франкенштейну побыть режиссёром. Поэтому в следующую секунду с верхушки дерева по повозке шарахнуло каким-то мощным энергетическим зарядом, а сам Франкенштейн наконец поменял нелепую кольчугу, которая не столько защищала от ударов, сколько сковывала движения, на такой привычный чёрный костюм. Совсем другое дело! Под совокупными ударами когтей, вил, копья и пуль энергетический купол наконец-то треснул, и Франкенштейн выдернул из-под сиденья небольшую шкатулку с медальоном внутри. Или это амулет такой? Пока М-21 и Тао связывали дряхлого благородного электрическими лентами, Франкенштейн схватил Роктиса за шкирку и прорычал, встряхнув перед его лицом этим амулетом:

— Спрошу ещё раз! Где вы это взяли?! Что сделали с Тесаму?!

— Не представляю, о ком речь. Да ты и сам отрицал, что его знаешь, — отвечал тот.

Франкенштейн — настоящий Франкенштейн — немало удивился. Он, конечно, много раз говорил Тесаму, чтобы тот никому не рассказывал об их знакомстве, но… как это могли знать благородные? И потом, это Тесаму должен был всё отрицать, а не сам Франкенштейн! Что-то не вяжется, и Франкенштейн знает, что. Просто это сон. Всё на самом деле было не так, но…

Но вырваться из цепких когтей бредового сна он не может, а потому приходится плыть по течению, даже зная, что гонишься за миражами, переживая о том, чего никогда и не бывало. Старикан вдруг вырвался из пут, а девчонка подскочила к Роктису и попыталась выхватить его оружие, направляя его на Франкенштейна. У модифицированных почему-то вновь оказались в руках колющие и режущие предметы из Средневековья, и мощным импульсом их все раскидало по ближайшим зарослям. «Ребята, бегите!» — мысленно закричал Франкенштейн, и так зная, что упрямые подчинённые его одного не бросят. Но он не один, он никогда не бывает один. Их так много. Незаметные, слабые поодиночке и непобедимые вместе, бредущие во тьме, алчущие мщения и возмездия. Они никогда его не покинут, связанные с ним более, чем клятвой верности — предназначением и общей долей… Они долго ждали этой справедливой расправы, и сейчас пришёл час…

Окончательно стемнело, и лесная дорога погрузилась в беспросветную мглу. Свет исходил только от оружия, светившегося в руках благородных. Модифицированных опять оттеснили к деревьям, где они и укрылись, пользуясь темнотой как преимуществом. Франкенштейн наносил удары, всё больше подчиняясь шепчущим в голове голосам. И как только слышал этот шёпот, когда кровь в венах буквально ревела, а ветер заглушал даже крики противников, не то что какие-то мысли?

Но одну он всё-таки услышал.

«Что происходит?» — раздалось у нас за спиной, и мы с Франкенштейном обернулись, хотя на самом деле не слышали ни звука. Просто знали, что Рейзел это спросил. Благородные тут же исчезли, словно были нарисованы на этом фоне предгрозового леса, и одно присутствие Рейзела стёрло их, как с доски. Франкенштейн бросился к Рейзелу и почтительно замер, не находя себе места.

— Тесаму… Тесаму… — повторял Франкенштейн, словно бы Рейзелу и не отвечая. С этими словами он, вероятно, и проснулся, потому что меня резко выбросило из сновидения, и я села на постели с таким чувством, будто лишилась чего-то важного.

Но потом моё сердцебиение замедлилось, и я снова легла досыпать. Перед глазами стояли странные средневековые костюмы и вилы с посохами, которыми мои охранники владели так хорошо, будто практиковались с ними всю жизнь.

Поэтому когда во время первого урока я боковым зрением увидела, как Тао идёт по школьному двору с длинной лестницей наперевес, то совсем не удивилась. Даже представила, что это тоже посох какой-то. А тут и Такео поймал брошенную ему метлу и победно сжал её в руке. Субботник у них там, что ли? Мне тоже интересно, можно, я лучше на школьный двор пойду, а не вся эта история двадцатого века? В Средневековье-то поиграть будет интереснее…

Мой взгляд пересёкся с чьим-то ещё, и я поспешно опустила глаза, но потом поняла, что угрозы нет. Рей тоже смотрел в окно, задумчиво меняя в своём воображении школьный двор на суровые леса Лукедонии. В руках М-21 снова возникли вилы, а у Такео — замечательный натянутый лук и колчан со стрелами за спиной. Это уж слишком для простого совпадения! С каким хорошо скрытым юмором Рейзел прокручивает в голове ту же самую картину из сна, что и я! Мне аж захотелось подвинуть стул и пересесть к Рейзелу, чтобы вместе посмеяться над этим причудливым переселением трио в средневековые леса.

Я-то сначала подумала, что Рей Франкенштейну тоже всего-то приснился, но… Рейзел вспомнил, как бодро М-21 размахивал вилами, и я заметила на его лице проблеск мимолётной улыбки. Так он тоже всё это видел? Рей заметил мой вопросительный взгляд, и едва уловимо кивнул. Вот это открытие! Так мы не только в сознаниях друг друга можем встречаться, но и в чьём-то ещё! Главное, чтобы Франкенштейн не догадался, что я там тоже была…

«Он не знает, — успокоил меня Рей мысленно. — Как и о моём присутствии».

«А ты знаешь, что он пытался сделать? — спросила я тогда. — И что это за Тесаму такой, из-за которого он так разъярился?»

Но Рей не знал ответа или не захотел мне отвечать. Может быть, Франкенштейн никогда не рассказывал ему о том амулете и имени Тесаму тоже вслух не упоминал. Или всё это был всего лишь сон, не имеющий ничего общего с реальностью, как и те же модифицированные, использующие древнее оружие и устраивающие засады на деревьях в стиле Робина Гуда.

Вот только Рейзел, в отличие от меня, хорошо знал благородных, которые приснились Франкенштейну. И это напоминание о тех, кого он не видел множество веков, его взволновало больше, чем он сумел бы самому себе признаться. Не знаю, были ли они врагами Франкенштейна, но в том, что спустя столько лет тот до сих пор помнит о них, Рейзел почувствовал какое-то мрачное предзнаменование.