9:36, середина солиса(1)
Тонкие длинные пальцы едва заметно подрагивали, но нити магии, струившиеся рядом с ними, отвечали на самое легчайшее движение. Камень плавился под действием заклинаний, стекал уродливыми наплывами, отрывался пластилином, видоизменялся.
У меня на глазах творилось искусство. Бывший пару часов назад уродливым булыжником, теперь материал обрел форму, текстуру и даже жизнь. Из щедро разбросанного по всему Ферелдену серого гранита, черного обсидиана и неизвестного мне зеленоватого камня, в котором чувствовался сильный зов магии, рождалась прекрасная статуя такой тонкой работы, что впору было бы отдать ее авторство самому Создателю.
Подкачала только финальная форма: это снова была высокая худая фигура с удлиненными пропорциями, в струящемся по телу простом одеянии, из-под которого на свет выползали тонкие щупальца. За спиной раскинулись черные драконьи крылья, чуть загнутые, словно стремящиеся обнять стоящего перед статуей зрителя.
Или поймать.
Архитектор, доводя свое творение до совершенства, глухо рассказывал:
— Ее называли Авгуром Таинств, как положено было законом, но за глаза звали Слепой Провидицей. Совершенная красота, острый ум, великая сила, дар предсказаний — и черная, как ночь, душа. Когда Дирижер Хора Тишины открыл нам слова Думата, Провидица пришла ко мне и сказала, что наши боги томятся в пределах Города, но никогда не раскроют эту тайну смертным, ибо горды. Но мы преклонялись перед ними, любили, готовы были на любые жертвы — и потому отправились в Тень, выслушать волю наших богов.
— Ты ее любил? — тихо спросила я. Маг медленно качнул головой:
— Мой титул звучал как «Архитектор Мастерских Красоты». Я любил только искусство и своего бога. Но она была прекрасна… совершенна, и ее лик украшал фрески наших дворцов. Когда Дирижер Хора Тишины пришел во второй раз, она предсказала, что лишь один из нас сможет достигнуть величия, остальные же познают лишь скорбь. И только тот, кто займет место бога, сможет обрести истинную силу. Тогда Дирижер посмеялся и обещал, что силу даруют нам боги, едва мы откроем для них врата, и эти слова подтверждали наши мысли.
Архитектор замолчал, магией прорисовывая тонкие черты лица, действительно прекрасные, но в то же время немного хищные: скуластое лицо, брови вразлет, немного раскосые глаза и аккуратный точеный нос. Тонкие, но четко очерченные губы, сквозь которые проступал черный обсидиан, в свете изумрудных факелов казались окровавленными.
Я завороженно наблюдала, как узкие капли камня перетекают друг в друга, раскрашивая лицо черно-зеленой гаммой, делая его почти живым — только глаза казались бездонными провалами, из которых на мир смотрела бездна.
— Почему ты всем статуям добавляешь крылья?
— Так принято было изображать высших жрецов, членов Звездного Синода, — задумчиво проговорил Архитектор. — Наши боги иногда дарили своим жрецам беседы, входили в наш разум и наше тело, а душа воспаряла в царство силы. Каждый из нас мог летать, возвышая себя над толпой так же, как боги возвышались над нами. Так… странно, что сейчас это искусство забыто.
Мне тоже было странно: отказаться от своих крыльев я бы не смогла. Уже открыв рот для следующего вопроса, я поймала убийственный взгляд Уты и промолчала. Гномка теперь почти не отходила от Архитектора, который постепенно вспоминал — и постепенно погружался в меланхолию. Память откликалась болью, казалась мозаикой; успокаивало бывшего жреца только искусство.
Но он все же говорил, пусть и не совсем о том, что я хотела узнать. После поездки в Вейсхаупт я надеялась освежить память гарлока наводящими вопросами, но эти чаяния пока не оправдались.
Глядя на то, как угасает былой огонек в глазах порождения тьмы, я в сердцах бросила:
— Лучше бы я промолчала!
Архитектор отвлекся от статуи и посмотрел на меня с почти прежним удивлением.
— Ты зря переживаешь, Алиена. Воспоминания приносят боль, но вместе с ними возвращается свет. Нужно просто пережить это время. Красота всегда спасала меня, поможет и сейчас.
Маленькое, короткое движение, и камень окончательно застыл. Слепая Провидица смотрела на меня двумя бездонными провалами, хищно искривив губы в насмешливой улыбке, и словно намекала — здесь я ничего не узнаю. Разозлившись, я отвернулась от нее и поинтересовалась:
— А щупальца? Их тоже положено было изображать?
Архитектор помолчал, ласково провел рукой по кромке крыла своего творения и покачал головой:
— Это отражает нынешнюю суть.
Я снова оглянулась на Слепую Провидицу и мысленно убрала лишние детали. Так она ужасно напоминала статуи Гиланнайн, что мы с Мерриль видели в развалинах Бресилианского леса. Подивившись, как много тевинтерцы сумели скопировать — украсть — у элвен, я перевела разговор на прежнюю тему, осторожно нащупывая правильные вопросы:
— Ты знаешь, что случилось с ней потом?
— То же, что и со всеми нами, полагаю, — тихо отозвался Архитектор. Его голос, обычно достаточно гулкий, сейчас звучал пересыпающимся песком, словно в нем застыло время. — Печально осознавать, что столь совершенная внешность могла измениться под действием скверны.
— Но она не обязательно стала уродливой, — попыталась утешить я. — Ты очень красивый. Нечеловечески, я бы сказала, но ты ведь больше не человек.
— Сомнительное утешение, Алиена, но спасибо.
Я опять нахмурилась, чувствуя, что моим словам Архитектор не верит; но почему-то сейчас очень хотелось доказать бывшему жрецу Красоты свою правоту. И если слова доверия не вызывали, то, может, творца мог бы убедить другой творец?
— Я познакомлю тебя кое с кем, — решила я. — Думаю, ему ты поверишь.
* * *
Объяснить обычному человеку, что порождения тьмы не всегда так уж страшны, почти невозможно. Художнику достаточно намекнуть, и остановить его будет трудно. Родерик рвался в Мастерские Архитектора с того момента, когда я только рассказала ему о самой возможности такого знакомства, и я с трудом уговорила его подождать, пока готово будет зелье от скверны.
И теперь убедилась, что идея познакомить двух творцов была правильной. Картины моего бывшего наставника всегда вызывали трепет и восторг, но ради Архитектора он, кажется, превзошел сам себя. Как Слепая Провидица будто бы следила за всеми своими бездонными глазами-колодцами, так Архитектор-с-картины словно готов был сойти с полотна навстречу зрителям. Темный фон только добавлял достоверности: ведь вокруг нас так же царил полумрак. Из-за плеча оскверненного мага выглядывала его старая подруга — Провидицу Родерик скорее наметил, не прорисовывая черты и оставляя ее в тени.
Архитектор был центром полотна. Я и раньше считала, что он хорош, а для гарлока так и вовсе прекрасен, но художник сумел раскрыть новые грани красоты.
Сам бывший жрец смотрел на картину так долго, что и я, и Родерик успели занервничать. Но в итоге он отвернулся от полотна, и я заметила влажную дорожку на щеке — а может быть, она мне показалась в неверном свете завесного пламени.
— В Империи тебя почитали бы наравне со служителями храмов, — проговорил он. — И место среди последователей Уртемиэля, моего бога, было бы по праву твое.
— Спасибо, — смущенно отозвался художник. — Но мне больше нравится Ферелден и мои покровители. Боги далеко, а Алиена рядом.
— Может быть, ты прав, — задумчиво согласился Архитектор и снова повернулся к картине. — Это напомнило мне… что-то, возможно, важное. Дирижер Хора Тишины верил в величие Империи. Зов Дракона Тишины настиг его тогда, когда вера в наших богов ослабла, и отчасти поэтому он так ратовал за проход в Золотой город. Он желал власти, но верил искренне.
— Но Думат ему больше никогда не ответит, — заметила я. — А обманутая вера — страшная штука.
— Бог ему не ответит, — согласился гарлок. — Но Империя все еще существует.
1) Третий месяц лета в древне-тевинтерском календаре