Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

Если бы в это время мы продолжали ходить на уроки, кто-то из педагогов наверняка заподозрил бы неладное. Как минимум, декан — он обладал неприятной способностью появляться, где его не ждёшь, и лезть в душу, когда не просят. Но шло время экзаменов, и никто не обратил внимание на разлад в нашей компании.

Мы не ругались, не спорили и ни разу больше не упоминали ТО событие, но и прежней лёгкости больше не было. Мы вместе готовились к экзаменам и к Турниру, но проводить время в компании стало мучительно. С Блейзом почти никто не разговаривал, разве что Гарри изредка обращался к нему напрямую. Прочие завели манеру сообщать в пространство мысль, которую хотели до него донести. Допустим, Драко, глядя в небо, спрашивал: «Нет ли у кого-нибудь справочника по расширенным чарам?» И Блейз, который как раз делал выписки из этого справочника, молча передавал книгу. Понятия не имею, как справлялся он, учитывая, что даже меня это выматывало настолько, что вечерами я всерьёз размышлял над предложением Луны Лавгуд — немного поплакать в подушку.

Никогда ещё я так сильно не ждал конца семестра. Уехать из Хогвартса, оказаться в маггловском мире, где жуки — это всегда просто жуки, и забыть обо всём, словно этого и не было. Стереть из памяти. Засыпать ворохом дел и забот.

Время тянулось мучительно, но всё же экзамены подходили к концу. На защите от тёмных искусств Снейп закатил большой тест по защитным и атакующим чарам, а потом требовал продемонстрировать по заклинанию из курса на выбор. Судя по его лицу, он сильно жалел, что не может подвергнуть нас всех Империусу. И всё-таки это был чуть ли не самый лёгкий экзамен за год — учитывая то, как мы тренировались вместе с Гарри перед Турниром, проблем ни у кого не возникло.

Последней — двадцать четвёртого июня, в день перед заключительным испытанием — мы должны были сдавать историю магии. В зале с утра царило оживление. Многие уже расправились со всеми экзаменами и наслаждались свободой. Даже у старшекурсников, которые сдавали экзамены особой комиссии, сессия подходила к концу.

Прилетели совы с почтой. Драко, отложив в сторону письма из дома, развернул газету и вдруг поперхнулся апельсиновым соком — да так, что тот пошёл у него носом. Откашлялся, вытерся платком и, посмотрев на меня огромными изумлёнными глазами спросил:

— Как это возможно?

— Что? — не понял я, забрал газету... И очень сильно порадовался тому, что уже допил свой утренний чай.

«Гарри Поттер нездоров и опасен» — гласил броский заголовок. На фотографии Гарри смотрел в пустоту и хмурил брови. Кажется, его сняли перед первым этапом Турнира, и видок у него был мрачный.

«Мальчик, сокрушивший Того-Кого-Нельзя-Называть, сейчас нездоров и, возможно, опасен, — сообщает наш специальный корреспондент Рита Скитер. — Недавно стали известны тревожные факты, касающиеся странного поведения Гарри Поттера. Эти факты вызывают серьёзные опасения: сможет ли он дальше участвовать в столь трудном соревновании, как Турнир Трех Волшебников, и даже вообще учиться в школе Хогвартс».

Я пробежал глазами статью, полную, как водится, домыслов, фантазий и грязных сплетен. Дальше говорилось: «Наш специальный корреспондент стал свидетелем того, как Поттер с криком выбежал из кабинета предсказаний: у него так болел шрам, что он больше не мог сидеть на уроке».

Моё сердце дрогнуло. Статья могла быть написана ещё тогда, просто раньше её не опубликовали, так что…

«Все помнят, что на втором курсе Поттер продемонстрировал умение говорить со змеями, — делится с нами однокурсница знаменитого мальчика, Панси Паркинсон. — Это признак исключительно тёмного волшебника».

— Панси… — позвал я, поднимая глаза от газеты.

— Чего? — буркнула она недовольно и надула губы.

— Когда ты говорила со Скитер?

— Не твоё дело! — возмущённо ответила она, но потом смягчилась и бросила через плечо: — Да позавчера и говорила, как прорицания сдали.

Я продолжил бездумно скользить глазами по строчкам статьи, а Блейз аккуратно отложил вилку и нож, поднялся и вышел. Я рискнул посмотреть на стол Гриффиндора и поймал шокированные взгляды друзей.

— Просто жук… — пробормотал Драко еле слышно. Закусил губу — и пулей вылетел из зала. Я бы хотел последовать за ним, но чувствовал, что ноги меня не удержат. Поэтому, свернув газету, я остался сидеть за столом. Осознание приходило постепенно, медленно, со скрипом. И оформилось в те же слова, которые произнёс Драко: «Просто жук».

* * *

В мире не было проще экзамена, чем история магии. Тем более, что с профессором Бинсом у нас были настолько тёплые отношения, насколько вообще они возможны с привидением. Я сдал письменную работу, он задал мне два дополнительных вопроса о кровной мести гоблинов, которая едва не привела ко второму лондонскому пожару, и отпустил со словами: «Хорошо, хорошо». Я справился, даже несмотря на то, что голову занимали вовсе не гоблины с их конфликтами. Рон громко пожаловался, что не вспомнил половину имён, а некоторые даже придумал.

— Ну, кто сказал, что там не могло быть Грыга Грязного? — спросил он в пространство, а я, не выдержав, рассмеялся так, что живот заболел. Мой хохот — похоже, слегка истерический, — подхватил Драко, а Гермиона и Блейз смотрели на нас изумлёнными взглядами.

— Что за веселье? — вдруг раздался дальше по коридору голос Гарри. Он экзамен не писал, и после завтрака его куда-то увела МакГонагалл. А Рон, первым обернувшись, воскликнул:

— Вы что тут делаете?

К нам шли сразу четверо взрослых: мистер и миссис Уизли, ещё один рыжий молодой человек и мистер Блэк.

— Приехали поддержать Гарри на последнем соревновании, — отозвалась миссис Уизли и посмотрела на Блэка слегка недовольно. Мне показалось, что они с миссис Уизли слегка соперничают за внимание Гарри. Мистер Уизли тепло поприветствовал нас всех и указал на высокого молодого мужчину:

— Кто ещё не знаком — наш старший сын, Билл Уизли.

Он был рыжим, как и все в этой семье, а выражением лица, эдакой хитринкой в глазах, чем-то напомнил мне Паркера. Билл собрал волосы в высокий конский хвост, а в левом ухе у него болталась серьга — драконий клык. Вместо мантии он носил куртку из плотной кожи и крепкие штаны вроде тех, которые были на драконологах в день первого испытания. Когда я потянул руку, Билл сжал её крепкой мозолистой ладонью и широко обаятельно улыбнулся. Рон пояснил, что старший брат работает на банк Гринготтс — занимается ликвидацией проклятий.

— Работа что надо, — заметил Блэк, а Билл, возможно, продолжая уже начатый разговор, ответил:

— Так обращайся, найдём местечко. Гоблины удавятся за Блэка!

— Это длится всё утро, — хмыкнув, пояснил Гарри. — Билл пытается уговорить Сириуса пойти к ним работать, а Сириус жалеет свою мечту о Средиземном море.

— Так можно совместить! — с энтузиазмом воскликнул Билл. — Знаешь, сколько всего интересного осталось от античных колдунов? До сих пор не раскопали и половину!

Чтобы не толпиться в коридоре, мы отправились в Большой зал. Попутно миссис Уизли помирилась с Гермионой, на которую, похоже, была обижена после дурацкой заметки в «Ведьмином досуге», а мистер Уизли принялся расспрашивать меня о том, летал ли я хоть раз в жизни на вертолёте. И если да, то не мог бы я объяснить, как он держится в воздухе без магии?

В зале к нам присоединились близнецы и Джинни, и у меня начало рябить в глазах от того, какие вокруг все рыжие и похожие. Особенно улыбками и манерами, тем, как они похлопывали друг друга по плечам, как шутили и ворчали. Но мне было жаль расставаться, когда пришло время идти обедать за свой стол и оставить их с Гриффиндором.

Времени поговорить с ребятами не было. Я видел, что Блейз держится нормально, но не мог улучить и минуту наедине. Или Блейз не дал мне такой возможности — я не уверен.

После обеда нас позвали вместе с остальными гулять по окрестностям. Драко, первое время чувствовавший себя очень неловко среди тех, кого так не любили в его семье, понемногу оттаял, хотя всё равно держался поближе к Блэку. Старшие предавались воспоминаниям. Нет-нет, да и заходил разговор о Турнире, и тогда каждый считал своим долгом дать бедному Гарри какой-нибудь совет. Там были и совсем уж неловкие, вроде рекомендаций поменьше нервничать и держаться молодцом, и вполне ценные: так, Билл подсказал заклинание для открытия замков, запертых волшебством, а Блэк показал всем фирменные семейные жалящие чары.

На прогулке мы встретились с семьёй Крамов. Стало ясно, что густые брови и сутулость Виктор унаследовал от отца, а крупный нос, похожий на клюв, достался ему от матери. К сожалению, они оба говорили только по-болгарски, так что беседа не задалась. Но я заметил, что Виктор, представляя нас всех, особенно выделил Гермиону, и та густо покраснела.

Столкнулись и с Делакурами. Если Виктор, как мне показалось, принадлежал к очень простой семье, то месье и мадам Делакур однозначно занимали во французском магическом обществе не последнее место. Впрочем, держались они мило, английским владели хорошо, и мы вместе сходили посмотреть садовую землянику на южной стороне одного из холмов.

— О! Сед’ик! — неподражаемым тоном воскликнула Флёр и помахала рукой, увидев Седрика с матерью и отцом. Возможно, я ошибся, но мистер Диггори выглядел не в восторге от общества мистера и миссис Уизли, да и на Флёр с её матерью смотрел неприязненно. Но всё же подошёл, повинуясь настойчивым просьбам сына, и даже поделился мрачной новостью:

— Бедняга Людо совсем плох, вчера пытался разбить себе голову о стену. Теперь он под особым наблюдением, но что с ним случилось — никто не знает до сих пор. Сегодня его заменит Фадж, кстати.

— Всё же решил ехать сам? — уточнил мистер Уизли, и такое обращение — вроде бы по адресу, а вроде бы в пространство — мне показалось неприятно знакомым. Интересно, кто виноват в их ссоре и что случилось?

— Крауч предложил твоего сына, но, думаю, Корнелиусу и самому интересно посмотреть, — мистер Диггори кинул короткий недовольный взгляд на Гарри, положил руку Седрику на плечо и сообщил, что у них ещё есть дела. Когда они ушли, мадам Делакур произнесла по-французски довольно длинную сентенцию, в которой особенно отчётливо прозвучало: «homme répugnant» и «charmant garçon»«отвратительный человек» и «милый мальчик». Мы с Драко постарались не засмеяться, Флёр покраснела, а Билл Уизли заговорил о погоде, причём довольно сердито.

* * *

Ужин я почти не запомнил: меня охватила нервная дрожь, и я мог думать только о Турнире. Всё прочее отошло на дальний план. Невнятное, смутное предчувствие беды вышибало почву из-под ног, а от вида ярко накрашенной Риты Скитер мутило. И не меня одного — Блейза таким бледным и тихим я не видел ещё ни разу. Но вот пришло время отправляться на стадион. Гарри и остальные участники ушли раньше, а я, еле переставляя ноги, мечтал споткнуться и упасть. Не дойти. Сделать хоть что-нибудь, чтобы испытание не началось.

Поле для квиддича изменилось до неузнаваемости — по периметру поднялась высоченная, футов в двадцать живая изгородь. И хотя трибуны находились выше неё, я усомнился, что мы сможем наблюдать за действиями участников — скорее всего, максимум разглядим вспышки заклинаний в темноте. Когда мы расселись по местам, я понял, что мои опасения сбываются: всё, что нам останется — надеяться на более или менее точные комментарии.

Участники уже стояли у входа в лабиринт. Седрик и Флёр переговаривались о чём-то, Крам смотрел в землю, а Гарри, улыбаясь, махал нам руками. Я помахал в ответ, чувствуя, что в сердце что-то сжимается.

Блейз откинулся на деревянную спинку сидения и прикрыл глаза. Драко, сидевший с другой стороны от меня, изучал свои ботинки.

— Прошу внимания, — разнёсся над стадионом сухой строгий голос мистера Крауча.— Мы приступаем к третьему и заключительному этапу Турнира Трёх Волшебников! В центре лабиринта установлен Кубок Чемпиона. Он обладает телесной памятью и запомнит того, кто первым его коснётся. Это и будет победитель Турнира, который получит приз в тысячу галлеонов и славу чемпиона. В лабиринте участникам предстоит столкнуться с разного рода опасностями. Если они окажутся не по силам, каждый участник имеет право послать в воздух сноп красных искр. Патрульные придут на помощь, но участник будет считаться выбывшим.

Тон Крауча совершенно не вязался с атмосферой азарта на трибунах. Он словно зачитывал протокол, тускло и скучно. И от этого я чувствовал только большее напряжение. Что-то пойдёт не так.

Сочная летняя трава. Июнь. Кладбище.

Гарри войдёт в лабиринт, потом выйдет из него, вот и всё. Куда ему оттуда деться?! Я пытался взять себя в руки, но получалось плохо. В это время участники по одному скрылись в лабиринте, по рядам зрителей пронеслись овации, крики, и всё смолкло. В воздухе шелестели негромкие голоса, шепотки, обсуждения. Возможно, Бэгмен разрядил бы атмосферу шутками или предположениями о том, как идёт дело, но Крауч явно не собирался утруждать себя ничем подобным. Сидя с другими судьями, левее от министра Фаджа, в первом ряду, он поглядывал на круглые часы на цепочке и выглядел откровенно скучающим. Изредка мы видели отсветы. Полыхнуло пламенем. И вдруг раздался вопль боли. Женский.

— Это Делакур, — встрепенувшись и словно вырвавшись из оцепенения, сказал Блейз и приподнялся, вглядываясь в переплетение лабиринта. Но, видимо, Флёр справилась с опасностью — красные искры не появились.

Патрульные — профессора МакГонагалл, Снейп, Флитвик и Хагрид — ходили по периметру лабиринта, переглядываясь и переговариваясь.

Вдруг крик повторился — высокий, отчаянный. Полыхнуло другим заклятием, и теперь закричал кто-то другой, более низким голосом, который тут же сорвался на истошный вопль.

— Крам?

— Скорее Седрик, — возразил я, впиваясь ногтями в ладонь. — Что там происходит? Почему никто не… — я не договорил, потому что в этот момент мы увидели, как маленьким салютом над лабиринтом рассыпались красные искры. Профессор МакГонагалл произнесла какое-то заклинание, и лабиринт расступился перед ней, пропуская внутрь. Потянулись минуты ожидания.

Ещё искры — и Снейп поспешил на помощь, точно так же свободно проходя сквозь плотную живую изгородь. Мы сидели, совершенно застыв. Чувство беспомощности затапливало меня, и в то же время теплилась странная надежда. Сейчас окажется, что вторые искры послал Гарри. Сейчас его выведут, и всё кончится. Пожалуйста, пускай всё кончится!

С прошлого года, с того раза, как мне удалось противостоять дементорам, я ни разу не молился — даже не думал об этом, словно что-то нарушилось в моей детской искренней вере. Но сейчас сами собой на язык просились слова, заученные с детства и повторённые столько раз, что почти потеряли смысл. Только произнести их, даже про себя, я не успел. Из лабиринта вышли профессор МакГонагалл, профессор Снейп и Виктор Крам. За ними летели двое носилок. Я приподнялся, чтобы разглядеть всё внимательнее. Это были Флёр и Седрик, кажется, без сознания. К ним бросилась мадам Помфри, а к Краму — Каркаров, который тут же был остановлен Снейпом. Поднялось бурное обсуждение.

— Что там, Мордред возьми, произошло? — спросил Драко. Блейз выскользнул между рядами и добрался до первого ряда. Ждать его было отдельным испытанием, но всё же он достаточно скоро вернулся и сообщил:

— Крам наложил «Круциатус» на Флёр, она потеряла сознание. Седрик пришёл на помощь, его оглушили. Потом Гарри добрался до них, обезоружил Крама, и тот пришёл в себя. Там все считают, что он был под «Империусом».

— Поттер всё ещё там, — пробормотал Драко. Мы ждали.

Холодало, но никто не додумался наложить согревающие чары. Дамблдор теперь стоял внизу, рядом с патрульными. Крауч держал себя в руках, но всё же было видно, что он тоже нервничает. Прошло ещё минут двадцать, и он спустился к Дамблдору. Они негромко о чём-то заговорили. Крам, Флёр и Седрик куда-то пропали. Каркаров сидел как на иголках, а мадам Максим ломала изящные пальцы.

Где там Гарри? Что происходит?!

— Почему они просто не скажут, что он выиграл? — спросил Драко, кусая губы.

— Потому что он может не дойти до Кубка, — отозвался Блейз невнятно. — Тогда победителей не будет.

Уже больше часа прошло. Не осталось и капли радостного возбуждения. Все ждали, затаив дыхание, а я прокручивал снова и снова одну и ту же картину из того видения.

Кладбище. Кровь на траве. Надгробие в виде мраморного ангела. Далеко в стороне — деревушка. Как же она называлась? Гарри же сказал, почему я не записал где-нибудь? Простое такое название!

Литтл-Хэнглтон.

Это название не возникло, а будто бы взорвалось у меня в голове. Я проморгался и увидел, что Дамблдор говорит что-то Снейпу, и, не теряя ни минуты, кинулся вниз по трибунам. Я должен был сказать, что вспомнил! Это не могло подождать ни одной минуты — почему-то я был в этом уверен! Я пробрался мимо тех, кто, устав сидеть, столпился в проходе, выбежал на траву, кинулся к директору и быстро, прежде чем кто-то стал бы меня ругать или отчитывать, сказал:

— Сэр, это очень важно!

— Да, Альберт? — обернулся ко мне Дамблдор, и тут же вмешался Крауч. Кивнул мне и спросил резковато:

— В чём дело? Это касается Турнира? Потому что если нет, оно может подождать до того момента, как вернётся мистер Поттер.

— Барти! — строго произнёс Дамблдор. — Я уверен, нам следует выслушать мистера Маунтебеттен-Виндзора.

— Деревня, которую Гарри упоминал в своём рассказе, называется Литтл-Хэнглтон.

— Да, Альберт, — согласился Дамблдор, — я тоже вспомнил. Вернее, нам помогло вспомнить снятое заклятие.

— Я удивлён, что не узнал об этом раньше, Альбус, — холодно заметил Крауч. — Мы могли обнаружить это место, по вашим словам, связанное с тёмной магией и ставшее логовом как минимум одного беглого Пожирателя Смерти, значительно раньше! Разумеется, я займусь этим сразу, как только мистер Поттер покинет лабиринт, и мы закончим этот Турнир.

Кажется, Крауч и на меня был рассержен за то, что я не поделился с ним информацией о Литтл-Хэнглтоне. Во всяком случае, смотрел он слегка мимо. Внутри всё протестовало против ожидания. Видение подкрадывалось снова, ещё чуть-чуть — и оно станет ярче всего мира вокруг. Но ведь не мог я требовать, чтобы Турнир прекратили только из-за того, что мне что-то там привиделось!

К сожалению, не мог. Надо было вернуться на трибуну, но меня никто не гнал, так что я просто отошёл в сторону и остановился в густой тени.

— Кажется…

— Что-то…

— Пошло…

— Не так…

Я помотал головой, избавляясь от противного стереоэффекта: я и не заметил рядом близнецов Уизли. А потом один из них, возможно, заметив моё состояние, сжалился и сказал целиком всю фразу:

— Гарри справится, это он только с виду дохлый очкарик.

— Да, я знаю, — слегка нервно хмыкнул я. — Знаю.

Света от луны и отдельных парящих в воздухе шаров света не хватало, но я разглядел в темноте, как одинаково тревожно переглядываются близнецы. Сколько времени дадут Гарри судьи, прежде чем отправятся на поиски? Что, если он ранен? Если… Думать дальше я не хотел, да и был не в состоянии, поэтому сосредоточился на ранении. Мало ли, кого они запихнули в этот проклятый лабиринт! А Гарри всего на четвёртом курсе.

Встал и куда-то ушёл, пройдя мимо меня, Каркаров. Я подумал, что он хочет проведать Виктора, и на короткий миг подумал о том, что случилось с остальными участниками. Невозможно было представить, что Виктор наслал непростительное заклятие ради выигрыша. Нет, он бы так не сделал! Правы взрослые — его заколдовали, наложили «Империус». Но кто это сделал и зачем?

И тут воздух на поле всколыхнулся, и на траву упал Гарри, крепко сжимая за ножку светящийся золотом кубок. Трибуны пришли в движение, ожили в едином порыве, как многоглавое и многорукое существо. Крики восторга, радости и торжества разорвали тревожную ночную тишину, но в этот момент Гарри поднялся на ноги. Я стоял близко, поэтому видел, как сильно он дрожит. Левый рукав у него был разрезан, рука кровоточила. Я вжался спиной в основание трибуны, не отводя взгляда от этой белеющей в темноте руки. Гарри выпустил кубок, и тот упал покатился по траве.

— Гарри… — к нему сделал шаг директор Дамблдор, а Гарри, отдышавшись, произнёс так громко, как сумел:

— Волдеморт вернулся.

Без усиления магией силы его голоса, конечно, не хватило, чтобы перекрыть весь стадион, но его слова донеслись до первого ряда, а оттуда разошлись волнами.

— Кубок был порталом, — продолжил Гарри, слегка пошатнувшись, — и я видел, как… Волдеморт вернулся.

— Мерлин, мальчик бредит! — воскликнул Фадж, быстро спустившись на поле. — Сонорус! Уважаемые зрители, разумеется, никакой… Сами-Знаете-Кто никуда не вернулся! Я уверен, что испытание очень утомило мистера Поттера и…

— Сонорус! — тоже выкрикнул Гарри, и теперь его уже было слышно повсюду. — Нет, он вернулся! Он вернул себе тело на моих глазах и собрал Пожирателей Смерти. Это правда! Как… — он громко кашлянул, — как отменить это заклятие?

Дамблдор сделал короткое движение палочкой, и Гарри благодарно кивнул ему, ощупывая горло.

— Мистер Поттер, нам надо немедленно поговорить!

— Барти, — строго возразил директор, — Гарри ранен и только что пережил нечто ужасное. Последнее, что ему нужно…

— Я не спрашивал разрешения, Альбус! — отрезал Крауч жёстко. — Если слова мальчика правдивы, он должен изложить мне все детали. Вы поговорите с ним позже, Дамблдор.

Директор посмотрел на Крауча, потом на Гарри и сказал ему:

— Решать тебе.

Гарри поправил очки здоровой рукой, обернулся на Крауча и решил:

— Я всё расскажу вам, мистер Крауч. Вы правы, это не может ждать, а я… профессор, правда, я не сильно ранен!

— Я присоединюсь, как только буду уверен, что ученики вернулись в постели, — объявил директор и отошёл к Фаджу, а Крауч и следом за ним Гарри зашагали к замку. Я смотрел на них, боясь отвести взгляд, пока они не скрылись в темноте.

Дамблдор и Фадж спорили о чём-то, пока, наконец, директор не взял слово и не объявил:

— Очевидно, что этот турнир выиграл Гарри Поттер. И непременно завтра в Большом зале министр проведёт церемонию награждения. Однако сейчас я прошу всех разойтись по своим комнатам и отдохнуть. Все вопросы подождут до завтра.

Я чувствовал общее недовольство и сам негодовал. Они не могли просто отправить нас спать после того, что сказал Гарри! Мы шли к замку в молчании, Драко с одной стороны от меня, Блейз — с другой. Плечами я чувствовал напряжение в их телах, судорожное подрагивание мышц, и оно, как вибрация, передавалось мне. У входа в замок образовался затор — туда, в конце концов, попыталась вместиться вся школа. И в этот момент кто-то коснулся моего локтя.

— Гермиона?

— Тс! Простите, мальчики, вы слишком высокие. Берти потом вам всё расскажет. Идём! — и, крепко схватив меня за ладонь, она потянула меня в сторону от толпы, в маленький закуток. Потом вытащила из сумки мантию-невидимку и накинула на нас обоих.

— Откуда ты…

— Из чемодана Гарри. Как поняла, что его скоро заберут допрашивать, так и побежала в спальню. Но долго добиралась, вот, даже вы пришли уже. А так ты сможешь рассказать своим, в чём дело. Ну, сколько можно толпиться!

Она дышала тяжело, но выглядела очень решительной. С трудом мы пробрались сквозь толпу, запахнули мантию получше и припустили, держась за руки, к кабинету Крауча. Наконец мы замерли у двери, Гермиона направила палочку на дверной косяк, что-то прошептала — и, как тогда с Блейзом, разговоры стали слышны отчётливо. Я решил, что спрошу об этом позже.

— …есть Пожиратель Смерти, — донёсся до наших ушей голос Крауча, сухой и раздражённый.

— Каркаров? — резко спросил Гарри. — Это ведь он, да? Где он? Вы его поймали?

— Каркаров… Он трусливо сбежал сегодня ночью, когда почувствовал жжение Тёмной метки на руке. Вряд ли он жаждет встречи с Тёмным лордом, слишком уж много его сторонников он предал... Но только далеко он не убежит, Тёмный лорд умеет разыскивать врагов!

Мы с Гермионой переглянулись, и на её лице я читал то же изумление, которое испытывал сам. Как не подходила эта интонация Краучу!

— Каркаров сбежал? — изумлённо повторил Гарри. — Но тогда… разве это не он? Это не он подбросил моё имя в Кубок огня?

— Нет, конечно. Это сделал я.

— Вы? Но… мистер Крауч… Это не могли быть вы! — кажется, Гарри решил, что его собеседник спятил, и, по правде сказать, я считал так же.

— Уверяю тебя, это был я. Я теперь скажите-ка, мистер Поттер, — в этом обращении мне почудилась издёвка, — он простил их?

— Кого?

— Тех трусов и предателей, который избежали Азкабана! Простил ли он их, этих грязных бесполезных подонков, которые сидели по своим норам столько лет? Скажи мне, что он наказал их, что он мучил их! Скажи, что он сообщил им — я один остался ему верен!

— Мистер Крауч…

— Да-да, мистер Крауч, — со смешком повторил тот. — Мистер Крауч. Тёмный лорд хотел тебя заполучить — и я тебя ему доставил.

— Но… сэр, это не могли быть вы! Это не имеет смысла.

— Точно? — усмехнулся Крауч. — Кто вложил твоё имя в Кубок огня от другой школы? Я. В Хогвартсе халатно относятся к документам, заполучить твою письменную работу было проще простого, так что своё имя ты написал сам — а это всё, что требуется Кубку. Кто, по-твоему, провёл тебя через этот Турнир? Тоже я. Кто рассказал этому тупице Альберту про драконов, а потом намекнул Хагриду, что было бы неплохо показать их тебе? Не утруждай себя догадками, это тоже я. «Используйте сильные стороны мистера Поттера», — передразнил он сам себя.

Вдруг по коридору раздались негромкие шаги. Мы прижались к стене, пропуская профессора Снейпа и МакГонагалл и директора Дамблдора, возглавлявшего эту небольшую процессию. Таким я его ещё не видел: не осталось ни капли мягкого лукавства, добродушия и веселья — весь его облик излучал силу и холодную ярость. Все трое ничего не говорили, просто замерли у двери. На мгновение директор скосил взгляд в нашу сторону, но, если и догадался о наличии невидимки, ничего не сказал.

— Мне надо было изворачиваться, — продолжил Крауч и, кажется, теперь его слова услышали и профессора. — Если бы ты слишком легко проходил все испытания, Дамблдор что-то заподозрил бы. Надо было дождаться лабиринта, чтобы расчистить тебе дорогу. Второе задание… да, я больше всего боялся провала, потому что надо было бороться с твоей собственной тупостью! Я видел, что ты никак не можешь разгадать тайну яйца, поэтому пришлось дать тебе подсказку.

— Это не вы! Это Седрик…

— А кто подсказал Седрику?

— Эм… — Гарри всё ещё пытался говорить спокойно, — мистер Бэгмен.

— А кто взял под «Империус» Бэгмена? — тяжело вздохнул Крауч. — Слабовольный идиот, сначала он пытался выслужиться передо мной, но потом начал что-то подозревать, и «Империус» стал лучшим выходом.

Замок открылся бесшумно, полыхнула красная вспышка, и Крауч замер посреди кабинета. Выдохнув, Гарри обмяк в кресле, где я нередко пил чай.

— Хорошо, что вы пришли! Он, похоже, чокнулся. Сказал, что бросил моё имя в Кубок огня, и…

— Да, Гарри, — негромко проговорил Дамблдор, — боюсь, что так и было. Северус, принесите мне самый мощный «Веритасерум» из ваших запасов.

Снейп кивнул и вышел, а МакГонагалл, прижав ладонь к груди, дрожащим голосом сказала:

— Мистер Поттер, пойдёмте, вам нужно в Больничное крыло.

— Нет, Минерва, — отрезал директор. — Гарри нужно остаться. Он должен понять, что и почему произошло, чтобы пережить то испытание, которое выпало сегодня на его долю. Он должен взглянуть в лицо виновнику.

— Мистер Крауч… — произнёс Гарри, шумно сглатывая, — он ведь боролся с Пожирателями Смерти, как он мог…

— Потому что это не мистер Крауч, — объяснил Дамблдор, оглядывая застывшего Крауча. — Я никогда не был знаком с ним достаточно близко, чтобы заподозрить подмену, но, поверь мне, Бартемиус Крауч всегда боролся со злом. Мы были на одной стороне, даже если не соглашались с методами друг друга. А ещё Барти — поборник правил и даже в самой волнительной ситуации он не начал бы расспрашивать тебя без присутствия как минимум декана. Минерва, у входа в замок ждёт мистер Блэк. Пожалуйста, отведите его в Больничное крыло — Гарри захочет с ним встретиться.

Профессор МакГонагалл ушла, закрыв дверь, но мы успели просочиться в кабинет и замерли возле шкафа, заполненного папками с документами. Директор между тем запустил руку в карман Крауча и вытащил оттуда несколько склянок. Открыл одну, понюхал и сообщил:

— Оборотное зелье, Гарри. Видишь, как всё просто.

— То есть… это он воровал ингредиенты у Снейпа?

— У профессора Снейпа, Гарри. Да, полагаю, что это был он. Однако самозванцу нужно было, чтобы настоящий Крауч оставался жив. И более или менее в доступе.

Я нахмурился. В этой безусловно стройной теории не сходилось только одно. Гарри утверждал, и я не видел оснований ему не верить, что Карта Мародёров показывала людей под их настоящими именами. А ночью в кабинет Снейпа влез именно мистер Крауч. Как это возможно? Гермиона прижималась к моему плечу и кусала нижнюю губу, явно жалея, что не может задать прямо сейчас десяток вопросов.

— Что ж, мы его найдём, — вздохнув, пообещал Дамблдор. — Оборотное зелье нужно принимать каждый час, но, думаю, что со всеми этими событиями самозванец забыл выпить свежую дозу. Подождём.

Он сел во второе кресло рядом с чайным столиком. Мы все не сводили глаз с Крауча. У меня от долгого стояния и от волнения начали затекать ноги. Вернулся Снейп, замер в дверях мрачной чёрной фигурой, и в этот момент лицо замершего Крауча начало меняться. Тёмные с проседью волосы посветлели, пропали усы-щёточки, исчезли морщины вокруг глаз и губ, сузился и удлинился подбородок. Тот, кто раньше притворялся Краучем, в одночасье поломолодел лет на тридцать, но всё равно остался удивительно на него похож.

— Крауч! — изумлённо воскликнул Снейп. — Берти Крауч!

— Господи! — воскликнула только вернувшаяся профессор МакГонагалл.

— Северус, вы принесли зелье? Благодарю, — поднявшись на ноги, Дамблдор забрал у Снейпа маленький прозрачный пузырёк.

Он взял лже-Крауча за плечи, подтащил к своему креслу и опустил. Колени у мужчины подогнулись, и он обвис в кресле мешком. Директор влил его в рот несколько капель зелья, указал палочкой ему на грудь и произнёс:

— Оживи!

По телу мужчины прошла судорога. Он открыл глаза, но посмотрел перед собой безо всякого выражения, пустым, ничего не выражающим взглядом.

— Ты слышишь меня? — спросил Директор, наклоняясь над креслом.

— Да, — безжизненным голосом сказал он.

— Расскажи мне, как ты сбежал из Азкабана.

— Меня спасла мать. Она знала, что умирает. Она упросила отца спасти меня ради неё. Он любил её так, как никогда не любил меня. Он согласился. Они пришли навестить меня. Дали мне оборотное зелье с волосом матери. А она приняла зелье с моим волосом. Мы обменялись внешностью. Дементоры слепы, они чувствовали, что вошёл один здоровый человек и один умирающий. И вышел один здоровый и один умирающий.

Он говорил всё так же, без выражения, словно и не рассказывал историю, от которой кровь стыла в жилах.

— Отец вывел меня, переодев в платье матери, на случай, если сквозь решётку нас видели другие заключённые. Мать умерла вскоре после этого. Она принимала оборотное зелье до самой смерти. Она похоронена под моим именем и с моей внешностью. Все были уверены, что она — это я.

Он закончил говорить и замер, как робот, не получивший команду. Но директор продолжил допрос.

Барти Крауч, полный тёзка своего отца, много лет жил узником в его доме, вечно под «Империусом», вечно в мантии-невидимке. Домовой эльф Винки была единственным существом, которое заботилось о нём, одновременно нянькой и тюремщиком. Их едва не раскрыла Берта Джоркинс — в то время она работала в департаменте Крауча-старшего, под его началом. Она пришла, когда Крауча не было дома, и подслушала разговор Винки с младшим Барти. Вернувшийся в этот момент старший стёр ей память, но сделал это слишком грубо.

— Расскажи о Чемпионате мира по квиддичу, — велел Дамблдор, и Барти Крауч-младший заговорил, всё так же монотонно:

— Это Винки уговорила отца. Она убеждала его полгода. Я не выходил из дома уже несколько лет. Я любил квиддич. Пусть он посмотрит, говорила она. Он будет в мантии-невидимке. Пусть он вдохнёт немного свежего воздуха. Она говорила, что этого хотела бы моя мать. Она говорила отцу, что мать умерла, чтобы освободить меня. Она спасала меня не для того, чтобы я жил в заключении. Он в конце концов согласился. Всё было тщательно спланировано, но потом стало известно, что в ложе будет Грозный Глаз Грюм. Мы не знаем, способен ли он видеть сквозь мантию-невидимку, сказал отец. Мы с Винки сидели в министерской ложе с самого утра. Она всем говорила, что держит место для отца. Мы знали, когда ожидать Грюма. Перед этим отец «Империусом» велел мне выйти из ложи и подняться на самый верх, затаиться. Когда Грюм ушёл, я вернулся. Но никто не знал, что я начал сопротивляться «Империусу» отца. Были времена, когда я становился почти таким же, как раньше. Были короткие периоды, когда ему не удавалось меня полностью контролировать. Это случилось, когда я стоял в тесном закутке и боялся взгляда Грозного Глаза. Я уже чувствовал подобное прежде. Боязнь попасться. Меня отрезвило это. Винки не знала. Винки боится высоты. Она закрыла лицо руками и не видела, что я не вернулся в ложу. Они спохватились слишком поздно, уже ночью. Но у меня не было палочки, я всё ещё был оглушён звуками и красками. Винки разыскала меня. Отец снова наложил «Империус». Он был в ярости из-за того, что я едва не ускользнул, и избил Винки. Но поздно ночью за мной пришёл мой хозяин. Он прибыл к нам поздней ночью на руках у своего слуги Хвоста. Мой хозяин выяснил, что я ещё жив. Он схватил Берту Джоркинс. Он пытал её. Она многое ему рассказала. Она рассказала ему о Турнире Трех Волшебников. Он пытал её, пока не разрушил заклятие памяти, наложенное моим отцом. Она рассказала ему, что я бежал из Азкабана. Она рассказала ему, что отец держит меня взаперти, чтобы помешать мне вернуться к хозяину. Так мой хозяин узнал, что я остаюсь его верным слугой — может быть, самым верным из всех. Хозяин задумал план на основе информации, полученной от Берты. Ему был нужен я.

На пустом, бессмысленном лице расплылась жуткая улыбка. Крауч замолчал, тяжело дыша.

— Что вы сделали после этого?

— Мне нужно было попасть в Хогвартс, не вызывая подозрений. Изначально хозяин хотел, чтобы я занял место Грюма. Его назначили преподавать защиту от тёмных искусств. Но Грюм недоступен. Грюм живёт в маггловском дворце, он слишком на виду. Тогда я спросил: почему мне не занять место отца? Я знаю его лучше, чем кто-либо в мире. Я смогу попасть в Хогвартс как судья Турнира. Но второе задание могло раскрыть меня. Отец изучал водный народ многие годы, он свободно говорит на их языке. Я — нет. Я знаю только основы. Что делать, если рядом будет Дамблдор? Я знал, что Дамблдор тоже свободно говорит на русалочьем языке и раскроет меня, едва я заговорю.

— Ты отравил озеро.

— Это было просто. Я всегда был хорошим зельеваром, я сделал концентрат, наложил «Империус» на Каркарова, и тот высыпал яд в воду поздно ночью. Никто не проверил бы мою палочку — репутация моего отца почти безупречна. Мне было приятно видеть трупы тех, кого мой отец считал «занятным явлением», кому уделял так много внимания. И я получил возможность остаться в замке для расследования, чтобы следить за всем изнутри.

Гермиона беззвучно плакала, плотно сжав губы. Но я слушал спокойно, будто всё произошедшее в последние дни лишило меня доли чувствительности.

— Где сейчас твой отец?

— Дома. Сначала мы планировали держать его под «Империусом». Но я сам недавно сбросил это заклинание, это опасно, сказал я. Хозяин велел Хвосту взять под «Империус» Винки. Он велел ей поить моего отца напитком живой смерти. Отец лежал в кладовке без движения, но живой. Я проходил камином в дом отца и забирал волосы. Но Хвост ошибся. Винки вырвалась из-под заклятия и едва не дала моему отцу бежать. Она всегда его обожала. Отец очнулся как раз в тот момент, когда я пришёл за волосами. У него не было палочки, но он сильный волшебник, он сбежал из дома, мы с Хвостом с трудом его поймали. Тогда я решил, что Винки может поставить весь наш план под угрозу. Я приказал Хвосту проследить, чтобы она дала отцу больше зелья, чем нужно. Чтобы он впал в кому. Он пролежал бы достаточно долго, а потом бы умер. Винки сделала всё, что нужно, и после этого хозяин сказал мне убить её. Я подчинился, выпил оборотное зелье и вернулся в Хогвартс. Но провозился слишком долго. В своём кабинете я застал Грюма. Я понял, он что-то подозревает. Я начал думать, как его обезвредить. Убийство в Хогвартсе вызовет слишком много шума, посчитал я. Я наложил «Империус» на Людо Бэгмена. В последнее время он совсем сдал, много пил, потому что наделал долгов. Я просто ждал удобного момента, и он настал. Когда Бэгмен говорил с участниками Турнира в конце мая, Грюм решил проверить, всё ли в порядке. Он опасался за Гарри Поттера. Он считал, что в Хогвартсе враг, и был прав. Но Бэгмен вёл себя естественно, и Грюм повернулся к нему спиной. Бэгмен напал. Я допустил ошибку. Ни один из них не умер в больнице. Я не успел. Это не важно, сказал хозяин. Никто ничего не знает. Надо только дождаться последнего этапа турнира.

— А сегодня вечером…

— Я как глава судейской комиссии лично отнёс Кубок в лабиринт и превратил его в портал. Я заколдовал Крама — он самый сильный из участников. Он напал на Делакур. Удачно вышло, что Диггори от неё без ума и тут же кинулся на помощь. Поттер едва всё не испортил, когда полез в драку, но всё вышло удачно. Он остался один. И я заранее убрал из центра преграды. Он коснулся Кубка. Когда Поттер вернулся живым, я понял, что должен сделать это для моего хозяина. Я должен убить Гарри Поттера. Благодаря мне план моего хозяина сработал. Он вернул себе силу, и я буду вознагражден так, как никто из волшебников не смеет и мечтать!

Он свесил голову на бок, продолжая счастливо, безумно улыбаться. А в кабинете установилась мёртвая тишина.