Потерянная — незнакомая себе (гет)

Когда Хагрид донёс Еву и Драко до больничного крыла, мадам Помфри ахнула так громко, что звук отразился от стен.

— Мерлин милостивый! — воскликнула она, — Я же только несколько часов назад отпустила тебя, девочка! Как ты умудрилась…

Но договорить она не успела — заметив кровь на мантии, быстро схватила волшебную палочку и начала колдовать.

Драко Малфой с драматичным стоном опустился на ближайшую кушетку. Он держал руку, словно она была оторвана, и с кислым видом наблюдал за тем, как медсестра накладывает заклинания. Однако Ева, несмотря на куда более серьёзную царапину от когтей Клювокрыла, держалась стойко. Даже когда волна жгучей боли снова прокатилась по телу, она лишь чуть прикусила губу и глубоко вдохнула.

Наказание от Контрактных Смотрителей медленно ослабевало. Их голос исчез, оставив в теле ощущение выжженного следа, как будто цепи, удерживавшие её изнутри, только что исчезли. Она была уверена — она справилась. Защитила. Минимизировала урон.

Но ошиблась.

— Даже это достаточно, чтобы поднять тревогу, — процедила мадам Помфри, внимательно осматривая царапину на плече. — Магические существа… особенно гиппогрифы… О, глупость, глупость! Зачем вообще их подпускать к детям?..

Но когда она взглянула на лицо Евы, выражение её слегка смягчилось.

— Ты удивительно терпеливая девочка, — сказала она почти шёпотом, — такая боль… как будто ты с ней живёшь.

Ева ничего не ответила. Она просто отвела взгляд — не на Драко, не на мадам Помфри, а куда-то в сторону окна, где ветер шевелил шторы.

В это время в больничное крыло зашёл Хагрид. Он выглядел разбитым. Его широкие плечи опустились, в глазах стояла паника. Он подошёл к Еве первым и опустился на колени.

— Прости… Прости, девочка… Я не хотел… Я думал, Клювокрыл… он добрый, он же тебя сразу признал… — Хагрид дрожал. Он действительно был на грани слёз.

Ева повернулась к нему, сдерживая боль, и слабо улыбнулась.

— Всё хорошо, Хагрид, правда. Урок был замечательный. Просто… непредсказуемый.

Малфой резко фыркнул, усмехнулся с кислой злобой и бросил:

— Не нужно ваше извинение, “учитель”. Вы за это ответите — и вы, и ваш пернатый гордый дружок.

Ева не обернулась. Она слышала каждый его укол, но не реагировала.

— Да, у тебя травма, — тихо произнесла она, будто про себя. — Но жаль, что ты не видишь, какую травму сам носишь внутри.

Малфой услышал. Он повернулся к ней резко, почти с возмущением… но потом замер. Потому что, в отличие от него, она не жаловалась, не жаловалась даже взглядом — только поддерживала улыбку ради того, кто волновался. Даже сейчас.

Он хотел было снова фыркнуть… но передумал. И замолчал.

Мадам Помфри проводила Хагрида до двери с таким тоном, будто держала себя из последних сил, чтобы не выпроводить его пинком, — и тут же вернулась к Еве. Суетливо закрыла шторы, чтобы уединить кровать, и аккуратно помогла снять с неё мантию, приподняв ткань на плече.

— Что с тобой, а? — ворчливо выдохнула она, оглядывая рану. — Всё время вляпываешься в неприятности.

Затем осторожно начала обрабатывать царапины целительным бальзамом, и тот зашипел, вступая в контакт с кожей.

— Не нужно было тебе туда лезть. От ран, оставленных магическими существами, особенно гиппогрифами… — она бросила на Еву короткий взгляд, — …остаются следы. И не только на теле. Боль сейчас, должно быть, адская.

Ева молчала. Не морщилась, не дрожала — просто смотрела в одну точку, где ничего не было, кроме тусклого света лампы.

— Повезло, что выжила, — тихо добавила мадам Помфри, и в её голосе появилась не столько жалость, сколько искренняя тревога. — Я, конечно, вылечу тебя, и ты снова встанешь на ноги. Но прошу, будь осторожна. Это не игра. И ты не бессмертна. Запомни это, девочка.

Ева по-прежнему не ответила. Внутри неё всё гудело. Не от боли — к этой она уже почти привыкла. А от бессилия. От осознания, что сколько бы она ни старалась, сколько бы ни жертвовала собой — она всё равно в глазах других оставалась просто «той, кто попала в неприятности».

Прошлогодняя победа дарила ей слабую надежду. Что, быть может, она действительно способна менять судьбу. Что она может стать кем-то большим, чем просто пешкой контракта. Но сегодня… Всё снова показало: усилия — это раны. И раны — это только её.

Мадам Помфри помогла ей надеть больничную сорочку, заботливо подоткнув подушку под спину, и затем перешла к Мальфою. Он устроился на соседней кровати с преувеличенно трагическим видом, но глаза его были прикованы не к медсестре, а к Еве.

Он украдкой бросал взгляды в её сторону, и однажды — задержался. Ткань халата слегка съехала, обнажив бинт, плотно перетягивающий плечо, а ниже, у локтя, открылись старые шрамы. Два розоватых полумесяца, вырезанные чем-то острым, словно метки. Они выделялись на её светлой, оливковой коже, как древние клейма, неумолкающие свидетельства боли.

Она всё ещё смотрела в одну точку. Глаза у неё были красные, но не от слёз. От усталости. От того, что в этой тишине ей даже нечего сказать. Не ему. Не себе.

Мадам Помфри заметила, куда смотрит Драко, и быстро потянула шторы, чтобы переодеть и его.

Тишина между ними повисла тяжёлая, как заклятие. И всё же она была живее, чем любые слова.

Когда все процедуры были завершены, мадам Помфри, тяжело вздохнув, вышла — поговорить с профессором Макгонагалл о возможности выделить Еве отдельную комнату в больничном крыле. Вид у неё был усталый и обеспокоенный.

Прошло несколько минут — и в палату почти бегом влетел Невилл. Его лицо было искажено тревогой. Он даже не стал скрывать своего волнения — быстро подошёл к Еве, опустился на стул рядом с кроватью и посмотрел на неё виновато, будто сам был причиной её боли.

— Ты как?.. В порядке? — спросил он, и голос его прозвучал так мягко, так бережно, что Ева почувствовала, как внутри что-то отпускает. Ни упрёков, ни неловких расспросов — только тёплая, настоящая забота.

Она слабо сжала его ладонь, которую он осторожно вложил в её руку.

— Всё нормально. Не волнуйся. Спасибо, что пришёл, — прошептала она, опустив глаза. — Прости, что снова заставляю тебя переживать. Спасибо… что не осуждаешь. Что просто рядом.

— Ева… — тихо, но твёрдо проговорил Невилл. — Ты не виновата. Я же знаю тебя — ты всегда лезешь спасать других. Даже не думаешь о последствиях.

Он улыбнулся ей немного грустно, но с таким пониманием, будто смотрел не на подругу, а на старую, близкую душу, которую знал всю жизнь.

И в этот момент Ева почувствовала, как её сдержанность треснула. Она приподнялась, обняла Невилла, уткнулась ему в плечо и тихо, едва слышно, прошептала:

— Спасибо…

Слёзы катились по её щекам, но она не рыдала — это были слёзы облегчения. Оттого что рядом был кто-то, кто просто принимал её. Без условий.

С другой стороны палаты, за приоткрытой занавеской, за ними наблюдал Драко Малфой. Он скривился, едва не фыркнул в голос. Эту «слащавую сцену» он, как сам себе сказал, «выдерживал с трудом». Но почему-то не отвёл глаз. И раздражение, с которым он смотрел, было слишком острым, чтобы быть просто равнодушием.

Он уже собирался отпустить колкость, как дверь снова отворилась — вошла мадам Помфри. Невилл поспешно отстранился от Евы, с лёгким румянцем пробормотал прощание и выскользнул из палаты.

Мадам Помфри бросила на него внимательный взгляд, но ничего не сказала. Лишь подошла к своей пациентке и снова села рядом, проверяя повязку на её плече.

А Малфой молчал. И впервые за всё время — просто смотрел. Не язвил. Не шептал. Словно пытался понять, чего не понимал раньше.

* * *

Вечером, когда в больничном крыле воцарилась сонная тишина, Драко проснулся от пронзительного крика.

Он резко сел на кровати, глаза ещё были затуманены сном, но слух был настороже. Ещё один крик — и теперь он точно понял: это кричала Ева.

Он оглянулся — её кушетка была недалеко. Она билась в простынях, судорожно дёргаясь, будто стараясь вырваться из невидимых пут. На миг замолчала, но затем снова вскрикнула, и, срываясь на хрип, начала бормотать:

— Отпусти… Развяжите меня… Не надо… Пожалуйста… Я больше не буду… Не подходи ко мне, Сэм… Не смейте… Пожалуйста… Нет… Нет… Нет…

Драко замер, будто его окатило ледяной водой. Он никогда не слышал таких слов от неё — никогда не видел, чтобы Ева была такой... уязвимой. Кто такой Сэм? Что с ней делали? Почему её голос звучал так, будто она снова переживала нечто ужасное?

Он уже собирался встать, как в палату быстро вошла мадам Помфри в своём ночном халате, с торопливым, но привычным движением. Она подошла к Еве, которая теперь тихо всхлипывала и дрожала всем телом. Разбудив её лёгким прикосновением, она тут же оказалась в её объятиях — Ева схватила её, как ребёнок, который боится снова оказаться в темноте, и зарыдала.

Долго, без сдерживания, захлёбываясь в слезах, срываясь на шёпот и всхлипы.

Мадам Помфри не задала ни одного вопроса. Только гладила её по голове, качала как дитя, и тихо повторяла успокаивающие слова, которых никто, кроме Евы, уже не слышал.

Драко смотрел на это, не дыша.

Он вспомнил, что в особняке его семьи она никогда не плакала по ночам. Никогда не кричала. Она была молчалива, немного отстранённа, да, но всё держала в себе. Тогда он думал, что она просто закрытая. Что держит дистанцию.

Но теперь он понял — это было не молчание. Это была броня.

Что-то произошло после того, как она покинула их дом. Что-то, что сломало её так глубоко, что даже во сне она умоляла кого-то её не трогать. И это имя — Сэм… Драко поймал себя на том, что впервые в жизни почувствовал настоящий гнев. Не обиду, не раздражение, а именно ледяной, рациональный гнев. На кого-то, кто осмелился дотянуться до неё так, что теперь она кричит по ночам.

А ещё он почувствовал растерянность. И лёгкую боль. Потому что, несмотря на всё — несмотря на колкости, на игру в превосходство — Ева продолжала удивлять его.

Она была не просто сильной. Она была хрупкой только тогда, когда позволяла себе быть собой — рядом с теми, кто не судит. И чем больше он смотрел, тем отчётливее понимал: в ней куда больше глубины, чем он хотел признать.

* * *

Утром Ева вела себя так, словно ничего не произошло. Тихо, спокойно, сдержанно — она позавтракала, не обронив ни слова о ночном кошмаре. Драко наблюдал за ней, и чем больше она делала вид, что всё в порядке, тем сильнее его грызло чувство беспокойства.

Он долго собирался с мыслями, прежде чем наконец неуверенно заговорил:

— Спасибо.

— Что? — удивилась Ева, повернув к нему голову, будто ослышалась.

— Спасибо, — повторил он. — Ты меня спасла. Я вчера не успел поблагодарить.

— Хорошо, — слабо усмехнулась Ева. — Я приму благодарность... если ты не расскажешь об этом инциденте Нарциссе.

— Из тебя вышла бы отличная слизеринка. — Драко приподнял уголки губ. — Тебя случайно не хотели туда распределить?

Ева тихо улыбнулась, но не ответила.

— Не волнуйся, — добавил он, чуть более серьёзно. — Я ничего про тебя не писал. Но…

— Что? Ты уже успел отправить письмо в Малфой-менор?

— Нет, — пожал плечами он. — Но мой крёстный был тут вчера вечером. Пока ты спала. Мы немного поговорили.

— Понятно… — Ева кивнула. Сердце сжалось от мысли о возможном наказании Клювокрыла. На мгновение оба замолчали. Тишину нарушил Драко, сев чуть ближе:

— Кто такой Сэм? — спросил он неожиданно прямо. — Почему ты всю ночь кричала, будто тебя кто-то мучает?

Ева замерла. Она не ожидала, что он слышал её бормотание. И тем более — что запомнил.

Она посерьёзнела. Взгляд стал колючим, будто ледяным.

— Зачем тебе знать?

— Потому что я видел тебя до. И вижу тебя сейчас. Что с тобой произошло, когда ты уехала из поместья?

Она оглянулась по сторонам и прошептала с неожиданной остротой в голосе:

— Замолчи. Тише. Ты хочешь, чтобы все услышали?

— Я и так уже слышал достаточно, — отрезал он, но всё же понизил голос. — Отвечай. Что с тобой сделали эти мерзкие маглы в приюте?

— Ничего, — отвела взгляд Ева.

— Не смеши меня, — прошипел Драко. — Если ты не скажешь, я попрошу маму узнать.

— Нет! Пожалуйста, не надо... — перебила его Ева, неожиданно испуганно.

— Тогда скажи мне.

— Если скажу — ты отстанешь?

— Смотря как, — ухмыльнулся он, но уже без прежней насмешки.

— Обещай, что не будешь задавать лишних вопросов.

Он кивнул. Ева глубоко вздохнула, опустила глаза и наконец заговорила:

— Сэм — это мальчик из приюта. Он… он оставил мне этот шрам. Часто снится. Вчера, после нападения дементора, всё всплыло. Наверное, и из-за травмы, и из-за страха. Он издевался надо мной. Жестоко. А смотрительница… она молчала. Закрывала глаза. Всё позволяла ему. — Голос Евы дрогнул. — Как Снейп тебе твои издёвки, только хуже.

Последнюю фразу она проговорила с болезненной язвительностью.

Драко замолчал. Он смотрел ей в глаза и пытался понять — врёт ли она. Но в её взгляде не было фальши. Только усталость. Глубокая, немая боль. И он, неохотно, но поверил.

Потому что знал: такую правду не сыграть.

И тут снова кто-то прорвался в больничное крыло. На этот раз — Джордж Уизли. Драко презрительно сощурился: близнецов он по-прежнему путал, и оба вызывали у него раздражение. Следом за ним вошёл и второй — Фред, чуть более спокойный. Но Ева, к удивлению Малфоя, повела себя с ними совершенно иначе, чем с Лонгботтомом. Лицо посерело, эмоции сменились. Всё язвительное озорное выражение, с которым она недавно смотрела на Драко, теперь стало холодным, даже отстранённым.

Джордж, как только увидел её, кинулся вперёд.

— Что случилось? Почему ты ранена? — быстро заговорил Джордж, подойдя ближе. Его голос был напряжён, в нём звенела тревога. — Это плечо? Ты что, влезла под когти гиппогрифа?!

— Привет, Ева. Доброе утро, — с лёгкой усмешкой сказал Фред и присел рядом.

— Привет, Фред. Привет, Джордж, — буркнула она, с трудом сдерживая раздражение. — Откуда вы узнали? И почему вы вообще не на уроке?

— Я пошёл за ним, — пояснил Фред, кивнув на брата. — Он был не в себе. Думал, если его не остановить, то он окажется по соседству с тобой. — Он кивнул в сторону Малфоя. — А уроки? Да плевать на них, когда ты вот так тут лежишь. Ты же нам как третья близняшка. Сама знаешь.

Он хмыкнул, но осторожно бросил взгляд на брата. Джордж был на грани. Он закипал от эмоций. Он не умел сдерживаться, если дело касалось Евы.

— Рана ещё не зажила. — Она ровно посмотрела на них. — Поэтому... можете уходить. Когда я выйду — поговорим. Я в порядке.

— Только не это... — вскипел Джордж. Он сжал кулаки. — Только не говори, что ты в порядке! Учебный год только начался, а ты уже второй раз в больничном крыле! Первый раз — ладно, дементор. Случайность. Но теперь? Ты зачем спасала МАЛФОЯ?! Ты что, совсем? Ты и так уже настрадалась в прошлом году! А летом... Ты даже не ответила на мои письма. Ни на одно. Я с ума сходил! А тут ты уже снова в больнице, снова из-за какого-то идиота!

Он кипел, он ревновал, он боялся. Он не успел отойти от её первого несчастья, как она снова оказалась в новом. И не просто так — из-за Драко Малфоя.

Драко стоял в стороне, молча наблюдая за этим фарсом. Внутри него всё кипело. Он хотел вмешаться. Хотел поставить Уизли на место, но....

— Хватит! — Ева сорвалась. — Достаточно! Ты что себе позволяешь вообще?!

Все обернулись. Она сидела прямо, глаза горели, голос дрожал.

— Кто ты такой, чтобы контролировать меня?! Кто ты такой, чтобы упрекать меня?! Кто ты такой вообще, чтобы лезть в мою жизнь, в МОИ решения, как будто я тебе что-то должна?! Я САМА решаю, что делать, ясно? Я сама несу ответственности за последствия! Я НИКОГДА не давала тебе права вмешиваться в мои дела!

Она уже почти кричала. Лицо пылало.

— То, что я молчала — это не значит, что я была с тобой согласна! Это была просто вежливость, а ты воспринимал это как приглашение! Ты думаешь, если у тебя есть ко мне чувства, ты можешь на меня давить?! Ты ошибаешься. Я тебе НИКОГДА не отвечала взаимностью. Я тебе НИКОГДА не давала повода думать, что ты мне больше, чем просто друг. Так что уходи. Я больше не хочу тебя видеть. Найди себе девочку, которая будет тебе подчиняться, которая будет тебя слушать, которая никогда не попадает в неприятности. И отстань от меня наконец!

Джордж замер. Словно мир рухнул прямо на него. Он смотрел на неё, не в силах сказать ни слова.

— Ева… Я… Прости…

— Уходи, — повторила она жёстко. — Просто уходи.

Фред понял, что уже ничего не спасти. Он встал и потянул брата за руку. Джордж опустил голову. Виноватый. Опустошённый. Разбитый. Он вышел молча, даже не оглянулся.

Ева отвернулась, сжав губы, и даже не дожидалась, когда дверь закроется.