Хрупкое счастье хранят дневники (гет)

В ночь на 17 сентября

Выспаться мне снова было не суждено. Только я начала задрёмывать, как подскочила от «Муа-ха-ха!», которое зазвенело и загрохотало в моей голове так, как будто ударилось о стенки колокола. Я спросонья даже не поняла, что это было, но сонная часть моего мозга как будто ещё не разорвала соединение, и я услышала вопрос Рейзела — причём адресованный вовсе не мне.

«Франкенштейн… Зачем ты мысленно связался со мной и начал безумно хохотать?»

«П-прошу прощения, Мастер, — чуть-чуть присмирел он. — Я слегка разволновался…»

Рейзелу такое поведение Франкенштейна было не впервой, просто хорошо забытое старое. К тому же, он видел размытые контуры тех тварей, с которыми боролся Франкенштейн — чёрные уже не похожие на людей тени и белые очертания старика с паучьими конечностями. «Союз», как обычно, изобретателен в извращении человеческой природы и гордится этим. Не мудрено, что Франкенштейн так взбудоражен: модификации его всегда живо интересовали, но видеть то, куда свернули все эти исследования… Для его гордости это чувствительный удар: видеть превосходство этих недостойных, хотя они добились успеха в научных вопросах недопустимыми средствами. Методы Франкенштейна всегда были большинству чужды: что когда их пути с Рейзелом впервые пересеклись, что спустя много веков.

Кем бы ни был его противник, вероятно, Франкенштейн сумеет выиграть Рейзелу время на поиски детей и при этом справится с врагами сам. Но то, с каким завидным упорством он в последнее время прибегает к помощи Тёмного Копья… Будто пали все условности и запреты — Франкенштейн вызывает своё ужасное оружие в любой ситуации как ни в чём не бывало. Действительно ли в том такая крайняя необходимость?

Ответить на свой же вопрос Рейзел не взялся: не видел в этом никакого смысла. Франкенштейн всё равно будет поступать так, как сочтёт нужным. И он обычно прав. Просто боязно за него — не поддастся ли его разум в пылу битвы отравляющей и завлекающей тьме? И не остаётся ли послевкусие от этого воздействия, которое и подстрекает Франкенштейна вновь и вновь обращаться к силе Копья?

«Так это ты? — продолжал слышать Рейзел то, что происходило рядом с Франкенштейном. Наверное, тот до сих пор был слишком взбудоражен, чтобы контролировать свои чувства и мысленную связь. — Ужаснейший из людей за всю историю «Союза»? Враг всего человечества?»

Аура вокруг Франкенштейна потемнела. Не из-за Копья — оно и так уже было в ходу. Из-за сложного сплетения неприятия, обиды и ядовитой иронии, с которой Франкенштейн встретил это обращение к себе. Рейзел не счёл бы правильным упрекать его, даже если бы он потерял контроль над своими эмоциями совсем. Тот, кто всем пожертвовал в своей юности ради защиты человечества от сильных рас, имел полное право оскорбиться, услышав такое. Но тот, кто и впрямь ушёл из «Союза», поняв полную несовместимость их духовных ценностей и научно-политических устремлений… Рейзел очень надеялся, что у Франкенштейна хватит хладнокровия напомнить себе, что он не предатель. Он — творец своего собственного пути.

За этими тревогами Рейзел не забывал о собственной задаче, но остров был большой, а ауры детей — очень слабыми, такими, будто они были истощены или без сознания. К тому же, все эти людские постройки очень странные — много переходов, коридоров и подземных этажей. У него всегда сложности с тем, чтобы ориентироваться в подобных местах.

«Давай же, Рей, я в тебя верю, — подумала я, уже снова проваливаясь в сон. — Верни всех домой!»

«Хорошо», — ответил мне Рей, будто и не удивившись моему появлению в своих мыслей. Может быть, привык к ментальной связи со мной уже почти так же, как и с Франкенштейном.

* * *

Во второй раз я проснулась, наверное, достаточно скоро.

Сначала я услышала исступлённые крики Раэля — Рей находился где-то поблизости и не мог точно разобрать сами слова из-за искажения, которое неминуемо давали и стены, и гнев самого Раэля. Но вот зато его эмоциональный фон был Рейзелу очень понятен.

Ослепляющая и сбивающая с толку боль. Ярость. Бессилие. Искреннее недоумение. Она ведь была благородной — тогда зачем спуталась с этими ничтожными человечками? Как она ухитрилась применить их нелепые технологии так, чтобы приблизить их смешные силёнки к уровню глав кланов? Как можно жить в таком самообольщении — променять гордость на иллюзию власти? Но разве она правда чем-то лучше, чем честные чистокровные благородные?

Презрение напополам с ужасом. Она и впрямь хочет исследовать моё оружие духа? Но это не вещь, которую можно просто так отнять — даже если пытать будет. Совсем сбрендила — всё равно никогда не сможет его использовать! У каждого оно уникальное. Но вот уничтожить меня вместе с Грандией — для неё легче лёгкого.

Незнакомый прежде страх при взгляде на Региса и Сейру. Игнесс Кравей угрожает ему их жизнями. Смешно! Кто они мне, чтобы так глупо жертвовать собой ради них? Не очень смешно… Сейра — без комментариев. И если выбирать из кичливо-праведного Региса и поправшей закон свихнувшейся от жадности Игнесс — выбор же очевиден… И это так глупо, потому что никого этот выбор не спасёт. О нём, выборе в моей душе, даже не узнает уже никто… Когда брат сюда придёт, будет поздно — и почему-то Игнесс уверена, что справится даже с Раджеком. Неужели его смерть будет на моей совести? Ни за что! И как у неё язык повернулся сказать, что она сильнее?

Нет, и всё же… какая пошлая, раздражающая, наглая самоуверенность! Да кто она такая, эта продавшаяся людишкам за власть бестия? Кем она себя возомнила, если хочет помыкать истинными благородными? Даже обладая этой грязной, краденой, незаслуженной силой, она не одолеет… — до последнего упрямо читается в ауре Раэля, а потом его восприятие резко отшибает, но Рей уже точно знает, где искать. Он повернул за угол и успел увидеть, как уверенным шагом из лаборатории вышла Игнесс Кравей — такая, какой она стала теперь. Изменилась до неузнаваемости. Она выросла. И… бесповоротно, низко и трагически не раскаявшись… пала.

Рейзел мысленным приказом отпер дверь и встал перед тремя вертикально стоящими на стене плитами. В душе клубилось и шипело странное чувство. Франкенштейн рассказывал, что во времена его юности так выглядели пыточные. В каждом замке или крепости были такие. И теперь на этой стене, прикованные кандалами, висели юные благородные. Нет, просто дети. Его друзья. Всё было более стерильно, чем в стародавние времена. И от этого ощущение в душе казалось ещё более мерзким.

«Почему… они такие? — горько спросил Рейзел с каким-то надрывом, наконец-то поняв, что именно повергло его в такой шок, стоило переступить порог лаборатории. — Люди ли, или благородные… Им Небеса не велели быть жестокими. Тогда зачем?!»

«Рей, она вернулась! — вдруг ощутив присутствие Игнесс, завопила я. — Сзади!»

— Хм, а ты ещё кто? — удивилась она, но Рей всё ещё был весь в своих мыслях. — Эй, я тебе вопрос задала, — оскорбившись таким невниманием к своей персоне, повысила голос она. — Не из разговорчивых, да? Пришёл спасти их? Тебя Раджек послал?

«Юна, ты должна срочно уйти», — вместо того, чтобы ответить ей, приказал он мне. В его тоне действительно проявились отрывистые суровые нотки: Рей боялся, что я не послушаюсь и останусь.

«Но я не умею это контролировать!» — взмолилась я. Мне стало страшно, что я не смогу подчиниться его воле, и тогда… произойдёт что-то ужасное. Но я и правда не по собственному желанию и не для развлечения повсюду следую за ним!

«Придётся приказать тебе», — решил тогда Ноблесс.

— Твоих рук дело? — негромко и почти убийственно сухо осведомился он в тот же момент у Игнесс. И нимало не интересуясь её оправданиями, сразу же сорвал печать.

Звенья серьги-печати рассыпались в его руке, и одновременно с ними треснули и раскололись кандалы, освобождая пленников. Они бессильно сползли по стенке наземь, и Рейзел прикрыл их энергетическим щитом, выпуская кровавое пламя.

«Проснись!» — приказал он мне, и это звучало совсем не похоже на его обычный голос. Возможно, это был даже другой язык. Но мой разум, как и моё тело, беспрекословно подчинились.

* * *

Я подскочила на кровати. И следующее, что я осознала — что я держу в руках альбомный лист, на котором, судя по размеру картины, уже больше часа рисую… нечто невероятное. Я, конечно, немножко умею рисовать, но мои способности достаточно посредственные. А тут у меня дух занялся от красоты моего собственного рисунка.

Я увидела родившуюся без единой линии картину — проявившуюся из пятен цвета горную долину, залитую светом. Сама я никогда там не бывала — не говоря уж о том, что не способна нарисовать такую красоту. И не уверена, что это когда-либо видел Рей. Это было как отчаянная мечта, как грёза, которую разум не может удержать. И всё-таки мысленный приказ Ноблесс заставил меня это сделать: и так как не в силах человека запомнить образ во всей чёткости, я прибегла к тому способу, который мог бы сохранить его хотя бы приближённо к оригиналу.

На рисунке не было ни единой неудачной тени или слишком резкого штриха. Каждая травинка и цветочек были нарисованы ровно с той долей аккуратной детализации, чтобы стать частью единого целого. Кажется, этот рисунок мог передать всё, что угодно: ветерок, влажность, лёгкую прохладу и в то же время тепло — нежное и робкое, играющее на слегка затуманенных горных пиках.

У меня на глаза навернулись слёзы. В такой опасный момент… ты всё-таки думал не только о пленниках, но и обо мне, Рей? Ты так хотел уберечь меня от того, что я могла увидеть в твоём восприятии, что… догадался заставить меня рисовать и тем самым полностью занять мой разум другим образом? И нарисовать не что угодно, а таинственный, неуловимый пейзаж? Отголосок какого-то особенного мира, который недостижим для нас, хотя мы буквально существуем в нём?

Я позвонила М-21 и тут же сбросила звонок, понимая, что не смогу говорить, никого дома не разбудив. А потом в сообщении набрала то, что узнала: Рейзел нашёл всех троих, место правильное, Франкенштейн и, вероятно, Раджек тоже (раз его с Рейзелом не было) вступили в бой с кем-то из врагов. Наверное, М-21 разбудил мой звонок, потому что он моментально прочитал это ночное сообщение и похвалил меня.

«Ты наш лучший источник информации, — написал он и добавил: — Это, если что, Тао о тебе так говорит. Я ему всё передал. Он подумает, чем можно им помочь».

«Рей же справился, правда?» — написала я, и М-21 без колебаний написал: «Конечно». Мы оба знали, что эти фразы реального успокоения принести не могут, но и не сказать их тоже нельзя. Нам оставалось только ждать и надеяться. Ну и, в случае М-21, передавать информацию остальным.

* * *

На часах было почти три часа ночи. Я не знала, что с Реем и с остальными. За последнее время Рейзел не нашёл способа разорвать или закрыть нашу ментальную связь окончательно, как и не мог бы научить меня проникать в чужие сознания или покидать их по собственной воле. А это было бы так кстати.

Я сидела с готовым рисунком в руках и думала, что никогда в жизни не нарисую ничего более прекрасного. И всё-таки осознавала, что это чужое знание и чужой дар. Когда — если? Нет, конечно, когда — Рейзел вернётся, я подарю эту картину ему. Он ведь, как и я, никогда не видел наяву такого пейзажа — только в воображении.

И только когда я смогла, разбитая и всё же какая-то просветлённая, снова уснуть, то увидела самую развязку в чужом восприятии.

Темнота полыхнула ярчайшим светом, который тут же рассеялся, не оставив ни крупицы своего присутствия. Среди оседающих столбов пыли и обломков Франкенштейн нашёл Мастера — тот снова стоял на земле, но так, что легчайшее дуновение ветра могло его свалить или унести прочь. Умоляя, чтобы он позволил ему сразиться вместо себя, Франкенштейн кинулся к Рейзелу, но тот остановил его. Непонятно почему, но бой прервался, противник исчез и опасность отступила. Да и не это сейчас терзало Мастера.

«Как дети?»

«В безопасности, Мастер», — ответил Франкенштейн, и Рейзел выдохнул с облегчением и тут же сильно закашлялся.

По его щекам, волосам, плечам и между пальцами стекала кровь. Останавливать её не было ни малейшего смысла, ведь, как в отчаянии мысленно твердил Франкенштейн, Мастер сорвал ту последнюю — самую последнюю, дающую призрачную надежду на его восстановление — энергетическую печать. Сила кольца улетучилась, испарилась вместе с самой печатью.

Рейзел перестал судорожно зажимать рукой рот, выпрямился и приподнял голову — так, чтобы сделать вдох. Его тело трясло от потери сил, а дыхание было рваным и шумным. Франкенштейн не знал, то ли подставить Рейзелу плечо как опору, то ли не мешать.

«Я немного устал», — признался Рейзел, как бы отвечая на его сомнения. Он всё ещё стоял так, будто хотел разглядеть небеса, но его глаза были крепко зажмурены, а на ресницах дрожали кровавые капли.

Франкенштейн было решил в пользу того, чтобы подхватить Рея и попытаться передать ему хоть малейшую часть своих сил — но тут Рейзел вдруг усилием воли открыл глаза и вытянул руку. Лежащие перед ним Раэль, Регис и Сейра озарились ореолом такого же света, как тот, что вспыхнул в самом начале моего видения, а затем некоторые их раны затянулись, а лохмотья сменились такой же одеждой, как у них была до этого.

«Мастер, я не чувствую, где находится Музака… — начал Франкенштейн, но Рейзел будто бы и вовсе позабыл о Музаке (кто бы это ни был), занятый совсем другим. — Мастер, а зачем вы…»

«У детей была порвана одежда», — пояснил Рей едва слышно.

«Мастер, вы в порядке? — воскликнул Франкенштейн и тут же грубо оборвал себя: какой глупый вопрос, разумеется, он не в порядке. Никогда не видел его в таком истощении. — Простите меня».

Но Рейзел и не думал сердиться или в чём-то упрекать Франкенштейна. Он не отвечал на вопросы и тогда, когда уже вернулся Раджек и также доложил, что не обнаружил и следа Музаки. И только когда Франкенштейн сказал, что пора уходить, пока не нагрянул «Союз», Мастер с ним согласился.

А сразу вслед за этим Франкенштейн услышал вертолётный шум, и на его руке предостерегающе заискрилась энергия Копья. Но я как-то сразу знала и то, что Франкенштейн понял уже затем, когда услышал бойкий знакомый голос. Это были модифицированные, свои. Тао и Такео успели первыми.

Вторник, в школе (вместо географии, которой сегодня не было)

Сегодня к нам вернулась Суйи. Мы её появления ждали с небольшой тревогой: в чём мы так жёстко накосячили, что в немилость попали? Из всех моих друзей (до появления благородных) Суйи всегда была самой властной и взыскательной. Чуть что не по ней, она обязательно поставит этого человека на место…

Но Суйи нас на место ставить вообще не стала. Она поздоровалась с нами так же, как и обычно, и хотя и показалась мне какой-то замученной и чуть-чуть пасмурной, но нам была действительно рада. Мы обнялись и начали делиться всякими новостями. Первым делом она спросила, куда делись Регис, Сейра и Рей, и я не знала, что ей отвечать. С одной стороны, М-21 написал мне, что все дома и наконец-то очнулись, но это явно не то, что я могла рассказать друзьям. С другой стороны, что-то сказать было надо, и я стала придерживаться того, что говорила последние несколько дней: что они куда-то уехали ещё неделю назад, но мы не особо-то в курсе, когда вернутся, потому что они нас не предупредили.

— Терпеть не могу, когда что-то идёт не по плану, — заметила Суйи. — Неужели так сложно предупредить заранее? А нам теперь из-за них волноваться…

— Ничего, наверняка что-нибудь напишут скоро, — успокоила её я. — Ну, или у охранников что-то узнаем.

— Ну да, ну да, — поворчал Икхан. — Хёны-то тоже пропали куда-то. С самого утра их не вижу, только Аджосси где-то тут бродит, а Тао и Такео как будто испарились!

Это правда, потому что Тао и Такео на вертолёте летали куда-то в неведомые дали, откуда и вернули всех обитателей дома директора Ли в относительной целости и сохранности. Прилетели обратно они только под утро, так что нет ничего удивительного, что на работу не вышли и сейчас отсыпаются. Между прочим, я под впечатлением: Тао и вертолёты умеет водить, получается? ("А почему тогда никто не хотел его пускать за руль машины?" — долетело до меня изумление чуть ли не из прошлой жизни.) А почему эта обязанность изначально легла на плечи аналитика? У них в команде DA-5 недостаток людей был? Или же каждый уважающий себя агент должен уметь водить всякую технику? И ещё мне интересно, где они вообще взяли вертолёт.

Между тем, наши объяснения, куда делись благородные, Суйи не удовлетворили, но больше-то всё равно ей спросить было некого. Зато мы подробно расспросили, как у неё прошли съёмки, почему она нам почти не отвечала и не случилось ли чего.

Самое главное, что я с радостью могу сообщить: Суйи на нас не прогневалась. Ну да, она в день рождения не получила от нас никаких поздравлений, потому что телефон был выключен (чтобы не мешать на съёмках), поэтому ей было одиноко. А потом они снимали где-то в горах, так что, когда она получила наше сообщение, видео у неё не загрузилось, и она не поняла, что там было такое классное поздравление. Поэтому обиделась, что её никто лично не поздравил, ни одного слова не написал, только видос какой-то скинули, и тот не загружается. Ей показалось, что мы её праздник проигнорировали — и это вдобавок к…

Вот тут всплыла целая история, которую она вроде как и хотела замолчать, но в то же время очень хотела нам пожаловаться, потому что больше некому. И потом, я часть и так подслушала у неё в голове, заволновалась, поэтому в итоге «дожала» сомневающуюся Суйи и всё-таки заставила рассказать.

И что у нас тут выяснилось… Оказалось, что её не просто вынудили работать в её день рождения — это нормально и привычно. (Вообще-то все взрослые люди так живут. А если ты звезда, то работаешь однозначно, потому что им так трудно составить график! Слишком много всяких мероприятий надо учитывать…) Её заставили вжиться в роль! Буквально!

Вот лично я в таланте Суйи вообще не сомневаюсь. Она пусть и начинающая актриса, но играет не хуже тех подростков, кто в индустрии уже лет пять. Но у режиссёра оказалось своё видение. По сюжету Суйи играет проблемную девочку с тяжёлой судьбой. И она должна выглядеть нелюдимой, ершистой, грубоватой и приземлённой. Короче, этот образ далёк от того, какая Суйи на самом деле. И чтобы «помочь» ей адаптироваться, режиссёр придумал такую уловку: запретил съёмочной группе с ней общаться! А ведь Суйи как молоденькая светская львица — обязательно хочет со всеми перезнакомиться. Она говорит, это ей и для будущей карьеры полезно, потому что помогает нужными контактами обзавестись, и так просто — для досуга, для «правильной» атмосферы в команде.

Видать, не совпали у неё с режиссёром определения «правильности» в этом вопросе. В итоге с ней разговаривали только тогда, когда это было необходимо. Сначала она подумала, что всё это из-за сжатых сроков. Все торопятся доснять материал к нужной дате — это вполне понятное стремление. Так что она спокойно мирилась с тем, что режиссёр такой сухой и требовательный, что команда её, кажется, в упор не замечает. И даже что ей «настоятельно порекомендовали» никому по телефону не звонить и не отвлекаться. Всё ради роли. Всё ради продуктивной работы.

Но потом она просто не могла не замечать, что другие-то люди спокойно сидят в телефонах, болтают между собой, угощают друг друга фруктами и снеками. И только её одну игнорируют так, будто она чем-то провинилась. Да, она в этом коллективе не так давно, но и не самая младшая, и не самая бесталанная… За что с ней так?

А тут ещё и мы как будто присоединились к общему игнору. Вернувшись домой-то, конечно, она это видео смогла нормально загрузить и очень растрогалась от всех наших пожеланий. И на нас гневаться перестала, а вот от съёмок осадочек остался… Мы предположили, что просто люди такие подобрались — или заносчивые, или чёрствые. Но Суйи сказала, что ребята-то нормальные! Просто режиссёр им не велел с ней общаться, чтобы она всё время чувствовала себя угнетённой, неуверенной и одинокой — такой, какая героиня по сюжету. Суйи в своём нормальном расположении духа ведь вообще не такая — она излучает энергию, уверенность и очарование. Даже если в глубине души она очень неуверенная и хрупкая, она эту уязвимость никому не показывает, даже нам. Я бы и не догадалась об этой её стороне натуры, если бы мы не были лучшими подругами.

— Вот так и вышло, что я невольно стала в себе сомневаться, и это, разумеется, сказалось и на моих движениях, и на мимике… То, что режиссёру и надо было!

— Какой-то неприглядный лайфхак, — сказал Шинву. — Вроде и понятно, зачем так сделали, но не по-людски как-то…

Мы повздыхали над неприятной историей, которая отравила Суйи все съёмки, а потом успокоили её, что это ещё не самое плохое, что с ней случалось. Да и вообще — главное, что съёмки уже позади, и она снова с нами, в компании, которая всегда поддержит и готова вместе хоть трудиться, хоть развлекаться.

— Кстати о развлечениях, — заикнулся было Шинву про компьютерный клуб. — Там как раз игрушку новую обещали… Вот-вот должна выйти, в честь этого даже какая-нибудь акция будет…

Но мы с Суйи к этим играм уже давно охладели, так что на уговоры Шинву не повелись. Шинву поворчал, что хоть мы и говорим ему всегда «ну сходите тогда вдвоём с Икханом», в итоге мы идём все большой толпой к директору, и игры одиноко простаивают… А игровые навыки-то, между прочим, тренировать надо так же, как и спортивные! А то теряются… Но мы с Суйи выдержали его натиск, как суровые морские скалы, и Шинву махнул рукой и убежал в столовку.

Ну а я и Суйи пошли гулять по коридору, где и произошла одна судьбоносная слегка неловкая встреча. Суйи-то у нас ещё не знакома с Кэриасом. Они попались нам на втором этаже: М-21 и Кэриас. Видок у М-21 был такой, будто больше всего ему бы хотелось запереть благородного в каком-нибудь школьном чулане, но это бы только сделало нового любимца женщин в Ё-Ран мучеником в их глазах, поэтому он сдержится и лучше не будет.

А Кэриас, ничего не подозревая о раздражении своего напарника, уже привычно раздавал комплименты налево и направо, а потом уткнулся взглядом в нас. (М-21 аж зубами заскрежетал, следуя за гуляющим по мне взглядом благородного). Но Суйи с её броской внешностью привлекла Кэриаса куда больше, чем я. (М-21, можно уже выдохнуть!) Так что он осмотрел её с головы до пят, а потом вдруг размашистым движением опустился на колени (мы с Суйи чуть не подскочили от неожиданности) и провозгласил:

— Миледи, у вас шнурки развязались!

Я, сдерживая смех, искоса посмотрела на Суйи и заметила, как она покраснела. Её жизнь готовила ко всякому: она повидала уже и звёзд, и кумиров, и благородных, и даже самого Ноблесс, пусть и не знает об этом. Но этот статный шикарный блондин настолько неожиданно ворвался в её жизнь, что застал врасплох. Может быть, у меня на щеках тоже проступил невольный румянец (иначе почему на меня М-21 так странно зыркнул, как будто одёрнуть хотел?), но я-то знала, что за фрукт этот Кэриас. Поэтому ни пугаться не собиралась, ни растекаться под его взглядом лужицей, разомлев от всяческих похвал.

А вот Суйи замерла, как изваяние, позволив Кэриасу перешнуровать её ботинки так, как уж ему казалось правильным («безупречным», как он сам это назвал).

— Подобная небрежность даме ни к чему, — нараспев сказал он, — позвольте-ка.

— С-спасибо, — едва переводя дух, выдавила Суйи, и Кэриас тут же умчался прочь, явно пребывая в прекрасном расположении духа. Уж не знаю, рад ли он, что его соотечественники вернулись домой живыми и почти здоровыми, либо он просто наслаждается очередным прекрасным денёчком среди прелестных юных девушек. Но от него буквально во все стороны так и разливалась аура тепла и позитива.

Чего об М-21 не скажешь. Он замер, как зверь перед прыжком. Опасный-опасный, чуть дотронешься — пожалеешь. И что это мы какие напряжённые? Ну подумаешь, Кэриас развлекается… Ничего же запрещённого не делает…

М-21 и сам знал, что всё нормально. Но благородный уже несколько дней действовал ему на нервы, и приглядывать за ним М-21 уже устал. Тем более, всё это время переживал за друзей, а когда его Тао оставил за главного, а сам смылся на поиски вертолёта… Ух, и пощекотала ему нервишки эта прошлая ночь… И что в итоге? А в итоге пришло утро, трудная смена «один пашу за троих», и Кэриас на «свою девчонку» чуть глаз не положил… Суйи же не просто какая-то ученица. Придёт в гости — опять они пересекутся. А ну как всё это в какое-то недоразумение выльется? И это Суйи. А опасность была в паре миллиметров. Вдруг в следующий раз благородному стрельнет Юне шнурки завязывать? Его, М-21 то есть, женщине?

Я посмотрела на М-21 с весёлой укоризной, и он проворно отвёл от меня взгляд. Нет, ну мне приятно, что М-21 меня «присвоил». Но почему он так на Кэриаса смотрит, как будто они с ним два пса, которые любимую косточку не поделили? Не хочу я быть ничьей жевательной игрушкой…

М-21 сообразил, что его ревность была слишком явной, и чуть-чуть смутился. Но как это разрулить, да ещё и рядом с Суйи, которая тоже могла заметить, если мы так и будем продолжать переглядываться, так и не сообразил. Так что просто кивнул нам, тяжко вздохнул (мысленно) и пустился вдогонку за Кэриасом, пока он там кого-нибудь ещё «золотцем», «дорогушей», «ненаглядной» или «прекрасной госпожой» не окрестил сгоряча. Вряд ли М-21 забеспокоился о том, что теперь женское население будет сходить с ума по Кэриасу, забыв про их троицу охранников, но ему просто это кажется нарушением школьного порядка, за который он очень даже радеет.

Ну и совсем чуть-чуть это его уязвляет всё-таки. Самую малость.

Позже, на обществознании

На последней длинной перемене к нам вернулись Тао и Такео. Мы как раз гуляли по школьному двору и ломали голову, что бы такое сегодня поделать, как вдруг Шинву заметил охранников, и мы подбежали к ним, уверяя, что «очень соскучились».

Тао тоже замахал нам так, как будто тысячу лет не видел, и я вдруг спросила себя: он ухитрился соскучиться или просто сомневался, что ещё увидит нас в этой жизни? Насколько он вообще был уверен в своём успешном возвращении? Пытался ли вероятность посчитать и всякое такое? Вполне ведь мог броситься очертя голову на край света, даже понимая, что шансов на успех мало. И как он живёт так: ходя по грани не в каком-нибудь ослеплении, а с полным пониманием ситуации? Да ему же должно быть ещё страшнее, чем всем остальным…

Почему-то мои друзья решили, что раз охранники и директор вернулись, то и наши друзья — тоже. И Кэриас (который тоже там был) тут же нам разболтал, что все действительно вернулись вчера (ну, я бы сказала, что это было уже сегодня) и отдыхают дома у директора.

— Правда?! — возликовали мои друзья.

Модифицированные упустили момент занять наши головы чем-нибудь другим, и вот уже Шинву напросился в гости, а Кэриас щедро раздал нам приглашения. («Само собой!» да «Приходите сегодня!», совершенно не думая о том, а в состоянии ли они будут нас принять). Я хоть и знала о ситуации, но мои робкие протесты потонули в общем гомоне. Да и что греха таить, я тоже хотела скорее всех увидеть и наконец-то убедиться: да, все живы и здоровы, М-21 меня не обманул… Не то чтобы я не доверяла М-21, просто когда близкие тебе люди оказываются в опасности, волей-неволей начинаешь надумывать что-то нехорошее…

— Ха-ха, если бы я знал, что вы так обрадуетесь, я бы сказал вам и раньше! — возликовал Кэриас, полностью довольный тем, как происходит его интеграция в человеческое общество. И прекрасные дамы от него без ума, и друзья дома души не чают… А уж сколько радости и оживления он вносит в будни этой строгой с виду, но кишащей озорниками школы…

Охранники переглянулись с таким видом, будто у них одновременно заболели головы. Или им кто-то всем сразу сделал выговор.

— Надо будет ещё раз подумать, стоит ли его вербовать, — тихонько сказал Тао напарникам. — Слишком уж он бестактный… На такого никакой управы.

М-21 и Такео посмотрели на него испытующе, и Тао тут же вспыхнул и руками взмахнул, как бы защищаясь от невысказанного: «Резво же ты переобулся!» А дело было в том, как я подслушала в их мыслях, что ещё минуту назад Тао восторгался живостью и непосредственностью Кэриаса и даже хотел предложить ему пополнить ряды RK — элитного подразделения, которое Тао создаёт… как свою собственную боевую команду, но только из проверенных друзей. Каким боком туда затесался Кэриас, ни Такео, ни М-21 не поняли. Разве что родственные души притягиваются… Но как притягиваются, так и отталкиваются, и это Тао ещё долго припоминать будут, как и любой его косяк вообще-то. Почему-то, когда речь заходит о слабостях Тао, его товарищи особо прилипчивы и не дают ему прохода своими подтруниваниями. Ну, или это бедный угнетаемый хакер так видит эту ситуацию…

* * *

Последний урок мы просидели с таким нетерпением, как будто вот-вот должны были начаться каникулы, хотя мы всего-то собрались в гости к директору. Но его дом как будто имеет какую-то магическую власть над нами: нам всем хочется туда бежать при первой же возможности, в любую погоду и по любому поводу.

А лучше было бы нам слушать задание, потому что нас опять отправляют на какую-то школьную конференцию, и на уроке как раз делили темы докладов между «перспективными» студентами. В их число и я попала, разумеется… Э-эх, и почему я не могу быть «самой заурядной»? Я бы не против и так называться, лишь бы доклад этот не зубрить! И то, что нам уже даже материалы систематизированные дали, только чуть-чуть обобщить, текст написать и выучить, совсем не делает это задание менее тягостным…

Тао, с которым я успела перекинуться парой слов, пока мы ждали всех остальных, чтобы дружной компанией направиться домой, рассказал мне о вчерашнем полёте. В его исполнении это было как всегда забавно. И мне показалось, что летать Тао и правда понравилось.

— Ты не представляешь, как я здорово вжился в роль пилота! — оживлённо рассказывал он. — Я их всех на борт впустил, потом приветственное слово сказал, а как уж мы плавненько летели! Ну, когда в воздушные ямы не падали и от снарядов не уклонялись, конечно же!

— Каких ещё снарядов?

Тао, видать, обрадовался, что передо мной можно теперь не таиться и рассказывать, как уж есть, поэтому выложил мне даже это.

— Ну там куча сил «Союза» была. Кто-то просто зону патрулировал, кто-то на бой стянулся. Они же быстро реагируют. Туда уже столько народу слетелось, что Франкенштейну точно пришлось бы несладко, если бы его там настигли! Хорошо всё-таки, что мы с Такео их успели подобрать… Но удирать пришлось быстро, благо хоть Такео было, чем отстреливаться!

— Так вы с боем прорывались? — ужаснулась я. Немудрено, что М-21 беспокоился по поводу этого перелёта.

— А то! — махнул рукой Тао. — Когда ж мы иначе-то летали? Ну, и Такео как раз былое вспомнил, давненько ему не приходилось работать так, как он начинал… Не со мной в связке, конечно, но это не важно… Он же профи по таким вот задачам. Чем бы по нам ни пальнули — он от них отделается.

— Вертолёт-то уцелел, я надеюсь, в таком жарком поединке? — спросила я.

— Да что вы всё про этот вертолёт? — поморщился Тао так, как будто целиком лимон проглотил. — Ну долетели, и ладно…

Из этого я заключила, что вертолёту крепко досталось, но Тао прав: главное, что спаслись, а если вертолёт немного не в том состоянии, в котором Тао его, на секундочку, у KSA одолжил, — ну так что с того?

Про состояние благородных Тао рассказывал с куда большей серьёзностью. Сказал, что все трое «детишек» оказались в плену и были без сознания, когда их перетаскивали в вертолёт. Но Регис очнулся ещё в полёте, всё рвался кого-нибудь защитить и только потом увидел, что уже всё хорошо. Даже беспилотники «Союза» Такео к тому моменту уже все посшибал. Сейра пришла в себя уже дома, но вообще её раны недельной давности успели немного исцелиться за то время, пока она «гостила» у Игнесс Кравей. Та слишком отвлеклась на Раэля, который принял основной удар на себя. Но он сильный и упрямый — как очухался, стал делать вид, что всё с ним нормально. Задирался всё утро, как ни в чём не бывало.

Рею и Франкенштейну досталось несравненно сильнее, но они и гораздо выносливее. Рейзел правда, как Тао мне сообщил, чуть понизив голос, сейчас в ужасном состоянии, потому-то все и засомневались, стоит ли нам сейчас идти в гости. Но что-то Тао подсказало, что чем Рейзелу хуже, тем больше он захочет увидеть нас, так что он не стал нас останавливать.

Франкенштейн только и успевал за всеми следить во время перелёта, как обычно, позабыв о себе. Заботился о благородных так, как будто это его собственные дети: всё проверял, чтобы их не слишком дёргало и раскачивало от резкого хода вертолёта, чтобы не перетягивались ремни. Да ещё и некоторые раны успел в процессе осмотреть и обработать. И откуда на этом вертолёте всё для этого было? KSA всегда такие продуманные, или это Тао сам обо всём побеспокоился?

Рейзелу было хуже всего, потому что он-то, в отличие от юных благородных, остался в сознании. Тао некогда было отвлекаться от полёта, но что-то он всё равно слышал из разговоров, а что-то ему Такео пересказал. Рей был серьёзно ранен, но на каком-то другом уровне. Не когда эту рану заметно на теле, а что-то в энергетическом плане… Ему едва хватало сил сидеть пристёгнутым в кресле, но когда Франкенштейн попробовал его устроить лёжа, Рей вдруг воспротивился. И потом, видимо, когда начал погружаться то ли в сон, то ли в беспамятство, то резко подскочил, перепугав Региса и Франкенштейна. Тао не знает всех деталей, но по описанию Такео кажется, что у Рея была паническая атака из-за того, что он чуть не уснул. Он упрямо повторял, несмотря на то, что ему будто бы не хватало воздуха, что спать ему нельзя и что Франкенштейн должен не дать ему уснуть. А ведь с его уровнем истощения и потери крови было трудно не отключиться. В итоге, когда атака отступила, но Рей так и продолжал с невероятным напряжением сил бороться с накатывающим покровом сна, Франкенштейн в отчаянии вколол ему какое-то успокоительное, надеясь, что оно подействует даже на Ноблесс.

— Он никогда не спит, получается? — спросила я, и Тао пожал плечами:

— Мы-то всё-таки обычные люди, так что ночами спим и не знаем. Но вообще да, ни разу не видел или не слышал, чтобы Рейзел действительно уходил спать. Он чаще сидит и читает или просто размышляет о чём-нибудь. Но не спит.

На этом нас прервало появление друзей, и пришлось разговор по-быстрому направить совсем в другое русло. Но, кажется, Тао мне и так рассказал всё, что знал.

— Между прочим, — успел похвалить меня он, — если бы не твоё, так сказать, «откровение», мы бы не узнали, что там срочно нужна помощь. Так что можешь считать, что это ты их и спасла.

* * *

Ещё только приближаясь к директорскому дому, я поняла, что зря мы всё-таки это затеяли. И напрасно охранники нас не отговорили. Они могли бы быть понастойчивее: сказали бы авторитетное «нет», мы бы ни в чём не усомнились, а домой бы к ним не сунулись. Но они слишком боятся, что мы начнём в чём-то подозревать обитателей директорского дома. Плюс очень уж привыкли нам потакать во всём…

А над домом-то нависла аура усталости и болезненности. Видимо, благородные вернулись в очень плохом состоянии. И им бы просто отлежаться и отоспаться, а не развлекать нас, вечных приставал. Дверь нам не открывали так долго, что не только охранники начали волноваться, но и мои одноклассники. Что же касается Тао, он сто раз проклял уже своё решение нас привести в гости. Ведь знал же, что Франкенштейну сейчас вообще не до того! Он, может, кого-нибудь сейчас осматривает или наконец-то сумел уложить этих упёртых благородных детей хоть чуть-чуть поспать…

Но Тао был в своём выборе всё-таки прав, потому что несмотря на все эти препятствия в виде измождения, обследования, ран и неготового пира горой, Рейзел оказался нам рад. Мы стояли на крыльце очень долго, и спустя минут десять я почувствовала по ту сторону массивной директорской двери присутствие Ноблесс. Он спокойно возражал Раэлю. Я не расслышала их разговора, но их восприятие тут же просочилось сквозь пространство, и я разобрала:

— Только не они! — от души возмутился Раэль, категоричный и рубящий сплеча, как всегда. — Люди — бесстыжие и эгоистичные существа! Только их тут и не хватало, особенно сейчас!

— Раэль Кертье, — сказал Рейзел спокойно и почти торжественно, но в этих словах мне почудился не упрёк, а… скорее тепло, что ли. — Никто в этом доме не считает визиты этих детей утомительными. Они открыли нам смысл жизни… и что шум и волнение тоже являются его частью.

Судя по тому, как много слов он произнёс, ему действительно очень хотелось донести до Раэля эту мысль. А может, и не именно до него. Просто озвучить, так, чтобы само мироздание услышало.

Я почувствовала, как на сердце у меня разлилось нежное и очень трепетное тепло. С таким ощущением люди обычно плачут от умиления или улыбаются сквозь слёзы.