Формула от смерти (джен)

— Узнай что-нибудь об этом человеке, — Вальнар снимает со стены портрет одного из Колдунов и ставит на стол передо мною.

Узнаю лицо на портрете и без того, чтобы читать надпись под ним. Я до сих пор до малейших деталей помню видение про него и Геву. Метран тогда выглядел точь-в-точь также, как и на своем изображении. Но что-то всё-таки отличалось…

— Как?

Колдун сегодня вместо утренней разминки потащил меня в кабинет с портретами. Он разбудил меня как раз посреди очередного Колиного монолога, чему я ему очень благодарен.

— Ну, через Гевин Дневник ты уже не сможешь ничего узнать, так что воспользуйся Даром, — Вальнар, не сводя с меня глаз, берет со стола стеклянную чернильницу и механически вертит её в руках.

Почему-то меня удивляет, что Колдун предлагает мне воспользоваться Даром. Ведь каждый раз, когда я пользовался им, был случайностью. И он никогда не говорил, что мы будем этому учиться.

Кольцо как будто почувствовало, что мы разговариваем о нём — палец начинает пульсировать. Сжимаю и разжимаю руку, но пульсация не проходит.

Интересно, у Вальнара тоже всё время пульсирует ухо?

— Ну, и до чего мне дотронуться?

Перед глазами встают картины следа на дереве и рассыпавшейся в пепел книги.

— Да, хоть это, — он даёт мне чернильницу. Замечаю, что она довольно сильно нагрелась в его руках и всё ещё тёплая.

— А с ней точно получится?

— Да.

— Ну, ладно.

Переложив предмет из левой руки в правую, стараюсь придумать вопрос, который можно задать.

Всё, что я знаю о Метране — Гева была в него влюблена, и он первый Колдун. И, как я понял, в момент видения он ещё не был им. Да и, если он не был Колдуном, как он сюда попал?

Метран

364 года назад

— Вот, чертяка! Оказывается, дед правду говорил, — перекрикивая шум дождя и шелест листьев, чертыхается Михаил. Он, как и я, уже промок с ног до головы, а до усадьбы Соколицких ещё около версты. Рубашка, штаны и волосы прилипли к мокрому телу. Лошади не могут двигаться быстрее — мешают деревья, грязь и скользкая трава.

— А я говорил, что нам следует послушать, и не ехать, — кричу я, но Михаил не отвечает мне и, хоть я не вижу его лица, знаю, что сейчас он всеми силами пытается придумать что сказать. Любит же, чтобы последнее слово оставалось за ним.

Усмехаюсь.

Мы выезжаем на поляну, здесь ветер гораздо сильнее. Он сгибает деревья и срывает с них листья. Один из них, врезается в мою щёку и прилипает к ней.

— И стоит ли Мария Соколицкая такого внимания? — убрав лист с лица и вложив в свои слова как можно больше иронии, поворачиваю голову в сторону Михаила, но не нахожу его. — Миша?

Он не окликается. Сердце на секунду замирает, затем ускоряет ход.

Поворачиваю коня.

— Миша! — ветер уносит слова в противоположную сторону, а дождь заглушает их. — Чёрт! Миша!

Вижу человеческий силуэт среди деревьев. Может, Михаил упал с коня, ушибся и не слышит, как я его зову.

Спрыгиваю с коня и, держа его за уздечку, иду по направлению к силуэту. Трава скользкая от дождя и грязи.

— Миша!

Фигура не двигается с места. Я уже начинаю сомневаться, что это вообще человек.

— Миша!

Неожиданно, я поскальзываюсь. Уздечка сдирает кожу на ладони, лошадь ржет и фыркает, и беспокоиться ещё больше.

— Чёрт! Миша!

Я больше не вижу силуэта и в душу закрадывается паника. В голову приходят различные образы того, что с ним могло произойти.

Не стоило нам идти к этой проклятой Мари Соколицкой. Да пусть она пропадёт пропадом, даже если самая красивая во всей России!

— Миша!

— Митя! — голос Михаила глухо раздаётся из глубины леса, но я не могу определить точно откуда.

— Слава тебе, Господи! Мишка!

Дышать словно становится легче.

— Митя!

Направляюсь в сторону голоса. Дождь постепенно успокаивается, облегчая передвижение и улучшая видимость.

— Митя!

— Стой на месте, Миша, я иду!

В следующую секунду конь встаёт на дыбы, вырывая из рук уздечку, и, толкнув меня, скачет прочь.

Что он такого увидел? Может змея? В такую погоду…

— Митя!

— Я иду!

Я уже собираюсь продолжать поиски, как замечаю в траве нечто блестящее. Ожерелье. Алые и белые камни сцеплены серебром, переплетенным в виде цветов.

Неужели его испугался конь? Беру украшение. Морщусь от боли — содранная кожа дает о себе знать. Перекладываю ожерелье в другую руку, продолжая его рассматривать. Оно тяжёлое.

Что оно делает здесь посреди леса?

Совсем рядом вспыхивает молния. От яркого света я слепну. А затем голову пронзает невыносимая боль.

— Миша!

Опираюсь на дерево. Пытаюсь не паниковать, но зрение не проясняется, а голова болит ещё сильнее.

— Миша…

Тошнит.

Шагаю вперёд, но поскальзываюсь и падаю. Последнее, что я слышу — звук дождя и голос Михаила.