До дембеля, который Гуня и мои друзья так долго ждали оставалось всего два дня. Если честно, в эти дни мне стало немного грустно. До сих не верилось, что уже через два дня я покину родительский дом и уеду вперед во взрослую жизнь. Папа и мама тоже начинали грустить, хотя из всех сил старались не показывать мне этого. Единственная, кто не скрывал слез по поводу предстоящей разлуки со мной — моя сестренка Алена. Мне было жалко смотреть на нее, но представить свою жизнь без Гуни я больше не могла. Поэтому я пообещала сестре, что каждый месяц буду присылать ей свои фотографии и новые игрушки. Успокоив Алену, я начала перебирать свои вещи. За оставшиеся два дня до отъезда мне надо было решить, какие вещи я возьму с собой в новую жизнь.
В части мне оставалось доработать всего два дня. Уже через три дня я уеду и больше не буду каждый день видеться со Староконем, которого по-прежнему называла дядей Сашей, с вороватым, но добрым Шматко, интеллигентным Смальковым и его боевой подругой Эвелиной, с Юлей и Самсоновым, черпаками второй роты. Казалось, что я буду скучать даже по Ларисе. Единственным человеком в части, от которого хотелось поскорее свалить, был Кудашов. Вот по нему я никогда не буду скучать.
В мои последние дни в части, капитан готовился праздновать свое тридцатилетие. Узнала я об этом, когда сидя в чепке, увидела, как Эвелина разговаривала с ним по телефону. Вскоре, услышав что-то по телефону, она переменилась в лице.
— Ой, слушайте. Какая же я балда. Я совсем забыла. Я же к подруге уеду на юбилей, на праздник. У нее юбилей свадьбы. Так что, спасибо за приглашение, Павел Наумович, но увы. С продуктами я вам, конечно, помогу, а дальше вы уж как-нибудь сами. Слушайте, а почему бы вам Ларису не попросить? Что она окорочки не пожарит?
Судя по лицу Эвелины, ответ ей не понравился.
— Скажите, а правда, что у вас часы какие-то новые?
Вскоре они закончили разговаривать. Эвелина, положив трубку, сказала:
— Перевелись гусары. Жлобьё одно.
Затем она рассказала мне, что он Кудашов решил сэкономить на поваре из города и решил сделать из Эвелины бесплатную кухарку. Разумеется, гордая Эвелина не согласилась на это. Мы с ней еще долго возмущались поведением капитана, а вскоре я поняла, что он решит отсрочить дембель Вакутагина. Но в тот момент я понадеялась, что мой отец не допустит этого.
После чепка я быстро заскочила в казарму. В бытовке Гуня уже готовил свою парадку к дембелю, рядом сидел Самсонов, а неподалеку от них гладил свою форму Фахрутдинов. Конечно, мой возлюбленный был рад, что уходит домой в первую партию, но перед Ренатом ему было неудобно. Гуня постоянно говорил, что отслуживший уже три года Фахрутдинов тоже должен идти с ними на дембель. Но Рената устраивало все как есть, а я в очередной раз поражалась терпению его девушки.
— Ренат, а вы на дембель в форме уходили или в гражданке? — спросил Самсонов у бывшего десантника Фахрутдинова.
— Естественно, в форме. Берет, тельник, аксельбанты — всё, как положено. Не как у вас.
— Что значит, не как у нас? — возмутился Гуня. — Я вот тоже аксельбанты уже прицепил. Была бы возможность, я бы еще бегунок нацепил. Был бы воин-бегун.
— Воин-брехун. А вот сюда вот, — Самсонов показал на грудь, — мать-героиню.
— Гагарин, попрошу при мне моего жениха не подкалывать, — резко оборвала я остряка.
— Да, и что делаешь, Юр. Ну сняли лычки. Ты же мужик. Знаешь, как наши пацаны говорят. Чистые погоны — чистая совесть, — пристыдил его Гуня.
— Чистый облом. Я вот на альбоме уже лычки нарисовал, — грустно сказал Самсонов, показывая свой дембельский альбом.
— А у нас высшим шиком считалось обшить дембельский альбом камуфляжем, — вспомнил Фахрутдинов.
— Вы что свой резали? — спросил Гуня.
— У офицеров одалживали.
— Здорово, у кого бы из наших попросить? — загорелся идеей Гунько.
— А ты у Кудашова одолжи, — снова сострил Самсонов.
— Юр, может хватит уже, — сказала я с недовольным видом.
— А что, — принял вызов Гуня. — Будет возможность, одолжу.
После разговора с ребятами, на выходе из казармы я встретила грустного Вакутагина.
— Вань, что случилось? Ты чего такой грустный? У тебя дембель через два дня.
— Я с Катей поссорился. Я даже не знаю из-за чего. Она даже разговаривать с мной не хочет.
— Не переживай, Вань. Я попробую с ней поговорить, только дай ее адрес.
Я решила поговорить с Катей после работы. Мы будто бы случайно встретились у ближайшей к ее дому остановке.
— Ой, Катя, привет. Помнишь меня, — сказала я, изобразив удивление.
— Да, конечно помню. Ты Саша — девушка Гуни, — вспомнила она меня.
— Гуня сделал мне предложение, так что сейчас я не просто его девушка, а невеста.
— Ух ты, поздравляю.
— Спасибо. Мы очень любим друг друга, несмотря на все наши ссоры. Правда, один раз я чуть его не потеряла. Зимой мы с Гуней стояли вместе на КПП, потом он ушел за сигаретами. А тогда за мной заехал мой одноклассник Бобров. Он неожиданно полез ко мне с поцелуями так, что я не успела отстраниться. А тут как назло вышел Гуня. Он увидел, как Бобров целует меня. Гуня потом еще долго не хотел меня видеть и слышать. Хорошо, что у Боброва проснулась совесть и он все рассказал Гунько. С тех пор, у нас все хорошо. Скоро у нас свадьба. Знаешь, Кать. Если, когда-нибудь, в твоей жизни будет похожая ситуация, не горячись. Дай любимому человеку объясниться. Возможно, он ни в чем не виноват. Ладно, извини. Мне пора, — сказала я и села на подъехавший автобус, оставив девушку Вакутагина в недоумении.
На следующий день после обеда в библиотеку к нам с Юлей зашел Гуня.
— Девчонки, у вас есть что-нибудь попить? — спросил Гуня со страдальческим видом.
— Только воды немного в чайнике, — ответила я.
— Давай, все, что есть, — у Гуни был такой вид, будто он две недели жил в пустыне.
— А что случилось? — спросила Юля.
Тут Гуня рассказал, что Кудашов, чтобы задержать Вакутагина на свой юбилей, высыпал в кастрюлю супа целую банку перца. Хорошо, что Нестеров успел это увидеть и предупредить роту. И Гуня, желая защитить товарища от козней Кудашова, приказал всем съесть суп.
— Круто, у вас самая дружная рота. Представляю лицо Кудашова, когда он понял, что его затея не удалась, — сказала я, выслушав рассказ и глядя на то, как Гуня с жадностью глотает воду.
— А что Юра делает? — спросила Юля.
— В санчасти, — ответил Гуня, а затем увидев наши сердитые лица, добавил. — Просто нам надо как-то Кудашова на ночь выманить. Просто вряд ли он даст нам отпраздновать дембель. Одна надежда на Ларису.
— Ой, что-то у меня голова разболелась. Пойду-ка я тоже в санчасть, — вдруг сказала Юля и быстро вышла из библиотеки.
— Вот видишь. А кто-то говорит, что я ревнивая.
— Ты самая лучшая, — сказал Гуня и поцеловал меня.
— А помнишь, как мы в первый раз здесь поцеловались? — спросила я, когда мы оторвались друг от друга.
— Конечно помню. Ты же меня, тогда чуть не избила.
— Чего? Да это даже ударами назвать нельзя, — сказала я и снова поцеловала Гуню. Это был наш последний поцелуй в библиотеке.
Эти вечер и ночь я решила провести дома. Когда я проснулась, отец уже был на службе. Мама уже успела приготовить мне последний домашний завтрак. В тот момент он показался мне самым вкусным завтраком в мире.
— Мам, а я когда-нибудь говорила тебе, что ты очень вкусно готовишь?
— Только когда хотела подлизаться или, когда тебе что-нибудь от меня хотелось.
— А сейчас я говорю совершенно искренне. Мам, твоей еды мне будет не хватать.
Мама присела рядом со мной.
— А мне будет не хватать тебя, Сашенька, — сказала она и обняла меня.
А затем после сборов настал момент, когда я, собравшись и взяв заранее собранную дорожную сумку, должна была покинуть родительский дом.
Я еще раз крепко обняла маму и Аленку, поцеловала их.
— Мам, Алена, я вас очень сильно люблю. Я буду по вас скучать.
— Будь счастлива, доченька. Приезжай к нам почаще, — сказала мама, с трудом сдерживая слезы.
Я закрыла за собой входную дверь. В этот момент за ней послышались всхлипы. Я сама в любой момент могла расплакаться.
В часть я добралась быстро. Недалеко от автобуса уже стояла Катя.
— Привет, не думала, что мы так быстро встретимся снова, — сказала я.
— Александр Степанович рассказал мне всю правду. Хотя и твои слова заставили меня о многом задуматься.
— Да, мне с моим крестным надо переквалифицироваться и устроиться на работу в ЗАГС.
Гуня, Кузьма и Ваня в этот момент стояли на плацу. Наверняка, в этот момент они испытывали смешанные чувства. С одной стороны, им хотелось поскорее домой. А с другой — в этой части они провели два года, поэтому вполне возможно, что они немного грустили.
— Это все, что касается официальной части, — говорил отец. — А неофициально. Я очень надеюсь, что эти два года не были вычеркнуты из вашей жизни, ведь армия и есть хорошая школа жизни. И скажу честно, как командиру мне будет очень вас не хватать. Счастья на гражданке, товарищи дембеля.
— Служим России, — послышались голоса дембелей.
Вскоре все отслужившие направились к автобусу, а следом за ними и все провожающие. Тут Ваня наконец-то увидел Катю и сразу же побежал к ней. Шматко прощался с Соколовым. Олег Николаевич не скрывал свою грусть, ведь за эти два года они с Кузьмой стали настоящими друзьями. А отец подошел ко мне и Гуне и сказал:
— Смотри, Гунько. Я отдаю тебе самое дорогое, что у меня есть. Береги мою дочь.
— Есть беречь вашу дочь, товарищ майор, — ответил Гуня.
А я обняла отца и сказала:
— Пап, ты у меня самый лучший. Я тебя очень сильно люблю.
Он понял, что в этот раз я не подлизываюсь, а говорю правду.
Затем к нам подошли Юля и Самсонов. Обняв и поцеловав Юлю, я сказала Самсонову:
— Смотри у меня, Юра. Если я узнаю, что ты обидел Юлю, то я найду тебя везде.
— Не переживай, Сань. Гагарин Терешкову никогда не обидит.
Тут ко мне и дембелям подошел Лавров с огромным подносом пирожков.
— Господа дембеля, примите подарок от Эвелины Георгиевны, — сказал он и передал поднос Гунько.
— Эх, спасибо, Эвелина Георгиевна! Век не забудем! — крикнул Гуня.
Напоследок, черпаки подарили дембелям песню. Ребята, слушая ее, с трудом, сдерживали слезы.
Едва только гитара замолкла, мы попрощались со Смальковым и молодыми солдатами и сели в автобус. Только Гуня немного задержался, так как Папазогло что-то ему передал. Только когда он зашел в автобус, я увидела, что он держит в руках свой дембельский альбом, обшитый камуфляжем.
— Ты все-таки его обшил. А где ты взял камуфляж? Неужели у Кудашова?
— Угадала.
— Это как же ты умудрился стащить камуфляж у него из-под носа?
— Это долгая история. Нефиг было ему наши парадки прятать.
Тем временем, автобус тронулся. Я, Гуня и Кузьма подошли к заднему окну и помахали вслед. Затем Георгий приставил к стеклу свой дембельский альбом.
Когда автобус покинул территорию части, я громко засмеялась.
— Саш, что такое? — спросил Гуня.
— Ничего, просто я представила лицо Кудашова, когда он обнаружит, что случилось с его камуфляжем.
— Наверное, он уже обнаружил его остатки. Что-то у меня щеки горят, — ответил мой жених.
А автобус продолжал увозить меня в новую жизнь.
Продолжение следует!