Раскрывшийся бутон (джен)

Несколько месяцев пролетели незаметно для Петунии. Осень, шумная и ветреная, сменилась долгими дождями и первыми снегами; холмы вокруг Кэрраг Мора покрылись инеем, а море у подножия скал поблёскивало тусклым свинцом.

Она не сразу поняла, что её жизнь снова изменилась. Лишь теперь, когда зима вступила в свои права, а в делах появилась небольшая передышка, Петуния осознала, что за это время Кэрраг Мор успел стать её домом. Временами она скучала по своему домику в Аллерфорде, по утрам, когда на кухне пахло тостами и чаем, и по тишине, к которой привыкла, но теперь не могла позволить себе роскоши одиночества. Став главой рода и собственноручно возложив на себя сопутствующие обязанности, она не имела права просто исчезнуть — слишком многое зависело от её решений.

Лорд Коннелл, несмотря на то, что сильно ослабел после ритуала, не скрывал радости. Он с трудом передвигался, поэтому ему пришлось отставить трость и сесть в инвалидную коляску, но глаза его снова светились — впервые за долгие годы.

«Теперь я могу умереть спокойно, — сказал он однажды, замерев у окна, откуда открывался вид на бушующее море. — Я верю, что ты восстановишь наш род, дитя. И Ирландия ещё услышит об О’Брайенах».

Петуния ценила помощь лорда Коннелла и графа Томонда, настаивающего, чтобы она называла его дядей Шоном. Без них ей пришлось бы куда тяжелее: слишком много нового обрушилось на неё сразу.

Она училась управлять родом и землями, вести переписку с внезапно возникшими вассалами, которые, узнав о возрождении рода О’Брайен, теперь осторожно проверяли её на прочность. Каждое письмо приходилось перечитывать по нескольку раз: старинные формулы приветствий, за которыми часто скрывался подтекст — признание власти или, наоборот, сомнение.

Некоторые вассалы просили подтверждения старых договоров, другие — защиты, третьи открыто предлагали свои услуги, намекая на вознаграждение. Были и такие, кто не скрывал раздражения: женщина, по их мнению, не имела права править родом и землями. Они считали, что единственная роль женщины — стать матерью сыновей-наследников и надёжной тенью мужа.

Стоило же известию о том, что глава рода О’Брайен — женщина, разлететься по Ирландии, как посыпались и другие письма, которые были куда настойчивее и изощрённее. Официально в них выражалось почтение и желание «укрепить связь между старыми ирландскими фамилиями», но между строк читалось совсем иное. Кто-то предлагал руку и сердце, кто-то — «взаимовыгодный союз во имя будущего рода», а один особенно самоуверенный сосед даже прислал портрет самого себя в серебряной рамке.

Сначала Петуния старалась отвечать на каждое письмо вежливым отказом, чтобы никого не оскорбить, но, когда это увидел Антонин, который часто заглядывал в Кэрраг Мор под предлогом помощи, то долго и беззастенчиво смеялся.

— Моя дорогая леди, вы же их только поощряете, — сказал он, едва отдышавшись. — Вежливый отказ для мужчины — это всего лишь приглашение попытать счастья ещё раз.

— А грубый? — осведомилась Петуния, не поднимая глаз от письма очередного потенциального ухажёра.

— Грубый оскорбит. Нет ничего нежнее, чем мужское эго, — невозмутимо ответил Долохов, ухмыльнувшись на поднятые брови. — Лучше всего просто сжечь их, а при встрече сделать вид, что письмо где-то затерялось, — добавил он с таким выражением лица, будто только что озвучил древнейшую мудрость.

— Непрактично. Придётся всегда топить камин.

Антонин пожал плечами и невозмутимо закончил:

— Зато эффективно.

Ауридан, появившийся как раз в этот момент и услышавший их разговор, смерил Долохова долгим взглядом. Он поставил поднос на чайный столик, намекнув Петунии, что давно пора сделать перерыв. Она поблагодарила его и откинулась на спинку кресла, со стоном разминая шею.

— Если мы будем жечь всё, что приходит по почте, хозяйка, то мы сможем сэкономить на дровах, — вкрадчиво заметил Ауридан.

Антонин, в отличие от Петунии, похоже оценил данное предложение.

— А брауни-то дело говорит. Но ты права: перед тем как сжигать стоит прочитать и запомнить кто крайне нагл, а кто самоуверен и просто глуп — уверен, пригодится.

Ауридан, наблюдавший за Долоховым с выражением глубокого неодобрения, пробормотал, что «русский маг имеет слишком серебряный язык, чтобы ему можно было верить». Петунии казалось, что брауни всегда очень пристально следил за Антонином, когда тот пребывал в Кэрраг Море, относясь чересчур настороженно.

Она тоже заметила, что мистер Долохов проводил в замке много времени. Слишком много. Тем не менее Петуния вынуждена была признать: в Антонине было нечто утешающее. Он не пытался покровительствовать, не задавал лишних вопросов и не отговаривал её от решений, даже если считал их безрассудными. В первый раз он посетил замок с давно обещанными саженцами с его родины, после — с редкой книгой по ирландской мифологии, затем просто под предлогом того, что «случайно оказался поблизости». И как-то незаметно стал проводить здесь каждую свободную минуту и даже обзавёлся «своей» комнатой, несмотря на недовольство Ауридана.

— Прекращайте, — попросила Петуния, тяжело вздохнув и потерев уставшие глаза. Она встала из-за письменного стола и перебралась на диван, желая сделать перерыв и насладиться чаем со сконами.

Ей сразу вспомнились их детские чаепития с сестрой.

— Кстати, Ауридан, скоро приедут Лили и Северус. Приготовь для них комнаты.

— Хорошо, хозяйка, — кивнул брауни и исчез выполнять поручение.

Несколько минут они пили чай в тишине. В камине потрескивало, огонь отбрасывал мягкий янтарный свет на стены, а сконы с густыми сливками и джемом были вкусными. Петуния думала о детстве и о том, как сильно изменилась её жизнь.

Антонин поставил чашку на блюдце и, задумчиво глядя на пламя, произнёс, прерывая тишину:

— Они приедут на рождественские каникулы, верно?

— Да, — кивнула Петуния. — Через два дня. Я писала им, но… не всё. Слишком многое случилось. Не знаю, как объяснить это в письме. Я не хотела, чтобы они тревожились лишний раз.

— Тогда объясни им всё на месте, — мягко сказал он. — Здесь, в Кэрраг Море.

— Видимо, придётся так и сделать, — Петуния улыбнулась уголком губ. — Но сначала им нужно добраться.

Антонин на мгновение замолчал, потом будто невзначай добавил:

— Позволь, я заберу их.

— Ты? — Петуния подняла взгляд. В её голосе прозвучало лёгкое удивление. — Не стоит. Я сама собиралась, просто…

— Просто у тебя не найдётся на это времени, — закончил за неё он. — В замке много дел. Нужно подготовить всё к Йолю, и лорд Коннелл настаивает на аудиенции с советом вассалов. Так что оставь Лили со Северусом мне. К тому же, — он чуть прищурился, — мне не помешает смена обстановки.

— И возможность сбежать от матушки? — не удержалась от подколки Петуния. Чем больше она узнавала о госпоже Долоховой, тем больше ей хотелось познакомиться с ней. Что это за женщина, которая вселяла страх и ужас самому мастеру чар?

Антонин рассмеялся, откровенно и чуть устало:

— Проницательно, моя леди. Именно так. Если я не исчезну хотя бы на неделю, она притащит новую партию «достойных невест». С каждой неделей они всё младше, клянусь. Последняя, кажется, ещё учится в Колдовстворце.

— Не хочу тебя утомлять, — покачала головой Петуния. — Тем более вы не знакомы.

— С Северусом мы виделись, — возразил Антонин. — И ещё не поздно написать ребятам, что ты занята и их встречу я. Снейп, конечно, не слишком мне обрадуется, но, думаю, стерпит. А Лили… Лили, по твоим рассказам, достаточно умна, чтобы не устраивать сцену на вокзале.

— Хочешь сказать, достаточно умна, чтобы не поверить тебе сразу? — уточнила Петуния, прищурившись.

— Возможно, — усмехнулся он. — Но, уверяю, я умею быть убедительным и обаятельным.

Петуния помедлила. За последние месяцы она привыкла к его уверенности — к тому, как легко он брался помогать, не требуя ничего взамен; как заполнял паузы и молчал, когда она не горела желанием говорить. Она привыкла, что он рядом, что стал некой опорой в её суматошной жизни. Отказать было бы неразумно, и, если честно, не хотелось.

— Хорошо, — пробормотала она, обводя пальцем край чашки. — Забери их. Не буду тебя отговаривать, если ты вызвался сам.

* * *

На перроне было холодно и шумно. Зимний воздух, пропитанный угольным дымом и паром от локомотива, резал лёгкие. Лили кутаясь в шарф, стояла на цыпочках и вглядывалась в лица, стараясь угадать, кого за ними послала сестра. Большинство студентов уже разъехались по домам, рядом стоял только Северус, мрачно щурящийся и сам с нетерпением ожидающий сопровождающего.

— Может, она всё-таки передумала и опаздывает? — нервно спросила Лили, переступая с ноги на ногу.

— Это не в её стиле, — сухо отозвался Северус. — Если она сказала, что пришлёт кого-то, то так и будет. Ты ведь знаешь Пет.

Пар от поезда стлался белыми клубами, и вскоре сквозь него показалась высокая фигура в длинном тёмном пальто. Человек двигался неторопливо, с той уверенной лёгкостью, что бывает у тех, кто привык, чтобы им уступали дорогу. Грация и плавность его движений восхищали, но также внушали опасение — словно перед ними была дикая пантера, которая просто не успела решить их судьбу.

Лили нахмурилась, но Северус уже узнал его — всего лишь по походке и жесту, с которым тот поправил шарф.

— Отлично, — буркнул он. — Только его здесь и не хватало.

Лили повернулась к нему и недоуменно спросила:

— Кого?

— Долохова, — процедил Северус.

Мистер Долохов подошёл ближе и приветливо склонил голову.

— Северус, мисс Эванс, — он снял перчатку и склонился над ладонью Лили, обозначая поцелуй. Лили зарделась, поспешно забирая руку. Незнакомец оказался более, чем привлекательным мужчиной и такие жесты смущали. — Надеюсь, вы недолго ждали.

— Ещё чуть-чуть и замёрзли бы насмерть, — недовольно хмыкнул Северус, смотря исподлобья. — Что ты здесь делаешь?

— Ах, Северус, — Антонин усмехнулся, будто был искренне рад его язвительности. — Рад видеть, что ты не утратил своего обаяния. Люциус говорил, что ты стал серьёзнее, повзрослел, но я вижу, что он ошибался. Впрочем, в этом и есть часть твоего шарма.

— Люциус слишком много говорит, — отрезал тот. — Не пытайся увиливать. Что ты тут делаешь?

— Петуния занята, поэтому я любезно вызвался доставить вас в Кэрраг Мор.

Лили с Северусом непонимающе переглянулись — Петуния ничего об этом не писала. Северус снова уставился на Долохова исподлобья, думая о том, как этот франт мог втереться к ней в доверие.

— Пет писала, что вы её друг? — вмешалась Лили, чтобы разрядить обстановку.

Мистер Долохов ахнул, театрально приложив руку к сердцу.

— Ах, неужели Петуния писала вам обо мне? Я так польщен. Я рад чести быть другом мисс О’Брайен и входить в её близкое окружение.

Его слова взбудоражили подростков.

— О’Брайен? — удивлённо спросила мисс Эванс.

— Что за драккл «близкое окружение», Долохов? — одновременно с этим грубо выдал Снейп.

Антонин Долохов лишь пожал плечами.

— О’Брайен, — повторил он с лёгкой улыбкой. — Ваша сестра теперь глава древнего ирландского рода. Хотя, возможно, она не успела поделиться с вами всеми новостями.

Северус прищурился.

— Если с ней что-то случилось, я это узнаю, и тебе не поздоровится, — тихо произнёс он, подходя ближе к Долохову.

— Даже не сомневаюсь, — ответил Антонин спокойно и даже позволил себе едва заметную улыбку. — Ты, как всегда, предан до последнего. В этом, пожалуй, мы с тобой похожи.

Лили тяжело вздохнула, поняв, что мужчины готовы мериться взглядами до скончания веков. Она решилась вмешаться.

— Может, хватит? Предлагаю не устраивать дуэль прямо на перроне.

Антонин рассмеялся коротко, но искренне.

— Справедливо сказано, мисс Эванс, — он вытащил из кармана портсигар и вытянул руку с ним вперёд, поясняя на её взгляд. — Портключ, хватайтесь, детишки. Мне нужно доставить вас к Петунии в целости, сохранности и без каких-либо признаков обморожения, не хочется её расстраивать.

Лили с энтузиазмом схватилась за протянутый портключ, тогда как Северус медлил. Долоховское «детишки» злило, сам русский не внушал никакого доверия, как и его появление рядом с Петунией. Однако иного способа добраться до Петуния сейчас не было. Нехотя он накрыл руку Лили своей, совершенное не смущаясь в отличии от девушки.

Их рвануло, скручивая внутренности в узел. Сначала мир каждого из них сжался, а затем резко расширился, будто всех троих подобно нитке протянули через игольное ушко. Наконец они оказались на скалистой местности, обдуваемой ледяными ветрами моря. Ветер пах солью, рвал шарфы с плеч и забирался под одежду. Где-то внизу о скалу бились волны — глухо и размеренно.

На краю утёса, покрытого обледеневшей травой (снег здесь не задерживался), возвышался замок — громада, сотворённая из тёмного от времени камня, с узкими окнами-бойницами и высокими башнями. Замковые стены надёжно защищали своих хозяев от любых погодных неурядиц, а мощные деревянные двери, обитые железом, дарили чувство безопасности. Кэрраг Мор казался устрашающим, но свет в его окнах неожиданно напоминал о доме.

Едва они успели осмотреться, как массивные ворота медленно распахнулись, словно приветствуя гостей. На пороге возникла хрупкая женская фигура в тёмном плаще, которую Лили и Северус легко узнали. Это была она, их сестра и самая близкая в мире подруга — Петуния.