Потерянная — незнакомая себе (гет)

На следующей неделе, во время урока трансфигурации, профессор Макгонагалл собрала учеников и напомнила, что для посещения Хогсмида необходимо письменное разрешение от родителей или опекунов. Ученики тут же загомонили, с нетерпением предвкушая поход в деревню.

Ева, слушая всё это, лишь молча опустила взгляд. Она уже смирилась с тем, что не сможет пойти. Бумага с подписью у неё так и не появилась. Да и просить было не у кого.

Особенно горько было смотреть, как Гарри Поттер отчаянно пытался уговорить профессора Макгонагалл. Он говорил спокойно, но в его голосе звучало напряжение. Ева видела, как Макгонагалл внимательно выслушала его, но покачала головой — строго, но не без сожаления.

— Извините, мистер Поттер. Правила есть правила, — сказала она твёрдо.

Гарри вышел из кабинета с потемневшим лицом. Он не был зол. Он просто выглядел… опустошённым. Ева заметила это, но не стала его утешать. Гарри сам не выглядел расположенным к разговорам. Он шёл, опустив глаза, как будто нес в себе груз, который никто не мог разделить.

Невилл, собиравший сумку, неловко поглядывал на Еву. Он словно хотел что-то сказать, но не решался. Её отсутствие в списке на Хогсмид угнетало его.

— Может… я тоже не пойду? — пробормотал он наконец, глядя на свои учебники.

Ева взглянула на него и улыбнулась.

— Не глупи. Это всего лишь деревня, — сказала она спокойно. — А я и правда не против остаться. У меня есть хорошая книга, которую я давно хотела прочитать.

Невилл вздохнул с облегчением, но в его глазах всё равно оставалось тень вины.

— Хорошо… но если что — я вернусь пораньше.

— Не надо честно, — мягко подтолкнула его Ева. — Повеселись там за меня.

* * *

В один из последних октябрьских дней, когда замок уже погружался в ожидание Хеллоуина, ученики радостно покинули территорию Хогвартса, направляясь в Хогсмид. Ева, как и планировала, пошла в Выручай-комнату. Она шагала по пустым коридорам, слегка ускоряя шаг, будто боялась, что кто-то передумает и помешает её уединённой тренировке.

Комната, как всегда, откликнулась на её внутреннюю потребность — перед ней появилась светлая, просторная зала с зеркалами, полной тишиной и ощущением защищённости. Идеальное место, чтобы сосредоточиться.

— Экспекто Патронум… — прошептала она в пустоту, вытягивая перед собой палочку.

Из её кончика вырвался слабый дымчатый свет, неуверенный и зыбкий. Он мигнул — и исчез.

Ева выдохнула и попыталась снова. И снова. Свет иногда проявлялся, но не обретал формы. Патронус отказывался рождаться полностью.

Но она не сдавалась.

Она думала о поддержке профессора Люпина — о его добрых, внимательных словах в которых он поддерживал. Он верил в неё. И это было… как по отцовски. Люпин не задавал вопросов. Просто верил.

— Я не дам себя сломать, — сказала она вслух, устало, но упрямо. — Ни миссис Дёрсли, ни Сэму, ни дементорам… Никому.

Она ещё раз подняла палочку, но когда из неё снова вырвалось лишь лёгкое мерцание, Ева поняла — пора остановиться. Она чувствовала усталость во всём теле, даже дыхание стало тяжёлым.

К вечеру она переоделась и направилась в Большой зал на праздничный ужин. Огромные тыквы свисали с потолка, залы были украшены мерцающими свечами и устрашающими, но весёлыми декорациями. Над столами парили летучие мыши, а в воздухе витали запахи специй, тыквенного пирога и сладостей.

Невилл встретил её у гриффиндорского стола с широкой улыбкой и целым пакетом угощений из Хогсмида.

— Смотри, я всё это для тебя принёс! — с гордостью заявил он и выложил: шоколадных лягушек, визжащие карамельки, разноцветные зефирные пузыри и конфеты с меняющимся вкусом.

Ева рассмеялась, как ребёнок. Она с восторгом рассматривала сладости, некоторые из которых и правда выглядели как настоящие произведения искусства — необычные не только внешне, но и по аромату.

В какой-то момент её внимание привлёк Гарри — он сидел с Роном и Гермионой, и, к её удивлению, выглядел вполне оживлённым. Даже смеялся над чем-то, что сказал Рон. Ева почувствовала, как внутри у неё разлилось странное тепло. Впервые за долгое время она чувствовала себя частью чего-то… нормального. Весёлого. Живого.

Появление призраков добавило празднику колорита: Кровавый Барон молча скользил вдоль стен, Монах с пухлыми щёками предлагал ученикам воздушные печенья, проходя сквозь столы, а Почти Безголовый Ник устроил традиционное шоу, снова безуспешно пытаясь полностью снять голову. Смех учеников разносился по залу.

И в этом шуме, веселье и волшебстве Ева вдруг поняла: пусть её Патронус пока и не выходит… но маленькие огоньки тепла всё чаще вспыхивают в её душе. И, может быть, этого однажды окажется достаточно, чтобы осветить даже самые тёмные её воспоминания.

* * *

Праздничный ужин подошёл к концу. Гриффиндорцы, уставшие, но довольные, шумной толпой направились в сторону башни. Смеялись, обсуждали сладости из Хогсмида, костюмы призраков, и особенно — попытку Почти Безголового Ника исполнить свою "отделяющуюся голову", которая в очередной раз закончилась неловкой тишиной и вежливыми аплодисментами.

Ева шла рядом с Невиллом, облокотившись слегка на него — не от усталости, скорее от теплоты момента. Он что-то рассказывал про пузырящиеся жвачки, и она слушала вполуха, просто радуясь, что он рядом.

И вдруг, краем глаза, она заметила Джорджа.

Он стоял немного поодаль, улыбаясь, смеясь… и держал за руку Кэти Белл. Его глаза светились искренним весельем, а рядом с Кэти он выглядел настоящим, живым, будто после долгой зимы наконец-то пришла весна. Их пальцы были переплетены, шаг — лёгкий, как у людей, которым не нужно притворяться.

Ева чуть задержала взгляд. Затем быстро отвернулась и углубилась в разговор с Невиллом, будто что-то срочное нужно было сказать, будто не заметила ничего особенного. Но в груди защемило. Нет боли, нет зависти — просто щемящее чувство, будто лист упал с дерева внутри.

Наконец-то… — подумала она. Он счастлив. Он выбрал. И это правильно.

И — самое главное — он не страдает больше из-за неё. Не ждёт, не надеется. Это приносило облегчение. Правда. Это значило, что она не ранила его до конца. Значит, он смог отпустить.

Она шагнула вперёд, чуть ближе к лестнице, чуть быстрее, чем обычно.

Она не заметила, как Джордж на мгновение перестал смеяться. Его взгляд скользнул за ней — не весёлый, не лёгкий, каким он был мгновение назад. Он будто что-то проглотил, что-то тяжёлое и острое. А потом посмотрел вниз. Его пальцы всё ещё были в руке Кэти, но уже не так крепко.

Кэти бросила на него косой взгляд. Она всё поняла — но ничего не сказала. Вместо этого сделала вид, что просто радуется шутке Фреда, который как раз подскочил и, как всегда, в свойственной близнецам манере, начал подкалывать их обоих. Джордж улыбнулся, как мог. Но улыбка получилась натянутой.

Пока остальные гриффиндорцы исчезали за поворотом лестницы, Джордж всё ещё украдкой смотрел в ту сторону, куда ушла Ева. Он хотел окликнуть её. Сделать шаг. Хоть один. Но не сделал. Лишь крепче сжал руку Кэти, как будто пытаясь убедить себя, что выбор уже сделан. Что всё — в прошлом.

* * *

Когда Ева с Невиллом добрались до портрета Полной Дамы, у входа в башню Гриффиндора творилось что-то странное. Весь коридор был забит учениками, кто-то переговаривался испуганным шёпотом, кто-то расталкивал других локтями, стараясь разглядеть, что произошло.

Пробившись ближе, они увидели Дамблдора и профессора Макгонагалл, которые уже были на месте. Люди расступались перед ними с облегчением — взрослые пришли, теперь будет понятно, что делать. Макгонагалл выглядела очень серьёзной, а Дамблдор — собранным, но спокойным.

Когда они приблизились к портрету Полной Дамы, Ева сразу заметила: рама была искорёжена, а сам портрет — изрезан, разорван в нескольких местах. Краски смазаны, будто кто-то пытался пробраться через саму ткань. Полная Дама исчезла — убежала, как это иногда делали портреты в Хогвартсе, когда пугались.

Сириус Блэк… — мелькнуло у неё в голове. И буквально через мгновение в воздухе, визжа от восторга, пронёсся Пивз:

— Он это был! О-о-он! Сам Сириус Блэк! Взбесился, как тролль! С когтями, с криком — кря-ха-ха!

Толпа ахнула. Кто-то вскрикнул. Гул поднялся, как гром. Испуганные ученики прижались друг к другу, началась паника. Но Ева, странным образом, осталась почти спокойной. Да, сердце билось чуть чаще, но страха как такового не было.

Он не тот, за кого его принимают, — подумала она. Он сейчас, наверное, сломан, но не монстр. Не убийца.

Профессора быстро начали наводить порядок. Макгонагалл громко позвала старост, а Дамблдор своей обычной, мягкой, но повелительной манерой дал распоряжение всем ученикам отправляться в Большой зал — там безопаснее. Для этой ночи он зачаровал зал так, чтобы в нём можно было спать, и прямо в воздухе появились десятки спальных мешков.

Ева, не отрываясь, наблюдала за происходящим. Она не боялась Блэка. Но… ночёвка в зале, с десятками людей, со всеми этими шорохами, разговорами, дыханием — это было совсем другое дело. Она знала: снова придут сны. Снова будут крики. Сны, которые не пощадят её, даже если рядом будет целая толпа.

Собравшись с духом, она подошла к профессору Макгонагалл.

— Профессор, — тихо, почти шёпотом, — могу я остаться в своей спальне? Мне… трудно… спать в зале.

Профессор с сочувствием посмотрела на неё. Но покачала головой:

— Простите, мисс Браун. Я не могу рисковать. Мы не знаем, как Блэк проник внутрь. Пока безопасность всех учеников — на первом месте. Примите зелие которые вам прописала Мадам Помфри.

— Но… я пью зелье, — настаивала Ева. — Иногда оно не действует. Я не уверена, что смогу заснуть здесь.

Макгонагалл вздохнула.

— Я понимаю. Это не идеальное решение, но лучшее из возможных. Вот, — она вручила ей склянку. — Попробуйте всё-таки принять зелье это лучше, чем ничего.

Стиснув зубы, Ева кивнула. Сопротивляться дальше смысла не было.

Позже она легла рядом с Невиллом. Он заботливо дал ей немного больше места, разложив мешок так, чтобы она могла хоть как-то отгородиться от окружающих.

Она лежала, глядя в потолок, стараясь не обращать внимания на чужие голоса и чужие тени. Где-то рядом кто-то тихо всхлипывал. Кто-то шептал о Блэке. А внутри Евы жила только одна мысль:

Я не сломалась. Я не боюсь. Не сейчас. Но, пожалуйста… пусть сегодня будет без криков.

И всё-таки, когда она закрыла глаза, в глубине сознания что-то снова шевельнулось.

Она выпила зелье и почти сразу провалилась в сон. Долгий, тяжёлый, вязкий, как туман. Почти до самого рассвета ей удавалось спать спокойно… почти.

Но потом:

— «Нет… пожалуйста… не надо…»

— «Не трогай меня… пожалуйста…»

— «Спасите…»

Слова вырывались из её горла, как будто сама душа пыталась сбежать от того, что снова ворвалось в её сны.

Её разбудил Невилл. Он тряс её за плечо, а рядом с ним стояла Гермиона — бледная, испуганная. Ева не сразу поняла, где находится. Сон всё ещё держал её — комната, свет, люди вокруг казались нереальными. Дыхание было прерывистым, глаза затуманены страхом.

Она резко обняла Гермиону, будто хватаясь за спасательный круг, и заплакала. Тихо, сдержанно, почти беззвучно, но слёзы катились, и остановить их было невозможно.

Вокруг уже началась суета. Некоторые ученики встали на колени, оглядываясь испуганно. Кто-то шептал:

— «Это Блэк! Он всё-таки пробрался!»

Но нет. В зал уже вошли профессор Снейп и директор Дамблдор. Снейп был мрачнее обычного, Дамблдор — собран и спокоен. Он поднял руку, и голос его, как всегда, был негромким, но властным:

— Всё в порядке. Никто не проник в зал. Вернитесь на свои места и попытайтесь отдохнуть. Все в безопасности.

Некоторые, тем не менее, не спешили укладываться. Все глаза были прикованы к Еве.

Гарри смотрел обеспокоенно, но молча. Рон уже лёг, но явно не спал, косился в её сторону. Гермиона всё ещё держала Еву за плечи, не отпуская, будто та могла снова исчезнуть. Невилл сидел рядом, поглаживая её по спине, его взгляд был полон тревоги, но он ничего не говорил — просто был рядом.

Немного в стороне стояли Фред и Джордж. Но Фред буквально держал брата, потому что Джордж… кипел.

Его лицо казалось каменным, а глаза — огненными. Он молчал, но внутри всё клокотало. Он не знал, кто причинил Еве такую боль, кто был в тех кошмарах, но это было невыносимо.

В его голове проносились образы — мрачные, жёсткие, мстительные. Он бы разорвал этого человека… если бы знал, кто это.

Фред сжал плечо брата и тихо сказал на ухо:

— Не сейчас. Пожалуйста.

И Джордж подчинился. Хоть и с трудом. Но он не сомкнул глаз той ночью. Каждые десять-пятнадцать минут он снова поднимал взгляд в сторону Евы. Просто чтобы убедиться: она спит. Она здесь. Она в порядке.

Ева же, немного успокоившись, отпустила Гермиону и легла обратно в мешок. Она взяла Невилла за руку. Её пальцы были холодными, дрожащими. Невилл не отводил взгляда. Он был словно маленьким стражем, который не позволит никому больше подойти.

Поначалу её душила паника. К горлу подступал ком стыда — все стали свидетелями её кошмара. Её слабости. Но потом… это ушло.

Да, они видели. И что? Друзья были рядом. Не отвернулись. Не смеялись.

И тогда она снова нашла в себе силу. Не через волшебство. Через веру. Её вера, и вера тех, кто не отпустил её руку.

Я добьюсь своего. Я вызову Патронуса.

Я прогоню эту липкую беспомощность.

Я не сломаюсь.

Никогда.