Альбион (джен)

Свет так и не вернулся. Обуреваемый яростью, Эмрис вылетел из подземелья и домчался до своих комнат. Они были чужды и безмолвны, словно немое напоминание, что здесь не его дом. Но и ту землю называть, как обычно, домом будет не просто. И всё из-за одного человека. Одним поступком Кадагор омрачил память о севере, о целой жизни, которая была дорога Эмрису. В это с трудом верилось, от этого невозможно было отмахнуться и с этим предстояло жить дальше.

Едва переводя дыхание и не понимая, что делает, маг плюхнулся на ближайший стул. Тот заскрежетал ножками по полу, противный звук заставил мурашки пойти по телу. Эмрис зарылся руками в волосы и с силой потянул их, словно в сердцах желал выдернуть несколько прядей. Но ничто не могло перекрыть разрезающую душу боль.

Кончики пальцев пощипывало. Магия, почти задремавшая после прочтения защитного заклинания, вновь забурлила под кожей.

До слуха донёсся скрип двери и шуршание ткани. Он слишком хорошо чувствовал Фрею, чтобы проверять, что это и в самом деле была она. Заботливые руки в перчатках обхватили его побелевшие ладони и оторвали от лица. Эмрис перехватил вопросительный взгляд Фреи, но не нашёлся, что сказать.

— Ты узнал? — мягко подтолкнула она.

Эмрис кивнул. Её сжавшиеся руки выдавали стремительно возраставшее беспокойство. Да, она точно чувствовала, что с именем убийцы что-то не так. Фрея пригладила его взлохмаченные волосы, а маг снова прижал ладони ко лбу.

— Это выбивает землю из-под ног, — прохрипел он. — Как ему удаётся? — Он ощутил, как Фрея замерла. — Даже из могилы вмешивается в привычный ход вещей, переворачивает всё вверх ногами. Только я расставляю всё по местам, как снова всё летит в пропасть. Говорят, магия полна хаоса и неразберихи. — Маг горько ухмыльнулся. — Полная ерунда, для меня законы магии просты и логичны. Поступки людей, вот где полная неразбериха.

Он ударил кулаком по раскрытой ладони другой руки, и Фрея вздрогнула. Золотое сияние прорвалось наружу, но тут же повисло в воздухе. Он всё ещё контролировал свою силу.

— Небо! Лучше бы Вотан, Фафнер, Нимуэй — кто угодно, но не он.

— Что тебе сказал Марбах? — и по прозвучавшим ноткам, Эмрис понял, что Фрея начала догадываться и ужасаться собственному предположению.

— Что Кадагор приказал ему убить отца, если тот объявится.

Его руки в отчаянном жесте упали на колени. Фрея, поднявшись на ноги, сделала несколько неловких шагов в сторону.

— Невероятно, — выдохнула она и обернулась. — Но, может быть, он солгал? Ну зачем, зачем старому вождю это было нужно?

Злая усмешка прорвалась у Эмриса на губах.

— Хорошо бы, если бы солгал. Нимуэй вела себя так странно тогда. Будто знала или догадывалась. И Килгарра. Он не договаривает мне что-то важное.

— Не бери в голову, вряд ли кто-то знал. Старый вождь не разбалтывал секретов. А ты всегда относился к нему настороженно.

Эмрис чувствовал, как жжёт глаза, и направлял злость на то, чтобы погасить жалостливые чувства к самому себе. Фрея могла проявить мягкость, а он нет. Слабость от боли могла перекрыть только твёрдость.

— Настороженность не отменяет того, что он забрал меня на север и вырастил под своим присмотром. Как бы то ни было я всегда принимал это за основу, за что-то хорошее, что он мне сделал. Во мне живут его мысли, знания. Север — родное для меня место, а Кадагор неотъемлемая его часть. Мне казалось, что по-своему он расположен ко мне.

Фрея помолчала и с сомнением спросила:

— Тебе плохо, потому что ты думаешь, что, пусть невольно, всё это время находился подле того, кто уже вынес приговор твоему отцу?

Эмрис вздрогнул оттого, как точно она выразила в словах причину его боли. Фрея уловила это и с грустью отвела взгляд.

— Не пытайся винить себя. Дети впитывают всё, что им дают, но ответсвенность за поступки лежит на каждом человеке в отдельности. Это решение вождя, и, наверное, он принял его, думая не о тебе, а о себе и своём наследии. — Она покачала головой. — Его уже нет на земле, Небеса сами решат, что он заслужил, а Марбах понесёт справедливое наказание. — Фрея посмотрела прямо на него и отчётливо произнесла: — Ты выполнил свой долг перед отцом. Сдержал обещание, данное себе. А север дал тебе очень многое, нет смысла отрекаться от части себя или винить за то, что в тебе это есть.

Маг почувствовал, что начал улыбаться.

— Когда меня заносит, ты всегда оттягиваешь меня назад.

Она послала ему ответную улыбку.

— Ты делаешь порой то же самое, разве не замечаешь? — Она приподнялась. — Ляг и поспи. Это лучшее средство.

Эмрис на удивление покорно выполнил её лечебное предписание. Он лёг на кровать, а Фрея, немного побродив по комнате и закончив дела, не раздеваясь, устроилась рядом. Однако маг пролежал недолго, он выждал, когда дыхание жены стало ровным и приподнялся на локтях. Перестаёшь надеяться на чудеса, когда можешь сотворить их сам. Волшебник прошептал магические слова, и лёгкая дымка опустилась к голове Фрее и померкла. До утра она не проснётся, подумал он и отправился к выходу.

Очутившись в слабо освещённом коридоре, он чуть ли не бегом спустился вниз и выбрался из замка. И честно говоря, был доволен тем, что не встретил по пути никого, кроме обычной стражи. В голове мелькнуло предположение, что Фрея попросила Артура и Гаюса не беспокоить его после встречи с Марбахом. Иначе как объяснить, что король после сговора со старым лекарем и Гвен не примчался к Мерлину, чтобы узнать об исходе своей бурной деятельности?

Эмрис быстро добрался до поляны и вызвал Килгарру. Собственный голос звучал слишком злобно и источал угрозу, хотя разговор с Фреей начинал давать своё целительное действие.

Килгарра, увидав его, будто почуял недоброе.

— Только не к Нимуэй, прошу тебя, — сразу запротестовал он.

— Я лечу в другое место, — отрезал Эмрис и махнул рукой, чтобы дракон склонил шею пониже.

Сегодня он намеревался разрешить все накопившиеся вопросы.

— Видимо, ещё хуже, — пробурчал дракон.

Когда маг устроился на его спине, то приказал лететь в замок Крылатых. Даже не имея возможности ослушаться, Килгарра начал спорить.

— Вот туда тебе не нужно. Ни в замок Крылатых, ни на остров Блаженных — никуда. Ты же пользуешься магией каждый день? И отрабатываешь боевые заклинание на Алаторе? Так, вот и хорошо, — похвалила его огромная ящерица тоном опытной няньки. — Посиди на таком режиме ещё пару месяцев, а лучше полгода и только потом суйся в места, где есть маги, которые могут…

Дракон неожиданно замялся. Эмриса это даже некоторым образом развеселило. Огромные крылья сделали взмах, и они оторвались от земли. Порыв ночного воздуха ударил в лицо.

— Ну? Договаривай, — сказал маг, когда они набрали высоту. — Маги, которые что? Могут одолеть меня?

Эмрис знал, что ослаб, знал, что некоторым образом подпитывается от Артура, но когда он услышал сомнение в голосе Килгарры, в нём взбунтовалась прежняя самоуверенность.

— Ни Фэн, ни Моргана не смогут победить меня в честном бою, — заявил он, пока дракон отмалчивался. — Сама магия и природа всегда встанут на мою сторону.

— Неплохо сказано, — раздался хитрый голос Килгарры, и Эмрис закатил глаза. Вот же изворотливая ящерица!

— Ты-то вообще знаешь всё лучше всех, — напустился волшебник на дракона. — Признавайся, ты знал, что это старый вождь приказал убить моего отца?

Повисло молчание.

— Не знал, но не исключал, — наконец выдал дракон.

— А я ведь даже мысли не допускал… — зажмурился Эмрис. — Он ведь всё делал с умыслом, а тут я не могу понять. В чём выгода? В чём причина?

— Но у тебя ведь есть предположения? — иногда Эмрису казалось, что Килгарра издевается над ним.

— Нет, — недовольно выдавил он. — Я же не ты.

— Вот же упрямый, — выдохнул дракон, разворачиваясь в воздухе. — В конечном итоге люди всё делают по двум причинам: из любви или из ненависти. Сомневаюсь, что у Кадагора имелись причины для ненависти к тебе или Балинору. Остаётся любовь. К северу, к семье, к власти и даже к тебе. Напоминаю, — дракон предупредил готовое сорваться с губ мага возражение, — что не все вкладывают в слово «любовь» то же, что и ты.

— Не вижу, как ему помогла смерть отца, — повторил Эмрис.

— Ты видишь историю глазами севера, — многозначительно сказал дракон. — Что нормально, так как ты вырос там. Но та же Нимуэй знает её с другой стороны, и если хочешь победить её, то придётся разобраться.

— С таким помощником, из которого правду приходится по крупицам вытягивать, я просто обречён на успех, — подколол маг.

— Я рассказываю тебе больше, чем любому повелителю до этого на протяжении тысячи лет, — возразил дракон.

— Поэтому я последний повелитель на земле, — мрачно заметил Эмрис.

— Не ценят люди добра, — ворчал дракон, но волшебник чувствовал, что не задел его глубоко своими колкостями, которые всегда обострялись, когда происходило что-нибудь дурное. Кажется, и дракон успел выучить эту особенность своего повелителя.

Килгарра начал снижение, пока не приземлился на просторную пустошь. Огни замка Крылатых были совсем близко.

— Будь добр, не забудь свою историю, потому что, когда я вернусь, тебе придётся всё мне рассказать, — обернувшись через плечо, бросил маг.

Он резко развернулся, но всю дорогу до замка ощущал взгляд янтарных глаз. Запасной вход не являлся для него тайной, но вот стража в коридорах вынудила остановиться.

— Вы не удержите меня, — маги-воины и сами отлично знали это, только не могли совсем без сопротивления пренебречь служебными обязанностями. — Просто пропустите, мне нужно переговорить с правителем.

Те переглянулись, медля с ответом.

— Мы должны хотя бы доложить, — попытался промямлить один из них.

— Я спешу!

— Но правила…

Слишком паршивое настроение напрочь лишало не только вежливости, но и терпения. Эмрис вполне щадящим заклинанием вжал стражников в стены вдоль всего коридора вплоть до покоев правителя.

Когда он вошёл внутрь, то застал Фэна, разглядывающего нежданного гостя с самым искренним изумлением в своей жизни и принцессу Митиан, совершенно растерянную и, очевидно, готовившуюся ко сну. Некоторое время все трое молчали, уставившись друг на друга. Новая королева севера встала с кровати, на которой сидела до этого, и поправила рукав съехавшего ночного халата.

— Мне нужно кое о чём поговорить, — заявил Эмрис, косясь на Митиан. Эти слова больше предназначались для неё, чем для Фэна, который, нужно было отдать ему должное, всё схватывал на лету. Кстати, удивление быстро исчезло с его лица, уступив место желанию поддеть:

— А я думал, что ты больше сюда не ногой. Что, так тянет оказаться в темнице?

Эмрис ухмыльнулся в ответ и уселся за стол.

— Митиан, прошу, оставьте нас, — обратился к супруге правитель.

— Может быть, позвать кого-нибудь? — спросила она и бросила настороженный взгляд в сторону нарушителя ночного спокойствия.

Неподготовленный Эмрис не сдержался и прыснул от смеха. Даже у Фэна, который ранее отказался бы моргнуть в знак согласия с Эмрисом, не получилось спрятать улыбку.

— Не стоит, — вкрадчиво ответил он. — Таких гостей правителю следует принимать лично. — И долгим настойчивым взглядом вынудил её величество выйти.

Как только дверь за Митиан закрылась, Эмрис, наблюдавший за очаровательной картиной семейной жизни, вскочил и оказался перед Фэном. Хотя в его присутствии редко кто мог усидеть.

— Хотел узнать, что ты знаешь о связи между моим отцом и твоим дедом?

Фэн выгнул бровь.

— А что, она существовала?

— Отрицать её теперь невозможно.

— Теперь? — тягуче повторил за ним Фэн. — Как я понимаю, суд в Камелоте движется весьма успешно.

— Ага. Марбах признался, что убил моего отца по приказу старого вождя.

Эмрис обрушил это известие на Фэна, а тот вскинул на мага острый пытливый взгляд. Его бледное лицо непривычно порозовело и в целом выражало некоторое недоверие. Нет, видимо, Фэн действительно ничего не знал.

— Ты ворвался сюда, будучи изгнанником, чтобы оболгать моего деда? Я не ослышался?

Эмрис внимательнее вгляделся в лицо правителя на нём можно было найти ярость, непонимание, желание защитить семью, ревность и даже обиду, но не ложь. Не в этот раз. И маг подумал, что может доверять внутреннему чутью даже с таким непростым человеком, как Фэн.

— Если ты в состоянии разбить обвинение Марбаха в пух и прах, то я даже обрадуюсь, честное слово.

Фэн приложил ладонь ко лбу и начал мерять шагами спальню, поглядывая исподлобья на Эмриса. Он не мог не понимать, что только серьёзные причины могли привести мага на север.

— Я мало знаю о его прежних делах. Он не любил болтать, сам знаешь.

Его тон звучал так по-деловому, словно они уже договорились о взаимовыгодном союзе. Во всяком случае, Фэн тоже решил, что личные разборки подождут.

— Не вижу ни единой причины для лжи Марбаха. Я обменял его секрет на обещание не сжигать на костре.

Фэн остановился и прищурился:

— Погоди, в Камелоте же больше не сжигают магов?

— К счастью, Марбаха обмануть легче, чем тебя, — быстро проговорил Эмрис и продолжил: — Так вот, я скорее поверю, что мы чего-то не знаем, чего-то, что было много лет назад между севером, жрицами и повелителями. Уверяю, есть ещё причины, которые указывают на такое положение дел. — Волшебник сцепил пальцы под пристальным наблюдением Фэна. — Послушай, я правда считаю, что мы сможем разобраться с этим, если объединим усилия. Хотя бы на время. Север уже ведёт войну, и я понимаю, что Камелот следующий. Ты не имел дела с Нимуэй, а я имел. Поверь, мы оба не дотягиваем до неё. И я не про магическую силу.

Его слова не сильно убедили Фэна. Ледяным тоном, которым он владел так умело, он сказал:

— Говори за себя. У меня есть север со всей его магией, знаниями и воинами. И…

— И они бессильны перед Гиен Кэнэх, — отбил его довод маг. — Как и ты, и я. Понимаю, что не мне читать нравоучения о вреде упрямства. — В голове вовремя всплыли слова дракона, и Эмрис добавил: — Но если мы не разберёмся в том, что руководит Нимуэй, то никогда не сможем победить её. Если ты не понимаешь целей и мотивов противника, то заранее проиграл.

Эмрис знал, как это подействует на Фэна. Он мог затаиться, притвориться, вообще ничем не выдать себя, но он не умел проигрывать, презирал само слово «проигрыш» и, просчитывая свои планы, предупреждал каждый шаг, который мог бы привести к краху. Однако нежелание уступить вовсе не означало, что он расскажет хоть что-то ценное.

— Ладно, я первым расскажу, что сумел узнать. Хотя, Небо — свидетель, у меня больше поводов для недоверия, — не без упрёка в сторону правителя прибавил он. — В разговоре с матерью я узнал, что изначально отец бежал из Камелота на остров Блаженных. И я правда не понимаю почему. Наступи конец света — я бы туда не сунулся.

— Я знаю, что приверженцы Старой религии уходили в дальние южные земли, к морю. Они не хотели бежать на север, а остров Блаженных мал и принимал избранных, — задумчиво произнёс Фэн.

— Разве мой отец относился к таковым?

— Не знаю, — качнул головой Фэн и направился к стулу, очевидно, посчитав, что ночная беседа затянется. — Всё-таки он оказался последним среди повелителей.

— И последнего дракона уже заточили, — рассуждал вслух волшебник, садясь напротив правителя. — Кстати, ты ничего не слышал, были ли тогда где-то уже отложенные драконьи яйца?

— Как будто это я повелитель драконов, — фыркнул Фэн, наполняя бокал. — Нет, дед ничего такого не упомянал.

— А о моём отце в твоём присутствии?

Фэн отрицательно покачала головой. Интересно, чей допрос окажется сложнее: правителя или Килгарры? Всё-таки с Фэном более трудно договориться — дракону Эмрис мог приказать, а из непробиваемого человека, сидящего напротив и испытывающего к нему гремучую смесь чувств, вытянуть что-то было непросто.

— А о жрицах? — упрямо продолжал маг.

Фэн замер.

— О них ты что-то знаешь? — сразу вцепился Эмрис. — Почему они враждовали? Да и сейчас жриц чуть ли не тошнит от севера. Нимуэй первая, кто сказал мне, что убийца отца связан с севером.

— Про жриц с севера дед говорил одно, — Фэн перекинул ногу на ногу, — не иметь с ними дела. Они не упустят шанса вонзить нож в спину.

— Почему? Были предпосылки?

— Не совсем.

Эмрис видел, что Фэн колебался. Словно решал, стоило ли посвящать его в переплетение семейных отношений.

— Мы их предали, — наконец признался правитель. — Так сильно, что Нимуэй никогда этого не забудет. Даже не представляю, кого она вспоминает с большей любовью: Утера или моего деда?

— Обязательно спрошу при встрече, — съязвил Эмрис. — Что натворил Кадагор?

— Если бы я знал, — усмехнулся Фэн и подался вперёд, уперев локти в колени. — Одно не могу понять: когда мы оставались наедине, он часто напоминал, что ты важен для севера, чтобы я держал тебя при себе и не враждовал из-за мелочей. А теперь выясняется, что он отдал приказ об убийстве Балинора, и я не могу понять его.

— Как и я, — признался Эмрис.

— Как давно ты узнал? — правитель повернул голову в его сторону.

— Сегодня вечером.

— И сразу прилетел сюда? — усомнился Фэн.

— Да, — просто ответил Эмрис. — Где ещё я мог искать ответы?

— Да хотя бы у Нимуэй. — Его глаза блеснули серым холодом. Переход от обычного разговора к нападению и выуживанию сведений произошёл крайне быстро. — Или ты настолько ослаб?

— Вот даже не пытайся. Я и сейчас уложу тебя.

Фэн хмыкнул и отвернулся. Но, безусловно, взял что-то на заметку. Эмрису казалось, что он достаточно предусмотрителен и не выдаёт лишнего.

— Видимо, ты сейчас ненавидишь север, — внезапно произнёс Фэн и поднял глаза к потолку.

И казалось, для него это более болезненно, чем известие о поступке деда. Что кто-то может презирать то, что он так любил. Какое совпадение, но этот всплеск в душе волшебника недавно заглушила Фрея. Пусть ему и самому со временем хватило бы сил и разума справиться со злостью, но она сделала это молниеносно, не дав пожару даже разгореться.

— Кадагор был моей семьёй не по крови, но по влиянию, — заговорил Эмрис после некоторого молчания. Напряжённость в теле не спадала, но уже и не грозила вылиться в нечто неконтролируемое. — Во многом мы спорили, а во многом были единодушны. И как бы то ни было, я не ждал настолько страшного удара в спину от него. Когда я узнал о его кончине, мне было по-настоящему грустно, я сожалел, что наш последний разговор превратился в спор, что после него ему стало хуже. Теперь же я не знаю, в качестве кого мне оставить его в своей памяти? Но ненависти ко всему северу у меня нет и не будет. Можешь издать хоть сотню указов, объявляющих меня предателем.

Губы Фэна на мгновение изогнулись в улыбке при последнем упоминании, и он протяжно вздохнул.

— Мне жаль. Мы сами дали тебе тысячу причин для ненависти. — Он посмотрел в сторону, печально и сосредоточенно. — И всё же я впервые настолько не понимаю его.

Сам по себе их разговор являлся настолько странным и неожиданным, что Эмрис с запозданием поймал себя на мысли, что Фэн практически извинился перед ним. Кто бы мог подумать, что за поступки Кадагора он ощутит больше ответственности, чем за собственные.

— Килгарра и Фрея в эти дни выразили мысль, — медленно произнёс маг, заметив, как правитель ожидаемо вздрогнул, — что люди совершают дурные поступки как из ненависти, так и из любви.

Повисла тишина, многозначительная и полная неожиданно найденного понимания. Они знали друг друга с детства, но никогда, ни до ни после, не ощущали ничего подобного. Ещё месяц назад находиться напротив друг друга обоим казалось немыслимым.

Затянувшееся молчание прервал Фэн.

— Если твой отец бежал к острову Блаженных, — вернулся он к теме разговора, — значит, у них был если не союз, то хотя бы взаимопонимание. Он ведь был с твоей матерью?

Эмрис кивнул.

— Возможно, у них был план, связанный с драконом, — продолжал рассуждения Фэн. — А дед вмешался и всё спутал. По сути, он перехватил тебя.

— Мама вспомнила, что отец не считал тогда запертого дракона проблемой.

— Для него — разумеется.

Эмрис поёжился на стуле.

— Возможно, я мечтаю о несбыточном, но внутренний голос подсказывает мне, что он имел в виду новые яйца.

— Замечательная новость, — заметил Фэн с ноткой сарказма. — Но лучше бы ты рассказал, как уничтожить Гиен Кэнэх.

— А ты нанеси визит жрицам, — не остался в долгу Эмрис, — то-то они обомлеют от свалившегося счастья.

Фэн искоса посмотрел на него.

— А какова по силе Нимуэй?

— Не знаю, я же не вступал с ней в схватку, — дёрнул плечами маг.

Правитель вздохнул и осуждающе искривил губы.

— То есть, вы виделись не один раз, и ты, со своим талантом выводить людей из себя, так и не сподобился прощупать её в деле?

Вот уж совсем надуманный упрёк, промелькнуло в голове у Эмриса.

— Эту столетнюю ведьму ничто не выводит из себя, — огрызнулся он. — Но с магией у неё точно полный порядок. Она поддерживает заклинание молодости и пользуется кристаллом.

— А леди Моргана? — Фэн с изучающим видом наклонил голову вбок.

— Скверный контроль. Но она получила много силы.

— От тебя, — укол Фэна не заставил долго ждать.

— У Логи язык без костей.

— Вообще-то он мой советник, — напомнил правитель.

Эмрис в ответ с иронией протянул:

— Ну давай, подерёмся ещё и за него. Вот уж Логи бы одобрил.

И даже в этой насмешке присутствовала доля истины. Логи действительно в каком-то смысле оказался между ними после разрыва, с одной стороны, оставаясь на севере и служа Фэну, а с другой, внутренне больше разделяя позицию Эмриса. Какое счастье, что самодостаточность Логи позволила ему спокойно совместить в себе это.

Фэн опустил глаза на кувшин с элем и внезапно вместо того, чтобы налить себе, предложил:

— Выпьешь?

И Эмрис осознал, что это самый любезный жест с его стороны. Весь этот вечер Фэн вёл себя настолько мягко, что это не то пугало, не то настораживало. Одно было ясно — это временно, что-то слегка накренило его стойкий непримиримый расчётливый нрав, а уже завтрашним утром он предстанет прежним северным правителем. Только маг этого не увидит, к тому времени он уже вернётся в Камелот.

— Нет, спасибо, — отклонил он любезное предложение, — мне пора возвращаться.

Стул закачался под ним, скрипучие ножки заскрежетали и лязгнули по полу. Эмрис поднялся, не очень понимая, что должен сказать на прощание после такой встречи. Фэн поднялся вслед за ним.

— Если тебе нужен совет — расспроси дракона. Готов поспорить, что, даже будучи запертым, он многое знал.

Волшебник ответил, что именно этим и собирался заняться. Немного помедлив, он покинул комнату правителя, обернувшись и кивнув тому на прощание.

* * *

— Вот объясни мне, что происходило между отцом, жрицами и Кадагором.

В эту чудесную ночь допросов дошла очередь и до Килгарры. Причём, по всей видимости, летающий хитрюга до последнего рассчитывал, что ему удастся этого избежать. Эмрис же настроился выведать всё возможное и невозможное, на время отложив симпатии в сторону.

Задача хлопотная даже для повелителя. Но вопреки всем фырканьям одного недовольного существа Эмрис решил, что применит дар, лишь бы выпытать всю правду. А из Килгарры было что выпытывать.

— Драконы — свободолюбивые существа, — нравоучительно заметил тот и тряхнул крылом. — Наши знания принадлежат только нам.

Взгляд Эмриса скрестился с его блестящими янтарными глазищами. Сейчас они источали крайнее недовольство. Килгарра уже понял, что из него будут вытягивать секреты при помощи дара. Эмрису не у кого было спросить, но он чувствовал, что несмотря на безграничную власть, у повелителей и драконов существовало нечто похожее на негласный договор. И глубокие познания древних существ считались их неприкосновенной собственностью, которой они делились лишь по собственному желанию.

— Послушай, я всегда относился к тебе с уважением. Но сейчас мне нужны честные ответы без загадок и увиливаний.

Эмрис пытался соблюсти баланс между твёрдостью и хорошими отношениями. Однако историю двадцатилетней давности со знанием деталей ему могли рассказать лишь Нимуэй и дракон. И выбор был очевиден. Бессмысленно дожидаться, чтобы Килгарры добровольно согласился, поэтому маг сжал ладони в кулак, сосредоточился на внутреннем голосе и отдал немой приказ, который почувствовал только дракон. Глаза на чешуйчатой морде сузились и посмотрели почти враждебно.

— Ни один повелитель до тебя, Эмрис, не посягал на тайные знания!

— Я спрошу только то, что мне нужно. Не более, — не отводя взгляд, прямо сказал маг. — Ты говорил, что Нимуэй видит эту историю другими глазами. Какими? О чём не говорят на севере и в Камелоте?

— Я и сам знаю только часть, — неохотно начал дракон, который не мог противостоять силе приказа. — Ты уже знаешь, что Нимуэй служила при дворе Утера. И, полагаю, никогда не задумывался, почему среди всех королевств именно в Камелоте?

— Да как-то нет, — растерялся маг. — Значит, обстоятельства так сложились.

— Обстоятельства! — фыркнул дракон. — Да она руки не поднимает без умысла. Друидские предсказания о тебе и Артуре не являлись для неё тайной. Но никто не знал дня и места твоего рождения. Видимо, Нимуэй предположила, что если Артур явно родится и будет расти в Камелоте, то логичнее всего находиться именно там.

— Ничего себе, — только и выговорил маг.

— О да. По-моему, ты сильно недооцениваешь, какую суматоху поднял в магическом мире ещё за десятки лет до рождения. Вопрос влияния на тебя и твоего воспитания стоял очень остро. И Нимуэй вполне предсказуемо считалась главным претендентом на победу. Скажу прямо: это было её мечтой — вырастить тебя.

— Похоже, предназначение Кадагора было всех обламывать, — не удержался от замечания волшебник.

Он стоял, скрестив руки и наклонив голову. Ни за что на свете при первой встрече с Нимуэй он не мог подумать о ней такого! Она хотела воспитать его и обучить магии. До чего просто и логично — она действительно была самой влиятельной особой магического мира в то время.

— Тебя в итоге вырастил удивительный человек, сложно не признать, — продолжал дракон. — Но тогда его не воспринимали всерьёз. Была Нимуэй, богиня, главы друидских общин, предводители каких-то ветвей Старой религии. Магия переполняла пять королевств, а Кадагор находился на северной окраине, в стороне от других. Да, со своими людьми, крылатыми, магией, но поодаль от главных магических богатств. Повелители драконов относились к Старой религии, и Нимуэй поддерживала с ними добрые отношения. Одним словом, она была королевой магического мира. И, казалось, её власть невозможно пошатнуть, а тем более обратить в прах.

— Это удалось Кадагору, так? — догадка сорвалась с губ волшебника.

— Не торопись, — прошипел дракон. — Ты принудил меня говорить, так изволь терпеливо выслушать всё до конца. У неё в самом деле наступила полоса неудач. И даже я не до конца понимаю, где это прихоть судьбы, а где тонкий человеческий расчёт. Сначала произошёл разрыв с богиней, который закончился прерыванием их обычая передачи сил от одной к другой. Однако силы должен был получить ты при появлении на свет, и Нимуэй осознала, что взять тебя под опеку необходимо любыми средствами. В чём-то этот поступок богини даже поспособствовал ей: мало кто смог бы следить уже за самым сильным волшебником в истории Альбиона. Кто, если не Нимуэй — вот какой вопрос бороздил просторы магического мира. Потом неудачное рождение Артура. Нимуэй понимала все риски и при другом раскладе просто отказала бы Утеру с его безумным желанием получить наследника как угодно. Она имела власть отказывать королям. Но согласилась ради тебя. Она боялась изменений в предсказаниях, потому что они могли обернуться ужасной бедой. А после жертвоприношения богини это уже произошло. В общем, Нимуэй решила, что раз твоё предназначение — защищать Артура, значит, он должен появиться на свет. И ценой этому безумию стала Великая Чистка. Подозреваю, что она и представить себе не могла, чтобы люди объявили войну магам. Наш мир был не готов. А Нимуэй по-прежнему верила в предсказания. Если предназначение величайшего мага — оберегать сына короля, то как это возможно в мире, где маги и люди враждуют? Она считала, что всё утрясётся и вернётся на круги своя. До твоего рождения уж точно, а оно ожидалось через два-три года.

Дракон прервался, чтобы перевести дыхание. Эмрис же с удивлением обнаруживал, как давно известная ему история, поворачивается к нему новой стороной. Впервые он смотрел на это глазами жрицы и только теперь почувствовал, что видит ранее тусклую однообразную картину в её живом первородном блеске, со множеством оттенков; что поступки двадцатилетней давности неожиданно проясняются и перестают казаться странными и нелепыми.

— Нимуэй сбежала на остров, пыталась копить силы, но уже тогда север, который всегда держался обособленно, начал открыто принимать бегущих магов. Особенно тех, кто имел при себе книги, артефакты и прочие ценности. Кадагор сумел найти выгоду в том, что другим казалось крахом прежнего мира. Великая Чистка пылала, а мысли Нимуэй крутились возле тебя. Теперь и война стала последним доводом в пользу того, что она не могла упустить тебя. Могла потерять отряд магов, оставить книги, обменять ценнейшие магические изобретения и заклинания, но первой очутиться возле тебя. Она тщательнее следила за рождением младенцев на землях всего Альбиона, чем за ходом сражений. Тем временем моих сородичей истребили, меня заперли, и я знал, что Балинор сбежал из Камелота. Скорее всего, он хотел связаться с жрицами, тем более повелители знали, где находятся яйца.

— Погоди, — не выдержал Эмрис, — так были яйца? Где? Что с ними?

— Увы, — склонил морду Килгарра и горестно заморгал, — если бы я знал. Боюсь, пламя Великой Чистки уничтожило и их. Больше всего перед смертью я хотел бы узнать, кто повинен в этом. И если вдруг этот человек ещё дышит, то поквитаться с ним за весь род драконов.

— Выходит, что причина вражды я? Между Нимуэй и Кадагором? Не поделили обязанности воспитателя?

— О, они делили не просто тебя. Они делили власть. Кадагор совершил небывалый подъём всего севера за время войны. И словно в насмешку над Нимуэй судьба под конец подарила ему тебя. Ведь он не мог знать, что ребёнком Балинора окажется Эмрис. Кто бы мог подумать в начале, что победителем окажется вождь севера? Утер видел собственными глазами, как магический род среднего влияния забирает власть некогда всемогущих жриц, поэтому всегда ждал удар от севера.

— Неужели Нимуэй не пыталась бороться с Кадагором уже после того, как я родился и об этом стало известно? — спросил маг, когда Килгарра остановился.

— Эта часть истории мне неведома, — ответил Килгарра. — Я могу строить догадки, исходя из того, что я знаю о Нимуэй и Кадагоре, но не более.

Эмрис стоял, всё ещё находясь под впечатлением от услышанного.

— У неё не получилось со мной, и она в каком-то смысле сделала это с Морганой, — пробормотал он.

— Ты улавливаешь суть, — вкрадчиво заметил дракон, с любопытством наблюдая за поникшим магом.

Когда ему надоело сидеть на одном месте, он подтолкнул Эмриса и намекнул, что пора бы лететь обратно. Волшебник заторможенно, всё ещё осмысливая услышанное, начал карабкаться на спину Килгарры, цепляясь за чешуйчатые выступы. Несмотря на обиду, дракон незаметно подставлял крыло, что поймать мага, если бы тот не удержался и свалился. Стояла глубокая ночь, когда они наконец поднялись в воздух и повернули в сторону Камелота.

* * *

Мерлин совершенно не ожидал, что едва переступив порог замка, увидит Артура, в гордом одиночестве расхаживающего от одной стены к другой прямо перед лестницей. Король услышал его шаги и тут же бросился к нему.

— Ох, ну как можно заставлять так волноваться? — с упрёком и одновременно радостью в голосе воскликнул он.

— Да я даже и не думал, что ты не спишь, — удивлённо произнёс маг.

— А ведь так и знал, что нужно было ходить за тобой следом. — Артур замолчал и добавил: — Что-то случилось? Правда Марбаха оказалась слишком..?

— Пошли в более подходящее место, и я всё расскажу, — вздохнул Мерлин и почувствовал, как сильная рука подтолкнула его вперёд.

Артур потащил его до своих покоев. Когда Мерлин оказался внутри и уселся, то спросил, как король узнал, что его нет.

— Проснулся и почувствовал, будто у меня что-то в груди сжимается. Дошёл до вас с Фреей и увидел, что она в комнате одна, причём по странной причине, — Артур выделил два последних слова, — не в состоянии проснуться, как бы громко я её не звал.

— А. Ну да. Это моя работа, — признался маг. — Знаешь, не хотелось её будить.

— Ты был за пределами Камелота? — лицо Артура сделалось серьёзным и сосредоточенным.

Мерлин рассказал ему всё: про разговор с Марбахом, про поездку на север и наконец про разговор с Килгаррой. Так необычно было видеть кого-то, настолько живо сочувствующего и переживающего. Наедине с Мерлином Артур не следил за лицом, и все чувства отражались на нём. Король с нахмуренным видом прижал сжатую в кулак руку ко рту, когда маг пересказал историю Килгарры.

— Наконец-то у меня в голове сложилась картина, — заявил Артур, когда Мерлин закончил. — Нимуэй сражается за возвращение былой власти, а север пытается удержать то, чем владеет многие годы благодаря её падению.

Эмрис откинулся на стул и вытянул ноги во всю длину. Будто в таком положении накопленная за ночь усталость могла волнами прокатиться по телу и уйти навсегда.

— А мы пытаемся не попасть под раздачу? — усмехнулся придворный маг.

— Мы уже под неё попали, — заметил Артур, повторяя позу Мерлина. — Завтра отправляемся на границу с Карлеоном. Мне идут тревожные донесения, будто части отрядов уже переходили границы Камелота. Карлеон решил по-любому прорваться к союзникам.

— Ты должен ехать?

— Конечно. Если ситуация обострится, кто поведёт рыцарей в бой?

— А как же суд?

— Марбах признался тебе. Я могу ехать, остальное закончит сэр Леон. Или ты хочешь увидеть казнь?

Мерлин мотнул головой.

— Я не из тех, кто получает удовольствие от казней.

— Тем более. У нас будут дела на границе. — Артур задумался. — Правда теперь я буду думать о Нимуэй. В моём понимании невозможно сражаться без армии, а её это нисколько не смущает.

— Да даже я не знаю, чего от неё ждать, в этом её преимущество.

— И Моргана, она словно раскалённый клинок в её руках, — добавил король.

— И законный претендент на трон, что нравится Нимуэй больше всего, — искривил губы Мерлин.

Сегодня ему показалось, что он сумел лучше понять верховную жрицу. Мог представить разочарование, которое она некогда испытала, а самое удивительное, узнал, как много в её жизни было связано с ним. Будто совершенно чужой человек по собственной воле привязал свою судьбу к его ещё до его рождения.

Мерлин увлёкся своими мыслями и заметил, что Артур задремал, только когда услышал его размеренное дыхание. Действия короля помогли поставить заключительную точку в деле отца. Кажется, Артур не отдавал себе отчёт в том, что сделал. С самого начала надежды было немного. Странное убийство, ненадёжные свидетельства и жестокий отказ Фэна. Мерлин видел своеобразную руку судьбы в том, что справедливость восторжествовала там же, где было совершено преступление. Артур, Гаюс, Гвен, Гавейн — все они сделали свой маленький вклад в распутывание дремучего клубка, успел подумать маг, прежде чем и сам провалился в глубокий сон.