Где-то рядом (джен)

Ньют знал, что мама не будет в восторге от ниффлера, поэтому накинул на клетку дезиллюминирующие чары, прежде чем проникнуть в дом через чёрный ход. И вот теперь, сидя в комнате на полу и наблюдая, с какой жадностью зверёк накинулся на предложенное блюдечко с молоком, Ньют усиленно размышлял, как ему поступать дальше.

Он не мог просто выпустить ниффлера в лес. Пусть зима ещё не вступила полностью в свои права, но земля уже промёрзла. Нору не вырыть, а даже если и получится — чем питаться всю долгую зиму? Да и, судя по отсутствию подшёрстка, его новый подопечный долгое время обитал в тепле, вот и щеголял в летней «одёжке». А даже если допустить, что с помощью магии удастся выкопать достаточно глубокую и удобную нору и натаскать туда листвы и сена — для гнезда, и сухих ягод — на прокорм, ниффлеры всё же животные стайные. Обитающая в лесу за домом Скамандеров колония так просто не примет пришельца. А Ньют не был уверен, что у него найдется время проконтролировать этот процесс.

— Что же мне с тобой делать?

Ниффлер оторвался от молока. Его чёрные глаза-бусинки блестели, прицельно глядя на переливающийся перламутр рукояти волшебной палочки, зажатой у Ньюта в ладони.

Перво-наперво стоило увеличить размеры клетки, чтобы зверёк мог спокойно перемещаться по ней и чтобы хватило места для гнезда и для миски. Благо чары Расширения Ньюту были хорошо знакомы, и он здорово поднаторел в них, находясь в Карпатах. Тогда больных драконов приходилось отправлять в карантин, а в слишком узких клетках они зверели, начинали бросаться на прутья, нанося себе больше увечий. Поэтому и удалось добиться сверху разрешения на чары.

Ньют оглядел результат своих трудов. Смотрелось надёжно, но это только до тех пор, пока ниффлер не закончит с молоком и не приступит к поиску украшений. Тогда частые прутья не станут для него помехой.

Говорят, что гениальные идеи приходят к нам во снах. Или когда мы их совсем не ждём. Отчасти это именно так, но Ньюту повезло. Не пришлось ни засыпать за рабочим столом, пачкая чернилами щёки, ни ложиться в полную горячей воды ванну. Он просто кинул взгляд на чемодан, который использовал ещё со школьных времён, и всё придумалось само собой.

Конечно, это был только черновой вариант. Просто достаточно широкое и высокое помещение, где будет удобно прятать Тома и ниффлера (особенно если дать тому посеребрённых пуговиц для гнезда). Но перспективы открывались воистину прекрасные. Надо будет поискать в библиотеке соответствующие книги — дедушка очень уважал Трансфигурацию. И спросить Тесея.

Ньют вылез из своего нового убежища и запихнул чемодан под кровать. Меж пальцев он вертел серебряный зажим для бумаги, покусывая нижнюю губу.

Он откладывал момент, когда придёт к брату и скажет, что бумаг нет, насколько было возможно. Но теперь все дела были сделаны, и неизбежность вежливо покашливала прямо за правым плечом. И холодила шею острым лезвием гильотины.

Ньют знал, что Тесей ни за что не покажет, что разочарован. Не состроит недовольную мину, не закатит глаза, обвиняя в исчезновении бумаг. И весь страх, терзающий душу — надуман. Но это чувство, что он подвёл Тесея. Подвёл снова… Оно было отвратительным, едким, как дым, горьким, как паслён.

На всякий случай наложив на окно и дверь чары Недосягаемости, Ньют вышел в коридор. Сосчитав до десяти, он постучал в дверь комнаты Тесея и, не дождавшись ответа, нажал на ручку. Та не поддалась.

Тогда Ньют почти крадущимся шагом прошёл по коридору в другую сторону, но и в библиотеке никого не оказалось. Только в кресле у окна лежала обложкой вверх раскрытая книга. Детектив, но уже какой-то другой. Тесея, похоже, отвлекло что-то важное, раз он оставил его вот так, даже не положив закладку.

Ньют поднял книгу и вложил меж страниц светлое гиппогрифье перо — целый букет их стоял на столике в вазе как раз для этих целей. Глянул за окно.

Сумерки сгущались, но погода была хорошая, безветренная. И небо, пусть и привычно затянутое тяжёлыми свинцово-серыми облаками, пока не обещало разродиться дождём или снегом. Вполне пригодная для прогулки к морю погода.

— Мяу?

Хаски грациозно вспрыгнула на подоконник, мазнув пёстрым хвостом по руке Ньюта, привлекая внимание.

— Скучно? — рассеяно спросил Ньют, почесав кошку под подбородком, за что был вознаграждён сначала мурлыканьем, а затем укусом. Исполнив свою кошачью миссию, Хаски спрыгнула на пол и скрылась в глубине библиотеки, горделиво задрав морду вверх.

Куда вообще мог деться Тесей? Ньют был уверен, что его поймают ещё на пороге чёрного хода, потому что брат выглядел очень нетерпеливым, когда просил добыть бумаги. Так почему же за без малого час он так и не натолкнулся на ожидающий взгляд голубых глаз?

Тесей мог быть и на кухне, например. В компании газеты, сигарет и чая. Цедил бы его размеренно, размышляя о чём-то своём, рабочем… Принимал ли он сегодня лекарства? Выпил ли содержимое флакончика, переданного Сибилл?

Но и на кухне пахло не табачным дымом, как хотелось верить, а свежей выпечкой. Полное блюдо сконов* ожидало пятичасового чая на подносе вместе с металлическим заварником и чашками из другого сервиза. Неожиданно налетевший сквозняк парусами надул занавески.

— Мама, ты не видела Тесея?

— Он собирался морским воздухом подышать. — Мама затворила за собой дверь, потянулась и бросила на тумбочку перчатки из грубой кожи. — Так что, думаю, он где-то на пляже.

Ничего не говоря, Ньют рванул к парадной двери, на ходу натягивая пальто и чуть не поскальзываясь на мокрой после очередного дождя дорожке.

Калитка была отперта, на мокрой земле виднелись свежие следы, ещё не припорошенные снегом. Ньют, сощурившись, задрал голову к свинцово-стальному небу. Воздух был тяжёлым, давящим на голову. Предчувствие уверяло — стоит ждать дождя в ближайшие несколько минут, или же вновь пойдёт снег, что наконец-то заметёт пожухлую траву вдоль ведущей к пляжу тропинки. Она истосковалась уже по белоснежной перине.

Море было серебристо-серым, блестящим, как шёлк. Мелкие волны накатывали на галечный берег, густое марево тумана скрывало одиноко торчащую из воды скалу, до которой в детстве Ньюту было запрещено плавать. У самого стыка двух стихий образовалась токая корочка льда, в большей степени сковавшая гальку, а не воду.

Здесь, на берегу, совсем ребёнком он проводил все летние дни напролёт, пуская «лягушек» и бросая хлебные крошки прожорливой треске. Здесь же учился плавать и удить рыбу и выхаживал первую в своей жизни подбитую чайку.

Ньют огляделся, ища хорошо знакомую фигуру.

— Тесей!

Брат стоял на крыльце рыбацкого домика, облокотившись на перила, с неизменной сигаретой в руке. Тесей почти не приходил в это место по собственной воле. Это маленький Ньют упорно тянул сюда старшего брата. Раньше домик, полный пыльных сундуков, пожелтевших книг и старых магических журналов, казался Ньюту сказочным местом, почти что Хогвартсом, в котором ему только предстояло побывать. Теперь же рассохшиеся доски и скопившаяся на рамах пыль больше не выглядели такими волшебными.

Наверное, Тесею было тяжело приходить сюда в одиночку, потому что на него тут же накатывали воспоминания об отце. Ведь кто-то же должен был научить его всем премудростям рыбной ловли и плавания кролем, чтобы он потом передал эти знания младшему брату.

— Да, Ньютон? — Тесей спустился по ступенькам. Галька похрустывала под его шагами, забытая сигарета тлела меж пальцев.

А может, Тесей просто не любил воду. Хотя рысь, с которой Ньют так часто сравнивал старшего брата, была отличным пловцом.

— Я не принёс бумаги, — сказал Ньют, не дожидаясь вопроса и глядя прямо в глаза. — Их там не было. Кто-то забрался в твой стол до меня.

Тесей выругался на каком-то незнакомом, отдалённо напоминающем русский, языке, сжимая в ладони тлеющую сигарету, обжигаясь. Комок из пепла и белой бумаги подхватил ветер и унёс в сторону.

— Плохо дело, — тяжело вздохнул брат. Он внимательно осмотрел ладонь и, решив, что та не пострадала, вынул из кармана пальто портсигар и маггловскую зажигалку. — Но я что-нибудь придумаю. — Щелчок кремня. Искра. — Обязательно придумаю, Ньютон.

Ньют смотрел на брата словно бы другими глазами. Тесей всегда был красив: высокий рост, военная выправка и обворожительная улыбка, столь редко озаряющая приятное лицо в нынешние времена. Но самыми красивыми были голубые глаза. Ясные, внимательные. В них хотелось смотреть, им хотелось верить, несмотря на тот обездвиживающий холод, что таился в чуть более тёмной окантовке зрачков. И всё же... сейчас красота Тесея, которой Ньют восхищался всю жизнь, будто бы потускнела. Покрылась патиной, окислилась, почернела, как забытое фамильное серебро. Слишком резко очерченными стали из-за худобы скулы, слишком портила правильные черты лица кривоватая ухмылка, и длинные пальцы сжимали отвратительную сигарету.

Тесей был словно феникс, чей цикл близился к завершению, но птица всё затягивала с перерождением, словно боялась, что на этот раз всё будет кончено.

— Ты совсем ничего не нашёл?

Ньют потянулся к карману, являя на свет серебряный зажим в раскрытой ладони. Тесей было двинулся вперёд, нацеливаясь забрать своё сокровище, но Ньют сжал пальцы и отступил на шаг.

Тесей недоуменно на него посмотрел.

— Ньютон, отдай его мне.

Голосу Тесея было сложно сопротивляться. Сладкоголосая сирена. Его всегда спокойный тон, интонации «я знаю лучше» околдовывали. Ньют впился ногтями в ладонь до боли.

— Поговори со мной, Тесей.

— О чём ты? Если о расследовании, то я обязательно поставлю тебя в известность, если что-то узнаю...

Брат замер, точно почувствовал некую границу, пересечение которой заставило бы Ньюта отступить назад. Но поднятую в требовательном жесте руку не опустил.

— Нет, Тесей. — Ньют мотнул головой, борясь с желанием отвести взгляд. — Поговори со мной о себе. Я же вижу, что тебе плохо.

Брат опустил руку. Поднёс к губам сигарету, затягиваясь. Выдохнул и стал вдруг очень похож на Тома. Только острые иголки чувствовались не кожей, а душой. И изрыгать пламя Тесей, кажется, не умел.

— Это последствия ранения. — Голос, как всегда, спокоен. Немного покровительственные нотки. — Скоро я приду в норму.

— Нет, — возразил Ньют. — Бессонница тебя мучает не из-за ранения.

— Отдал много сил работе, с кем не бывает. Я в порядке, — твёрдо возразил брат.

— Тесей! — отчаянно выкрикнул Ньют. — Прекрати мне врать! Думаешь, если больше людей мне нравятся животные, значит, я совсем ничего не понимаю? Не понимаю в тебе?

Откровенно говоря, Тесей вёл себя как больной зверь. У каждого зверя свой характер, не все из них сразу приходят и печально кладут голову на колени, прося помощи. Есть и те, кто до последнего держится, точно боясь потерять статус в стае, показаться уязвимым бродящему где-то рядом хищнику.

— Я вижу, что ты не в порядке. Я вижу, что тебе плохо, Тесей.

— Твоё беспокойство чрезмерно, Ньютон.

Ньют почти слышал, как опускается железный занавес.

— Да? — выкрикнул он. — Докажи! Докажи, что я не прав, что тебя не мучают кошмары, что ты мало спишь из-за работы, а не потому что, стоит закрыть глаза, ты возвращаешься туда...

— Я в порядке, — упрямо твердил Тесей.

Ньюту хотелось зарычать. Хотелось рвануть вперёд, осыпая грудь брата тумаками, будто он ребёнок, у которого отняли игрушку. Ударить Тесея, чтобы выплеснуть эту скопившуюся на сердце обиду, выплеснуть собственную боль, давно зажавшую душу в стальных тисках отчуждения. Как и говорила Сибилл.

Бессилие опустошало тем сильнее, чем росло понимание: Тесей не ответит на удар. Дождётся, пока не иссякнут потраченные на вспышку ярости силы, и возьмёт вверх, очарует спокойным голосом, своим «я же знаю, как лучше».

И тут — идея!

— Вызови Патронуса, Тесей!

— Зачем?

— Ты же хочешь меня убедить, что с тобой всё в порядке. Так вызови Патронуса!

Брат всегда двигался быстро. Он мог бы стать хорошим игроком в квиддич или успешным дуэлянтом, если бы спорт или бессмысленные драки его привлекали. Ньют не уследил взглядом, когда рука выдернула из шлевки палочку и глубокий голос крикнул морю:

— Экспекто Патронум!

Бесформенное серебристое облачко вырвалось из кончика палочки. И тут же было в клочья размётано налетевшим порывом ветра.

Тесей отступил, натыкаясь голенями о ступени и тяжело опускаясь на рассохшиеся желтоватые доски. Руки его бессильно легли на колени. Недокуренная сигарета осталась зажата меж одеревеневших пальцев.

— И чего ты добился этим, Ньютон? — Тесей поднял взгляд. Голубые глаза светились злостью. И свет этот был не пламенем, а тлеющим углём.

— Я хочу помочь, — сглотнул Ньют, тушуясь под этим взглядом. — Расскажи мне о своих кошмарах, о том, что тебя мучает. Я знаю, Тесей, ты сильный, ты победишь это рано или поздно, ты уже начал побеждать.

Ньют говорил горячо, искренне. Перед глазами всплывали картинки: газеты, колдографии в Аврорате, трясущиеся руки Блейна.

— Но, может быть, если ты расскажешь мне, если поделишься своей болью, ты справишься быстрее. — Ньют сглотнул. — Мы справимся.

Тугая пружина внутри вдруг распрямилась. Вдруг стало легче. Не так, чтобы погода перестала казаться омерзительной, холод родного дома — опостылевшим. Не так, чтобы вера в лучшее будущее захватила каждую клеточку тела и наполнила их телом и свежестью. Но дышать будто бы и правда стало легче.

— Лошади.

Ньют вздрогнул. Тесей держал голову прямо, но глаза его были закрыты.

— Мне снятся лошади. На войне им приходилось тяжелее всего, тяжелее, чем людям. Нам иногда приказывали держаться вблизи от маггловских позиций, и я их только слышал, но... После каждого обстрела — это ржание. Им было больно, они не унимались, пока им не пускали по пуле в лоб. Изо дня в день, изо дня в день... А иногда некому было стрелять. Они ржали и ржали, пока не издыхали...

Тесея бил мелкий тремор. Он поднёс сигарету ко рту, пуская в лёгкие ядовитый успокаивающий дым.

— И запах... Знаешь, почему солдаты так много курят? Чтобы перебить запах трупов и пороха. Даже под самый конец, когда я был далеко от боёв, я все время чувствовал его.

Тесей всё говорил и говорил, а Ньют слушал и чувствовал, как дрожь брата передаётся и ему, как подгибаются колени. Он не выдержал и опустился на ступеньки рядом, пусть от табачного дыма сразу заслезились глаза.

— Когда в июне шестнадцатого шли бои, грохотало так, что я думал — сейчас горы обрушатся на наши головы. — Несмело Ньют протянул руку, касаясь напряжённой ладони, накрывая своей. — Или что драконы почувствуют кровь и разом все поднимутся на крыло. Железнобрюхи не гнушаются падалью. Нам бы пришлось как-то их остановить, а если бы не получилось — уничтожить.

Им отдавали суровые приказы. Волшебный мир должен был быть сохранён в тайне любыми средствами, даже самыми жестокими. Тогда им повезло, а потом армии отступили и замерли в вязкой грязи окопов.

— Мне не стало легче. — Тесей открыл глаза и повернулся к Ньюту лицом.

— После возвращения или сейчас?

— Сейчас.

Ньют подался вперёд, обнимая брата, проникая руками под пальто и цепляясь за прямую, как лиственница, спину.

— Неправда. У тебя сердце легче биться стало.

— Это от прогулки, — буркнул Тесей.

Ньют был готов рассмеяться в пахнущую табаком рубашку. Потому что свободная от сигареты рука брата приобнимала за плечи, и он не пытался глотнуть новую порцию любимой отравы.

Ньют высвободил правую руку, в которой прятал зажим.

— Спасибо, — брат резко выхватил свою награду, не дождавшись, пока ладонь полностью раскроется. Край больно царапнул кожу, — что рассказал мне, Тесей.

Тот откинулся на ступеньки. От такой позы у него вскорости должна была заболеть спина, а то и синяки останутся, но он был так погружён в себя, что не замечал неудобств. Смотрел куда-то в небо, крепко сжав серебряный зажим в руке.

Первые капли дождя больно ударили Ньюта по носу. Тесей дёрнулся и чихнул.

— Пойдём домой, — предложил он, поднимаясь на ноги. — Заболеешь ещё.

— Как будто ты неуязвим перед простудой.

— У меня есть скидка в аптеке.

Ньют ошеломлённо уставился брату в спину. Пусть он не мог этого увидеть, да и даром Легилименции не обладал, он был готов пару сиклей поставить — брат сейчас улыбнулся. Не кривой ухмылкой, хоть и ещё не той очаровательной улыбкой с детских колдографий. Но... но это всё равно было… хоть что-то. И Тесей говорил. По тому, как прямо он держал спину и намеренно шёл впереди, держа дистанцию, было понятно, что он всё ещё рассержен. Но он говорил. И Ньют улыбался, прокручивая в голове собственные выкрики и полные затаённой боли ответы брата. Ему не было стыдно за это, как было стыдно перед Каван. И он не собирался останавливаться на достигнутом.

— Мерлиновы подтяжки! — всплеснула руками мама. — Вы же промокли насквозь!

Ньют и не заметил, как, пока они поднимались в гору к дому, небеса расщедрились на ливень. У какого-то из племён Северной Америки дождливая зима, по приметам, предвещала засушливое лето. Но Британские острова явно намеревались стать новой Атлантидой до наступления весны.

— Тесей, принеси, будь добр, эвкалипт из кладовой. А потом оба марш к камину!

Подгоняемый похлопывающей рукой по пояснице матерью, Ньют разулся, снял плащ и, магией высушив одежду, устроился на полу в гостиной. Камин здесь был меньше, чем на кухне, и не такой тёплый, зато сидеть можно было на толстом ковре, а не на голых досках. На плечи ему тут же накинули принесённое домовухой толстое шерстяное одеяло. От него пахло пылью и средством от моли. Ньют не любил его, в детстве всегда сбрасывал с себя ночью, предпочитая заворачиваться в три пледа, как гусеница в куколку, лишь бы не дышать во сне смесью горьких трав и старости.

Как-то, заглянув в комнату ранним утром и в который раз обнаружив валяющееся на полу одеяло и слегка подмёрзшего младшего брата, Тесей откуда-то притащил другое, а из старого помог сделать тайный штаб. Это было дело трёх минут — они просто сняли всё с письменного стола, занавесили его одеялом, прижав края стопками натасканных из библиотеки книг, и Ньют всю неделю развлекался, воображая себя то археологом, то исследователем далёких стран, вынужденным прятаться в убежище от злых туземцев.

— Вот, выпей, чтобы не простудиться. — В заботливых руках мамы дымились две кружки, от которых пахло эвкалиптом и куриным бульоном. — И ты тоже, — строго приказала она Тесею, взглядом показывая, что и ему не мешало бы погреться у огня.

Старший брат фыркнул, но подчинился, заворачиваясь в шерстяное одеяло и выглядывая из этого кокона недовольной рысью.

— Тогда ужинать мы тоже будем здесь, — притворно зевая и укутываясь с носом, промурлыкал он.

— Как скажете, сэр, — усмехнулась мама. — Вы грейтесь, а я пойду своими делами займусь.

Стоило ей только выйти из гостиной, как Ньют придвинулся к Тесею, заговорщически зашептав:

— Бёрни сказал мне, что ты раскрыл какое-то дело и об этом должны написать в газете, перед тем, как его арестовали. Но я не нашёл ни одного упоминания о тебе в «Пророке» за всю неделю. Твоё дело и арест Бёрни связаны, не так ли? И что было в тех бумагах? Их ведь не мог просто кто-то забрать из стола, их украли.

Тесей смотрел в камин и молчал. Пляска отражённого в его голубых глазах огня завораживала. Ньют и не заметил, как, растеряв всё смущение перед братом, любовался ею.

Он терпеливо ждал ответа, как строгий, но справедливый профессор на экзамене, задавший наводящий вопрос слишком разволновавшемуся умному ученику. И всё же Ньют сам нервничал, опасаясь, что протянутую руку оттолкнут. Что Тесей отодвинет его выверенной вежливой формулировкой, да ещё и добавит сверху три короба нравоучений, почему Ньюту не следует лезть в дела Аврората, даже если искренне хочется помочь. Что лучше бы младшему брату заниматься животными, с которыми у него всё так ладно выходит. Потому что звери всегда благодарят и любят искренне и бескорыстно.

— Неделю назад в Ньюбери произошло убийство. — Тесей высвободил из одеяла-кокона руки и теперь сидел, сцепив ладони в замок на прижатых к груди коленях. Серая рубашка, бывшая на нём, когда начался дождь, всё ещё была влажной. Странно, что такой педант не высушил одежду сразу. — О нём писали в маггловской прессе. Неизвестный убил двух прохожих, поздно возвращавшихся домой. Свидетельницей оказалась десятилетняя девочка, чьё имя в газетах не сообщалось. Ничего необычного, магглы постоянно убивают друг друга, но меня насторожило, что убийство было совершенно «неизвестным способом».

Тесей вздохнул и упёрся подбородком в колени. У него было очень сосредоточенное лицо и отсутствующий взгляд. Нестерпимо хотелось приблизиться и положить руку на плечо, чтобы приободрить, как старший сам всегда делал. Но Ньют не хотел прикосновением вывести брата из этого похожего на транс состояния. И, как спрятавшийся в кустах орнитолог, наткнувшийся на редкую певчую птицу в брачный период, молча и недвижно продолжал слушать.

— Никому не говоря, я начал расследование. Теперь я вижу, что это была ошибка… Хотя нет. Если бы я впутал кого-то ещё, этот человек мог умереть.

Ньют сглотнул. Да, конечно, он знал, что работа авроров опасна. Ещё бы он не знал. Но как-то привык считать, что только сильные тёмные маги могут составить конкуренцию этой элите волшебного мира.

— Я нашёл убийцу, но возникла проблема с доказательствами, а потом ещё это ранение… И вот всё стало сложнее.

Он замолчал, глядя на огонь.

Прикусив нижнюю губу, Ньют дослушал брата. Всё ещё оставалось много белых пятен. Содержимое бумаг, загадка чудовищного совпадения — ведь не просто так Тесея так вовремя ранили; и что это за проблема с доказательствами?..

— Я добыл эти сведения прямо из головы убийцы, когда рядом проходил, — сказал Тесей, отворачиваясь от камина. Столкнувшись взглядом с Ньютом, он дёрнулся, будто его легонько, но неожиданно царапнули по руке. — Ты это не вслух спросил?

Ньют не успел ответить. Тесей, как всегда, всё понял быстрее.

— Ничего. Ты ведь не специально.

Будучи ещё ребёнком и смотря на мир через призму детской наивности и доверчивости, Ньют всё равно быстро понял, почему Тесей скрывает свои способности. Он помнил бледное от недосыпа лицо и уставшие глаза; помнил, как стала инстинктом привычка смотреть людям в глаза, чтобы точно знать — что они говорят вслух, а что оставляют при себе. Помнил брата, неразлучного со снимающим головную боль зельем, пока профессор Мерритот, взявшаяся за летние каникулы помочь обуздать вдруг проснувшийся у подростка дар, давала ему уроки. В рождественские каникулы Тесей выглядел уже куда лучше и отвечал на вопросы после того, как их произносили вслух, даже когда стоял спиной. Пока не начинал волноваться. Наверно, подумал Ньют, именно так старший брат нашёл заблудившегося однажды в катакомбах младшего. Услышал даже сквозь толщу стен.

— Мне удалось найти другие улики, подтверждающие, что это дело рук мага. Собственно, как раз планировал пойти с ними к шефу, когда попал в больницу.

Блики от огня в голубых глазах придавали им тёмной, устрашающей глубины. Тесею не нужна была никакая сигарета, чтобы снова становиться чужим человеком. Достаточно было взглянуть ему в глаза, когда речь шла о преступлениях.

«Тесей ведь, наверное, убивал на войне людей…»

— Кто же убийца? — опустив взгляд на уровень коленей, спросил Ньют. Когда он не смотрел Тесею в глаза, а изучал узоры из зелёных и красных линий на охровой шерсти, мысли о тьме в душе брата отступали.

— Один из стирателей памяти.

— Почему он это сделал?

— Не знаю. Хотел защититься, был в гневе, может, ему просто захотелось и он посчитал себя вправе. Допрос прояснит всё.

— Посчитал себя вправе… — Ньют всё рассматривал узор на своём одеяле. Красные и зелёные линии складывались в прямоугольники, будто городские проспекты отделяли друг от друга каждый дом. Одеяло брата было в крупную светло— и тёмно-коричневую клетку. Строгий, плавно переходящий от оттенка к оттенку узор.

В мире животных смерть — насильственная или естественная — была частью жизненного цикла. Звери охотились друг на друга, потому что им хотелось есть или обучая молодняк; убивали, защищая свою территорию и потомство или потому, что конкурировали за пищу и партнёров.

Люди были как звери. Они воевали, чтобы у выживших стало больше ресурсов. Они защищали своих, когда с войной приходили к ним. Потому что это естественно, это инстинкт, присущий в той или иной степени всем млекопитающим.

Но убивать просто так… В голове это до сих пор было так сложно уложить. Ньют знал, что по природе своей человек способен на жестокость. Но на такую немотивированную...

— Человек, может, и животное. — Мягкий голос Тесея вернул к реальности. Ладонь накрыла его ладонь, несильно сжав. — Из плоти и крови. Можно дать точное его биологическое описание, встроить в классификацию наравне с прочими живыми видами. Но недостаточно сосчитать точное количество костей в теле, чтобы понять человека. Есть ещё общество. Социум управляет нами в большей степени, чем древние инстинкты. Я даже не уверен, что они у нас сохранились.

Ньют большим пальцем водил по тыльной стороне ладони Тесея. Длинные пальцы, словно предназначенные, чтобы одним нажатием на чёрные и белые клавиши извлекать вынимающую душу из груди музыку. Эти пальцы чаще сжимали сигарету или палочку, чем касались инструмента.

— Мне… — Запнувшись, Ньют поднял глаза на Тесея, ища то ли поддержки, то ли надеясь, что брат прочёл его мысли и понял лучше, чем он сам. — Я смогу разобраться. Есть теория, что это селекция привила домашним кошкам удовольствие от убийства как такового... Я снова очень громко думал?

— Нет. — Зевая, Тесей встал, походя ероша волосы Ньюта. — Просто у тебя очень выразительное лицо, братишка.

— А ужин? — Ньют привстал, одеяло сползло с него, и от прикосновения не согретого теплом тела и шерсти воздуха по коже пошли мурашки.

— Спать хочется сильнее. — Тесей снова зевнул. — Утром хочу придумать, как вызволить твоего коллегу из тюрьмы.

— Я тебе помогу, — твёрдо заявил Ньют, тоже вставая на ноги. Вынув палочку, он сложил брошенные на полу у камина одеяла немного неаккуратными прямоугольниками и отправил в сторону дивана. — Как и обещал.

— Хорошо. — Тесей, как большой кот, потёр щёку запястьем. — Не засиживался бы ты допоздна.

Перед тем, как пожелать спокойной ночи маме и подняться к себе, чтобы покормить ниффлера и проверить, что ничего не случилось с Томом и лукотрусом, напрочь отказывающимся покидать безопасное лимонное дерево, Ньют долго стоял и, улыбаясь, любовался незатухающим огнём в камине.