Летунья (джен)

В самом сердце гор стояла Башня. Она не была такой высокой, как сияющая Башня Ветров, не поражала воображение красотой каменных узоров Гранатовой Башни и даже ничем не напоминала Синюю Башню, что выглядела так, будто заглянула в мир из-за границы сна. Она казалась затерянной, а временами — покинутой. Но каждый знал, что отыскать ее можно, но только если ты действительно готов это сделать.

Многие смельчаки отправлялись к Башне: хотели они задать вопросы и получить ответы, но лишь у немногих получалось до нее добраться. Кто-то путался в горных дорогах и возвращался обратно по своим собственным следам, кого-то настигали дикие звери, а кто-то сам не замечал, как шагал в пропасть или тонул в стремнине быстрых рек. Башня стояла и ждала, а ворота ее всегда были широко распахнуты.

Говорили, что в Башне живет Видящий, которому ведомо прошлое, настоящее и будущее, что он читает ответы в туманных зеркалах и всегда знает, кто же придет к его Башне, потому что время не властно над ним, и он существует везде и нигде одновременно.

И потому, когда солнце стало гаснуть, направились люди именно к Видящему. Каменные мастера создали прочную колесницу, Пламенные закалили ее своим огнем, сами Ветры впряглись в нее и помчали по небу прямо к видимому на горизонте шпилю. И не боялись они ни запутанных дорог, ни диких зверей, ни скальных обрывов. Быстро домчала их колесница к порогу Башни. Ступили они на холодную земли и вошли внутрь — трое, как один, взяли бы с собой и четвертого, да давно уже не было слышно ничего о хозяине подводных дворцов. Шли они по коридорам, поднимались по высоким лестницам, но везде встречала их лишь тишина и запустение.

Поднялись они тогда к самой вершине Башни, и там, у большого туманного зеркала, нашли Видящего. Давно он покинул тот мир, ровно в тот миг, когда настигло его все прожитое время, что он так долго обманывал. По туманному зеркалу бежала рябь, и не было в нем тех ответов, что люди силились отыскать.

Разгневался Каменный, ударил раз — и рассыпалась вся Башня до самого основания, хлестнула яростью Пламенная — и разбилось туманное зеркало. И только Ветер не гневался, смахнул он в карман маленькую шкатулку, что за разбившимся зеркалом лежала, и был таков.

Долго бился Ветер над шкатулкой, искал ключи к последней загадке Видящего, но не открывалась она, что ни пробовал — все зря было. А солнце гасло и гасло, и лучей его становилось меньше и меньше, и все больше земель во мрак погружалось. Горько заплакал как-то Ветер над шкатулкой, заговорил, о злоключениях своих рассказывая, да спросил:

— Что делать мне? Как сберечь, как сохранить? Совсем скоро ничего не останется, падут Башни, и сгинем мы все в потемках.

И как только слезы его пали на крышку шкатулки, зазмеились узоры по ней, поднялась дымка, та самая, что раньше в зеркале томилась, и увидел Ветер, как ходит Видящий под самой крышей своей Башни, меряет шагами комнату, мечется и не может найти ни выхода, ни ответа.

— Солнце погаснет и солнце взойдет. Но мы этого не увидим, и память о нас истает, и не останется ничего, — так сказал Видящий, и истаяла туманная дымка, а шкатулка щелкнула и отворилась. Заглянул в нее Ветер и увидел: аметистовым светом на дне ее сияли глаза Видящего, те, для которых не существовало прошлого, настоящего и будущего и не было преградой само время. Ярко сияли они в ореоле застывшей крови, и видел Ветер, как собственными руками вкладывал Видящий их в шкатулку да наговоры шептал обережные — чтоб никто разрушить не смог и сам мрак оказался не властен, пока новое солнце не взойдет.

Принял Ветер последний завет Видящего, разнес его по всему свету — пока дыхания хватило, да и истаял на том.

Последняя сказка. Архивы Сиаля.

423 г. Р.Э., Святой город Тан

Те сны ей не снились давно. С тех самых пор, как Аше Сее потеряла диадему. И она никогда не пыталась вызвать их нарочно. Но теперь Сее, свернувшись в клубок на своей лежанке, отчаянно жмурилась, стараясь как можно точнее вспомнить те давние ощущения и вернуться обратно, в бархатную темноту под светом семи звезд.

Ее всегда вела диадема: настойчивый голубоватый свет проникал сквозь сомкнутые веки, она тянулась к нему, он окутывал Сее, и она словно проваливалась в узкую щель между границами неизвестно чего. Сейчас диадемы не было. Но Аше Сее помнила — где-то там еще были рубины, горячий желтый свет, который сейчас стал ее проводником. Он болезненным касанием танцевал по коже, проходился по костям и взрывался болью в крови. Она упорно шла вслед за ним — глупо отступать, забравшись настолько далеко. Шаг.

Сее почувствовала, как ее накрывает знакомая темнота, а потом вокруг зажглись звезды. Вот только картина отличалась от привычной ей: свет голубой звезды был тусклым, практически незаметным. Она казалась такой же мертвой, как многие другие. Теперь ярче всех пылала желтая звезда. Аше Сее прищурилась, с трудом разбирая за яростным светом слабое фиолетовое сияние. Оно было близко. Намного ближе, чем когда-либо до того, но только проходило сквозь пальцы, будто они были слишком грубыми и неловкими, чтобы поймать тонкие, как паутина, нити.

Она не собиралась сдаваться, лишь крепче стискивала зубы, силясь уцепиться за нечто недосягаемое. Когда-то она смогла поймать ветер. В какой-то момент светлая, призрачная сиреневая нить зацепилась за пальцы, Сее ухватилась за нее крепче, но нить вдруг резко ужалила ее и рассыпалась в ладонях.

Аше Сее тихо вскрикнула и проснулась: пальцы онемели, их скрутило неприятной судорогой, и она далеко не сразу смогла разжать руку, а потом долго терла пальцы, пока к ним вернулась подвижность. Что ж, и рубины не сразу дались ей.

Вызвать темноту во второй раз оказалось намного проще. Она словно так и осталась совсем рядом, стоило лишь чуть повернуть голову, и она охотно разомкнула объятия, позволяя утонуть в темном бархате.

На этот раз она почти сразу различила сияние фиолетовой звездочки и устремилась к ней. Вероятно, хватать нити так опрометчиво было ошибкой. Своенравная сила не желала подчиниться, но, может быть, стоило попробовать дать ей выбрать самой? Сее была терпелива. Она приходила снова и снова и ждала, пока сиреневая паутинка сама коснется ее. Скользнет вперед, оплетая запястья, отзовется колючими искорками в самой макушке. Сее казалось — еще немного и цель будет достигнута, новая сила покорится ей, но та раз за разом ускользала и растворялась. А однажды, когда Аше Сее сама рванула за ней, с той стороны вдруг глянуло ослепительное солнце.

Сее проснулась с криком. Под веки словно песка насыпали — так их жгло. Она яростно терла их, не замечая ничего вокруг, кашляла, задыхаясь, будто песок проник и дальше, в самое горло. Звон дверных замков она разобрала далеко не сразу. Полоска света от двери стала шире, Аше Сее слепо прищурилась, закрывая ладонью глаза — переход от темноты к свету оказался слишком резким. Удушающий запах меда казался призраком из сна — чужеродным и неправильным.

— Оставьте лампы и закройте дверь.

— Да, господин Высший Иерарх.

Света резко стало больше. Две больших лампы ярко осветили небольшое помещение, так, что стали видны даже щербинки на потолке. Слишком светло. Глаза, успевшие отвыкнуть от настолько яркого света, слезились, и их все еще неприятно жгло.

Низкий потолок камеры мешал Пятому Иерарху выпрямиться во весь рост. Аше Сее с каким-то смутным злорадством наблюдала за ним. Будет стоять согнувшись или все-таки перейдем в допросную? Но против ее ожиданий, Иерарх по-простому уселся на пол, не слишком заботясь ни о холоде, ни о состоянии своей мантии. Золотистый свет плотным коконом окутывал его, и Сее казалось, что она чувствует исходящее от него тепло. Вот только оно не грело, а болезненно жгло кожу, так, что она практически втиснулась спиной в стену, кутаясь в старое одеяло. Как будто им можно было защититься.

— Зачем вы пришли? — Аше Сее первой прервала слишком удушающее молчание. Находиться в одном помещении с Пятым Иерархом оказалось намного тяжелее, чем со Вторым. Сила последнего всегда казалась приглушенной, словно стянутой в тугой клубок под широкой мантией, и рассыпалась в стороны лишь когда Таеллан сам того хотел. Пятый же будто и не замечал тяжелых волн исходящей от него силы. Сее могла бы подумать, что все это молчаливое напоминание для нее, но она чувствовала эту силу все время, которое Иллиав находился во Дворце Иерархов. Глупо было думать, что это тоже для нее. Много чести для одной женщины.

— Второй Иерарх сказал, что вы отказались принять Очищение, — Иерарх говорил, глядя куда-то поверх ее головы, за что Сее была ему благодарна: так проще думать и подбирать слова для ответов. — Почему?

— Не догадываетесь? — Аше Сее притянула колени к груди и положила на них подбородок. — Я видела… последствия.

— Тан не отвергает тех, кто приходит к нему. С открытым сердцем и готовностью. Вы настолько отвернулись от солнца, что не верите в возможность вернуться? На что вы надеетесь? — Пятый впервые посмотрел прямо на нее, но Сее только опустила голову, не желая встречаться с ним взглядом.

— На справедливость? Милосердие? На что мне можно надеяться?

— На свое сердце. Если вы готовы отказаться — отречься от той силы, что принес вам тот… предмет, то Тан примет вас, — Иерарх говорил убежденно. Его слова врезались в сознание, оставляя там раскаленный след. Если она откажется от силы. Аше Сее зажмурилась, пытаясь представить это. Новый-старый мир, в котором не будет слышно перезвона ветряных колокольчиков. Мир без теплых искр на кончиках пальцев. Без тепла, бегущего по жилам, без дыхания, ветерком устремляющегося в небо. Мир без крыльев.

— Разве можно остаться на земле, однажды взлетев? — она покачала головой. — Заставьте меня, если сможете.

Небо стоит того, чтобы она попыталась его достать. Еще раз. Хотя бы еще один раз.

— Думаете, это сложно? — голос Иерарха как-то неуловимо изменился, разом наполнив собой всю небольшую камеру, потек расплавленным медом по жилам. Сее вцепилась ногтями в горло, раздирая его в бессмысленной попытке вдохнуть хоть каплю воздуха.

— Заставить — легче всего. Моего Слова будет для этого достаточно. Но Тану не нужно мое слово. Ему нужны вы. Каждый из нас. И каждый придет к нему. Но вы своими руками удлиняете себе путь.

Аше Сее, задыхаясь, рухнула вперед, едва успев подставить руки, ее сотрясал кашель, а голову словно окатили кипятком.

— Я… сказала свое слово. Уходите, ради всего, что у вас есть святого — уходите. Мне больно. Неужели вы не видите, как мне больно? — каждое слово царапало, раздирало горло новой болью, и Сее не замечала, как по ее щекам катятся слезы. Казалось — они испаряются, едва коснувшись кожи. Ее собственная сила свернулась жалким комком где-то глубоко внутри, будто боялась, что каждое обжигающее прикосновение уничтожит ее насовсем.

— Простите, — она не услышала, как Пятый Иерарх поднялся, не заметила, как исчез свет ламп, только почувствовала, что давящая медовая тяжесть отдаляется, а воздух наконец-то приносит прохладу, а не раздирает легкие в кровь.

* * *

Аше Сее слушала ветер. Она поднималась вместе с едва ощутимыми токами теплого весеннего воздуха вверх, слушала разговоры, пытаясь отыскать в общем гуле что-то для себя интересное, но голоса ускользали от нее, а движение воздуха было настолько слабым, что то и дело терялось, и все приходилось начинать заново. Впрочем, спешить ей было некуда. Время еще оставалось.

Сее устало потерла висок и отпустила потоки: с некоторых пор ее часто преследовали головные боли. Она не оставляла попыток добраться до фиолетовой звездочки, но трогать ее больше не решалась — лишь кружилась вокруг, пытаясь рассмотреть тонкие призрачные нити силы, но все тонуло в неизвестно откуда взявшемся в темноте солнечном свете, а голова с каждым пробуждением болела сильнее. Вероятно, ей стоило тревожиться. Но поводов для тревоги в последнее время было столь много, что на Аше Сее снизошло удивлявшее ее саму спокойствие. Она ждала, а ветер срывался с губ с каждым вздохом.

Сее подняла голову вверх. Там, отделенные от нее слоями камня, двигались люди, рассыпали искры своей силы благословенные. Она следила за ними, и в этом было нечто успокаивающее. Там, наверху, не ощущалось больше силы Пятого Иерарха, а Второй возвращался лишь редкими вспышками. Что бы ни происходило, но явно нашлось нечто, достаточно отвлекшее внимание Высших Иерархов от нее. Аше Сее рассматривала тяжелую дверь, окованную сталью, и думала о том, что от свободы ее отделяет не так уж много. С некоторых пор у нее остался только один путь. В голову лезли воспоминания о последнем разговоре со Вторым Иерархом.

— Вы могли бы помочь мне обойтись без Очищения. Если и правда хотите помочь, как говорите.

Второй не отвечал, только пристально рассматривал ее, будто что-то решал для себя.

— Вы не стоите настолько дорого, Аше Сее.

Вероятно, приговор прозвучал уже тогда. Последовавший суд можно было считать формальностью: не зря ни Второй, ни Пятый Иерархи не сочли нужным даже появиться на нем.

Пожалуй, ей бы хватило сил выбить дверь камеры порывом ветра. Она смогла бы миновать коридоры, укрывшись плащом из воздуха, но… Сее повернула голову, глядя вверх и влево. Алве Шаю. Он оставался во дворце все это время и, несомненно, почувствует, если ее сила изменит свое местоположение. Аше Сее сомневалась в своей готовности воевать с целым дворцом и целым городом. Но шанс у нее оставался. Она почувствовала его в тот момент, когда Восьмой Иерарх Тан зачитал приговор. Ее вывезут в город, и у нее будет огромная открытая площадь. Много огня и ветра вокруг. И больше никаких огненных стен. Она будет умнее. Она справится.

Повозка ехала по широким улицам Святого города целую вечность. Так, во всяком случае, казалось Аше Сее. Внутри вместе с ней находился только Алве Шаю, и его пристальный, горящий ненавистью взгляд ощущался даже сквозь сомкнутые веки. «Я не позволю тебе выкинуть хоть какую-нибудь глупость», — так сказал он, забираясь внутрь. И теперь не отрываясь смотрел на Сее, как будто она могла просочиться сквозь щели между досками вместе с дуновением воздуха. Аше Сее дорого бы дала, чтобы это и впрямь было так.

— Чего вы так боитесь? — она улыбалась и говорила больше для себя, чтобы хоть немного отвлечься от ощущения, что ее внутренности кто-то скручивает в тугой болезненный узел. — Правду говорят, даже к границе не отпустили всех благословенных Покровом? Возможно, вы правы. Из вашей площади может получиться славный костер. Намного больший, чем вам хотелось бы.

— Все в воле Тана, — Алве Шаю говорил ровным, спокойным тоном, но что-то в его глазах, в том, как он едва уловимо дернулся, скосив глаза на ее руки, связанные благословленными кем-то веревками, подсказывало — она угадала. Сее улыбнулась шире: руки ей не очень-то нужны. Если бы она и впрямь собиралась устроить нечто подобное.

— Уверена, Восьмой Иерарх предпочел бы перерезать мне горло прямо в камере, а не тащить через весь город, — Аше Сее повернула голову, щурясь от света: пусть сквозь зарешеченное оконце его проникало совсем немного, но это точно больше, чем она видела за последние месяцы.

Иерархи до последнего тянули с оглашением приговора, надеясь избежать публичной казни. Но закон на этот раз оказался против них самих. И Карающая рука Тана обрушится на не принявших его Волю. Не принявшим Очищение грозил святой свет — благословение, которым, по общему убеждению, Тан наделял всех Первых Иерархов, так же как когда-то наделил им первого из благословенных. Аше Сее не знала, как обстояли дела с другими, но нынешний Первый Иерарх ничем подобным не владел, а потому святой свет заменяли обычным огнем. Восьмой Иерарх пришел в настоящий ужас, когда представил возможные последствия. Именно поэтому повозка двигалась медленно, окруженная плотным кольцом паладинов. Если бы она могла выглянуть наружу — не увидела ничего, кроме ярко-алых плащей. На площади же солдат будет еще больше. Никакой возможности бежать. Аше Сее прикрыла глаза, стягивая к себе как можно больше нитей, пропитывая ими повозку, мостовую под колесами, все, до чего могла дотянуться. Алве Шаю всегда шел по следу ее силы, так пусть той будет слишком много. Она напоминала себе зайца, чертящего дорожки следов на снегу.

Но Алве Шаю был далеко не единственным, о ком Аше Сее следовало думать. Всю дорогу она гнала от себя мысли о Пятом Иерархе. Будто этого могло хватить, чтобы его не оказалось на площади. Сее нахохлилась, притягивая колени к груди и пытаясь скрыть охватившую ее дрожь — в эту секунду все задуманное казалось настолько призрачным и зыбким, словно она собиралась ухватиться за воздух. Разговаривать больше не хотелось, и всю оставшуюся дорогу она молчала, бездумно глядя перед собой, только губы едва заметно шевелились, шепча не то молитвы, не то проклятия, да нити ветра все плотнее закручивались в спираль. К вечеру могла разыграться нешуточная буря.

Постепенно Аше Сее начала различать гул голосов. Он казался бесконечно далеким, как рокот волн из ракушки, которую Лаю как-то купил у какого-то южанина: тот утверждал, что в ней слышится море. Сее никогда не видела моря, но глубокий и мерный рокот запомнила. И сейчас он приближался к ней, дробился на отдельные голоса и выкрики, и с каждым мгновением, с каждым ударом сердца внутри словно разливалось расплавленное масло. Жар охватывал конечности, выступал испариной на лбу, сбивал дыхание, а в следующую секунду ее накрывал холод, будто она шагнула из летнего полудня в зимнюю ночь. Когда лошади наконец остановились, Аше Сее дрожала так, что оставалось только удивляться, что вместе с ней не раскачивается вся повозка. Ей казалось, что все ее существо состоит из нитей, которые кто-то неведомый до предела натянул на гигантском ткацком станке — еще немного, и все они порвутся с тихим хрустальным звоном. Совсем скоро все решится.

— Выходите, — Алве Шаю распахнул дверь повозки и первым спрыгнул вниз. Сее хотела последовать за ним, но вдруг поняла, что просто не может заставить себя пошевелиться: все тело будто застыло, а мышцы налились свинцовой тяжестью, и только сердце отчаянно колотилось так, словно хотело пробить грудную клетку и вырваться на свободу. К горлу подступала паника. Если все так и останется, она ничего не сможет сделать. Все окажется бесполезным.

— Вы думаете, это вам поможет? — так и не дождавшись какой-то реакции, иерарх грубо дернул ее за руки вперед, вытаскивая из повозки, и Аше Сее повисла на нем, ощущая, что действительно не может сделать ни шага. Только бы эта позорная слабость прошла как можно быстрее.

— Н-нет, — с трудом выдавила из себя Сее, — но я правда не могу идти. Нервы, знаете ли, — с губ рвался дурной смех, ее трясло все сильнее, а мысли панически метались в голове. На помост ее пришлось заносить.

Полдень. Зенит славы Тана. Время, к которому в Святой Иерархии старались приурочить все действительно важные события. Думала ли когда-нибудь Аше Сее, что ее предполагаемая смерть окажется таким событием? Она не отказалась бы поменяться этой сомнительной честью с кем-нибудь еще.

Свежий весенний ветер трепал ее волосы, играл с мантиями иерархов, отчего некоторые из них вздрагивали. В другое время это непременно заставило бы Аше Сее улыбнуться, но сейчас она была слишком сосредоточена на том, чтобы обратить его в нити силы, наполнить себя до отказа звенящей ветряной мощью. Будто путник в пустыне, внезапно дорвавшийся до воды. Небо сейчас казалось удивительно близким: протяни руку — и утонешь в чистых голубоватых потоках. Аше Сее с трудом заставила себя отвести от него взгляд. Еще не время.

Внизу, перед помостом, шумела толпа, для Сее все лица сливались в единую волнующуюся массу, да она и не стремилась различить кого-то конкретного, лишь сосредоточилась на ощущениях, пытаясь понять, как много благословенных собралось сегодня на площади и насколько они сильны. Взгляд ее метался по высоким балконам, на которых собрались сановники. В виски кольнуло чем-то знакомым. Она потянулась следом за смутным ощущением и вздрогнула, впиваясь взглядом в людей на ближайшем к ней балконе. Где-то совсем рядом ярко полыхала фиолетовая звезда. Не камень, а человек? Сее бездумно потянулась к чужой силе, желая соединить ее со своей собственной, отыскать ту недостающую крупицу, что должна вывести на волю, но фиолетовое сияние растворилось легкой дразнящей дымкой, а в следующую секунду Аше Сее вернул в реальность тягучий и густой запах меда, навалился со всех сторон, заставляя задыхаться, несмотря на все усиливающийся ветер, которому было не под силу развеять вязкое марево.

Нет-нет-нет! Только не ты! Тебя не должно быть здесь! На мгновение отчаянье захлестнуло Сее с головой: весь тщательно выстроенный план рассыпался на глазах, как карточный домик. Она яростно закусила губу, не замечая, что по подбородку побежала струйка крови, ногти впились в онемевшие ладони, и Аше Сее с ненавистью уставилась в спину Пятого Иерарха. Казалось, еще мгновение, и он вспыхнет, как свеча, от ее яростного взгляда. В эти мгновения Высший Иерарх казался ей олицетворением всех неудач, что преследовали Сее с того момента, как она впервые почувствовала ненавистный запах меда. Но золотой Покров мягким плащом окутывал плечи иерарха, надежно защищая от проклятий и пламени.

Глубокий, по-военному четкий голос Пятого Иерарха отдавался в висках болезненной пульсацией, и Аше Сее непроизвольно пятилась от него, отступая куда-то в сторону, изо всех сил стараясь не позволить проникнуть под кожу, наполнить ее и снова привязать к земле. Сейчас, когда все взгляды были прикованы к Высшему Иерарху, никто не замечал, что происходит на помосте за его спиной. Сее могла бы подумать, что про нее забыли, но Алве Шаю по-прежнему смотрел только на нее. Его тяжелый взгляд царапал лопатки, мешал сосредоточиться, и только поэтому Аше Сее успела заметить движение. Уловить смазанный жест самым уголком глаза и отступить в сторону. Сухой хворост мгновенно вспыхнул, пламя взметнулось вверх, обжигая руку иерарха и заставляя его выронить занесенный нож. Они не собирались давать ей шанса. Аше Сее прижалась спиной к высокому столбу, пытаясь унять колотящееся где-то под подбородком сердце. Вряд ли кто-то из толпы заметил, что к столбу привязывают труп. Возможно, кто-то счел это актом милосердия. Но она собиралась выжить и выбраться.

Голос смолк. Сее облизала пересохшие губы, собирая с них солоноватые капли. Глаза ее с нетерпением сидящего в засаде хищника следили за каждым движением Пятого Иерарха, мысленно отсчитывая мгновения и расстояние. Время. Все вокруг будто застыло, казалось, что даже солнце замедлило свой бег, остановившись точно над ее головой и посылая вниз лучи яростного слепящего света. Вот Пятый спустился с помоста, а толпа расступилась, пропуская его. Никто не подходил близко, инстинктивно соблюдая границу, очерченную золотым коконом Покрова. Аше Сее успела почувствовать смутную радость, когда Высший Иерарх скрылся из виду, но она все еще ощущала его слишком близко. Окажется ли расстояние достаточным?

Под сомкнутыми веками вспыхнули желтые нити. Огонь был близко, еще совсем слабый, но постепенно пламя разгоралось, и Аше Сее вцепилась в него, поднимая выше, смешивая с дымным облаком и превращая в надежный заслон от чужих глаз. Тонкие воздушные потоки танцевали на сдерживавших ее руки веревках, касались прочных стальных обручей, которыми ее приковали к столбу. Сее усилила пламя, которое лишь ласковым поцелуем касалось кожи, и направила его силу на неподатливое железо. Чего-то не хватало. Голос. Она разомкнула губы, втягивая как можно больше воздуха, перемешанного с дымом, закашлялась, а потом закричала, выплескивая разом все накопившееся напряжение, отчаянный страх и страстное, почти звериное желание вырваться на волю. Еще немного. Совсем немного силы — и она сможет. Аше Сее казалось, она уже видит — видит будущее. Видит, как падает под напором пламени сталь, как ветер укрывает ее от посторонних глаз, давая возможность спрятаться под широким помостом, насквозь пропитанным ее силой, так, что даже Алве Шаю не сможет отыскать ее там, если не поверит, что очистительное пламя сделало свое дело. А потом — потом, когда все разойдутся, она сможет ускользнуть. И уже ничто не удержит ее на земле. Это почти стало реальностью.

Капли расплавленной стали стекали вниз, повинуясь направляющим их воздушным потокам. Аше Сее не знала, сколько времени это продолжалось. Она вообще не представляла, сколько должен гореть человек. Сорванное криком горло болело, она то и дело отвлекалась на дымовую завесу, а воздуха отчаянно не хватало. Еще немного.

Что-то изменилось. К привычному уже давлению, медовому ореолу, который окутывал весь Святой город, и к которому Аше Сее уже успела приноровиться, пусть это и напоминало протягивание нитей через мелкое сито, присоединилась другая сила. Такая же медовая, с терпким знакомым ароматом, она напирала на созданный Сее дымовой барьер, пытаясь смести его. Аше Сее не нужно было выискивать глазами своего противника. Она видела, и дым не мог помешать ей. Расстояние было слишком большим, но она видела искаженное напряжением лицо Пятого Иерарха так, будто он находился практически вплотную, видела вздувшиеся жилы на вцепившихся в поручень руках, видела, как зрачок сужается в точку, меняя цвет на белый.

Голубые нити натужно звенели, едва сдерживая напор. Аше Сее не сомневалась, будто расстояние хоть чуточку меньше — у нее не осталось бы шансов, но пока она боролась, поднимая выше пламя вокруг собственного тела и одновременно направляя огонь вниз, открывая себе доступ к нижней части помоста. Все посторонние мысли будто ветром выдуло из головы, Сее самой себе казалась сосредоточием одного слитного желания — успеть, удержаться. Выбраться. Чужая сила слепо шарила по созданной ей завесе, в которую она торопливо вплетала естественные воздушные потоки, вившиеся над площадью. Доски под ногами уже трещали, поддаваясь напору пламени, и Аше Сее нервно переступала с ноги на ногу, пытаясь как можно быстрее выбраться из еще удерживавших ее оков.

Внезапно Сее замерла, практически подавившись очередным вдохом: к привычному уже тягучему медовому запаху примешался еще один. Едва уловимый горьковатый аромат прошелся по всему телу колкими смутно знакомыми искрами, царапнул уголок глаза фиолетовым отсветом, а в следующую секунду медовая волна взвилась, обрушиваясь точно в сочленение сплетенных Аше Сее потоков. Время замедлилось, растянулось, будто вязкая и тягучая медовая капля. Она видела, как мучительно медленно, одна за другой рвутся нити, а освобожденные ветряные потоки взмывают над площадью; кто-то закрыл лицо рукой, заслоняясь от поднявшейся пыли. Чужая сила толкнула ее в грудь, вжимая спиной в изрядно обгоревший столб. Прямо над головой, словно замершее в вечном зените, светило солнце. Вдруг его свет словно приблизился, обретая материальность и силу, и Сее закричала, в последнем отчаянном усилии закрываясь от него взметнувшимися вверх желтыми нитями. Однажды маленькая птичка решила, что ее крыльев хватит, чтобы дотянуться до звезд… Мир поглотила белизна.

Пламя угасло, и яростное полуденное солнце осветило обгоревший помост и площадь в центре Святого города. Необычно сильные для этого времени года потоки ветра трепали одежду, гоняли облачка сухой пыли, люди медленно расходились, пока на площади не осталось ничего, кроме ветра и горячего пепла, серыми хлопьями поднимавшегося вверх. Ветер играл с ним, подбрасывал все выше и выше, так высоко, как будто хотел поднять к самой Багровой Луне…

Ветер, ветер, поиграй,

Поиграй со мной —

Подарю цветные ленты,

Распущу хвосты,

Будем в облаках резвиться

Только я и ты…

Звезды гасли. Над миром медленно и неотвратимо восходило солнце.

-Конец-