Изгоняя тьму (гет)

Сентябрь 2ХХ7

Всё началось с кошмара в начале сентября.

Везде лежал снег, снег, ёбаный снег, и её голос снова и снова повторял слово «монстр», а трупы укрывались снежинками, падали в ямы, разбрызгивая кровь.

Он слишком долго не видел кошмаров. Он слишком долго не слышал её голос.

Голос той женщины.

Не-е-ет, это было только начало. Пока что голос просто бесил. Другой на его месте уже обосрался бы, но худшее было впереди. Окружение начало меняться, превращаясь в то, что он назвал бы настоящим ёбаным кошмаром.

— Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут.

Он знал. Прекрасно, блядь, это знал и ненавидел собственное имя. Потому что оно было слишком официальным и совсем ему не подходило: называть себя «Зак» было проще, короче и так он решил сам. Это имя не давала ему та женщина, это имя не возвращало болезненные воспоминания. В основном, именно из-за воспоминаний он не хотел быть «Айзеком». Он старался забыть своё прошлое, стереть его из своего мозга, но его настоящее имя неизменно напоминало о днях в заключении, поэтому он никому его не говорил. И ему казалось, что это имя вообще чужое — «Айзек» был тёмным прошлым, которое не мог принять «Зак».

Единственный, кто звал его «Айзеком», был Грей, потому что он любил официоз, но даже он обычно звал его «Зак».

Даже та женщина звала его «Зак».

— Айзек Фостер. А теперь повторяй.

— Айзек Фостер.

Детский голос, его собственный голос, наполненный растерянностью и непониманием, повиновался ей в последний раз. Парень, ты что, ещё ни хрена не понял? Настолько тупой, что не доходит? Она же бросает тебя в ёбаном аду.

В настоящем аду на земле, где нет никакого бога. Был бы бог — это бы давно помогло Заку. Да, бог для него — просто «что-то», потому что он давным-давно откинул коньки.

Бог умер. И мы его убили. Во славу человечества.

Вот такая вот херня.

Наверное, он когда-то услышал эти слова от неё.

Он не воспринимал эти слова, да и поебать ему было на бога. Она была убеждённой атеисткой, и он тоже в эту хуйню не верил: не мог на полном серьёзе поверить во что-либо, присматривающее за ним.

Если бы оно было так — он не проходил бы через ад снова и снова. Не горел бы в том ёбаном адском пламени.

— Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер.

Какие у неё были глаза? Тёмные… да, чёрные глаза под длинными ресницами. Взгляд вечно был жёстким, но наполненным сотней эмоций — он ещё с детства умел читать чувства по глазам. Он был удивлён, что до сих пор помнил ту женщину. Он помнил её смуглую кожу, её чёрные волосы, её вечно угрюмую рожу. Её лицо было размытым. Если бы он напрягся — вспомнил до малейших деталей, но не хотел.

Потому что именно он размыл её лицо в своей памяти.

 — Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

— Кто я…

 — Ага.

Зак, Переулочный Убийца, ублюдок, монстр, инструмент, и так далее. Его называли множеством слов, ему давали бесчисленные имена. Но в глубине души он всегда был и всегда будет Айзеком Фостером.

 — В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

Он не был каким-то ёбаным гением, но этому уроку она учила его с самого рождения. Поэтому он усвоил хорошо.

— Понимаю.

— Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь.

Его тогда ранило? Его задели эти слова? Она разбила ему сердце этим поступком?

Он не помнил — всё было размыто. Но он точно чувствовал себя преданным. Вот же тупица, она никогда не заботилась ни о тебе, ни о чём-либо, кроме себя. А если и заботилась — ему было поебать.

 — Выживание, сам понимаешь.

На первое место она всегда ставила себя. На первом месте было только её выживание, и его она воспитала так же. Будь холодным, будь жестоким — но выживай. Если он и не умел быть добрым — то спасибо ей, она этому его не учила. Никто и никогда его этому не учил.

Ох, блядь. Остальная часть её речи заглушило шипение телевизора, которое он слишком часто слышал в самых дерьмовых кошмарах. Сломанный телевизор, скрип и противное шипение.

 — Монстр…

Да. Она сказала это. Монстр.

Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр.

Завали. Завали своё, блядь, ебало.

Все его воспоминания из приюта смешались в голове и растворились в горящей смеси, отравляя его.

ЗАВАЛИ!

— Айзек Фостер. А теперь повторяй.

Только не снова.

 — Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

Ох, как же он хотел забыть. Как же он хотел, чтобы она завалила. И сейчас вообще не хотелось, чтобы его так называли.

Но ночным кошмарам всегда было плевать.

Айзек Фостер. Айзек Фостер. Айзек Фостер. Айзек Фостер. Айзек Фостер. Айзек Фостер. Айзек Фостер.

Стоп. СТОП. ХВАТИТ.

Зак…

Звучало так сладко, так мягко, так нежно — словно мимолётный поцелуй в разодранную рану, словно тёплые объятия. Сгорая от боли, Зак вцепился в память о том, как его звала Рей, словно в последний якорь.

И проснулся.

 — Блядь… — рыкнул он, прижимая руку ко лбу.

Он всегда ненавидел кошмары. Он просыпался разбитым, злым, растерянным и долго не мог уснуть снова. Кошмары будто связывали в его груди тяжёлый узел из эмоций и дерьмовых воспоминаний. И всё снова и снова проматывалось в голове. Он чувствовал себя на грани, легко отмахнуться не получалось.

 — Давно такого не было… — пробормотал он, поднимаясь на ноги.

С последнего кошмара прошло больше двух лет, и он вовсе не соскучился. Было неясно, почему они вернулись. Раньше ему казалось, что он уже пережил это, но ага, щас — спокойствие ему даже не снилось. Прошлое оставило в его душе шрамы, которые не спешили затягиваться. Он ненавидел саму мысль об этом. Он не хотел быть каким-то слабым или уязвимым, его вполне устраивало игнорировать свои проблемы, вести себя так, будто он уже исцелился, будто ничего не мешало ему жить.

Но раны никуда не девались, независимо от того, как сильно он себя в этом убеждал.

У него прекрасно получалось ничего не вспоминать, пока не появилась Рей. Не хотелось её винить, но он знал, что её рассказы о семье пробуждали давно забытую память.

Рей.

Сегодня её не было, и он жалел об этом. Всегда было приятно чувствовать, что она рядом, даже если она просто спала в его постели — будто одно её присутствие утихомиривало тревогу. С ней он всегда был спокойнее. Он старался думать дважды, старался быть не таким импульсивным и контролировать эмоции. Она словно была предохранителем его темнейшей, жестокой половины души.

Но сегодня она ночевала у себя дома. На этой неделе она не спала в его постели, и её аромат выветрился с его простыней, рассеивая иллюзию её присутствия. Он даже не мог обманывать себя, что рядом хотя бы какая-то её частичка.

Он чертовски по ней скучал.

И он был так взволнован, взбудоражен, голова раскалывалась, а узел в груди перерос в злость и раздражение, на которые просто забить не получалось. Зак отбросил простыни, затем подушки, но этого было мало. Хотелось ломать дальше. Выругавшись, он поднялся, чтобы одеться.

Был только один способ справиться с плохим настроением.

Он осмотрел свою комнату: глаза скользнули по журнальному столику и дверной раме, что вела на кухню — двум местам, где он прятал ножи. Обычно он всегда носил с собой один, но сейчас он пошёл к шкафу, к стоящей рядом косе. Подняв, он ощутил её вес, гладкое острое лезвие, удобную рукоять, и вспомнил, за что так её любил.

Но в последний раз пользовался ею уже очень давно.

Он прикрыл глаза. Отголоски ночного кошмара пронеслись перед глазами, навязчивый шепоток проник в уши, и он сглотнул, погружаясь во тьму собственного разума. Вокруг всё закружилось, беспокойство только нарастало, и терпеть стало невыносимо. Он выбежал из квартиры, сразу в переулки, с каждым шагом всё сильнее отрываясь от реальности.

Зак улыбнулся, увидев на пути пьяницу, недостаточно трезвого, чтобы осознавать, где он и что ему грозит.

Пьяницы больше не было. Зак даже не остановился.

В нём что-то кричало, умоляло пойти на главную улицу, найти тупорылых горожан, которым не хватило мозгов остаться сегодня дома, и перерезать им глотки, упиваясь их отчаянными лицами. Раньше он бы, не задумываясь, послушал инстинкт и обагрил городские улицы кровью. Звучало так заманчиво, и на деле было быстро, легко и весело.

Но Зак не останавливался.

Он уходил всё дальше от центра города, каждую секунду ускоряясь, пока в голове совсем не опустело, пока на лицо не вернулась прежняя безумная улыбка. Пока в нём не осталось ничего, кроме желания убивать.

 — Здесь жутко!

Он затормозил, услышав первые признаки чьего-то присутствия. Голос принадлежал женщине, довольно молодой. Она была напряжена.

 — Да не ссы, мы с тобой! — засмеялись несколько человек.

Смеются. Их смех заново запустил машину убийств, и он пошёл на звук ёбаной болтовни, чтобы найти их.

 — Да нормальная дорога, — сказал мужчина.

 — Но это же подворотни… — возразила женщина.

 — Да я вечно здесь хожу! — уверила её другая женщина.

Зак наконец достиг их и захихикал как ребёнок, увидев их силуэты в конце улицы. С каждым шагом он всё лучше мог рассмотреть их лица и блядь, какие они были милашки. Они так веселились. Наверное, у них выдался заебись вечерок, может, даже на вечеринке побывали. Такие хорошие друзья, наверное, потусили от души. Они были близки, они были дружны, они были нормальными людьми, которые наслаждались жизнью, и они были до усрачки счастливы.

Так счастливы. Слишком счастливы.

Сдохните нахуй.

Они заметили его слишком поздно, когда он уже подошёл к ним из ниоткуда. Стоял высокой тенью над их головами. Все они резко обернулись, и он не сдержался от ухмылки. Ой, он прервал их милый маленький междусобойчик?

Он наделся, что да.

 — Чт… — начал один из мужчин.

Остальная часть его вопроса утонула в собственной крови, брызжущей из его горла прямо на растерянное лицо и белую рубашку. Два пальца, что он протягивал, полетели в воздух — как не повезло оказаться на пути лезвия. Его глаза расширились от страха, стоившего каждой ёбаной секунды хихиканья, он булькал, разбрызгивал кровь, и упал на землю, пачкая стену позади него и создавая ёбаное произведение искусства.

 — Жан! — закричал кто-то.

Да поебать, как его звали. Зак смеялся, замахиваясь косой на группу, с нескрываемым наслаждением наблюдая, как их счастливые рожи сменяло выражение чистого отчаяния. Царили разорванные тела, вскрытые шеи, отрезанные конечности и металлический запах крови, наполнявший воздух. Крики и мольбы тонули в глухих звуках ломающихся костей и разрываемой плоти — а над всем этим громко резонировал счастливый смех Зака.

Сдохните нахуй.

Переулочный Убийца никогда не разменивался на мелочи.

Через минуту всё стихло. Воцарилась тишина, стирая воспоминания о воплях в воздухе, что Зак душил своей косой. Разум начал трезветь. Всякий раз, когда он приходил в ярость, то больше не мог облекать воспринимаемое в слова  — оставались лишь эмоции, чувства, ощущения и, прежде всего, эйфория. Он с нескрываемым восторгом вдохнул знакомый аромат крови. Теперь, когда мысли более-менее пришли в норму, он понял, что резня была довольно быстрой, но невероятно удовлетворяющей. На выдохе он ощутил, как сквозь него прошла дрожь возбуждения.

Он уже и забыл, как сильно влекли убийства.

Нужно ли было искать другую жертву? Или стоило вернуться домой и продолжить спать, раз уж он снял стресс после кошмаров? В любом случае, торчать здесь не было смысла, ноги были готовы двигаться дальше. Он просто пойдёт домой, а если кто-то встанет на пути…

Зак облизнул губы, не в силах сдержать улыбку. Устроив косу на плече, он ушёл, даже не оборачиваясь.

А позади него алела улица.

* * *

Рей полностью сфокусировалась на цели. Руки были расслаблены, хватка была крепкой, но без излишних нервов. Она положила палец на спусковой крючок. Рядом тренировались люди — в основном, полицейские. В наушниках было слышно немного, но оно и к лучшему. С пистолетом в руках она пыталась забыть обо всём, сосредоточиться только на мишени.

Вдох. Выдох.

Спустить курок.

Она не позволила себе отвлекаться на отдачу, и тут же выстрелила во второй раз в другую мишень. Когда ей было одиннадцать, Кэти ударила в голову блестящая идея взять Рейчел с собой на тренировку по стрельбе. Рей зарекомендовала себя неплохим стрелком, и её успокаивала стрельба по мишеням.

Она даже в смелых мыслях не допускала, что когда-нибудь выстрелит в человека или хотя бы животное, да и сама идея ношения с собой огнестрельного оружия немного напрягала. Но сейчас, сосредоточившись на мишени, воспринимая пистолет как продолжение руки, ощущая вес оружия и лёгкую отдачу, она действительно наслаждалась. Нужно было сейчас отвлечься от всего, и стрельба дарила ей какой-то покой.

Сегодня она с каждой пулей словно что-то отпускала. Что-то старое, с чем, как ей казалось, она срослась. Таким образом она избавлялась от навязчивых мыслей, укрепляла решимость: её родители больше не будут обращаться с ней, как с мусором.

Она не собиралась молча принимать наказание. Теперь нет.

Да, она поступала плохо, но именно поэтому и должна была собраться все силы, чтобы сделать этот выбор. За этим она и пришла: представить, будто каждый выстрел убивал её последние сомнения и колебания. Ей становилось легче.

Её пятнадцатый день рождения был последним днём, когда она терпела презрение и ненависть своих родителей. Раньше она сказала бы, что всё в порядке. Не то чтобы она могла бороться, но сейчас хотелось попробовать сделать хоть что-нибудь. И желанием дело не ограничивалось — она собиралась что-нибудь сделать.

Она всё ещё не могла защитить себя, но на пассивное терпение уже можно было не рассчитывать. Стычка с Максом впервые наложила границы на то, что она собиралась переносить. Она менялась, росла, становилась сильнее, и не всегда же быть виноватой за факт своего рождения.

Она не могла больше быть виноватой, особенно, когда было столько людей, готовых помочь ей, не считая её обузой. Стоило начать ценить себя, раз уж в этом мире был кто-то, кто не желал её смерти.

«За тобой пришёл, потому что я за тебя переживал, и чувствовал, что ты в итоге придёшь сюда».

«Я бы сам себя возненавидел, если бы тебя вот так отпугнул».

Она не была ни монстром, ни мерзостью. Даже если её рождение было ошибкой — Зак говорил, что она не сдвинется с места, если застрянет на одной ошибке. Рейчел хотела идти вперёд.

Она хотела сломать стену ненависти и отчаяния, что так долго держала её на месте. Она ничего не меняла, боясь последствий, чувствуя, что нет права что-то менять. Теперь было видно, как глубоко она увязла на одной точке. И теперь только ей предстояло нажать кнопку «Play» в своей жизни.

Может, когда-нибудь её настигнет расплата за страдания родителей. Пусть они ненавидят её, хоть лопнут — ей не обязательно это принимать. Она хотела самой определять свои границы. Крики, споры ещё можно было потерпеть, но сносить побои она была не намерена.

Она не могла остановить издевательства, но могла понять, что в этом нет ничего нормального.

Выстрел.

Пришло время отбросить сомнения.

Рей всадила весь магазин в мишени, прежде чем опустить пистолет. Она прищурилась, чтобы лучше рассмотреть попадания: на человеческом силуэте, где были установлены мишени, каждый круг был поражён в центре или близко к нему.

Ей полегчало.

Почувствовав руку на своём плече, она вздрогнула и, резко сняв наушники, обернулась.

 — Привет, Кэти! — с улыбкой сказала она.

Подруга улыбнулась в ответ, но выглядела обеспокоенной. В руке она держала папку.

 — Привет, Рейчел, — и присвистнула, поглядев на мишени. — Хорошие попадания!

 — Я старалась, — смущённо ответила она. — Но могла бы и лучше.

 — Ты уже лучше некоторых моих коллег, — уверила её Кэти и нервно цыкнула.

 — Что стряслось?

 — Переулочный Убийца вернулся.

Рейчел поняла всё менее чем за секунду. «Вернулся» — значит, Зак убил кого-то не из подворотни. Ей было жаль невинную жертву, но также ей было интересно, почему он внезапно пошёл снова убивать.

 — Что там?

Кэти протянула папку. Ничего особенного — просто полицейский отчёт. Рейчел знала, что дело перешло в полицию штата, потому что у них было больше возможностей, но они, очевидно, всё ещё сотрудничали с местным участком. Дело, наверное, было сложным даже для них. Открыв папку, она достала первую страницу.

 — Я вытащила фотографии, зрелище там не из приятных, — сказала подруга.

Рей мельком прочитала отчёт. Пятеро молодых людей, в возрасте около двадцати лет, трое мужчин и две женщины. Возвращались с вечеринки и, наверное, решили срезать до центра через переулки. Преступление было совершено около полуночи, судя по заявлению свидетелей, слышавших смех и крики. Все жертвы получили глубокие рубящие удары, нанесённые широким острым лезвием — оружие было использовано с явной силой и навыком.

Остальной текст был простым перечислением деталей, указывающих на почерк Переулочного Убийцы. Она даже не вчитывалась — всё и так было ясно.

Случилась самая настоящая резня.

На второй странице были перечислены имена жертв. Рейчел их не знала и ни разу о них не слышала, но ей стало до боли жаль этих ребят и их семьи. Как бы она ни дорожила Заком, как бы ни хотела узнать причину — она не могла найти оправдания его действиям.

Убийства никогда не стоило воспринимать легкомысленно. Она даже не попыталась подумать, что Зак не сделал ничего плохого — прекрасно понимала, что у него была тёмная сторона, что он был преступником, серийным убийцей.

Но, с другой стороны, она не могла его за это ненавидеть. Она его не боялась, не обижалась, не чувствовала отвращения. Она обещала, что не будет убегать. И она не собиралась рассказывать Кэти — во-первых, не хотела предавать доверие Зака, потеряв его навсегда, во-вторых, она не хотела, чтобы Кэти из-за неё погибла.

Кэти не выстояла бы против Зака. Весь рейд погибнет от рук Переулочного Убийцы. Рейчел это знала наверняка и чувствовала странное облегчение, потому что у неё была реальная причина скрывать Зака, без лишних угрызений совести.

На следующей странице был отчёт о самом Переулочном Убийце: перечисление возможных мотивов, немногие описания и список подозреваемых. Последний был коротким, да и два крайних имени были зачёркнуты красным. Полиция не имела ни малейшего представления, кто это мог быть.

Рейчел была почти уверена, что читала нечто подобное несколько лет назад. Тогда она могла полагаться только на городскую легенду, но сейчас, зная Зака лично, это было действительно интересно.

На четвёртой странице оказалась карта преступлений. Вот её-то Рейчел точно видела не впервые, но сейчас кое-что отличалось. Последние преступления были отмечены ярко-красным маркером, облегчая понимание.

Кэти посмотрела ей за плечо.

 — О, карту смотришь? — вздохнула она. — Странно, да? Он год никого не убивал, а теперь начал с окраин. Раньше он бы не постеснялся убивать в центре города.

 — В центре… — медленно и задумчиво повторила Рейчел. — Почему он изменил решение?

 — Если бы я знала. Он — загадка. Мы вообще не можем его предугадать, так что неизвестно, специально он или нет.

Нет, Зак никогда ничего не обдумывал. Большинство убийств происходили в центре города, потому что он живёт рядом, и потому что именно в тех переулках шаталось больше всего горожан. Там он мог почти со стопроцентной вероятностью найти счастливую жертву. Изменение было не для того, чтобы запутать полицию.

 — Ясно… — пробормотала она, возвращая листы в папку и передавая Кэти.

 — Повсюду пресса, — пожаловалась она. — Будь готова завтра читать во всех заголовках.

 — И правда, все будут на ушах, — согласилась Рейчел и нежно похлопала подругу по плечу. — Ты как?

 — Устала и всё бесит, — ответила Кэти. — Я уже думала, что с этим парнем покончено, но всё стало только хуже, и мы не можем понять ход его мыслей. Мы даже не знаем, почему он начал убивать! Какой вообще у него мотив?

Хороший прозвучал вопрос. Рейчел знала, почему он убивает, но никогда не спрашивала Зака, откуда пошла эта жажда крови. Она не хотела лезть в его криминальную жизнь, потому что дело вполне могло быть в его прошлом; но в тоже время её всё сильнее одолевало желание узнать больше о нём.

Она знала, что он не желает ничего ей рассказывать ни о прошлом, ни о себе. Раньше она списывала всё на привычку избегать разговоров о чувствах, но после того танца стало ясно, что шрамы в душе Зака были слишком глубоки, а она сама ненароком бередила их.

И он всё равно нуждался в ней.

 — Не знаю, — честно ответила Рейчел. — Мне тоже интересно.

 — Я почти уверена, что несколько парней, которых мы выловили в подворотне, видели его, но я не могу понять, почему они так боятся даже заикаться о нём. Было бы полезно хотя бы примерную внешность узнать…

На сей раз Рейчел знала, что сказать, но благоразумно воздержалась.

«Он по-настоящему красивый» — немного не то, что можно было говорить вслух об опасном серийном убийце, которого она даже не должна была знать.

* * *

 — Зак?..

Он не двинулся, не издал ни звука и даже не повернулся к ней. Он сидел в углу дивана, опустив голову и уставившись на подлокотник.

Как же он устал. Он хотел уснуть, но знал, что ещё рано, что кошмары вернутся — а он не хотел их видеть. Кошмары означали полное отсутствие отдыха, так что он предпочитал не спать до тех пор, пока не потеряет сознание, даже если идея была из рук вон хуёвая.

Рей бросила рюкзак на пол, разулась, закрыла за собой дверь и села на диван рядом с ним. Он всё ещё не поворачивался, но её аромат наполнял его лёгкие, звук её дыхания доносился до ушей. Она была здесь, и Зак подавил желание подвинуть руку чуть влево, чтобы дотронуться до её пальцев.

Её присутствие уже успокоило его — собственная усталость перестала бесить. Как по волшебству рядом с ней становилось лучше.

 — Я… читала новости, — нерешительно сказала она.

Он до сих пор не хотел смотреть на неё.

 — Статьи читала?

 — Ага.

 — В школе раструбили?

 — Почти угадал.

 — Копы дали отчёт почитать?

 — Ага.

 — Твоя подружка стуканула?

 — Да, она первая рассказала.

Какое-то время он молчал.

 — И как тебе?

 — В смысле, «как»?

 — Ну, впечатления. Ты испугалась? — он резко ухмыльнулся. — Ты знала этих чуваков? Ты подумала «ох, бля, он убил их»? Ты пожалела, что дружишь со мной? Ты хотела сдать меня копам? — с каждым словом его голос становился резче и жёстче, и он не мог ничего с этим поделать. — Тебе было противно, что ты близка с таким, как…

 — Нет.

Её голос был по-прежнему нежным, но прозвучало громче и с нажимом. Зак опешил. Нечасто Рей говорила в таком тоне, и это кое о чём говорило. Но рано радоваться — это было первое убийство, о котором она узнала, будучи его подругой, и он не знал, как она отреагирует.

Она взрослела, но до сих пор была малявкой из мира света. Даже если она привыкла к насилию, узнать, что твой друг кого-то убил, определённо выходило за рамки обыденного и нормального.

 — И что же ты подумала?

Зак приложил огромные усилия, чтобы сдержать голос. Он страдал от недосыпа, был на грани, а непонимание того, что творится в её голове, выводило из себя.

 — Ты снова разозлишься и будешь меня душить?

Он не ответил. Любое желание сорваться мгновенно исчезло. Одним-единственным вопросом она отрезвила его, потому что ему до сих пор было стыдно за тот эпизод. Он всегда был слишком груб, слишком резок, а сейчас меньше всего хотелось отталкивать её.

 — …Мне всё ещё жаль.

 — Эй, — она мягко ткнула его локтем. — Всё в порядке. Ты же не хотел меня убить — просто напугать.

 — Ну, да, и я не понимаю, почему не сработало. Почему ты даже сейчас меня не боишься?

 — Ты всегда пытаешься оттолкнуть меня, когда тебе больно, — просто ответила она. — Я это знаю.

Он какое-то время не мог найти никакого подходящего ответа.

 — У меня ничего не болит, — пробормотал он.

 — Тебе страшно? — предположила она. Зак почувствовал, как её пальцы касаются его, и мимолётный контакт был словно касание пёрышка.

Страшно?

Боялся ли он? Нет, мало что могло его напугать. За небольшими исключениями, он нечасто чувствовал страх. На самом деле он забыл, что такое бояться, если только дело не доходило до совсем уж пиздеца. Напряжение, волнение, насторожённость… ладно, панику, ужас, иногда даже испуг чувствовал — но не страх. Он не знал, что она вообще подразумевала под страхом — он только в крайности впадать умел.

Но сейчас, может, ему было страшно. Поэтому он и вёл себя так — боялся, что она убежит, что она его возненавидела, что она решила уйти из его жизни.

Он боялся её потерять.

 — …Наверное.

 — Почему страшно?

Он не мог ответить прямо сейчас. Он не сможет правильно сказать, нужные слова смешаются с обычной грубостью, хамством и старой привычкой не быть ни с кем добрым.

 — Говорил же, — вместо ответа проворчал он. — Было бы хреново, если бы я тебя отпугнул.

Рей не отвечала, и он вдруг забеспокоился, что сморознул какую-то хрень, что он снова всё испортил. Но затем почувствовал, как её пальцы нежно, но уверенно обхватили его, и тепло, что сейчас наполняло его сердце, стоило того.

 — А я говорила, что не буду от тебя убегать, — прошептала она.

 — Ага… — признал он. — Но я всё ещё убил тех чуваков.

 — Я была готова к этому с нашей первой встречи. Я не забывала, что ты убийца, — и решила подождать, но Зак ничего не ответил. — В нашу первую встречу ты сказал, что убил много людей и спросил, волнует ли это меня, помнишь? Я вот прекрасно помню, что я тогда ответила. «Убивать плохо, но ты не убил никого, кто был бы даже косвенно со мной связан»…

 — …И ты плохо меня знала, так что не могла судить, — раздражённо закончил он. — Я тоже помню.

 — Я всё ещё не одобряю убийства, — сказала Рей. — Я не буду тебя оправдывать, и не буду врать, что это ничего не значит, но… — Зак почувствовал, как пальцы сжали его крепче. — Я не буду обижаться на тебя за это. Я твой друг, и я всё ещё недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы судить.

 — Но мы же вроде год-с-чем-то знакомы, да?

 — Я всё равно многого о тебе не знаю.

Он не ответил — она была права. И хоть он и хотел держать её в неведении, вечно молчать было невозможно. С каждым днём Зака всё сильнее тянуло к ней, он сильнее чувствовал, что готов довериться, впустить её, а не отталкивать от тьмы в собственной голове. Рей слишком много для него значила.

 — Ты говорил, что когда-нибудь расскажешь, — ласково напомнила она. — Но я не буду настаивать, если не хочешь.

Он обязательно когда-нибудь расскажет. Он пообещал, и он не был лжецом. Он хотел, чтобы она знала больше о его прошлом. Он не собирался спешить, но чем дальше — тем сложнее было молчать.

Раз уж демоны настигали его, Зак понимал, что не хочет встречаться с ними в одиночку. Необходимость рассказать ей становилась всё сильнее.

Она успокаивала его боль, изгоняла его тьму. Он никогда не говорил, как сильно в ней нуждался и что с ним случится, если она исчезнет из его жизни. Она, наверное, даже не догадывалась.

 — Я… обещал рассказать, — с трудом выдал он. — Я…

 — Не обязательно сейчас, — мягко перебила Рей.

Облегчённо вздохнув, он замолк. Он не был готов рассказывать — скорее всего, потому что не знал, как.

 — Я переживаю за тебя, — призналась она. — Зак, что случилось?

 — Я убийца, — он сердито дёрнул плечами, и практически почувствовал на себе её полный скептицизма взгляд.

 — Ты больше года не высовывался, а теперь ты убиваешь пять невинных людей «широким острым лезвием», которое, как я понимаю, было твоей косой? Не держи меня за дуру, благодаря полиции я знаю о твоих привычках.

Тьфу, она же читала отчёты и теперь знала, что это не в его стиле. Он не ответил, потому что пришлось бы так или иначе говорить правду, и какая-то его часть вынуждала его не проявлять слабость до конца.

 — …И ты ушёл довольно далеко от центра города, — вдруг сказала она. — Это было необычно, но мне кажется, я знаю, почему.

Осознание следом настигло и его, и Зак, ошеломлённый, резко развернулся. Он даже не заметил. А Рей спокойно, но серьёзно смотрела ему прямо в глаза.

 — Ты как будто пытался уйти подальше от моего дома.

Она предполагала, но знала, что совершенно права. Даже будучи поглощённым жаждой крови, он неосознанно старался, чтобы его убийства не задели Рей.

 — Кажется, так и было, — прохрипел он.

 — Я рада, что ты так обо мне заботишься, Зак. Действительно, рада, но… — она отпустила его руку и потянулась к лицу. — Ты словно несколько дней не спал…

Кончики её пальцев коснулись кожи под глазами, и он задрожал.

Ух ты. Она касалась голыми пальцами его кожи, а не бинтов, и это было похоже на какой-то ёбаный ток.

 — Зак? — настороженно позвала она.

 — Да… нормально всё, — отмахнулся он.

Он положил свою ладонь на её, прижимая к своей щеке, прижимая её пальцы к своей коже, и закрыл глаза.

Наверное, прошла целая сраная вечность с тех пор, как до него дотрагивались.

 — Я просто устал, — пробормотал он. — Порядок.

Её большой палец погладил его висок с такой нежностью, будто он был из стекла, и это прикосновение вызвало очередную дрожь.

Наверное, иногда ему хотелось, чтобы он был из стекла. Быть хрупким, чтобы все его на руках носили — потому что всегда был кто-то, кто бросил бы его, не волнуясь, что он переломает себе все кости. Мысль была настолько странной, что он тут же отмахнулся («тебе просто нужно немного добра», зашептал голосок, который он привык игнорировать).

 — Ты уверен, что порядок? — совсем не поверила Рей.

 — М-м-м… — нужно было сосредоточиться и правильно ответить, но этот странный физический контакт полностью его поглотил. — Ты лучше о горожанах беспокойся. Я могу скоро пойти убивать, — предупредил он, не отвечая на вопрос.

 — Зак.

Он собирался повторить, что всё в порядке, но в том, как она его позвала, было что-то особенное, и он не смог соврать. Бля, он и не подозревал, что рядом с ней был настолько слаб.

 — Кошмары, — наконец признался он и выпустил её руку. Она подвинулась ближе, и их плечи соприкоснулись.

 — Ты поэтому почти не спишь?

Он кивнул.

 — Ага. После кошмаров вечно одолевает стресс и хуёвое настроение, так что я не сплю. Если усну — хрен отдохну, — горько добавил он. — Потом я снова захочу убивать, и я не могу просто забить. По-другому я не справляюсь.

 — Зак…

Рей прижалась к его боку, и он, не сдержавшись, инстинктивно приобнял её. С её дня рождения они стали более тактильными, и, Зак даже не попытается соврать, ему это нравилось. Было так приятно и умиротворяюще чувствовать её тепло, быть рядом с ней. Но сложно было сдерживаться от усиления контакта — до него недавно дошло, что он с удовольствием мог прижимать её к себе постоянно.

 — Скажи мне, если я могу чем-то тебе помочь, — заверила его Рей.

Поколебавшись, он слабо улыбнулся.

 — Можешь остаться?

 — Конечно.

Он уткнулся щекой в её макушку и закрыл глаза. Сидеть так и просто вдыхать её аромат было одной из самых прекрасных вещей на свете.

 — Мне спокойнее, когда ты рядом, — пробормотал он. — Наверное, потому что я хочу быть рядом с тобой сильнее, чем убивать. Не знаю.

Спустя секунду тишины, Рей откашлялась.

 — О-о-о… Это… круто, наверное.

Он сам не знал, почему её присутствие так успокаивало, но рядом с ней совершенно не хотелось убивать. Он не чувствовал импульса, желания разрезать кого-нибудь — или, по крайней мере, мог это контролировать. Прямо сейчас он устал и был бы не против перерезать кому-нибудь глотку, но Рей была рядом, и он легко отодвинул это желание на дальний план.

А ещё стоило признать, что вот так сидеть было очень удобно. Бля, так и уснуть недалеко.

Он не мог. Слишком боялся того, что с ним могли сделать кошмары.

Он боялся, что проснётся посреди ночи, неспособный контролировать жажду крови, и нападёт на Рей, как ближайшую жертву. Наверное, стоило попросить её уйти, пока он не ранил, или хотя бы быть настороже. Но ему не хотелось, чтобы его единственный друг видел в нём угрозу. Не хотелось, чтобы она уходила.

Не хотелось отпускать её.

 — Я так устал, — невнятно пробормотал он.

 — Ложись спать, — предложила она.

 — Не могу.

 — Почему нет?

Он тяжело вздохнул.

 — Рей, я не могу.

 — Но почему…. — и, задумавшись, замолкла. Затем сказала: — Всё в порядке. Я знаю, ты не причинишь мне боли.

 — Нет, не знаешь, — уверено возразил Зак. — А я не рискну выяснять, — и усилил хватку на её талии. — Я ни за что не рискну твоей жизнью, Рей.

Я не потеряю тебя.

Хочешь верить, что я тебе ничего не сделаю — верь. Я не верю.

И я не потеряю тебя, потому что не смог держать в руках свой ёбнутый рассудок и своё ёбнутое желание убивать.

(«Ты даже самому себе доверять не можешь», сказал ему давно кое-кто для него важный — и сейчас его подкосило, потому что слова, которые в прошлом стали началом настоящей войны, оказались чистой правдой).

 — Ладно… — нехотя согласилась Рей. — Но тебе всё равно надо отдохнуть.

 — Я попробую вздремнуть, когда ты будешь в школе, — согласился он. Что угодно, лишь бы не рисковать ею.

Он сменил тему, спрашивая о жизни, о доме. Казалось, вроде бы всё пошло на улучшение — во всяком случае, Рей пыталась улучшить хоть что-нибудь. Она всё чаще избегала родителей, и Зак действительно гордился, что она перестала принимать за норму издевательства. Она часто гуляла и ночевала у друзей, и осторожничала по максимуму. Едва её родители закатывали очередной скандал — она закрывала дверь и вставляла в уши затычки. Если они шли к ней в комнату — она пряталась или просто уходила из дома.

 — Я тут поняла, что влезаю в нашу стиральную машинку! — восторженно поведала она. — Мама куда-то ушла, а папа снова напился, так что я спряталась там, и он меня не нашёл.

 — Пиздецки мелкая.

 — В жизни бы не подумала, что скажу своему росту «спасибо».

Она не могла дать родителям достойный отпор, но хотя бы не позволяла на себе ездить. Если дела были совсем плохи — она уходила к Заку. Иногда она уходила просто потому, что у неё было плохое предчувствие — и он в любом случае даже не думал жаловаться на её присутствие.

Кроме того, она не видела Макса со дня фестиваля. Мама несколько раз его звала, но он больше не просил, чтобы осталась Рей, и она благополучно уходила до его приезда. Она боялась, что при встрече он задаст вопрос — почему она осталась жива после встречи с человеком-тенью? — но казалось, он не хотел иметь с ней никаких дел.

 — Думаю, он скорее боится, что ты его убьёшь, — объяснила Рей. — Мама как-то сказала, что даже он считает меня проклятой. Наверное, ему кажется, что если он меня тронет — ты тут же придёшь по его душу.

Тут Зак откровенно рассмеялся.

 — Он совершенно прав, — и его глаза потемнели. — Пусть только подойдёт к тебе — я ему яйца отрежу и голову снесу.

 — Я… не думаю, что до этого дойдёт. Он сообщил о нападении в полицию (это Кэти сказала), жаловался, что на него напал Переулочный Убийца, но за неимением доказательств тебе это не приписали. Ты же обычно убиваешь, а он живой остался.

 — Копы тебя допрашивали?

 — Не-а, — она покачала головой. — Макс про меня не говорил. Выставил всё так, будто он был один. Если бы он рассказал, что с ним была я — я бы его сдала с потрохами, и он об этом знает. Плюс, об этом узнал бы папа.

 — Зато тебе не нужно придумывать отмазки, — усмехнулся Зак.

 — Ага, — согласилась она. — Я бы могла придумать, почему выжила, но это бы не объяснило, почему я не пошла в полицию и даже Кэти не заикнулась.

 — Ты слишком увлеклась танцульками, — мягко засмеялся он.

 — Кое-кто забыл, с кем я танцевала? — подразнила она.

Блядь, ну вот нельзя было промолчать. Его сердце сжалось от приятных воспоминаний, и он не смог что-либо ответить. Тогда он занимался самой смехотворной вещью на земле — и, что хуже, не жалел об этом. Он совсем не жалел, что танцевал с ней, не жалел, что ему той одной песни оказалось мало и не жалел, что тогда открылся с более уязвимой, мягкой стороны. Он ни о чём не жалел.

Это было настолько не похоже на него, что он сам удивлялся, как тогда не смутился.

 — Завали, — проворчал он, признавая, что она победила.

Рей засмеялась, и следующую минуту они по-детски препирались друг с другом. В итоге всё закончилось тем, что Зак принялся ерошить ей волосы, пока она не перестала смеяться над ним.

В эту минуту он забыл о кошмарах. С ней весь остальной мир словно исчезал, и он просто наслаждался взаимными подколками, как будто его ничего не беспокоило.

Но когда она уснула на его плече — тревога вернулась.

Здесь и сейчас она была чертовски уязвимой. Он мог задушить её, перерезать ей горло, выбросить в окно, размозжить её череп о пол. Он мог за секунду свернуть ей шею, проткнуть живот, переломать руки и ноги. Он мог прямо сейчас ранить её или убить во сне, когда она не способна защищаться.

Одна мысль об этом была отвратительной.

 — Пиздец, как отвратно…

В животе словно скрутился узел. Она была права — он испугался потерять её из-за собственной жажды убийства. Она была слишком ему дорога, чтобы рисковать её жизнью, и Зак понял, что этой ночью снова не будет спать. Он не знал, где притаились ночные кошмары в ожидании его слабости, поэтому решил даже не пытаться. Она доверяла ему, но он самому себе не доверял.

(«Ты даже самому себе доверять не можешь», и теперь он знал, почему эти слова так сильно его задели — он ещё тогда знал, что это правда, но отказывался верить).

Он смог утихомирить жажду крови благодаря ей, но не знал, сможет ли снова. Особенно, если к этому подключится стресс после кошмаров, выключающий соображалку напрочь.

Он смотрел, как она спит. Рей была по-настоящему умиротворённой, но такой беззащитной, и именно эта хрупкость вызывала желание прижать её к себе и защищать от тьмы их разумов.

Но нет. Он не будет этого делать. Ни в жизнь. Это было бы слишком на него непохоже, это было пиздец как стыдно, и она решила бы, что он с катушек слетел.

 — М-м-м…

Она что-то промычала во сне, и Зак убрал прядь волос с её лица. Нет, он не мог никак допустить её смерть. Он не мог даже пытаться рисковать, когда она не могла ни осознать, ни спрятаться.

 — Зак… — пробормотала Рей.

Он вздрогнул, в секунду убирая руку, задержавшуюся на её щеке. Он хотел было ответить, но понял, что она просто говорила во сне.

Блядь, как же это мило.

Зак поколебался, прежде чем разгрызть повязки на пальцах. Размотав бинты на руке, он потряс запястьем, избавляя кожу от любой ткани. Наверное, это была супер-хуёвая идея, но он всё равно уже не мог остановиться. Его сердце колотилось так сильно, что было больно — он впервые делал это настолько близко к ней. И тому была весомая причина.

Невероятно осторожно и деликатно он положил ладонь на руку Рей.

Прошибло током.

Ох, бля, как же было приятно касаться её кожи своей, не покрытой бинтами. Было так мягко — во всех смыслах.

Он нежно взял её за ладонь, переплёл их пальцы и слегка сжал, прежде чем аккуратно вернуть на её колени. Он не мог поверить в то, что натворил. Что продолжал творить.

Голова пошла кругом. Его кожа была невероятно чувствительной, и каждое прикосновение ощущалось таким нежным, что хотелось только большего. Он никогда не считал себя тактильным человеком — более того, в принципе не желал ни к кому прикасаться — но вот он собственной персоной, проводил кончиками пальцев по её запястью, нежно касался её виска и зарывался в её волосы. Он обхватил её щеку, задевая нос, и обвёл пальцем её губы, поражённый гладкостью её кожи и урагану из неизвестных ощущений внутри него.

Какая-то его часть сейчас подавала идею развязать повязки на лице, и узнать — каково было их привычное касание лбов, но до этого не дошло. Он и так сделал достаточно. Он не хотел, чтобы она видела его обнажённую кожу (он был уродом, ёбаным отвратным уродом, и она никогда не увидит этого), но продолжал желать физического контакта.

Он уже давно не касался чего-то настолько мягкого.

Кого-то настолько мягкого.

Зак покачал головой, отрезвляя себя от дальнейших глупостей, и взял её на руки. Его непокрытое запястье касалось голой кожи её ног, и он большим пальцем неосознанно поглаживал её колено, относя спящую Рей к кровати. Аккуратно уложив её на простыни, он отошёл.

 — Лучше ей не рассказывать, — пробубнил Зак себе под нос.

Он не любил держать в тайне пустяки вроде этого, но и рассказывать ей не хотел. Как бы она отреагировала? Он не хотел этого знать. У Рей точно шок бы на месте случился, особенно, если бы она поняла, насколько он наслаждался этим контактом — а для него один факт случившегося был достаточно смущающим.

Ему не нравилось скрывать, но это было из разряда вещей, которые она не должна была узнать любой ценой.

Зак пошёл менять повязки — как всегда, пока она спала. Это занимало достаточно времени, и его даже не будет тянуть спать. Но на самом деле он знал, что именно следующие несколько часов помешает ему уснуть.

Странное, тревожное, смущающее, но всё-таки приятное осознание того, как сильно он жаждал её прикосновений.

* * *

Весь день Рейчел не могла отогнать мысли о Заке. В их прошлую встречу он явно был не в порядке — это было видно даже сквозь его обычные попытки нахамить. Она кое-что знала о бессонных ночах, но Зак выглядел куда страшнее, чем она когда-то. Он не рассказывал о том, что ему снилось (и явно с этим не спешил), и Рейчел расстраивало, что она не может ничего сделать, кроме как быть рядом. Вчера она уснула первой, но, проснувшись рано поутру, одного взгляда хватило, чтобы сказать — он даже не пытался засыпать.

Она очень переживала. Конечно, Зак был куда выносливее её и мог выдержать столько без сна, но Рейчел была уверена, что он не будет спать, пока дело не закончится сонным обмороком — он не знал собственных границ.

Если бы она могла сделать что-нибудь существенное!

Отчасти в его состоянии была виновата именно она. Зак немного изменился после того, как она назвала себя монстром — стал более уязвимым, более хрупким, более подверженным плохим мыслям. С другой стороны — он позволил ей увидеть это.

На этот раз она решила не жалеть. Да, она была виновата, явно или косвенно, но самобичеванием тоже горю не поможешь. Заку сейчас поддержка была куда нужнее, и она не собиралась игнорировать это — нужно было что-нибудь исправить.

Было трудно не обращать внимания на тихий шепоток самоненависти, указывающий, что только она во всём виновата. Но Заку сейчас её ненависть ничем не поможет, и эта мысль порождала силу противостоять её собственным демонам в голове.

Сейчас было самое время сделать хоть что-нибудь помимо утопания в собственной вине.

 — Рейчел, что-то случилось?

Она вздрогнула, вспомнив, что они с Ленни шли домой.

 — Э-э-э, нет, ничего, — и покачала головой, отгоняя беспокойные мысли.

Ленни скептически посмотрела.

 — Уверена? Ты можешь со мной поделиться.

Рейчел поколебалась, но затем решила, что за спрос её не побьют.

 — Я… волнуюсь за друга, — она не знала, правильно ли поступает, но после этих слов стало немного легче.

 — Друга? — Ленни, задумавшись, сузила глаза. — Только не говори… ты про того парня, с которым на день рождения танцевала?

Рейчел, почти вернувшаяся в свои мысли, от удивления споткнулась. Она в секунду покраснела, а сердце панически заколотилось.

Откуда Ленни знала?

 — Стоп, что? — задыхаясь, выдала она.

Ленни с ангельским видом намотала рыжую прядь на палец.

 — Ну, знаешь, 10 июня в неком парке я, возможно, могла оказаться на фестивале. И в толпе я, возможно, могла признать мою милую подругу Рейчел Гарднер в объятиях какого-то дылды в капюшоне. К сожалению, его лица я не рассмотрела…

Она засмеялась, увидев лицо подруги, и тыкнула её в щеку, пока Рейчел приходила в себя.

Точно, Ленни же была на фестивале. Она сама её там видела. И, к сожалению, её заметили в ответ.

 — Ты… — заикнулась Рейчел, не в силах сказать что-то связное. — Погоди, Адриана тоже знает?

 — Более-менее, — признала Ленни. — Допустим, она знает, что у тебя есть прекрасный принц или типа того.

Рейчел снова не хватило воздуха.

 — ЧТО? — покраснела она. — Ленни, что ты ей наговорила?

 — Ну, я не знала, какие у вас отношения, а «друг» — слишком общее описание, так что, я сымпровизировала.

 — «Прекрасный принц»? Ты головой ударилась?

 — Э-э-э, нет?

Ох блин, она бы в жизни не назвала Зака таким образом, но вдумываясь, Рейчел смущалась всё сильнее — это описание ему действительно подходило. Если эталонный Прекрасный Принц — тот, кто вечно спасает свою деву, то Зак тут прекрасно подходил (он действительно несколько раз её спасал). И даже если он не был принцем — то определённо оставался самым прекрасным.

Ленни слегка занервничала.

 — Я спросила, как зовут того высокого паренька в капюшоне, и она вообще не поняла, о чём я. Потом ей стало интересно, а я не смогла ей не отвечать, — затараторила она. — Ты же знаешь, я не могу секретничать, когда она так на меня смотрит, и я сказала «наверное, это прекрасный принц Рейчел», и… — от её взгляда Ленни запаниковала сильнее. — Так, я перенервничала, понимаешь?

Наступила долгая пауза.

 — Офиге-е-еть, — застонала Рейчел.

 — Я на секунду подумала, что ты спросишь, как сильно я запала на Адри.

 — Пятнадцать из десяти, мне даже спрашивать не нужно.

 — Но она же такая крутая, согласись? — Ленни мечтательно на неё посмотрела, и Рейчел улыбнулась, не в силах злиться дальше.

 — Да, крутая, — кивнула она, вспоминая о своей тревоге. — И что она сказала про… м-м-м…

 — О, точно, ты про… — и, как полагается, не договорила, но многозначительно пошевелила бровями. — …Него?

 — Пожалуйста, я серьёзно.

Хихикнув, Ленни перестала.

 — Ладно-ладно. Мы хотели поспрашивать у тебя подробности, но… — и положила руку на плечо Рейчел. — Мы понимаем, что ты не любишь много говорить о себе. Если ты о нём не рассказывала — на то были причины. Ты не обязана выкладывать, кто он такой, — пожала она плечами и скрестила руки. — Но время от времени сообщай, если на фронте будут подвижки, — игриво подмигнув, добавила Ленни.

 — Посмотрим, — с лёгким румянцем слабо рассмеялась Рейчел. Её смех погрустнел, и она уставилась себе под ноги. — Я уже сказала, сейчас… я переживаю. Ленни, — и посмотрела подруге в глаза: — Что ты делаешь, когда твой друг выглядит просто ужасно, но ничего тебе не рассказывает?

 — М-м-м… — задумалась Ленни. — Я бы обняла, поцеловала в щеку… Ну знаешь, это же старые добрые напоминания о том, что ты рядом и готова помочь. Но не все так любят тискаться, как я.

Рейчел разочарованно вздохнула.

 — А если я чувствую, что этого мало?

 — …До смерти хочется пошутить, но сейчас не тот момент. Сейчас соображу.

 — Будь так любезна.

 — Попробуй развести его на разговор. Ну, знаешь, если он тебе всё выдаст — хуже не будет. Думаю, даже станет легче, когда он тебе расскажет о своих проблемах, — и понимающе посмотрела на Рейчел. Не стоило дважды думать — это был её личный опыт с одной очень известной скрытной подругой, которая никогда ничего не говорила. — Не стоит копить чувства в себе, рано или поздно он не выдержит.

 — Я… понимаю, — сказала она и ничуть не соврала. Она прекрасно понимала.

Однажды она не выдержала.

 — Если он не может говорить об этом с тобой, попроси его поговорить с кем-то, кому он больше доверяет.

 — Не думаю, что он в принципе хочет об этом говорить, — покачала головой Рейчел. Она знала, что у Зака есть кто-то ещё, на кого он мог положиться — вот только очень вряд ли он пошёл и всё рассказал. Зак просто не был тем, кто легко просит о помощи.

 — Значит, говорить с ним всё-таки придётся тебе. Лучше спроси Адри, она в людях разбирается лучше нас обеих вместе взятых.

 — Ты о случаях, когда она не собирает на них компромат? Или когда она их не пугает?

 — Или когда она привлекает. Даже ты на неё когда-то запала.

 — Ладно, но я это пережила.

 — А я вряд ли переживу.

 — Действительно, у тебя всё запущено. Ладно, спасибо за совет, я обязательно спрошу её.

Они остановились перед домом Ленни, продолжая смеяться и препираться, и Рейчел чувствовала смутное облегчение. Она до сих пор не знала, что делать с Заком, но хотя бы смогла поговорить с кем-то о своей проблеме. А Ленни и без того была слишком игривой и непринуждённой — было тяжело грустить в её присутствии.

 — Тебе полегчало? — уточнила Ленни.

 — Ага, чувствую себя не такой беспомощной, — уверила её Рейчел. — Спасибо, Ленни.

Она повернулась, чтобы уйти домой, но услышала, как её снова зовут.

 — И последнее! — воскликнула Ленни, положив руку на приоткрытую дверь.

 — Что? — с искренним любопытством просила Рейчел. Это могла быть либо пошлая шутка, либо дельный совет — с Ленни никогда не угадаешь.

 — Если ничего не сработает… — начала она.

Да, пошлая шутка.

Именно от неё Ленни сдержалась, прежде чем дать по-настоящему хороший совет.

 — …Попробуй приватный танец!

И, к счастью, влетела в дом раньше, чем красная до корней волос Рейчел бросила бы рюкзак ей в лицо.

* * *

Ноябрь 2ХХ7

— Монстр.

Было больно. Голова просто раскалывалась. Усталость победила — он уснул.

Стояла ночь, и он спал.

Он смутно осознавал время, потому что сосредоточенно пытался не закрывать глаза. Но шесть дней без сна после двух месяцев относительно спокойной жизни были как снег на голову.

Каким же он был слабаком.

 — Монстр.

Он был в приюте. Эта женщина бросила его там, она не собиралась возвращаться — и он знал об этом. Если было что-то, чего она принципиально не делала — то это была ложь. Люди были полны лжи. Они выбрасывали слова на ветер, давали ложные обещания.

Но не она. Даже если она была эгоистичной сукой — всё равно никогда не врала и не притворялась лучше, чем была.

Она не любила враньё.

Он презирал их — лживых людей из приюта. Они вечно врали. Обещали чуть ли не горы золотые, и сначала он повёлся. Он был в аду, даже если сначала таковым не казался.

Но других детей он не ненавидел. Они не просили этой участи — просто были никому не нужны. Дети нищих, сбежавшие дети, брошенные дети, оказавшиеся не такими, какими их хотели видеть родители.

Люди — куски дерьма. И каждый из них прикидывался, что лучше, чем он был на самом деле. По крайней мере, той женщине хватало честности не называть себя хорошей.

 — Будешь хорошо работать, и мы тебя накормим.

Он рылся на помойке в поисках съестного.

 — Закопай этот труп, и мы дадим тебе одеяло.

Той ночью двое замёрзли насмерть. Он выжил, укрывшись их ещё тёплыми телами.

Но всегда, когда они что-то просили — он делал. Ничего не говорил, не жаловался. Сначала он реально верил, что это воздастся. Потом, узнав, что это всё ложь, он не знал, что ещё делать. В первую очередь — выживание. Он подчинялся, потому что не знал, как выжить по-другому.

Хоронил трупы. Звук отбрасываемой лопатой грязи.

Искал еду в мусоре. Звук шуршащих пакетов.

И ёбаный дождь всегда застилал ему глаза. Он холодил, он убивал слишком многих детей, недостаточно сильных, чтобы перенести холод. Унылый дождь.

Такой была его жизнь.

 — Монстр.

Как бы его ни пытались убить — он выживал. Он был весь в ожогах и бинтах, у него были жуткие глаза, он едва говорил — но он был жив.

Мелкий монстр.

 — Инструмент.

Если он и ненавидел какое-то слово сильнее, чем «монстр» — это было оно.

 — Я не инструмент.

Он шептал ветру, призракам, самому себе и никому. Он не был инструментом.

— Монстр.

Но это слово было подобно огню в его разуме. Как бы он ни старался, он не мог убедить себя в том, что он не монстр.

 — Ты не монстр.

Рей. Это был её голос. Её слова.

Блядь, вот почему он не хотел засыпать! Она спала в этой же ёбаной комнате!

Он попытался проснуться, открыть глаза, но голова была словно чугунная. Невозможно было ни двинуться, ни сделать хоть что-то.

— Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут. А теперь повторяй.

— Айзек Фостер.

Опять ему снилась эта сцена.

— Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

Нужно было проснуться, пока не случилось ужасного. Он не хотел снова и снова слушать этот диалог.

— Кто я…

Сознание было в двух шагах. Он смог бы проснуться.

— Ага. В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

В первую очередь — выживание. Так выживай. Проснись.

— Понимаю.

 — Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь. Выживание, сам понимаешь.

Ты. Должен. Проснуться.

— Ты меня понимаешь?

 — …Понимаю.

Проснись. Блядь.

— Эй, я и сама знаю, что жизнь — дерьмо. Жизнь — сука похлеще меня. Она будет ебать тебя и выбрасывать, как побитую шлюху, потому что по-другому не бывает. А ещё ты будешь много и долго лажать, Айзек.

За шипением сломанного телевизора он уже не слышал ничего.

 — Монстр…

Кошмар снова вернул его в коварный отравляющий сон. Он уснул во второй раз, вспоминая приют. Он вернулся во тьму.

 — Инструмент.

Он помнил ту девчонку, которая и на девчонку не была похожа. Она думала, что здесь будет безопаснее, чем дома. Она умерла через три дня, когда попыталась сбежать — её загрызла собака.

Он помнил того мальчика, которого упекли в приют нищие родители. Он так надеялся, что его усыновят. Он повесился через два месяца, когда понял, что по-другому отсюда не выберется.

Он помнил того паренька без руки. Собственно, поэтому его и сдали. Через неделю он умер от простуды.

Он помнил того, немого. У него не было родителей, но был поехавший дядя-насильник.

Он не помнил их имён, не помнил их лиц, но он помнил об их существовании. Они все стали жертвами. Кто-то говорил с ним. Кто-то его избегал.

Все они умерли, и он их всех похоронил.

 — Инструмент.

Ага, похоронил их всех, как инструмент — без слёз, без криков, без жалоб. Он даже не грустил. Он не привязывался ни к кому из этих детей, но почему-то было жаль, что они здесь оказались. Ему было плохо, когда они пытались улыбаться — для веселья не было ни единого повода. По-настоящему в том месте улыбались только хозяева. Они взрастили в нём ненависть к чужому счастью.

Как они могли радоваться, когда из-за них умирали люди?

Как люди могут улыбаться, не зная тягот тёмной жизни?

Лучше пусть они все сдохнут, вслед за теми ненужными детьми. Пусть провалятся в ёбаный ад. Пусть горят.

 — Зак?

Её голос. Да, это Рей. Даже во сне он слышал её чётко и ясно. Разве она сейчас была у него дома?

Он не мог вспомнить.

Он не мог соображать. Его больной разум породил иллюзию её голоса, но это было не важно. Желание убивать встало перед потребностью быть с ней, потому что сейчас так хотелось её прикосновений. Хотелось вдохнуть её аромат, почувствовать её присутствие, услышать её голос, ощутить её тепло. Он хотел её.

Он увидел её. Она убегала, словно он гнался за ней.

— Постой!

Во сне он потянулся к ней, схватил за запястье, но она тут же начала растворяться в цветочных лепестках. Он попытался ухватиться за лепестки, удержать их возле себя, но мог только смотреть, как ветер уносит их за собой.

 — Не уходи, пожалуйста. Не убегай от меня…

 — Зак…

Лепестки ураганом окутали его. Тьма исчезла. Он купался в тёплом, мягком, утешающем свете.

Он держал в руках солнечный лучик, свой собственный солнечный лучик, и чувствовал себя в безопасности. Кошмар не вернулся, жажда крови медленно отступила. Умиротворённый, словно ребёнок, он зарылся носом в изгиб ангельского крыла.

И облегчённо вздохнул, прижимая лучик к своей груди.

Он мог наконец-то поспать.

* * *

Проснувшись, он понял, что ему было тепло и уютно. Без жалоб: в этом месяце морозы ударили раньше. Он держал что-то мягкое, оно прижималось к нему. Его ноги спутались с чем-то помимо одеял, но ему всё равно не казалось, что он спит в своей постели. Левая рука обнимала что-то мягкое, а ладонь чувствовала какую-то тёплую податливость. На правой руке он чувствовал вес. Он не знал, что это, но его правый большой палец на автомате огладил шелковистую текстуру. Он лежал на маленькой подушке.

 — М-м-м… — восторженно промычал он.

Да, на ощупь было нереально приятно. Он почти передумал просыпаться. Если так можно было полежать подольше — он не был против. Он зарылся носом в тёплый изгиб, прижимаясь.

Впервые за несколько недель он чувствовал себя по-настоящему отдохнувшим. Обычная усталость давала о себе знать, но хотя бы не наваливалась. Вот бы ещё пару часов поспать…

Нечто в его руках зашевелилось, и он прижал крепче. Он не хотел, чтобы его подушка сбежала. Ему было слишком комфортно, чтобы отпускать это тепло.

 — Зак?..

Да, это он. А звала его Рей. Ого, как она была близко. Что, снова у него ночевала?

Бля, точно. Ночевала, и он уснул следом. Вот же дебил! К счастью, кошмар в какой-то момент отпустил, и он не напал на неё. Он бы никогда себя не простил.

(Да, он действительно не мог доверять самому себе. Так, блядь, нужно было перестать думать. У него хватало хуёвых воспоминаний, чтобы ещё и это вспоминать).

Не просыпаясь до конца, он прижался ртом к изгибу, пышущему здоровым теплом. Да, как он и думал, оно было мягким и нежным. Сквозь тело прошла дрожь. Был бы стимул — он бы снял повязки, чтобы почувствовать больше этой мягкости, но сейчас было лень.

 — Зак? — спросила явно офигевшая Рей. Она даже немного паниковала.

Под его губами что-то пульсировало.

 — Завали… — застонал он.

Пауза.

 — Ты проснулся?

 — Попросил же, завали… Дай поспать…

 — Извини, не хотела разбудить, — сказала она, впрочем, особой вины в голосе не звучало. Она как будто куда-то спешила. — Не хочу мешать тебе спать, но, судя по солнцу, уже почти два часа дня. За полдень — это точно.

 — И что.

Что она несёт? Кого ебёт это время?

 — Я же говорила, мы с Адрианой хотели встретиться в парке в половине третьего, — терпеливо напомнила Рей. — Я опоздаю, если не начну собираться.

 — И что, — раздражённо повторил он.

Если хочет идти — на здоровье. Он чувствовал лёгкую досаду, что она не проведёт день с ним, но ладно, у неё была своя жизнь. Не держать же её вдали от друзей.

Она вздохнула.

 — Было бы неплохо, если бы ты меня отпустил.

 — Нет, — не задумываясь, ответил он.

А затем, сквозь сон, начал осознавать. Она сказала «отпустил». Только не говорите, что…

Блядь.

Он резко открыл глаза.

Он прижимал Рей к своей груди, его левая рука лежала на её талии, а ладонь была под футболкой. Он переплёлся с ней ногами, правой рукой обхватил её плечи, поглаживал волосы и, уткнувшись носом, прямо сейчас прижимался ртом к её шее.

По сути, это было охуеть какое крепкое объятие, и он на полном серьёзе не был готов отпускать её ближайшие несколько часов. Уж больно это оказалось приятно.

 — БЛЯ!

Он резко отстранился, отталкивая её от себя, и Рей с визгом упала с дивана.

 — Что за хуйня? — крикнул он и попытался сесть. Сердце билось как сумасшедшее. — Ты как сюда попала?

Рей медленно поднялась, слегка расстроенная такой резкой реакцией.

 — Я ничего не делала.

 — Я тоже!

 — Ты забыл? — удивлённо спросила она. — Наверное, ты это сквозь сон…

 — Рей, — процедил он. — Что, блядь, случилось прошлой ночью?

 — Ладно, — она задумчиво постучала по подбородку. — Я ночью проснулась и увидела, что у тебя какой-то ужасный кошмар. Ты во сне дёргался, весь вспотел и тебе, как будто, было больно. Я волновалась.

 — Это ни хрена не объяснило! — прохрипел он. Ему было стыдно, что Рей увидела его в таком состоянии, но она ничего не сказала, и пришлось стыдиться кое-чего похлеще (типа объятий во сне).

 — Я пошла к тебе, чтобы разбудить. Я тебя звала, но ты как будто меня вообще не услышал, а потом схватил меня за руку и потянул.

Он почувствовал, как краснеет. Бля-я-ядь, так это не приснилось. Она действительно была рядом и она его звала. Значит, всё реально случилось из-за него, она к нему спать не лезла.

Он тяжело сглотнул.

 — И ты… даже не сопротивлялась?

 — Ну, я удивилась, но ты просил не уходить и не убегать, так что я просто… — она пожала плечами, — забила.

Зак опустил голову, вцепившись руками в лицо. Ну вот, что он сделал?

КАКИМ МЕСТОМ ОН ДУМАЛ?

Теперь абсолютно точно виноват был только он, и он не мог найти никакого оправдания. Он не смел смотреть на неё. Но, закрывая глаза, он всё ещё мог вспомнить тепло и уют её маленького тела, всю правильность ощущения её на собственной груди, гладкую кожу её шеи под губами, её аромат. Он слишком сильно нуждался в её присутствии, её прикосновениях…

 — Зак?

Ему потребовалась секунда, чтобы понять — он собирался потянуться к ней. Если бы не понял — с радостью притянул бы её к себе прямо сейчас.

НЕТ.

ЗАК, НЕТ.

ТЫ. НЕ. МОЖЕШЬ. ДОВЕРЯТЬ. САМОМУ. СУКА. БЛЯДЬ. СЕБЕ. (Будь проклят человек, который ему это сказал, он даже и не думал за это прощать).

Он не мог этого сделать. Было слишком не похоже на него. Слишком странно, стыдно, пиздецки жутко. Только не серийный убийца вроде него. Он должен был бороться с кошмарами бессонницей, а не бессознательными объятиями своей подруги.

 — Опаздываешь, — рвано выдал он. — Тебе надо собираться.

Она какое-то время молчала, прежде чем вздохнуть.

 — Да. Спи дальше, если хочешь.

Он застонал, но не двигался, когда она уходила в ванную, чтобы наскоро принять душ и переодеться. Он продолжал так сидеть, даже когда она вернулась, чтобы забрать рюкзак, и открыла дверь.

 — Зак… — сказала она напоследок. — Если ты хочешь со мной поговорить — я всегда выслушаю.

 — Всё нормально.

В понятие нормы входило дофига всего, так что, технически, это не было ложью, а удобным ответом, позволяющим не вдаваться в детали.

 — Я о твоих кошмарах, — мягко настояла Рей. — Я не хочу лезть в личное, но если тебе нужно…

 — Сказал же, всё нормально, — повторил он и вздохнул, когда она не ответила. — Просто… прошлое. Хреновые воспоминания, как обычно.

 — Ясно… — ответила она, не очень довольная ответом. — Ну… наверное, до завтра.

 — Повеселись там, — неожиданно мягко сказал он.

 — Зак, только отдохни.

 — Попытаюсь.

Она не поверила, но не стала настаивать. Услышав, как за ней закрылась дверь и шаги отдалились, он снова лёг на диван. Руки всё ещё закрывали лицо.

Вот, кроме шуток, какого хрена он устроил?

* * *

 — Привет, э-э-э… — Рейчел откашлялась, не зная, с чего начать. — Я хотела кое-что обсудить.

 — Выкладывай.

Адриана выдыхала пар — несмотря на начало ноября, холод стоял зимний. Если пару недель назад ночи были прохладными — сейчас можно было легко замёрзнуть. Рей не жалела, что провела ночь в тёплых и надёжных объятиях Зака, но вспоминать было очень неловко.

 — Я так поняла… Ленни рассказала про моего… друга?

 — Про друга? — переспросила Адриана. — Ты про парня, которого она назвала твоим прекрасным принцем?

Рейчел почувствовала, что её щеки горят.

 — Да, — хрипло выдохнула она.

 — Мы узнаем его имя?

 — Нет, — тут же покачала головой Рейчел. — Я бы хотела не называть имён.

Её друзья и так слишком много узнали про Зака, а она не хотела выдавать что-нибудь, что поставило бы его под угрозу.

 — Ладно, — пожала плечами Адриана, нисколько не смутившись. — Значит, кодовое имя — Прекрасный Принц.

Рейчел хотела как-то возразить, но не смогла придумать никакого другого прозвища, и кивнула, мысленно извиняясь перед Заком.

 — Что с ним?

 — Ну… У него тяжёлое прошлое. Вот прямо совсем кошмар, — объяснила она. Адриана внимательно слушала, не перебивая. Пока Рейчел не договорит — она не собиралась ничего заключать. — Кажется, в последние дни, его поглотили эти воспоминания. Ночью ему снятся кошмары, он почти не спит. Он весь встревожен, — с беспокойством продолжила она. — Ему больно. Он не хочет рассказывать мне, чтобы не показывать слабость, и у него в принципе плохо с выражением такого рода чувств, но… Я переживаю, что однажды он не выдержит этого. Я хочу помочь ему, Адри. Я хочу, чтобы он доверился и положился на меня, потому что я всегда на него полагалась.

 — Хм-м-м… — Адриана откинулась на спинку скамейки. Сегодня в парке было не многолюдно, и Рейчел почувствовала, что может говорить более-менее свободно. — Значит, ты хочешь, чтобы он тебе рассказал.

 — Я не хочу его принуждать, — вздохнула Рейчел. — Я просто хочу, чтобы до него дошло… что он не один, и не обязательно тащить всё на себе.

Адриана подняла голову на пасмурное небо.

 — Знаешь, есть много причин, почему люди не рассказывают о проблемах.

 — Потому что не хотят вовлекать в это других, — знающе прошептала Рейчел.

 — Как вариант, — согласилась Адриана, понимая, что подруга говорила о себе. — Люди беспокоятся, что своими проблемами только навредят. Они думают, что это только личное, и нужно справляться в одиночку. Они думают, что им всё равно никто не поможет, и ничего хорошего это не принесёт. Могло быть такое, что однажды они высказались, и всё закончилось плохо.

Рейчел понимала, что это всё о ней, и знала, что Адриана это рассказала не просто так.

 — Но знаешь, — добавила она, — это далеко не все причины. Бывает, что правда слишком болезненная, чтобы об этом говорить. Это просто разбередит неприятные воспоминания.

 — Наверное…

 — Или в случае, если человек всю жизнь рассчитывал только на себя, он просто может не знать, как об этом рассказать. Он может не знать, как поделиться. Он может не понимать, зачем вообще это делать. Не видеть в этом смысла. Его может устраивать выслушивать и помогать другим, но со своими проблемами он будет разбираться сам, потому что само признание проблем для него может быть проявлением слабости.

 — …Больше ему подходит, — мрачно пробормотала Рейчел.

Особенно последняя часть подходила. Вот первый случай был весь о ней — она так боялась, что не сразу рассказала о неблагополучной семье серийному убийце в мусорном баке.

 — Вся соль секретов — ты никогда не знаешь, что случится, если проговоришься, — сказала Адриана. — Можно бояться говорить, потому что не сможешь контролировать последствия.

Последствия.

Слово поразило Рейчел словно молнией, и она тут же задумалась, какие последствия могли пугать Зака. Она знала, что дело не только в этом, но аспект был важным. Зак не был лжецом и не мог скрывать правду ни под каким предлогом. Он мог бояться рассказывать, потому что в этом случае не сможет ничего соврать или утаить.

Но зачем бы ему утаивать? Потому что правда была ужаснее, чем она могла себе представить?

Но это же Рей, он так хорошо её знал. Какие последствия могла привести даже самая страшная правда, кроме того, что он лишний раз всё вспомнит? Она знала, что о своём прошлом рассказала не до конца, но она была просто к этому не готова, а не потому, что он мог её возненавидеть, или…

Возненавидеть.

«Я бы сам себя возненавидел, если бы тебя вот так отпугнул».

«Я ни за что не рискну твоей жизнью, Рей.»

«Не уходи, пожалуйста. Не убегай от меня…»

Да он же был уверен, что она его возненавидит. Он был уверен, что она испугается. Он всерьёз боялся, что она убежит от него, что он сам ранит её.

Он боялся её потерять.

 — Рейчел?

Сердце неприятно сжалось. Оно забилось быстрее и сильнее, стуча в груди тяжестью всего мира.

 — Я… в порядке, — успокоила она. — Продолжай, я тебя слушаю.

 — Ладно… — Адриана продолжала пристально смотреть. — Я перечислила навскидку, большего сейчас не вспомню. Есть много разных причин, почему люди хранят секреты. Я думаю, того, что я сказала, хватает для нашего случая, так что буду основываться на этом. Тебе бы заставить его понять, что будет лучше — в первую очередь, ему самому — если он расскажет.

Рейчел восхитилась её профессионализмом и ненавязчивостью — Адриана даже не пыталась заставлять её выдавать все тайны. Наверное, потому что она понимала, что Рейчел уже есть на кого положиться. Наверное, потому что действительно уважала её личную жизнь. Да и наверняка она давным-давно поняла, что Рейчел попросту боялась вовлекать друзей в свои проблемы.

 — Первый способ — расскажи ему о своих ночных кошмарах. Если его проймёт, он расскажет тебе в ответ. Может, у вас так даже диалог сложится и вы поделитесь опытом.

 — Не думаю, что он бы вдавался в детали.

 — Риск есть. Можешь дать ему понять, что знаешь, почему он тебе не рассказывает. Если он поймёт и увидит, что ты всё равно готова выслушать — это может укрепить его доверие.

 — М-м-м, — Рейчел задумчиво прищурилась. — А если не доверится? Если будет дальше бояться… плохих последствий?

 — Наверное, он не настолько доверяет самому себе, чтобы к этим последствиям вести? — предложила Адриана.

 — Может, и так.

 — Второй способ. Покажи, что он не выдержит, если продолжит такими темпами. Дай ему понять, что ты рядом и готова помочь. Перебарщивать тоже не нужно, но он должен понять, что стоит выговориться, пока всё не привело к… ещё худшим последствиям. Нужно убедить его разменять ужасный результат на просто плохой.

Что бы случилось с Заком, если бы он сорвался? Рейчел уже знала, что в ярости он переставал трезво думать. Он дважды угрожал ей, чуть не убил на её глазах и снова угрожал, когда она осмелилась остановить. А что случится, когда он не сможет даже пытаться это сдерживать?

Случится то, чего он боится. Жажда убийства поглотит настолько, что Зак в кровавом безумии не пощадит даже её.

Он, конечно, имел право убить её, если от неё будут проблемы, но…

Она же не приносила проблем. И не просила его убить. Получается, технически, она умрёт от его рук, не выполнив ни единого условия для этого.

Это было бы неправильно для них обоих. Рей не умрёт счастливой, а Зак потом будет только жалеть о её смерти. Он бы потерял её, как и боялся. Зак будто запирал себя в бесконечных попытках избежать риска, но неизбежно только приближал себя к нему. При чём, неосознанно.

Он не собирался с ней делиться. Она знала, что он ничего не рассказывал и тому человеку, который ему помогал, иначе всё было бы не так плохо. Зак не видел, куда себя загонял в попытках нести бремя в одиночку, когда был для этого не в состоянии.

Именно Рей послужила всему катализатором. Если прошлое и демоны поймали его в ловушку — это была хоть на долю, но её вина.

Но не время было загоняться, винить и плакать. Нельзя было вечно жалеть об ошибках. Да и было ли оно ошибкой, или это всё-таки проявился эффект её проклятья?

 — Была ли наша встреча ошибкой?.. — мрачно пробормотала она.

 — Думаю, нет, — ответила Адриана.

Она удивлённо посмотрела на подругу.

 — Почему ты так уверена?

 — Я не знаю, с чего ты считаешь это ошибкой, — пожала она плечами. — Но готова поспорить, от тебя он получил больше хорошего, чем плохого.

 — Наверное…

 — В любом случае, его состояние идёт из прошлого, так? — уточнила Адриана. — Ты этого не контролируешь. Если прошлое свалилось ему на голову — значит, он постоянно от него убегал.

 — …А прошлое рано или поздно всегда догоняет.

Она-то знала. Её собственное забытое прошлое, в итоге, вернулось в момент, когда она сломалась. Она столкнулась с этим, частично смирилась, но знала, что та часть, которую она не приняла, настигнет её снова.

Так что, она понимала — от прошлого не сбежать.

 — Именно, — согласилась Адриана. — Может, пришёл час наконец-то его принять.

 — Но думаю, всё началось из-за меня, — вздохнула Рейчел.

 — Ты про вашу встречу? — и продолжила, когда подруга кивнула: — Но вы же всё-таки стали друзьями.

 — Стали, — признала Рейчел. — Он мог давно выбросить меня из своей жизни, но не сделал этого.

 — Значит, это уже его ошибка, — заключила она. — Если он позволил тебе остаться рядом — сам виноват, что не спрятал спусковой крючок своего прошлого. Если бы он хотел продолжать бегать дальше — он бы бегал.

 — И-и-и… это плохо? Я должна что-то сделать?

 — Ну, вашу встречу уже не отменить, да и не нужно это. Но ты можешь помочь справиться с тем, что запустила.

 — Тогда я попробую, — решительно заключила она, отбрасывая последние капли ненависти. — А если ничего не сработает?

 — Как насчёт приватного танца?

 — НЕТ.

Это точно Ленни виновата, если только они не делят одно сознание на двоих.

 — Ладно-ладно, извини, — засмеялась Адриана и погладила по плечу Рейчел, спрятавшую лицо в ладонях. — А если серьёзно, ошибки не всегда плохи.

Рейчел посмотрела на неё сквозь пальцы.

 — Да ну?

 — Ага. Есть и самые лучшие в мире ошибки, без которых никуда.

 — Например?

Адриана мягко улыбнулась.

 — Держу пари, ты — его самая лучшая ошибка.