Алмазный Остров (джен)

Идея Тамара обучить жителей Мирхема воздушной магии вызвала среди горожан большое воодушевление — на устроенные им курсы записалось столько людей, что их оказалось негде разместить. Король, по достоинству оценивший замысел Тамара, предоставил для занятий городскую библиотеку, залы которой освободили от книг и наскоро приспособили под классные комнаты. Здесь мирхемцы с энтузиазмом учились метать молнии и волшебные стрелы, гипнотизировать врагов, привлекать на свою сторону удачу и закрываться от стрел воздушными щитами. Конечно, Асрул понимал, что начинание Тамара вряд ли способно принести реальную пользу — за короткий срок в совершенстве овладеть заклинаниями было невозможно, да они и не могли бы серьезно повлиять на ход битвы с гораздо более сильными нихонцами. Но, по крайней мере, занятия магией отвлекали людей от мрачных мыслей и давали им надежду, что приобретенные навыки позволят устоять в предстоящем сражении. Или хотя бы иллюзию надежды.

Сам же Асрул подобных иллюзий не питал, и ему было, пожалуй, тяжелее всех. Вынужденный поддерживать собственным примером боевой дух народа, он ни с кем не имел права делиться своей тоской и тревогой — да и не было рядом с ним такого человека, которому он мог бы без опасений излить душу и получить в ответ искреннее сочувствие. Таких людей в его жизни было всего-то двое — жена и мать, но первая покоилась в земле, а вторая, сидя в своем энротском дворце, может, и болела сейчас сердцем, глядя в магический прибор на сына, но слов поддержки и утешения передать ему не могла. Мучительное ожидание конца становилось всё невыносимее, и иной раз королю хотелось уже, чтобы развязка наступила поскорее — но, тут же спохватываясь, он гнал от себя подобные мысли.

И вот однажды зашедший к нему Моррис сообщил:

— Ваше величество, там от врагов послы пришли, хотят о чем-то говорить с вами. Может быть, не всё еще кончено, а? Может, нам всё-таки удастся от них откупиться?

Асрул бросил на него суровый взгляд.

— Я так не думаю. Приведи их ко мне.

Через некоторое время в кабинет короля вошли в сопровождении Морриса два троглодита в золоченых доспехах.

— Вас прислал Деемер? — спросил Асрул.

— Да, — произнес один из гонцов. — Повелитель Нихона просил сообщить вам, что у нас всё готово для атаки на ваш город.

— Сам вижу, — хмуро проговорил король.

— У вас нет никаких шансов устоять, — продолжал троглодит. — Под Мирхемом собрана вся нихонская армия, сопротивление бесполезно. Но если вы добровольно сдадите город, наш повелитель сохранит жизнь и вам, и вашим подданным.

Асрул горько усмехнулся. Он знал: обещания нихонцев ничего не стоят. Да если б их словам и можно было верить — разве он согласился бы на такое предложение? И разве кто-то из его подданных захотел бы сохранить жизнь столь позорной ценой, трусливо сдавшись нечестивым врагам и оставив свои святыни им на поругание? Но у него не было ни малейшего желания распинаться перед этими тварями, объясняя им причину отказа.

— Да идите вы к черту вместе с вашим повелителем, — буркнул он, уже не считая нужным соблюдать дипломатию.

— Вот как… Не понимаю, к чему это бессмысленное упрямство? Ну что же, в таком случае повелитель просил передать, что завтра будет штурм.

— Я уже понял. Это всё, что вы хотели мне сообщить?

— Да, всё, — кивнул троглодит. — Не желаете, значит, сдаваться? Дело ваше, упрашивать не буду. Хотите погибать — погибайте.

— Если у вас всё — тогда возвращайтесь к своему королю, — оборвал его Асрул и встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен.

Выпроводив послов, король обвел взглядом свой кабинет, а затем подошел к окну и долго смотрел на дворцовую площадь и прилегающие к ней кварталы, которые отсюда, с последнего этажа, были видны как на ладони. Город жил своей обычной жизнью: на тренировочной площадке рыцари упражнялись в фехтовании и лупили по мишеням из луков и арбалетов, из библиотеки расходились слушатели курсов Тамара с толстыми томами заклинаний под мышкой, перед таверной о чем-то бурно спорили, размахивая кулаками, несколько пьяных мужиков, а прямо под окнами дворца, никого не стесняясь, целовалась влюбленная парочка. А завтра всему этому настанет конец. Сюда ворвется разъяренная орда подземных тварей, никого не щадя и сокрушая всё на своем пути — и не будет больше ни города, ни дворца… ничего не будет. Без всяких сомнений, нихонцы камня на камне не оставят от столицы государства, столько веков стоявшего у них поперек горла. Думать об этом было невыносимо.

Дверь приоткрылась, и в комнату нерешительно заглянул Моррис. Асрул жестом пригласил его войти.

— Ваше величество, я всё слышал, — произнес оруженосец, затворяя за собой дверь. — Значит, завтра нас уничтожат, да? Вот уж никогда не думал, что история Эрафии закончится подобным образом…

— Ради всего святого, Моррис, не говори таких слов! — взмолился Асрул.

— Но ведь это же правда, — Моррис пристально взглянул в лицо королю. — Скажите мне, только честно: каковы наши шансы отстоять город?

Асрул отвел взгляд:

— Каковы бы они ни были, сдаваться нельзя…

— Вы не ответили на мой вопрос, — сверля глазами собеседника, произнес оруженосец. — Есть ли у нас шансы отбиться? Вот мы всё на энротцев надеемся, но ведь к завтрашнему дню они уже точно сюда не доберутся, разве не так?

Асрул молчал. Он колебался: сказать ли Моррису о гибели энротской армии? Подумал — и не сказал.

— Я знаю лишь одно, Моррис: пока мы живы — борьба не кончена. Надо сражаться — не подсчитывать шансы, не надеяться на чудо, а просто сражаться. Понял?

— Понял, — упавшим голосом произнес Моррис и скрылся за дверью.

Остаток дня Асрул потратил на подготовку к битве, отдавая командирам распоряжения о том, как наилучшим образом расставить войска для отражения атаки — распоряжения, в сущности, бесполезные, поскольку при таком соотношении сил было уже совершенно неважно, кто где будет стоять.

Ближе к вечеру, когда все приказы были отданы, король вернулся во дворец. Вскоре солнце скрылось за горизонтом, и на город опустилась душная тревожная ночь, безлунная и беззвездная. Асрул долго сидел в кабинете, не зная, куда деваться от терзающей душу тоски. Сейчас он особенно остро почувствовал, как не хватает ему возлюбленной Надиан. Если бы можно было сейчас поговорить с ней, поделиться тяжкими думами и облегчить душу! И он пошел на кладбище.

Подойдя к могиле жены, на которой, как обычно, лежали живые цветы, Асрул опустился на колени, припал губами к изящному мраморному надгробию и горько заплакал. Ему вспомнилось, как в день похорон королевы он клялся отстоять Эрафию от захватчиков… Неужели Надиан напрасно отдала свою жизнь? Тогда, стоя над свежей могилой, он был вне себя от горя, но теперь его даже радовало, что она не дожила до таких времен.

Вдоволь наплакавшись, Асрул пошел к захоронению Катерины — как всегда, когда хотел набраться душевных сил. Сев на корточки, он провел ладонью по серому шершавому камню памятника и прошептал:

— Не выполнил я твоих заветов, бабушка… Прости, если можешь…

На глаза вновь навернулись слёзы, перед мысленным взором встал суровый и печальный лик знаменитой королевы, вспомнились давние беседы с ней. Много нелегких испытаний выпало на долю этой мужественной женщины, были в ее жизни и горькие потери, и тяжелые поражения, но разве приходилось ей в осажденной столице родной страны коротать последние часы перед… Перед тем, о чем страшно даже подумать…

— Вы здесь, Асрул? — раздался вдруг мягкий голос неслышно подошедшего Тамара. — Тоже, значит, пришли к ней? Да, сюда действительно тянет — особенно в такие моменты.

Опустившись на колени, Тамар приложил руку к могильной плите, склонил голову и замер, погруженный в воспоминания. Затем поднялся и внимательно взглянул в лицо королю.

— Я ведь хорошо знал вашу бабушку, Асрул. Сколько дорог мы прошли вместе, сколько сражений выиграли… Удивительная была женщина, истинная героиня. Не зря ваш народ так чтит ее. Если бы не она — Эрафии давно бы уже не было.

Асрул тяжко вздохнул.

— Катерина так хотела верить, что наш народ вновь познает лучшие времена… И так надеялась, что я стану ей достойным наследником… А я ее подвел. Хотел принести Эрафии благоденствие, а принес гибель.

— Это не ваша вина, — качая головой, произнес элементаль. — Эрафию сейчас не спасла бы и сама Катерина. Понимаете, в чем дело… Прежде Свет и Тьма на Антагарихе пребывали в равновесии. С одной стороны — вы, АвЛи и Бракада, с другой — Нихон, Эофол и Дейджа. Но в Судный день баланс нарушился — светлые силы понесли урон гораздо больший, чем темные. Вам было не устоять в мире, который наводнило зло. Ну, если только приспособиться, предать самих себя и тоже погрязнуть во зле — но ведь этот путь не для вас, верно?

— Верно. Вот и я всем говорю — лучше умереть, чем покориться. Но если б вы знали, как не хочется умирать…

— Понимаю. Я скажу лишь одно: если светлые боги, которым вы поклоняетесь, и вправду мудры и справедливы — в ином мире они воздадут вам по заслугам. А сейчас мужайтесь, Асрул. Что я еще могу вам посоветовать?

Сверкнув глазами, король резко обернулся к Тамару.

— Тамар! Вы по-прежнему не можете телепортироваться в Стихийные Плоскости?

— Нет. Связь с ними до сих пор не восстановилась. Судя по всему, я так и не узнаю, что стало с Сопряжением.

— Значит, вам тоже придется вместе с нами принять этот бой? Как же несправедливо распорядилась судьба! Вы уцелели в крушении своего мира лишь для того, чтобы тут же найти смерть в чужой стране!

— Я не в обиде на судьбу, Асрул. И с готовностью разделю участь вашего народа. Завтрашний день мы встретим вместе, и встретить его надо достойно.

Бросив последний взгляд на могилу Катерины, Асрул вслед за Тамаром вышел с кладбища. Вместе они дошли до дворца и, обнявшись, попрощались до утра. Асрул отправился в спальню и, кинувшись прямо в одежде на кровать, забылся тревожным сном.

Проснувшись от звуков глухих ударов катапульт по стенам, король вскочил, быстро натянул доспехи и, схватив меч, выбежал из спальни. В коридоре он чуть не столкнулся с бежавшим навстречу смертельно бледным Моррисом, из груди которого торчала стрела.

— Началось, ваше величество, — прохрипел оруженосец и упал мертвым.

Мутаре продолжала свой путь к Мирхему. Горы остались далеко позади, и она шла по холмистой равнине, поросшей диким кустарником. По дороге иногда встречались небольшие крестьянские поселения с крытыми соломой убогими домишками и покосившимися ветряными мельницами. Вслед ей из-за полусгнивших заборов брехали собаки, кое-где слышалось тоскливое блеяние коз, но людей в деревнях почти не встречалось, кроме немногих дряхлых старух, провожавших ее недоброжелательными взглядами. Сначала, чтобы быстрее добраться до места, она пыталась пользоваться заклинанием мгновенного перемещения, но только лишний раз убедилась в его несовершенстве — после двух-трех совсем недалеких телепортаций приходилось сутками отдыхать, восстанавливая магические силы. Так что двигаться своим ходом получалось быстрее. И она шла по занесенным пылью дорогам, шатаясь от усталости и стирая ноги до кровавых мозолей. Последние несколько дней Мутаре даже ни разу не позволила себе поспать. Как только она, утомленная до предела, валилась в кусты и смыкала глаза, тут же наваливались кошмарные видения: мерещился то горящий дворец Асрула, то разъяренное лицо Деемера, остервенело рубящего эрафийцев топором, то пир нихонской армии на развалинах Мирхема — и, вскочив, Мутаре вновь трогалась в путь, подталкиваемая страхом не успеть вовремя.

Когда до города, по ее расчетам, оставалось уже недалеко, впереди послышались приглушенные звуки сражения — звон мечей, удары камней о стены, рычание подземных монстров и боевые кличи рыцарей. Поняв, что безнадежно опаздывает, Мутаре в отчаянии захлопала крыльями. О, если бы она могла летать! Но слабые недоразвитые крылышки, данные природой как будто в насмешку, были неспособны поднять ее в воздух. А телепортироваться уже не хватало магических сил — слишком много их было потрачено в предыдущие дни.

Внезапно какое-то неясное, смутно знакомое ощущение заставило ее остановиться. Прислушавшись, она уловила в воздухе едва заметные магические вибрации. Откуда они могли исходить? Мутаре вспомнила, что очень похожая аура испускалась волшебным колодцем близ нихонской столицы — чернокнижники часто пользовались его водой, чтобы набраться сил для колдовства. Аламар когда-то рассказывал ей, что в былые времена такие источники магии встречались повсюду, но в Судный день большинство из них были разрушены, а немногие оставшиеся постепенно собрали в себя распылившуюся магическую энергию, став необыкновенно мощными. Может быть, такой колодец был и здесь, в окрестностях Мирхема? Глоток воды из него пришелся бы сейчас очень кстати. Закрыв глаза и сосредоточившись, Мутаре попыталась определить, откуда исходят вибрации. Аура улавливалась с большим трудом — значит, источник был не близко. Может, в нескольких часах пути, а может, и в нескольких днях. Да еще и не по дороге на Мирхем, а далеко в стороне. Поиски колодца могут занять много времени, а ведь Деемер уже штурмует город… Впрочем, она всё равно не успевает к сражению, а если удастся пополнить магические силы и телепортироваться — тогда будет хоть какая-то надежда. И Мутаре, доверясь своему природному чутью на любые проявления магии, отправилась туда, откуда доносилась аура.

Звуки битвы постепенно стихали, а ощущение разлитого в воздухе волшебства усиливалось — значит, она шла правильно. Впрочем, ошибиться было трудно — ноги будто сами вели в нужном направлении. Останавливаться и прислушиваться уже не требовалось — всё вокруг было буквально напоено магией, это заметил бы и начинающий колдун. Мутаре больше не сомневалась: колодец совсем близко.

И вскоре она нашла этот колодец, расположенный в узком ущелье между горами, куда с разных сторон сходились тропинки. Он весь гудел от сокрытой в его глубине мощной силы, но внешне выглядел самым заурядным образом — неказистый деревянный сруб, покрытый облупившейся зеленой краской, ржавая цепь с ведром. Обычный незнакомый с магией человек, каких в Эрафии было большинство, едва ли догадался бы о его волшебных свойствах. Зачерпнув воды, Мутаре жадно припала к ведру и почувствовала, как вместе с живительной влагой в нее вливается магическая энергия. Вдоволь напившись и вновь ощутив себя способной творить заклинания, она в несколько приемов перенеслась прямо к городу.

Сражение было в самом разгаре. В воздухе стоял едкий запах дыма, на залитой кровью и истоптанной копытами земле валялось множество трупов, из которых торчали стрелы. Троглодиты и минотавры с хриплыми криками карабкались на стены, в пыльном небе носились черные и красные драконы, ловко уворачиваясь от арбалетных болтов и изрыгая пламя на головы людям. Огромная стая гарпий с такой яростью атаковала стоявших на стене рыцарей, что во все стороны разлетались клочья мяса и брызги крови. Повсюду мелькали развевающиеся черные знамена, летали молнии, взрывались сгустки огня, со свистом пролетали магические стрелы. Орда нихонцев, вновь и вновь бешено набрасывающаяся на городские стены, была столь велика, что оставалось лишь недоумевать, как эрафийцы до сих пор еще держатся.

Забыв об осторожности, Мутаре, спотыкаясь о распростертые тела, со всех ног бросилась к сражающимся.

— Прекратите! — кричала она. — Оставьте в покое этот город!

Но ее отчаянный вопль потонул в шуме битвы. Никто даже не обернулся и не замахнулся на нее мечом. Увлеченные сражением, подземцы продолжали штурмовать стены и осыпать врагов заклинаниями, не обращая никакого внимания на свою бывшую правительницу.

Мутаре чуть не взвыла от бессильной ярости. Какой же жалкой и бесполезной она себя чувствовала! А на что она, собственно, рассчитывала? Разве можно было надеяться одной остановить всё нихонское войско? Зря только она так упорно стремилась сюда, рискуя собой, превозмогая усталость, боясь опоздать, и зря радовалась, отыскав колодец. Всё было напрасно — одна против всех, она могла найти здесь лишь смерть, бесславную и бессмысленную. Но просто стоять и смотреть, как по ее вине гибнет отцовское королевство — это было выше ее сил.

Не зная, что предпринять, Мутаре в отчаянии подбежала к восседающему на коне минотавру в генеральском мундире и схватила его лошадь за поводья.

— Немедленно остановитесь! Я приказываю вам отступить!

— Чего-чего? — презрительно хмыкнул минотавр. — Приказываешь? А ты нам больше не командир, чтобы приказывать.

— Да что с ней вообще разговаривать? — прошипела находящаяся рядом медуза. — Кокнуть ее, чтоб не мешалась — и дело с концом.

Медуза натянула тетиву лука, но Мутаре успела поставить магический барьер, и летевшая в нее стрела, круто изменив направление, поразила минотавра. Обернувшись на тяжелое хлопанье крыльев, Мутаре заметила слетающихся к ней мантикор. Монстры стремительно приближались, когти их были выпущены, глаза горели хищным огнем. «Ну и пусть разорвут. Заслужила», — с тоской подумала она, даже не сдвинувшись с места. И только когда первая мантикора отточенными когтями полоснула ее по плечу, Мутаре вмиг опомнилась и поспешно телепортировалась на безопасное расстояние.

В это время Асрул в жаропрочных доспехах, способных защитить от драконьего огня, носился на коне по городу, раздавая указания воинам. Нихонцы безостановочно лезли на стены, но лучники, засевшие в стрелковых башнях, обрушивали на них град стрел — и враги кубарем катились вниз, оглашая воздух предсмертными воплями. Уж в чем в чем, а в стрелах недостатка не было — за предыдущие дни их изготовили столько, что хватило бы на несколько дней непрерывной стрельбы. По приказу короля старики и женщины выстроились между кузницей и башнями, по цепочке передавая ящики с боеприпасами лучникам — и те стреляли без устали, сражая всё новых врагов. Стены сотрясались от ударов и, казалось, были готовы вот-вот обвалиться, но всё же не рушились. Напрасно враги дубасили по ним камнями, таранами и заклинаниями взрывов — волшебники из числа земляных элементалей поработали вчера на славу, весь день обходя город по периметру и накладывая на его стены заклинание непробиваемости. Жаль только, что через несколько часов действие этого заклинания должно было закончиться, а обновить его элементали были уже не в состоянии — исчерпав всю свою колдовскую энергию, сейчас они полумертвыми лежали в подвале магической гильдии, и силы могли вернуться к ним не раньше следующего утра.

Убедившись, что ни разрушить стены, ни перелезть через них не удается, враги сменили тактику и стали активнее использовать своих летунов. Все, кто имел крылья — гарпии, мантикоры и драконы — большими отрядами взмывали ввысь и устремлялись в город, пикируя на головы защитникам. Гарпии были довольно слабы, но брали числом. Налетая большими стаями на отряды рыцарей и копейщиков, они разбивали их на отдельные группы, с которыми было легче справиться, облепляли людей со всех сторон, наносили удары острыми клювами и нещадно драли когтями. Сотни гарпий уже лежали на мостовых, порубленные мечами и раздавленные копытами, но их сменяли новые пернатые бестии, и, казалось, им не будет конца. Мантикор было гораздо меньше, но и одолеть их было куда труднее. Однако больше всего бед причиняли драконы. Видимо, Деемер сделал основную ставку именно на них — в воздухе кружились несколько десятков этих монстров, могучих, быстрых и выносливых. Даже старожилам Мирхема, заставшим войну с Мутаре Первой, никогда не приходилось видеть столько драконов одновременно. Зловещими тенями носясь над всем городом, они изрыгали пламя на скопления людей и крыши домов, поджигая целые кварталы. Пролетая над стенами, могучие крылатые воины цепляли когтями стоявших там рыцарей, нанося им страшные раны и сбрасывая вниз на расправу троглодитам и минотаврам, и с размаху ударялись о башни, испепеляя лучников огненным дыханием. При этом драконы были почти неуязвимы — стремительно взмывая в воздух, они с легкостью уходили от мечей и стрел, а чешуя их была прочнее рыцарских доспехов. С огромным трудом эрафийцам всё-таки удалось убить нескольких из них, но остальные продолжали летать над Мирхемом, сея смерть и разрушения. Сперва драконы перемещались без видимого порядка, а затем слетелись вместе, построились клином и устремились к одной из центральных площадей, где стояли друг напротив друга магическая гильдия и кузница. Увидев, куда они летят, Асрул схватился за голову. Это было совсем скверно: в кузнице хранились все запасы оружия, а гильдия служила источником пополнения магических сил для участвующих в битве волшебников. По приказу короля вдогонку бросился отряд конных рыцарей, но, пока те доскакали, кузница уже превратилась в груду горящих обломков, вокруг которых валялись опаленные тела подносчиков стрел, а гильдия магов была со всех сторон окружена драконами, плюющимися огнем и колотящими в окна и двери когтями и крыльями. Здание ходило ходуном под ударами их могучих тел, бронзовые карнизы и решетки на окнах раскалились докрасна, с трескающихся стен сыпались куски кирпича. Маги непрестанно бомбардировали врагов через разбитые окна ударными заклинаниями, но толку от этого было мало — черных драконов магия вообще не брала, а красных могли сразить лишь самые мощные чары, неизвестные почти никому в Мирхеме, кроме немногочисленных элементальских магов. Обычные же шары огня, холодные лучи и волшебные стрелы, летевшие из окон гильдии, лишь ненадолго отпугивали драконов, тут же вновь бросавшихся в атаку.

Увидев эту картину, Асрул со своими конниками тотчас же бросился на помощь, но внезапно наткнулся на невидимую упругую стену, не позволяющую приблизиться к зданию.

— Эй, в гильдии! — заорал король во всё горло, пытаясь перекричать рычание драконов. — Какого черта вы наложили это заклинание? Уберите немедленно!

Но стена не исчезла — маги то ли не слышали, то ли не хотели подчиняться. В отчаянии, что ничем не может помочь, Асрул с такой силой ударил шпорами своего коня, что тот, с истошным ржанием взвившись на дыбы, едва не выбросил его из седла.

И вдруг на месте, где стояла гильдия и кружились драконы, раздался сильнейший взрыв, разметавший куски стен во все стороны. Кони, прижав уши, отпрянули назад, а рыцари с удивлением увидели, как увесистые каменные обломки, отразившись от незримой преграды, полетели обратно к центру взрыва, не задев никого, кроме драконов. Несколько монстров упали на землю, оглушенные и ушибленные, еще один, тяжело пролетев с полуоторванным крылом несколько десятков метров, рухнул бездыханным прямо на развалины кузницы, а остальные в панике разлетелись.

Больше не сдерживаемые магической стеной, конники обступили контуженых драконов и добили их пиками. Больше на разгромленной площади делать было нечего, и Асрул повел воинов защищать главные городские ворота, в которые давно и безуспешно ломились нихонцы.

Выехав на окраину, он увидел, как мечники и копейщики яростно рубятся с большим отрядом троглодитов у проломленной крепостной стены. Срок действия заклинания непробиваемости закончился…

Возглавляемые Асрулом рыцари немедленно присоединились к схватке. Они понесли серьезные потери, но всё же одолели врагов, уничтожив около трети из них и заставив остальных отступить обратно за пределы города. В дыру рвались новые неприятельские отряды, но эрафийцы кое-как сдерживали натиск. Однако враги, воодушевившись первыми успехами, обрушили на город всю мощь своих катапульт и разрушительных заклинаний — видимо, поняли, что защищающая его магия больше не действует. Вскоре и в другом месте обвалился большой фрагмент стены, подняв в воздух огромные клубы пыли и погребя под собой и своих, и неприятельских воинов. А затем нихонцы вышибли ворота и неудержимой лавиной хлынули в город. Это был конец. Противостоять несметным вражеским полчищам не было никакой возможности — тем более что многие из мирхемцев уже полегли в схватках с нихонскими летунами. Дальнейшее походило уже не на битву, а на беспорядочную кровавую бойню. В воздухе было темно от дыма пожаров, на улицах вповалку лежали трупы эрафийских воинов, повсюду раздавались стоны раненых, драконий рев и злобный клекот гарпий. Могучие минотавры наповал сражали рыцарей здоровенными топорами, мантикоры, грузно приземляясь на залитые кровью мостовые, терзали людей зубами и когтями, чернокнижники швырялись взрывающимися сгустками энергии, разрушая здания и разнося в клочья сразу по нескольку человек. И всё-таки мирхемцы еще сопротивлялись, сопротивлялись со всем мужеством отчаяния, бесстрашно накидываясь на минотавров и троглодитов кто с мечами, кто с дубинами, а кто просто с кулаками. Из окон многих домов в захватчиков летели сверкающие молнии — очевидно, устроенные Тамаром курсы воздушной магии были всё-таки не совсем бесполезны. Сам же Тамар, перелетая с крыши на крышу, творил мощное заклинание, прежде неведомое эрафийцам. Он взмахивал руками — и с его пальцев россыпью срывались ослепительные искры, которые с шипением летели вниз, прожигая доспехи врагов и оставляя дымящиеся раны на их телах. Но изменить ход сражения не могла ни магия Тамара и его учеников, ни самоотверженность эрафийских воинов. Ряды мирхемцев редели с каждой минутой. Быстро заняв городские окраины, нихонцы теснили защитников к дворцовой площади.

Когда враги захватили уже почти весь город, а большинство воинов Асрула были перебиты, король приказал уцелевшим запереться во дворце, держаться там до последнего и живыми не сдаваться. Раздав лучникам стрелы из своего арсенала, он отправил их обстреливать подземцев из окон верхних этажей, а сам с несколькими десятками рыцарей остался в прихожей, готовый первым встретиться лицом к лицу с неприятелями. Снаружи слышались грозные крики нихонцев, сливающиеся в общий звериный вой. Помещение озарялось отсветами вражеских шаровых молний, стены вздрагивали от гулких ударов магических снарядов. Одно из заклинаний, угодив прямо во входную дверь, разнесло ее в щепки, и Асрул увидел зависшего над крыльцом Тамара. Почерневший от напряжения, со свирепо сверкающими глазами, элементаль то и дело надувал щеки и гневно тряс руками — и тогда на рвущихся во дворец подземцев налетал сокрушительный ураган, сбивающий с ног даже дюжих минотавров. Не в силах противостоять мощному воздушному потоку, враги кубарем катились через всю площадь, расшибаясь в кровь и теряя оружие. Поднявшись и отряхнувшись, нихонские воины вновь устремлялись к крыльцу здания — чтобы снова быть сметенными очередным порывом ветра.

Но тут к площади подъехал рослый смуглолицый всадник, по черной мантии и остроконечной шляпе которого можно было узнать чернокнижника. Нихонцы почтительно расступились перед ним. Колдун спешился, протянул вперед украшенный рубиновым навершием посох — и в сторону дворца полетел крутящийся призрачный шар, который угодил прямо в голову Тамара и взорвался, окутав всё вокруг дымной мглой. Ураган сразу же прекратился.

Когда дым рассеялся, Асрул увидел неподвижно лежащего Тамара с бесформенным месивом вместо головы.

— Тамар! — в отчаянии крикнул король.

Элементаль не отозвался. Тело его на глазах истаивало, уходя ввысь тонкой газообразной струйкой.

Сердце Асрула переполнилось гневом и скорбью. С душераздирающим воплем смертельно раненного зверя он обнажил меч и в одиночку бросился на толпу врагов, не обращая внимания на мелькающие перед его лицом секиры и копья. Очередной огненный шар, просвистевший совсем рядом, обжег руку и выбил из нее меч, но Асрулу было уже всё равно. Настигнув нихонского колдуна, убившего Тамара, он изо всех сил стиснул пальцы на горле врага. Сразу несколько мечей почти одновременно вонзились в спину королю; он упал, увлекая на землю хрипящего и извивающегося противника и продолжая душить его. И даже тогда, когда чернокнижник уже перестал подавать признаки жизни, истекающий кровью Асрул последним отчаянным усилием всё сжимал и сжимал жилистую вражью шею — до тех пор, пока на его затылок не обрушился тяжеленный топор минотавра.

Мутаре, телепортировавшись на недалекий пригорок, в отчаянии следила за сражением. Она чуть не плакала от ощущения собственной ничтожности, от своей неспособности хотя бы отчасти исправить то, что сама же и сотворила. Еще недавно всемогущая владычица, перед которой трепетал весь Антагарих, теперь она была вынуждена в бессилии наблюдать агонию отцовской родины, терзаясь запоздалым раскаянием. Больше всего ей хотелось быть сейчас там, в городе, быть одной из тех, кто проливает там кровь за свободу Эрафии, сражаться бок о бок с этими героями, искупая чудовищную вину перед народом отца. И, если и не спасти этот народ, то хотя бы разделить с ним его трагическую судьбу и лечь вместе со всеми в эту землю, казавшуюся ей сейчас дороже всего на свете. Но она не могла даже этого — городские стены, пусть и полуразрушенные, были непреодолимым препятствием для известных ей заклинаний телепортации. Оставалось лишь, изнывая от бессильной злости, стоять и смотреть на неравную битву с заранее предрешенным исходом. Мутаре проклинала себя за то, что начала эту войну, не послушав предостережений мудрого Аламара. Как же прав был учитель, когда утверждал, что она будет не рада разгрому Эрафии! Если б знала она тогда, смеясь над его словами, какая это нечеловеческая мука — видеть, как армия Деемера постепенно одолевает последних защитников эрафийской столицы, и не иметь возможности ничем помочь!

Сражение в основном уже переместилось внутрь города, и Мутаре не могла видеть, что там происходит, но догадаться об этом было несложно. Огромное численное превосходство нихонского войска не оставляло эрафийцам никаких шансов, но она, вопреки всему, всё еще продолжала надеяться непонятно на что. На какое-нибудь чудо, на то, что эрафийские боги все-таки услышат проникновенные молитвы старого монаха из западной пустыни и в последний момент придут на помощь своему народу. Знай Мутаре эти молитвы — сама бы сейчас обратилась к силам Света с отчаянным призывом спасти обреченное королевство. Но откуда ей было знать их, да и что ей вообще было известно о вере эрафийцев? Только почерпнутые когда-то из учебников темной религии пространные рассуждения о наивности и несостоятельности поклонения Свету, да еще услышанные от Деемера досадливые рассказы об ангелах, своим вмешательством в войну Восстановления защитивших Эрафию от неминуемого разгрома… Хоть бы и сейчас, что ли, эти могучие крылатые воины спустились с небес и обратили нихонцев в бегство! Мутаре не знала, что после Судного дня ангелов в Эрафии не осталось — во время катаклизма они навели магические порталы в иной уголок вселенной и до самого конца поддерживали их открытыми, ценой собственных жизней позволив спастись тысячам гибнущих людей…

И когда Мутаре стало окончательно ясно, что эрафийцам ничто уже не поможет, она простерла руки по направлению к городу и выкрикнула заклинание Армагеддона, вложив в него всю боль и ярость своей души. Многократно усиленное алмазной брошью на ее платье, заклинание получилось необыкновенно мощным. Могучее адское пламя низверглось с небес, накрыв собой и город, и его окрестности. В один момент всё вокруг превратилось в подобие преисподней, не было видно ни земли, ни неба — только огонь и дым, только треск пламени, грохот рушащихся строений и отчаянные крики сгорающих заживо. Жаркие огненные хлопья сыпались на плечи Мутаре, но она не замечала их. Дрожа всем телом, с горящими глазами и свирепо раздувающимися ноздрями, она вновь и вновь исступленно произносила заклинание — до хрипоты, до боли в груди и красных кругов перед глазами. И только почти исчерпав свои магические и душевные силы, Мутаре поняла, что давно уже тратит их впустую — в гигантском костре, полыхающем на месте Мирхема, и так уже не могло остаться ничего живого. Над руинами растерянно кружили лишь черные драконы, и видеть их было невыносимо. Мутаре достала Сферу Уязвимости, отломала и отшвырнула в сторону предохранительную крышку, подняла артефакт высоко над головой и, вдохнув поглубже, в последний раз прокричала Армагеддон. С дымного неба вновь обрушился огненный шквал, и драконы, вспыхнув пламенем, живыми факелами лихорадочно заметались в воздухе, один за другим падая вниз. Но Мутаре уже не видела этого. Объятая пламенем, она с воплями каталась по земле, корчась в жестокой предсмертной агонии. А с неба с шипением сыпались последние искры затухающего Армагеддона — на нее, на испепеленную землю и на пылающие развалины города, еще полчаса назад бывшего столицей Эрафии.