Чаша полная огня (гет)

В старой красной телефонной будке с треснутыми стёклами и разводами краски от чьих-то неумелых граффити было тесно, душно и терпко пахло аммиаком. Роуз закрыла за собой дребезжащую ржавую дверь и сняла трубку. Над серым телефонным аппаратом с несколькими сожженными кнопками были расклеены старые цветастые объявления, с которых на Роуз глядели полуобнаженные девицы в самых нескромных позах и предлагали свои самые нескромные услуги. Под фотографиями обнаруживались затёртые телефонные номера и адреса электронных ящиков. Объявления эти здесь были, сколько Роуз себя помнила, и эти юные девушки уже должны были превратиться в зрелых женщин и, возможно, оставить своё постыдное ремесло. Когда Роуз в детстве ходила в Министерство с родителями, те прикрывали ей глаза рукой, но она всё равно подсматривала сквозь щёлочку между пальцами. Особенно ей запомнилась одна женщина, совершенно голая, чьи причинные места закрывали кокетливые розовые звездочки. Кто-то попытался оторвать ей голову, но не закончил начатого, и теперь эта бесстыдница висела с надорванной шеей, чем напоминала Роуз Почти Безголового Ника. Если б сэр Николас знал, с кем его сравнивают, он, наверно, умер бы заново. Очень многих смущали эти картинки у главного входа в британское Министерство Магии, но поделать с ними ничего было нельзя: хотя объявления были маггловские, какой-то затейник-волшебник наложил на них заклятие вечного приклеивания. Теперь оставалось лишь ждать, когда магглы спохватятся и отправят уже на помойку устаревшую, разбитую и не нужную им телефонную будку.

Роуз бросила монеты в монетоприёмник и попыталась набрать нужный номер «62442», но кнопка с цифрой «4» была сломана, держалась на какой-то неизвестной магии и срабатывала часто лишь с третьего по счёту нажатия. Но в этот раз Роуз переусердствовала, едва не сломала ноготь, вжимая кнопку в аппарат до упора, и вместо двух четверок набрала все три, и непрерывный сигнал в трубке сменился прерывистыми гудками. Пошёл вызов по какому-то неизвестному номеру, а кнопка сброса отсутствовала совсем: на её месте зияла дыра с опалёнными зажигалкой краями. Прежде, чем Роуз сообразила повесить трубку, на другом конце провода раздался грубый мужской голос:

— Алло!

— Аллё, — робко отозвалась Роуз.

— Ты как сюда позвонила, аллё? — с вызовом спросил её собеседник. Ей живо представился огромный шкафоподобный человек, почти великан, с огромными ручищами и сломанными ушами бывшего боксёра. Ей стало не по себе.

— Ммм… по телефону…

— Я телефон двенадцать лет назад отключил!

— Видимо, не до конца.

— Я все провода перерезал, телефон двенадцать лет в подвале лежал! Как ты на него позвонила? Немедленно отвечай! — рявкнул неизвестный так громко, что Роуз вздрогнула и отдёрнула трубку от уха. Вдруг где-то вдалеке, прерываясь из-за помех, послышался звонкий женский голосок:

— Стиви, с кем ты там разговариваешь?

— Сам с собой, моя золотая! Сам с собой! — нежно ответил грубиян и бросил трубку. Роуз ещё несколько секунд послушала короткие гудки, а затем в голос расхохоталась над тем абсурдом, что только что произошел. Женщина с надорванной шеей, казалось, смеялась вместе с ней.

— Надеюсь, этот маггл не уедет в психушку после таких звонков, — сказала ей Роуз. — Хотя нервы ему бы следовало подлечить.

Она повесила трубку, сняла её заново, опять бросила монеты, всё-таки набрала правильный номер и услышала желанное:

— Добро пожаловать в Министерство Магии! Представьтесь и назовите цель визита.

— Роуз Грейнджер-Уизли. Деловой визит.

Звякнул невидимый колокольчик, пол под ногами Роуз дрогнул, заставив её подпрыгнуть, и внутренняя часть будки вместе с телефоном и развратными объявлениями поползла вниз по невидимой магглам шахте, оставив наверху лишь пустой красный остов. За грязным стеклом минули серые слои асфальта, металлические бока канализационных труб и даже стена слишком близко подобравшейся к Министерству новой ветки метро. Когда, наконец, будка опустилась так глубоко, что даже грохочущие поезда подземки оказались где-то вверху, распахнулась стеклянная дверь, и Роуз открылся залитый светом Атриум.

Было утро понедельника, и поток министерских клерков и таких же посетителей, как Роуз, напоминал течение бурной реки. Вспыхивали зелёным пламенем камины, над головами быстрыми стайками кружили разноцветные конверты и бумажные самолётики, сквозь гул толпы можно было услышать звонки лифтов, предложения купить свежий номер «Пророка» или записаться на курсы молодого журналиста, которые вела блистательная Рита Скитер. Все вокруг куда-то спешили, куда-то опаздывали, бесцеремонно расталкивая в стороны всех, кто посмел зазеваться или, как Роуз, идти медленнее остальных. Её слабые ноги не позволяли ей торопиться, а плохонькие лёгкие всегда напоминали о том, что ко всему в жизни нужно подходить спокойно и с юмором, иначе недолго и задохнуться под натиском проблем. Из-за этого она получила несколько пинков и ощутимых тычков от нетерпеливых посетителей Атриума, но и на это постаралась не обращать внимания. Не впервой.

Доковыляв до стойки дежурного мага, она отстояла короткую очередь и подала свою палочку на проверку, но сидевший за стойкой молодой волшебник с бесцветным уставшим лицом на неё даже не взглянул.

— Я вас узнал, проходите.

— Хм, — недовольно нахмурилась Роуз. — А если я — это не я? Вдруг я — это какой-нибудь тёмный волшебник под оборотным зельем? Очень безответственный подход!

Дежурный поднял на неё свои тёмные глаза, и Роуз отпрянула. Его взгляд был полон какой-то горечи и ненависти, но ненависти не к ней лично, а ко всему миру. Так же он глядел на остальных людей в очереди, на своё рабочее место и, Роуз была в этом уверена, на своё отражение в зеркале смотрел с ничуть ни меньшим отвращением.

— Какая зарплата, — выдал он, наконец, — такой и подход. Не задерживайте очередь.

Роуз недовольно посмотрела на дежурного и убрала палочку в карман юбки. Она вполне могла пожаловаться на него матери, а та бы быстро его прижучила, но не в характере Роуз было писать доносы. К тому же ей казалось, что этот человек и без того был изрядно наказан жизнью. Как и все здесь. Древние магглы, сочиняя свои религии, помещали Ад в глубокие подземелья. Роуз теперь видела в этом какую-то глупую иронию. Атриум же вполне сошёл бы за адский котёл с несчастными душами, не хватало только кипящего масла. Желательно, прогорклого, чтоб с душком.

Поморщившись уже от собственных мыслей, которые в последнее время постоянно сводились к чему-то мрачному и неприятному, она подошла к фонтану, над которым возвышались золотые статуи волшебников, гоблина, кентавра и домового эльфа, и начала шарить по карманам юбки и джинсовой куртки в поисках мелочи. Набрав горсть монет, Роуз бросила её в воду и уже запоздало заметила, что вместе с мелкими кнатами, сиклями и маггловскими фунтами на дно фонтана скользнул целый золотой галлеон. Все пожертвования из этого фонтана шли больнице Св. Мунго, и уж кому, как не Роуз, было желать ей процветания. Для неё это был не выброс денег на ветер, а вложение в собственное будущее. Но галлеон было жалко. Жадной Роуз себя не считала, но в этот раз почувствовала прикосновение холодных зелёных лапок к своей шее. Ещё раз взглянув на мерцавшую под водой золотую монету, Роуз побрела к лифтам. На одном из нижних ярусов Министерства Магии в своём кабинете её ожидал дядя Гарри, чтобы провести заключительный серьёзный разговор перед её отправлением в Болгарию, до которого оставалось буквально несколько часов. Роуз очень долго ждала этого дня, но ей совершенно не нравилось, как он начинался.

Кабинет начальника аврората Гарри Поттера находился на втором уровне министерских подземелий, и вёл к нему пугающе узкий изогнутый коридор, завершающийся тупиком со старинным гобеленом, с которого на посетителей строго глядел своим волшебным глазом вышитый в полный рост Аластор Грюм. От взгляда этого, буквально просвечивающего насквозь, быстро становилось не по себе, и Роуз поспешила открыть дубовую дверь и скользнула в маленькую комнатку перед дядиным кабинетом. Там за рабочим столом с кипой бумаг сидела секретарша мистера Поттера — беловолосая пожилая женщина по имени Айрис, и что-то подписывала, пока стоявшая перед ней печатная машинка сама по себе набирала какой-то текст. Когда Роуз закрыла за собой дверь, Айрис взглянула на неё и, даже не поздоровавшись, сухим голосом отчеканила:

— Мистер Поттер занят.

Роуз поглядела на дверь, за которой был кабинет дяди: она была чуть приоткрыта, и сквозь щель на устланный ковром пол падала полоска света.

— Тогда я подожду, — ответила Роуз и без спроса села на узкую кушетку у широкого окна, за которым раскинулся цветущий вишнёвый сад. Деревья стояли белые, как в снегу, и их нещадно трепал порывистый весенний ветер. По подоконнику скакали коричневые воробьи и желтогрудые синички. Они были до того реальными, что хотелось приоткрыть окно и впустить их в эту затхлую неуютную комнатку. Но Роуз знала, что это всего лишь колдовство и за стеклом на самом деле нет ничего, кроме ободранной кирпичной стены.

— Кругом обман, — пожаловалась она Айрис, продолжая следить за птицами. Айрис тяжело вздохнула в ответ и продолжила скрипеть пером по пергаменту. Законченный документ вылетел из печатной машинки, сам сложился в самолётик и выскочил в круглое отверстие в потолке прямо над столом Айрис.

— Вот, держи! — услышала Роуз раздраженный голос дяди Гарри и повернулась к двери. — Печать, подпись, дата. Я ещё сотню таких нарисую, если это их расшевелит!

Айрис тоже внимательно посмотрела на дверь, а затем повернулась к Роуз и, прищурившись, прошипела:

— Наверно, мне не стоит позволять вам подслушивать разговоры моего начальника, — она поджала свои алые губы, похожие на кривоватый росчерк пера, — но, боюсь, вы начнёте спорить, а у меня совершенно нет на это времени.

Роуз в ответ на это только усмехнулась, встала и подошла ближе к двери. Айрис сделала вид, что не заметила этого и вставила в машинку чистый лист бумаги. Снова громко застучали клавиши.

— Мистер Поттер, я понимаю ваше нетерпение, но… — раздался другой, незнакомый Роуз голос.

— Что «но»? Какое здесь может быть «но»?

— Остальные члены Визенгамота не разделяют вашей уверенности в том, что подозреваемый лжёт, — голос собеседника дяди Гарри был мягкий, учтивый, немного лебезящий, и слова его лились, как музыка. Голос идеального конторского служащего. Так разговаривал дядя Перси.

— Мне кажется, что остальные члены Визенгамота тронулись умом, потому что поверить в его бредни может только сумасшедший! — горячо выпалил дядя Гарри, на что получил удивительно спокойный ответ:

— Я считаю, что вы чересчур категоричны. Я вас глубоко уважаю, — на этом моменте Роуз заметила, как Айрис раздраженно закатила глаза и брезгливо поморщилась, будто учуяла какую-то вонь прямо под носом, — но ваши коллеги тоже люди опытные. Я уверен, у них есть основания верить показаниям мистера Вуковича.

— Это не показания, а бред сивой кобылы.

— Я вас понимаю…, — снова начал человек с елейным голосом, но дядя Гарри его бесцеремонно перебил.

— Мне не нужно твое понимание, Хейз. Ты лучше скажи, кто тебя подрядил меня отговаривать.

— Я выражаю позицию подавляющего большинства членов Визенгамота.

— Складно говоришь, — заключил Гарри. — Вот только ты теряешь время. Я ни от тебя, ни от них просто так не отстану. Чтоб завтра утром разрешение на использование сыворотки правды лежало у меня на столе!

— Мистер Поттер…

— И вот когда Вукович под действием сыворотки скажет всё то же самое, что говорил до этого, — вкрадчивым голосом продолжал дядя Гарри. — И про то, что у него нет сообщников, и про то, что он за себя не отвечает, и про три личности у него в голове, которые заставляли его всё это делать. Вот когда он это повторит под сывороткой, тогда я поверю и извинюсь перед Визенгамотом и тобой лично, Хейз.

— Мне кажется, вы усложняете и без того сложное дело.

— А мне кажется, что я не спрашивал твоего мнения. Не пререкайся, а делай, что говорят! — резко повысил голос Гарри.

— Не нужно на мне срываться, мистер Поттер, — твёрдо ответил ему Хейз. — Высказывайте своё недовольство тем, кто ввёл запрет на свободное использование сыворотки, а я тут не причём. Я вас услышал и сделаю всё возможное, чтобы исполнить ваше поручение, но впредь прошу мне не грубить.

— Если ты будешь нормально выполнять свою работу, Хейз, я с тобой стихами буду разговаривать. Бери бумаги и без разрешения со всеми подписями и печатями не возвращайся!

Дверь шумно распахнулась, и из кабинета выскочил Хейз — неопределенного возраста мужчина с вытянутым, будто сплющенным лицом, и зализанными назад жиденькими волосами. Он едва не сбил Роуз с ног, случайно ударив её по бедру тяжёлым дипломатом, но вместо извинений лишь бросил на неё рассерженный взгляд и исчез в коридоре. Айрис лёгким движением палочки захлопнула за ним дверь.

— Какие все сегодня грубые, — безадресно возмутилась Роуз, потирая саднившее бедро и колено через ткань. Кто-то другой, может, и не заметил бы этого удара, а вот Роуз точно не могла обойтись без синяков. Глядя на закрытые юбкой ноги, она уже знала, что увидит, когда придёт домой и разденется: бесформенные фиолетовые кляксы на синеватой коже.

— Это всё из-за вспышек на Солнце, — невозмутимо отметила Айрис и вернулась к своим делам.

В дверном проёме появился дядя Гарри, растрёпанный, с небрежной щетиной на щеках, синими кругами под глазами и распущенным у горла галстуком. Он молча посмотрел на Роуз и одним кивком головы пригласил в свой кабинет.

— Айрис, — обратился он к секретарше, — для всех я умер.

— А если они потребуют вас воскресить?

— Значит, я уже разложился и кормлю червей. Всё! — Роуз скользнула в кабинет, и дядя Гарри захлопнул за ними дверь, а затем начал по очереди закрывать один зачарованный замок за другим. Тикая, как часы, поворачивались золотые шестеренки и защелкивались маленькие, казавшиеся хлипкими щеколды.

— Значит, эта дверь всё-таки закрывается, — улыбнулась Роуз и получила в ответ мрачный и задумчивый взгляд дядя.

— Запомни, Роуз, — сказал он, когда щёлкнула последняя задвижка, — если ты что-то услышала, значит, кому-то это было нужно.

— Глубокомысленно, — без тени улыбки хмыкнула она. — А зачем мне было это слышать? Чтобы сказать маме, что её гуманистические инициативы здорово портят вам жизнь?

— О, — махнул рукой дядя Гарри, — я сам говорил ей это тысячу раз. Мне просто хотелось донести до тебя довольно важную информацию.

— Вы могли просто рассказать.

— Ну-у, — он поднял глаза к потолку, что-то прикидывая в уме, — это было бы непрофессионально. А так я как будто не при чем.

Роуз сначала широко улыбнулась, а затем не выдержала и прыснула от смеха. Дядя Гарри тоже улыбнулся, поправил очки и жестом пригласил Роуз присесть. Она села на маленькую табуретку у дядиного рабочего стола, ещё тёплую после Хейза, а сам дядя плюхнулся в своё кресло.

— Вообще-то я просто не видел смысла закрывать дверь. Никаких секретов, все и так судачат о том, что я помешался на этих контрабандистах, гоняюсь за призраками и не даю закрыть дело, в котором всё очевидно и убийца — дворецкий.

— Очевидно? — удивлённо переспросила Роуз. — Мне кажется, Хейз сказал, что дело сложное.

— Поверь мне, он оговорился, — на лице дяди появилась невесёлая ухмылка. — Его задачей наоборот было уговаривать меня сдать назад, говорить, как всё просто и какой я зануда, мешаю следствию.

— А кто поставил ему эту задачу? — лукаво прищурилась Роуз.

— Не знаю… — тяжело выдохнул он и закрыл свои глаза, такие же красные, как и кончик его носа. Дядя Гарри сделал несколько глубоких вдохов и выдохов с закрытыми глазами, и казалось, что он вот-вот заснёт. Роуз оставалось только гадать, глядя на его усталое небритое лицо, как он умудряется работать на износ, пить и при этом совершенно не спать. Он с трудом разлепил веки. — Если б я знал, жизнь была бы гораздо проще. Никого не хочется обвинять голословно, а из доказательств у меня только мои догадки. Я привык верить интуиции, но мне так часто говорили, что я параноик, что я уже начинаю сам в себе сомневаться.

— Не верьте им. Делайте, что считаете нужным.

— Делаю, — хмыкнул дядя Гарри. — И медленно погружаюсь в бездну безумия.

— Когда вы последний раз спали? — обеспокоенно взглянула на него Роуз. Пурпурные круги под дядиными глазами достигали пугающих размеров.

— Надо спросить у Айрис, — он взъерошил свои сальные волосы. — Она ведёт мое расписание.

— Я серьёзно!

— Всё, что происходит в этих стенах, Роуз, — одёрнул её Гарри, резко встал из-за стола и тёмной тенью навис над племянницей, строго глядя на неё сверху вниз, — серьёзно.

— Вот и я подумала, — кивнула Роуз, — что вы пригласили меня сюда для серьёзного разговора.

Дядя Гарри обошёл стол и направился в угол кабинета, где стоял высокий двустворчатый шкаф, весь оплетённый железной лозой с редкими виноградными листиками из тончайшего металла. Дядя коснулся палочкой одного листа, и веточки мгновенно пришли в движение, потянулись в разные стороны, освобождая от своих оков дверцы шкафа. Роуз, заворожённая этим зрелищем, даже приподнялась на стуле, глядя, как тонкие лозины сплетаются и закручиваются в толстые жгуты. Наконец, дядя прикоснулся к золочёной ручке, и дверцы распахнулись. Из шкафа полился голубоватый свет.

— Подойди, — позвал дядя, не поворачиваясь к Роуз. Ей пришлось нехотя подняться, с заметным усилием разгибая задеревеневшие колени. Пока она, чуть прихрамывая, медленно шагала к дяде, из шкафа выплыло плоское серебряное блюдо, по поверхности которого была разлита светящаяся синяя вода, и остановилось посреди кабинета. Роуз склонилась над блюдом и заметила в воде своё отражение — тёмную, искажённую рябью тень. Хотя блюдо было совершенно плоским, оно скрывало невероятную глубину, и Роуз сколько не всматривалась в синюю бездну, так и не увидела дна. Лишь мерцали то тут, то там серебряные нити.

— Это же… — начала она, не в силах оторвать глаз от воды.

— Омут памяти, — подтвердил её догадки дядя Гарри.

— Выглядит очень… минималистично, — оценила Роуз и заглянула под висящее в воздухе блюдо, но не увидела ничего, кроме дядиных ног в затёртых твидовых штанах. Блюдо было тонкое, как лист бумаги, но внутри него спрятался бездонный колодец. — Очень искусная магия.

— Это не моё. Это от Министерства. Мне подарили. За выслугу лет, — мямлил дядя Гарри, будто извиняющийся за то, что ему принадлежит такая бесценная вещь. — Двадцать лет на службе.

— Сколько я живу, столько вы и работаете, — усмехнулась Роуз. Дядя почесал голову.

— В этой должности — да. Ну так о чём это мы!

Гарри сунул руку в карман пиджака и вытащил на свет два крошечных стеклянных пузырька. В одном светился серебром то ли газ, то ли жидкость, другой же был наполнен белыми кристаллами, похожими на простую соль.

— Это воспоминание о допросах Вуковича и его сообщника Ломича, — Гарри откупорил пузырёк с серебристым газом и опрокинул над блюдом. Соприкоснувшись с воспоминанием, синяя вода вмиг посерела, загустела и стала похожа на жидкий металл. — Но по-английски ни тот, ни другой не говорят, поэтому пришлось делать перевод.

Дядя открыл второй пузырёк и высыпал «соль» на блюдо. По поверхности пошли круги.

— Перевод с какого языка?

— Черногорского. По-английски ни один из них и слова выдавить не может. А сбывали они своё добро здесь, в Британии. Что наводит на мысли…

— О сообщниках? — догадалась Роуз. — Здесь, в Англии, у них есть сообщники?

Дядя пожал плечами и опустил взгляд в Омут. Его красные глаза, спрятанные за поблёскивающими круглыми линзами, за чем-то внимательно следили. Он что-то видел. Роуз же видела только серебряную непрозрачную жижу, похожую на зеркало, которое ничего не отражало.

— Может быть, не только в Англии. Но и там, в Черногории. Или ещё где. Поэтому я и позвал тебя, Роуз. Я, конечно, может, зря паникую, и все эти дела никак между собой не связаны. Это контрабандисты, которые свозили в Британию некроартефакты. Это ещё не доказательство, но…

— Некроартефакты? — не поняла Роуз, но уже успела здорово напрячься.

— Не некромантические, — поспешил успокоить её дядя Гарри. — Это другое. Я говорю про артефакты, которые хоронят вместе с умершими волшебниками. Многие из них «умирают» вместе с хозяевами и становятся совершенно бесполезными. Волшебные палочки, например, часто после смерти хозяев содержат не больше магии, чем обычная валяющаяся в поле ветка. Но некоторые вещи, полежав некоторое время в могиле рядом с мёртвым телом, будто обретают новую жизнь. Это очень тёмная магия. От таких вещей не следует ждать ничего хорошего.

— Но, чтобы их достать, надо сначала вскрыть могилу, верно?

Дядя кивнул.

— Но ведь могилы волшебников опечатываются защитными заклинаниями и талисманами. Не так уж и просто вскрыть даже одну могилу, а уж чтобы поставить это дело на поток…

— Да, это требует сноровки. Я бы сказал, — дядя указательным пальцем провёл по спинке носа, надвигая сползшие очки на место, — предрасположенности. Требуется ум, обширные знания в довольно специфических областях, а также нехилая магическая сила. А эти двое, должен сказать, не производят впечатления людей настолько развитых. Оттого становится интереснее, — дядины глаза озорно сверкнули. — Вот только Визенгамот уже всё решил. Виновны Вукович и Ломич и всё тут! Но я их додавлю. А тебя… тебя я просто предупреждаю. Всякое может быть.

Роуз с нетерпением снова глянула в серебряную жижу. Никогда прежде ей не приходилось пользоваться Омутом Памяти. Она только видела его со стороны — большую каменную чашу, богато украшенную фигурной резьбой и древними загадочными символами. Но даже со стороны она никогда не видела, как им пользуются, и этот процесс, о котором она только слышала из дядиных разговоров и старых книг, всегда вызывал в ней живейший интерес и будоражил воображение. Она пыталась понять это своими силами, но нельзя, ни в коем случае нельзя было понять эту странную магию, не попробовав самой. И вот теперь ей представилась эта возможность.

— Это всё слова, — тряхнул головой дядя, будто отгоняя от себя какую-то назойливую мысль. — Лучше тебе увидеть всё своими глазами.

Роуз едва ли не задрожала от нетерпения и в предвкушении потёрла руки. Дядя нагнулся и опустил лицо в расплавленное серебро. Роуз сделала глубокий вдох, как перед нырком, и тоже опустила голову в Омут. Она держала глаза раскрытыми, но ничего, кроме серого тумана, не видела. Её слабые лёгкие долго задерживать дыхание не могли, скоро в груди закололо, и ей пришлось раскрыть рот, чтобы сделать рефлекторный вдох. Роуз боялась, что сейчас ей в горло хлынет вода или какой-нибудь удушливый газ, но вместо него Роуз вдохнула воздух, самый обычный, немного пахнущий подвальной сыростью.

Вдруг пространство вокруг неё стало стремительно меняться, она резко распрямилась и увидела, как сквозь облака серого тумана стали проглядывать неясные силуэты, которые с каждой секундой всё больше и больше очерчивались, становились чётче, ярче, и уже скоро Роуз очутилась в светлом холодном помещении. Всё вокруг было бело, и у неё даже слегка закружилась голова, потому что она не могла понять, где верх, где низ, где право, где лево. Но потом, когда глаза привыкли, она увидела, что находится в идеально круглой комнате с белоснежными стенами, белым потолком, матовым белым полом, до того чистым, будто никто никогда в жизни по нему не ходил. В центре круга стоял стул (также белый) и на нём сидел человек, тоже сливавшийся с комнатой из-за нацепленного на него белого балахона.

Роуз сделала шаг вперёд и вгляделась в лицо человека. Это был мужчина совершенно неопределённого возраста, ему могло быть и тридцать, и пятьдесят. Его желтоватое тощее лицо было испещрено глубокими морщинами, в которых, кажется, залегла пыль, грязные светлые волосы слиплись в сосульки и налипли на виски и щёки, покрытые клочковатой бородой. Он был весь сухой, сморщенный, истрёпанный, но не производил впечатление старого человека. Скорее, человека, сильно избитого жизнью. Его тело было истощено, но живые тёмные глаза, быстро озиравшиеся по комнате, выдавали, как много энергии спрятано в этом человеке. Он пытался зацепиться за что-то взглядом, но смотреть было совершенно не на что. Всё было одинаково белым, без острых углов и пятен. Не на чем было сосредоточиться, кроме тёмной, почти чёрной фигуры в углу, всё ещё скрытой клочками серого тумана.

— Перед тобой Милош Вукович, — раздался прямо над ухом голос дяди Гарри. Он стоял почти вплотную к Роуз, но почему-то она до последнего не замечала его. — Он обвиняется в контрабанде, но разграбление могил мы… я не могу ему инкриминировать. Я могу ошибаться, но он не кажется мне человеком, способным на такую магию.

Роуз поглядела на обвиняемого ещё раз и попыталась узнать хоть что-нибудь об этом человеке по его внешности. Ясным было только то, что с ним не очень хорошо обращались в тюрьме. Был ли он искусным колдуном или же просто ушлым пройдохой оставалось для Роуз неясным.

— Мистер Вукович! — вновь зазвенел голос дяди, но в этот раз из совершенно другой части комнаты. Роуз инстинктивно повернула туда голову и вдруг увидела дядю Гарри. Это он, одетый в угольно-чёрную мантию, стоял, закрытый туманом. Теперь он вышел вперёд, и туман окончательно рассеялся. Роуз снова повернулась и увидела дядю Гарри рядом с собой, всё в той же рубашке, пиджаке и с распущенным галстуком. Их было двое в одном помещении, и ни один из них не видел второго. Нет, конечно, тот Гарри, что стоял рядом с Роуз, знал о себе втором, но не смотрел на него, словно не замечал. Всё его внимание было сосредоточено на Вуковиче. Он буравил его пристальным взглядом прищуренных глаз, будто пытался разглядеть детали, которые упустил в прошлом.

Вукович открыл рот, и из него вылетели слова, но Роуз их не услышала. Вместо них прямо у неё в голове зазвучал голос некой женщины. От неожиданности Роуз дёрнулась. Странно было слышать в своём мозгу не себя.

— Здравствуйте, мистер Поттер, — сказала женщина. Роуз поняла, что это и был перевод воспоминания. На жёлтом лице Вуковича появилась неприятная ухмылка.

— Я вижу, вы в хорошем настроении, — без эмоций в голосе отметил дядя, тот, что стоял прямо перед Вуковичем и приковывал к себе взгляд своей чёрной мантией. — Надеюсь, наш разговор будет продуктивным.

Вукович снова зашевелил губами, и Роуз услышала:

— Я, если честно, не очень понимаю, что вы хотите от меня услышать. В наши предыдущие встречи я рассказал вам всё, что мог.

— Я надеялся, что вы хорошо подумаете. Может быть, тишина и уединение помогут вам вспомнить что-то, наведёт на какие-то мысли.

— Боюсь, что нет, мистер Поттер.

— Жаль. Потому что в вашем, хм, напарнике произошла разительная перемена с нашего последнего разговора.

Возможно, дядя Гарри ждал, что Вукович испугается, но ни одна мышца на его лице не дрогнула.

— А мне по-прежнему нечего вам сказать. Я, в отличие от Небойши, не способен вспомнить то, чего никогда не было.

— А с чего вы взяли, что он говорил о том, чего никогда не было?

Вукович задумался и посмотрел дяде прямо в глаза.

«Ошибка» — подумала про себя Роуз. Она ничего не знала точно, к курсу легилименции её не допустили, но она хорошо знала дядю Гарри, и какое-то внутреннее чутьё говорило ей, что нельзя смотреть ему глаза в глаза. Гарри Поттер умел и знал гораздо больше, чем говорил.

— С того, что Небойша любитель небылиц, — ответил Вукович. — Иногда такие сказки говорит, заслушаешься. Вам бы проверить его с сывороткой правды, а уже потом донимать меня бессмысленными расспросами.

— Как раз с сывороткой правды он нам всё и рассказал, — сказал на это дядя, сцепив руки за спиной. Блефовал.

— Если так, то вам всё уже известно, — пожал плечами Вукович и расслабленно вытянул ноги, — не хочу тратить силы на пустую болтовню. Ничего нового я вам не скажу.

— Вы даже не спросите, что именно нам сказал мистер Ломич?

— Правду, наверно. Вы ведь её и хотели.

Вдруг прямо перед лицом Роуз поднялась штормовая волна то ли песка, то ли пыли, накрыла её и стоявшего рядом дядю Гарри с головой и ослепила на несколько мгновений. Когда зрение возвратилось, Роуз увидела всё ту же комнату с белыми стенами, и Гарри Поттеров по-прежнему было двое. Сменился только допрашиваемый на стуле.

— Это Ломич? — спросила Роуз у стоявшего рядом с ней дяди Гарри. Тот кивнул.

— Небойша Ломич.

Человек, сидевший на белом стуле, был почти полной противоположностью Вуковича. Это был ещё по сути мальчик. Может, он был ровесником Роуз, но скорее гораздо младше. Он был очень маленького роста, бледный, с коротко стриженными тёмными волосами, чистым, без следа растительности лицом и открытыми испуганными щенячьими глазами. Роуз бы даже не удивилась, если б он вдруг заскулил.

— Здравствуйте, мистер Поттер, — сипло пролепетал Ломич, и Роуз заметила, что голос в её голове начал не просто передавать слова, но и перенимать интонации, стал ниже и зазвучал по-мужски.

Гарри Поттер, одетый в ту же самую чёрную мантию, что и в прошлом воспоминании, подошёл к узнику ближе на несколько шагов. От Вуковича он держался на расстоянии. Ломич, почувствовав эту близость, спрятал глаза, весь сжался и стал как будто ещё меньше, чем был.

— Здравствуйте, мистер Ломич, — в качестве приветствия Гарри кивнул. — Мне доложили, что вы хотели нам что-то сообщить. Вы что-то вспомнили?

— Не вспомнил, — Ломич тряхнул головой. — Это просто мысли в моей голове. Картинки. Иногда они возникают и показывают мне что-то.

Гарри нахмурился.

— Что?

— Всякое. Но с каждым разом всё меньше. Вчера, например, я вдруг увидел себя в горах. Было очень холодно, но очень красиво. Всё в снегу, и солнце было такое красное-красное. Я не могу объяснить. Это нужно видеть самому.

Роуз посмотрела на лицо Гарри: он пытался поймать взгляд Ломича, но тот всякий раз ускользал. Потом повернулась к своему дяде Гарри. На его лице было грустное, будто сожалеющее выражение.

— Что за горы? — спросил другой Гарри.

— Не знаю. Просто горы. Не могу сказать, какие.

— И что же было в этих горах?

— Я там был.

— Один? — терпеливо уточнил Гарри.

— Нет.

— А с кем?

— Не помню.

— Неужели вы помните только горы? Только из-за них вы вызвали меня на разговор?

— Я не помню, с кем я был. Может, если увижу лица, то узнаю, а так не скажу.

Гарри поднял руку и прямо из воздуха, как фокусник, вытянул фотографию и подал её Ломичу.

— Этого человека вы узнаёте?

— Да, конечно, это Милош. Его помню, он был со мной в горах.

— Уже хорошо, — кивнул Гарри, забрал фото, и оно вновь растворилось в воздухе. — И что же вы там делали вдвоём?

— Мы были не вдвоём.

Гарри пытливо вгляделся в лицо молодого контрабандиста, снова пытаясь заглянуть ему в глаза.

— А сколько же вас там было?

— Больше, чем двое. Там был кто-то ещё. Я помню, он кричал: «Уносите ноги, пока я сам вас не убил!».

Ломич приложил правую руку к груди, сжал ладонь в кулак, будто взялся за какой-то невидимый амулет, резким движением сдёрнул его с шеи и бросил на пол. Роуз ничего не поняла, а Гарри Поттер, проследивший за этим странным жестом, лишь многозначительно протянул:

— А-а! — он по привычке попытался сунуть руки в карманы, но в министерских мантиях карманов не было. — Значит, кто-то пытался вас убить? И кто-то сказал вам бежать. Хм, — он взъерошил волосы, — значит, вас там было минимум четверо.

— Наверно, — пожал плечами Ломич. — И ещё я помню, что там была женщина.

— Какая женщина? — напрягся Гарри.

— Не знаю. Белая женщина.

— Белая? Ты имеешь в виду цвет кожи или что-то ещё?

— Не знаю, — снова сказал Ломич. — Я просто запомнил, что она была белая. А что это значит я не помню. Я её саму не помню. Я просто знаю, что она была рядом, когда это всё происходило. Как будто смотрела со стороны.

Тут вдруг Ломич со сдавленным стоном обхватил голову обеими руками и склонился, уткнувшись лбом в колени. Гарри Поттер сделал ещё один шаг к нему, встал на одно колено и положил ему руку на плечо.

— Ну-ну.

Ломич приподнял голову, и, наконец, их с дядей Гарри взгляды встретились. Гарри пару секунд неотрывно смотрел Небойше в глаза, затем приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но всё же решил промолчать. Небойша шмыгнул носом.

— Пора заканчивать, — сказал Гарри. — Вам уже пора отдыхать, да и у меня осталось мало времени, — он коснулся пальцем уха, в котором Роуз заметила что-то маленькое и чёрное.

Небойша кивнул.

— Только, пока мы с вами не разошлись и у меня не кончился завод, я хочу задать вам ещё один вопрос.

Небойша снова кивнул.

— Почему вы так открыто и честно всё рассказываете?

— Потому что я хочу, чтобы вы всё это сохранили. Потому что это то, что у меня сейчас есть, и я скоро это потеряю. А вы это запишете и сохраните. Вы ведь записываете?

— Конечно, — ответил ему Гарри и постучал пальцем по своему виску, — вот сюда я всё и записываю.

— Это ненадёжное хранилище, — Небойша покачал головой. — Оттуда всё можно выжечь, соскоблить, как со старого пергамента.

Дядя Гарри скривил рот. Казалось, что он пытался улыбнуться, но у него ничего не вышло. Он встал, распрямился и, ещё раз похлопав Ломича по плечу развернулся.

— Доктор Вранич, — позвал он. В комнате появилась женщина в жёлтом халате.

— Да, мистер Поттер, — отозвалась она, и Роуз поняла, что именно этот голос звучал у неё в голове и переводил слова Вуковича и Ломича. Тут же вновь поднялась волна пыли, но в этот раз Роуз почувствовала, как какая-то невиданная сила потащила её вверх и вытолкнула из Омута. Роуз отшатнулась, начала хватать ртом воздух, как вынырнувший из воды утопающий, потеряла равновесие, упала на спину и ударилась копчиком. Будто электрический разряд пронзил Роуз снизу-вверх по позвоночнику и ударил прямо в мозг. В глазах замерцало, а из носа потекло.

— Роуз! — всполошился дядя Гарри и тут же подбежал к ней. Она без движения лежала на полу и рассматривала росписи на потолке. — Роуз, ты в порядке? Тебе больно?

— Нет, — прогнусавила она, чувствуя, как у неё уже течёт по губам. Кулачком она вытерла рот и посмотрела на свою руку: это была не кровь. Роуз облегчённо выдохнула и попыталась встать. Сразу не получилось.

— Не можешь встать? — обеспокоенно, почти на грани паники, спросил дядя Гарри.

— Могу, но не могу, — проныла она и подняла руки.

Дядя взял её за руку и потянул вверх. Другой рукой оттолкнувшись от пола, Роуз всё-таки встала на ноги, немного качнулась, но, поддерживаемая дядей, устояла и распрямилась.

— Точно ничего не болит? — уточнил дядя Гарри.

— Точно, — кивнула Роуз. Копчик, возможно, треснутый, ныл. Но было терпимо, а дома её ждал порошок «Костоправа», который мгновенно решал такие проблемы.

— Со мной всё в порядке, — перевела она дух. — Вы мне лучше скажите, что такое с этим Ломичем? Почему он сказал, что скоро всё потеряет? Я ничего не поняла, на самом деле.

Гарри тяжело вздохнул и потупил взгляд.

— Он терял память. День за днём всё больше и больше. Когда мы его поймали, он был в полуобморочном состоянии. Медики из Мунго заключили, что у него повреждено сознание. Неизвестно, каким образом, но его память будто была поставлена на самоуничтожение. Кусок за куском всё исчезало. Не знаю, что это за магия. Никто не знает. Это не простой Обливиэйт, а физически его мозг в идеальном состоянии.

— И что же теперь? — спросила Роуз. — Как скоро его память сотрётся совсем?

— Она уже, — сказал дядя, свесив голову. — Что могли, мы у него спросили. Теперь же он совершенно чист. Не помнит даже самого себя. Сейчас его содержат в Мунго. Выпустить мы его не можем, потому что он, вроде как, преступник, но и держать его взаперти, мне кажется, мы не имеем права. Он уже не тот человек, которым был когда-то. Он чистый лист. Но пока дело не закрыто, мы не можем ничего решить.

— Поэтому вы требуете сыворотку для Вуковича?

— Да. Этот сукин сын всё отрицает, ничего толкового говорит. Мы обязаны развязать ему язык, потому что он — это всё, что у нас осталось. Если б ещё палки в колёса никто не ставил…

Роуз хотелось спросить дядю о том, не заглянул ли он Вуковичу в мысли, но решила смолчать. Если уж он так настаивал на сыворотке правды, значит, от легилименции толку не было.

— А это, — она повторила жест Ломича, когда тот будто срывал с шеи невидимый медальон, — что значит?

— Они прибыли в Англию с помощью якорного портала-медальона, — объяснил дядя.

— Якорного портала? — переспросила Роуз.

— Ах, — дядя с улыбкой отмахнулся, — об этом мы поговорим позже. Сейчас речь не о том. Я надеюсь, Роуз, ты приняла к сведению всё, что узнала сегодня. И давай повторим то, о чём мы говорили до этого.

Роуз нехотя закивала. Они говорили об этом уже много раз, и она уже слышать всё это не могла, но дядя продолжал вдалбливать в её голову одно и то же.

— Письма писать на имя Марион Грей, будто рассказывая об отдыхе подружке.

— Ага.

— Код наш помнишь?

— Был бы код, — фыркнула Роуз. — Писать «Помогите, умираю, у меня воспаление всего и сразу!», если случается что-то серьёзное. Я точно не должна в письмах докладывать, что происходит?

— Ни в коем случае! — воскликнул дядя. — Ты забыла, куда ты отправляешься? Есть огромная вероятность, что твоя корреспонденция будет вскрываться. Имей это в виду. И кто знает, что там будет происходить, а для всего код не придумаешь. Просто пиши, что тебе плохо, мы тебя немедленно вывезем, а тут ты уже расскажешь, что происходило и что ты узнала.

— А Лили тоже будет писать на имя Марион Грэй?

— Нет, Марион Грей — это только твоя подружка. У Лили есть своя.

— А если ничего плохого происходить не будет? Когда нам уезжать? Или вы прямо на сто процентов уверены, что там будет ад?

— Роуз, я очень надеюсь, что вы едете просто на курорт. Погреться на море, хорошо поесть, загореть и подлечиться. И если так и будет, то мы заберём вас в конце августа или начале сентября. Может, и оставим на подольше, если сможем договориться с болгарской стороной. Хотя я не думаю, что твои родители выдержат настолько долгую разлуку с тобой. Рон точно с ума сойдёт.

— Им следует привыкать к жизни без меня, — задумчиво произнесла Роуз.

— Ты опять о смерти? — нахмурился дядя.

— Нет, не только, — ответила она. — Если я всё-таки вылечусь, мне нужно будет начинать свою жизнь. Самостоятельно. Как Виктуар и Тедди, как Джеймс.

— Это Джеймс-то самостоятельный? Он до сих пор живёт с нами и неизвестно куда просаживает огромные суммы денег. Он инфантил!

— Значит, как Альбус.

Дядя заметно погрустнел, и Роуз прикусила язык.

— Он тебе не писал? — спросил Гарри с надеждой в голосе.

— Он пишет Джеймсу.

— Надо будет с ним поговорить. Так… Мы отвлеклись! Я хотел тебе что-то сказать… — он задумчиво почесал щетинистый подбородок. — А! Будь осторожна!

— Буду, — согласно кивнула Роуз, уже хотевшая побыстрее завершить этот ведущий в никуда разговор.

— Нет, Роуз, я серьёзно.

— Я поняла.

— Роуз! — дядя нетерпеливо топнул ногой. — Это не просто напутствие, считай это приказом старшего по званию. Сама на рожон не лезь, а если вдруг запахнет жареным — немедленно сообщай нам. Даже вещи можешь не собирать, плевать на них! Ты поняла меня? Будь ос-то-рож-на! — чётко повторил он. — Прежде, чем использовать любое заклинание, тысячу раз подумай, не нарывайся и не лезь куда не просят. Ты точно меня поняла?

Роуз закивала.

— Не слышу.

— Да, поняла, — сказала Роуз, закатывая глаза.

— Кажется, я оглох на этой работе.

— Вас поняла, старший аврор Поттер! — громко отчеканила она, встав по стойке смирно. Держать спину прямо становилось тяжело. Роуз казалось, что она чувствует, как по кости внизу спины расходятся трещины.

— Музыка для моих ушей, — усмехнулся дядя и вновь обратился к Омуту Памяти. Достав из кармана палочку, Гарри сделал ею несколько круговых движений над серебристой поверхностью воспоминания. — Надеюсь, в Академии тебя обучили дисциплине. Это то, на что я рассчитываю, Роуз: дис-цип-ли-на.

«Кто бы мне ещё говорил про дисциплину!» — фыркнула про себя она.

К кончику волшебной палочки с поверхности Омута тянулись капли воспоминаний, как металл тянется к магниту. Дядя опускал эти капли обратно в пузырёк, одну за одной, пока Омут Памяти снова не заполнила светящаяся синяя вода. Тогда дядя закупорил пузырёк и спрятал обратно в карман.

— Надеюсь, перевод сохранился внутри, — сказал он, а затем пальцем подтолкнул парящее в воздухе блюдо обратно к шкафу. Омут медленно впорхнул в раскрытые дверцы, занял там своё место, и дверцы шкафа с хлопком закрылись, и их снова покрыла виноградная лоза.

— Кстати, — вдруг озарило Роуз, — как же вы сами понимали этих двоих? Вы же не знаете черногорского. Или…

— Не знаю, конечно. Мне помогал жук-разговорник, — ответил дядя Гарри и тут же наткнулся на недоуменный взгляд племянницы. — Он был у меня в ухе и переводил для меня.

— Ха! — загорелась Роуз и даже хлопнула в ладоши от воодушевления. — Вы его нам дадите? В Болгарию! Мы же совершенно не понимаем по-болгарски, а тут такая вещь.

Дядя замялся, нахмурился и выдавил:

— Нет, не дам.

Лицо Роуз тут же потемнело.

— Роуз, пойми, — с немного виноватым видом начал объясняться Гарри, — он такой один на всю Британию. К тому же, его завода хватает в лучшем случае на полтора часа, а заводить его можно лишь раз в сутки. Он бесполезен для долгих поездок. Лучше пытайся ассимилироваться, учи их язык. Это очень полезно. И тот человек, у которого вы будете жить, прекрасно изъясняется по-английски, так что дома у вас проблем не будет. А с остальным разберётесь, вы девочки умные.

— А с кем мы будем жить? — вкрадчиво спросила Роуз. — Вы ведь ни разу не поставили нас в известность, что вы делаете, как и о чём с болгарами договариваетесь.

— Этого человека пришлось долго уговаривать, он очень не хотел принимать у себя квартирантов.

— И на какой сумме вы сошлись?

— Если б суть была в деньгах, — тяжело вздохнул дядя. — Понимаешь, Роуз, это старик, который очень долго жил один, и ему нелегко впустить кого-то в дом надолго.

— Неужели свет на этом старике клином сошёлся? Я уверена, в Огнеце нашлись бы люди, которые бы приняли нас без лишних уговоров. Или это потому что он прекрасно изъясняется по-английски?

— Нет, — отрезал дядя, — это потому что он высококвалифицированный врач. Он был личным врачом бывшего болгарского премьер-министра. Это величина. Это судьба, Роуз. Я, как узнал, что там живёт медик такого уровня, и думать забыл об остальных. Мне нужен был только он. Тебе нужен был только он, понимаешь? Какой бы там ни был целебный воздух, профессиональный медик под боком точно необходим. Я долго объяснял ему твою ситуацию, то, насколько ты больна и насколько плоха твоя ситуация, и, надо сказать, ни разу не соврал. Болезнь у тебя редкая, поэтому пришлось надавить на его профессиональный интерес. Этот старик до сих пор пишет научные работы, а ты для него прекрасный объект для исследований.

— Ух ты! — хлопнула в ладоши Роуз. — Войду в историю мировой колдомедицины! Какой-нибудь синдром Грейнджер-Уизли. Неплохо! Хотя, возможно, открытие назовут именем этого старика. Как его зовут?

— Радко Костов. Слава Богу, имя простое, не приходится язык ломать.

Роуз хихикнула.

— Как звали того польского дипломата, которого вы принимали в прошлом году?

Дядя закатил глаза.

— Даже пытаться не буду.

— Неважно, — отмахнулась Роуз. — Синдром Костова, кстати, тоже неплохо звучит. Всё равно моё имя где-нибудь да промелькнёт.

— Так хочешь войти в историю? — хмыкнул дядя.

— А почему нет? — пожала плечами Роуз. Иногда она забывала, что её дядюшка Гарри сам был живой исторической личностью и, кажется, испытывал из-за этого много неудобств.

— Не стремись к этому, Роуз. Как я говорил, не лезь на рожон. Если надо, оно само тебя найдёт.

— А если найдёт, как же тогда соблюдать дисциплину?

Дядя Гарри не смог сдержать улыбки и покачал головой. Роуз заметила в его волосах нити проседи и удивилась тому, что она начала появляться так поздно.

— Да что с вами говорить! — дядя махнул рукой. — Пойдём, нас уже ждут.

— Ждут где? Здесь, в Министерстве? Мы отсюда будем отбывать?

— Слишком много вопросов, Роуз.

— Ещё бы у меня не было вопросов! Я отправляюсь в, может, важнейшее путешествие в моей жизни!

— Сколько ещё будет этих путешествий!

— А это положит начало всем остальным.

Дядя приложил руку к одному из замков на двери, и весь остальной механизм тут же пришёл в движение. Отодвинулись тяжёлые засовы, звонко щёлкая, открылись щеколды, в обратную сторону закрутились шестерёнки, как змеи, скрутились в кольца цепи, и дверь, наконец-то, распахнулась. В маленькой комнатке, где заседала Айрис, всё ещё клацали клавиши печатной машинки.

— Никаких новостей не было? — спросил дядя, высунувшись из кабинета.

— Нет, сэр, — ответила Айрис, не поднимая головы.

— И даже Хейз не показывался?

— К счастью, нет, не показывался, сэр.

— Хм, — задумался дядя Гарри и почесал щетинистый подбородок, — неужели он в кои-то веки решил выполнить моё указание?

— Прошёл всего час, — обратила внимание Роуз, — даже меньше.

— Раньше он находил себе оправдания за пятнадцать минут. Непривычно, — нахмурившись, дядя пару секунд задумчиво посмотрел куда-то в пустоту, а затем будто очнулся и направился к выходу, на ходу бросив: — До свидания, Айрис.

— До свидания, сэр, — раздалось ему вслед, когда Гарри был уже в коридоре. Роуз бросилась за ним, игнорируя нарастающее покалывание в спине, и уже у самой двери кивнула Айрис на прощание. Айрис это проигнорировала и вновь зацарапала что-то по пергаменту.

Вышагивая по коридору, дядя немного замедлился, чтобы Роуз могла его нагнать, но не остановился. От быстрой ходьбы она скоро запыхалась и смогла вздохнуть, только когда они добрались до лифтов. Дядя нажал на кнопку вызова, а Роуз оперлась на стену и взялась за бок. В него как будто вогнали нож, и каждый вдох отдавался резью в подреберье. Дядя не обратил на Роуз никакого внимания: его мысли были где-то далеко, одному ему известно где. Он смотрел куда-то в угол, нервно покусывал потрескавшуюся нижнюю губу, напряжённо о чем-то думал, и даже чуть вздрогнул, когда прозвенел колокольчик прибывшего лифта.

— Кстати, — вдруг вспомнила Роуз, юркнув в разъехавшиеся двери, — странно, что за всё это время Патерсон ни разу не вызвал меня на разговор.

— Я передавал тебе его слова, — дядя нажал на кнопку, и кабина лифта тронулась на первый уровень. — Ему некогда сейчас, понимаешь? В Академии горячая пора. А сегодня он вовсе на Корнуэльском полигоне принимает выпускные экзамены.

— А, — с пониманием закивала Роуз, — к которым меня не допустили.

— Может, оно и к лучшему. Может, и не нужно тебе это всё.

— Ну нет, — Роуз скрестила руки на груди, — нужно! Образование высшее нужно, как без образования-то?

Дядя Гарри пожал плечами.

— Не у того человека спрашиваешь, Роуз, — ответил он. — Я даже Хогвартс не закончил.

И вышел в всё такой же многолюдный Атриум. Роуз вцепилась в дядину руку и лениво поплелась за ним на безвольных, неизвестно почему ещё двигающихся ногах.

В телефонной будке, которая должна была вытолкнуть их на поверхность маггловского мира, дядя Гарри сначала молчал, всё так же задумчиво кусая губу, а потом вдруг поднял взгляд наверх и увидел те самые объявления с предложениями услуг представительниц древнейшей профессии. От изумления дядя даже открыл рот. Роуз даже не стала гадать, что творилось в ту секунду в голове старшего аврора, был ли он возмущён или же восторжен.

— Знаешь, кто этих сюда наклеил? — он качнул головой в сторону цветастых бумажек. Роуз, не имея никаких догадок, развела руками.

— Мы с твоим отцом, — ответил дядя, и на лице его промелькнула едва заметная полуулыбка. — Мы тогда здорово поругались с боссами Министерства и решили увольняться. А напоследок захотели вот такой подарок сделать. Так, хулиганство. Купили в маггловском магазине, значит, журнал, сама понимаешь, какой направленности, тюбик суперклея… Но Перси как-то про наш план узнал, пришёл весь красный, надутый, как индюк. «Что вы тут устроили! Это же официальный вход для посетителей! Вы же взрослые люди!»

Роуз хохотнула от того, как похоже дядя Гарри передразнил её вечно серьёзного дядю Перси.

— А мы уже всё расклеили, прижимаем их, чтобы клей схватился. Перси нас локтями растолкал, что-то забубнил, начал отдирать вот эту, — дядя ткнул пальцем в женщину с надорванной шеей, — так Рон и вдарил по ней и всем остальным Вечным Приклеиванием. Чуть Перси самого к будке не прилепил. Вот и висят уже двадцать лет.

Роуз уже хохотала в голос, едва ли не до слёз, зажимая рот рукой, потому что смеяться было больно, а остановиться она не могла. Гарри уже тоже не прятал улыбку, но всё-таки был немного смущён.

— Я этим ходом почти не пользуюсь же. Думал, их всё-таки как-то отлепили или будку саму заменили.

— Не заменили, — шмыгнула носом отсмеявшаяся Роуз. — Только всё изгадили и кнопки пожгли. Я, кстати, сегодня дозвонилась какому-то магглу.

— А, — дядя понимающе кивнул. — Я об этой проблеме слышал. Разберусь.

Он кивал головой, как заведённая кукла, а сам мыслями уже был далеко. Роуз поняла, что ни с чем он разбираться не будет, и несчастный маггл не перестанет получать звонки из ниоткуда на отрезанный телефон, если только сам не возьмётся за решение этой проблемы.

На улице, как оказалось, накрапывал дождь. Капли мелкой дробью сыпались на треснутые стёкла будки, во всех щелях свистел усилившийся ветер, и Роуз поёжилась от мысли, что ей придётся выйти в эту противную погоду, хоть и в будке было не лучше. Но дядя не торопился выходить. Гарри снял трубку и бросил её висеть на пружинистом проводе, вытянул из кармана гравированный бронзовый жетон и бросил его в монетоприёмник.

— Надеюсь, сработает, — дядя взъерошил рукой волосы и нажал на тройку. — Давно этим не пользовался.

— Не пользовался чем? — только и успела спросить Роуз, когда вдруг раздался звон колокольчика. Пол под её ногами дёрнулся и стал довольно быстро подниматься вверх, но сама кабина не двигалась, и потолок неумолимо приближался к их головам. Роуз пригнулась, но всё равно скоро макушкой почувствовала покалывание, и, кажется, даже волосы на её голове зашевелились. Дядя стоял, как ни в чём не бывало, легкомысленно засунув руки в карманы и отбивая ногой какой-то ритм, когда голова его уже полностью погрузилась в крышу и там же постепенно исчезала шея. Роуз стало вдруг неловко за свою трусость, и она распрямилась и даже привстала на носочки, почти ныряя в потолок. Её голова, быстро пройдя сквозь какую-то желеобразную массу, высунулась в незнакомом тёмном помещении. Затем появились плечи, руки и всё остальное, пока Роуз не обнаружила себя в душной комнатушке почти в полной темноте. В уголке были свалены в одну кучу домашние швабры, веники и полётные мётлы, а над полом мерцала белая полоска света. Дядя шагнул вперёд и открыл дверь. В комнату хлынула ослепляющая волна света, и Роуз пришлось зажмуриться, спасая глаза.

— Наконец-то! — послышался беспокойный щебет тёти Флёр. — Я уже думала, вы не пгх’идёте сегодня.

За долгие годы жизни в Британии тётушка почти избавилась от акцента, но правильно произносить «эту пгх’оклятую «гх’»» так и не научилась. Она стояла около двери в кладовку коттеджа «Ракушка», куда и принесла Роуз и дядю Гарри старая разбитая телефонная будка, и держала на руках малыша Дэнни, на этот раз красноволосого и с роскошными кошачьими усиками-антеннами на молочно-белом личике. Дэнни, набегавшийся за день и готовящийся уже к обеденному сну, потирал кулачками уставшие глаза, крепко прижимался к бабушке и мурчал, как настоящий кот.

— Мы опоздали? — недоумевая, уточнил Гарри.

— Почти на час, между пгх’очим, когда каждая секунда на счету!

— Не думал, что мы задержимся так надолго, — дядя вышел из каморки, на ходу поправляя галстук. — Все уже собрались?

— Да, — кивнула тётя Флёр и тут же строго воззрилась на Роуз, — и Лили уже пообедала.

— Я не буду, — закачала головой Роуз. — Не хочу.

Есть Роуз хотела, но вместе с тем уже второй день от одной мысли о еде её воротило, а когда желудок сводило и тошнить начинало уже от голода, она грызла кусочек сухого печенья и запивала его водой с лимоном. Так она прожила весь вчерашний день, и сегодняшний начала с пряток от пирожков бабушки Молли. Но если от неё, как и от тёти Флёр, ещё можно было убежать, отговориться, то от родителей прятаться было бессмысленно. Отец видел Роуз насквозь, а мать могла в два счёта разбить любую её, даже самую складную ложь.

— Иди на кухню! — тоном, не терпящим возражений, указала тётя Флёр. — Пусть твои мать и отец гх’ешают, хочешь ты или нет.

— Вот это заявление, Флёр! — удивился дядя Гарри. — Когда ты стала таким тираном?

— Из этого дома никто не выйдет голодным! Тем более в дгх’угую стгх’ану! Кошмагх’! Она явится в Болгагх’ию и тут же кинется на еду! Все подумают, что дома её не когх’мят!

Растормошенный громкими возмущениями бабушки Дэнни разлепил слипавшиеся глазки, широко зевнул и начал дёргать бабулю за серебристые волосы.

— Ну всё, — покачала головой тётя Флёр, вытаскивая пряди из цепких ладошек, — начал гх’азгуливаться. Пойду уложу его, пока поздно не стало. А вы, — она смерила Гарри и Роуз суровым взглядом, — на кухню.

— Так точно, мэм, — отсалютовал Гарри, когда Флёр уже уходила в сторону детской, нашёптывая Дэнни какие-то французские колыбельные. — Идём, Роуз.

Роуз, немного сгорбившись, поплелась за дядей и на ходу начала продумывать, как же ей отбиться от допросов на тему «Почему ты ничего не ешь?». Но ничего толкового в голову не приходило. Роуз не могла сосредоточиться. Мысли путались, сбивались от «Ай, бок болит» до «Какая сейчас погода в Огнеце?». Добравшись до кухни, где уже шумело безразмерное семейство Уизли, даже не в полном составе, Роуз поняла, что не помнит, о чём думала несколько секунд назад.

На крошечной кухне «Ракушки» собралась целая толпа. Места за маленьким столом всем не хватало, поэтому обедали по очереди. Уже сытая Лили освободила место и сидела теперь на подоконнике, болтая ножками в розовых кедах. Роуз сразу бросилась в глаза её рубашка — яркая, из роскошного бирюзового атласа. На ткани распустились алые лилии, забавно сочетавшиеся с именем Лили, а сама рубашка была велика хозяйке на несколько размеров и висела на ней балахоном. Роуз узнала в ней одну из старых рубашек Скорпиуса, в которой он ходил ещё в школе.

Помимо Лили, нагло щеголявшей в вещах своей тайной любви, на кухне были Луи, лениво вылавливавший из супа кусочки ненавистной ему рыбы, и Фред, громко переговаривавшийся с Джеймсом, близняшки Молли и Люси, затеявшие прямо здесь играть в плюй-камни, немного растрёпанная, очевидно, только проснувшаяся Доминик, медленно попивавшая свой обеденный кофе. Дядя Билл, увидевший вошедших на кухню Гарри и Роуз, тут же приказал:

— Фред, Джеймс, немедленно освободите места!

Эти двое тут же подорвались со своих стульев. Джеймс ударил по рукам с отцом и дал пять Роуз, а подлетевший Фред тут же крепко сдавил Роуз в своих объятиях так, что воздух со свистом вылетел из её лёгких.

— А кто это? Наша курортница, а? — воскликнул он. — Смотри не обгори там, под балканским солнцем-то!

— Так одолжи мне свою кожу на пару месяцев, — с усмешкой ответила Роуз. Фред по лошадиному заржал, обнажив крупные белоснежные зубы, особенно яркие на фоне шоколадной кожи.

— Я бы с удовольствием, сестрица, но, боюсь, не твой размер.

Фред был под два метра ростом и едва ли не подпирал кучерявой макушкой низкий потолок.

— Так, Луи, — снова раздался командирский голос дяди Билла, — бросай ковыряться и доедай уже! Не занимай место просто так!

— Я не доем, — скривился Луи. — Можно выкинуть?

— Я тебе выкину! — грозно воскликнул дядя Билл. — Мать готовила, а он выкинет!

Со скорбным выражением на лице Луи стал отправлять ложку за ложкой в рот и глотал, не жуя, пока не показалось дно тарелки.

— Молли, Люси! — две абсолютно одинаковые девочки синхронно подняли на дядю Билла глаза и захлопали длинными кукольными ресницами. — Кухня — не место для игр. Отправляйтесь в гостиную.

Молли (или же Люси: Роуз их плохо различала) в ту же секунду собрала камни в шкатулку и направилась к выходу. Сестра хвостиком последовала за ней.

— Привет, Роуз! — в унисон поздоровались они. — Здравствуйте, дядя Гарри!

Вряд ли эти два дьяволёнка были так же послушны собственным родителям, но дяде Биллу никто не смел перечить. Все дети семейства Уизли испытывали перед ним почти священный трепет и его слово было дороже многих других. Если дядя Билл сказал, значит так надо. Но Роуз понимала, что ей физически необходимо сейчас ослушаться, иначе она испортит аппетит вообще всем.

— Фред, опусти Роуз, мы должны отправить её в Болгарию целой.

Фред тяжко вздохнул и разомкнул руки. Роуз тут же сделала глубокий вдох и втянула носом пропахший рыбным супом воздух. Горло обожгло: из пустого желудка поднималась желчь.

— Я не хочу есть, — сглотнув, ответила она, хотя её никто ещё даже не спросил, и для убедительности добавила: — Я дома ела.

— Что ты, интересно знать, дома ела? — Роуз вздрогнула, когда прямо у неё над ухом раздался голос матери. Роуз вся сжалась и забегала глазами по кухне, ища поддержки хоть в ком-нибудь, но все только отводили взгляды. Роуз поняла, что она с матерью один на один. У неё было два варианта: изворачиваться и врать или же сказать правду и нарваться на волну сочувствия и вскриков «Ты никуда не едешь!». Роуз молчала.

— Бабуля рассказала уже, как ты сегодня от её пирожков припустила, — вдруг, как из ниоткуда, возник отец. Он посмеивался. — Говорит, аж пятки сверкали.

— Над чем ты хохочешь, Рональд? — негодующе ворча, Гермиона вышла из-за спины дочери и положила свою горячую ладонь на её холодный лоб. — Жара вроде бы нет.

— А с чего вдруг у неё будет жар? — немного легкомысленно, чем вызывал ещё большое возмущение у Гермионы, сказал Рон. Он легко приобнял Роуз за плечи и поцеловал в макушку.

— Ну как с чего? — не унималась мама, продолжая щупать и осматривать Роуз. — Она же почти месяц не пьёт лекарства! Кто знает, чем это кончится?

— Доктор Бэлл знает, — осадил её отец. — Если ему не доверяем, то вообще никому верить нельзя.

— Мне кажется, доктор Бэлл уже заигрывается. Наша Роуз ему не подопытная!

— Гарри, сундук в прихожей, — Рон бесстыдно проигнорировал слова Гермионы.

— Всё в порядке? — уточнил дядя Гарри.

— Да, всё проверили.

Гермиона недовольно покачала головой и снова стала ощупывать Роуз на глазах у всех, прижалась к её лбу губами, наверняка оставив на коже красноватый помадный след. Картина эта была до того привычная для семьи, что никто уже даже не обращал внимания. Но Роуз всё равно было неловко. Она была выше матери на голову, но всё равно оставалась для неё младенцем, беспомощным слепым котёнком, которого надо кормить из пипетки.

Роуз увернулась от цепких материнских рук и присела на освобождённый Фредом стул. В сидячем положении боль в спине стала ещё ощутимее, но Роуз изо всех сил делала вид, что всё в порядке. Пожалуйся она сейчас, нечаянно простони или тем более попроси «Костоправа», без криков, обвинений в сторону дяди Гарри и возгласов «Ты уедешь только через мой труп!» дело бы не кончилось. А Роуз не терпелось уже уехать в Болгарию, и она не могла допустить, чтобы в последний момент всё сорвалось.

Доминик допила свой кофе и тоже была изгнана из-за стола. Она встала в проходе и начала о чём-то перешёптываться с Джеймсом, от чего тот глупо хихикал. Фред тоже не спешил уходить с кухни, а пытался растормошить непривычно задумчивую Лили, которая то смотрела куда-то вдаль, то прижимала к носу воротник своей рубашки, будто пыталась что-то в нём унюхать. На все шутки и тычки Фреда она отвечала односложно, едва ли не междометиями. Но Фред не отчаивался и продолжал донимать кузину, которая была сама на себя не похожа с этим отстранённым выражением на веснушчатом лице. Луи же, явно не горевший желанием идти к «противным девчонкам» Молли и Люси, просто не знал, куда деваться, и стоял за спиной у старшей сестры, которая уделяла ему внимания не больше, чем кричащим за окном чайкам.

— Чего столпились? — раздражённо бросил дядя Билл. — Поели — освободите помещение. Роуз, точно ничего не хочешь?

Роуз вцепилась в возможность отвертеться от обеда и согласно закивала.

— Точно не хочу! — и только после этого посмотрела на недовольное лицо матери с поджатыми губами и сощуренными глазами.

— О, — тут же подлетел к ней Фред, — значит, ты освобождаешь помещение вместе с нами! Джеймс, помоги.

И тут Джеймс и Фред с двух сторон взялись за стул, на котором Роуз сидела, и подняли его в воздух, чуть было не опрокинув стол. Роуз смогла только охнуть, когда пол ушёл у неё из-под ног, и вцепиться в спинку стула обеими руками. Восседая на троне, несомом двумя крепкими рабами, она, как царица, пронеслась по коридору до гостиной, занятая лишь тем, чтобы держаться и пригибать голову, чтобы не врезаться лбом в дверной косяк. За её спиной заливалась звонким смехом Доминик и громко ворчал дядя Билл.

— Да что вы, как дети малые? Фред! Джеймс! Положите, где взяли! Да я в вашем возрасте…

— Ох, Билл! — тяжело вздохнул Рон. — Когда ты успел превратиться в такого нудного деда?

— Когда я вообще успел превратиться в деда? — прозвучал печальный ответ.

Стул с Роуз поставили в самом центре гостиной на пушистый ковёр. Молли и Люси уже отложили плюй-камни, и теперь одна из них задумчиво дергала себя за оранжевые косички, а вторая что-то старательно записывала в блокнот.

— Что вы пишете? — спросила у них подоспевшая Доминик.

— Составляем список наших будущих однокурсников в Хогвартсе, — в два голоса ответили девочки.

— И с кого начали? — поинтересовался Фред.

— С Луи, конечно.

— А ещё кого вписали?

— Сиршу Финниган, Аарона Рейвенвуда, Дебору Криви, Регину Забини. Больше пока никого не вспомнили.

— Аарона Рейвенвуда? — ехидно переспросила Лили. — Чужие дети быстро растут.

Джеймс смерил её испепеляющим взглядом.

— Ах! — хлопнула в ладоши догадавшаяся Доминик. — Это сын той женщины?

— Он определённо сын какой-то женщины, — подмигнул Фред. — Как и все мы.

— А ещё он определённо сын какого-то мужчины, — не унималась Лили, и казалось, что ещё одно её слово, и Джеймс на неё кинется. Раздражённая Роуз повернулась к ней и быстрым жестом попросила прикусить язык. Но Лили на неё даже не посмотрела. Она проскользнула мимо них, плавно, как змея, и уселась на софу, подобрав под себя ноги.

— Лили, милая, — защебетала Доминик, — такой важный день сегодня. Не нагнетай. Неужели ты хочешь разругаться с родным братом перед отъездом?

— А что не нагнетать? — всплеснула руками Лили. — Все знают, что Джеймс спит с замужней женщиной и все молчат!

— Ли-ли, — сквозь зубы процедила Роуз. — Не при детях.

Молли и Люси и не повернулись к ним, но Роуз знала: уши они навострили.

— Пусть знают, в какой семье живут!

— И в какой же семье они живут? — Джеймс скрестил руки на груди и начал буравить сестру суровым взглядом.

— Где измены считаются обычным делом! — взорвалась Лили. — Все такие «Это личное дело Джеймса, мы не будем лезть». А это не твоё личное дело! Ты влез в чужие отношения, ты разрушаешь чужую семью и останавливаться не собираешься, ведь так?

Роуз не знала, как Джеймс держался. Он стоял, крепко сжав зубы и нервно притопывал ногой.

— Лили, — миролюбиво начал Фред, — в жизни всякое бывает…

— Ты это отцу своему сказал, когда он от твоей матери ушёл? — плюнула ядом Лили. Лицо Фреда тут же потемнело. Он — не Джеймс, и терпеть бы не стал, но тут вперёд выскочила Доминик.

— Ну-ка прекратите! Мальчики, выдохните!

Фред уже сжал ладони в кулаки.

— А ты, Лили, — продолжала Доминик, насупившись, — выключи, пожалуйста, суку. Тебе не идёт.

Лили тяжело задышала, раздувая ноздри, и выпятила дрожащую нижнюю губу. Роуз замерла и задержала дыхание, чувствуя надвигающийся шторм. Ей тоже хотелось съязвить, грубо и резко осадить Лили, но она знала, что так делать нельзя. По крайней мере не сегодня, когда атмосфера была и так накалена до предела и все их планы могли пойти прахом из-за любой неурядицы. Лили же сейчас не просто подливала масла в огонь, она разжигала Адское пламя, и просьбы остановиться её только ещё больше раззадоривали. Доминик же, в отличие от Роуз, ничем не рисковала и могла позволить себе грубость и необдуманные поступки.

— Я сука, — закивала Лили, не сдерживая слёз. — А все остальные святые! Если б я спала с женатым, я бы такого про себя выслушала, уши бы в трубочку свернулись. А Джеймсу все боятся слово сказать! А мне можно всё, что угодно, говорить, хотя я ещё ничего не сделала.

Она вытерла нос и щёки рукавом и подтянула колени к груди.

— Лили, никто не хотел тебе ничего… — начала было Роуз.

— Да я знаю, что я никому в этой семье не нужна, — перебила её Лили, обиженно надув мокрые от слёз губы. — Меня даже мать родная проводить не пришла, и отец слова не сказал. И в Болгарию меня отправляют только чтобы над тобой надзор был. Чтоб к тебе чужаки подходили, а я на них лаяла.

Роуз прикрыла глаза, переводя дыхание. Надо было что-то решать, но было ясно, что, кроме Роуз, это никому не было нужно. Ни Джеймс, ни Доминик, ни Фред ничего бы не потеряли, если б Лили перед самым отправлением в Болгарию устроила полномасштабный скандал, довела Роуз до приступа, а её родители до паники и нервного срыва, из-за чего всё то, чего Роуз с нетерпением ждала, исчезло бы безвозвратно. И, кроме того, ей вдруг показалось, что вся эта сцена — не пустой каприз её избалованной кузины, что у Лили действительно есть причина истерить. И Роуз поймала себя на мысли, что ей её жалко.

Она с трудом разогнула ноги и встала со стула, сделала два неловких шага, плюхнулась на софу рядом с Лили и обняла её за плечи своими длинными костлявыми руками.

— Ну всё-всё, — прошептала она, зарывшись носом в её апельсиновые волосы. — Хватит. Никто не желает тебе зла, Лили. Все тебя любят.

Лили в ответ только шмыгала носом.

— Какая муха тебя укусила? — продолжила Роуз.

— Не муха, — едва различимо зашептала Лили, — а змея. В самое сердце и покусала.

— И поэтому ты сегодня в змеиной шкуре?

Лили свернулась клубочком в холодных руках Роуз и продолжила размазывать по лицу горячие слёзы.

— Давай оставим слёзы на потом? — шёпотом попросила её Роуз. — Мы же хотим отсюда спокойно уехать, верно?

Лили снова зашмыгала носом, но согласно закивала. Роуз подняла глаза на Джеймса и Фреда. Фред был спокоен. Давний развод его родителей обсудили уже все, кому не лень, и если его это и задевало, то не так, как Джеймса задевали поддёвки всех вокруг о его драгоценной миссис Рейвенвуд. Джеймс, конечно, держал себя в руках и не ругался, но и скрывал того, что его это злит и выводит из себя. А кого интереснее и приятнее дразнить, если не человека, который на это реагирует? А уж если человек себя сдерживает, то игра становится ещё азартнее! Ведь так интересно узнать, где проходит граница терпения, что нужно сделать, чтобы через эту грань переступить, и что будет, когда жертва, наконец, сорвется. Именно этим и занимались Лили и Скорпиус — исследованиями. Они прощупывали Джеймса, тыкали палкой с острым концом, разводили под ним медленный огонь и ждали, когда же он, в конце концов, вскипит. Но в этот раз, как поняла Роуз, Лили говорила от чистого сердца. Но Джеймсу от этого легче не становилось. Чтобы не взорваться и не сказать лишнего, он вышел из комнаты, а вскоре за ним хлопнула входная дверь.

— Джеймс! — рванул за ним Фред, едва не ударившись головой о низкий дверной косяк. В «Ракушке» для верзилы Фреда всё было низким.

— Курить пошёл, — сиплым голосом пробубнила Лили. — Где он только всему этому научился?

— Он нервничает.

— Ещё бы! У него же всё было! Жизнь спокойная, девушка хорошая. И на что он всё это променял? На чужую женщину? На беготню от чужого мужа? Конечно, он нервничает!

Роуз не стала отвечать. Она лишь продолжила гладить Лили по плечам и волосам, надеясь удержать её, успокоить до того, как их, наконец, отправят в Болгарию, а там уж она разберётся, что к чему. Сейчас же надо было быть тише воды, ниже травы, во весь рот улыбаться и ни на что не жаловаться. Даже если больно так, что зубы сводит.

— Луи, — раздражённая Доминик нарушила повисшую тишину, пытаясь оторвать от себя повисшего на её талии брата, — отцепись от меня. Иди к девочкам, поиграй.

— Мы не играем! — обиженно заявили до этого молчавшие близняшки. — Мы заняты делом!

— Тем более, — буркнула Доминик, — займись делом!

Луи, единственный рыжий ребёнок в семье дяди Билла, свесил свою огненно-красную голову и побрёл к кузинам, которые слишком-то были ему рады, но всё же впустили в свой круг и доверили ответственную работу писаря. Девочки покончили уже со списком имён будущих однокурсников и начали составлять список будущих учителей. Роуз ещё раз посмотрела на этих детей и вспомнила слова дяди Гарри о том, что они с Лили, возможно, вернутся домой в сентябре или даже позже. Молли, Люси и Луи к тому времени будут уже в школе. Так что, вероятно, в следующий раз она увидит ребят в лучшем случае под Рождество. А ещё возможно, что она вообще больше никого не увидит. Она прижалась к Лили так крепко, как могла, сжала в кулаке мягкий атлас рубашки Скорпиуса. Она отправлялась в другую страну на летний отдых, что могло быть банальнее? Но казалось, будто она летит на другую планету в один конец. И Лили — то единственное ценное, что она может с собой взять.

Доминик уселась в кресло и вытянула свои длинные белые ноги.

— Какие все стали нервные, а, Роуз? Только проснулась, а все уже бегают, кудахчат. Завидую Викки и Тедди: вовремя они свинтили.

— И надолго они? — Лили выпуталась из объятий Роуз и захлопала уже сухими, но заметно припухшими глазами.

— А я знаю? — бросила Доминик. — У них десятый по счёту медовый месяц пошёл. Франция! Фонтенбло! Тётушка Габриэль, будь она неладна. Вообще, Викки кричала, что у неё стресс, что она не может так больше жить, что ей всё надоело, что её никто не ценит в этой семье. Короче, примерно ту же песню, что ты тут сейчас завывала.

Лили скривила рот и смущённо опустила глаза.

— Я вот только не пойму, чем всем наша семья не нравится? Какая есть, — Доминик развела руками, — другой не будет. И почему это мы все такие плохие стали? Джеймс плохой, потому спит, с кем не положено, Альбус плохой, потому что в религию ударился, я плохая, потому что в рот никому не заглядываю, тётя Гермиона, потому что о дочери печётся… Ну а что в этом, в сущности, плохого? Кому это вредит?

— Давай не при детях семейные проблемы перемывать? — попросила Роуз. Но Доминик лишь махнула рукой.

— Они и не такое слышали! Эти две, — она пересеклась взглядом с одной из девочек, — поопытнее нас с тобой будут. А для Луи истерики Виктуар были вместо колыбельных.

Роуз снова предпочла промолчать. Разговоры с Доминик нередко превращались в ожесточённые споры, а то и громкие ссоры, потому что Никки была довольно резка и редко, когда соглашалась с чужим мнением. Вступать с ней в диалог о чём-то, кроме погоды, было чревато. Доминик имела бесценное мнение по всем вопросам бытия и не выносила, когда с ней хоть в чём-то не соглашались или соглашались недостаточно горячо.

— О каких колыбельных речь? — в гостиную расслабленной походкой вошёл дядя Гарри. Его лицо было сытое, раскрасневшееся, довольное, а от того ещё более сонное. Глаза его слезились, и он едва сдерживался от того, чтобы не зазевать.

— О тех, что Флёр сейчас поёт Дэнни, вестимо, — следом за Гарри появились родители Роуз и дядя Билл. Рон посмотрел на Роуз, и мягкая полуулыбка осветила его щетинистое лицо, но во взгляде его Роуз всё равно видела беспокойство. Она улыбнулась ему в ответ. А вот мама ничего не скрывала и даже не думала никому улыбаться. Гермиона мяла, почти рвала в руках красный носовой платок, тяжело дышала, как от бега, и сдирала зубами кожу с нижней губы.

Дядя Гарри рухнул в одно из кресел и с нескрываемым удовольствием откинул голову назад. Очки его немедленно съехали набок, и дядя и пальцем не пошевелил, чтобы их поправить. Он ворвался ровно в тот момент, когда всё было спокойно. Все были сыты, довольны, никто не плакал и не ругался, не причитал и не жаловался на жизнь. Это было бесценное мгновение, и дядя Гарри ловил его всеми фибрами своей души. На работе дяде было несладко, а дома подчас едва ли не хуже. Дядя много пил, плохо ел и очень мало спал. У него была вспыльчивая жена и трое далеко не самых покладистых детей, воспитанием которых он занимался в лучшем случае на выходных. А ещё у дяди Гарри имелись болезненные воспоминания о собственном детстве и юношестве, которые были заблокированы где-то в глубине его подсознания, но всё равно прорывались и накатывали на него волной в самые неожиданные моменты. Семья понимала, что это вновь произошло, по тому, как менялось, искажалось в уродливую гримасу его лицо и искривлялись в судорогах руки. Но сейчас дядя был спокоен, удивительно спокоен и расслаблен, и Роуз не хотелось нарушать эту тишину.

— Я так надеялась, что ты передумаешь! — как назло всхлипнула Гермиона и утёрла истерзанным платком выступившие слёзы. — Что хорошо всё взвесишь, что хотя бы нас пожалеешь. Ты же была на похоронах Бена, ты же видела, какое это горе. Неужели ты нам того же хочешь?

Роуз хотела ответить, но не успела открыть рот, когда влезла Доминик.

— Да бросьте, тёть, — махнула она рукой, — чего сравнивать-то? Бен, он с каких лет овощем лежит? То, что его только сейчас похоронили, это формальность. Его уже года три с натяжкой можно было живым называть. А Роуз у нас вон какая крепкая лошадка, всех ещё обскачет, а её доктор Белл о ней таких научных работ накатает! Ого-го! И это из-за вас, — она пальцем указала на Гермиону, — она такая сильная оказалась. Ваша маггловская кровь помогла.

— Почему это? — недоуменно спросила Гермиона.

— А у чистокровных кровь гнилая. Каждый второй колдун — дитя инцеста. Какое уж тут здоровье!

— Ты, я надеюсь, в курсе, — нахмурился дядя Билл, — что ты сама чистокровнее некуда?

— Первый шаг в будущее, — заявила Никки, широко зевая, — анализ ошибок прошлого.

Дядя Билл и Рон с улыбкой покачали рыжими, чуть седоватыми головами, а дядя Гарри ответил Доминик не менее широким и сладким зевком.

— Самую большую ошибку мы делаем сейчас! — надолго отвлечь Гермиону не удалось. Два шага она пересекла комнату, наскочив на Роуз, как хищник набрасывается на жертву, сгребла её в охапку и прижала к себе так крепко, что сдавила грудную клетку и выбила воздух из лёгких Роуз. Но та покорно молчала и позволяла маме целовать себя, ощупывать своё обтянутое тонкой кожей лицо, заглядывать в полуслепые глаза в поисках признаков болезни. Их и искать было не надо, и Роуз видела, как её мама цеплялась взглядом за каждую шероховатость, как присматривалась ко всем её пятнышкам и синякам. Она исследовала её, как карту, ища повод сказать: «Нет-нет-нет! В таком состоянии я тебя не отпущу!», но всё не говорила. Видимо, понимала, что в увиденном ею нет ничего необычного и что её быстро переспорят. А ведь весомый повод был — в спине, вовремя незалеченной «Костоправом», но Роуз надеялась, что у её матери не рентгеновское зрение. Хотя иногда казалось, что именно так оно и есть.

— Гермиона, отпусти её, — мягко попросил отец, но мама лишь покачала головой и продолжила целовать Роуз в так удобно подставленный лоб.

«В лобик будешь в гробу целовать» — захотелось Роуз пошутить, но она вовремя прикусила язык. Это с дядьями, Лили или Джеймсом, иногда Скорпиусом она могла шутить про белое платье, чёрные ленточки и красные букеты. С родителями на эту тему можно было и рта не открывать, а если и открывать, то только с полной серьёзностью и лишь по особым случаям. Иначе у матери бы не обошлось без успокоительных зелий, а у отца бы прибавилось седых волос и горечи во взгляде. Поэтому Роуз молчала и давилась своими колкостями про гробы и эпитафии.

Папа присел рядом с ними на софу и взял Роуз, скованную материнскими объятиями, за безвольно лежащую ладонь. Так они просидели ещё несколько томительных, особенно для почти задушенной Роуз, секунд, пока в гостиную не влетела разгорячённая тётя Флёр.

— У нас не так много вгх’емени, чтобы так бездагх’но его тегх’ять! — с порога категорично заявила она. Она была немного растрёпана и от неё, в любом возрасте прекрасной, ещё шёл ни с чем не сравнимый детский запах. Все эти детские присыпки, мази, мыло и прочее-прочее имели нежный, едва уловимый сладковатый аромат, который въедался в память каждому, кто хоть раз имел дело с маленькими детьми, и ассоциировался с ними так прочно, что взрослому человеку уже начинало казаться, что запах этот источает сам ребёнок. Так пахли когда-то Молли и Люси, Луи, теперь Дэнни и нянчившаяся с ним тётя Флёр. И иногда, очень редко, но всё же случалось, так пах Джеймс.

— Доминик, почему ты не помогла девочкам с их чемоданами?

Не ожидавшая такого вопроса Никки подобрала ноги и выпрямилась, пытаясь придать себе уверенный вид, но всё равно заметно смущалась под суровым взглядом матери.

— Я думала, они всё собрали, — промямлила она.

— Мы правда всё собрали, — пришла на помощь Роуз.

— А я перепроверила, — солидно добавила Гермиона. — Несколько раз приходилось доставать Живоглота из сумки, но всё вроде бы на месте.

Мамино «Вроде бы» звучало твёрже и во много раз весомее, чем «Я точно уверена» от Роуз или Лили. Тётю Флёр оно вполне удовлетворило, но она всё же уточнила, обращаясь уже к Гарри:

— А сумка Лили?

Сонный дядя Гарри, казалось, совершенно не понял вопроса и лишь растерянно захлопал покрасневшими глазами.

— Мы с мамой всё вчера упаковали, — немного раздражённо ответила Лили за отца. Роуз поймала его удивлённый взгляд.

— Когда это вы успели? — лукаво улыбаясь, спросил Джеймс. Его голова с отяжелевшими и потемневшими от дождевой воды кудрями показалась в приоткрытом окне. Лили встретила брата испепеляющим взглядом. Джеймс отреагировал на это ухмылкой. — Я вообще-то хотел сообщить, что тут погода совсем не шепчет.

— Погода кричит! — в соседнем окне появилась мокрая голова Фреда.

— Да-да, — кивнул Джеймс, стряхивая с шевелюры крупные капли. — Вы всё ещё хотите ставить портал на улице? Я бы сто раз подумал.

— Портал слишком мощный, чтобы ставить его в помещении, — твёрдо заявил дядя Билл. — Я сам занимался настройкой. До Болгарии дотянет двоих без проблем, но и дыру может проделать приличную. Я не хочу, чтобы этот дом ушёл под землю. Поставим в море. Оно быстро раны зализывает.

— В море? — взволнованно переспросила Гермиона.

— Билл, там же волны, там штогх’м! — вторила ей тётя Флёр.

— Ну волшебники мы или кто? — возмущённый Рон развёл руками. — Неужели не расчистим дорогу на пару минут? Больше и не надо.

— Всё у вас на словах легко, — недовольно хмыкнула Гермиона, но спорить не стала.

Роуз поняла, что время подходит к концу, и потому выпрямила спину, готовясь вставать с удобной софы. Пришлось накрепко сцепить зубы, чтобы не застонать от колющей боли в копчике и никак себя не выдать. Времени оставались считанные минуты, надо было всё вытерпеть, а уж в Болгарии она решит все проблемы. А если уж этот Радко Костов был такой со всех сторон заслуженный целитель, то для него трещина в кости вообще не должна была быть проблемой.

— Тогда чего ждём, раз уж не у моря погоды? — нетерпеливо спросил Джеймс, почти перелезший уже в комнату через подоконник. — Пойдёмте устанавливать!

— Успокойся, Джеймс, — осадил его отец, с большим неудовольствием поднявшийся с кресла. — Мы справимся сами. А вы с Фредом лучше займитесь чемоданами.

— Какими ещё чемоданами! — фыркнул Джеймс. — Я занимался порталами на Уайте, если ты забыл. Я не новичок!

— Это не такие порталы, — терпеливо ответил дядя Гарри. Джеймс недовольно закатил глаза. — Из всех нас только дядя Билл точно знает, как с ними управляться. Так что перестань капризничать, как ребёнок, и помоги девочкам с сумками.

Джеймс подчёркнуто лениво достал палочку из кармана куртки и нараспев произнёс:

— Акцио чемоданы Лили и Роуз.

Два небольших и на вид очень лёгких кожаных чемоданчика выскочили из-за софы, на которой всё это время сидела Роуз, и плюхнулись на пол прямо под подоконником Джеймса.

— Локомотор! — лениво, будто делая одолжение, бросил он заклинание. Чемоданы оживились, словно отрастили невидимые ножки и заковыляли к выходу из дома. Дядя Гарри проводил их взглядом.

— Спасибо, Джеймс! Я уверен, девочки тоже благодарны тебе за помощь.

— Безумно! — презрительно фыркнула Лили и пошла вслед за ушедшими сумками. Роуз ловко выпуталась из материнских рук и тоже встала, всеми силами сдерживаясь от болезненного стона. Гермиона подскочила тоже и встала прямо перед ней, перегородив дорогу. Их взгляды встретились. Мама видела её насквозь.

— Откажись, — прошипела она.

— Мама, — дрожащим голосом начала Роуз, — я уже всё решила.

— Решение — это ещё не действие. Ничего ещё не сделано. И ты можешь отказаться прямо сейчас.

Роуз ничего не сказала, только покачала головой.

— Если ты сейчас это сделаешь, вернуться будет трудно. Портал работает только в один конец.

— Если им понадобится вернуться, мы всё организуем в кратчайшие сроки, — подал голос дядя Гарри.

— Что твои кратчайшие сроки? — она смерила его почти ненавидящим взглядом. — День? Час? Ты сам знаешь цену времени, даже нескольким секундам, Гарри, так что не обманывай других и сам не обманывайся. Роуз, — мама вновь посмотрела на неё с жалостью и мольбой и провела большим пальцем по её резко выступающей вперёд скуле, будто утирала слезу. — Ты ведь не шпион и не боец. Ты не обязана делать за них эту работу.

— Как это не обязана? Я же для чего-то отучилась в Академии три года? Вот моё боевое крещение. Ещё и на оздоровительном курорте. Не всем так везёт, да, Джеймс?

— Моё первое задание было на болоте в Шотландии, — усмехнулась торчащая в окне голова. — Боггартов гоняли.

— Всё будет в порядке, — Роуз ободрительно улыбнулась матери, обняла её и на ухо сказала. — Вернусь живой и очень-очень здоровой.

А затем отпустила её и, не заглядывая маме в лицо, пошла вперёд так быстро, как только позволяли ноги и спина, догнала свой одиноко шагающий чемодан, подхватила его за ручку и вышла в бурю.

Лили стояла уже далеко, у береговой линии, и безжалостный штормовой ветер трепал её голубую рубашку, как флаг на матче корабля. Джеймс и Фред, уже изрядно промокшие, были предусмотрительно одеты в кожаные куртки, с которых дождевая вода стекала тонкими струйками. А вот джинсовая курточка Роуз, незащищённая никакими заклинаниями, промокла до нитки раньше, чем её хозяйка успела наколдовать себе зонт.

— Рози, ты с ума сошла? — над ухом у Роуз раздался голос отца. — Где твоя куртка?

— В чемодане, наверно, — беспечно пожала плечами она. Отец что-то недовольно заворчал и стянул с себя свой чёрный бушлат и накинул его на плечи Роуз. Стало тепло, будто её укутали в одеяло. От воротника шёл едва уловимый запах одеколона.

— Спасибо, пап, — во весь рот улыбаясь, Роуз обняла Рона, оставшегося стоять на холодном ветру в одном тонком свитере. Он погладил её по кудрявой голове и поцеловал в макушку.

— Удачи тебе. Пиши почаще. Мы с мамой будем ждать.

Роуз не хотелось отпускать отца. Он что-то ещё ей говорил, но она почти не слушала, только кивала. Но долго так стоять у них не получилось. Раздался крик тёти Флёр: «Куда без пальто?!», и на порог, чуть не сбив Роуз и Рона с ног, вылетели Молли, Люси, а за ними и Луи. Все без верхней одежды, Луи даже не потрудился обуться и выскочил на мокрый песок, как был — в белоснежных носочках.

— Роуз-Роуз-Роуз, — в три голоса заголосили они. Голос Луи был самым тихим. — Привези нам из Болгарии… — Молли и Люси задумались, — чего-нибудь.

— Хорошо, — немного растерянно кивнула Роуз, — привезу чего-нибудь. А вы, — она одарила поцелуями три подставленные рыжие макушки, — хорошо учитесь и слушайтесь профессора МакГонагалл.

— И профессора Александера, — вставил Джеймс с ухмылочкой. Роуз покачала головой.

— Он будет у них вести не раньше третьего курса, а к тому времени я уже вернусь.

— С первого, если попадут на Рейвенкло, — важно заметил Джеймс. — Его наметили в новые деканы.

— Шутишь? — скептично нахмурилась Роуз.

— Ты здесь где-то клоуна увидела?

Фред на это замечание достал палочку, и после первого же взмаха русые кудри Джеймса окрасились во все цвета радуги, а кончик носа покраснел и надулся. Все, а дети особенно, расхохотались, а Джеймс подставил лицо под струи дождевой воды, которые быстро смыли это безобразие.

— Фред, сдай своё чувство юмора в ремонт.

За неугомонной троицей рыжих дьяволят из дома выбежала одетая в смешной голубой дождевик Доминик и твёрдой солидной поступью вышли Гермиона и тётя Флёр, обе в пальто и с наколдованными над головами полупрозрачными куполами зонтов.

Гермиона высушила слёзы и надела свою любимую маску непоколебимой железной дамы, которая и знать не знает, что такое нервы и эмоции. Она подошла к Рону и Роуз и подняла волшебный зонт над ними. А тёте Флёр пришлось свой зонт расширить чуть ли не до размеров циркового шатра, чтобы укрыть под ним беснующихся под дождём детей.

Наконец, тяжело дыша и громко топая по деревянным полам, вышли дядя Билл и дядя Гарри. Они вместе тащили громоздкий деревянный сундук, обитый тонкими металлическими пластинами. На пластинах Роуз разглядела мелкий узор, но что это были за знаки, понять не смогла. Дядя Билл и дядя Гарри пыхтели от тяжести, и на лбах их даже выступила испарина, быстро высушенная потоком ветра.

— Мы поможем! — ринулся Джеймс, жестом подзывая к себе Фреда.

— Не тронь! — приказал дядя Билл, и ребята тут же остановились, не смея перечить.

Билл и Гарри потащили сундук, который, очевидно, нельзя было облегчить магией или заставить шагать самостоятельно, к береговой линии, где их дожидалась обдуваемая всеми ветрами Лили.

Они, наконец, бросили сундук на мокрый песок и размяли изрядно уставшие руки. Дядя Гарри лёгким движением руки открыл сундук, достал оттуда высокую золотую амфору с двумя изогнутыми ручками и передал её дяде Биллу. Тот наколдовал себе длинные сапоги и смело пошёл в бушующее серое море. Холодные волны, полные донного песка и ила, пытались сбить его с ног, но он уверенно шагал вперёд, пока не достиг точки, где уровень воды был ему по пояс.

— Сюда! — крикнул он, и ветер чудом не унёс его слова в другую сторону. Рон подтолкнул Роуз и Гермиону, и они все вместе пошли к берегу. Остальные тоже не отставали.

Дядя Гарри высоко поднял палочку и прошептал неизвестное Роуз заклинание. Вставший рядом с ним Рон сделал то же самое. Тут же в воздух поднялись и палочки Джеймса и Фреда, которым явно наскучило слышать отказы и чувствовать себя бесполезными. Роуз вдруг вспомнила, что ещё с ними не попрощалась, как следует. Она оторвалась от отца и матери и подошла по очереди к мальчикам, застывшим, как истуканы, сосредоточенным на заклинании, и каждого поцеловала в щеку и сказала: «До встречи». Чтобы поцеловать Джеймса пришлось привстать на носочки, а Фреда — подпрыгнуть. Джеймс всё-таки позволил себе отвлечься и быстро сказал:

— Привези мне розовое масло.

Роуз даже не успела удивиться такой просьбе и только согласно кивнула. Затем на неё с объятиями накинулась Доминик, смешно шуршащая своим дождевиком. От неё никаких просьб не было, она просто обнимала Роуз так, будто пыталась доломать ей остатки костей.

Когда Роуз обернулась и вновь посмотрела на море, её взяла оторопь. Бурлящая тёмная вода была где-то далеко, а там, где только что была береговая линия, лежал лишь тяжёлый песок, покрытый камнями, рачками, ошмётками водорослей и осколками ракушек. Широкая литораль простиралась ровно до того места, где стоял дядя Билл с амфорой в руках. Быстрым резким движением он вогнал её в песок.

— Мы долго не удержим! — крикнул Рон.

— Делайте стену! — так же криком ответил дядя Билл. Вода за его спиной, сдерживаемая магией, забурлила ещё сильнее и стала подниматься стеной, пока не закрыла собой линию горизонта и тёмно-серое грозовое небо. Дядя Билл быстро вытянул из кармана брюк тонкую длинную ветвь с белыми мелкими цветочками и аккуратно, будто она была хрустальной, опустил в амфору. А затем дал отмашку:

— Всё!

— Роуз, пора, — тихим бесцветным голосом сказала ей мать. Роуз растерянно закивала, дрожа на ветру, и, не сказав родителям ни слова, пошла к дяде Биллу. Лили была уже почти у него. Своему отцу она даже не поклонилась на прощание.

Ноги вязли в песке, но Роуз стремительно шла вперёд, уже почти не чувствуя ни боль, ни холод. Она едва ли понимала, что именно сейчас происходит. В этом бушующем шторме она прощалась с домом и семьёй по планам — на лето, но на деле, возможно, навсегда. Она уже почти дошла до воткнутой в землю амфоры, когда поняла, что наколдованный матерью купол зонта всё это время плыл над её головой, и ни одна капля дождя не коснулась её. Роуз обернулась напоследок. Отец свободной рукой приобнимал мать, замёрзшая Доминик скакала, чтобы согреться, Молли, Люси и Луи, как растрёпанные рыжие воробьи, жались к тёте Флёр, поодаль стояли Фред и Джеймс, а в стороне ото всех — невероятно одинокий дядя Гарри. Роуз пересеклась с ним взглядом и вдруг ощутила, будто кто-то лёгким пёрышком пощекотал её сознание. Она встрепенулась и отвернулась.

«Не смотри высокопоставленным аврорам в глаза» — гласила истина, которой Роуз никто не учил. Она сама её выучила как-то интуитивно, просто исходя из опыта общения с любимым дядюшкой и преподавателями с академических практик.

— Так, времени нет, — голос дяди Билла вырвал Роуз из размышлений. — Берётесь… убери руки, Лили! Не сейчас, а по моей команде! Берётесь за ручки и ни за что не отпускаете, пока не окажетесь на месте. Ясно? Вылавливать вас по частям по всему океану никто не хочет, ясно?

— Ясно! — в унисон ответили девушки. Дядя Билл кивнул. Его лицо, расчерченное линиями старых шрамов, выражало невероятную суровость и строгость, но в глазах его Роуз вдруг увидела беспокойство.

— Тогда я пошёл. Удачи вам там.

— Спасибо, — ответила Роуз. Дядя Билл развернулся и пошёл к тому месту, где раньше был берег, вдруг остановился на полпути и ещё раз важно напомнил:

— Не отпускать!

Роуз взглянула на Лили. Та стояла до нитки мокрая, истрепанная ветром и до боли в сердце несчастная. Её «змеиная шкура» напиталась водой, потемнела, сморщилась и облепила её маленькое хрупкое тело, повиснув тряпкой на узких плечах.

— Счастливого нам пути, Лили.

— Счастливого, — выдохнула в ответ маленькая мисс Поттер.

Дядя Билл, наконец, добравшийся до берега, первым делом вылил грязь из сапог, а затем громогласно скомандовал.

— На счёт «три»! Раз…

— Uno, — повторила его команду Роуз на испанском. — Dos, — так же перевела следующий счёт. — Tres.

— Давайте!

— Arriba! — воскликнула Роуз, хватаясь за ручку амфоры как раз в тот момент, когда прямо на них обрушилась многотонная стена холодной грязной воды, и тёмный мутный омут потянул их куда-то на дно.