Принцесса воздушного замка (гет)

Вся жизнь состоит из стечений обстоятельств и развилок на пути, его извилистых поворотов и шероховатого покрытия. Совпадения — будто намёк от Вселенной, что каждый из нас только наблюдатель или вынужденный участник, кукла, а не кукловод. В каждой случайности можно отследить на редкость логичную цепочку событий, которая перестаёт делать её таковой — вдруг оказывается, что иначе произойти просто не могло. Самым непостижимо магическим кажется именно то, как все мелочи складываются друг с другом, идеально друг к другу соединяются, будто шестерни — и запускают жернова судьбы. Любому, способному заметить совпадения в настоящем времени и сопоставить их, покорится мир: общую картину легко увидеть спустя годы, но в то же мгновение — вряд ли. Неожиданность случается, руша все закономерности, а потом оказывается, что это всего лишь очередная костяшка домино упала в бесконечной последовательности — и жизнь в очередной раз преподаёт какой-то урок, который лучше не прогуливать.

Я услышала вибрацию телефона из кухни, уплетая сочное зелёное яблоко. Может, звонила Октавия — она была в отъезде уже пару дней, потому пришлось коротать утро в компании только чайника, или Джаспер хотел вернуть конспект, а на звонок Уэллса пусть рассчитывать не приходилось, но робкая надежда всё равно теплилась где-то внутри. Но звонил не он, не Джаспер и не Октавия. Какой-то незнакомый номер, отличный по форме от всех остальных, сразу насторожил, и спустя секунду сомнений я всё же провела пальцем по экрану, чтобы принять вызов.

Я не могла унять дрожь в руках от бесстрастного бесплотного голоса из динамиков, задающего вопросы. Да, я — мисс Кларк Гриффин. Да, Джейк Гриффин — мой отец. Отдел по связям с общественностью «Арк Ойл Лимитед»? Да, конечно, слушаю… Аварийная ситуация на нефтедобывающей вышке в пятидесяти километрах от побережья в Мексиканском заливе? Эвакуация? Всё под контролем, практически весь технический персонал уже находится на берегу? Но мистера Гриффина пока не нашли, и вы делаете всё возможное, чтобы доставить его в безопасное место?..

Не знаю, сколько сидела, тупо уставившись в стену. Рука занемела от силы, с которой я сжимала смартфон, а в ушах всё ещё отдавалась последняя фраза «Мы делаем всё, что в наших силах». Вдох-выдох. Вдох-выдох. Никакой паники — пока что, пока мозг пытается проанализировать полученную информацию, совсем не вписывающуюся во всё известное и понятное. Внутри будто что-то рухнуло вниз и исчезло, оставив за собой пустоту, которая всё сильнее усиливалась и засасывала каждое из ощущений. Я опустила глаза и смотрела на свои ладони, на бежевое ковровое покрытие на полу, на мир — расфокусированный, чужой, негостеприимный; жёсткий и бескомпромиссный к мольбам, но внезапно хрупкий под своим собственным весом.

Пальцы сами нашли мамин номер в списке контактов и приказали звонить. Я поднесла телефон к уху, но не знала, что говорить. Может, это вообще дурацкий розыгрыш, неправда, чья-то дурная шутка. Мама первой прервала тишину после пары гудков, разрушая мои надежды:

— Ты уже знаешь, да?

Сложно было понять, вопрос это или утверждение, я молчала. Значит, правда… И какой ответ подходил сюда? Что вообще можно сейчас сказать? «Да, знаю, что могу больше никогда не увидеть отца» — отчаянно и тихо? Просто «да», будто речь шла про завтрак или домашку — обыденно и равнодушно? Мысли разбегались, связи — путались, ориентиры — терялись, а кислорода вдруг так мало. Вдох-выдох.

— Ты знаешь, я на конференции в столице, но уже взяла билеты на ближайший рейс до Аркадии. Прости, солнышко, что ты там сейчас одна, — виноватую интонацию не скрывали ни километры расстояния, ни помехи от плохой погоды — и мне сразу стало ясно, что это значит. Я знала следующую фразу вплоть до буквы ещё до того, как динамик воспроизвёл мне её копию: — Из-за грозы рейсы откладывают, и сейчас ближайший до Аркадии завтра в обед.

В пошатнувшемся мире что-то всё же оставалось неизменным — мама, существующая в теории, но не на практике. Чёрт, да как я могла её винить в способности жить дальше? Ведь и вправду не винила, зная — у меня есть номер, чтоб его набрать и поделиться своей болью. И отвыкла так делать, что и вовсе перестала звонить и отвечать на звонки, а мама не настаивала — конечно, дочь же уже взрослая. Но сейчас не хотелось быть взрослой, хотелось только, чтоб кто-то родной сидел рядом и держал за руку.

— Я понимаю, — голос наконец-то решил меня послушаться. — Со мной всё нормально, не переживай.

— Кларк, если бы только я могла приехать раньше… На машине выйдет даже дольше, чем ждать рейса, — мне вдруг стало совестно, что она оправдывается. Всё-таки я и вправду взрослая. — Главное — не расстраивайся, ничего ещё не известно.

— Да, мам, — согласилась я. — Жду тебя, приезжай скорее.

— Обязательно, солнышко.

Я отложила смартфон и уронила голову на руки.

Джейк Гриффин либо мёртв, либо серьёзно пострадал.

И как, чёрт возьми, я должна осознать это?

Эмоции будто закоротило: одноразовый мощный разряд — и теперь пустота, отупение, анабиоз. Отец — я никогда не знала его достаточно хорошо, только редкие воспоминания из детства остались воплощением его образа. Я не видела его уже четыре года, а не говорила с ним — уже полтора. Столько лет, которые пролетели слишком быстро. Он был лишь цифрой на чеке — мама отдавала мне всё до мелочи каждые три месяца, не претендуя даже на малую часть. А я даже не знала, какой он был человек — и каким стал, как жил — и чем. И насколько же сильно потрясала мысль, что такая возможность уже навсегда потеряна. Я могу никогда не узнать ответы на свои вопросы — и даже не узнаю, почему это вдруг настолько для меня важно. Отец не был частью моей жизни, но частью меня совершенно определённо был. Навсегда потерять эту часть — даже если забыла о ней думать — вдруг оказалось нестерпимо страшно. И так нестерпимо жалко упущенных возможностей, улетевших в далёкие архивы на годы назад.

Как же ценен каждый момент с родными — пусть мы все разные, но ведь сведены вместе волей судьбы, природы, высшей силы — без разницы кем или чем. Мы — частички друг друга в бесконечном мире-паззле, поддержка и опора, которая ветшает из-за мелочных споров, недопонимания и недоверия. Все эти мелкие трещинки теряют свой смысл, когда сам фундамент вдруг исчезает, а земля уходит из-под ног. Я умудрилась растрескать каждый сантиметр своими глупыми детскими обидами, а склеить обратно — это не просто достать моток скотча и налепить как попало.

Свернувшись клубком на кровати, я думала слишком о многом. В новостной ленте телефона с характерным оповещением появлялись уведомления о новых заголовках — и каждый из них подтверждал, что это не сон. «Взрыв на платформе „Арк Ойл Лимитед“ — ужасающая реальность», «Трое пострадавших, пятеро ещё не найдены после взрыва на нефтяной платформе в Мексиканском заливе», «Халатность инженеров привела к разрастающейся техногенной катастрофе»… Они продолжались и продолжались, а я боялась нажать хоть на один. Ужасные картины взрыва на вышке, жуткого шторма и свиста ветра, качающего платформу — и среди них кучка людей, борющихся со стихией и железным демоном, которого они сами создали. И он там. Папа…

Бездействие сводило меня с ума. Я не могла просто лежать и плавно доводить себя до истерики — и больше даже учёбы не было, чтобы занять мозг другим мыслительным процессом. Останусь сидеть на месте — просто разнесу квартиру к чёрту. Если напрямую на судьбу отца я повлиять уже не могла, то могла сделать всё возможное, чтобы хоть как-то помочь. И даже знала как.

Переоделась я даже быстрее, чем успела заметить. Провела пару раз расчёской по волосам, собрала их в хвост и быстрым движением схватила ключи от машины и квартиры. Адрес Финна я помнила наизусть. Если он — часть этой огромной корпорации — мне не поможет, то тогда это не сможет сделать никто. Перед выходом я долго сомневалась, набрать ли его номер — и когда решилась, то аппарат абонента оказался выключен или находился вне зоны действия сети. И чёрт с ним. Буду сидеть и ждать под дверью квартиры сколько потребуется, в конце концов, это не так бестолково, как пялиться в новости, борясь с желанием заплакать.

Я всё же не справилась — взгляд помутился от пелены слёз. Не пока заводила машину, не пока ждала «зелёный» на очередном светофоре — прямо перед дверью квартиры Финна. И это было неподходящее время проявлять слабость. Надо просто уверенно посмотреть ему в глаза и встретиться со всем, что тяготило меня всё время с нашего расставания. Этого добра накопилось уже немало, а дурацкие совпадения сложились в изящную цепочку, чтобы этот разговор-таки состоялся… Вселенная была на моей стороне — Коллинз открыл почти сразу, на мгновение замер на пороге, а потом отошёл в сторону, пропуская меня.

— Привет, — переступила порог, сняла балетки и подняла взгляд на хозяина. Всё те же глубокие и таинственные карие глаза смотрели на меня внимательно — и я почти покрылась мурашками от подобного изучающего взгляда.

— Привет, Кларк, проходи, — он показал в сторону гостиной, и у меня защемило сердце от воспоминаний и осознания, насколько вдруг они далеки. Сколько тысяч миль оказывается разделяет нас с Финном.

Я вглядывалась в простой тканевый диван, на котором мы дуэтом играли на гитарах, фальшивя и искренне хохоча. А сейчас я почти плачу, смотря, как он входит со стаканом воды и произносит:

— Присаживайся, — а потом садится в кресло, оставляя воду на журнальном столике.

Кажется, уже понял, что разговор будет непростым. Прежде всего для меня. Смотрел, изучая моё лицо и изменения в нём — внимательно, даже почти любопытно и участливо. Как и раньше. От этого взгляда по мне укрепилась уверенность, что Финн решит любую мою проблему — человек, смотрящий так, по видимому, искренне не мог быть злодеем. Только принцем.

— Как ты, Кларк? — вдруг прервал он моё молчание, а я даже не заметила, что задумалась. Почувствовала дрожь в пальцах и вдруг подумала: а что на это можно ответить?

— Я думаю, ты понимаешь, что я пришла по личному поводу, а на то меня подтолкнули обстоятельства. Мой отец… Он работает в вашей корпорации, ты знал об этом с начала нашего знакомства.

Я решила не тянуть с переходом к сути беседы. Пустая болтовня ни к чему: каждая минута могла что-то решить; а Финн кивал, не отрицая, но что-то в его взгляде поменялось. К счастью, я была слишком занята своей проблемой, чтобы это заметить, а потому продолжила:

— Мне позвонили из департамента вашей компании. Сказали, что его не нашли при эвакуации после взрыва, и дальнейшая его судьба пока неизвестна. Обещали перезвонить, если что-то изменится, но… — я не закончила, надеясь, что невысказанное очевидно для нас обоих.

— Потому ты пришла просить меня об услуге? — почти слово в слово Коллинз озвучил мои мысли.

— Да. Ты — один из наследников доли этой корпорации, — мне стало почти неловко за своё знание, но Вселенная своими совпадениями не оставила никакого выбора.

— Я не общаюсь с семьёй с самого поступления, это уже три года, — ответил он мне таким же сухим фактом, который я и так знала.

— Но у тебя есть твоя фамилия. Ты можешь позвонить и помочь найти моего отца. Время идёт, каждая минута может быть решающей.

— У меня нет ни одного номера, на который я мог бы позвонить.

— Ты можешь их узнать, имея на это полное право!

— Не могу. Я не намерен возобновлять контакты со своей семьёй.

Последняя фраза окатила меня сначала ледяной водой, а потом кипятком, заставила заткнуться и хлопать глазами. Воздух застрял посреди гортани и не формировался в звуки. Когнитивный диссонанс — теперь я знала, как это. Нет, конечно, не тешила иллюзий, что Финн бросится исполнять мою просьбу сразу же — хотя очень хотела на то надеяться, но его интонация вдруг заставила меня остановиться и ещё раз подумать. Нет, в интонации был не холод, не раздражение, а кое-что пострашнее. В ней было сожаление.

Я тоже слишком о многом сожалела. Увы.

— Не хочешь?.. — глупо переспросила я, чтобы дать себе ещё немного времени на размышления.

— Пойми, Кларк, — он подсел поближе и заглянул мне прямо в глаза. — Я не хочу больше знать людей, которые меня родили, а остальным я и вовсе ничем не обязан. Мне жаль, что я связан с ними по праву рождения.

Я закрыла глаза и рассмеялась. Кто угодно на этой планете хотел бы родиться наследником нефтяной компании — даже мелкая доля в половину процента могла обеспечить безбедную жизнь. А сейчас Финн Коллинз отрекался от своего престола и терял свою казну — хотя терял ли, если у него её никогда не было? Я сидела перед ним со своей проблемой, которую мог решить он один, и для решения её не нужно было прикладывать неимоверные усилия.

— Я понимаю твой скептицизм, — грустно усмехнулся он, — но не стоит судить так однобоко. Боюсь, затрону сейчас больную тему, но причиной нашего расставания стала Рейвен. Ты видела её несколько раз рядом со мной. Может, помнишь мой рассказ про школьную любовь, которой оказались нужны только деньги? — я внимательно вглядывалась в его лицо, почти не моргая, ища признаки лжи — и не находя их в его вдруг погрустневших глазах. — Нас разлучили мои родители. Ей и правда нужны были деньги, в этом они оказались правы, только не на собственные нужды: её мать была смертельно больна, и мои деньги — которые всегда только вредили — вдруг могли помочь спасти ей жизнь. Но гордая Рейвен не хотела подачек. Принимала мои подарки — и продавала их в интернете, сдавала драгоценности в ломбард, чтобы накопить нужную сумму. Постепенно у неё выходило, а я любил её, всем сердцем любил, а потому был готов дарить весь мир. И почему-то вдруг вмешались мои родители, увидели в Рейвен охотницу за деньгами. Так беспокоились за то, что она разобьёт мне сердце, что разбили мне его сами. Наговорили мне всякой белиберды, а я так хотел им верить, верить, что они не врали. И пусть это было так, но они утаили настолько важную информацию, что впечатлительный мальчик-подросток Финн чуть не решился на очень плохие вещи.

— И потом ты уехал в колледж, — поняла я. Не было ни злости, ни обиды, просто ничего вдруг не было.

Он кивнул, соглашаясь:

— Эти три года я пытался забыть её. И свою семью тоже пытался — будто гонца, принёсшего дурные вести, которому всегда отрубали голову. Как только я думал о них: своих родителях, их компании, о факте, что всю жизнь придётся терпеть подобное… Меня тошнило от мысли, что в этом мире всё продаётся и покупается, что я — только размер моего кошелька. Потому деньги не значат для меня ничего, от роскошной жизни тошнит, как и выставляющих напоказ свой «размер» других. Я скрывал своё происхождение всю учёбу как только мог — и вдруг встретил тебя, — пришлось напомнить себе сделать «вдох-выдох». — Почему-то я вдруг поверил, что наконец-то смогу вернуться к прежней жизни, влюбиться без памяти… Но не смог. Прости меня, Кларк.

Я взяла стакан и сделала большой глоток воды, чтобы не трястись. Потом маленькими глоточками отпивала, чтоб не расплакаться. Нам рассказывали, что если часто делать глотательные движения, то эмоциональная реакция слегка снижается благодаря возбуждению другого отдела мозга. Вроде я уже пережила это — сколько же раз тихо плакала или глупо смотрела в пустоту, прокручивая ненужные мысли в голове. Но этот разговор снова телепортировал меня в тот самый момент. Я сидела в кафе, безразлично смотрела в витрину и ждала, когда расплачусь, а потом напилась с Октавией и… Все эмоции длинной лентой прошлись по моей памяти, ослепляя самыми яркими моментами. А Финн продолжал:

— За неделю до нашего с тобой разрыва мы случайно встретились с Рейвен, — и тут не обошлось без злойдейки-Вселенной. — Я понял, что впустую потратил три года — и они были адом без неё. Что ты мне бесспорно дорога, но её я люблю всем сердцем — всегда любил и, боюсь, всегда буду. Ты оказалась моей опорой, моим светлым лучиком света. Мне нравилось с тобой, Кларк, но я не мог обманывать тебя, поняв всё, о чём сейчас рассказал. Мы говорили несколько часов — и как же я сожалел, узнав полную картину. Что её мать умерла через год после моего отъезда, что она до сих пор так же сломлена, как и я… А моя семья молчала. Даже после того, как я оборвал все контакты. Они не сказали мне о том, что умолчали о настолько важных вещах… Я думал, что не смогу быть разочарован больше, чем был, но теперь думаю даже сменить фамилию. Потому что больше нет такой сферы моей жизни, где пригодились бы эти интриганы и их деньги, осевшие в их разжиревших карманах. И вот теперь приходишь ты…

Я молчала. Смотрела на его отсутствующий взгляд, на напряжённые губы, сжатые челюсти и сжимающую прядь волос ладонь. Финн испытывал всё то же, что и я — это дурацкое путешествие в прошлое оказалось для него таким же болезненным, а я вдруг понимала, что многие вещи неожиданно намного глубже, чем бывают на первый взгляд. Что нет хороших и плохих. Есть только люди, у которых свои причины и следствия.

— Прости меня, — снова извинился он. — Я никогда не хотел разбивать тебе сердце. Ты хорошая, Кларк, и не заслуживаешь сейчас сидеть и переживать. Не заслуживаешь слышать мой отказ и дурацкие оправдания вместо всего, что я мог тебе дать. Но я не могу. Ты не заслуживаешь страдать из-за того, что моя семья в очередной раз сделала выбор в свою пользу, а не в пользу работы вышки — умышленно или нет. Я хотел бы помочь, но я не могу.

И кем я была, чтобы настаивать?

Да, мне больше жизни хотелось расцарапать ему лицо и потребовать спасти моего отца — хотя бы в оплату за то, что мной так удобно воспользовались. Сделали своей жилеткой для утешения и расслабления, а когда вдруг оказалась больше не нужна — просто накормили извинениями и отправили домой осознавать эту исповедь. Круг за кругом думать, ложь ли, правда ли и в каких долях они друг к другу относятся.

Я слышала сожаление — для меня такое фальшивое, и понимала, что Финн ещё не дошёл до того, к чему сегодня пришла я. Что никакие обиды не стоят потери родного человека, никогда умышленно зла не причинявшего. Родители в принципе так устроены, что заботятся о своих детях и делают это, как умеют. Никто не заставлял их заканчивать специальные курсы родительского мастерства, не учил на профессионального воспитателя или экстрасенса — а как тогда ещё досконально понять человека и него достучаться? Они делали всё, что считали нужным, как понимали это нужное, и старались его воплотить.

В жизни редко выходит что-то путное с первого раза. Как иногда не выходит у родителей, так не вышло и у нас с Финном. Мой прекрасный принц вдруг по своей воле оставил меня сгорать в пасти у дракона, решив, что ему не нужна эта принцесса — принцесса воздушного замка своих иллюзий. Которая возвела себе целый алтарь в его честь и исправно занималась поклонением, даже когда окончательно разочаровалась в своём божестве. Которая так глупо закрывала глаза на многое просто потому что так было проще и удобнее не сталкиваться с отрицательными эмоциями, сбегала от них, прячась в затмевающей взор облачной перине. Финн не был идеалом — как и любой другой человек не был, но сейчас образ прекрасного принца вдруг рассыпался на мелкие кусочки. Не из-за слабости, которую вдруг увидела, не из-за откровенности, поразившей меня — просто он был не мой принц, не герой моего романа. Самым ужасным оказалось то, что он с самого начала знал: я — не его принцесса, не героиня и никакого не романа. Я сразу была принята на второстепенную роль, пока одуревшая от счастья думала, что получила главную. И умудрилась наступить на те же грабли, поверив в интерес Беллами Блейка.

Я не дала Финну желаемых извинений, даже почти не попрощалась — и мне было плевать, что я обижу чьи-то чувства; никто никогда не думал о моих. Он отказал мне, и благодарить было не за что. Определённо не за рассказ, как мало я для него значила. Ехала домой и думала, какая же всё-таки непроходимая доверчивая дура. С кем-то мне везло познакомиться, а с кем-то — не очень. Кто-то мной пользовался, кому-то было со мной выгодно или интересно в спортивном смысле, только вот кому на самом деле нужна была я сама? Предполагать даже было страшно — настолько униженной я не чувствовала себя уже давно. Сидела и гипнотизировала телефон, будто цепной пёс сторожа входящий звонок. Сидела и бестолково мешала сахар в чае по десятому кругу — и не пила, не лезло. Даже радовалась, что в квартире пусто. От сочувственных охов и ахов стало бы только хуже, разве что ненавязчивая тишина успокаивала немного лучше. Её разбавляли только равномерные звонкие постукивания ложки о стенки чашки, а потом вдруг добавился щелчок ключа в замке. Октавия не должна вернуться раньше пятницы, а потому был только один возможный вариант — традиционно, наихудший из возможных.

Через минуту на пороге кухни появился Беллами Блейк собственной персоной. Смотрел на меня почти так же изучающе, как и Финн пару часов назад, и за один этот взгляд мне хотелось его растерзать. И почему всё должно происходить именно сегодня? Вселенная окончательно достала своими дурацкими совпадениями.

— Я так больше не могу, Кларк, — он был серьёзен, а я — с ним чертовски согласна. — Давай поговорим.

— Я тоже не могу. Поэтому убедительно прошу оставить меня в покое. Пожалуйста.

— Почему ты так говоришь? — он нахмурился. — Я надеялся, что за это время ты можешь пересмотреть своё прежнее решение…

— Давай отложим этот разговор, Беллами, — я знала, что он непременно начнёт на меня давить, если скажу что-то кроме правды.

— Почему? — он нахмурился ещё сильнее и шагнул ближе. — Что случилось?

— Ничего, — я окончательно упаду в собственных глазах, если начну жаловаться Беллами Блейку. В его — наверное, тоже.

Конечно, врождённое любопытство и упрямство были семейной чертой Блейков, но если Октавии они достались в самой деликатной из форм, то Беллами забрал себе попросту всё остальное. От его внимательного взгляда не ускользнул смартфон, на который я никак не могла перестать пялиться и чувствовать пульс в висках. В два шага он подошёл к столу и ловким движением наклонился прямо над деревянной поверхностью стола, смотря прямо на дисплей. Я не стала выключать его — всё равно рано или поздно Блейк узнает о моей проблеме. Так хотя бы не станет донимать ненужными разговорами.

Я не видела его лица, но спустя секунду он мгновенно полез в карман брюк за своим смартфоном и начал там быстро что-то листать. Видать, заинтриговали заголовки и мой удручённый вид. Может, впервые Беллами Блейк озаботился проблемой человека не из его семейного круга — или мне только показалось? Впрочем, долго размышлять не пришлось:

— Там сейчас кто-то из твоих родных? — тепло, Беллами, очень тепло для человека, не знавшего род деятельности моего отца.

Я кивнула:

— Мой папа — один из ведущих инженеров по строительству полупогружных платформ. В этот раз что-то пошло не так, — с трудом сглотнула, чтоб голос не дрогнул.

— Он пострадал?

— Это неизвестно. Мне сказали ждать звонка. Его пока не нашли.

Внезапно для себя я вдруг увидела боль в глазах Блейка. Наверное, вспомнил своих родителей, погибших в автокатастрофе несколько лет назад — знакомые отголоски пустоты из моей души отражались в ярко-зелёных радужках глаз. А потом они сменились не жалостью — сочувствием и загорелись внезапной решимостью. Даже сама не поверила в то, что вижу, и ещё больше — в то, что услышала после этого:

— Собирайся, Кларк. Мы едем искать твоего отца. И клянусь, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы найти его.