Все краски мира (джен)

Эшли стояла на крыльце и смотрела на туманный сад. Разглядывала тёмные от влаги розовые кусты, деревянную скамейку, такую основательную, что она казалась старше самого дома, мелкую садовую живность, деловито ползущую по своим делам. К ногам Эшли, словно верный пёс, прислонился небольшой дорожный чемодан — куда более вместительный, чем можно было подумать со стороны. Похоже, Лили уже баловалась пространственной магией. Эшли, с улыбкой, подумала, что такой магией владеют многие мамы. Это вечное детское удивление, как маме удаётся уложить в дорогу всё то, что потом категорически отказывается умещаться обратно. Эшли с грустью вспомнила свою «изначальную» маму (даже в мыслях Эшли не хотелось делить близких на настоящих и ненастоящих). Маму Лили Эванс Эшли любила почти так же. И всё же, было это едва уловимое «почти», которое порой меняет всю жизнь.

Эшли вышла из дома раньше родителей. У них ещё было полчаса запаса, чтобы успеть на поезд. Можно было подольше поспать, или без спешки насладиться последним домашним завтраком. Но Эшли хотелось насладиться тишиной. Что-то подсказывало ей, что в ближайшие четыре месяца тишина и покой будут самой большой роскошью. А здесь, в сонном утреннем саду, покой окутывал тебя с головой, как туманное море.

Нет, пока всё шло совсем не плохо. Даже история с чересчур реалистичной карикатурой, закончилась для Эшли без последствий. Исправить содеянное оказалось не трудно, сложнее было сделать это тайно. Эшли сама ещё не вполне понимала, что произошло, и уж точно не хотела делать из этого предмет для общего разбирательства. И всё же, пока они целой процессией шли к местному отделению аврората, Эшли удалось потихоньку убрать с рисунка всё лишнее. Это сработало, так что перед магическими стражами порядка взволнованная Кэтрин предстала с лицом, искажённым лишь гневом. С Эшли были сняты все обвинения, а Кэтрин ещё пришлось отбиваться от рекомендаций посетить Мунго: «проверить своё ментальное здоровье». Правда, заслушав показания трёх свидетельниц, авроры заподозрили массовую галлюцинацию. «Школьницы такой магией не владеют. Скорее, сомнительная шутка какого-нибудь взрослого мага. Так что, возвращайтесь домой и выпейте успокаивающего зелья. Если будут ещё какие странности — обращайтесь». У Кэтрин был такой растерянный вид, что Эшли даже ощутила лёгкий укол вины.

Но хотя слизеринской компании пришлось оставить Эшли в покое, у неё был один свидетель, вполне понимающий, что именно произошло — Мэри Макдоналд. Мэри ничего не сказала аврорам. И только когда они остались одни, спокойно спросила:

— Так ты всё-таки вернулась к рисованию?

— Вернулась? — непроизвольно удивилась Эшли. От волнения она уже и забыла, что играет чужую роль.

— Ну да. Ты же говорила, что никогда больше не будешь рисовать.

— Я… изменила своё решение.

Мэри, кажется, полностью удовлетворилась этим ответом, безо всяких пояснений. Но ещё долго Эшли ловила на себе её внимательный взгляд — не удивлённый или настороженный, скорее — изучающий.

Эшли страстно хотелось узнать, что же заставило её двойника отказаться от любимого дела. И судя по невозмутимости Мэри, карикатурный портрет Кэтрин был не первой живой картиной, которую она увидела. Но расспрашивать было слишком рискованно. Оставалось надеяться на счастливый случай и… сны.

Почти всю дорогу до вокзала Кингс-кросс Эшли болтала с родителями о всяких пустяках. Мама сочла своим долгом предупредить, что «хотя Джеймс Поттер очень приятный молодой человек, но и об учёбе важно не забывать». Папа возразил, что «с таким отношением к учёбе как у Лили, я больше опасаюсь, что мы можем остаться без внуков. Точнее, без внуков, наделённых чувством юмора», — поспешно добавил папа. Похоже, все сейчас подумали о Петунье и мистере Дарсли. Потом мама попросила передать привет госпоже Спраут, которая занимала в Хогвартсе должность профессора травологии. Оказывается, эти две женщины из разных миров регулярно переписывались, обмениваясь всяческими садоводческими хитростями. Несмотря на столь разных подопечных, какие-то правила были универсальными. Так же за время пути успели обсудить еду в Хогвартсе, сложное положение домовых эльфов и ассортимент тёплой одежды в магазинах Хогсмита — как и все мамы, Дэйлия Эванс всегда беспокоилась, что дочь мёрзнет. Только о самом главном, о той тревоге, что читалась в глазах родителей, не говорили.

На людном вокзале родители сами подошли к кирпичной стене под вывеской: «Платформа девять и три четверти». Пришло время прощаться. Сейчас миссис Эванс выглядела такой печальной, что стала точь в точь как мама Эшли из её реальности. И от этого у Эшли что-то болезненно сжалось внутри.

— Пока, рыжик. Береги себя.

Папа ласково потрепал её по макушке, а мама обняла.

— Не беспокойтесь за меня. Я еду в самое безопасное место в Англии, — сказала Эшли бодро, но не вполне искренне. Ей вспомнился василиск, дремлющий в недрах замка, будущие пожиратели смерти среди одноклассников, Кэтрин… и уютный домик Эвансов показался ей куда лучшим убежищем. С другой стороны, Лили Эванс убили не в Хогвартсе.

— Вы тоже берегите себя. И, если что, не забудьте про зелье.

Драгоценный эликсир удачи Эшли оставила родителям. Это было не простое решение — ей самой удача очень могла пригодиться. Но после длительных размышлений, Эшли решила, что так будет справедливо — в конце концов, этот подарок предназначался не ей, а Лили.

После трудного прощания с семьёй, пройти через кирпичную стену показалось делом пустяковым. И всё же, перед самой колонной, Эшли инстинктивно задержала дыхание, зажмурилась и, пройдя несколько шагов вслепую, врезалась во что-то твёрдое. Открыв глаза и увидев перед собой кирпичную кладку, Эшли уже готова была расстроиться — всё-таки мир магии не признал в ней волшебницу. Но потом она увидела сверкающую на солнце трубу паровоза и радостно рассмеялась: оказалось, что она уже прошла барьер, даже не заметив этого, и врезалась в стену — уже на платформе девять и три четверти. С некоторым беспокойством Эшли посмотрела на стоящую неподалёку группу волшебников — не заметил ли кто её конфуз — но никто, кажется, даже не смотрел в её сторону. Все были заняты своими делами: кто-то прощался с родителями, кто-то уже отыскал своих друзей и оживлённо обсуждал события минувшего лета. Несмотря на мантии и сов, всё это было очень похоже на привычную Эшли суету начала учебного года. И всё же, чудилось Эшли какое-то тревожное ожидание в воздухе. Толпа на платформе не была однородной. Волшебники, маленькие и взрослые, распределялись по группам, и каждая такая группа как-то нарочито игнорировала остальных. Родители, прощаясь с детьми, понижали голос, негромко высказывая какие-то особенные напутствия. Даже дети-первогодки казались Эшли неестественно сдержанными. Или у неё просто разыгралось воображение?

Эшли огляделась по сторонам в поисках знакомых лиц. С некоторым удивлением, поймала себя на том, что высматривает в толпе чёрные волосы и римский профиль Северуса Снэйпа. Снэйпа в толпе не было, зато она увидела Мэри — одинокую взъерошенную фигурку на дальнем конце станции. Мэри стояла на краю платформы и сосредоточенно разглядывала рельсы. «Почему у неё всегда такой вид, словно она мёрзнет?»

Эшли подошла к Мэри и сказала «Привет!». Мэри вздрогнула — Эшли даже испугалась, что Мэри может упасть с платформы вниз и непроизвольно вытянула руку — остановить падение. Но она удержалась и даже улыбнулась своей инопланетной улыбкой.

— О чём ты так задумалась?

Эшли готова была услышать очередную историю про каких-нибудь экзотических подземных существ, но Мэри заговорила совсем о другом.

— Я думала о дорогах… и перекрёстках. Могла бы ты нарисовать нам другую судьбу?

Мэри посмотрела прямо в глаза Эшли, словно и правда ждала ответа. Но через минуту опустила взгляд и вздохнула:

— Да нет, я знаю, это слишком опасно.

Вопрос, который занимал Эшли с той самой поездки в Косой переулок, вдруг превратился из праздной фантазии в насущную проблему: «Как далеко простираются мои способности?» После инцидента с карикатурой, Эшли так и не решалась рисовать людей. Но она нарисовала зелёным куст, который медленно увядал, и даже мама уже махнула на него рукой. На следующий день растение выглядело намного живее. Невольно, в голове Эшли возникали и другие вопросы: что будет, если она нарисует кого-то больным? Раненым? От одной мысли об этом, её начинало подташнивать. Но сейчас, глядя на печальную Мэри, она всерьёз задумалась: «Можно ли победить тёмного лорда с помощью кисти и красок?»

К ним подлетели две девушки — Эшли узнала подруг Лили с фотографии.

— Что за траурные лица?

Миловидная блондинка с причёской в стиле «художественный беспорядок» обхватила их с Мэри за плечи.

Мэри натянуто улыбнулась:

— Привет Клэр. Привет Марлин.

— Нет, я понимаю, что времена сейчас не весёлые, но это же наш последний год в Хогвартсе! Я хочу, чтобы он был запоминающимся, — продолжала щебетать Клэр.- К тому же ты теперь староста школы, а значит, мы сможем делать всё, что захотим!

Эшли бы поспорила с этим утверждением, но она только сейчас осознала, что должна исполнять роль старосты. «Так, без паники, у меня должен быть напарник. Я просто буду держаться рядом и изображать уверенность. Кто бы это мог быть — Ремус, наверное? Знать бы ещё как он выглядит». Эшли стала озираться по сторонам.

— Клэр, не пугай Лили, а то наша староста уже подумывает о побеге, — засмеялась Марлин.

— Да ладно, мы совсем чуть-чуть пошалим, самую малость. Не как в прошлом году с само запутывающимися шнурками.

— Да… тогда всё немного вышло из-под контроля, — протянула Марлин с явным удовлетворением в голосе.

Под смех и беспорядочные обрывки каких-то ностальгических воспоминаний, они зашли в поезд.

— Так, мы попали в вагон старост, — констатировала Клэр.

— Пока, Лили! А мы пойдём, поищем свободное купе.

— Главное — свободное от слизеринцев.

Мэри бросила тоскливый взгляд на Эшли и пошла за остальными.

В вагоне старост почти никого не было. Худенькая брюнетка в форме Рейвенкло, вышла из купе и, небрежно кивнув Эшли, прошла в соседний вагон. Вот он — подходящий момент, чтобы потренироваться. Эшли находилась в мире магии уже больше месяца, но, если не считать рисунков, возможности поколдовать у неё до сих пор не было. На всякий случай, Эшли закрылась в купе, чтобы избежать случайных свидетелей. Там было пусто, только на полках лежали чьи-то вещи. Сделав три глубоких вдоха, она направила палочку в сторону своего чемодана и торжественно произнесла: «Вингардиум левиоса!» — чемодан конвульсивно дёрнулся. Только с пятой попытки Эшли удалось его поднять. Это был не большой, но всё же успех. На другие заклинания времени уже не хватило — Эшли услышала, как лязгнула, открываясь, дверь вагона. «Ну что ж, в крайнем случае, буду наказывать нарушителей, поднимая в воздух».

Кто-то подёргал ручку двери, затем постучал:

— Ли, ты там?

Эшли узнала голос, но не сказать, чтобы обрадовалась. Она открыла дверь и сразу оказалась на линии горячего, как летний ветер, взгляда. Эшли не могла не признать — жених Лили выглядел весьма эффектно. Особенно сейчас, когда солнечный свет из окна отбрасывал блики на непокорные чёрные волосы, перекликаясь с золотистыми искорками в кофейно-карих глазах. И ему очень шла мантия. На Джеймсе она смотрелась уместно, не как реквизит школьного театра. Скорее, она вызывала ассоциации с мушкетёрами и какой-то ещё полузабытой героической романтикой.

Джеймс шагнул навстречу. На этот раз, Эшли не успела увернуться — весёлые карие глаза вдруг оказались совсем близко. Затем она ощутила тёплое, чуть влажное прикосновение к своим губам, и тут же отстранилась.

Весёлые искорки в глазах Джеймса потухли.

— Что случилось, Ли? — спросил он негромко. — Тогда, после бала, я думал… мне показалось… что мы теперь вместе. Даже твои родители так думают! — воскликнул он с вызовом.

— Прости, — как Эшли ни старалась, у неё не получалось придумать никакого другого ответа.

«Вот бы сейчас кто-нибудь зашёл! Я была бы рада даже Кэтрин». Повисшая в пустом вагоне тишина была настолько тягостной, что у Эшли появилось опасное желание всё рассказать — про приют, про лилового мотылька, про зелёную вспышку перед глазами — последнее воспоминание Лили Эванс.

Поезд дёрнулся, начиная движение. Эшли качнуло в сторону, и только рука Джеймса удержала её от падения.

— Но почему? — спросил Джеймс, пытаясь поймать её взгляд.

«А ведь он и правда её любит, при всём своём легкомыслии», — легче от этой мысли не стало.

В вагон начали заходить люди — целая компания оживлённо болтающих ребят.

— Мы вам помешали?

Высокий парень с чёрными волосами почти до плеч многозначительно ухмыльнулся. Рядом с ним стояли ещё двое: шатен с крупными плавными чертами лица и невысокий блондин с маленькими беспокойными глазками. Эшли без труда догадалась, кто перед ней: Сириус, Ремус и Питер.

Заметив выражение лица друга, Сириус посерьёзнел и потянул за собой остальных из вагона. В то же время, в вагон уже заходили другие люди. Образовалась давка. Рослый парень с серебристо-зелёным шарфом и значком старосты брезгливо поморщился:

— Уже и здесь Гриффиндорский клуб. Будто и нет других факультетов. Не удивительно, если сам директор назначает «своих» старост школы. Даже не знаю, кто лучше — гряз…, простите, волшебница не магического происхождения или Поттер. Поттер староста! Это же анекдот.

Только тут Эшли заметила значок старосты школы на груди у Джеймса: «Так вот, кто мой напарник. Замечательно. Просто чудесно».