Белый, красный, черный (гет)

Примечание автора:

Изменение перспективы. Как вам?

Настроение: "We'll live longer" — Watchmen OST: https://youtu.be/jA63ze6BxQk

День 0

Час 0

Взрыв. Дикая боль. Ожог.

Буря. Я цепляюсь, но ты ускользаешь от меня. Твоя рука исчезает — НЕТ!

Я открываю глаза и тут же раскаиваюсь в этом. Огонь, свет. Боль. В моем теле, в моих глазах, в моих легких. Повсюду.

Невесомость. Удары. Повторяющиеся, невыносимые, я дергаюсь, лежа на земле. Сознание шатается. Я теряю счет времени. Но боль присутствует постоянно. Всегда.

Последнее падение. Я качусь по снегу и щебню и, наконец, останавливаюсь. Сначала окоченение. Неподвижность. Тишина.

А потом холод, страдание. Ужасное. Вездесущее. Невыносимое. Я дрожу. Кричу. Я извиваюсь, горло вибрирует, легкие опустошаются, но я ничего не слышу. Ничего.

Изо всех сил пытаюсь остаться в сознании, дыхание прерывается. Пепел повсюду. Зловонный дым, горелый пластик, обожжённая штукатурка. Я кашляю снова и снова, во рту противный металлический привкус. Меня охватывает головокружение. И страх.

Где ты?

Я зову тебя. Но кроме непрекращающегося гула, не слышу ни единого звука, даже собственного крика. Я переворачиваюсь на живот и, скривившись, пытаюсь встать, но всё тело дрожит и слабеет.

Ничто вокруг меня больше не имеет смысла. Сквозь пробитый потолок видно чернильно-черное небо. Дымящиеся стены покосились, почернели, некоторые даже начисто снесены. Какие-то фигуры вдали кричат, бегут и спотыкаются среди щебня и огня. Другие фигуры лежат на земле вокруг. Эти фигуры больше не двигаются. Слезы текут по моей маске. Слезы боли, слезы ужаса. Я снова кричу. Я едва слышу.

Где ты?!

Гул становится шипением. Мне больно, больно везде. Каждая мышца скручивается болью, когда я лихорадочно оглядываюсь по сторонам.

И, наконец, вижу тебя.

Я снова зову тебя. Никакого ответа, никакого движения. Со сдавленным горлом, горящими легкими я подползаю к тебе. Каждый выигранный метр — дополнительная пытка. Мои раны открываются, дергают при каждом движении. Я задыхаюсь, стиснув зубы, оглушенный, паникующий.

Ты больше не двигаешься. Ты больше не дышишь.

Я падаю в нескольких шагах от тебя, чувствую, как меня покидают последние силы. Задыхаясь, я смотрю на покинутое и будто вывихнутое тело, зияющую рану, которая обезображивает твою спину, красный цвет на тебе, и я уже не знаю, это твой костюм… или твоя кровь.

Дыши.

Твое белое как мел лицо под черными волосами. Твои голубые глаза за маской — приоткрытые, пустые. Твои неподвижные губы, покрытые пылью и пеплом.

Дыши, прошу тебя.

И кровь. Кровь повсюду, кровь на снегу и штукатурке, кровь, которая течет и растекается так, словно ее больше ничто не удерживает. Я протягиваю к тебе когтистую руку, испачканную красным, не в состоянии приблизиться еще. Мое кольцо потрескивает, обжигающее, неузнаваемое. Не может быть! Не может так закончиться, не так быстро, не сейчас!

Я был готов уступить свое место, покинуть Париж, отказаться от Кольца и от всего, что оно мне даровало. Я был готов доверить другому обязанность — честь — помогать тебе.

Пусть уже не я был бы твоим напарником, твоим защитником. Пусть я забыл бы. Я был готов забыть нас, только бы знать, что ты в безопасности. Быть уверенным, чтобы ты будешь жить — где-то далеко от меня, но в добром здравии.

Я готов был уехать, забыть Черного Кота. Но ради тебя. Только ради тебя!

Дыши! Дыши, умоляю!

Но ты не шевелишься. Ты меня не слышишь. Ты меня не видишь.

Тебя здесь больше нет…

Я рыдаю, глаза затуманиваются слезами. Я сворачиваюсь на боку, не в состоянии оторвать от тебя взгляда.

Мышцы понемногу деревенеют, меня охватывает холод. Боль растворяется. Голова становится тяжелой. Дыхание слабеет. Сердце замедляется. Текут слезы, жгучие.

Я закрываю глаза. Я тоже умру. Я хочу тоже умереть.

Снег. Он снова идет. Я чувствую, как он падает на меня в тишине.

Дежа вю.

«Но есть только один Черный Кот, который внушил мне желание и мужество быть Ледибаг. И этим Черным Котом всегда будешь ты».

Взгляд, улыбка. Благодарные. Легкая нерешительность. Объятие. Шепот, полный надежды.

«У нас есть еще несколько дней. Надо лишь воспользоваться ими, Черный Кот».

У меня нет сил улыбаться, но на короткое мгновение мое сердце пускается вскачь.

«Это самый прекрасный комплимент, что ты когда-либо мне делал, Котенок».

Я о многом буду жалеть, моя Леди… Но об этих мгновениях? Никогда…

Никогда.

«Я люблю тебя, Ледибаг».

Всё останавливается.

Тишина.

Небытие.

Шипение.

Неожиданный вдох.

Хриплый, жалобный голос, раздирающий кашель. Знакомый. Она дышит, с трудом.

Она дышит. Она жива.

Она. Дышит.

— Кот?

Успокоившись, я погружаюсь во тьму.

Теперь я действительно могу уйти.

День -1

— Но, отец! А как же лицей, мои кружки, мои друзья!

— Не начинай опять, Адриан. Тебе исполнилось пятнадцать, пора учиться управлять своим наследством. Я начинаю серию деловых поездок, и ты будешь меня сопровождать. Естественно, параллельно ты возобновишь частные уроки с Натали. Мы уезжаем завтра.

— З-завтра? Я думал, вы разрешили мне закончить триместр! Я еще никого не предупредил! Я не набрался смелости, чтобы…

— Конец дискуссии, Адриан.

— Отец? Отец, прошу вас! Я всегда делал, как вы хотите, всегда. Потому что доверял вам. Но сегодня я знаю, что мое место здесь, в Париже. Попытайтесь меня понять, я не хочу всё бросать! Я… Я не могу!

— Я сказал: конец дискуссии. Я твой отец, и твое место там, где я решу.

— Нет. Вы… Ты не мой отец. Ты никогда им не был, даже когда мама еще была здесь. Тебе всегда было плевать на нас!

— Адриан!

— Проклятье! Забудь обо мне до завтра!

День -1

Час -?

Я спрыгиваю на прилегающую улочку, ловко приземляюсь за рядом мусорных баков. Вздохнув, шепчу:

— Плагг, снять трансформацию.

По телу пробегают мурашки. Открыв глаза, я встречаюсь с изумрудным взглядом Плагга, необычайно нерешительным.

— И что теперь будем делать?

Я пожимаю плечами и раздраженно фыркаю. Пробежка по крышам немного успокоила меня, но горечь по-прежнему остается.

— Ни малейшего представления. Но я не вернусь в особняк, это точно.

Мой отец и его планы могут идти лесом. Предпочитаю убивать время до второй половины дня, чем изображать идеального сына. Чем я рискую в любом случае? Я завтра уезжаю, хуже наказания он уже не придумает.

— Ледибаг должна связаться со мной в три часа. А пока что…

Плагг молча кивает. Я рефлекторно бросаю взгляд на мобильник, чтобы узнать время, но, прежде чем покинуть комнату в облике Черного Кота, я вынул из него аккумулятор. Включать его нельзя ни в коем случае: Натали воспользуется этим, чтобы найти меня.

— Есть хочу.

Я подавляю нервный смех: Плагг и его желудок — вечная забота. Вдруг почувствовав холод, — костюм Черного Кота с его согревающей функцией решительно практичен, — я поправляю шарф и засовываю руки в карманы анорака.

— Что будем делать, Адриан? — ворчливо повторяет Плагг.

Не ответив, я приглашаю его спрятаться в мой воротник, после чего осторожно выхожу из тайника и поднимаюсь по улочке к более оживленной авеню. В моем распоряжении всё утро — со мной давным-давно такого не случалось, — но я не знаю, куда пойти. Ледибаг недоступна, как всегда, когда у нас нет запланированного патруля. Так чем заняться? Заявиться к Нино? Он уехал на каникулы и вернется только вечером. Хлоя? Я знаю ее с детства, но она, вероятно, последний человек, кого я хочу сегодня видеть. Учитывая ее манию без конца делать селфи, когда она со мной, Натали за десять минут найдет меня через соцсети.

Пока я бежал по крышам, мне в голову пришел только один человек. К несчастью, вопреки всем усилиям, ее невозможно найти. Я вздыхаю, опустив голову. Это мой последний день в Париже — последнее мгновение свободы… и я останусь совсем один?

— О, Здравствуй!

Я подпрыгиваю, вырванный из размышлений. Передо мной стоит невысокая женщина с раскосыми глазами, держащая в руках пакет с продуктами.

— М-мадам Чен?

Я не должен бы так удивляться, ее булочная за углом авеню!

— Адриан, не так ли? — она улыбается удивленно, но тепло. — Что ты здесь делаешь?

— Э, гм… Я шел поздороваться с Маринетт?

Ее улыбка становится мягче.

— Мне очень жаль, но ее нет. Наверное, она забыла, что ты зайдешь.

Это я уже знаю. Черный Кот тайком заглянул к ней на балкон, но комната Маринетт пуста, как и остальная квартира.

— Нет-нет. Мы не договаривались, я… Маринетт однажды мне рассказывала о фильме, который недавно вышел, я… Я хотел предложить ей пойти посмотреть его сегодня.

Я с трудом подбираю объяснения — игнорируя Плагга, который потешается, спрятавшись в шарфе, — мамам Чен внимательно меня слушает.

— Это моя вина, я должен был ее предупредить, что зайду, но я забыл дома телефон.

Я нерешительно топчусь под доброжелательным взглядом матери Маринетт. Мне следовало бы попрощаться и развернуться. В Париже хватает развлечений, я найду, чем заняться до трех часов. Но одиночество давит.

Особенно сегодня…

Улыбка мадам Чен, когда она жестом приглашает меня следовать за собой, становится сияющей.

— Я могу позвонить ей, если хочешь. Она должна была провести день у Альи, которая живет не так далеко. Уверена, Маринетт будет счастлива узнать, что ты здесь, и всего через пять минут присоединится к нам.

Она смеется, чем напоминает мне свою дочь — сколько раз я слышал такой смех за спиной во время уроков, вызванный шуткой Альи или оплошностью Нино.

Сам не заметив как, я уже последовал за мадам Чен. Булочная, оказывается, полна покупателей. Месье Дюпен вежливо приветствует меня из-за прилавка, удивленный моей нерешительностью, пока жена не подходит и не хлопает его по плечу. Они, похоже, понимают друг друга с одного взгляда, без слов. И месье Дюпен, сияя, возвращается к клиентам, тогда как его супруга с телефоном в руке приглашает меня пройти в подсобку. Я подчиняюсь, на сердце становится легче.

Когда мои обязанности слишком давят на меня, я частенько брожу по Парижу в облике Черного Кота, свободный, как ветер. Но теперь я лучше понимаю, почему пришел сегодня именно в этот квартал. Дюпен-Чены всегда были доброжелательны ко мне. Их простота и жизнерадостность заворожили меня, как и их нежность к Маринетт в тех редких случаях, когда я видел их вместе.

Семья Дюпен-Чен — именно то, о чем я мечтал с тех пор, как исчезла моя мать. А теперь, когда я покидаю этот город, я понимаю, что мне никогда не было столь необходимо поговорить с моей самой первой… подругой. Маринетт.

Первая, кому я осмелился объяснить, почему был так неловок во время появления в коллеже. Первая, кто искренне меня ненавидел из-за той глупой истории со жвачкой, и первая, столь же искренне простившая меня.

Плагг вздыхает возле моей шеи. Тем не менее он издает смешок, который я слышал от него лишь несколько раз, когда он потешался над моим взаимодействием с некоторым девочками в коллеже.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, пацан.

Я едва заметно киваю.

Да, я тоже.

Солнце окончательно скрылось за толстым слоем облаков. Ледяной ветер свистит в ушах. Привалившись к гигантскому металлическому косяку, я насыщаюсь неприступным видом на Марсово Поле, болтая ногой в пустоте, играя с порывами ветра.

От нечего делать я снова включаю коммуникатор на моем шесте, но нет ни звонков, ни сообщений. Время идет так медленно, что я скоро поверю, что электронные часы неисправны. С долгим зевком я закрываю коммуникатор и опускаю веки.

Маринетт была слишком занята, чтобы отменить свои планы с Альей. От одного воспоминания о смущенном лице ее матери и моей неловкой попытке успокоить ее, прежде чем раскланяться, я краснею от стыда.

Я пытаюсь убедить себя, что это к лучшему. В любом случае, если бы у меня был выбор, я предпочел бы встретиться с Маринетт в облике Черного Кота. Хотя мы больше года каждый день встречаемся в классе, она по-прежнему чудовищно стесняется, когда я Адриан, и обычно ей удается расслабиться лишь через пару часов — думаю, из-за того, что я модель. С Черным Котом ей более комфортно — и мне тоже. С моим альтер эго Маринетт милая и теплая, порой немного язвительная в своих репликах, но искренняя и достойная доверия.

Думаю, если я хотел кому-то сегодня сообщить о моем неминуемом отъезде, так это Маринетт. С ней мне наверняка не пришлось бы опасаться последствий. Приступов слез — как с Хлоей — или громких криков о несправедливости — как с Нино. Просто кто-то, кто выслушает и успокоит, как было во время нашей тренировки перед турниром видеоигр.

Ладно, неважно. У нее сегодня не было времени ни для Адриана, ни для Черного Кота. И учитывая мое нынешнее состояние духа, в конечном счете мне, наверное, лучше остаться одному. Не надо никого щадить, натягивая маску идеального ученика.

Я бросаю еще один взгляд на шест. До трех часов осталось несколько минут. Если Ледибаг пунктуальна — и, честно говоря, я надеюсь на это… — у меня скоро будет другой предмет для размышлений.

«Мы уезжаем завтра».

Я поднимаю глаза к небу, терзаемый сожалением. Однако я уже несколько недель готовлюсь к отъезду, и его приближение на несколько дней на самом деле не слишком многое меняет. Но я не сообщил никому, кроме Ледибаг. На что я надеялся, откладывая разговор об этом с Нино и остальными? Избежать долгих прощаний и дополнительных страданий? Или же я ждал, что какое-нибудь непредвиденное обстоятельство позволит мне остаться?

Ненавижу перемены. На самом деле ненавижу.

— Проклятье. К черту!

От моего толчка раздвижной шест растягивается и с грохотом ударяет в металлическую арматуру. Удар долго резонирует. Я стискиваю зубы, по мне проходит настолько сильная вибрация, что чувства спутываются.

— К черту.

Я вдыхаю полной грудью, чтобы успокоиться. Температура не перестает падать. Пахнет снегом. Невозможно сказать, с чем связана эта интуиция — наверняка один из эффектов моего симбиоза с Плаггом…

Знакомый звон заставляет меня подпрыгнуть. Наконец-то! Со смесью радости и опасения я нажимаю на кнопку кончиком когтя и подношу шест к уху.

— Какая пунктуальность, моя Леди! — удовлетворенно мурчу я.

Она на том конце удивленно хихикает.

— Черный Кот? Всё хорошо? Ты звучишь… странно.

Я поспешно сажусь, нахмурившись. Пафосно прочищаю горло, на самом деле чувствуя себя неловко.

— Свежий воздух, моя Леди. Эйфелева башня — прекрасное место для медитации, но от холода я хриплю, как мартовский кот.

— Ха-ха. С твоим чувством юмора всё в порядке, это уже что-то…

Я сокрушенно улыбаюсь. И внимательно слушаю, когда она продолжает, вдруг став серьезной:

— Я хотела бы познакомить тебя кое-с-кем. Отправляю тебе адрес на коммуникатор. Жду тебя там.

Ее слова сопровождает тихий звонок. Быстрым взглядом я проверяю данные. Это в двенадцатом округе.

— Получил, моя Леди!

— Не могу пока сказать тебе больше, но ты должен там появиться в гражданском облике… Это важно — чтобы не вызвать подозрений.

Ошеломленный, я колеблюсь несколько секунд — к чему столько тайн? Если я приду в облике Адриана, есть риск, что она увидит меня и узнает. А я больше не хочу, чтобы она знала мою личность, ни за что.

— Черный Кот? Не беспокойся, я не увижу тебя, пока ты снова не трансформируешься.

Я закрываю глаза и встряхиваю головой. Я всегда доверял ей. И не сегодня начинать сомневаться.

— Загадочное свидание? Все девять жизней этого ждал, моя Леди. Дай мне десять минут — уже иду.

Я слышу, как она вздыхает. Со смешком прерываю связь и быстро встаю. Тем не менее меня терзает одна мысль.

Я должен буду сказать ей, что уезжаю завтра. Горло сдавливает. Попрощаться с Ледибаг самое позднее этим вечером?

Нет. Нет. Этого я тоже не смогу. Невыносимая трусость, но я всё же предпочитаю уехать, ничего ей не сказав, чем рисковать сорвать маску и выдать ей мою подавленность. Я хочу, чтобы она помнила меня, как милого и уверенного в себе Черного Кота. Если для того, чтобы изобразить обычное хорошее настроение, я должен ей солгать, пусть будет так.

С тяжелым сердцем я устремляюсь в пустоту.

Час -13

Тишина давит. После того, как я столько времени — больше часа? — провел в разговорах, обсуждениях, вопросах, она смущает. Сидя по-турецки, Мастер Фу вздыхает, сжав кулаки.

— В общем, мы в самом настоящем тупике. Досадно.

Сидя перед ним на коленях, я невольно моргаю. Я вдруг жалею, что Плагг скрылся, чтобы заняться не-знаю-чем с Вайззом. Мне не помешало бы прямо сейчас дружеское присутствие.

— Напомни, на какую дату назначен твой отъезд, Адриан?

Я готов уже назвать обычную дату — конец каникул, — но спохватываюсь. Поджимаю губы, молча смотрю на старого Хранителя. Я только что познакомился с ним, но Плагг и Ледибаг ему доверяют. Значит, я тоже могу ему доверять, не так ли?

— Завтра. Отец перенес наш отъезд. Я узнал только сегодня утром.

Старик ожидаемо дергается.

— Я хочу, чтобы это осталось между нами. Ледибаг не должна знать.

Под его одновременно жестким и испуганным взглядом я торопливо добавляю:

— Пожалуйста, Мастер Фу. Так будет лучше.

— С каких пор ты скрываешь от напарницы столь важные вещи, Черный Кот?

Я в свою очередь сжимаю кулаки:

— Это первый и последний раз. В любом случае, скоро она уже не будет моей напарницей.

Горечь усиливается от вопиющего разочарования в глазах Мастера Фу: я сказал, не успев подумать, но неважно. Я знаю, что веду себя как трус, нет необходимости мне на это указывать.

Старик размышляет несколько мгновений, его лоб прорезает множество озабоченных складок.

— М-м. Ваш симбиоз разрушен, теперь я это чувствую. Мысленно ты уже уехал, Черный Кот. Тогда больше ничего не поделаешь. С сегодняшнего вечера я начинаю поиски другого Носителя… Старше и независимее, само собой разумеется. Я больше не повторю ошибки.

Он встает и приглашает меня сделать то же самое.

— Как только новый Носитель будет назначен и трансформируется… Ты хорошо понял, что это будет значить для тебя?

Я молча киваю, желудок скручивает. Он рассказал мне достаточно подробностей, но ничто не заставит меня отказаться от своего решения.

— Возможно, на несколько дней ты будешь дезориентирован. Память может вводить тебя в заблуждение, настроение — тоже.

— Неважно, — из удальства бормочу я. — Я рассчитываю, что отец и моя наставница Натали будут, как всегда, думать за меня. Если я буду выглядеть потерянным, они наверняка решат, что это потрясение от переезда.

С болью в сердце я достаю из кармана черную коробочку, в которой когда-то находился мой Камень Чудес, когда я впервые встретился с Плаггом.

— Полагаю, ты хочешь попрощаться со своим квами, прежде чем отдать мне Кольцо.

Я с облегчением киваю: я надеялся на эту отсрочку, однако не осмеливаясь ее потребовать. По-моему, я и так уже слишком многого требую.

Снова став невозмутимым, Мастер Фу касается выступающего нефрита на одном из своих браслетов — вероятно, его Камня Чудес. Почти сразу же из стены появляется Вайзз с вопросительным выражением:

— Мастер?

— Проводи Адриана к Плаггу. С сегодняшнего вечера он отказывается от своего статуса Носителя.

Квами-черепаха застывает в воздухе, расширив глаза.

— Что… Что, прямо сейчас? Адриан, ты точно уверен? У тебя есть еще несколько дней!

Мягкий вежливый тон Вайзза вызывает у меня позабавленную усмешку.

— Да, Вайзз. Так лучше.

— Но…

— Вайзз, — перебивает его Мастер Фу. — Он принял решение. Пожалуйста.

Квами застывает, обменивается грустным взглядом со своим Носителем. И, наконец, кланяется:

— Сюда, пожалуйста.

Я собираюсь пойти за Вайззом, как некоторое время назад сделала Ледибаг. Вдруг меня охватывают угрызения совести, и я поворачиваюсь к старику:

— Мастер Фу, я…

— До свидания, Адриан. Когда попрощаешься, можешь оставить свой Камень Чудес в комнате, которую тебе укажет Вайзз.

Я передумываю, сжав кулаки. На стенах висит множество китайских гравюр и каллиграфий, и мне вспоминаются мои уроки нанкинского. Я бормочу, наверняка со слишком школьным акцентом, добавив легкий обязательный поклон:

— Спасибо за науку, Мастер. Я хотел бы, чтобы у меня была возможность встретить вас при более благоприятных обстоятельствах.

И поскольку Мастер Фу упорно избегает моего взгляда, прямой как палка, я добавляю по-французски:

— Мне очень жаль.

И только когда я уже открыл дверь, Мастер Фу бросает не резким, а усталым голосом:

— Не так как мне, Черный Кот.

И, повернувшись спиной, он шепчет, вероятно, на своем родном языке:

— Доброго ветра, Адриан.

Я закрываю за собой створку двери. Стало еще темнее, чем было, когда я пришел. Единственный источник света исходит от стеклянной двери в конце коридора. Словно под анестезией я следую за Вайззом, который приводит меня в маленькую кухню, где я оставил свои вещи. Я замечаю еще одну закрытую дверь, напротив моей, и меня озаряет любопытное предчувствие.

— Ледибаг… Она там ждет?

Вайзз кивает в знак подтверждения. Моя ладонь хватает ручку, но я стою, застыв, с пересохшим горлом.

— Черный Кот, — наконец, шепчет квами. — Она не в трансформации.

Я понимаю, что даже когда не знал этого, уже не был способен открыть дверь. У меня больше нет права. Впрочем, у меня его никогда не было. Она всегда предельно ясно высказывалась на этот счет.

Я прислоняюсь лбом к створке двери и закрываю глаза. Зачем разочаровывать ее, раскрывая ее личность? Некоторое время спустя я всё забуду. И даже если я ни о чем не вспомню, она будет беспокоиться, возможно, даже попытается защитить меня, если однажды я вернусь в Париж — я еще помню ее отчаяние, когда Вольпина угрожала смертью иллюзорному Адриану.

Я не стану ее слабостью. Не буду ее Ахиллесовой пятой. Никогда. Разоблачить себя было бы бесполезно, опасно и исключительно эгоистично…

И всё же, что бы я ни отдал, чтобы это произошло. Чтобы она знала всё! Чтобы хотя бы один дорогой мне человек мог засвидетельствовать, что я не только Адриан, не «только» сын Габриэля Агреста.

Черный Кот… Свободное существо, радостное и свободное.

Мое настоящее я.

— Снег идет.

Мечтательный голос Вайзза вырывает меня из мыслей. Зависнув перед большим окном, квами внимательно созерцает улицу. Я в свою очередь подхожу. Снег падает крупными хлопьями. К своему удивлению, я замечаю на снежном ковре Плагга. Он же не выносит ни холода, ни дождя!

Словно котенок, он наблюдает за чем-то кружащимся в высоте. Грациозная яркая фигурка — розово-красно-черная. Наверняка, квами Ледибаг, с внезапной нежностью понимаю я.

Она спускается к нему, выполняя множество пируэтов. Я позабавленно улыбаюсь, когда она тянет его за ухо, и удивляюсь, что он не злится еще больше. К моему восхищению, он даже в свою очередь отрывается от земли и повторяет ее чудную хореографию с такой ловкостью, какой я у него не подозревал.

Забавное и трогательное зрелище. Странно сокровенное.

— В тот день тоже шел снег.

Печальный голос Вайзза настораживает меня. В полумраке коридора квами светится слабым зеленым светом.

— В какой день? — шепчу я.

Спустя несколько мгновений созерцательной тишины Вайзз обращает на меня мечтательный взгляд.

— В день, когда они согласились всегда жить в разлуке, чтобы быть связанными навечно.

Я недоуменно хмурюсь. Судя по задумчивой мимике Вайзза, он уверен в смысле своих слов, однако весьма туманных.

— Они символизируют равновесие всего. Центр нашей системы. Они словно звезда, а мы дополняющие их спутники. Так было всегда, и так будет всегда.

Я киваю, не пытаясь понять. Мне вдруг вспоминается один вопрос. В предыдущие разы я так и не добился ответа от Плагга…

— Откуда происходят квами?

Вайзз улыбается сокрушенно, почти загадочно.

— Это, Адриан, квами должен открывать своему Носителю, и только когда посчитает уместным.

Он моргает и резко поворачивается, будто внезапно вспомнив про мою ситуацию. Бесшумно вздохнув, он глубоко кланяется:

— Для меня было честью встретиться с тобой, Черный Кот. Прошу теперь извинить меня, но я нужен моему Хозяину. Желаю тебе долгой прекрасной жизни, полной восторгов.

С этими странными, будто появившимися из другой эпохи словами он подплывает к двери в кабинет Мастера Фу и исчезает. Я снова сосредотачиваюсь на Плагге и его подруге. Их танец заканчивается. С тяжелым сердцем я вижу, как мой квами совершает последний молчаливый поклон, не касаясь и не глядя на нее. Потом он направляется в мою сторону и проходит сквозь стекло. Я удивленно отступаю.

— Плагг?

В полумраке изумрудные глаза Плагга сверкают как никогда. Когда он, наконец, поднимает ко мне голову, я без труда замечаю две влажные дорожки на бархате его щек.

«Они согласились всегда жить в разлуке, чтобы быть связанными навечно».

— О, Плагг.

Я складываю руки чашей под его дрожащей фигуркой, и он опускается в мои ладони. Он издает жалобное рычание, но его взгляд сверкает горечью.

— Ты всё забудешь. А значит, не будешь ни о чем жалеть. Ты не представляешь, как тебе повезло, Адриан… Нет, ты не представляешь.

Я инстинктивно поднимаю его на уровень глаз и наклоняю голову, горло сжимает. Как сделал бы настоящий кот, он прижимается лбом к моему лбу, возможно, немного сильнее, чем необходимо.

— Придурок, Плагг. Мне будет тебя не хватать, так или иначе.

— Это ты так говоришь, — прерывисто ворчит он.

— Да, и я так думаю. Я знаю, что было до того, как ты появился. Так что я знаю, что будет после. Мне будет тебя не хватать, Плагг.

— Тем лучше. В кои-то веки не только я буду жалеть.

Я издаю приглушенный горький смешок.

— Плагг… У меня есть к тебе последняя просьба.

— Ну-ну, — ворчит он. — Вот уж удивительно.

— Трансформируешь меня? В последний раз?

— С каких пор ты считаешь, что должен спрашивать разрешения, пацан?

— С тех пор, как видел, как плачет мой лучший друг.

Изумрудные глаза Плагга расширяются, а потом вспыхивают еще сильнее. Его вибриссы на мгновение вздрагивают.

— Только если тебе есть чем потом подзарядить меня, — хриплым и недовольным тоном выдыхает он.

Я смеюсь от всего сердца:

— В моей сумке. У меня есть твой любимый камамбер. Целиком.

Плагг вздрагивает и закрывает глаза. Он молчит некоторое время, а потом вздыхает. Его левый глаз приоткрывается, блестящий и насмешливый.

— Ну? Чего ты ждешь, Черный Кот?

Час -12

Хлопает дверь. Тишина угнетает.

Я сползаю по двери на пол, сотрясаемый беззвучным рыданием. Слезы уже текут по моим щекам, неумолимые, горячие. Я вытираю их сердитым жестом, стиснув зубы.

Ледибаг. Мне кажется, я еще чувствую ее стройную спортивную фигуру, прижатую ко мне. Я еще ощущаю тепло ее лба на моих губах, восхитительный запах ее темных волос. Я еще слышу ее дрожащий пораженный голос.

«Черный Кот!»

Я всхлипываю — приглушенно, невольно, пафосно. Сильнее сжимаюсь. В последний раз я так плакал по матери.

Всё кончено. Всё кончено!

— Адриан?

Надо мной раздается встревоженный голос Плагга.

— Да что случилось-то? Что сказала Ледибаг?

Всё кончено. Конец. Я больше никогда ее не увижу.

Я издаю стон, не в состоянии сдержать рыдания. Я уже больше ничего не контролирую. Это больно. Слишком больно. По-другому, но так же сильно, как с мамой. Я больше не могу… Я больше не могу!

А вдобавок мне стыдно. Потому что я не сумел остаться сильным. Потому что мне не хватило храбрости сказать ей, что я уезжаю. Потому что вместо этого я признался ей в своих чувствах, а потом сбежал как трус, не оборачиваясь!

«Я люблю тебя, Ледибаг!»

Меня достало. Достало пытаться быть надежным и идеальным, когда я вовсе не такой. Достало ранить тех, кого я люблю, достало их покидать, достало их терять! Я хочу, чтобы всё это закончилось!

А ведь всё только начинается!

Я подношу руку к Кольцу и шепчу сквозь рыдания:

— Прости, Плагг!

— Адриан!

— Я отказываюсь от тебя!

Я снимаю Камень Чудес, и воцаряется тишина. Я застываю, мне больно дышать, сердце бешено колотится. Слезы текут по щекам, почти раздражающе. В конце концов, я поднимаю глаза, сотрясаемый судорожными рыданиями.

Кухня темна и пуста. Дрожа, я смотрю на зажатое в моей ладони ставшее черным Кольцо. Мне страшно его выпустить, оставить. Но еще больше мне страшно снова его надеть.

Прости, Плагг. Прости.

Я встаю, пошатываясь, достаю из кармана эбеновую коробочку. Убираю туда Кольцо и кладу ее на соседний стол. В тот момент, когда ее надо отпустить, у меня сдают нервы.

Я должен всё перечеркнуть. Но я не могу!

«Есть только один Черный Кот, который внушил мне желание и мужество быть Ледибаг. И это всегда будешь ты».

Я обречен покинуть Париж. Так что я отказываюсь от Черного Кота, чтобы кто-то другой мог взять на себя эту роль и защищать ее. Это самое главное.

Ради нее. Я делаю это ради нее.

Я отпускаю коробочку, молча смотрю на нее.

С трудом вдыхаю, рыдания временно успокоились. Прежде чем они снова обрушатся на меня, я надеваю анорак, натягиваю капюшон на всё еще покрытые снегом волосы, беру рюкзак. Я выхожу из комнаты, не оглядываясь, пересекаю коридор, и выхожу из квартиры Мастера Фу.

Всё кончено.

Я сделал правильный выбор.

Час -11

— Национальный музей Естественной истории снова открыл свои двери сегодня после полудня, когда завершились текущие проверки из-за неожиданно появившейся вчера вечером акумы. Можно отметить возросший поток воодушевленных посетителей, несомненно, привлеченных снимками ископаемых существ, которые свободно бродили по Парижу прошлой ночью…

— Похоже, все скелеты ожили! Представляете, если бы сбежали тирексы?

— Мой кузен живет напротив музея. На его балкон сел птеродактиль!

Убаюканный покачиванием автобуса и мурлыканием радио, я рефлекторно прислушиваюсь, настороженный смехом и возбужденными восклицаниями. Слева от меня подростки обмениваются комментариями по поводу сегодняшних новостей.

— Блин, хотел бы я это видеть. В девяти из десяти случаев в новостях объявляют слишком поздно. Когда я прихожу, нападение закончилось, а Ледибаг и Черный Кот уже исчезли!

Я вздыхаю под капюшоном. Подумать только, есть еще простофили, бегущие к местам нападений и снимающие происходящее, вместо того чтобы найти безопасное место… Но тирексы правда были потрясные.

Ну, не до такой степени, как она…

«У нас еще есть время, Черный Кот. У нас может получиться!»

Она по-прежнему в это верит. Мне не хватило духу разрушить ее надежды. В любом случае, зачем? Лучше было оставить как есть.

Отсутствие Кольца на правой руке болезненно чувствуется, и в горле поднимается новое рыдание. Я сжимаю кулаки, глаза сухи до боли. Я сделал правильный выбор. Я сделал правильный выбор. Плагг бы понял. И она тоже поймет. Может быть.

Но зачем же я ей это сказал?

«Ледибаг, я люблю тебя…»

Я съеживаюсь на сиденье, охваченный стыдом. Сосредотачиваюсь на голосе дикторши в надежде переключить мысли на другое.

— И без перехода — снег! Он, наконец, появился после необычайной волны холода, которая коснулась Парижа несколько дней назад. Сильный снегопад начался вечером и, должно быть, продолжится всю ночь. Завтра уличное движение в черте города…

Я сел в первый попавшийся автобус, не заботясь о направлении — я не хочу возвращаться, но здесь хотя бы хорошо. Я вытираю влажные веки и обращаю пресыщенный взгляд на авеню за окном. Это уже не несколько снежных хлопьев — на город обрушился настоящий белый поток. Уличное движение от этого только ухудшается, судя по тому, как без конца тормозит автобус. Скоро быстрее будет идти пешком…

— И только что поступило экстренное сообщение: Адриан Агрест, сын короля моды Габриэля Агреста, исчез сегодня утром из фамильного особняка. Согласно некоторым близким к полиции источникам, он был замечен несколькими свидетелями в двенадцатом округе во второй половине дня…

«Проклятье! Забудь обо мне до завтра!»

Я сжимаюсь на сиденье. Рефлекторно опускаю голову рядом с другими пассажирами и сильнее натягиваю капюшон. Нет, мой отец ведь не сделал этого? Позвонить копам всего через несколько часов после моего ухода, когда он может исчезать на два дня, и я не имею права ничего сказать?!

— Уже проводятся задержания с целью проверки документов. Напоминаем: Адриан Агрест, местная звезда модельного бизнеса — известное парижанам лицо, поскольку он…

Задержания? Это заходит слишком далеко!

Я роюсь в карманах в поисках мобильника. Он выключен с утра, поскольку у Натали есть досадная склонность отслеживать мой GPS, когда она не обнаруживает меня там, где я должен быть. Деталь, которая могла бы оказаться проблемой, если бы мой телефон не дезактивировался при каждой трансформации… От этой неуместной мысли горечь сдавливает мне горло. Сжав зубы, я вставляю в телефон аккумулятор и включаю его, покорно ожидая лавину осуждающих сообщений.

Вдруг автобус сотрясает глухой грохот, он резко тормозит и его заносит. Закричавших пассажиров швыряет вперед. Я поднимаю руки и хватаюсь в последний момент, чтобы не врезаться в сиденье передо мной. Мобильник вылетает из рук и скользит под сиденьями. Я смущенно оглядываю других пассажиров, растерянных и обеспокоенных, как и я. Автобус больше не двигается, а долгую минуту спустя двери открываются, и водитель угрюмо объявляет:

— Дамы и господа, на дороге происшествие. Спасибо за терпение.

Поскольку движение, похоже, окончательно застопорилось, я предпочитаю покинуть мое место. Я нахожу, наконец, телефон под одним из сидений, беру его и, не оглядываясь, выхожу из автобуса.

Снаружи совсем темно, густо валит снег. На авеню грандиозная пробка, но источника проблемы с моего места не видно. Вдалеке слышны сирены. Вероятно, авария на одном из перекрестков впереди. С такой погодой было бы неудивительно…

Стало еще холоднее, чем когда я садился в автобус. Передернувшись, я поправляю шарф и капюшон, после чего проверяю телефон, невредимый, несмотря на полет. Естественно, я обнаруживаю уйму вызовов и сообщений от Натали — в среднем каждые десять минут, начиная с утра. Я прокручиваю список голосовых сообщений, когда одно имя привлекает мое внимание — один из самых первых звонков. Сбитый с толку, я выбираю его и с колотящимся сердцем подношу телефон к уху.

— Адриан.

От серьезного и невыразительного голоса отца у меня сжимается горло. Я подумываю, не прервать ли сообщение, но оно длится всего пятнадцать секунд. Я же могу столько продержаться, да?

— Не делай ситуацию сложнее, чем она уже есть. Я должен уехать и не оставлю тебя здесь одного.

Вздох. Молчание.

— Возвращайся. Пожалуйста.

Снова молчание, а потом сообщение обрывается. Пораженный, я опускаю мобильник. Когда он в последний раз звонил мне лично? Когда я слышал такое волнение в его голосе?

…ведь не в ту же эпоху, когда исчезла мама?

Я машинально поднимаю взгляд. Снежные хлопья блестят на фоне чернильно-черного неба. И вдруг мой блуждающий взгляд привлекает одно из них. Странной формы, оно, дрожа, устраивается наверху фонаря.

Бабочка. Белая, полупрозрачная. Как те, которых освобождает Ледибаг, когда акума очищена.

Я пораженно созерцаю снегопад новым взглядом. Снег, да. Но в вышине небо Парижа заполнено еще и бабочками. Белыми бабочками. Сотнями. Меня охватывает глухая тревога, и я инстинктивно настораживаюсь.

Это не акумы — по крайней мере, пока еще нет. Но что означает такая демонстрация сил? Что Бражник затевает?

Звонит мой телефон, и я подпрыгиваю, отвлекаясь от наблюдений. Это Натали. Я рефлекторно перемещаюсь в укрытие под воротами и отвечаю.

— А-алло?

— А! Адриан! Наконец-то, вы ответили!

Обычно такой спокойный, голос Натали невероятно пронзителен. Она испускает долгий вздох облегчения — совершенно неслыханно для нее.

— Всё в порядке? Где вы?

Продолжая наблюдать за армадой белых бабочек, я пытаюсь отвечать, как можно естественнее:

— Я уже возвращаюсь. Мне было необходимо проветриться. Сожалею, если причинил беспокойство…

— «Беспокойство»? Вы исчезли с радаров больше, чем на восемь часов, что на вас нашло?!

Поморщившись, я отодвигаю телефон от уха. Определенно, Натали не приучила меня к подобным эмоциональным взрывам…

— Где вы? Я посылаю за вами лимузин, вы возвращаетесь немедленно.

Раздается еще один глухой грохот, гораздо ближе. Я вздрагиваю. Можно подумать… взрыв?

Бабочка на фонаре улетает, легко взмахнув крыльями. Я покидаю укрытие, чтобы проследить за ней взглядом, испытывая одновременно подозрительность и восхищение.

— Не надо, Натали, уличное движение застопорилось из-за снега. Я дойду пешком…

Вспышка. Пылающая стрела сбивает бабочку в полете и врезается в снег. Раздается гулкий голос:

— Все! Они все должны исчезнуть!

Взрыв. Надо мной. Взрывной волной меня бросает на землю.

Всё перепутывается. В ушах звенит. Люди бегут и кричат, толкают меня, убегают. Удар вырывает телефон у меня из рук. Я съеживаюсь на асфальте и жду, тяжело дыша.

Когда толкотня уменьшается, я потрясенно проверяю окрестности. Несколько других прохожих, как и я, на земле — оглушенные, ошеломленные. В небе по-прежнему растягивается гигантское огненное кольцо, в струях которого догорают бабочки. Жара такая, что еще несколько секунд идет не снег, а теплый дождь с пылью, которая запорашивает глаза.

— Исчезнуть! Уничтожить их! Всех, без исключения!

Громовой голос совсем близко. Я поспешно сажусь, готовый прыгнуть под действием адреналина. Незнакомое существо на крыше автобуса разъяренно сканирует взглядом небо. От его кожи исходит густой серый туман.

— Это конец! Конец эпохи! Никто их не заслуживает! Больше никто!

Сердце пропускает удар. Последнее нападение акумы было меньше двадцати четырех часов назад. Только не снова!

Не сейчас!

Акуманизированный встречает мой взгляд и вдруг замолкает. Он выглядит так, словно громадный тяжелый рюкзак на спине пригибает его к земле. Раскачивающейся неровной походкой он подходит к краю автобуса. Его фигура, окруженная дымом, сжимается сильнее, когда он садится на корточки и выставляет перед собой руки, словно чтобы лучше разглядеть меня кажущимися странно близорукими глазами. Он будто размышляет, а потом полные ярости глаза расширяются, медленно, безмерно.

— Ты!

Жуткая усмешка искажает его злой рот. Я готовлюсь удрать, пока он не извлек еще один огненный шар, когда он рычит, сжав зубы:

— Ты! Ты… Черный Кот!

Я в свою очередь застываю. Подчиняясь дурацкому рефлексу, я смотрю на свои посиневшие от холода руки, на анорак, на порванные при падении джинсы. Я не в костюме. Я не Черный Кот. Я Адриан.

Но тогда… Тогда откуда он знает?!

— Всё это время, всё это время ты… И ты считаешь, будто можешь всё себе позволить? Серьезно?!

Он вопит и задыхается от собственной ярости. Он подносит руку к рюкзаку, достает оттуда пергамент, который загорается сам по себе. Я сразу узнаю снаряд, который на моих глазах сбил и сжег бабочку. По мне проходит новый разряд адреналина, и я бросаюсь бежать. Даже если меня тоже обстреляют, предпочитаю, чтобы это произошло в попытке бегства!

— Повернись лицом! Встреть свою судьбу, мокрица! Предатель!

Позади меня раздается взрыв. Взрывная волна лишает меня равновесия, и я растягиваюсь на асфальте. У меня нет привычной скорости и рефлексов. Проклятье, проклятье!

— Умри! Умрите все!!!

Вдруг раздается знакомый свист, а потом громкий металлический грохот сопровождает его визг ярости. Глянув через плечо, я вижу, как акуманизированный скользит и падает с автобуса, его нога захвачена тросом, который я узнаю из тысячи. Он падает на землю — туда, где еще несколько секунд назад находился я.

Снова свист, красная вспышка. Трос укорачивается, потом снова вылетает, обматывает автобус, сжимает его. Автобус качается и вдруг падает, скребет по асфальту, таща врага к стене, в которую он врезается в облаке искр и снежных хлопьев.

Из ниоткуда появляется фигура, встает между несколькими ошеломленными гражданскими и автобусом.

— Прячьтесь, быстро!

Я издаю пораженное восклицание, узнав этот пронзительный, но властный голос. В левой руке у нее сверкает красный диск.

— Ледибаг!

Она подпрыгивает. Испуганный взгляд обращается на меня.

— А-Адриан?!

Она делает шаг ко мне.

— Ты ранен?

Автобус стонет. Вспышка. Взрыв.

Автобус отлетает на другую сторону улицы, по пути ударив ее. Несмотря на щит, ее отбрасывает на несколько метров, она прыгает на машину и падает, тяжело дыша.

— Ледибаг!!!

Я бросаю взгляд на врага. Впечатанный в стену, он всё еще с трудом приходит в себя. Я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, бегу к ней и встаю на колени, чтобы осмотреть ее.

— Ты в порядке?

Она мучительно кашляет. Когда она отодвигает меня, я мельком вижу, как ее рука в красной перчатке поспешно вытирает губы. Ее костюм невредим, но подбородок распух. Волосы немного пахнут палёным. Лишь сейчас начинает завывать сирена, предупреждающая об акуме — акуманизированного только что заметили. А она уже в скверном состоянии.

— …порядок, я гораздо выносливее… А ты?

Ее голубые глаза изучают меня из-за маски.

— Со мной всё хорошо, — бормочу я с комом в горле. — Благодаря тебе, Ледибаг!

В ее потухших глаза зажигается искра. Она переключает внимание на противника, которому удалось отделиться от стены, и он покачивается, обхватив голову руками. Перед его злым лицом зависает знакомый символ, и он с воплем падает на колени.

— Бражник временами перехватывает контроль. Хорошо. Иначе было бы хуже!

Она остается напряженной, настороже, хотя враг явно беспомощен. Я знаю, что это значит: она еще не определила источник зла, зараженный акумой предмет, который надо непременно уничтожить.

Один из брелоков на его запястьях? Громадный рюкзак? Как понять, когда не знаешь его личность?

Ледибаг выпрямляется, еще едва заметно пошатываясь. Я поспешно останавливаю ее.

— Ты не можешь сражаться в таких условиях, Ледибаг!

— Придется. Черный Кот не придет.

Печальная, горькая покорность в ее голосе заставляет меня вздрогнуть. Инстинктивным движением запястья она снова активирует щит из йо-йо и дарит мне последнюю улыбку.

— Спрячься. Я позабочусь об остальном!

Враг переместился на крыши в попытке сбежать. Она прыгает на автобус, ее йо-йо устремляется ввысь и зацепляется за один из дымоходов.

— Моя Леди, подожди! Тебя убьют!

Готовая устремиться на крыши, она резко останавливается, и я в свою очередь застываю. Стоя под ливнем снега, прямая, как стрела, она бросает на меня через плечо непостижимый взгляд. Я смотрю в ответ, не зная, что еще сказать, хлопая ресницами под потоком снежинок. У меня вырвалось. У меня вырвалось!

«Моя Леди».

Она лукаво улыбается, и это разрывает мне сердце, поскольку я чувствую, что эта улыбка деланная. Она так поступает с гражданскими, чтобы подбодрить их, когда у нас еще нет ни малейшего представления об исходе сражения.

— Я защитница Парижа. Я не могу умереть, Адриан. Но… спасибо.

Йо-йо рассекает воздух. Мгновение спустя на крыше автобуса никого нет. Только бесшумно падающий снег.

Я шатаюсь, падаю рядом с помятой машиной, сипло дыша, еще сотрясаемый адреналином. Опускаю глаза на дрожащие руки — я избежал худшего. Но Ледибаг… Ледибаг ранена. Ледибаг сражается. Совсем одна.

Я сделал правильный выбор? Серьезно?

Между рук я различаю наполовину покрытый белым пушистым снегом асфальт. Там, где стояла Ледибаг, несколько красных хлопьев. Кроваво-красных.

Проклятье.

Проклятье.

Что я творю!

Я сжимаю кулаки и в свою очередь срываюсь в бег. Мимо проносятся переполненные улицы, когда я бегу так, как никогда еще не бегал. Квартира Мастера Фу всего в нескольких десятков жилых блоков отсюда.

Я должен туда вернуться. Мастер Фу должен позволить мне вернуть Плагга. В последний раз. Только один раз, чтобы помочь ей, чтобы ее защитить!

Быстрее. Быстрее. И так уже достаточно времени потеряно.

Что на меня нашло отказываться от Камня Чудес?!