Следы на ветру (джен)

Война закончилась.

Обманчиво тихо трепещут стяги. По грязным, разрушенным улицам бродят исхудавшие псы, потерявшие хозяев, да нищие, неизменно выпрашивающие подаяние. Солдаты, которым не повезло попасть в наряд, гоняют мародеров, а измученные чумой горожане скандируют победу, то и дело недоверчиво озираясь по сторонам — больше по инерции, от непривычки, нежели из страха очередной атаки.

Город выдыхает. Шарвин видит.

Завтра эти люди начнут приводить город в порядок. Завтра будут хоронить своих мертвецов и вешать предателей. Завтра все будет абсолютно иначе.

Но сегодня Невервинтер чествует героев.

С церемонии в замке Невер Шарвин ушла быстро. Быстрее, чем стоило бы, сообразно этикету. Быстрее, чем стоило бы по отношению к другу. На то было много причин. Торимас не обидится — Шарвин знает, потому не жалеет. По крайней мере, пока.

"Наемные клинки" встречают ее радушно. Здесь ей бесплатно наливают эль, восторженно заглядывают в глаза и слушают ее истории.

Здесь ее узнают.

Шарвин ослепительно улыбается, когда очередной солдатик, до сих пор перемазанный въевшейся в кожу сажей, подходит к ее столу и уважительно кивает. Заливисто смеется, когда он, набравшись смелости, шутит и просит разрешения поцеловать ее руку — на память, конечно же. В знак почтения.

Все они радуются победе.

От солдатика разит прокисшим потом, металлом и гарью. Так, пожалуй, пахнет сама война. Шарвин ни мгновения не сомневается, лишь протягивает руку вперед — момент слишком поэтичен, чтобы не позволить ему свершиться.

— Без вас мы бы не справились, миледи, — шепчет мужчина, касаясь пересохшими губами ее увитых кольцами пальцев.

О, вы бы справились, думает Шарвин. Еще как. Но отвечает только:

— Вы слишком любезны.

Правда в том, что это совсем не ее история — Шарвин знает наверняка, ведь барду не пристало обманываться, он должен видеть и чувствовать ясно, пропускать через себя истинное, умело отделяя зерна от плëвел. И все же, она не может отказать себе в возможности урвать хотя бы кусочек всеобщего восхищения. В конце концов, она это заслужила.

Заслужила почтение.

Заслужила славу.

Заслужила любовь.

Уголок губ невольно вздрагивает — незаметный, подавленный мгновением жест. Шарвин знает, что через пару лет о ней все забудут. Однажды чужие уста исторгнут ее имя правильно в последний раз, а после останется лишь искажение — и память о Торимасе из Невервинтера, спасшем город от чумы.

О герое, любовь и зависть к которому ей не удается приглушить ничем.

Шарвин прихлебывает из полупустой пинты и усмехается сама себе. Нутро вылизывает обида. Омерзительно! Этот город прошел сквозь войну и смерть, на твоих глазах рассыпаясь на камни и пепел; этот человек, никогда тебя не любивший, шел с тобой рука об руку, прикрывая от стрел и ударов меча — а ты думаешь лишь о славе, которая тебе не досталась, вскрываешь ревность, будто воспаленный гнойник и жалеешь о том, что все закончилось — ведь теперь тебе нужно искать для себя новый смысл.

Новую историю и человека, для которых ты никогда не будешь первой.

Шарвин касается горла, чувствуя, как внутри разрастается очередной ком разочарования, и нащупывает кулон — небольшой серебряный цветок анагаллиса, отвратительно учтиво подаренный Торимасом в день рождения. Серебряные лепестки болезненно впиваются в ладонь, когда она сжимает руку — больнее режут лишь воспоминания о былом.

Обо всем, что они прошли вместе.

О том, какой ценой далась им эта победа.

И о том, что она когда-то считала правильным.

Шарвин вскакивает с места, по привычке бросая несколько серебряных на стол.

Она обязательно все изменит. Выкорчует из головы все эти черствые мысли. Станет другой. Чуть попозже. Обязательно.

Но сейчас ей почему-то очень хочется плакать.