The Dust Storm (гет)

За два часа до рассвета Эмма, все-таки, выскользнула в окно, проигнорировав настойчивые просьбы Киллиана остаться в больнице до утра. Она и так задержалась в его палате, ненароком задремав в кресле. С ним рядом было тепло, так, как не было уже очень давно в ее наполненной событиями жизни. Они смотрели древнюю комедию, хохотали в подушку над наивными шутками, честно стараясь не разбудить соседей, получили выговор от Руби и предложили ей рома в знак примирения. А потом Киллиан всучил Эмме ключи от бара и от квартирки, что пристроилась под самой крышей.

— Бери, Свон, не в участке же тебе ночевать.

— Бывали в моей жизни ситуации и похуже, — бурчала в ответ шериф, отмахиваясь.

— У всех бывало, но надо стремиться к лучшему, — назидательно отвечал Джонс, — А ты торчишь в прошлом.

— Что тебе до моего прошлого?

— Как минимум то, что ты уже пятый час честно пытаешься уйти. Ну, так, что?

И Эмма нехотя согласилась. Как знать, может они и правда оказались тогда в несвойственной обоим ситуации? Но верить людям Свон попросту не умела, считая эмоции лишней тратой времени и сил.

— Меня выписывают сегодня утром, — сообщил на прощанье Джонс, — Так что долго тосковать в одиночестве тебе не придется.

— Судя по тому, что рассказала мне Реджина о делах в участке, ближайшую неделю мне придется жить там.

— Редж любит преувеличивать, Свон, не воспринимай ее слова всерьез.

— Ну да, если даже ваш местный пьяница, как его, Лерой, кажется, завидев мэра, истово крестится и переходит на другую сторону…. — проворчала Эмма, Киллиан расхохотался и помахал облаченной в гипс рукой.

— Увидимся вечером, душа моя.

* * *

Рассудив, что до начала рабочего дня еще несколько часов, и значит, она успеет воспользоваться навязанным гостеприимством Киллиана и принять душ, Эмма осторожно открыла дверь и вошла в бар. Внутри пахло древесиной и ромом, напоминая о палубе какого-нибудь корабля, только и мечтающего вырваться из тесного порта в морские просторы. В помещении царил идеальный порядок, пол был чисто выметен и вымыт, стаканы расставлены по местам, и не скажешь сразу, что вечерами место превращалось в образчик «разврата и свободы», как любезно окрестил его Киллиан. Быть может, он опять преувеличивал?

Эмма долго рассматривала висящий на стенке штурвал, не решаясь прикоснуться, после чего прошла к ступенькам и поднялась наверх. В спальне, уже знакомой Свон по недавним событиям, так же, как и в баре, все лежало, стояло и висело на своих местах, вызывая невольную зависть и легкое раздражение. Ни воспитатели в приютах, ни бывшие парни, ни сама Эмма впоследствии так и не смогли привить ей, какое бы то ни было, ощущение порядка.

С такими мыслями она присела на краешек кровати и вздохнула, борясь с желанием упасть на подушку и проспать до обеда. Что-то блеснуло в лучах рассветного солнца, Эмма присмотрелась и увидела, что фотография, стоящая на тумбочке, отражала свет, проникающий сквозь неплотно закрытые занавески.

Фото изображало улыбающихся Робина и Реджину, Киллиана, весело поднявшего вверх бутылку шампанского, и поставившего рожки госпоже мэру. За их спинами стояла на приколе небольшая яхта традиционного белого цвета. Надпись на борту гласила «Элис», и ей, судя по бутылке спиртного, предстояло боевое крещение перед выходом в открытый океан. Эмма нахмурилась, размышляя, кому могло принадлежать это имя перед тем, как им нарекли яхту. Странно, парень живет в баре, в то время как сердце его рвется в море. Киллиан прав: она слишком застряла в прошлом.

Эмма покачала головой, поставила рамку на место и с чистой совестью отправилась в душ, гадая, есть ли у Джонса кофе, и успеет ли она перехватить его перед началом рабочего дня.

* * *

Закопавшись с головой в документацию и попутно отвечая на звонки обрывающих телефон жителей, Эмма уже искренне жалела, что согласилась принять предложение Реджины. Очевидно и Робин, и Джонс связывали работу шерифа с погоней за преступниками и ловлей городских пьяниц, считая документацию досадной помехой в азартной гонке по улочкам города. Свон спрятала руки в рукава белого кашемирового свитера, решив дать себе пятиминутный перерыв. В участке было холодно, в глазах уже двоилось от наползающих друг на друга строчек, а телефон раскалился от звонков.

— Алло? Понго? Кто это? Что? Бабушка Лукас, дайте ему вафельку и он отстанет. Что? Ну, или пинка, пока хозяин не видит. Я не бессердечная! Я просто не люблю, когда меня дергают по пустякам, — со вздохом сообщила Эмма уже замолчавшей трубке.

— Понго — это не пустяк, Свон, это злостный расхититель запасов бабули, — сообщили из-за открывшейся двери, и на пороге возник лучезарно улыбающийся Киллиан.

— Джонс! — рявкнула Эмма, швыряя в пришедшего папкой, — Я вас с Локсли под замок посажу и скажу Реджине, чтобы лишила значка, это ж надо, такой бардак развести в документах! И вообще, что ты здесь делаешь?

Киллиан отложил в сторону пойманную папку и потряс перед носом у Эммы пакетом.

— Я принес тебе обед и обогреватель, тут холодно. А Вейл меня сегодня выписал, как и обещал, я, правда, ручку держать не могу, так как правая рука в гипсе, но с отчетами тебе помогу.

Эмма сдула упавшую на глаза прядь и хмуро воззрилась на Джонса.

— Я думала, ты пойдешь домой, спать….

Киллиан ответил не сразу, исчезнув под столом и пытаясь попасть вилкой обогревателя в розетку.

— Вот, порядок, сейчас будет тепло. Ты знаешь, я в больнице на всю жизнь выспался, открывать бар пока смысла нет, а больничный — это слишком размытое понятие. Никто не будет проверять, где я его провожу, так что, давай, двигайся, буду помогать. И поешь, в конце концов!

— Ты не отстанешь, правда, папочка?

— Ни в коем случае! — подмигнул Джонс, вспрыгивая на стол и вручая Эмме пакет с сэндвичами.

Некоторое время они молча жевали и отбирали друг у друга пончики, после чего Киллиан нахально вытер пальцы недописанным отчетом и метко швырнул в урну скомканные бумажки.

— Я развесил твои вещи сушиться, ты забыла выключить стиральную машинку.

— Ох, блин, прости растяпу.

— Ничего, бывает, так с чего начнем?

Эмма с минуту раздумывала, а после привычно задала в лоб, мучивший ее вопрос.

— Киллиан, я видела фото у тебя на тумбочке….

— Верно, у яхты? Это был самый прекрасный подарок, который я получал в своей жизни.

— Да…. А ее имя, яхты, кто это?

— Любопытство сгубило кошку, Свон, но причин для ревности нет — упрекнул Джонс, — Элис — это моя мать.