Свет мой, зеркальце! (гет)

Астрид расположилась на круглом деревянном столе на коротких ножках, покрытом огромной, цветастой, связанной крючком салфеткой, смотрела на тканевый потолок и думала, как ж она попала в такую передрягу.

Но начнем, пожалуй, сначала, с пункта А.

Пункт А представлял собой башню с принцессой и раздосадованным драконом. Дракон отпустил принцессу (не то чтобы она ему сильно нравилась или у него оставался выбор, конечно), принцесса спорхнула со своей башни в объятия принца, запорхнула обратно на башню, три часа двацать четыре минуты собирала сундуки с одеждой, те же три часа двадцать четыре минуты принц, Астрид и Матильда уговаривали ее ехать налегке, потом еще примерно один час пятнадцать минут принцесса выбирала дорожное платье, еще сорок пять минут подбирала сапоги в тон к зимнему плащу, потом еще приблизительно тридцать восемь минут сорок две секунды (не то чтобы Астрид засекала) она наводила марафет, и только потом они, усадив принцессу на ее кобылу, двинулись в путь.

Путь в пункт В, коим являлся дворец принца, пролегал через лес. Заснеженная дорога, колючие лапы хвойных деревьев, припорошенные снегом, медленно кружащиеся в воздухе белые хлопья. Томас сиял белозубой улыбкой, Матильда грела ему грудь, а Астрид скрашивала дорогу. Они вели премилую беседу, выглядевшую примерно так:

— Ой, а помнишь?..

— Да, а потом…

— А после это…

— И это было просто!..

— И ты так…

— А потом ты…

— И он…

— А я…

— И дальше…

Они прекрасно понимали друг друга, эмоционально жестикулировали, громко смеялись. Матильда, пробудившаяся от звуков оживленной беседы, попыталась было уловить ниточку повествования и выделить хоть какой-то смысл, но сдалась после третьего «А потом…» и вновь задремала.

На четырнадцатом «А потом…» принцесса Элеонора жалостливо сообщила, что у нее замерзли мизинцы. Она сообщала что-нибудь подобное каждые шесть «А потом»: проголодалась, утомилась, локон выбился из прически, нос некрасиво покраснел от холода, снег идет.

На шестьдесят третьем «А потом…» на дороге образовался поворот. И они повернули, огибая высокие пушистые сугробы.

На шестьдесят пятом «А потом…» из-за сугробов выскочили замаскированные карлики и обчистили принца быстрее, чем он произнес шестьдесят шестое «А потом…».

Вот так история приводит нас в незапланированный путешествием пункт С — лагерь карликов-разбойников.

Как, пожалуй, самое ценное, что было в сумке принца, Астрид получила почетное место для трофея — целый стол с вязаной салфеткой.

Астрид в создавшейся ситуации выбрала стратегию поведения не «уважаемый древний артефакт», а «гордая пленница». Вздернув веснушчатый нос, она отвернулась от стекла, всем своим видом показывая, что она тут исключительно гордая пленница, взятая против воли. Так продолжалось около пятнадцати минут.

«Где Томаса с его жаждой подвигов носит, когда он так нужен, интересно?» — думала Астрид на шестнадцатой минуте, с интересом осматриваясь.

Через двадцать минут ей стало предельно ясно, что никто ее спасать, в общем-то, не планировал. От этой мысли она разозлилась так, что решила поделиться своим негодованием с пожилой карлицей, которая неспешно вязала шерстяные носки спицами в кресле неподалеку. Еще через пять минут они заговорили о применении икры лягушек при уточнении астропрогнозов. Еще через две минуты Астрид выложила своей чуткой собеседнице историю всей своей жизни на блюдечке с золотой каемочкой. А еще через пару минут, когда они дошли до темы распространения белых грибов и способов их термической обработки, снаружи послышался боевой клич: «Астрид, я уже иду!».

* * *

Царил полнейший хаос: принцесса Элеонора верещала и грозилась упасть в обморок, Матильда шипела злобнее, чем гремучая змея, Филипп всем своим видом выказывал шок и негодование, а принц растерянно озирался и пытался сгрести мысли в одну общую кучку, чтобы хоть что-нибудь придумать.

— Так, — твердо сказал Томас, слез с коня на пушистый снег и смерил своих компаньонов взглядом, призывая к спокойствию. — В сложившейся ситуации предлагаю отставить все эмоции в сторону и на полчаса сосредоточиться и подумать, что делать дальше.

— Дальше?! — воскликнула принцесса. — На нас напали! Нас обокрали! Кажется, моя жизнь кончена…

— Не драматизируй, — шикнула кошка. Принцесса странно на нее покосилась, но на некоторое время притихла. — Что делать-то? Астрид спасать, конечно! — Матильда, хоть и пребывала в состоянии озлобленного потрясения, но явно оказалась более здравомыслящей, чем некоторые (очень конкретые, но мы не будем тыкать плаьцем: это все-таки некрасиво).

— Само собой, — кивнул принц. — Это даже не обсуждается. Но что именно делать?

Матильда задумчиво махнула хвостом. Идей в кошачьей голове, увы, не наблюдалось. В принцевой голове, как заметил сам принц, тоже. Спрашивать про идеи в голове у принцессы было бы, наверное, так же полезно, как интересоваться об этом у Филиппа — он до сих пор с ужасом пялился в невидимую точку перед собой. И в этот момент Томас понял, как же ему сейчас не хватает Астрид: уж она-то точно что-нибудь придумала.

— Надо действовать, как поступила бы Астрид, — озвучила мысли Томаса Матильда.

— Но как?

И снова повисла чрезвычайно задумчивая тишина.

Томас медленно опустился на торчащий у края дороги заледенелый пень и подпер подбородок рукой — он где-то вычитал, что в таком положении думалось куда лучше. «Чтобы действовать, как Астрид, надо думать, как она, — решил Томас. — Итак, представим, что я настоящая ведьма». Представлялось крайне плохо. То ли звезды не сошлись, то ли жабы не квакнули, но дальше «наслать страшнючее заклятие на всех карликов-разбойников» принц в своих размышлениях «а-ля Астрид» не зашел. А так как магией он не владел, приходилось выкручиваться тем, что имелось. А имелось у принца вот что: сила и обаяние. Коли есть сила, то, в общем и целом…

— Будем импровизировать, — сообщил принц.

Томас шустро запрыгнул на коня, сгреб Матильду и положил себе за шиворот, а потом посмотрел на принцессу.

— Не-не-не, — замотала головой та. — Такого уговора не было. Я останусь тут. Подвиги — это ну совершенно не мое, я же принцесса!

«Я же принцесса» деловито вытащила вышивку и принялась иголочкой делать стежки на ткани. Матильда, высунув мордочку на морозный воздух, фыркнула, и принц ее полностью понимал: будь на месте принцессы Элеоноры Астрид, уж она бы ни за что не осталась сидеть на месте. Но она и не была принцессой.

— Постарайтесь там побыстрее, а то холодно, — крикнула принцесса вслед удаляющемуся Томасу.

У принца по венам вперемешку с кровью тек кураж. Его глаза горели, как два уличных фонаря, щеки разрумянились, русые волосы грациозно развевались на ветру. В ушах свистело. Филипп, подгоняемый седоком, мчался на всех парах, перепрыгивал через сугробы, кочки и поваленные деревья, толком даже не разбирая пути; из его раздувающихся ноздрей валил пар. Матильда, уловившая общую атмосферу суеты, беспокойства и воительности, вцепилась коготками в одежду принца и минуту за минутой представляла, как расцарапает лицо каждому карлику-разбойнику, которого встретит по пути.

Долго ли, коротко ли, добрались они до лагеря карликов-разбойников. По правде сказать, принц не очень любил уроки геополитики в колледже для принцев, поэтому не мог воскресить в своей памяти всех деталей, в частности того, что этот народ жуть как не любит представителей королевской семьи из-за положения в обществе, вынуждавшего ступить на путь грабежа и разбоя, сторонится лошадей (а пони — так это вообще надругательство) и ненавидит кошек (один Всевышний ведает, почему). Томас, аккуратно выглядывающий из-за тканевой стены ближайшей палатки и решающий, что привязать Филиппа поближе к лагерю, отправить Матильду на разведку, а потом наведаться за «дамой в беде» самому — чрезвычайно гениальная идея, всех этих нюансов и особенностей гордого и воинственного народца не помнил. Зато он прекрасно помнил, что, например, карлики летом занимаются рыболовством и на зиму вялят просто восхитительную воблу. Или что, например, литературные успехи карликов-разбойников сосредоточились в хокку. Или что у карликов-разбойников признанный матриархат.

Итак, принц, преисполнившийся своими «глубинными» знаниями, отправляет Матильду, как самую маленькую и неприметную, на разведку и, пока кошка делает свое дело, привязывает Филиппа к кусту за палаткой.

Наступило томительное ожидание. Прошла минута. Две минуты. Три минуты. По подсчетам принца, три часа (более точное время — пять минут тридцать две секунды). Матильда все не возвращалась. Томас забеспокоился. Поколебавшись, он решил, что подождет еще минутку, а после этого тихонечко, осторожно, незаметно, как тень, двинется вслед кошке. И только он утвердительно кивнул самому себе, отбивая судейское решение о судьбе собственной идеи, как в недрах карликового лагеря раздались странные звуки, словно кто-то кинул тонну раскаленного железа в сугроб — такое громкое «Шшшшш». «Матильда!» — с ужасом понял Томас и, ухватившись рукой за меч, помчался в самый эпицентр возникшей суеты.

Томас перебегал от коробок к коробкам, от груды камней к груде угля, от сугроба к сугробу и все равно не смог избежать разоблачения: он слишком выделялся на общем фоне окружающих пейзажей. В этот момент, осознав, что погони и сражения не избежать, принц бросил петлять, как заяц, с одного укрытия к другому и помчался напрямую — туда, откуда исходил протяжный шипящий звук.

Совершенно неожиданно для себя Томас оказался в центре круга, окруженный недружелюбными лицами, угрожающе наставившими на него острые вилы. Одно утешало — Матильда снова была рядом. Кошка крепко сжимала в зубах здоровенную вяленую рыбину и была совершенно не настроена отдавать свою добычу.

«Рыба», — удивился принц, и тут все стало на свои места. Ну конечно, рыба! Камень преткновения между кошками и карликами-разбойниками. И, кажется, Матильда только что, совершенно «собственнолапно», внесла свою лепту в веками царивший разлад между представителями кошачьих и лесным народом с фанатичной увлеченностью рыболовством.

Матильда грозно сверкала желтыми глазами, выпустила острые когти и шипела, как кипящий чайник — с присвистом. Карлики-разбойники сверлили кошку взглядом десятков пар глаз, окружили в кольцо с помощью заостренных на концах вил, но и подойти ближе опасались.

Принц растерянно заозирался по сторонам. Выбраться из плотного кольца враждебно настроенных сил не представлялось возможным. Может, стоило попытаться утихомирить Матильду и выменять Астрид на украденную рыбу?

«Шшшшшш!».

Ан-нет, не стоило.

Принц потирал оцарапанную руку и вглядывался в лица противников: вдруг найдется кто-нибудь подружелюбнее. Его взгляд зацепился за какого-то престарелого карлика-разбойника. Старичок был асболютно седовлас и выглядел весьма добродушно и надежно, и Томас, смотря пожилому карлику-разбойнику прямо в глаза, громко заговорил, используя все свои знания, умения и навыки, привитые ему на уроках ораторского искусства в школе для принцев:

— Здравствуйте, многоуважаемый лесной народ! Я, принц…

Томаса оглушило громогласное «Фу!». В толпе не осталось ни одного лица подружелюбнее. Кажется, где-то в его гениальном плане все-таки образовался один безвыходный тупик.

Кольцо из вил стало сжиматься. Томас сделал единственное, что ему оставалось: нервно сглотнул, вытащил меч и закричал на редкость высоким для него голосом: «Астрид, я уже иду!».

— Что за шум? — из самой большой палатки, расположенной по центру лагеря, вышла пожилая карлица. В руках она держала вязальные спицы, но выглядела при этом гораздо воинственнее, чем все карлики-разбойники, что уставили на гостей вилы, вместе взятые.

Карлица неспешно шла вперед. Толпа, окружавшая Томаса и Матильду с добычей, расступалась. Вскоре принц оказался лицом к главе карликов-разбойников.

— Так-так-так, что тут у нас? — карлица окинула незваных гостей медленным проницательным взглядом. — Щегол и воровка, интересно. Ведьма умеет выбирать себе подходящую компанию для приключений.

Томас широко открыл свои ясные глаза.

— Астрид? Она здесь? Отдайте ее, пожалуйста! — попросил принц и закричал: — Астрид! Астрид, я тут! Все хорошо, я тебя спасу!

Карлица громко хмыкнула.

— Милок, ты думаешь, ведьма нуждается в спасении?

Вопрос застал Томаса врасплох. Но скоро ему довелось собственными глазами увидеть ответ.

Подпираемые вилами со всех сторон, Томас, Матильда и рыба отправились в самую большую палатку вслед за карлицей.

— И о чем же ты думал?! — обрушилось на него как гром среди ясного неба.

Астрид со своими безбожно рыжими кудрями, зелеными глазами и веснушчатым носом смотрела на него из своей золоченой рамы. Ее зеркало стояло на красивом лакированном деревянном столе с изящными ножками, демонстрирующими искусную работу плотника, который над ними потрудился. На столе лежала яркая вязаная салфетка с замысловатым узором. И сверху, как Ее королевское величество Зеркало, восседала Астрид.

— Я ждала тебя полчаса назад, — деловито сообщила она. — А сейчас мне уже не надо. Матильда, плюнь каку, — обратила ведьма свой взор на кошку. Матильда зашипела, но под грозным взглядом своей магической подруги с горьким сожалением в желтых глазах опустила рыбу на землю.

— И что все это значит? — спросил Томас.

— Что твоя ведьма попала в чудесное место, и ей тут нравится, милок, — сказала карлица. — Но для ее же блага я вас всех изгоняю отсюда куда подальше. Думается мне, — карлица перевела мудрый и хитрый взгляд с Астрид на Томаса, — ваши судьбы тесно связаны, как веревки в сетях…

— Что вы имеете в виду? — возмутилась было Астрид, но карлица махнула рукой, жестом призывая ведьму к молчанию. Томас, удивленно вытаращив глаза, решил, что наверняка бы отдал добрую половину королевства, если бы карлица показала этот затыкающий жест еще раз.

— Вам пора, — сообщила карлица. Гостям осталось только смириться.

Томас привычным движением сгреб Матильду рукой, другой — взял Астрид со стола, с облегчением вздохнул и направился к выходу.

— А где Филипп? — поинтересовалась Астрид у самого выхода. — Ты же на коне?

— Да там, вперед и…

— Вы еще и коня с собой притащили?! — воскликнула карлица. — Что за оскорбление великого рода карликов-разбойников! Стража! Взять их!

Не дожидаясь приглашения, Томас прижал к себе пассажиров и со всех ног рванул к Филиппу — прочь от карликов-разбойников, лагеря посреди заснеженного леса, от острых вил и вяленой рыбы.