Эсмеральда (гет)

Клод Фролло родился в дворянской семье. Он рос очень тихим и послушным ребёнком. Его родителям очень хотелось, чтобы он стал священником, и маленький Клод покорно следовал их желаниям. Впрочем, подобная перспектива привлекала и его самого, и он целыми днями с удовольствием читал церковные книги.

Когда Клод подрос, его определили в колледж Торши. Умный и старательный, он очень преуспел в учении и без особого труда поступил в университет, а позднее и получил звание доктора наук.

Увы, полоса счастья и благополучия оборвалась неожиданно и трагически. Страшная чума, разразившаяся в Париже летом 1466 года, не пощадила и родителей Клода. Юный школяр, сам ещё не устроившийся в жизни, оказался единственным опекуном маленького брата. Единственное, что он мог сделать для малыша Жеана — отдать его на попечение почтенной семье мельника и навещать время от времени.

С тех пор Церковь, единственная Клодова опора, стала делом всей его жизни. Ещё довольно молодым он получил весьма почётную должность — стал архидьяконом Собора Парижской Богоматери. Кроме того, он увлекался науками: не только, как и положено священнику, хорошо знал теологию, но также разбирался в юриспруденции и медицине. К нему порой обращались за врачебной помощью, и, несмотря на нелюдимый характер, Клод ни разу никому не отказал.

Но если свои жизнь и карьеру Клод мог считать вполне благополучными и успешными, то подрастающий Жеан доставлял старшему брату сплошные огорчения. Мальчишка рос хотя и обаятельным, но довольно хулиганистым. Став юношей, он, к ужасу благонравного Клода, быстро пристрастился к вину и гулянкам, не внимая ни увещеваниям, ни угрозам. Иногда архидьякону и вовсе казалось, что брат видит в нём лишь ходячий кошель с монетами.

Имя Жеана Мельника — как прозвали выросшего на мельнице мальчишку — по-прежнему куда чаще звучало в самых злачных кварталах Парижа, чем в стенах колледжа Торши, куда брат определил его для получения образования. Единственное, чем мог утешать себя Клод — доброе дело, совершённое им много лет назад, должно было искупить все грехи юного недотёпы.

* * *

В Фомино Воскресенье, первое после Пасхи, в Собор Парижской Богоматери вошла старушка со свёртком в руках. Не произнеся ни слова, она положила его в деревянный ящик — ясли для подкидышей — и незаметно исчезла.

Когда монахи и священники заглянули в ясли, то вздрогнули от ужаса: то, что там лежало, с трудом можно было принять за младенца. Это существо с кривым лицом, словно искажённым злобной гримасой, и огромным горбом скорее напоминало, по выражению одного из монахов, «отродье самого дьявола». Нечего было и думать, что кто-нибудь возьмёт такого подкидыша.

Каково же было всеобщее удивление, когда молодой священник Клод Фролло решил приютить младенца. Не зная о том, что тот думает лишь о искуплении грехов младшего брата, одни считали его чернокнижником, а другие — почти святым.

Клод назвал воспитанника Квазимодо, в честь латинского названия Фомина Воскресенья. Это название произошло от первых двух слов молитвы, которую обычно читали в этот день.

Когда мальчик подрос, Фролло обучил его читать, писать и считать. За пределы собора Квазимодо выходил редко, встречая там лишь насмешки горожан, а то и оскорбления. Единственным его развлечением было кормить птиц, которые гнездились на колокольне. Впрочем, не зная в жизни никого и ничего, кроме собора, Квазимодо доволен своей участью и, пожалуй, даже счастлив. Разумеется, он был бесконечно предан своему приёмному отцу и слушался его во всём.

Четырнадцатилетие стало для Квазимодо переломным временем — он получил должность соборного звонаря. Эта работа стала для него не просто единственным занятием, а его счастьем, смыслом его довольно безрадостной жизни. Он очень трепетно относился к колоколам, давал им имена и беседовал с ними, дружелюбными и никогда не обижавшими его друзьями. Колокольный звон стал для Квазимодо самой сладостной музыкой, и в это занятие он вкладывал всю свою душу. С этих пор колокола собора стали парижской достопримечательностью, хотя ограниченные горожане и предположить не могли, что причиной этому был презираемый ими уродливый горбун.

А между тем его приёмный отец Клод Фролло увлёкся алхимией и стал искать путь получения золота и серебра из неблагородных металлов: железа, свинца и других. За ним окончательно закрепилась слава колдуна и чернокнижника. По природе необщительный, он стал совсем нелюдимым, часто запирался в своей келье и редко общался с другими служителями собора.

* * *

Но вся налаженная жизнь Клода внезапно рухнула, когда осенью, за полгода до Праздника шутов, он увидел на площади прекрасную цыганку. Танец, который она исполняла, просто заворожил священника, пробудив неведомые доселе мысли и желания. А когда красавица запела, её голос показался ему похожим на пение соловья. Не зная других эпитетов, Клод сравнивал девушку с ангелом, хотя её вид внушал ему отнюдь не благочестивые мысли.

Тот день разделил жизнь Клода Фролло на «до» и «после». Никогда раньше не любивший женщину, он воспылал к цыганке безумной, безудержной страстью.

Фролло пытался бороться. Всю жизнь свято соблюдавший целибат и презиравший тех священников, которые не смогли устоять перед плотским искушением, он просто не мог позволить себе дать волю чувствам. Он старался отвлекать себя молитвами, постом, чтением церковных книг. Но стоило зазвучать на площади звукам бубна, он моментально бросал все свои дела и, словно околдованный, наблюдал за Эсмеральдой из окна собора.

Запретное чувство со временем только нарастало, сдерживать себя становилось всё труднее. Образ танцующей Эсмеральды всё чаще возникал перед ним, не отпуская даже во сне. Архидьякон стал нервным и раздражительным, а по собору поползли слухи, что Фролло окончательно продал душу дьяволу. Никто из тех, кто знал его хоть немного, даже предположить не мог, что причиной мучений архидьякона была женщина.

В голове отчаявшегося священника стал постепенно вызревать план: похитить девушку, запереть в соборе, а дальше… Он боялся подумать, что будет делать дальше, и пока сосредоточился только на похищении.

Для осуществления этого плана ему нужен был Квазимодо. Увы, звонарь, несмотря на преданность Клоду и зависимость от него, имел строгие моральные принципы, внушённые ему учителем в более спокойные времена. Впрочем, после Праздника шутов, когда Квазимодо был растерян и чувствовал себя виноватым перед приёмным отцом, последнему удалось, казалось, заручиться его поддержкой.

Кто же знал, что простодушный с виду горбун вынашивает собственный план! Благодарность к девушке за то, что она пыталась за него вступиться, оказалась гораздо глубже и горячее, чем мог бы подумать Фролло. Узнав о планах Клода, звонарь, хоть и согласился для виду ему содействовать, твёрдо решил спасти её.

Гнева приемного отца он не боялся. Это был первый раз, когда Квазимодо решился его ослушался, и это, конечно, его расстраивало. Но полный ужаса крик Эсмеральды, схваченной похитителем, причинял ему куда большие муки, чем любое наказание, которое мог бы придумать разгневанный Фролло.

Но планы Квазимодо рухнули так же, как и планы его учителя. Спасителем Эсмеральды оказался капитан королевских стрелков. Квазимодо заметил, как смотрела девушка на красивого офицера — её чувства были понятны даже такому неопытному существу, как всю жизнь запертый в соборе звонарь. Самоотверженный поступок Квазимодо остался незамеченным, более того, его, приняв за похитителя, арестовали. Клод же скрылся и сумел выйти сухим из воды.

Но в чистой душе Квазимодо не было места обиде ни на приёмного отца, ни на цыганскую красавицу. Он знал, чем отличается от других людей, и не рассчитывал на её любовь. Разве это возможно: такая юная и прелестная девушка — и уродливый горбун! Единственное, о чём он молился в темнице — чтобы Эсмеральда была счастлива.