На рассвете мы возродимся (гет)

Что может быть прекраснее танцующей молодости и милее умиротворенной прожитыми годами старости? И что может быть отвратительней ханжеского лицемерия и тех, и других… Притворство и лживость прочно въедаются под кожу с юных лет, умению искусно лгать и притворяться не теми, кем являются, обучают в перерывах между уроками вышивания и фехтования. Но как бы ни была ловка в обмане невинная юность, с умудренной и тренированной зрелостью ей не сравниться. Вот, где проводятся поистине блестящие партии в комедиантстве и плутовстве. Вот, где игры ведутся на иных уровнях, а слова носят двойной, а порой и тройной смысл.

Но нигде интриги и тошнотворное вранье так хорошо не перевариваются, как на королевских балах. Длинные ряды столов, чьи скатерти не видны из-под уставленных на них блюд, десятки видов фруктов, жаркое из всех уголков Вестероса, дорогие вина из Эссоса — все это призвано, чтобы усладить глаза и притупить совесть. А под мягкую музыку, льющуюся из-под пальцев музыкантов, так просто поверить в подлинность всего, что видишь.

Вон улыбающийся Джону Коррингтону мастер над монетой, Кварлтон Челстед; ведущий задушевную беседу с Оберином Мартеллом, только вернувшимся из затянувшегося путешествия в Вольных городах, десница; Варис, беседующий с Тихим волком, прибывшим из Винтерфелла вместо отца и старшего брата — все эти люди в глубине души презирали друг друга, считая себя неизмеримо умнее собеседника. В зависимости от степени их подобострастия и воспитания речи их были приправлены соусом, чья острота варьировала от вежливой учтивости до угодливости, от сдержанности до высокомерной сухости, от изящной язвительности до неумелого сарказма.

А ещё королевские балы — это место, где создаются и разрушаются союзы, где дамы щеголяют своими дорогими украшениями и нередко пустыми головами, где мужчины утоляют свое тщеславие полными кошельками. И бал в честь назначения нового десницы не был исключением. Впечатляющий своими размерами тронный зал был освещен сотнями свечей. Две сотни приглашённых гостей разбрелись по залу, здороваясь, представляясь и флиртуя. Некоторые лорды воспользовались предоставленной возможностью для представления своих дочерей, достигших брачного возраста. Некоторые молодые, неженатые лорды и рыцари с удовольствием приняли условия игры, приглядываясь и приглашая на танцы понравившихся девиц.

Королева восседала за главным столом в окружении своих фрейлин, а ее венценосный супруг не соизволил явиться на организованный им же пир. Это лучше любых слов демонстрировало не только его полное безразличие к виновнику торжества, но и к приглашённым гостям, некоторые из которых, судя по взглядам, готовы были принять сие за плевок в их сторону. И даже заявление королевы Рейллы о том, что королю нездоровится, не избавило присутствующих от вязкого ощущения пренебрежения.

Но бал есть бал. И на нем принято танцевать. Потому в центре зала вовсю кружили в танцах молодые пары. Целый водоворот из разноцветных лент, кружев, шёлка и блестящих драгоценностей способен был ослепить любого. Единственными, кого танцы не касались, были застывшие в полном обмундировании королевские гвардейцы. По долгу службы им полагалось охранять королеву, а также следить за происходящим в зале. Джон Дарри и Ливен Мартелл стояли у стены по обе стороны от королевы. У противоположных друг другу стен, слева Герольд Хайтауэр, а справа Барристан и Эртур, ненавязчиво наблюдали за гостями, стараясь все же держаться ближе к королеве, а не ко входу. Единственным отсутствующим был Освелл, охранявший сегодня покои короля.

Эртур лениво обвел взглядом танцующих. Взгляд на мгновение выхватил из толпы танцующих Кэтрин Мериуэзер. Ярко-зелёное платье удивительно гармонировало с рыжими волосами, собранными в витиеватую причёску. Кэтрин танцевала и напропалую флиртовала с рослым молодым мужчиной, в котором Эртур узнал лорда Роберта Баратеона. Не сдержавшись, он закатил глаза. Баратеон был обручен с девицей Старков, и все, на что могла рассчитывать Кэт, это одна бурная ночь. Хотя, вполне возможно, что именно на это она и рассчитывала.

Эртур перевел взгляд к главному столу. Эшара стояла слева от королевы в компании еще одной фрейлины. На первый бал, в котором ей предстояло участвовать, его сестра благоразумно не стала надевать платье в дорнийском стиле. Нежный шелк светло-бежевого цвета струился по ее плечам, тонкий, золотистый пояс в виде плетеной ветви начинался пересекавшимися под грудью линиями и заканчивался у самого подола, разветвляясь во все стороны, отчего создавалось впечатление, что ее фигура оплетена волшебными ветвями, чуть пышная юбка подчеркивала тонкую талию. Волосы были лишь слегка закреплены у висков изящными заколками также в форме ветвей с маленькими розовыми бутонами, и издали казалось, будто на голове девушки небольшая диадема.

За последний час Эртур успел раз двадцать посмотреть в ту сторону. Просто, чтобы убедиться, что сестре комфортно в обществе других придворных дам. А вовсе не потому, что взгляд магнитом тянулся к этому хрупкому дорнийскому цветку, волей шаловливой судьбы занесенному в рассадник змей. Его сестра сдержанно улыбалась, глядя на танцующих, и в голове у него мелькнула мысль, что ей наверняка хочется быть там. Что ж, он мог бы ее пригласить, не будь на нем этих тяжелых доспехов и долга службы. Эртуру стало искренне интересно, каково это танцевать с ней.

Словно почувствовав на себе его взгляд, она повернулась к нему, и улыбка ее стала шире. Эртур сам не заметил, как губы растянулись в ответной улыбке, а в груди разлилось тепло. Все же, пусть они и были разделены на долгие годы, пусть они и узнавали друг друга только сейчас, для нее он был особенным, раз именно ему она улыбалась с такой искренностью.

Но миг был разрушен самым нахальным образом. Какой-то самоуверенный хлыщ, сверкая зубами, подошел к их столу и что-то проговорил, глядя на нее. Эшаре волей-неволей пришлось обернуться, а потом вопросительно глянуть на королеву. Та коротко кивнула в знак согласия, и девушка, придерживая юбку, спустилась к ожидавшему ее кавалеру. Было нерушимое правило: фрейлины королевы могут танцевать на балах, с условием, что возле ее величества будет оставаться как минимум две другие фрейлины.

Нахмурившись, Эртур наблюдал, как неизвестный закружил его сестру в танце. А ведь буквально минуту назад он сам размышлял о том, как мог бы с ней танцевать. Сестра то исчезала из его поля зрения, скрывшись за другими танцующими, то появлялась вновь. Она мило улыбалась, глядя на партнера, а тот сиял самой что ни есть похотливой улыбочкой, что-то ей шепча. Эртур стиснул зубы. Что он о себе думает? Решил, раз девушка из Дорна, можно так крепко прижимать ее к себе и смотреть, как на кусок пирога?!

— Кто этот человек, что танцует с моей сестрой? — спросил он у Барристана. — Тот, что с длинными волосами, собранными в хвост и смехотворной рыжей бородкой.

Барристан посмотрел в указанном направлении, и когда в танце мужчина повернулся к ним лицом, ответил:

— Этан Гловер, бывший оруженосец Брандона Старка, а ныне рыцарь Севера. — Барристан искоса глянул на дорнийца. — А что тебя так заинтересовало в нем?

— Он слишком фривольно себя ведет, — голос Эртура невольно стал ниже, как всегда, когда он себя сдерживал.

Барристан удивленно повернулся к предмету дейновского гнева, внимательно наблюдая за ним, однако ничего хотя бы отдаленно неприличного в поведении северянина не заметил. Ну, придерживает девушку чуть ближе обычного, но в пределах дозволенного — большего бы дорнийка сама не позволила, если в ней есть хоть капля благородства, а Барристан отчего-то не сомневался, что есть. К тому же, Селми обращал внимание на сестру брата по оружию, и не мог не признать, что она притягивала взор. Не будь он связан клятвами, Селми бы и сам с удовольствием поухаживал за ней, и кто знает, во что бы это ухаживание в итоге вылилось.

— А не слишком ли ты щепетилен, мой друг? — снисходительно улыбнулся Селми. — Она твоя сестра, а не твоя собственность, и нравится тебе это или нет, однажды она выйдет замуж. Так что подобные балы и танцы самый верный способ найти ей жениха.

Эртур, в чьем арсенале было неизменно два меча — один висевший на спине Рассвет и второй на поясе — с удовольствием представил, как разрубает ими потенциального жениха Эшары. Нет, этот рыжий мужлан не достоин даже волоса Эшары, такой утонченной, нежной, хрупкой, как лепестки ее любимых пионов, такой начитанной, умеющей поддержать любую беседу, от истории до искусства браавосийских танцев. О чем она будет с ним разговаривать? О лютоволках или бесконечной зиме, которая близко? Не говоря уже о том, что она совершенно не приспособлена для северных холодов, его Эшара зачахнет на этой земле холода, длинных ночей и коротких дней. А что она будет делать длинными ночами… или вернее, что будет ее муж делать с ней длинными ночами?.. Яркая картинка, короткая, как вспышка, выбила воздух из легких. Обнаженная Эшара, ластящаяся к этому рыжему ублюдку, позволяя делать с ней все, что…

— Мне надо… скоро вернусь, — севшим голосом проговорил он, торопливо отходя от старшего товарища. Барристан лишь проводил его ничего не понимающим взглядом.

Ему нужно было выпить немного, даром, что он на службе. От одного кубка дорнийского он не захмелеет, но выветрить из головы крамольные мысли было необходимо. Осушив кубок, Эртур поджал губы. Да что это с ним творится? Это противоестественно представлять подобные картины с участием собственной сестры. От одной подобной мысли его должно тошнить, вот только то, что он испытал, мало походило на тошноту.

Причиной было длительное воздержание, вот в голову и лезут непрошеные картинки. Решено, в следующий же свой выходной он отправится на Шелковую улицу. Пора осчастливить парочку шлюх своим обществом. Хотя шлюхи Шелковой улицы вряд ли находили его общество притягательным. В отличие от общительного и непритязательного Джона Дарри, который мог собирать вокруг себя с полдюжены девок и веселиться с ними ночь напролет, он бывал куда скучнее и сдержаннее, отпуская их сразу же, как отработают деньги. Ну, не вести же ему высокосветские беседы с безграмотными блудницами. В этом вопросе Эртур был несколько высокомерен. Хотя, возможно, не только в этом.

Успокоившись и даже убедив себя в том, что ему всего лишь показалось, Эртур вернулся на свой пост. Но тут его уже сменил Дарри, а значит, был его черед стоять возле королевы. На протяжении всего бала Королевские гвардейцы делали по кругу два раза, сменяя друг друга. Эртур молча направился к своему посту рядом с Ливеном. Сестры все еще не было. Эртур недовольно прищурился. Эшара обнаружилась на том же месте, танцующей, только уже с другим кавалером, которым на этот раз оказался Теодор Вулл. Вот же… вертихвостка.

К королевскому столу немного вальяжной походкой приблизился Оберин Мартелл. Двадцатитрехлетний дорниец был загорел, как и большинство людей, больше привычных к морю или степям, нежели замкам. Длинные, угольно-черные волосы собраны на затылке, а плотоядный взгляд из-под густых бровей вкупе с плутоватой улыбкой лишил сна не одну красавицу. Оберин отвесил королеве элегантный поклон.

— Ваше величество, нет большей чести для меня, чем нахождение с вами в одной зале. — Голос мужчины, глубокий и сильный, заставил пару фрейлин переглянуться, а веера в их руках невольно дрогнули. — Благодарю за столь любезное приглашение. Мой брат, к сожалению, не сумел почтить вас своим присутствием ввиду болезни… Но покорнейше надеюсь, что мое общество будет для вас не менее приятно.

Самым удивительным было то, что, при всех этих любезностях, ни в тоне, ни во взгляде, ни даже в жестах Мартелла не проскользнул и намек на лесть. Каждое слово было пронизано таким чувством собственного достоинства, что расточаемые им комплименты становились только приятнее женскому слуху. Ведь ничто так не тешит женское самолюбие, как осознание, что гордый мужчина почтил тебя своей любезностью. И королева Рейлла не осталась равнодушна. Чуть подавшись вперед, она улыбнулась дорнийцу. В этой улыбке неопытный мужчина заметил бы надменность, но бывалый ловелас тут же разглядел бы кокетство.

— Мы рады приветствовать младшего брата принца Дорана среди наших гостей. Но позвольте спросить, разве вы не должны сейчас быть где-то на Спорных землях?

Оберин Мартелл, в отличие от своей степенной сестры и осторожного брата, был известен отнюдь не осторожностью. Уже в шестнадцать он сражался на дуэли, будучи пойманным в постели с женой свирепого лорда Айронвуда. По слухам, в том бою он использовал отравленное оружие, отчего оскорбленный муж скончался через несколько дней от воспалившейся раны. Доказательств не было, однако репутация юного Оберина была подпорчена, и в последующие годы он делал все от него зависящее, чтобы окончательно эту репутацию сравнять с землей. В итоге старший брат был вынужден сослать его в Эссос, пока имя Мартелл не стало сродни грязным ругательствам. Там опальный принц и провел последние несколько лет, подрабатывая наемником и получая от жизни столько удовольствий, сколько мог вместить в свои насыщенные будни.

— Я был там, ваше величество, но вернулся примерно месяц назад, чтобы навестить сестру, — ответил Оберин.

— Вот как. И как поживает моя дорогая невестка? А внучка?

Тема была щекотливой. Ни от кого из гостей не ускользнуло отсутствие на празднике наследного принца.

— Обе в добром здравии, ваша милость. Здоровье Элии заботами принца Рейгара восстановилось. Что до маленькой Рейнис… — Он обнажил белоснежные зубы. — Уверен, она станет красавицей и истинной леди однажды. Но пока она только и делает, что кричит и требует больше молока. Спасибо хоть не дорнийского вина.

Раздались тихие смешки дам. Оберин еще немного постоял подле королевы, отдавая дань ее красоте, после чего откланялся, чтобы, по его словам, «проявить внимание и другим дамам, хоть душа его останется тут». Уходя, он бросил короткий, но выразительный взгляд на Эртура и Ливена.

* * *

Нет ничего утомительнее, чем балы. И эту истину подтвердит любой — от танцевавшей ночь напролет леди до слуги, разносившего блюда. Но Эртур был уверен, что этот бал был особенно изнурителен. Наблюдать, подмечать детали, украдкой брошенные взгляды, запоминать кто и с кем разговаривал, кто кому наливал вина — все это составляло его работу помимо охраны короля и королевы.

А замечать было что. Начать с внезапного появления на балу Оберина Мартелла, или лучше копнуть глубже и задуматься над тем, с какой целью он возвратился в Вестерос именно сейчас. И почему наведавшись на Драконий Камень, решил отправиться в столицу в качестве посланника своего брата. Эртур был убежден, что Доран знать не знает об этой авантюре младшего брата. И еще этот взгляд под конец, его сложно спутать — Оберин хотел с ними поговорить после бала.

Было много еще других деталей, которые Эртур не мог собрать в единую картину, не имея достаточно сведений. Потому он просто наблюдал и запоминал. А еще старался не смотреть на то, как его дражайшую сестрицу приглашают на танцы. Наверное, единственным, кто не счел своим долгом ее пригласить, был Эддард Старк. Раздраженный, Эртур не отдавал отчет, что танцевала Эшара не больше других девушек, просто его взгляд цеплялся именно за нее. Но всему, даже самому неприятному действу, приходит конец, и Эшара, наконец, стояла возле главного стола, чуть поодаль от королевы.

За весь вечер им не удалось перекинуться и парой слов, лишь время от времени брошенные в его сторону улыбки, предназначенные для напоминания, что она о нем помнит, должны были служить ему утешением. Хотя они вполне могли оказаться лишь жалкими подачками. Эртур ощутил новый прилив злости, но уже не взялся бы с уверенностью сказать, на что именно он злился.

— Леди Эшара, вы похоже пользуетесь небывалой популярностью у северян, — внезапно заговорила одна из фрейлин королевы, юная леди Бруквуд. — Но главный трофей, очевидно, не пожелал запрыгивать в вашу корзинку, — девушка неприятно хихикнула.

Скосив глаза, Эртур заметил, как напряглась Эшара.

— Моя дорогая Маргери, боюсь, я не вполне понимаю, на что вы намекаете, — не глядя на собеседницу и всем видом демонстрируя незаинтересованность, произнесла Эшара.

— Ну как же, я говорю о сире Эддарде Старке. Вы так старались привлечь его внимание, танцуя с его вассалами, что я искренне расстроилась, когда вам это не удалось.

Похоже, Эшара не преувеличивала, говоря, что при дворе королевы Рейллы её невзлюбили. Это ощущалось в улыбках, полных яда, переглядывании за спиной или вот такой открытой провокации. Стоявший позади и слева от них Эртур, не сдержавшись, чуть повернул голову в сторону фрейлин и заметил, как лёгкая улыбка коснулась губ его сестры.

— Миледи, заметив, что ваша корзинка почти пуста, я оставила его вам, но у вас не хватило умения воспользоваться предоставленным шансом. — в голосе Эшары звучали смешинки, словно она с трудом сдерживалась от смеха. — А ведь, в отличие от меня, вы с ним танцевали.

Его уроки не прошли даром — сестра быстро научилась держать удар. Маргери Бруквуд, презрительно выпятила верхнюю губу, намереваясь ответить нечто нелицеприятное.

— Ах, забудьте вы об этих неотесанных северянах, — зашептала Лиза Стоун, самая молодая из фрейлин королевы. — Вы видели, как красив Красный Змей? Эти жгучие глаза, эти волосы…

Эртур и Ливен переглянулись. Лицо Мартелла недвусмысленно намекало о том, в каком русле потекли его мысли. Его племянник, Оберин, всегда был популярен у женщин, особенно у тех, кого даже не думал охмурять.

— Лиззи, мы тоже его видели, — перебила её Маргери. — Он слишком самоуверенен, как по мне.

— И он имеет на это право! Клянусь, я была бы не против, чтобы этот змей проскользнул ко мне в спальню этой…

Тут она заметила, что рыцари внимают каждому её слову, и густо до самых кончиков волос покраснела. Эртур сделал вид, что его крайне заинтересовала фруктовница на столе, зато Ливен преувеличенно заинтересованно посмотрел на неё, как бы приглашая продолжить.

— Скажите, леди Эшара, а в Дорне все мужчины столь привлекательны? — перетянула на себя внимание молчавшая до сих пор Кэт, старательно не глядя в сторону двух дорнийцев, стоявших в двух шагах от них.

— Не только дорнийские мужчины, — куда приветливее улыбнулась ей Эшара. — Но и женщины тоже хороши.

— В чем дорнийцы действительно хороши, так это в непокорности, — прохладно заметила Маргери. — Но даже ваша непокорность склонилась перед мощью драконов, — напыщенно закончила она.

— Милая, вы что-то путаете, — Эшара повернулась к девушке всем корпусом с самым серьезным видом. — Дорнийцы — единственные, кто не склонились перед драконами, не проиграли им в бою, а добровольно присягнули им на верность только после того, как Красный Дракон, женатый на Марии Мартелл, признал их равными себе. — Эшара сделала паузу. — Вы ведь родом из Простора. Не напомните, как ваши предки проиграли Эйгону Завоевателю после битвы на Пламенном поле?

Эртур и Ливен не сдержали улыбок. Уж в чем, а в этом вопросе ни один уважающий себя дорниец уступать не станет. А Маргери, возмущённая до глубины души, в поисках поддержки оглянулась на королеву, надеясь, что та осадит обнаглевшую дорнийку, но её Величество была занята увлекательной беседой с одной из придворных дам, не услышав ни слова из сказанного. Негодующе вздернув носик, Маргери вместе с Лизой отошли подальше.

— Не стоит швырять вазу, коли не умеешь подбирать осколки, — насмешливо глядя им вслед, заметила Кэтрин. — К слову, леди Эшара, Диана Дейн никогда бы не стала королевой, будь она хоть наполовину так же горда и остра на язык, как вы.

— Какое счастье, что я не хочу быть королевой, — улыбнулась Эшара, и девушки рассмеялись.

Эртур обречённо вздохнул. Кэт была, пожалуй, слишком мила с Эшарой. Видимо, надеялась растопить его сердце, подружившись с сестрой. Глупая девочка.

* * *

В тишине сада были слышны лишь стрекотня цикад, да журчание воды в небольшом фонтанчике. Красный замок мирно дремал в тишине ночи. Живая изгородь надежно скрывала трех дорнийцев, неспешно прогуливавшихся по саду. Со стороны могло показаться, что старые друзья, давно друг друга не видевшие, решили вспомнить былое и попрощаться перед очередной разлукой — вполне невинная прогулка. Однако любой, даже самый неискушенный в интригах обитатель дворца знает, что нет ничего способного больше заинтересовать дворцовых шпионов, чем невинная прогулка под луной. И трое мужчин, чьи намерения были далеко не невинны, были в курсе этого, как никто другой. Будь их воля, они бы встретились где-то за пределами замка, однако, к несчастью, двое из них состояли в Королевской Гвардии и покидать замок без благовидной причины не могли. Да и внимания это привлекло бы куда больше.

— Ваш благочестивый король даже не соизволил спуститься на бал, дабы почтить своим присутствием гостей, приехавших по его приглашению со всех Семи Королевств, — заметил Оберин скучающе.

— Он и твой король тоже, или годы в Эссосе стерли из твоей памяти этот факт? — приподнял бровь Эртур.

Оберин хмыкнул, весело поглядев на Дейна.

— Не знал, что лицемерие столь заразно. И давно ты научился так правдоподобно притворяться?

— Поживи здесь с мое, и не такому научишься, — криво улыбнулся Дейн, прищурившись. — Хотя тебе это не к чему. «Нет большей радости, чем нахождение в этом замке, где восседали Эйгон Завоеватель с сестрами»? Не перегнул ли ты палку?

— Мой друг, — Оберин подбросил в небо виноградинку и поймал ее ртом, — заяви я нечто подобное в Дорне — вот это было бы излишеством. Но все эти дворцовые кроты, не видящие дальше своих носов, понятия не имеют, что такое тонкий сарказм. Они готовы принять за чистую монету любую иронию, будь в ней достаточно меда. Куда им различать оттенки интонаций и тонкость подобранных слов!

— Но ведь ты приехал не для того, чтобы философствовать и зубоскалить, и уж точно не ради короля и его десницы, — вставил Ливен, устало зевнув.

— Ты восхитительно проницателен, Ливен! — театрально поклонился Оберин. — Ты прав, я прибыл не за этим. Стал бы я бросать пышногрудых лиссенийских шлюх ради этих чопорных, плоских девиц.

Он остановился, осмотрелся, убеждаясь, что поблизости нет лишних ушей, и повернулся к друзьям. Ехидство моментально слетело с его лица, словно Красный Змей и впрямь умел менять личины.

— Наш дорогой зять написал мне примерно пару месяцев назад, — заговорил он, понизив голос. — В письме он писал, что Элии нездоровится, что она очень соскучилась по мне и была бы рада моему приезду. Разумеется, я незамедлительно сел на корабль, ведь если и есть что-то способное вырвать меня из объятий лиссенийских шлюх, так это просьба моей сестрицы.

Последнее не было новостью для Эртура: то, что Оберин был сильно привязан к старшей сестре, знали все. Ради Элии он свернул бы горы и перебил бы народы, если бы потребовалось. Эртур на мгновение отвлекся. А ведь это же совершенно нормально — любить свою сестру. Вон Оберин без капли стыда признается в этом, как в самой естественной вещи на свете. Так почему же он, Эртур смущается, почему наблюдает за Эшарой воровато, будто не имеет на то права? Почему не может потрепать ее по голове и обнять, как самый любящий брат на свете? Он любит ее, в том сомнений нет, иначе не было бы трепета в ее присутствии, не было щемящей нежности при взгляде на нее, желания прикасаться и оберегать. Так что же с ним не так?

— К тому моменту, когда я приплыл на Драконий Камень, Элия была уже полностью здорова, — продолжил тем временем Оберин. — Если, конечно, она вообще болела. Я прогостил у них две недели, прежде чем Рейгар открыл мне свои планы. — Он покосился на гвардейцев и ухмыльнулся. — Вот уж не думал, что доживу до дня, когда Королевская Гвардия восстанет против своего короля.

— Говори потише, — прошипел Ливен, в то время как Эртур невозмутимо сверлил взглядом Оберина. — Наши головы полетят с плеч раньше, чем ты доберешься до Шелковой улицы, если твои слова услышат!

— Для заговорщика ты больно труслив, — хмыкнул Оберин и снова посерьезнел. — Ну? Насколько вы продвинулись в своих планах?

— А насколько ты в эти планы посвящен? — сдержанно поинтересовался Дейн.

— Не доверяешь? Правильно делаешь, — без капли иронии ответил Красный Змей. — В вашей ситуации не доверять никому — самое мудрое решение.

— Так назови причину, по которой я должен тебе доверять, — бросил Эртур, небрежно поглаживая рукоять меча, что не укрылось от Мартелла. Вместо того, чтобы возмутиться, он только пришел в восторг. Его забавляла ситуация, а опасность и игра на краю пропасти только возбуждали его авантюрную натуру.

— Мне известно про турнир в Харренхолле и про то, что там должно произойти. Не побоюсь сказать, что мне, возможно, известно даже больше вас. Но ведь для тебя это не доказательство, не так ли, мой дорогой Меч Зари? А как насчет того, что моя сестра замужем за принцем-изменником? — Эртур поднял брови, выражая отрицание, Оберин раздосадованно вздохнул, пробормотав что-то про мнительных звездопадцев. — На, держи.

Он бросил Дейну свернутое в трубочку письмо. Эртур покрутил его в руках, отмечая, что печать не была сломана. Пробежав глазами по ровным строкам, он удовлетворенно кивнул, передавая письмо Ливену. Записка была написана рукой Рейгара, в ней он сообщал сообщникам, что Оберин Мартелл отныне один из них.

— Итак? — нетерпеливо спросил Оберин.

— Освелл справился со своей задачей. Через пару недель всем великим домам Вестероса разошлют письма о турнире в Харренхолле. Я собирался передать эти сведения через Эшару, но раз ты здесь, это все облегчает.

Оберин задумчиво погладил гладко выбритый подбородок, позабыв о винограде. Ливен и Эртур переглянулись. Оберин чего-то недоговаривал. Заметив их взгляды, Мартелл улыбнулся.

— Это хорошая новость, но все будет без толку, если нужные нам люди не прибудут, — он вновь задумался, а потом встрепенулся. — К слову, вы заметили, как усердно этот лиссенийский Паук обхаживал Роннелла Аррена?

— Разве только его? — пожал плечами Ливен. — Он успел пообщаться и с Черной рыбой, и с Тихим волком, и еще с целой толпой людей. При чем здесь Варис?

Прежде чем ответить, Оберин некоторое время молчал.

— Меня давно не было в Вестеросе, да и вообще я мало что смыслю в играх престолов, но, если я что-то да понимаю, Варис уже давно должен был что-то унюхать, — сдвинув брови, проговорил он. — И меня смущает мутность здешних вод, их обманчивая тихость. Варис наверняка ведет свою игру, вот только какую?

Ненадолго повисло молчание. В Красном замке Варис был самым опасным человеком для Рейгара, после его отца, разумеется. У него были глаза и уши повсюду. Можно было не сомневаться, что даже эта небольшая прогулка не ускользнула от его пташек. Но хуже всего было то, что Эйрис прислушивался к его тихому шепоту. Одного намека Вариса было бы достаточно, чтобы погубить любого.

— Будьте начеку, — подвел итог Оберин. — Рейгар рассчитывает на нас, но куда важнее то, что Элия связана с ним. А значит, Дорн встанет под знамена ее мужа в случае, если разгорится новый Танец драконов.

— Говори за себя, Оберин, — хмуро ответил Ливен. — Твой старший брат слишком непредсказуем.

— Для Дорана семья всегда была на первом месте! — вспыхнул его племянник.

— Потише, парень, — спокойно осадил его Ливен. — Я знаю не хуже тебя, что для Мартеллов значит семья, однако твой старший брат слишком хитер, слишком осторожен, слишком себе на уме, чтобы размышлять, как мы с тобой. Если он решит, что у Рейгара нет шансов, что его планы обречены, как он поступит, скажи?

— Он заключит сделку с Эйрисом, — вместо Оберина ответил Эртур.

— Именно, — кивнул Ливен. — Жизнь его сестры и племянницы взамен на жизнь Рейгара Таргариена. Именно потому мы не можем ему доверять. Для него слово «честь» никогда не звучало так же громко, как слово «семья».

При желании Ливен мог становиться весьма серьезен и убедителен. Оберин поджал губы. Желание возразить боролось в нем с невольным признанием правоты дяди.

— Думаешь, для чего Рейгар призвал меня из Эссоса? — неохотно спросил он. — Рейгар тоже не доверяет Дорану. Он хочет, чтобы я объединил Дорн под его знаменами в случае необходимости.

— Тогда тебе нужно отправляться как можно скорее в Солнечное Копье, — проговорил Эртур, мысленно усмехнувшись: его предположения оказались верны.

— Я отправляюсь на рассвете, — Оберин вдруг улыбнулся. — Похоже, нас ожидает горячее лето. И будь я проклят, если не приму участие в этой пляске!

* * *

Спустя час дорнийский принц уже вовсю скакал по направлению к Шелковой улицы. На его обветренном лице то и дело растягивалась улыбка. Оберину Мартеллу никогда не было дела до того, кто восседает на этом железном недоразумении, называемом троном. Но две возможности радовали его мятежную душу: возможность сразиться за любимую сестру и возможность поучаствовать в одной из самых больших авантюр в своей жизни.

А другой принц Дорна вместе со своим бывшим вассалом, а нынче равным ему братом Королевской Гвардии, возвращался в Башню Белого Меча.

— Как думаешь, насколько надежен Оберин? — задал он тревоживший его вопрос.

— Разве не ты его дядя?

— Но ты был с ним дружен лет до… десяти? Я его вообще не знаю, кроме того, что он может спать со всем, что движется.

— На Оберина можно положиться, — медленно заговорил Дейн.

— Но?.. — проницательно спросил Ливен.

— Но есть ключевое отличие между ним и нами с тобой. Ты и я — мы оба дорнийцы, мы любим Элию. Но мы также верны Рейгару, которого считаем другом. Ради него мы идем на клятвопреступление. Оберину же наплевать на Рейгара, он делает это ради сестры. — Дейн помолчал, а после все же добавил: — Но ему не чуждо понятие чести. Дав слово однажды, он от него не отступится и не ударит в спину.

Дорнийцы вошли в башню и поднялись на второй этаж, где находились их комнаты. Только, разойдясь по спальням, они еще некоторое время не могли заснуть. Их тревожило зыбкое будущее и игра, в которой они были лишь пешками. Но как бы ни ничтожна была пешка, даже она может чувствовать масштаб затеваемой игры. А эта игра, в которой пока только расставлялись фигуры, игра, что еще не успела толком начаться, обещала быть грандиозной.