Направит тебя к миру (гет)

Очевидно, он слишком сильно привык к Учихам, потому что в какой-то момент его представили друзьям Киты по его просьбе в качестве одной из попыток себя занять (они были нужны ему, чтобы они познакомили его с женщинами клана Учиха, которые стирали одежду, чтобы он мог усовершенствовать дзюцу для стирки и получить советы от экспертов), и в следующий момент, когда Тобирама задумался над происходящим, прошло уже два месяца, и Ёри прижимала к груди свою дочь трех дней от роду, требуя посещения селения Сенджу.

— Моему мужу нужно встретиться со своей дочерью.

Вообще, это даже не было требованием — это было утверждением факта, когда Мадаре давалась возможность согласиться и предложить ей сопровождение, чтобы он мог не потерять лицо, когда она все равно туда отправится. Тобирама узнал Ёри лучше с момента подписания мирного договора, и они неоднократно обсуждали медицинские процедуры и техники, так что он был достаточно хорошо знаком с ее подходом. Он не так уж отличался от подхода его теть и других медицинских специалистов клана Сенджу, не считая того, что ее непринужденное неповиновение приказам сверху выходило за пределы защиты благосостояния своих пациентов.

Но опять же, Ёри не была ниже Мадары по рангу по учиховским стандартам: она была супругой главы рода (при этом отсутствующего главы рода, так что в данный момент она обладала властью мужа в клане), и войны не было, так что Мадара как глава Внешней Стражи не мог ограничить ее движения исходя из благополучия и безопасности клана. Даже проинформировать его о своих намерениях было буквально всего лишь вопросом уважения. То, что Хикаку в данный момент был заложником у Сенджу, делало визит потенциально дипломатическим вопросом для клана Учиха (что действительно попало бы под полномочия Мадары как главы Внешней Стражи), но это было с натяжкой, потому что Ёри не навещала Сенджу с дипломатическими намерениями: она посещала своего мужа Учиха, который, так случилось, сейчас жил у Сенджу.

— Я бы хотел, чтобы ты взяла с собой Изуну, так что прошу, чтобы ты подождала его возвращения с его последней миссии, — спокойно сказал Мадара со своего места на энгаве, отложив кисть в сторону, чтобы она не накапала на его картину. — Он должен вернуться сегодня, и не возникло никаких сложностей, так что он будет свободен завтра утром. Один день ожидания также даст мне возможность написать Хашираме-сану, чтобы проинформировать его о твоих намерениях, и я уверен, что Тобирама-сан захочет приложить записку для одного из медиков Сенджу, на случай если тебе срочно понадобится врачебная помощь. При условии, что Хаширама-сан согласится, тебе, конечно, будет разрешено навещать мужа настолько часто, насколько захочешь.

Конечно, его брат согласится: Хаширама подумает, что это романтично.

Ёри фыркнула, но поклонилась, принимая сказанное:

— Благодарю за внимание, Мадара-сама. Я отбуду завтрашним утром.

Мадара поклонился в ответ, и Ёри удалилась из сада, и две старшие женщины и ученица-подросток, стоявшие за ее спиной, также поклонились главе Внешней Стражи, прежде чем поторопиться за ней. Глава Внешней Стражи клана Учиха, ужас на поле боя и убийца больше Сенджу, чем любые два его соклановца вместе взятые, тепло улыбнулся им вслед, прежде чем снова взять кисть и продолжить рисовать вид на иву и пруд кои, дополненный Китой, сидящей в тени у воды и работающей над чьим-то плащом.

Тобирама все еще привыкал к различным степеням непочтительности, которые клан Учиха демонстрировал при встрече с главой их Внешней Стражи. Он был вполне уверен, что это было ситуативно, и у него были доказательства, чтобы поддержать эту теорию (одинаково отличные манеры в официальной приемной главного дома клана и стабильно неформальная дружелюбность каждый раз, когда Мадара был у печей), но такие промежуточные моменты, как этот, когда обстановка была менее чем абсолютно формальной, но значение слов таковым не было, были самыми нервирующими. Он мог сказать, что, должно быть, существовали четкие границы, которые обе стороны уважали, раз взаимодействия проходили так легко и гладко — он просто не совсем понимал, где они были.

Тобирама вернулся к собственным планам: анидзя составил бюджет, и он уже обсудил с кузнецами Учих, какие водопроводные трубы они собираются купить, так что сейчас вопрос стоял лишь в том, чтобы разработать самый эффективный план расположения колодцев и водохранилищ и как учесть дальнейшее расширение. Он уже знал, что трубам надо будет находиться под дорогами (иначе их будет невозможно чинить), и ему также надо было начать совершенствовать стратегии организации водопроводно-канализационного хозяйства, что будет включать гончаров, обжигающих кирпичи особой формы для водостоков и цистерн. Как было замечено, они не могут просто все сливать в реку. Теперь он знал, откуда появилась эта конкретная шутка, понятная лишь узкому кругу лиц, и Тобирама был согласен, что рыба не должна страдать.

Скорее всего, ему надо будет воспользоваться печатями, интегрировав их в процесс строительства, чтобы изолировать отходы и обеспечить то, чтобы ни запах, ни возбудители инфекций не распространялись за пределы зоны обработки. К счастью, уже существовали многочисленные трактаты по гигиеничной и эффективной утилизации отходов (иначе город даймё становился бы рассадником болезней каждое лето), так что вопрос был всего лишь в применении существующих методов и улучшении их, когда это было возможно. Учихи хотя бы смогли нанять опытного землемера (из малого клана Страны Земли), так что у Тобирамы для работы были лучшие возможные карты геологического профиля.

— Если хочешь написать письмо брату, я отправлю его вместе с Ёри, — сказал Мадара, подняв взгляд и снова опустив кисть в чернила.

Тобирама издал задумчивый звук. Последнее письмо его брата было жалобой на скуку, доставленное раздраженной Токой, потому что когда Хаширама скучал, он вызывал случайных людей на «рекреационные» спарринги, выращивал странные древесные скульптуры в раздражающих местах (категорически отказываясь позволять людям срубать получившиеся уродства) и придумывал новые и все более ужасающие дзюцу. Он чувствовал искушение предложить, чтобы Хаширама взял Мито и Тсунами и навестил Узумаки на несколько недель. Его сестра определенно будет рада возможности увидеть свою семью, и это на на какое-то время позволит его брату не путаться под ногами.

Вообще да, это был отличный план: он предложит Хашираме взять значительное количество своих бонсаев в качестве подарков или продать их людям по пути. Это одновременно займет его брата и освободит место в его миниатюрном саду для новых бонсаев, так что в следующий раз, когда Хаширама заскучает, он сможет погрузиться в нянченье семечек, пока они не вырастут в коротенькие деревца, без того, чтобы волноваться о вытеснении чего-то из существующих зарослей. Он был уверен, что Тока обрадуется передышке, и Ёри будет проще регулярно навещать своего мужа, если Хаширамы не будет рядом и он не будет громким и чрезмерно контролирующим во имя мира.

* * *

В середине августа изменение в чакросистеме Киты случилось точно в срок, чакра разлилась вокруг врат внизу живота, что побудило ее мужа очень осторожно попросить, чтобы она ограничила свое участие в продолжающихся совместных экспериментах по печатям. Не перестала создавать печати, поторопился добавить он, но чтобы позволила другим людям взять на себя задачу активировать их во дворе. Признавая, что ослабленный доступ к ее чакре делал эту просьбу очень разумной, учитывая иногда взрывные результаты стиля фуиндзюцу Узумаки-Сенджу, Кита согласилась: беспокоить мужа без необходимости было последним, что она хотела бы делать.

Уже наступил конец сентября, и она была беременной больше, чем пять месяцев, с большим животом, что усложняло одевание утром. Никакая из ее рабочей одежды больше не сидела удобно, так что простые кимоно стали привычным делом: все будет становиться только более неудобным, но Кита сомневалась, что она когда-либо станет такой большой, что они совсем не будут на нее налезать. В конце концов, в кимоно было достаточно запасной ткани.

Конечно, то, что она ограничила себя домашними делами (теми, что были менее утомительными) и оставила готовку на кого-то, кого ужасно не тошнило от некоторых запахов, не убедило ее мужа прекратить холить и лелеять ее. Совсем нет — он был неустанно заботливым. Кита позволяла это, потому что могла видеть, что действиями Мадары руководили не страх и не тревожность: если бы это было так, его было бы проще отвлечь. Но нет, ее дорогой муж был очарован и сражен и хотел неотрывно смотреть на нее ежедневно и ежечасно, хотел незаметно впечатать в память то, как ей приходилось корректировать осанку и менять позы, чтобы учесть большой живот, хотел использовать шаринган, чтобы наблюдать за чрезвычайно легкими колыханиями ее кимоно, которые выдавали движения нерожденного ребенка, плавающего в ее матке. В любое время, когда она находилась в его поле зрения, его внимание обращалось на нее, над чем она бы смеялась больше, если бы это не было так чертовски мило.

Ее гормоны туманили ей разум, раз она считала эту целеустремленную одержимость такой приятной и привлекательной. Чувство его взгляда на ней заставляло ее слабеть в коленях, останавливая ее мысли в неловкие моменты, и все, что она могла делать, — это поднимать взгляд и смотреть ему в глаза в ответ, потому что так она хотя бы не была единственной краснеющей.

Очень много вещей могли передаться между обладателями шарингана в мгновение ока. Тобирама наверняка заметил что-то, но, кажется, он был полон решимости игнорировать более физические стороны брака настолько, насколько это было возможно. Это было очень вежливо с его стороны.

Изуна все еще жаловался на их бесстыдство, но сейчас, когда у него был собственный дом, он меньше находился в главном доме клана, так что у него было меньше возможностей поныть. Конечно, когда он тихо не фыркал и не ухмылялся от того, каким по уши влюбленным был и оставался его брат. К счастью, намеки все еще изящно проходили мимо ушей девочек, оставаясь абсолютно незамеченными: Кита надеялась, что такое состояние дел продлится еще несколько лет. Бентен следовало быть постарше, прежде чем она начнет думать о сексе как о чем-то большем, чем что-то абстрактное.

Сегодня она читала неофициальный отчет о достигнутых успехах в укладке водопроводных труб в деревне и строительстве канализации, сидя на энгаве, пока было все еще достаточно тепло, чтобы это делать (и, что более важно, пока она все еще влезала в свой плащ), и счастливо раздумывала о том, какой прогресс был достигнут. Каору (домохозяйка Сакурадзимы с двумя детьми и связями с черным рынком) порекомендовала землемера, который был быстрым, эффективным, тщательным и позволил Изуне воспользоваться своим шаринганом, чтобы затуманить его воспоминания после работы как для того, чтобы защитить неприкосновенность деревни, так и для того, чтобы обеспечить то, что никто не будет преследовать его, чтобы вытащить эту информацию. Ему щедро заплатили за это неудобство, но Кита подозревала, что слегка потрепанный блондин с сильным акцентом Страны Земли был честно благодарен за возможность ворчать о «паранойе Учих» в каждом баре на пути домой: неизвестность была лучшей защитой для шиноби из мелких кланов, у большинства из которых не было собственной территории, и они жили от миссии к миссии.

Оставшиеся враги Учих были значительно более богатыми и с хорошими связями, и мужчина не заслуживал такой медвежьей услуги за хорошо выполненную работу.

Сейчас в песчаных скалах и под ними был вырезан резервуар для хранения воды, созданный теми Сенджу, которые владели земляными дзюцу, и у их кланов был большой запас блоков из песчаника, спрессованных до одинаковых размеров, для строительства позже. Над Накой стоял крепкий деревянный мост, по которому проходила дорога между бюро для обработки миссий, на территории между мостом и скалами были сделаны канализационные тоннели, выложенные кирпичом (дополненные выпусками с крышками на регулярных интервалах, которые выглядели немного как дымоходы), большое и усеянное печатями очистное сооружение находилось немного в стороне со стоком, выходящим в реку, и сегодня Тобирама осматривал систему клапанов, которая будет соединять резервуар с водопроводными трубами, которые он планировал уложить позже на этой неделе. Он решил пока не делать колодцы (сначала надо было внимательно осмотреть два отдельных природных горячих источника), так что пока что их питьевая вода будет фильтроваться через скалы песчаника.

Этого должно будет хватить. Кита была уверена, что пройдет еще один праздник, как только трубы будут уложены и у обоих бюро обработки миссий появится водопровод. Одна вечеринка определенно произошла, как только была установлена первая секция канализации и сделаны туалеты, несмотря на то, что все еще приходилось использовать ведро с водой, чтобы снова наполнять баки после сливания.

Конечно, теперь, когда в деревне были удобства, довольно немало Учих заинтересовались в заявлении о своих претензиях. Несколько вдов хотели более крупные сельскохозяйственные участки, за которые им не придется соревноваться с остальным кланом, немало молодых воинов рассматривали возможность общежития рядом с бюро (чисто ради практичности и чтобы предлагать жилье гостям, это совершенно не было связано с возможностью пить алкоголь и расслабляться вдали от осуждающих материнских глаз), и один из рыбозаводчиков клана думал о том, чтобы расшириться и поставлять продукцию также и Сенджу, что требовало больше прудов.

Углежоги уже расчищали деревья с потенциальной дороги между новым мостом и дорогой даймё в пятнадцати километрах (новой южной границей клана Учиха), и к тому времени, как наступит следующая зима, у них определенно не будет недостатка угля для продажи. Мадара, скорее всего, проследит за тем, чтобы он продавался постепенно, чтобы его не обесценивать, и больше угля также означало, что делалось больше чернил и больше черной краски для рынка шелка.

Тобирама предложил использовать часть блоков песчаника, чтобы выложить дорогу, что определенно было интересной идеей, но этому придется подождать, пока у них не появится фактическая дорога и ее не начнут использовать гражданские. До этого момента они не будут знать, насколько широкой должна будет быть дорога: никто из обоих кланов не владел телегой, даже вассалы Сенджу. Кита думала, что, когда у человека есть запечатывающий свиток или зонтичная сумка, даже ручная тележка кажется достаточно неэффективной. Она предложила, чтобы кто-нибудь нашел и измерил большую телегу или повозку, чтобы у них была приблизительная оценка, на которую можно было бы опираться, но с многочисленными другими более важными делами она не знала, занялся ли этим кто-то. Если да, информация об этом определенно не дошла до нее.

Кита аккуратно сложила отчет обратно в папку с документами и приступила к измельчению цветных чернил. Она спряла весь свой шелк тенсан, и яйца были отложены на следующую весну, так что у нее было немного времени, чтобы подумать о новых дизайнах для плащей и о том, что она хочет соткать из шелка этого года. Она нарисовала больше дюжины разных идей, прежде чем ее прервали.

— Кита?

Это была Ёри. Кита издала звук подтверждения, не поднимая взгляда от своего рисования. Ее подруга уселась на энгаве рядом с ней, а малышка Токими была привязана к ее груди и крепко спала.

— Технически, это дело Домашней Стражи, но я бы хотела сначала обсудить это с тобой, — тихо сказала Ёри, наклонившись, чтобы взглянуть на разнообразные рисунки Киты, сохнущие на досках рядом с ней. — О, мне нравится этот петух, и креветки тоже хороши. Это ласточка?

Кита издала звук согласия: ей тоже довольно нравился петух. Она надеялась, что он достаточно понравится и Татешине, чтобы она согласилась сделать его узором на дамасте. Ласточки, простые силуэты, были достаточно легкими, чтобы она могла сделать их сама, но петух был намного более сложным. Однако он будет очень хорошо выглядеть на черном шелке, напоминая о черных курицах клана.

— Дело Домашней Стражи? — аккуратно побудила она.

— Хм, да, — подтвердила Ёри, усевшись обратно на пятки с тихим вздохом. — Ты уже в курсе, что прямо сейчас ты не единственная беременная женщина в клане, не так ли, Кита?

— Конечно.

У них был большой клан, при всем при том, что почти половина населения была младше четырнадцати. Прямо сейчас в клане было чуть больше сотни женщин детородного возраста, если считать «детородный возраст» от девятнадцати до сорока одного. Конечно, около двух третей из них были (или раньше были) замужем с минимум одним ребенком, и большинство из них не состояло во Внешней Страже.

— Дело в том, что, с учетом того, что клан полностью воздерживался от миссий во время переговоров по поводу мирного договора с середины мая, а затем прошел большой фестиваль в честь мира в конце июня, прямо сейчас в клане множество беременных женщин, — немного сухо сказала Ёри. — Во-первых, жены воинов (двадцать беременностей, Кита), а еще значительное количество более старших воинов и других женщин, включая немало тех, кто не состоит в браке. Несколько молодых пар хотят заключить брак, пока родовые кимоно еще налезают на невест, но большинство настаивает, что нет, это был единичный случай, но они определенно оставят ребенка. Особенно более старшие женщины: несколько из них вдовы, и у меня такое чувство, что минимум трое из них улизнули в ночные торговые поездки специально, чтобы забеременеть.

Кита очень осторожно отложила кисть, чтобы никуда не накапать чернилами.

— Что ты хочешь, чтобы я с этим сделала, Ёри?

Женщина, которая обладает хорошим физическим здоровьем и может манипулировать чакрой, прекрасно способна увеличить вероятность зачатия — воинам, которые были склонны обладать очень хорошей физической формой, так что у их тел были довольно другие приоритеты, было сложнее, но для кого-то, кто был воспитан гражданским, было очень легко увеличить свои шансы. Не было гарантий, что беременность пройдет нормально (вообще, было статистически более вероятно, что этого не произойдет), но само зачатие было относительно несложным.

Главный медик клана выглядела слегка позабавленной ее недовольством:

— Дело в том, дорогая Кита, что к концу марта клан станет на пятьдесят человек больше, если ками будут благосклонны и никто не потеряет ребенка и не умрет. Следовательно, клану нужны новые земли для ферм, чтобы накормить все эти новые рты, а также предоставить более просторное жилье для разных воинов, которые в данный момент спят в стиле общежития со своими соотрядниками по соображениям практичности, но которым понадобится покинуть Внешнюю Стражу как минимум на протяжении их беременностей, если не на большую часть десятилетия, чтобы лично воспитать этих детей.

— У нас нет недостатка в домах: я уверена, что реконструкция и ремонт не займут много времени.

— Проблема в еде, Кита, вместе с тем фактом, что несколько молодых клановых женщин брачного возраста из хороших родов беременны и не хотят выходить замуж, несмотря на то, что они заверили меня, что да, они знают, кто отцы их соответствующих детей, — язвительно парировала Ёри. — Охабари-оба будет недовольна.

Правда. Одно дело, когда не очень известная вдова тридцати лет тихо рожает еще одного ребенка через год или пять лет после смерти своего мужа, и совсем другое, когда юная леди двадцати лет из главной семьи рода решает, что пока хочет остаться свободной. Вне клана шиноби подобная беременность могла навсегда разрушить жизнь женщины, но Учихи были слегка более прагматичными и практичными в подобных вещах. Такое случалось, и это не создавало значительной социальной разницы, пока ты выходила замуж за «виновника». При условии, что он был жив и согласен, конечно: если он был мертв, ты была чиста, а если он не был согласен остепениться, тогда позор падал на него. Иногда смертельно, в зависимости от того, насколько плохо женщина или ее родственники воспримут его отказ от ответственности.

— Ёри, в клане, к сожалению, недостаток мужчин брачного возраста, — спокойно напомнила Кита своей подруге. — Вероятно, что многие из этих неназванных отцов либо уже женаты или помолвлены с кем-то другим, либо немолодые вдовдцы с достаточно взрослыми детьми, либо те мужчины, чьи трезвые предпочтения лежат в области других мужчин. Множество людей сильно раскрепощались в последние часы фестиваля, так что наверняка было много пьяных встреч, большинство из них не более эмоционально значимые, чем соотрядники, расслабляющиеся вместе. И, между нами говоря, Охабари-оба не помешало бы встретиться лицом к лицу с этим ее двойным стандартом: почему женщина считается навсегда испорченной, просто если есть доказательство, что она занималась сексом без связывания себя узами брака или не по службе клану, тогда как мужчину могут видеть в каждом чайном домике и борделе Страны Огня, и он будет считаться после только более полноценным мужчиной?

Ёри застонала, закатив глаза:

— Кита-чан, ты совсем мне не помогаешь.

— У кого-то из этих нерожденных детей отцы Сенджу?

— Нет, слава всей тысячи ками. Тобирама не был ни в ком заинтересован на фестивале, и из тех, кто специально отправился искать чужаков, никто не лег в постель с Сенджу, — Ёри сделала паузу. — Подожди, Сенджу не считают своих вассалов за Сенджу, несмотря на то, что у них кровь Сенджу, так что вассалы не используют клановое имя.

Значит, это было возможно.

— У ребенка вассала Сенджу нет права на имя Сенджу, так что его не будут касаться договора, — мгновенно ответила Кита.

Это была очень явная лазейка, но это была вина Сенджу, а не ее или Мадары. Они оба приложили все усилия, чтобы защитить детей своего клана, и это была не их вина, что Хаширама не смог сделать то же самое. Тобирама хотя бы попытался обсудить вассалов во время этого этапа составления мирного договора, но Хаширама отклонил его предложения, так что вассалы Сенджу не подлежали той же защите, как те из клана, кто носил его имя.

Ёри обмякла:

— О, хвала небесам. Я буду следить за ситуацией, но все же это не договорные дети. Ну, по крайней мере, не официально.

Если Сенджу не вернут своих гражданских членов клана, когда поселятся в деревне, они обнаружат, что их клан довольно быстро уменьшается: весь смысл деревни был в том, чтобы перейти на более мирный стиль жизни, что означало больше гражданских и что больше детей тех, кто сейчас был Сенджу, выберут не сражаться. Если не сражаться означает потерять право на имя Сенджу, клан окажется значительно сократившимся в следующие несколько десятилетий. Сначала те, кто не хотят сражаться, потом менее умелые, ищущие более высокой оплаты и менее опасной работы, и за несколько поколений Сенджу уменьшатся всего лишь до их главной семьи. Приблизительно, в зависимости от скорости потерь.

Но опять же, это была проблема Хаширамы, а не ее.

— Я поговорю с мужем об организации большего количества клановых ферм на территории деревни, — предложила Кита, — и также обсужу с кооперативом вдов посадку там рощи шелковиц, чтобы увеличить наш доход. Я знаю, что мы уже используем все доступное для садов место, но большинство фруктовых деревьев уже достаточно взрослые, так что в следующем году у нас будет больше плодов.

Фермы клана принадлежали главе Внешней Стражи, чтобы кормить своих воинов и их членов семьи, и ими занималась Внешняя Стража, когда они не были на миссиях. Другие члены клана тоже за ними ухаживали, но получали за это деньги. Воительница в отпуске по беременности и родам все еще была членом Внешней Стражи, и дети мертвых членов Внешней Стражи обеспечивались за счет казны клана, пока они не становились достаточно взрослыми, чтобы сами вступить туда, или не получали работу в другом месте.

Мадара уже поговорил с даймё об изменении налогов, которые они будут платить сейчас, когда они организовывали «гражданское поселение» на своих землях, так что вместо петиций даймё по поводу каждого нового поля, у них теперь было полное разрешение на то, чтобы распахивать землю, при условии что все новые поля станут частью новой деревни и Учихи также позволят гражданским не из клана там свободно поселиться.

* * *

Теперь первая часть водопроводных труб была уложена, канализация и очистное сооружение работали идеально, и удивительно большое количество Учих уже были заняты расчисткой земель на территории деревни, что побудило около половины вассалов Сенджу заняться тем же самым. Смешанная группа фермеров и воинов убирала деревья и выкапывала камни в трех разных местах, все разговаривали друг с другом и пели вместе, как будто они не были врагами дольше, чем кланы хранили записи об этом.

Ну, Тобирама предполагал, что записи клана Учиха не уходили так далеко в прошлое, но он мог ошибаться. В конце концов, он на самом деле не знал, как долго длилась вражда. У Учих были записи, уходящие в прошлое почти на тысячу лет, но, насколько он понимал, эти ранние документы не были достаточно однозначными, чтобы квалифицироваться как точная история, так что если информация существовала, то она не была общедоступной. Его собственные знания об истории семьи Сенджу были достаточно скудными, так как его образования фокусировалось на настоящем, а не на прошлом, но как только он окажется дома, он намеревался изучить записи клана, чтобы посмотреть, какие намеки он сможет из них извлечь.

Однако проблема с завершением создания основных удобств заключалась в том, что у Тобирамы больше не было повода покидать селение Учих большую часть времени, что означало, что от него снова требовалось быть хорошим гостем и проводить время в главном доме клана. Рядом с Мадарой, который вертелся вокруг своей жены и вел себя явно одержимо и по уши влюбленно, несмотря на то, что они были женаты несколько лет. Если бы мужчина подражал Хашираме в громких декларациях любви, Тобирама мог бы пропускать их мимо ушей, но Мадара не был особо необузданным человеком в этом плане. Вместо этого он пялился, его чакра была сосредоточена и целенаправленна, слегка прикасаясь к его жене каждый раз, когда он оказывался рядом, и у него регулярно проявлялся шаринган, несмотря на то, что Кита никогда не делала ничего особо интересного.

Это пристальное, непоколебимое внимание заставляло боевые инстинкты Тобирамы чесаться. Он понятия, не имел, как Кита могла это терпеть: это было хуже, чем то, как Мадара монополизировал Хашираму на поле боя, и даже хуже, чем интенсивность, которую глава Внешней Стражи направил на своего брата после первого обмена заложниками, когда Изуну вылечили Сенджу. Но Кита, кажется, наслаждалась вниманием, иногда обмениваясь с мужем словами или поднимая собственные красные и крутящиеся глаза: мгновение понимающего зрительного контакта, и они оба краснели и ерзали.

Тобирама не думал о том, как их запахи менялись, когда они это делали, или о том, о чем это говорило. Это было не его дело. К счастью, у Мадары не было недостатка в собственной работе, которой надо было заниматься (он лично проверял миссии Учих после того, как они проходили через новые бюро обработки миссий, тренировался с Внешней Стражей несколько раз в неделю, а также был удивительно активно вовлечен в создание клановой керамики), так что Тобирама не был вынужден уходить в свою комнату, чтобы избежать напряжения, искрящегося по его нервам. Ну, по крайней мере, не часто.

Сегодня завтрак приготовил Мадара, а не одна из сестер Киты или кто-то из других помощников (что было немного неловко, частично из-за того, что еда была более высокого качества, чем Тобирама ожидал от мужчины, но в основном потому что он не думал, что мужчина, который является главой клана во всем, кроме названия, будет это делать), а затем, когда близняшки собрали тарелки, чтобы помочь шестилетней Кину помыть их, начал разговор о мирном договоре. Конкретно о части про переподготовку воинов Сенджу в соответствии с некоторыми спецификациями Внешней Стражи клана Учиха.

— Ты бы хотел поговорить с некоторыми из моих старших воинов по поводу подготовки по проведению расследований, а также, возможно, понаблюдать за несколькими отрядами на миссиях?

— Да, это было бы здорово, — осторожно согласился Тобирама, — но я надеялся, что есть отчеты по миссиям, которые я бы мог сначала прочитать, чтобы получить представление, к чему мне стоит присматриваться и какие вопросы задавать. При условии, конечно, что существуют отчеты по миссиям, которые не содержат конфиденциальную информацию об Учихах.

Или информацию, связанную с клиентами Учих, которую глава Внешней Стражи хотел сохранить в тайне.

Мадара задумчиво нахмурился, смотря пустым взглядом в пространство.

— У нас есть отчеты, да. Я сделаю для тебя подборку, а также добавлю некоторые разведданные. Ничего специфического для кланов, как договорились, но есть много всего, связанного с местной политикой в различных областях Страны Огня, что демонстрирует нашу модель расследования. Также несколько небольших дел, где клиент был менее чем прямолинеен о своих целях… — он поднялся на ноги. — Идем в мой кабинет.

Тобирама встал и последовал за ним. Кита уже тихо обсуждала ткачество с Бентен, которой, как его восторженно проинформировала Азами, скоро исполнится двенадцать. Сестры Киты, которые помогали ей с клановыми плащами, Нака и Мидори, тоже участвовали в беседе, в основном вставляя подробности об окраске шелка по сравнению с хлопком, разных типах ткачества и для чего они используются и важности толщины нити. Наке исполнилось семнадцать первого октября (не то чтобы Тобирама знал об этом, пока Татешина, старшая из младших сестер Киты, не прибыла в главным дом клана в этот день с большим подносом любимых сладостей Наки), и она была мастером в своем собственном праве, но она все еще регулярно приходила, потому что все официальные образцы для плащей с вышивкой по шелку, которые носили главные рода Учих, хранились у Киты.

Он не появлялся в офисе Мадары с того дня до подписания договора. Теперь здесь было значительно больше свитков и папок с документами, лежащих на полках и сложенных на стеллажах, что было ожидаемо. Может, он все еще был заложником, но теперь между их кланами подразумевалось наличие взаимной доброй воли. От Тобирамы ожидалось, что он будет уважительным гостем и не будет обкрадывать кабинет ради информации, которой он с Сенджу мог бы воспользоваться, а в ответ от Мадары ожидалось, что он даст ему больше свободы и доступ к неконфиденциальным материалам.

— Это, — Мадара махнул рукой на полки позади стола, — все поэзия и другая клановая литература. Ты можешь взять на время что угодно, но знай, что ничего из этого нельзя легко заменить. Однако ничего из этого не секретно и не конфиденциально — такие вещи хранятся в другом месте.

Зная, что ему дали редкую возможность расширить свои знания о культуре клана Учиха, Тобирама взглянул на указанные полки, когда Мадара занялся отчетами миссий и разведданными. Глава Внешней Стражи, скорее всего, просмотрит немалое количество свитков, прежде чем передать что-либо из них, чтобы убедиться, что ничего секретного не будет раскрыто, так что возможность выбрать что-нибудь из рекреационного чтения была кстати.

Он взял два небольших сборника поэзии и пять свитков, содержащих то, что, кажется, было воспитательными и забавными историческими анекдотами, к тому времени, как Мадара снова заговорил.

— Вот, это должно дать хорошую базу по разным типам миссий и корректировке миссий.

У Тобирамы уже были заняты руки, но Мадара предусмотрительно положил свитки в шкатулку, так что ему надо было только добавить в нее то, что он держал, и взять ее.

— Спасибо, Мадара-сан. Я верну их, как только прочитаю.

— Не стесняйся брать еще поэзию и романы, когда захочешь, — легко сказал тот. — У Киты их больше, но на ее полках также много нотных листов, и я не уверен, будут ли тебе интересны такие вещи.

Тобираме они не были интересны, хотя было правдой, что обучение игре на музыкальном инструменте было бы непростой, трудоемкой и в конце концов вознаграждающей мирной деятельностью. Мито играла на биве и пела при этом классические повествовательные стихотворения, но она знала самые разнообразные матросские песни, а также менее официальные произведения Узумаки, и иногда ее можно было убедить ими поделиться. Ну, по крайней мере, с ним: было возможно, что она чаще играла песни своего детства с баа-сан и его разными тетями.

— Я подумаю об этом, — вежливо ответил Тобирама, поудобнее перехватив шкатулку и поклонившись, прежде чем вернуться в свою комнату. У него были дела, которыми надо было заняться, прежде чем он сможет побаловать себя рекреационным чтением.

Кита и ее сестры уже перенесли два ткацких станка в основную приемную главного дома клана. Это говорило о том, что сегодня у Мадары не было официальных обязательств, и близняшки тоже были заняты где-то в другом месте. Он также мог слышать голоса в кухне: Нака и Бентен, решил он, хотя малышка Кину-чан тоже могла быть там. Они говорили о покраске, так что ему было бы хорошо остаться сегодня в своей комнате: запах наверняка будет разноситься, если он расположится в столовой, и никто из леди у станков не захочет, чтобы он вторгался в их пространство.

* * *

Октябрь почти закончился, погода становилась холодной, и клан Учиха выполнял последний раунд миссий. Однако, технически, Мадара не был на миссии: Киту тянуло на необычную еду. Ее вкусовые пристрастия изменились в конце августа, честно говоря, но это был первый раз, когда они стали диковинными и труднодоступными: его любимая и смущенная жена ужасно хотела морского угря, токоротен*, а также торт из водяных каштанов. Вот почему Мадара бежал по пересеченной местности в темноте, направляясь на юго-восток к территории Хьюга настолько быстро, насколько мог. Угорь и токоротен были распространенными приморскими блюдами, но водяной каштан рос только на самом южном полуострове Страны Огня и чаще всего встречался в Стране Чая, так что земли клана Хьюга были лучшим местом, чтобы найти все три вещи. Вообще, Мадара думал о том, чтобы сразу купить торт: торт из водяных каштанов был популярной уличной едой на территории Хьюга, так что у него вполне получится взять его свежим на рынке с утра.

*Примечание переводчика: токоротен — японская желейная лапша из водорослей

С угрем, скорее всего, будет немного сложнее в это время года (возможно, ему придется пробежать весь путь до берега), но токоротен была популярной едой на юго-востоке, так что вполне возможно, что он сможет купить сушеные водоросли в первом городке, в котором остановится. Он точно не знал, захочет ли Кита есть токоротен горячей или холодной, сладкой, кислой или острой (может, она пожелает несколько вкусов одновременно, в последние месяцы на приемах пищи съедались определенно самые разнообразно приправленные комбинации), так что он просто достанет те ингредиенты, которых нет в клане.

Скоро земля замерзнет, и все строительство остановится на этот год, но оба клана закончили убирать деревья и камни для новых полей, и рядом были построены склады, чтобы хранить в них инструменты и урожай на следующий год. Рядом также был минсюку, общежитие с общей столовой, на углу дороги, ведущей мимо бюро обработки миссий к реке, и дороги, параллельной реке, к которой примыкали фермерские склады. Один из покалеченных бывших членов Внешней Стражи управлял этим местом вместе с вдовой с двумя маленькими детьми. Изуна поставил деньги на то, что они поженятся в течение года.

Ходили разговоры о постройке рёкана в следующем году, так как у них был надлежащий горячий источник, вокруг которого его можно возвести, но вопрос о том, кому будет принадлежать рёкан, был немного сложным. В конце концов, если один из кланов «заявит свои права» на один из горячих источников, означает ли это, что другой клан может монополизировать другой? Мадара склонялся к тому, чтобы сначала превратить более крупный источник в общественную баню и нанять гражданского из соседнего городка, чтобы управлять ей: так у всех будет доступ к горячей воде в любое время, когда люди захотят, чтобы никто не возмущался, когда другой источник станет частным курортом, чтобы приносить в деревню деньги извне.

Если рёкан будет достаточно большим и роскошным, тогда аристократы будут здесь останавливаться, путешествуя по многим другим горячим источникам Страны Огня, но чтобы это сработало, деревне надо быть настоящей деревней, а не жалкой горсткой зданий, кучкой полей, мостом и грязной дорогой, ведущей к скалам. Им определенно нужен был комплекс для обучения, но Мадара надеялся это немного отложить. По крайней мере до тех пор, пока в деревне не будут жить больше людей из кланов: он был уверен, что у него будет минимум еще один год, может, даже два.

Деревня также должна будет быть эстетически приятной, со множеством традиционной архитектуры и прекрасно разбитыми садами, но это было проблемой следующего года. Он был уверен, что Хаширама будет счастлив спланировать несколько общественных зеленых зон, если он это предложит, и они смогут добавить съедобные растения, чтобы пространство было как красивым, так и полезным.

Он спросил Киту и Тобираму о том, возможно ли создать несколько дополнительных горячих источников с помощью печатей, либо перенаправив грунтовые воды сквозь соответствующие участки земли, либо просто нагрев сами воды, но это не было чем-то, с чем они могли экспериментировать на месте, и его жена сейчас была на таком позднем сроке беременности, что ему не было комфортно с тем, чтобы она вообще экспериментировала. Она не сможет быстро убежать, если что-то пойдет не так.

Множество вещей могли пойти не так в том, что касалось горячих камней и холодной воды.

* * *

Тобирама был немного обеспокоен тем, сколько много леди из клана Учиха были беременны прямо сейчас. Да, он ожидал несколько беременностей, учитывая перемирие и то, какими молодыми были большинство воинов, но настолько много? Было проще спросить, кто не был беременным.

Клан Учиха был уже в три раза больше клана Сенджу: такими темпами разница будет только увеличиваться.

Признаться честно, Сенджу были более поколенческим кланом, чем Учихи, у которых насчитывалось большое количество людей всех возрастов (или должно было насчитываться, без учета мертвых), так что их демография отличалась от его собственного клана, где больше половины их людей были в возрасте от пятнадцати до тридцати пяти. Следующее поколение только начинало рождаться, но если оно все же случится, тогда множеству его коллег-воинов надо было начать думать о том, чтобы воспользоваться миром, чтобы ухаживать, жениться и остепениться.

Тобирама знал, что определенно была дюжина или где-то так воинов, которые уже планировали свадьбы со своими возлюбленными, и минимум в два раза больше тех, которые бы хотели заключить брак, если они смогут найти кого-то, с кем можно остепениться. Никто не будет смотреть на Учих, не так скоро и не со всем этим пристальным вниманием и напряжением, которые мирный договор обещал навлечь на тех, кто заключит брак, несмотря на эту конкретную границу, но Сенджу много раз раньше вступали в брак со своими вассалами, а также другими гражданскими и разными более мелкими кланами шиноби. Мать Токи была Курамой, мать самого Тобирамы была Хатаке (не особо маленький клан, но и не крупный), и всегда были Узумаки.

Хотя большинство Узумаки были склонны ожидать, что их супруги переедут в Узушио. Конечно, это было немного по-другому для глав клана, но единственный выживший брат Токи переехал в Узушио, когда красноволосая, в которую он был по уши влюблен, сделала это условием их брака. Но опять же, Токиома всегда искал выход. Он ненавидел сражаться (признаться честно, у него всегда это плохо получалось, он всегда был хрупким и нервным, тогда как его сестра — крепкой и практичной, вот почему его обучали на медика), ненавидел убивать что угодно, даже рыбу, и всегда был намного счастливее со своими книгами и помогая в клановых садах. Если бы он не уехал, чтобы пожениться с Узумаки, он бы наверняка заключил брак с одной из вассалов и полностью бы забросил имя Сенджу, неважно, насколько бы сильно это опозорило как его, так и его отца, ведь он наследник дяди Токономы. Достаточно было уже того, что он был Узумаки во всем, кроме имени.

Но опять же, этот упрямый отказ беспокоиться о том, как его амбиции и действия отразятся на тех, кто его окружает, действительно был очень характерен для Сенджу.

Тобирама точно не знал, были ли у Токи племянники или племянницы, наличествующие или ожидаемые: она никого не упоминала. Но опять же, он и не спрашивал. Ему надо будет спросить.

Что напомнило ему: у него была стопка писем, которые ему надо было прочитать и на которые ответить. Они пришли сегодня утром, принесенные одним из более мелких воплощений Кацую, появившейся на его ноге в облачке чакры, когда он выходил из купальни. Неожиданная сложность внутренней защиты Учих заключалась в том, что призывы-посланники не могли найти человека за ней, так что Тобираме пришлось взять за привычку ходить на прогулки в конкретные часы вечера, и он смирился с тем, что его будут караулить утром либо до, либо после умывания. Несение слизня, такого же большого, как взрослая кошка, на плечах, когда он заходил в дом, чтобы одеться, в первый раз заработало ему несколько косых взглядов, но никто никогда не пытался его останавливать.

Что было облегчением; Учихи явно знали, что слизни — фирменный призыв клана Узумаки, но они не пытались помешать ему с ними общаться. Это говорило намного громче об их стремлении к миру, чем сам мирный договор: Узумаки были союзниками только Сенджу, а не Учих, и, тем не менее, переписка Тобирамы оставалась беспрепятственной и без вопросов. Признаться честно, его конкретным собеседником по переписке из клана Узумаки была Мито, но его хозяева не знали об этом. Хотя и Тошико, и Азами были очень любопытными и в результате задавали ему множество вопросов о призывах.

Отстирывание слизи с юкаты превратилось в обычное дело — он был благодарен за свое дзюцу для стирки и разнообразные сушащие техники Учих. По крайней мере Кацую была готова ограничить себя сидением на бадье для стирки и пожевыванием листьев салата между доставками, а не растаскивать слизь по всем полам главного дома клана Учиха. Секреции слизней были не самой легкой субстанцией для уборки, и хотя оттереть слизь с энгавы было бы не так сложно, татами пористые, и их пришлось бы полностью заменить.

Сегодня утром Тобирама позавтракал со своими хозяевами, потренировался на улице с отрядом Учих, с которыми он сходил на шесть миссий (прежде чем погода изменилась и запросы перестали приходить), и помог Учиха Инабе с проблемой аэрации его рыбоводного пруда, так что у него был примерно час днем, чтобы написать письма. В основном потому что дочери Киты дремали в это время, так что его совершенно никто не потревожит.

— Добрый день, Тобирама-сан.

— И тебе добрый день, Кацую-сан.

Кацую махнула своими стебельчатыми глазами в его сторону, когда он вошел в комнату и закрыл за собой сёдзи, но больше ничего не сказала. Он уселся на подушку перед потертым письменным столом и начал просматривать стопку конвертов и маленьких свитков, которые она ему принесла.

И Мито, и Хаширама еще были в Узушио (по крайней мере это было последнее известное ему их местонахождение, может, они уже возвращались назад), так как его сестра воспользовалась его советом и уговорила мужа взять ее навестить ее семью, так как мир означал, что клан Сенджу не зависел от его руководства на поле боя. Тсунама поехал с ними вместе с баа-сан, тетей Танкой и дядей Токономой (которые хотели увидеть свою правнучку), оставив клан в способных руках Токи. Ну, ее и тети Оки, так как тетя Ока являлась главным медиком Сенджу и сама по себе была чрезвычайно важной. Несколько других людей тоже отправились с ними, члены клана с дальними родственниками или родственниками по браку из Узумаки, и за кулисами, судя по всему, шло множество торговых обсуждений.

Мито писала каждую неделю (иногда два раза в неделю) и включала письма Киты по фуиндзюцу, а также письма от разнообразных других родственников Узумаки с интересом к печатям. Эти письма были адресованы Тобираме, а не Ките, что было для него немного подозрительно. Леди безусловно писали друг другу, так что то, что Мито воспользовалась возможностью перемирия, чтобы представить Киту своим родственникам Узумаки через доверенное лицо, совсем не было бы необычным, но чтобы эти леди писали ему, даже по теме фуиндзюцу…

Тобирама всегда знал, что от него ожидали брака. Он также всегда знал, что в конце концов его организует баа-сан, учитывая то, что он никогда не испытывал личных предпочтений по отношению к какой-либо женщине и Хаширама явно не собирался утруждаться поиском для него политической партии, но сейчас, когда у Сенджу был мир, он чувствовал себя чуть более неоднозначно. Ему не надо было жениться как можно скорее, вопрос наследования больше опасно не висел дамокловым мечом над единственным сыном его брата, и с закончившейся войной он больше не сбивался с ног. Он мог начать ухаживать за кем-то, если этого хотел. Он мог потратить время на то, чтобы поискать кого-то, с кем он будет ладить, а не довольствоваться женщиной по выбору его бабушки. Баа-сан хорошо его знала и не выберет кого-то, с кем у него наверняка возникнут конфликты, но ему бы хотелось жену, с которой он сможет говорить о своих обязанностях и интересах, а не просто покорную невесту, которая будет готовить ему еду и выносит ему детей, но которой будет неинтересно даже слушать.

Это не означало, что он не разговаривал о фуиндзюцу с разными родственницами Мито: это был один из его интересов, в конце концов, и им всем было очень любопытно, какие новые вещи он открывал, пытаясь понять стиль печатей Киты. Он пока не пытался попробовать никакие из вышитых печатей Киты, но с приближением зимы он начал подозревать, что в конечном итоге он вполне возможно это сделает. Он никогда не шил ничего более сложного, чем заплатки на его собственной одежде, когда ткань рвалась в поле, так что это будет интересно.

Он уже отдал Ките ее письмо, так что он начал с поиска своего письма от Мито. Хаширама написал один раз или два, но Тобирама подозревал, что он в основном обменивался сообщениями с Токой о клановых вещах, а в остальном он был отвлечен родственниками Мито. Возможно, даже своим сыном.

Только сегодня здесь было письмо от Хаширамы — Тобирама открыл его первым. Первые строчки очень ясно дали понять, почему его брат ему написал: Мито наконец призналась, что беременна, и Хаширама отчаянно хотел счастливо болтать об этом как можно большему количеству людей. Тобирама пробежал письмо взглядом в поисках какой-либо существенной информации, ничего не нашел и отложил бумагу в сторону: он сможет разобраться с этим позже.

Письмо Мито было намного более подробным и последовательным и начиналось с продолжения новостей о разных новых друзьях и открытиях Тсунамы, за чем последовали несколько строчек о том, как дела у разных других родственников (включая несколько аккуратно сформулированных деталей о торговых возможностях), прежде чем углубиться в ее собственные личные новости. Да, она была беременна чуть больше, чем три месяца: ребенок должен будет родиться в середине апреля. У нее все было хорошо, удивительно слабая утренняя тошнота, и Хаширама был «очень внимательным», что значительно снижало вероятность позднего выкидыша.

Это никогда конкретно не обсуждалось, но Тобирама был в курсе, что у женщин Узумаки и Сенджу иногда были проблемы с тем, чтобы доносить до срока, и что, если чакра их мужей не была значительно сильнее их собственной, они были склонны иметь девочек. Вот почему воины Сенджу часто женились на дочерях своих вассалов или на редких гражданских, и это также было фактором того, почему они не предлагали собственных дочерей для союзнических браков. Он подслушал (более или менее случайно) несколько разных медицинских дискуссий, когда был младше, и общее предположение заключалось в том, что, если муж леди был «внимательным» на ранних стадиях беременности, тогда она с меньшей вероятностью потеряет ребенка. Тобирама подозревал, что это могло быть каким-то образом связано с воздействием чакры, но у него едва ли была возможность поэкспериментировать. Вообще, маловероятно, что у него когда-либо будет возможность поэкспериментировать.

Затем Мито поменяла тему и начала задавать вопросы о том, как у него дела, сослалась на несколько вещей, которые он упомянул в своем последнем письме, и продолжила текущую дискуссию о том, как можно адаптировать «зонтичные печати» Киты (совсем не то же самое, что печати на «зонтичных сумках») под стиль Узумаки (если это было возможно) или же заказать помощь нескольких учеников из клана Учиха. Узумаки жили на острове, так что влажность была постоянной проблемой, и печать, которая по сути заставляет набор минимально связанных маленьких объектов действовать как единый большой объект, была весьма увлекательной, даже без добавленного свойства непроницаемости. Учитывая то, что Мито не было рядом, когда Кита познакомила его с этой конкретной печатью, Тобираме пришлось описать ее и включить копии своих заметок, чтобы узнать ее точку зрения, и он был уверен, что она поделилась ими с некоторыми из своих родственников.

Все это новое фуиндзюцу, судя по всему, подавало некоторым Узумаки идеи. Мито включила отступление, которое почти что гарантировало, что примерно через неделю с Сенджу будет возвращаться клановая делегация, чтобы установить базовый договор о невмешательстве с Учихами и организовать условия для «расширения горизонтов в научных целях». Учихи, скорее всего, согласятся: Узумаки вели большую часть бизнеса с восточным побережьем и близлежащими островными цепями, включая большую часть Страны Воды, так что они едва ли конкурировали за контракты. Он даже точно не знал, предлагали ли все еще Учихи заказы на фуиндзюцу своим долгосрочным клиентам.

Остальное письмо было россыпью упоминаний разных других родственников, включая Узумаки Чику (чье личное имя писалось как «кровавый водоворот»), которая, как подозревал Тобирама, была на самом деле дочерью тети Танки, судя по количеству раз, когда их упоминали в одном предложении за последние несколько недель. Тетя Танка была самой младшей из его теть, которая была воительницей в своем собственном праве и всегда резко отказывалась выходить замуж. Когда его отец попытался выдать ее замуж, когда ей было двадцать, она сбежала в Узушио на полтора года, после чего он сдался. Если у нее родилась незаконнорожденная дочь за это время, это могло объяснить, почему отец закрыл эту тему: сложно выдать замуж женщину, у которой любовник Узумаки, даже несмотря на то, что Тобирама подозревал, что тетя Танка не особо заботилась об отце своей дочери, который был одним из младших двоюродных братьев главы клана Узумаки и женат с еще детьми, детьми, которых он, как говорят, воспитывал вместе со своей старшей и незаконнорожденной дочерью.

Его вероятной двоюродной сестре Чике было двадцать, но, к счастью, она не писала ему писем, так что он надеялся, что она не была одной из женщин, которых баа-сан отбирала в кандидаты в его супруги. Он написал баа-сан и сказал, что ему хотелось бы времени, чтобы самому попытаться выбрать жену, прежде чем предоставить ей полную свободу, но Тобирама понимал, что она не перестанет изучать возможные варианты, просто потому что любая свадьба будет отложена на несколько лет. Более того, тем больше причин для нее начать представлять кандидаток рано, на случай если он решит, что одна из них ему на самом деле нравится достаточно, чтобы проявить инициативу.

Тобирама надеялся закончить с этим до того, как ему исполнится тридцать. Шесть лет были достаточным временем, чтобы найти кого-нибудь терпимого, и к тому времени у него будет несколько других родственников брачного возраста, так что баа-сан, вполне возможно, еще на несколько лет отвлечется от его статуса холостяка. Если он не сможет найти жену за восемь лет, он смирится с неизбежным, но к тому времени, как он надеялся, Хаширама сумеет произвести еще одного сына или двух, так что на него будет меньше давления вносить свой вклад в следующее поколение. Ему не сойдет с рук отсутствие брака, к сожалению: такова цена рождения в главном роде Сенджу. Оба его дяди, которые прожили дольше совершеннолетия, женились, и при всем при том что дядя Фусума умер едва ли через три года после свадьбы, у него было два сына. Двоюродный брат Тобирамы Мидома умер в прошлом году, безжалостно зарубленный Мадарой вместе с двумя его партнерами по миссии, но Хаттоме сейчас было двадцать один, и тетя Юта наверняка подталкивала его к тому, чтобы найти хорошую девушку, с которой можно будет остепениться. При условии, что у него уже не было возлюбленной: Тобирама прилагал все усилия, чтобы игнорировать личную жизнь своих двоюродных братьев и сестер, когда это было возможно.

Закончив с письмом Мито, Тобирама перешел к письмам от различных заинтересованных в фуиндзюцу Узумаки. Идея имен Узумаки оказалась довольно специфической: он никогда бы не догадался, что эти леди пишут свои имена с такими кандзи, если бы он их просто услышал или увидел написанными хираганой.

В зависимости от того, какие у них появились вопросы и какие они придумали идеи с прошлого раза, может, в конце концов он напишет одной или нескольким из них индивидуальные письма, а не просто коллективный ответ, как он пока делал. По крайней мере, сейчас была достаточно прохладная погода, чтобы он мог начать использовать собственные призывы, чтобы делать доставки: убирать шерсть намного легче, чем слизь.

* * *

— Итак, о каких именах ты думаешь, анеки?

Кита ни на секунду не подняла взгляда от ткачества. Сейчас она тратила намного больше времени за станком, так как на поздних стадиях беременности заниматься этим на самом деле было более удобно, чем пытаться вышивать, рисовать или прясть. В основном потому что станок был самонесущим, и ткань находилась выше ее далеко выступающего живота.

— О традиционных, — сухо ответила она.

Ее сестра тихо хихикнула:

— В этом никогда не было сомнений, Кита-нее: в конце концов, ты замужем за Мадарой. Но я хочу знать, о каких ты думаешь, чтобы я могла подумать о других для моего малыша.

Татешина тоже была беременной, ребенок должен будет родиться в феврале, и в ее словах был смысл.

— О чем думаешь ты, имото?

— Нэйси или Шимагаре для мальчика, — безмятежно сказала ее сестра, — и, может быть, Нью для девочки. Но Нэйси так же хорошо подойдет и для девочки.

Кита издала задумчивый звук, и ей почти не надо было смотреть вниз на руки. Ее текущий проект и близко не был таким же сложным, как Татешины, хотя, несмотря на это, ее сестра работала быстрее нее. Татешина действительно была мастерицей ткачихой.

— Я даже не знаю. Может быть, Микуни или Шиоми. Шиоми подойдет для девочки. Или, возможно, Такахара или Тогакуши. Адатара тоже хорошее имя, как и Ииде, — в последнее время эти имена не использовались ни в ее роду, ни в роду ее мужа, но они также не ассоциировались с непопулярными предками. — Не думаю, что хочу использовать Минами или Фусими.

Их мама была мертва уже какое-то время, но Ките не хотелось повторно использовать имя для собственной дочери. По крайней мере, не пока бабушка была жива. Может, она назовет так сына (самые традиционные имена Учих были гендерно-нейтральными), но не своего первенца.

Никого из ее детей не будут звать «Нака». Даже в том случае, если у нее родится десять.

— «Усу» тоже будет хорошим вариантом, — рассеянно продолжила Татешина, и ее руки танцевали над ткацким станком, — и мне всегда нравилось «Биэй». Просто Биэй, не Биэй-Фудзи. Мегата тоже хорошее имя, как и Такара, особенно для девочки.

— По очереди, — сухо сказала Кита. — Позже у тебя будет достаточно времени для детей.

Прямо сейчас она не хотела даже думать о том, чтобы снова забеременеть, не с учетом того, как малыш в ее животе был счастлив прыгать на ее мочевом пузыре и пинать ее в желудок. Он не был постоянно активным, к счастью, но он становился очень энергичным сразу после приемов пищи, и это было немного слишком. Ей осталось примерно шесть недель, и она с огромным нетерпением ждала момента, когда будет единственным человеком в своем теле.

— Конечно, — ее сестра погрузилась в комфортную тишину на некоторое время, хотя ее нельзя было в полной мере назвать «тишиной», когда комната была наполнена звуками шелка и ткацкого станка. — Где твой муж сегодня, Кита-нее?

— Удостоверивается в том, что те воины, которые стали совершеннолетними к Новому году, могут подняться по осыпи, не обрушив половину холма, — ответила Кита, цитируя то, что Мадара сказал ей за завтраком. — С Тоши и Азами, укутанными и наблюдающими, потому что нет ничего лучше зрителей-малышей, чтобы убедить стайку начинающих воинов быть особенно осторожными, чтобы не оказаться в неловком положении.

Ну, это, и ее дорогой муж обожал их двух девочек, так что был готов придумывать самые разные поводы, чтобы брать их на короткие экскурсии теперь, когда они достаточно подросли для этого. Кита совершенно не возражала: вообще, она очень радовалась, что он так полон решимости быть для них хорошим отцом.

Передняя часть ее кимоно слегка пошевелилась в ответ на удар ногой нерожденного малыша ей в живот. Опять. Кита не могла дождаться того момента, когда ребенок уже будет снаружи, а не внутри: тогда ее муж сможет начать тоже вносить вклад в заботу о нем, а не переживать об ее опухших лодыжках, прерывистом сне и все более частых эмоциональных моментах, занимаясь внутренним самобичеванием как из-за его соучастия в создании причины ее дискомфорта, так и из-за его неспособности сделать что-то значимое для ее трудностей.

Ките хотелось бы, чтобы ее муж понял, что помощь, которую он предлагал, уже имеет огромное значение, но Мадара не привык поддерживать других со стороны, как это привыкла делать она. Он был шиноби поля боя, который привык встречаться с угрозой лицом к лицу, а не сидеть далеко за линией фронта, напоминая себе, что он делает все, что в его силах, и он не должен чувствовать вину за то, что не может сделать. Обычно это было ролью Киты, и Мадара весьма очевидно находил обратное невыносимым, неважно, насколько недолгой была эта ситуация.

Возможно, ей придется ударить своего мужа по голове словами, чтобы он успокоился. Однако ей надо было сначала найти слова. Ткачество не было таким же успокаивающим, как составление композиций рисунков, но оно было достаточно знакомым, чтобы дать ей время и возможность, чтобы подумать о том, какие слова использовать и как их сказать.

* * *

— Дорогой деверь, пожалуйста, сядь на моего мужа ради меня.

Мадара уронил свою пустую чашку и палочки, когда Изуна стремительно двинулся, прижав его к татами и быстро завязав ему руки за спиной боевой проволокой, которая правда не должна была быть спрятана в его рукаве. У них был мир! Они были дома! Какой повод был у его младшего брата для такого поведения?!

— Как хочешь, дорогая невестка, — прощебетал Изуна с ухмылкой, крепко удерживая руки Мадары, чтобы тот не мог сложить пальцы в печати, не потеряв их.

Кита спокойно взяла посуду и передала ее Бентен, которая наблюдала за потасовкой широко раскрытыми глазами:

— Отнеси тарелки Татешине, чтобы она их помыла, Бентен-чан, и возьми Тобираму-сана с собой. Я приду за тобой, когда наступит время для твоего урока по чайной церемонии.

Тобирама сидел совершенно неподвижно на дальней стороне от ирори, и его взгляд перескакивал от Изуны на Киту и обратно, как будто он пытался разобраться, что происходит, чтобы не оказаться на пути дзюцу, которое несомненно будет запущено. Он очень демонстративно не смотрел на Мадару, что было либо хорошими манерами, либо слегка параноидальным желанием не оказаться целью мести позже, как только Мадара освободится и неизбежно нанесет ответный удар.

Мадара поставил бы деньги на паранойю. Но опять же, Тобирама не в полной мере привык к потасовкам братьев и сестер из клана Учиха и какими яростными они иногда становились: они не делали чего-то подобного там, где это могли увидеть чужаки. В последнее время чувствовалось, как будто половина его арбитражных обязанностей состояла в том, чтобы убеждаться, что его воины не переусердствуют, соревнуясь с близкими родственниками и лучшими друзьями: мир был хорош для его клана, но большинство его людей, кажется, компенсировали внезапный спад внешнего давления тем, что придумывали новые и креативные способы доводить друг друга до насилия.

Он вздохнул и плюхнулся животом на татами, осторожно дернув пальцами, когда Тобирама позволил Бентен вывести себя из комнаты (по крайней мере близняшки уже умчались на свой третий урок чтения с Инеми-сенсей, класс все еще был достаточно новым, чтобы казаться увлекательным, а не нежелательной рутиной), и начал терпеливо ждать, несмотря на то, что его брат самодовольно сидел на его бедрах, излучая злорадство.

Кита поерзала у очага и уселась рядом с ним, поглаживая его волосы и требовательно наклонив его плечо — Мадара послушно перекатился на бок и встретился с ней взглядом, и Изуна слез с него, выйдя из комнаты пружинистой походкой и предусмотрительно закрыв за собой сёдзи. Эта фора не спасет его брата, как и то, что импульс этому дала Кита: его жена попросила Изуну только сесть на него, а не связать.

— Муж, — пробормотала Кита, ее чакра была полна тепла, легкой насмешки и веселья от его неблагородного затруднительного положения, и она слегка наклонялась назад, чтобы компенсировать свой тяжелый живот.

— Жена, — сказал Мадара в ответ, и его сердце замерло на секунду от всех спутанных чувств, которые вызывала в нем ее беременность. Любовь и ужас, тревога и восторг, душевный покой и страх. Видеть, как его жена растит новую жизнь (их ребенка) внутри, было одновременно лучшим и худшим опытом за всю его жизнь.

— Сколько раз ты оставлял меня позади, направляясь на поле боя, муж? — тихо спросила его жена. — Сколько раз ты брал свою жизнь в свои руки и рисковал, доверяя своей силе и мастерству, чтобы справиться с трудностями?

Мадара не знал, как ответить: как он мог посчитать их, когда они восходили до бесконечности, перетекая друг в друга в бесконечном параде воспоминаний, поочередно затуманенные временем и шаринганно-четкие?

— Разве ты видел, как я извожу себя тревогой в твое отсутствие, любимый? — мягко спросила его Кита. — Нет, ты не видел. Да, я волновалась: в конце концов, я люблю тебя. Но я также доверяла. Доверяла тебе знать свою пределы, доверяла твоим товарищам воинам поддерживать тебя, доверяла твоей силе и мастерству. И ты никогда меня не разочаровывал. Так что доверишься ли ты мне, муж, когда я иду к моему собственному полю боя? Доверишься ли ты моей силе, мастерству и знаниям, а также силе, мастерству и знаниям моих компаньонок?

У Мадары пробежали мурашки по коже. Его гениальная, смертоносная жена выявила точную природу его беспокойства и вытащила ее на свет божий, а затем разоружила ее несколькими хорошо подобранными словами… О, он так сильно ее любил. И она была права: было неважно, что он точно не понимает, с чем ей приходится сталкиваться, и что он не может лично предложить ей помощь. Важно было то, что он доверял ей. Доверял своей жене знать свое тело, знать свои пределы и знать, когда обратиться за помощью.

Он доверял Ките.

— Я доверяю тебе, — тихо признался он, чувствуя, как эта истина проникла ему в мышцы и расслабила узел нервов в основании черепа. Он не знал, что делать, ему не нравилось, что он ничего не мог сделать, но он мог следовать примеру своей жены в этом. Он мог доверять. Он мог позаботиться о других вещах, ослабить давление на нее. Он мог слушать и поддерживать.

Он мог перестать терзать себя и переживать, что определенно совсем не помогало ситуации.

— Прости, — смущенно добавил он.

Кита зачесала пальцами его челку назад и посмотрела ему в глаза, и ее взгляд был твердым и бесконечно нежным.

— Самый тяжелый урок — это понять то, что ты не можешь сделать, и принять то, что ты не отвечаешь за то, что за границами твоего влияния, — со всей серьезностью сказала ему она. — Не испытывай вину за то, что не можешь контролировать, муж: ты не бог, и высокомерие — это ужасно неподобающе.

Мадаре внезапно и ослепительно ярко вспомнился холодное возражение Киты делать боевые печати для его отца, когда она была ребенком. В ее осанке было что-то уверенное и непреклонное, когда она хладнокровно отказалась повиноваться ему в тот раз в его офисе, пока Мадара наблюдал за ними, какое-то чувство легкой забавы, что мужчина, пристально смотрящий на нее сверху вниз, полагал, что у него есть власть заставить ее сделать хоть что-то, не говоря уже о чем-то, что она не хотела делать.

Его отец пригрозил ей, и Кита опустила глаза, скромно ответив: «Таджима-сама, конечно, сделает то, что ему будет угодно», следовательно, абсолютно отделив свои действия от его. Было правдой, что его отец действительно делал то, что ему угодно — однако Кита ни разу не позволила его действиям запугать ее, чтобы она ему подчинилась. Прояснив, что у нее нет над ним контроля, она также ясно дала понять, что он не сможет принудить ее угождать ему иллюзией, что такие ее действия позволят ей каким-то образом влиять на его поведение. Ее действия не диктовали его, и его выборы были только его собственными. И, следовательно, ее были таковыми же.

Мадара знал, что его отец был одновременно восхищен и раздражен этим вежливым и неопровержимым несогласием и включил его в собственные переговоры, которые проводил позже как с клиентами, так и с другими кланами. Эффективность этого приема в этих условиях вызвала дальнейшее раздражение, но его отец больше не давил на Киту. Иногда подталкивал, да, но не давил.

Мадара не мог заставить свою жену делать что-то, как и она не могла заставить что-то делать его. Его действия были его собственными, к лучшему или худшему, но таковыми были и ее.

Он не мог подчинить свою жену своей воле. Он никогда не сможет подчинить свою жену своей воле. У нее была собственная воля, и она была не менее несгибаема, чем его, при всем при том что она была более чем готова сотрудничать с ним по любым вопросам.

Признание своей неспособности контролировать поле боя всегда было источником плохо скрытого страха, так почему здесь это давало ему такое чувство легкости?

— Не буду, Кита-кои, — хрипло пообещал он, и его сердце было наполнено головокружительным восхищением великолепными силой и мудростью женщины, на которой ему повезло жениться. Его жена издала звук подтверждения, ее глаза потемнели, а щеки слегка покраснели, а затем она наклонилась вперед, чтобы развязать его.

Как только его руки окажутся свободными, он поцелует свою жену и заверит ее, что выучил урок, а потом он выследит Изуну, чтобы намазать грязь на волосы своего раздражающего младшего брата за то, что тот скрутил его, как мишень, за завтраком. Более того, перед Бентен и Сенджу Тобирамой.

* * *

Тобирама жил с Учихами уже больше шести месяцев, и теперь он всем нутром понимал, почему обмен заложниками — такая важная часть мирного договора. Он прожил бок о бок со своими бывшими врагами больше чем полгода (больше трех четвертей года, считая тот первый напряженный месяц и сам процесс составления мирного договора), играл с их детьми, присоединялся к ним на тренировках, помогал с первоочередными задачами выживания, такими как ухаживание за продовольственными культурами, и ему даже разрешили помогать в лечении их больных и раненых, и если перемирие развалится через неделю после того, как он вернется домой, он не сможет развернуться и продолжить принимать решения как стратегический и тактический руководитель Сенджу. У него не получится, не без того, чтобы не уничтожить часть себя, которую он не особо хотел терять. Он был скомпрометирован, и пути назад не было.

Он не мог сожалеть об этом. Не когда его брат будет так рад этому изменению. Не когда он был счастливее сейчас, чем он был с тех пор, как умерла хаха. Да, он скучал по Мито, Токе и другим родственникам, особенно по Тсунаме и другим детям, так как они не могли его навещать, но если оставаться с Учихами бессрочно вдруг станет условием продолжающегося мира, он не будет против.

Он отправится домой меньше, чем через неделю, дата была назначена на утро после Фестиваля семи трав, и все, о чем он мог думать, — это то, как он будет прилагать усилия, чтобы навещать Учих чаще. Чтобы говорить о печатях с Китой, чтобы обсуждать медицину и лечащие техники с Ёри и ее учениками, чтобы спарринговаться с Изуной (новый и поразительно приятный опыт), чтобы читать Азами и Тошико, беседовать об экономике и политической обстановке с Мадарой (который знал намного больше об этих вещах, чем Тобираме казалось возможным) и совещаться о тренировочном режиме Учих с отрядом Атаго, все члены которого (на его удивление) решили, что теперь он их друг, и утаскивали его, чтобы встречаться с родственниками, приглашали его на приемы пищи и звали на их собственные спарринги.

Он знал Атаго и его отряд (ветеран Дзао, отец-одиночка троих детей Тоёни, Сару, которая была одной из немногих женщин из клана Учиха брачного возраста и в данный момент не беременной, и Такэ, которому недавно исполнилось шестнадцать) только потому, что, после того, как он прочитал предложенные исторические записи, Мадара назначил его им, как будто он посылка, которую им надо будет брать с собой каждый раз, когда они будут покидать клановое селение для миссий.

Тобирама был бы больше расстроен этим, если бы он не получал огромное удовольствие от возможности понаблюдать за отрядом Учих в работе. Он побывал с ними только на шести миссиях (несомненно внимательно отобранных заранее и с полным согласием клиентов), но он увидел и узнал так много об учиховской системе. Не в последнюю очередь то, что клан Учиха считал неэффективным, чтобы учащий наставник также отвечал за руководство отрядом — в их глазах это были две отдельные обязанности и их совмещение неизбежно скомпрометирует качество исполнения обеих. Атаго (специалист по взрывчатке) руководил отрядом, а Дзао был наставником отряда. Роль Такэ заключалась в том, чтобы учиться у более опытных воинов, но он также был медиком отряда, Сару была их переговорщицей, и Тоёни был их специалистом по гендзюцу и информации. Строго говоря, Дзао учил Тоёни больше, чем Такэ: мужчины делили специализацию, которой подросток не обладал. Однако Такэ только недавно начал участвовать в сражениях, так что Дзао в основном обеспечивал то, чтобы у него были все навыки, которые Учихи считали «необходимыми» для своих воинов, присмотр длиной в год, после которого Такэ, скорее всего, переведут в другой отряд или сразу дадут отряд для руководства вместе с другим наставником, если он будет подавать достаточные надежды.

Это была очень гибкая система: тасовать некоторых людей, пока другие оставались вместе в течение многих лет, но она явно работала при всем при том, что это было возможно только потому, что Мадара (который организовывал отправку на дело всех отрядов) лично знал каждого из своих воинов и их наборы навыков. Как у него хватало времени это делать, Тобирама понятия не имел: глава Внешней Стражи явно жульничал с помощью своего кеккей генкая.

Однако он не был на миссии больше полутора месяцев (никто из Учих не был), так что его последними взаимодействиями со своим приемным отрядом были спарринги, тренировочные игры, необходимая работа и несколько охот.

Именно эти охоты привели к его нынешнему затруднительному положению.

— Так ты идешь или нет? — потребовал ответа Изуна, растягивая тетиву между пальцами, чтобы проверить ее гибкость, прежде чем скрутить ее и положить в кожаный кошель. В приемной главного дома клана было десять других людей, и все из них тщательно осматривали зимнее снаряжение, луки, стрелы и рогатины. Мадары среди них не было: он находился рядом с клетками для птиц с сокольничим, решая, каких птиц взять. Это была первая охота в новом году, и приглашение определенно было честью, но также и серьезной ответственностью: если что-то пойдет не так, более суеверные Учихи могут подумать, что его присутствие — плохое предзнаменование.

Охота на кабана была рискованной в лучшем случае, но мужья с беременными женами, предположительно, были более везучими, и каждый мужчина здесь (не считая Изуны и Тобирамы) был как из влиятельного рода, так и с беременной женой дома. Тобирама даже знал имена их всех: у дальней стороны комнаты длинным копьем занимался Учиха Такао, муж сестры Киты и сын предыдущего главы рода Тоётама (хотя Тобирама понятия не имел, почему главенство недавно перешло к Ките. Он не думал, что это было как-то связано с ее замужеством за Мадарой), и все другие мужчины были также высокопоставленными. Учиха Осики (который нынче меньше прожигал его взглядом) был главой Ёмоцусикомэ, несмотря на то, что ему было только семнадцать, и он был одним из молодых людей, кто торопливо женился на беременной партнерше осенью: его жена была на год его старше и оказывала на него стабилизирующее влияние, за что, как Тобирама знал, Мадара был благодарен, потому что Осики был еще одним из обладателей Мангекьё в клане Учиха.

Тобирама точно не знал, что пробуждает самый высокий уровень кеккей генкая Учих, но, судя по отношению к этому Мадары, это не было хорошей вещью ни для человека в отдельности, ни для клана в целом. Глава Внешней Стражи лично присматривал за теми воинами, у кого он был, со множеством частных тренировок, приглашений в главный дом клана на приемы пищи, встреч и самых разных льгот. Льгот, на которые никто другой в клане ни капли не жаловался, что было еще более говорящим.

Ничего из этого не было напрямую связано с текущим затруднительным положением Тобирамы. Он даже не мог отговориться на основании того, что у него нет надлежащей одежды: Тока обеспечила то, что ему доставили целый гардероб после завершения подписания мирного договора, так что у него был полный набор зимних мехов, а также полноценные теплые боты.

— Какова будет моя роль на этой экскурсии?

Изуна знающе смерил его взглядом: было некомфортно оказаться таким прозрачным, но его постоянный оппонент хотя бы не отклонял его опасения.

— Технически, это охота на кабана, — терпеливо сказал нынешний наследник клана Учиха, — но Кита выразила больший интерес к оленине и пернатой дичи, и именно за этим отправится наша группа. Потому мой брат и берет своих птиц, а я — лук вместо копья. Если мы все же столкнемся с кабаном, мы пошлем весточку другой группе: нет ни единого шанса, что мы сможем его повалить, когда и у Мадары, и у Хиути будут заняты руки.

А. Значит, охота с меньшими ставками и в то же время соответствующая духу мероприятия. Тобираме было интересно, сделала ли это Кита специально, но он отложил это предположение в сторону. Это не имело значения.

— Тогда я почту это за честь.

— Хорошо, — тон Изуны давал ясно понять, что это было честью и он не принимал никакого участия в ее оказании, при всем при том что он был готов подчиниться желаниям его брата в этом вопросе. — Я многое слышал о твоих призывах-снежных барсах: Хидака видел, как один из них схватил тетерева на лету. Они к нам присоединятся?

О ками. Ну.

— Мне надо проверить мое снаряжение, — сказал Тобирама, извинился и удалился это сделать.

Полчаса спустя он был соответствующе одет в подходяще теплую одежду под учиховским плащом, взятый на время лук висел через плечо, и колчан был прикреплен у бедра, пока Мадара ворковал над своей ястребиной орлицей у одной стороны площадки, и две охотничьи группы из пяти человек тянули жребий по поводу того, кто пойдет в какое направление.

— Тобирама, если ты планируешь, чтобы твои барсы участвовали в охоте, я бы предпочел, чтобы ты призвал их сейчас, чтобы они могли акклиматизироваться, — сказал глава Внешней Стражи, когда один из мужчин, тянущих жребий, победоносно вскинул кулак, а другой драматично поник, и их товарищи соответствующе ликовали или стонали.

Он надеялся избежать этого, но, очевидно, ему придется страдать: если его снежные барсы услышат, что он сходил на охоту без них, они будут дуться и пассивно-агрессивно усложнять ему жизнь, пока он не загладит свою вину. Прикусив губу, Тобирама намазал кровь на оголенные пальца и выполнил дзюцу.

Даже до того, как дым рассеялся, громкое урчание Тонари раздалось по всей площадке:

— Так ты наконец убил этого твоего глупого брата, детеныш Тобира. Отоки и Чикаки говорят, что ты жил с Учихами.

И вот почему Тобирама никогда обычно не призывал Тонари перед зрителями.

— Нет, Тонари: я выступаю в качестве заложника от клана Сенджу у клана Учиха как часть нашего мирного договора.

Почему она не могла быть тихой и терпеливой, как Киёнари? Почему ей надо было позорить его абсолютно каждый раз, когда он ее призывал?

— Да, я это знаю. Шизуки рассказала мне, что Тока сказала, что этот твой никчемный брат даже сначала не спросил. Так почему ты его еще не убил? Не то чтобы он исправится — скорее всего, все будет только хуже.

Кровь на кончиках его пальцев испарилась, когда он провел сквозь нее призывающее дзюцу, так что Тобирама не размазал ее по лицу, когда ущипнул переносицу. Мадара смеялся, и делал это громко, легко, странно удивленно и крайне унизительно.

— Тонари.

— Да, детеныш Тобира?

— Пожалуйста, прекрати.

Ему пришлось сказать «пожалуйста», иначе она будет долго его ругать за «неуважение к старшим», и это не было чем-то, через что он был готов страдать прямо сейчас.

Снежный барс фыркнула, но стихла. Тобирама не смотрел на Изуну, который тихо трясся и источал восторженное веселье, или Мадару, который быстро передал свою птицу сокольничему перед своим выплеском эмоций, чтобы не сотрясать хищницу. Все другие Учихи смотрели куда угодно, но не в его сторону, и на таком близком расстоянии он мог чувствовать, насколько именно забавным они находили это шоу, даже если Мадара был единственным, кто фактически смеялся над ним.

— Мы идем на охоту, — твердо сказал он, и его губы иронично дернулись, когда Киёнари мгновенно оживилась, нетерпеливо помахивая хвостом. — Мы будем сотрудничать с Учиха Мадарой, Учиха Изуной и Учиха Хиути, — он поочередно указал на каждого мужчину, — и будем искать оленя или серау, а также другую мелкую дичь.

Киёнари подпрыгнула на всех четырех лапах:

— Хорошо, хорошо. Когда мы начинаем?

— Прямо сейчас, — сказал Мадара, перенося ястребиную орлицу обратно себе на запястье, и его голос был теплым и глубоким с нотками веселья. — План — вернуться вскоре после заката, но в зависимости от нашего успеха мы можем вернуться раньше или позже. У всех есть при себе печати, чтобы уведомить штаб на случай раны или задержки и обеспечить то, чтобы никто не потерял связь.

— Да, Мадара-сама, — хором сказали остальные воины, некоторые из младших потянулись к ремням, пересекающих грудь, и талисманам, свисающих с них. Значит, для этого были эти печати? Последовав за Изуной, когда тот быстрым шагом прошел сквозь селение к горам на запад, снежные барсы побежали иноходью, чтобы оказаться по флангам от их группы, а Тобирама начал пытался сформулировать довод, который убедит Мадару позволить ему взглянуть на что-то явно играющее важную роль в работе Внешней Стражи и с которым он не покажется заносчивым или вороватым.

Это, скорее всего, займет некоторое время: что-то, что можно отодвинуть на задний план, пока они успешно не поймают какую-нибудь добычу.

* * *

Прошлой ночью Кита легла спать с больной спиной (что совсем не было необычно на таком позднем сроке беременности) и проснулась с такой же. Однако внезапное повышение уровня боли, когда она оделась, говорило о том, что это были фактические схватки, а не просто больные мышцы от постоянного растягивания.

Если быть честной, Ките не особо хотелось, чтобы ее очень сильный и довольно нервный муж находился в пределах слышимости, когда она будет рожать. Кроме того, эта охота была запланирована довольно давно и клан нуждался в мясе, особенно с учетом того, сколько много женщин сейчас были беременными. Все, что ей надо было делать, — это оставаться веселой, пока охотники не покинут селение, а затем она сможет послать Бентен привести бабушку и Ёри.

Может быть, в ее воспоминаниях не было непосредственного опыта беременности, но она была хорошо начитанной в прошлой жизни и знала, что родовые схватки обычно довольно медленные в первый раз. Может, ее схватки начались ночью, но было маловероятно, что она фактически родит до вечера.

Да, это будет больно, но она правда сомневалась, что это будет хуже, чем изнурительные менструальные спазмы из ее прошлой жизни. Она была очень рада, что это было чем-то, что не последовало за ней через могилу, как и ужасное зрение и разнообразные аллергии на еду. Ее новое тело было прелестью, правда, даже с несколькими килограммами ребенка внутри.

* * *

Когда они вернулись с охоты, нагруженные большим оленем, двумя серау, пятью фазанами и тремя зайцами, Тобираму втянули в разговор о миграционных моделях крупной дичи с Изуной и Киёнари, Тонари прыгнула вперед и бежала вместе с Мадарой, и им удавалось говорить достаточно тихо, что Тобирама не мог услышать, что они обсуждали.

Он надеялся, что ничего смущающего или конфиденциального. Тонари была призывом сначала его матери, так что стала свидетелем множеству событий Сенджу и доставила большое количество писем, которые, хотя и не напрямую опасные, определенно были личными.

— Полагаю, для Учих это не так важно, если вы охотитесь только зимой, чтобы дополнять то, что вы сами выращиваете и разводите, — сказала Киёнари, когда они достигли более крупных и далеко расположенных друг от друга деревьев внешней границы селения клана Учиха, — но если ты охотишься весь год, тебе надо следить за тем, чтобы не истощить популяции конкретных животных и не слишком много охотиться в тех областях, где животные размножаются. Вот почему Хатаке кочуют, а не построили клановое селение: таким образом они не истощают какую-то конкретную территорию, а также делают себя более сложной целью для врагов.

Тобирама подозревал, что тут скрывалось что-то большее, но знал, что Киёнари не раскроет клановые секреты чужакам. Хаха вырастила как ее, так и ее сестру из детенышей задолго до того, как вышла замуж, так что они провели минимум десять лет работая и охотясь вместе с Хатаке. Она с Тонари никогда не раскрывали большую часть этого, ничего кроме стратегий выживания в дикой природе и забавных анекдотов со времен юности его матери, и он знал, что лучше не спрашивать. Они также хранили и его секреты.

Однако они не хранили секреты Хаширамы, что позже могло создать проблемы в зависимости от того, что Мадара слушал.

— Так на что охотятся на территории Хатаке? — спросил Изуна, по-другому перехватив шест, к которому был привязан олень. Другой конец лежал на плече Тобирамы, а с его спины свисал серау. Мадара нес другого вместе с двумя фазанами, у Изуны с талии свисали зайцы, а у Хиути были остальные птицы. Они поймали еще немного пернатой дичи, но барсы и ястребы уже съели свою долю.

— В основном на горных козлов, таров и ибексов, — благожелательно ответила Киёнари, — вместе с пищухами и сурками, когда крупной дичи мало. И на обезьян, если нам удается их поймать: обезьяны очень вкусные, — она облизала свои бакенбарды, шагая прыгучей походкой и не оставляя ни следа на снегу.

Тонари была быстрее, но Киёнари была неоспоримым мастером скрытности среди его призывов.

— Хатаке когда-нибудь заходят в Страну Молнии?

Тобирама позволил себе отвлечься, когда осознал, что очень взволнованная сигнатура чакры, вспыхивающая впереди, принадлежала Бентен, которая, кажется, ждала их у главного входа в селение. В чем было дело? Он мог чувствовать две другие группы охотников (одна в полутора километрах, медленно передвигающаяся, как будто тяжело нагруженная, а другая была намного дальше, рассеянная, как будто загоняющая животное в горы перед ними), так что, может быть, она ждала их возвращения? Или у Учих были способы отслеживать свои отряды, которые были связаны с этими печатями, спросить о которых он не мог придумать хороший повод?

Деревья почти полностью поредели, и показался главный вход. Хиути нес обоих хищников на раме, привязанной к торсу, так что Мадара мог спокойно поторопиться, подхватить двенадцатилетнюю девочку и обнять ее, и серау на его спине совсем ему не мешал.

— Бентен!

Она заерзала у него на руках:

— Мадара-нии! Нии-сан, Кита рожает!

Мадара исчез, оставив за собой волну взволнованной чакры, как след кометы. Бентен приземлилась на пятую точку в снег и фыркнула, вскарабкалась обратно на ноги и демонстративно отряхнула снег с плаща. Тонари ткнула ее носом, что оказалось эффективным отвлекающим маневром, и пару секунд спустя снежного барса с энтузиазмом гладили и тискали.

Изуна издал задумчивый звук, когда они подошли к ней, мимолетно похлопав по вязаной шапочке девочки.

— У меня самая коварная невестка, — непринужденно сказал он, когда они вышли из зоны слышимости. — Держу пари, у нее были схватки, когда она проводила нас этим утром, и не сказала ни слова, потому что она не хотела, чтобы нии-сан вился вокруг нее вьюном целый день.

Это соответствовало тому, как Тобирама воспринимал Киту.

— Куда нам отнести дичь?

— У штаб-квартиры Внешней Стражи будут люди, — беззаботно сказал Изуна, махнув в сторону большого здания недалеко от ворот. — Я пошлю кого-нибудь в главный дом клана, чтобы принесли долю Мадары. Не то чтобы Охабари-оба пустит его внутрь, чтобы увидеть Киту, не заставив его сначала сгрузить все вещи и переодеться во что-то менее вонючее.