Пока чернила не иссякнут (гет)

* * *

Гермиона,

помнишь… разумеется, ты помнишь, как во время Битвы за Хогвартс загорелась Выручай-комната. Я и Грег выбрались оттуда благодаря тебе и Поттеру. Гойл с Крэббом поклонялись близнецам Кэрроу. Они буквально боготворили их. Чертовы Кэрроу. Ходили по коридорам школы такие важные и неприкасаемые. Они постоянно издевались над учениками, пытая их проклятиями. На самом деле Кэрроу были жалкими и трусливыми. Они мне никогда не нравились. На седьмом курсе Дафна, Пэнси и я устроили дуэль с девчонкой Уизли и Лонгботтомом, поскольку эти двое ворвались к нам, пытаясь убедить нас оставить Асторию в покое. Она все время плакала, когда кого-то пытали у нее на глазах. Не знаю, что себе надумали Уизли и Лонгботтом, но бой шел ожесточенный. В конце концов появились Кэрроу и куда-то утащили Лонгботтома, скорее всего его пытали. Возможно, это как-то связано с тем, почему он разозлился на тебя, когда Даф освободили. Больше я ничего не знаю, может быть, Дафна нашла Лонгботтома позже и снова схлестнулась с ним. Она убила бы за Асторию. Но раз ты смогла ее вытащить, значит она этого не сделала. Как они? Ты рассказывала про Пэнси, но ничего не писала о Гринграсс, кроме того, что Астория подарила тебе орхидею. А еще я хотел бы больше знать об Эдриане Пьюси. Его освобождение же было твоей первой победой, но я так понимаю, вам не обязательно поддерживать постоянную связь?

Вернемся к Грегу… Много разных мыслей крутилось у меня в голове с тех пор, как я прочитал твое письмо. Ну, сначала у меня случилась паническая атака. Понятия не имею, сколько я просидел в углу камеры. Звон стоял у меня в ушах, мне было трудно дышать. Я думал: «Черт, она проиграла»; до этого я не допускал мысли, что ты можешь с чем-то не справиться. В конце концов, мне удалось взять себя в руки, и несколько дней я обдумывал ответ. Обычно я пишу тебе сразу же или, может быть, на следующий день, но сейчас мне кажется, что пролетело уже три дня с тех пор, как пришло твое письмо. Трудно сказать. Ведь в Азкабане время ничего не значит.

Дело в том, что меня не удивляет, что Грег получал от всего этого удовольствие. Он всегда был слабовольным подхалимом, готовым на все, лишь бы это помогло ему удержаться у власти. На седьмом курсе он игнорировал меня и обращался непосредственно к Кэрроу. К тому времени неудачи моего отца сказались и на мне. Также все знали, что я провалил задание Темного лорда на шестом курсе. Я думаю, Крэбб и Гойл пошли со мной в Выручай-комнату только потому, что у них была возможность добраться непосредственно до Гарри Поттера. Если оглянуться назад, то все это было так странно. Я стремился вернуть расположение людей, которые раньше делали все, о чем я их просил. Уверен, ты помнишь, что в прежние годы я мог приказывать Винсу и Грегу как домашним эльфам. Вступив в инспекционную дружину, они почувствовали вкус власти и сами начали придумывать наказания. Затем, на шестом курсе, они возмущались, что я заставлял их сторожить Выручай-комнату, пока находился в ней. Однажды мы с Винсом подрались из-за этого, он выбил мне зуб, и мне пришлось обратиться к мадам Помфри, чтобы до конца жизни не выглядеть как профессиональный загонщик. Уверен, в том мире мне было бы не лучше, чем в Азкабане. Так что, думаю, если ты проиграешь мое дело, то, по крайней мере, мне будет легче принять эту новость, зная, что между мной и Грегори Гойлом есть большая разница. Надеюсь, что другие тоже заметят ее. Ты чувствуешь разницу, но ты видишь только лучшее во всех. Большинство людей, вероятно, смотря на меня, видят метку и делают соответствующие выводы. Я принял темную метку, чтобы угодить отцу. Выполнял приказы Темного лорда, иначе он велел бы Пожирателям смерти убить мою мать. Нам постоянно угрожала опасность, поэтому я делал все возможное, чтобы маме не причинили вреда. И что в итоге? Моя мать мертва, а я — в Азкабане. Кроме меня в живых не осталось ни одного Малфоя, да и это уже неважно, потому что наша фамилия теперь ничего не стоит.

Ты знаешь, как она умерла? От остановки сердца: оно не выдержало новости о смерти моего отца. На тот момент с финальной битвы прошло всего пару недель, ключевых последователей Темного лорда уже арестовали, и Министерство решало, как поступить с остальными. Мама приложила руку к груди, произнесла мое имя и рухнула на пол. Я все еще слышу ее голос, когда чувствую себя ужасно. А такое случается очень часто. Наверное, я должен радоваться, что она не увидела, как меня арестовывали. Но мне все равно тошно от мысли, что мама мертва. Она делала то, о чем ее просили, и поддерживала отца, несмотря ни на что. Я знаю, что она любила отца вопреки его убеждениям и решениям. Она долгое время ограждала меня от того, что происходило в подземельях поместья и за закрытыми дверьми кабинета отца. Но я все равно тянулся к нему и жаждал, чтобы он любил меня так же сильно, как любила мать. У него были деньги, власть — я считал его достойным подражания. Но он выбрал неправильный путь и затянул в это болото меня с матерью. Оглядываясь назад, я понимаю, что он был ужасным человеком и сильно ошибался во всем. Иногда мне кажется, что он использовал меня в своих политических играх, хвастался мной, как подающим большие надежды преемником. Я постоянно писал ему письма и рассказывал, что происходит в Хогвартсе, думая, что ему будет приятно получить от меня весточку. Он потакал всем мои прихотям, потому что мои просьбы соответствовали образу достойного наследника чистокровного рода. Думаю, все это время я просто подпитывал эго отца, не получая взамен при этом настоящей любви. А моя мать искренне любила меня, я в это не сомневаюсь. Сейчас я ставлю под сомнение многое, но точно не ее любовь. Я так скучаю по ней.

Я не сержусь на тебя, Гермиона. Мне нравится переписываться с тобой. Я не могу поверить, что ты написала «ты упомянул, что хочешь поцеловать меня, и я не желаю делать ничего, что могло бы изменить твое решение». И я все еще хочу тебя поцеловать.

— Драко.

P.S. Я знал это, черт возьми, знал! Поттер не мог внезапно стать умелым зельеваром. Каким образом он это провернул?

* * *

Драко,

жаль, что нет способа рассказать о проигрыше дела, не вызывая у тебя паническую атаку. Я так сильно переживаю за тебя и всем сердцем ненавижу то письмо. Очень грустно, что мы не можем поговорить лично, в такие моменты расстояние и разлука становятся просто невыносимыми. Мне остается лишь излагать свои мысли на пергаменте и надеяться, что слов поддержки будет достаточно, чтобы ты не сдавался и верил в лучшее.

Прими мои запоздалые соболезнования. К сожалению, я знаю, что ты чувствуешь. У меня сейчас тоже нет матери и отца. Но это целиком и полностью моя вина. Перед седьмым курсом я начала переживать, что они станут мишенью для Пожирателей. Поэтому приняла решение наложить на них заклятие забвения, полностью стерев себя из их памяти и жизни. Сейчас они живут в Австралии и даже не знают, что у них когда-то была дочь. После войны я отправилась в больницу Святого Мунго, чтобы обсудить с целителями возможность восстановления памяти родителей. Но оказалось, что я стерла слишком много и нанесла такой ущерб их разуму, что попытка обратить вспять заклинание могла бы убить их. Мне сообщили, что я чудом не лишила их рассудка, применяя такой обширный Обливиэйт первый раз в жизни. Оглядываясь назад, понимаю, что накладывать заклинание, найденное в библиотечной книге на шестом курсе, на близких людей было чрезвычайно глупо. Я буду сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Странно оплакивать родителей, ведь они живы и здоровы. Я потеряла их навсегда, чтобы сохранить им жизни, но теперь даже не уверена, стоило ли оно того.

Похоже, что ты часто думаешь о своих родителях. Особенно об отце и его поступках. Помню, в школе ты тоже часто говорил о нем. Но в совершенно ином ключе. Ты постоянно восклицал «Мой отец узнает об этом!», когда тебя что-то не устраивало, а еще частенько хвастался новыми эксклюзивными вещами, купленными им. Мне кажется, что ты любил его и старался соответствовать образу достойного наследника чистокровного рода. Если уж на то пошло, я думаю, что он любил тебя, но по-своему. Помню, как наткнулась на вас после финальной битвы за Хогвартс, вы втроем сидели в Большом зале. Мне хотелось куда-то спрятаться и посидеть в тишине. Все вокруг обнимались, поздравляя друг друга. Я так долго скиталась, боролась, видела воскрешение Гарри, что не ощущала себя ни Уизли, ни гриффиндоркой. Внутри меня была пустота. Потом я заметила вас, сидящих вместе, и мне стало чертовски грустно. Ведь у меня больше не было родителей… На тот момент утешением мне была мысль, что я поступила правильно, стерев им память.

Прости, мои слезы испортили весь пергамент. Вот черт! Я пыталась высушить его, но стало только хуже. Если начну переписывать письмо, то разревусь еще сильнее, потому что не могу перестать думать о родителях.

Я отложила письмо и решила прогуляться до «Флориан Фортескью». Поедание мороженого всегда успокаивало меня. В этот раз я выбрала рожок с шоколадно-карамельной глазурью. На улице ужасно жарко. За окном октябрь, а я потею словно на дворе июль. Уверена, что это признак глобального потепления, мы совсем доконали планету. Надеюсь, я успею вытащить тебя из Азкабана до того, как мы все погибнем от нечеловеческих температур. Наложенное на квартиру охлаждающее заклинание хоть немного, но спасает от уличной жары. С маггловской стороны люди ходят в коротких шортах и тонких футболках, а с волшебной стороны — хлопковые и льняные мантии да легкие платья. Честно говоря, я считаю, что охлаждающее и нагревающее заклинания требуют доработки. Мне кажется, что они больше не справляются со своей задачей. Если я не могу должным образом охладить свою квартиру, значит проблема явно в заклинании. Мне настолько жарко, что сегодня я буду спать без пижамы, только в трусиках.

О, теперь ты наверняка будешь это представлять. Наслаждайся.

Это не письмо, а какой-то кошмар, мне очень жаль. Четыре абзаца вышли очень грустными, а потом случился неожиданный поворот к моим трусикам. Все потому что я пытаюсь развеять печаль. Если я буду слишком много думать о своих родителях, то впаду в уныние на несколько дней. Сейчас стараюсь отвлечься мороженым и мыслями о том, как ты отреагируешь на рассказ про трусики. Теперь я думаю о прохладной ванне, которую хочу принять. И мысль о том, что ты будешь представлять меня в ванне, заставляет меня краснеть. В моей голове сейчас крутится много непристойных мыслей. Мне следует остановиться, пока я окончательно не потеряла контроль.

Мои щеки будто горят. Я никому ничего подобного никогда не писала, но мне несложно начать для тебя. Интересно, кто мы теперь? Флиртующие друзья? Хотя вряд ли это соответствует истине. Ты много значишь для меня. Мы просто Драко и Гермиона, Гермиона и Драко. Мне нравится и так, и сяк. Например, когда говорят «Джинни и Гарри», кажется, будто произнесли их имена в неправильном порядке.

Так или иначе, описывать подобное в новинку для меня. Поэтому, чтобы снова сменить тему, я нарисовала для тебя вид, открывающийся из моего окна на Косой переулок. Ты даже можешь заметить старую каргу, которая кричит на всех, кто останавливается, чтобы рассмотреть витрины «Флориш и Блоттс». Если хочешь знать, то попытка отвлечься с треском провалилась. Но, по крайней мере, теперь мой разум затуманен романтикой, а не печалью.

Кстати, я сильно смеялась над твоим постскриптумом. Отправленное тобою письмо было таким серьезным и душераздирающим, а этот чертов постскриптум, появившийся словно из ниоткуда, заставил меня громко хохотать. Гарри стал выдающимся зельеваром на шестом курсе, потому что в его руки попал старый учебник профессора Снейпа, полный заметок и правок, нацарапанных на полях. Не знаю, заметил ли ты, но в тот год мы сильно ругались с Гарри, особенно на уроках зельеварения — эта книга была тому виной. А не только потому, что он стал успешнее меня варить зелья. По крайней мере, все остальные, кто наступал мне на пятки, делали это честно.

— Гермиона.

P.S. Трусики нежно-сиреневого цвета с кружевной каймой.

* * *

Гермиона,

как же я хочу увидеть эти твои трусики. Я чуть не поддался искушению и не начал мастурбировать. Но, как бы это странно не звучало, в камере невозможно уединиться. Очищающее заклинание тоже остается мечтой. Я должен быть тихим. Свои действия мне приходиться продумывать заранее, чтобы не привлекать лишнего внимания. Я уверен, что мастурбация и необходимость ее планирования плохо сочетаются. Спешу сообщить тебе, что ты почти довела меня до исступления своими кружевными сиреневыми трусиками.

Мне очень жаль твоих родителей. Не думаю, что у меня хватило бы смелости направить палочку в голову моей матери, не говоря уже о том, чтобы произнести заклинание, чтобы заставить ее забыть меня. Даже ради спасения ее жизни.

Чувствую, что должен был написать что-то между абзацами о планировании мастурбации и соболезнованиями по поводу твоих родителей. Но если ты можешь за одно письмо перейти от грусти к разговору о трусиках и ванной, то и мне это позволено. А еще меня опечалили пятна от слез и размазанные чернила, но спасибо, что показала мне свои чувства. Если уж на то пошло, ты почти наверняка спасла им жизнь. Уверен, что Пожиратели смерти попытались бы найти их, чтобы выманить тебя.

Очень мило, что ты краснеешь, когда пишешь мне письма. Я хотел бы увидеть это. Мне очень нравится, что я могу писать тебе обо всем. Трудно поверить, что мы начинали с писем размером в одно предложение и перешли к таким наполненным переживаниями текстам. Ты многим делишься со мной, это заставляет меня чувствовать себя особенным, хотеть раскрываться тебе. Мне кажется, что я впервые в жизни сорвал куш.

Нарисованный тобой вид из окна навевает мне… тоску по дому. Нет, скорее по чему-то знакомому и родному. Хотел бы я сейчас очутиться в Косом переулке. Вот только интересно, смогу ли я свободно гулять там? Что-то мне подсказывает, что мне придется зачаровывать свои волосы.

Твоя борьба с повышенной температурой воздуха умиляет меня. Не помню, чтобы я когда-нибудь сталкивался с такой проблемой. Ты очень привередлива.

Я раздумывал, сказать тебе или нет, но мне кажется, что ты очень обидишься на меня, если узнаешь про это от моего адвоката… Прежде всего, со мной все в порядке, но во время последнего обхода я нарвался на неприятности. Охранник бормотал приказы себе под нос, а у меня хватило наглости переспросить. Разозлившись, он протянул руку через прутья, схватил меня за грудки и впечатал лицом в решетку. В моей камере нет зеркала, поэтому не знаю, настолько плохо я выгляжу, но ощущения ужасные. Бровь точно рассечена, я чувствую, как из нее сочится кровь. Мне пришлось пожертвовать носком, чтобы ее остановить. Я использовал один из самых старых, но все равно досадно терять носок. Щека тоже болит, скорее всего, у меня большой синяк и шишка с правой стороны лица. Чертов засранец, наверное, специально мямлил. Просто подумал, что будет лучше, если я расскажу тебе сам.

Хотел бы я полистать старый учебник Снейпа. Он все еще у Поттера?

В одном из прошлых писем ты рассказывала, что тебе не нравится находиться в тишине после тех месяцев, проведенных в палатке. Я время от времени думаю об этом. Что за палатка? Ты жила в палатке, пока пряталась от Пожирателей?

— Драко.

P.S. Ты не упомянула, какие чернила использовала при написании предыдущего письма. У тебя появились новые?

P.P.S. Мне нравятся оба варианта. Гермиона и Драко, Драко и Гермиона.

* * *

Драко,

ты издеваешься надо мной? Я чертовски сильно волнуюсь за тебя! И очень злюсь! Не на тебя, а на ситуацию в целом. Адвокат сообщил мне об этом утром, поэтому когда пришло твое письмо, я уже кипела от гнева. Хочу посетить Азкабан и высказать этому охраннику все, что о нем думаю. Как он посмел! То, что он имеет власть над тобой, не означает, что ему позволено издеваться. Хочу впечатать его морду в прутья и посмотреть, насколько ему это понравится. Жалкий урод! Именно с таким отношением к заключенным мы с Дином и пытаемся бороться. Это тот же мудак, который убил женщину в камере рядом с тобой? Не передать словами, что бы я сделала…

Не стану разглагольствовать дальше, хотя своими мыслями об этом инциденте мне, наверное, удалось бы исписать целый пергамент. Лучше я что-нибудь сделаю для тебя, чтобы порадовать. Например, отправлю новую пару носков. Я никогда в жизни не сбегала с работы посреди дня, но злость обуревала меня. Мне кажется, я накричала на продавца. Наверное мне стоит вернуться в магазин позже и извиниться.

Предыдущие два абзаца я написала на работе. Мне пришлось отложить письмо, чтобы привести свои мысли в порядок и успокоиться. Думала, что, вернувшись домой вечером, я немного остыну, скомкаю письмо и напишу что-то менее агрессивное, но этого не произошло. Хочу, чтобы ты прочувствовал мои эмоции. Эта ситуация с охранником просто ужасна, Драко. Собираюсь проверить гипотезу, что творчество снимает стресс, и нарисовать на полях пергамента нарциссы, в память о твоей матери, и мои любимые пионы.

Прошлое письмо не было написано новыми чернилами. Я купила их давно, еще в тот раз, когда ходила в ту лавку Лютого переулка. Не пользовалась ими потому, что они очень дорого стоят. Их название «Императорская кожа», и они просто восхитительны, не находишь? Если бы у меня были горы галлеонов, как у тебя, я бы покупала только эти чернила. Бутылек простоял на столе несколько месяцев, и каждый раз, смотря на него, я думала: «Сегодня тот самый день». Но в последнюю минуту начинала паниковать: «Мне не стоит тратить что-то настолько дорогое на ерунду». В конце концов, я решила, что наша переписка вовсе не ерунда и негоже таким чернилам стоять без дела. Ты не смог в полной мере насладиться их красотой, потому что я расплакалась и испачкала весь пергамент. Следующее письмо для тебя я вновь напишу ими.

Я думаю, что выражение «тоска по дому» включает в себя также и места, которые ты когда-то посещал. Неожиданно вспомнила, что не ответила тебе на вопрос о сестрах Гринграсс. Я пересекалась с Дафной несколько раз уже после ее освобождения, потому что она часто гостит у Пэнси. А Паркинсон приглашает меня, считая, что я совсем зачахну без дружеского общения. Дафна хочет написать роман и интересовалась, не смогу ли я прочитать его до издания. Она хочет опубликовать его и для маггловской аудитории. И по тому, что она мне рассказала, я думаю, роман будет в жанре фэнтези. Там будут даже драконы. Я не видела Асторию, но, со слов Дафны, она устроилась на работу в цветочный магазин и проводит много времени на свежем воздухе, ухаживая за палисадниками клиентов. У нее есть определенные психологические проблемы, что меня беспокоит, но Дафна уверяет, что должным образом заботится о ней. Я не слышала ничего про Эдриана после его освобождения. Он упоминал, что хочет жить подальше от Министерства магии Англии и планирует переехать в США. Думаю, он так и поступил — начал жизнь с чистого листа по ту сторону Атлантики. Попробую что-нибудь выяснить о нем, мне стало любопытно.

Насколько я знаю, старый учебник по зельеварению был спрятан в Выручай-комнате, и, скорее всего, сгорел вместе с ней. В нем, кстати, Гарри вычитал то ужасное проклятие, которое отправило тебя в Больничное крыло. Не знаю, что заставило профессора Снейпа придумать это заклинание, но мне жаль, что Гарри использовал его против тебя.

Никогда еще не слышала выражение «планирование мастурбации», оно очень забавное. Сегодня днем я громко засмеялась на встрече с адвокатом Тео. Мы обсуждали дело, и Дин стал возмущаться: «Планирование посещения ни к чему, министерские крысы все равно сделают по-своему». Я вспомнила твою фразу и расхохоталась. На меня смотрели как на сумасшедшую, потому что толком объяснить я ничего не смогла. Не скажу же я им, что переписываюсь с тобой не только по рабочим моментам.

Раз уж я упомянула Тео, расскажу немного о нашей стратегии. Если она сработает с Ноттом, то и с тобой — тоже. Но потребуется твое сотрудничество. Адвокат Тео посетит тебя (без меня, потому что «министерские крысы все сделали по-своему») и попросит передать ему пару воспоминаний. Пожалуйста, выслушай его. Наша переписка о разнице между тобой и Гойлом вдохновила меня. Если ничего не выйдет, то Гермиона Грейнджер станет алкоголичкой и потеряет себя. Надеюсь, что не подведу тебя.

Гарри, Рон и я практически год скитались и жили в палатке. В определенный отрезок времени, когда Рон бросил нас, мы были с Гарри вдвоем. Я выучила так много заклинаний, чтобы скрыть наше местоположение и заглушить издаваемые нами звуки, что теперь могу наложить их на себя, обнаженной встать на стол посреди паба, и никто меня даже не заметит. Мы часто перемещались по стране и разбивали палатку в самых живописных местах, но у нас не было времени насладиться красотами. Мы постоянно переживали, что нас выследят. Об уединении я и мечтать не могла, что уж говорить о мастурбации.

Если я сейчас же не запечатаю письмо и не отправлю его, то скорее всего подожгу и напишу новое. Но напоследок хочу, чтобы ты знал: охранник — мудила.

Твоя,

Гермиона.