Фиктивный брак (гет)

Малфои есть Малфои. Даже под угрозой финансового краха и общественного позора они умудрялись превратить всё в демонстрацию безупречного вкуса и непоколебимого величия. Воздух буквально вибрировал от напряжения, но не хаотичного, а того, что возникает, когда оркестр настраивает инструменты перед сложнейшей симфонией.

Нарцисса Малфой, само совершенство в струящемся платье цвета слоновой кости, была дирижером этого оркестра. Её голос, обычно тихий и мелодичный, сейчас звенел сталью. Эльфы, бледные мотыльки в накрахмаленных салфетках, порхали по залу, боясь даже дышать в сторону хозяйки. Садовник, согнувшись в три погибели, колдовал над кустами роз, придавая им неестественно идеальную форму.

Казалось, само поместье Малфоев, мрачное и неприступное, натянуло на себя маску фальшивого радушия. Через три дня здесь состоится свадьба Драко Малфоя и Джиневры Уизли, событие настолько немыслимое, что даже портреты на стенах шептались, прячась за бархатными портьерами.

Нервы у Джинни были натянуты, как струны на скрипке перед концертом. Даже идеальная тишина, царившая в отведенной ей гостевой комнате, казалась зловещей.

— Ужасно, правда? — раздался за спиной насмешливый голос, разрубив эту тягучую тишину.

Джинни резко обернулась. Драко, без пиджака, с распущенным галстуком, небрежно прислонился к дверному косяку. Он выглядел усталым, как после бессонной ночи, но в его серых глазах плясали озорные чертики.

— Ты про свадьбу? — спросила Джинни, пытаясь унять дрожь в голосе.

— Ну а про что ещё? — ответил Драко, подходя ближе. — Ты хоть представляешь, что скажут в Дырявом Котле, когда узнают, что Драко Малфой женился на рыжей Уизли? Ставлю десять галеонов, что у старухи Рози случится сердечный приступ.

Джинни невольно улыбнулась. Несмотря на напряжение, Драко умудрялся разрядить обстановку своей язвительной иронией.

— Бедняжка, — произнесла Джинни и прижала руки к щекам, стрельнув в парня глазами.

Впервые за все эти дни ей было легко и спокойно рядом с Малфоем. Словно они были не заложниками ситуации, а двумя заговорщиками, наблюдающими за абсурдной пьесой, разыгрываемой для окружающих. И чем искуснее становилась игра, тем сильнее было чувство странного, почти запретного, единения между ними.

Журналисты, впрочем, не нуждались в подсказках. Они и сами с упоением включились в спектакль под названием «Любовь века: Малфой и Уизли». На следующий день после официального приема в честь помолвки все газеты пестрели фотографиями, от которых у Молли Уизли наверняка случился бы сердечный приступ, не будь она в курсе. На глянцевых страницах сияли «счастливые» жених и невеста. Их «проникновенные» взгляды, полные «нежности» друг к другу, были настолько убедительны, что даже Джинни, листая утренний выпуск «Пророка», на секунду поверила в реальность этой фальшивой сказки.

— Ты выглядишь так, словно вот-вот сбежишь, — заметила Джинни, изучая его с едва заметной улыбкой, — только смотри, Малфой, я не побегу тебя возвращать!

— А если я утащу тебя с собой? — прищурился Драко, делая шаг навстречу.

Джинни не отступила. Их разделяло всего несколько сантиметров. Она чувствовала запах его одеколона и видела крошечные золотые искорки в серых глазах. И как назло, в памяти всплыл тот пьянящий поцелуй на приеме, для журналистов, разумеется. Ту страсть, которую он зажёг в ней одним лишь прикосновением губ, за ширмой. Джинни поспешила отогнать неуместные воспоминания.

— Куда, например? — спросила она, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

— В Бразилию, — не раздумывая ответил Драко, и на его губах мелькнула тень усмешки, — там солнечно, много красивых девушек…

— Ты хотел сказать «птиц»? — перебила его Джинни, чувствуя, как в груди разгорается странное тепло. От его слов, от его близости, от этого опасного флирта, границы которого становилось все труднее различать.

— Возможно, — ухмыльнулся Драко, но взгляд его оставался серьезным, — со мной, Уизли, не соскучишься. Это я тебе гарантирую.

Он наклонился ближе, и Джинни затаила дыхание, боясь спугнуть момент. Его дыхание опалило ей щеку, заставив вспомнить жар того поцелуя. Их губы были в миллиметре друг от друга, и Джинни казалось, что весь мир сжался до размеров этой комнаты, до пульсирующего пространства между ними.

Внезапно дверь распахнулась, разрушив хрупкую магию момента. На пороге возникла Нарцисса Малфой. На её губах играла теплая улыбка, но строгое выражение ледяных глаз давало понять, что идиллию она прервала не случайно.

— О, вы здесь! — воскликнула она, словно не замечая неловкой позы молодых людей, — Драко, милый, мне нужна твоя помощь. Эти эльфы совсем потеряли голову, они собираются украсить торт цветами, которые вызывают аллергию у тети Андромеды!

Джинни поспешила отступить от Драко, чувствуя, как её щеки заливает краска. Сердце все ещё бешено колотилось, а в голове стоял гул, заглушая слова Нарциссы.

— Конечно, мама, — пробормотал Драко, не сводя с Джинни пристального взгляда.

Он вышел вслед за матерью, но, оказавшись за дверью, бросил взгляд через плечо. Джинни смотрела ему вслед, и на её губах играла едва заметная, смущенная улыбка.

Джинни села на кровать, чувствуя, как неловкое волнение постепенно отступает, сменяясь странной лёгкостью. Она взяла со столика утренний выпуск «Пророка» и уставилась на фотографию, которую уже успела изучить до мельчайших деталей.

На снимке были запечатлены она, Драко и Гарри. Драко, с привычной надменной полуулыбкой, словно бросал вызов всем недоброжелателям. Она, Джинни, с сияющей улыбкой на лице, прижимаясь к нему. И Гарри…

Лицо Поттера на фотографии застыло странным, непроницаемым выражением. В нём не было ни тени ревности, которая так мучила Джинни раньше. Не было и той всепоглощающей нежности, с которой он смотрел на Гермиону. Только волнение. Чистое, дружеское волнение за её, Джинни, безопасность.

«Он действительно счастлив с ней, — подумала Джинни, и странное чувство облегчения охватило её. — Он влюблен в Гермиону, в их маленькую дочку. И он просто боится, что Драко может сделать мне больно».

Наконец-то Джинни это поняла. И эта ясность, словно луч солнца, рассеяла последние тени прошлого, открывая путь чему-то новому, неизведанному.

Горький ком подступил к горлу, грозясь вырваться наружу надрывным, детским криком. Джинни хотелось плакать, рыдать безутешно, как дитя, только что пришедшее в этот мир и впервые столкнувшееся с несправедливостью. Так тяжело было отпускать, даже зная, что там, с Гермионой, Гарри намного лучше. Тяжело отпускать собственные мечты, в которых они были вместе, счастливые и влюблённые.

Джинни обхватила себя за плечи и тяжело задышала, пытаясь унять дрожь. Она смотрела на фотографию Гарри и буквально задыхалась от переполнявших её эмоций. Она была искренне за него рада, она желала ему только счастья. И всё же в душе сквозила рана, оставляя после себя пустоту и горечь несложившейся любви.

Она не знала, сколько так просидела, бесцельно уткнувшись взглядом в яркую фотографию. Но постепенно слёзы высохли, оставив после себя лишь лёгкое жжение в глазах. Тяжкий груз, столько лет сковывавший грудь, будто исчез, растворился в воздухе. Джинни глубоко вздохнула, впервые за долгое время чувствуя, как оковы боли и несбывшихся надежд спадают с её сердца.

Пора двигаться дальше. Жить настоящим, а не цепляться за призраки прошлого.

Джинни смяла газету, словно избавляясь от последних сомнений, и бросила её в корзину для мусора. Подойдя к зеркалу, она недовольно сморщилась — слёзы никогда не красили её, превращая яркую зелень глаз в тусклое болото.

Внизу шумели и переговаривались, готовясь к предстоящему вечеру. Голос Малфоя был слышен отчётливее всех — он явно был не в духе. Джинни невольно улыбнулась. Приведя себя в порядок, она поправила волосы и, гордо расправив плечи, вышла из комнаты. Пора было напомнить жениху, что у них свадьба. Фиктивная, конечно. Но это не повод забывать о хорошем настроении.

* * *

Следующие дни пролетели в вихре примерок свадебного платья, дегустаций выдержанных вин (Джинни тайком мечтала сбежать от всего этого лоска и выпить стаканчик огневиски в каком-нибудь захолустном пабе), и бесконечных совещаний с флористами, распорядителями и портными, имена которых звучали как заклинания из древних гримуаров.

Сначала эта круговерть вызывала у Джинни лишь глухое раздражение. Но после разговора с Гарри, когда пелена иллюзий окончательно спала с её глаз и она поняла, что Поттер по-настоящему любит свою жену Гермиону, в душе что-то неуловимо изменилось.

Тяжесть несложившейся любви, которая так долго давила ей на плечи, словно испарилась, оставив после себя странную пустоту. Пустоту, которую теперь заполняло непонятное, волнующее предвкушение, смешанное с тревогой и… смущением?

Она ловила на себе пристальный взгляд Драко, когда он, казалось, совершенно отстраненно, комментировал очередной эскиз её букета, замечала мимолетные прикосновения его руки к своей за столом, полным изысканных блюд, и сердце начинало биться чаще.

Раньше она списывала это на нервное напряжение, на непривычную обстановку, на всё что угодно, только не на то, что Драко Малфой, её заклятый враг со школьной скамьи, может вызывать в ней какие-то другие чувства, кроме раздражения и презрения.

Вечер накануне свадьбы опустился на Малфой-мэнор бархатным пологом, окрашивая мрачные стены в оттенки синего и серебряного. Джинни сидела у окна в своей комнате, поджав под себя босые ноги, и смотрела, как в саду, залитом лунным светом, порхают белые мотыльки, привлеченные светом фонарей.

На ней было простое голубое платье, такое не подходящее к роскоши этого дома, но такое родное, уютное, как вторая кожа. Волосы, которые днем укладывали в сложную прическу, сейчас были свободно распущены по плечам, обрамляя лицо, на котором застыло задумчивое выражение.

Завтра… Завтра она станет Джинни Малфой. Миссис Драко Малфой. Звучало дико, нереально, словно это происходило не с ней, а с героиней какой-то абсурдной истории, которую она когда-то прочла.

Джинни резко повернулась на звук шагов, словно её застали врасплох. Сердце забилось чаще, а щеки невольно обдало жаром. Он. Конечно же, это был он. Кто ещё мог прийти к ней в этот вечер, накануне их… свадьбы?

— Войдите, — тихо сказала она, стараясь, чтобы её голос звучал ровно и спокойно.

Драко вошёл в комнату и бесшумно прикрыл за собой дверь. На нём был чёрный костюм, строгий и элегантный, идеально сидевший на его подтянутой фигуре, подчеркивая ширину плеч и узость бёдер. В руках он держал два бокала, от которых поднимались тонкие струйки пара.

— Решил напоить меня перед свадьбой? — с вызовом спросила Джинни, вскидывая на него подбородок, хотя внутри всё сжималось от непонятной тревоги, — надеюсь, это что-то покрепче тыквенного сока. Твой отец, наверняка, хранит в своих запасах отменный шотландский виски…

Она замолчала, встретившись с ним взглядом. В его серых глазах, которые казались в полумраке комнаты почти серебристыми, танцевали загадочные огоньки, и от этого взгляда у Джинни по спине пробежали мурашки.

— Не льсти себе, Уизли, — усмехнулся Драко, делая шаг к ней навстречу. — Это всего лишь какао. Мама просила передать. Видимо, боится, что ты сбежишь накануне свадьбы.

Он протянул ей бокал. Их пальцы соприкоснулись, и Джинни почувствовала, как по её руке пробежал электрический разряд, заставив её вздрогнуть. «Мама», — эхом отозвалось в её голове. Как же ей хотелось, чтобы это была её мама. Чтобы Молли, как и Нарцисса, хлопотала о её счастье, пусть и таком странном, искусственном. Чтобы она отбросила былую вражду и гордость, как Джинни отпустила свои несбывшиеся мечты о Гарри…

— Спасибо, — прошептала она, принимая бокал и пряча взгляд от его проницательных глаз, — хотя, честно говоря, вместо какао сейчас нужен был бы бочонок отменного виски. Я бы, как медведь мёда, налакалась, уснула и точно бы никуда не сбежала.

Драко не ответил, лишь едва заметно улыбнулся краем губ, и Джинни показалось, что в этой улыбке промелькнуло что-то похожее на… сочувствие?

Какао и правда был отменным — густой, ароматный, с лёгкой горчинкой тёмного шоколада и нежным послевкусием корицы. Джинни сделала глоток, наслаждаясь теплом, которое разлилось по её телу, согревая не только изнутри, но и словно разгоняя лёд, сковавший её душу последние недели.

— Никакого алкоголя, — устало произнёс Драко, опускаясь в кресло напротив неё.

Джинни невольно улыбнулась. Конечно, Малфои не те, кто решает проблемы с помощью огневиски. Они предпочитают более изысканные напитки и ещё более изысканные интриги.

— Что? — не выдержала она, встретившись с ним взглядом. Его серые глаза, обычно холодные и насмешливые, сейчас казались почти… теплыми?

— Ничего, — тихо ответил он, и Джинни показалось, что он слегка смутился. — Просто… ты красивая.

Джинни усмехнулась, покручивая бокал с какао между ладоней, словно представляя, что это стакан выдержанного шотландского виски.

— Вот если бы не твоё пристрастие к виски и сигаретам… — пробормотал он, скорее себе под нос, но Джинни услышала.

Она резко подняла голову и рассмеялась — звонко, искренне, как не смеялась уже давно. Смех разрушил напряжение, которое незаметно накопилось между ними, и Джинни вдруг почувствовала себя свободной. Свободной от прошлого, от обид, от несложившейся любви и даже от этой фальшивой свадьбы.

— Ну уж какая есть, Малфой, — отсмеявшись, сказала она, глядя на него с вызовом, — все мы не без греха. Но не переживай, я же профессионал. На свадьбе буду трезвой, как стекло, и… счастливой, как никогда.

Драко цыкнул, словно от зубной боли, и театрально закатил глаза, но Джинни по каким-то неуловимым ноткам в его голосе поняла, что он не сердится на нее всерьез. Скорее, он злился на себя. На ситуацию. На весь этот фарс, который они были вынуждены разыгрывать перед миром.

Он резко встал, словно собравшись с духом, и подошёл к окну, встав рядом с Джинни. Они молчали, слушая, как ветер шумит в ветвях деревьев, как далеко ухает филин в запретном лесу, как тихо позванивают хрустальные подвески на люстре от их движений.

— Завтра всё изменится, — тихо сказал Драко, не поворачиваясь к ней.

— Знаю, — так же тихо ответила Джинни, и в её голосе он почему-то услышал не страх, не сомнение, а странную грусть, словно она прощалась с чем-то очень важным.

Джинни смотрела на его профиль — на чёткий овал лица, на прямой, слегка вздернутый нос, на губы, которые сейчас были плотно сжаты, словно он сдерживал какие-то сильные эмоции. И вдруг её пронзила мысль, такая нелепая, такая невозможная, что она сама испугалась её смелости.

Но в душе у неё теплилась надежда, что некоторые вещи останутся прежними. Надежда на то, что этот фарс, этот спектакль, который они играют, может превратиться во что-то… большее.