Соль, фиалки, щепотка тепла (гет)

Изнуряющий перелёт наконец-то подошёл к концу. Всё было, как в первый раз — и пересадки, и малость навязчивые бортпроводницы, и паникующие пассажиры, и даже проливной дождь, встретивший на выходе из самолёта. Накатило ощущение дежавю. Единственное, что подавило приступ подозрительности, которая после определённых событий и дрянного сновидения полуторанедельной давности накрывала постоянно, — так это отсутствие тётки с именной табличкой в руках. Та намеревалась встретить Анну, но по закону подлости в планы вмешались обстоятельства — Шерил таки вызвали в больницу в тот момент, когда она уже готовилась к выходу дома. Видимо, на тётиной работе снова произошло что-то из ряда вон. Хотя… Пожалуй, последнее для любого работника клиники города Форкс — рутина.

Спасибо тем, кто изобрёл мобильник, иначе бы Анна тщетно проторчала в зале ожидания до самой ночи, в конце концов наняв такси. А потом всю дорогу переживала до тошноты о том, что они с тётушкой разминулись. Но и в одиночестве Шерил племянницу оставить не могла.

Насколько тяжело было уговорить тётку не докладывать о дате её приезда дикарю — отдельный рассказ. Пришлось наврать с три короба. Сошлись на том, что Анна хочет сделать ему сюрприз, и Шерил такое объяснение вполне устроило. Поэтому последним и единственным вариантом оставалась Вайолет.

Та уже дожидалась подругу снаружи здания аэропорта, ютясь под видавшим виды синим зонтиком. Было совершенно неясно, почему она не спряталась от ливня хотя бы в джипе, но едва подобравшись к ней ближе, Анна обо всём догадалась. На скуле Виолы чернел кровоподтёк, явно оставленный тяжёлой рукой отчима. О да, мерзкий тип уже успел вернуться обратно в семью, побыть паинькой, сорваться в новый алкогольный марафон и «навести порядок» в доме.

Но, несмотря на навалившиеся проблемы, Вайолет сияла, как горный хрусталь.

Оказалось, она таки скопила достаточную для первого года обучения сумму, подала документы в колледж и теперь с волнением ожидала ответа. Виола не собиралась оповещать домашних до момента отъезда, если всё-таки поступит, но Роб каким-то немыслимым образом прознал о её планах. Вот и пытался теперь всеми правдами и неправдами удержать падчерицу в городе, ведь Вайолет была для него единственной дойной коровой.

И она вцепилась в возможность уехать, как утопающий за соломинку. Анна точно была уверена, что этот шанс подруга не упустит ни за что на свете.

Эмоции в ней плескались настолько сильные, что в машине усидеть для Виолы оказалось задачей невыполнимой, но и в обществе с такой физиономией она показаться не могла. Пришлось ждать прямо под дождём, пританцовывая от нетерпения. Вайолет сразу налетела с новостями, а Анна абсолютно искренне порадовалась за неё, и даже первая раскрыла объятья. Она вообще в последнее время стала проще относиться к телесным контактам. Разумеется, это касалось лишь немногочисленных избранных, но всё же…

За время их поездки небо очистилось — причём, как-то стремительно, но мелкий дождик пока ещё долетал до земли. Солнце уже клонилось к закату, озаряя лесные просторы мягкими оттенками терракоты, а впереди расцвела двойная радуга. Анна точно была уверена, что это добрый знак. В этот момент они как раз проезжали мимо какого-то живописного озера — одного из тех, коими Вашингтон просто изобилировал, — и тогда Виола решилась притормозить у обочины. Спешить всё равно некуда. Не сговариваясь, подруги вышли наружу, чтобы вдоволь полюбоваться великолепием редкого природного явления.

Мокрый гравий вскоре сменился сочной влажной травой, но на промокшую обувь было плевать — настолько обеих поглотила прелесть совместной прогулки. Тишина, нарушаемая лишь шелестом под ногами, чавканьем промокшей почвы да изредка пролетающими позади машинами, казалась как никогда естественной. Нисколько не напрягающей.

Скорое расставание с единственной подругой удручало самую малость, потому что было неизбежным в любом случае. Когда-нибудь Анна закончила бы школу и отправилась учиться дальше. Возможно, устроилась бы в большем городе, где легко затеряться среди толпы и просто жить, отпустив прошлое. Хотя размышления о Шерил порой прорывались вперёд всего прочего, вынуждая подумывать о том, чтобы остаться вместе с нею в Форксе навсегда. Ибо одиночества хорохорившаяся тётка после такого количества времени, проведённого в обществе родного человека, просто не выдержит. Наверное, невыносимо возвращаться в пустой холодный дом, где тебя совсем никто не ждёт. Особенно такой личности, как Шерил.

А ещё голову всё никак не покидали мысли об этом удивительном явлении — запечатлении. И не верилось бы, что дикарь не дурит ей голову всякими сказочками, если бы только Анна собственными глазами не узрела то, чего существовать в реальности обыкновенного человека ну никак не должно. По всему выходило, что пронырливый гадёныш привязан к ней навсегда. В какой-то момент сей факт — что уж лукавить — вынудил почувствовать себя особенной. Мало того, что вовлечённой в тайну, доступную лишь единицам, так ещё и единственной для самого настоящего оборотня. Но хорошенько поразмыслив, Анна осознала, что одержимость ею — совсем не весело. Это страшно. И мало ли, к чему может привести её отказ или побег. Она была уверена, что гад найдёт её и на краю света.

Выходило, что и Анна к нему привязана не меньше — хочет того или нет.

Вайолет будто почувствовала, о чём она думает, заполнив благодатную тишину темой, которой касаться сейчас хотелось меньше всего:

— Твой индеец мне проходу не давал всю неделю.

— Он не мой! — искренне возмутилась Анна.

Оговорка или нет?

— Ну это пока. Этот своего добьётся, поверь… Знаешь, не такая уж он и скотина, — протянула Вайолет задумчиво. — И общаться, оказывается, нормально умеет. Он же сохнет по тебе — это уже все заметили, кто видел вас вместе. И ещё красивый, гад, как языческое божество — не меньше, — томно вздохнула она.

Чёрт возьми, что тут происходило, пока её не было? Неужели предприимчивый негодяй решил переманить на свою сторону всех её близких?! Анна раскраснелась.

— Поверить не могу, что слышу это от тебя. Ладно Шерил — она ничего не знает о нашем с ним знакомстве. Но ты-то?..

— Ты ведь сама говорила, что он попросил прощения. Он бегает за тобой, как приворожённый. Это тебе не… Не знаю… Не гордец Дарси, вот! — нашлась Вайолет.

Надо же, как защищает мерзавца! Нет, успел же очаровать подругу всего-то за неделю!

Ну га-а-а-д.

— Нет, — с жаром заспорила Анна. — Он не прощения попросил, а извинился. Это немного разные вещи. Просят прощения от всей души, а извиняются свысока. И конечно, он не Дарси. До Дарси дикарю, как пешком до луны!

Тут она лукавила. Анна прекрасно знала, что он был искренен с первой весенней встречи, но признать это перед кем-то не позволяли не только принципы и упрямство, но и уровень засекреченности правды.

— А вот и нет. Мистер Индюк твой ненаглядный уж точно не имеет таких мускулов, а ещё совершенно не хозяйственный. Уверена, что он бы ни одного гвоздя вбить не смог. Отбил бы себе палец молотком уже при первом ударе!

— Зато твой непревзойдённый Рочестер уронил бы молоток себе на ногу аж на втором гвозде!

Они переглянулись и неожиданно расхохотались. Взаимные подколки редкостью не были, к тому же вполне могли свести на нет любой конфликт.

— Серьёзно, что-то в нём есть, — чуть отдышавшись, продолжила напирать Виола. — Ты бы дала парню шанс. Что-то мне подсказывает, что он преданный, как никто другой. И порядочный. И вредных привычек не имеет. Разве это не самое важное? Гленн, например, хорош в искусстве трепать языком, а на деле?..

— Только не говори, что он и тебя охмурил. Только не тебя, сваха ты моя ненаглядная. Только не тебя!

Вайолет вновь рассмеялась.

— Он, кстати, пытался выспросить у меня, когда ты приедешь… Да не смотри ты так на меня, не сдала я тебя! Иначе бы твой дикарь точно увязался за мной сегодня — и к гадалке не ходи.

Анна лёгонько двинула подругу локтем в бок, но возмутилась в этот раз уже не так искренне:

— Да не мой он.

* * *

Лёжа в уютной постели, она перекатывала имя негодяя на языке. Такое глухое и ёмкое… Ему подходит. Поначалу Анна полагала, что его имя непременно обязано было быть рычащим и несколько грубым в произношении, но теперь понимала, как сильно заблуждалась. Коварный, хитрый, расчётливый, бестактный, знающий себе цену. Умеющий отыграть способную принести моральную выгоду роль, при этом не скатившись в откровенное лицемерие. А ещё — дикий и необузданный. Пол. Однозначно Пол.

Даже от мысленного произношения комбинации трёх простых букв изнутри поднималось волнение. Наверное, она и вправду не сможет произнести это вслух. Тем более, при нём…

Стоп. А зачем? Подсознание снова всё решило без участия своей хозяйки? И что насчёт её имени?

Она чувствовала, что Анна — нарочито безразличная, холодная, неприступная, несчастная, как и способная безропотно терпеть побои, а потом перерезать собственные вены кривым куском зеркала — себя изжила. Она изменилась, и глупо это отрицать. Быть может, пришло время сменить и имя тоже? Энн из уст тётушки не звучало как-то инородно и противно. Скорее, уже привычно. И даже захотелось услышать более мягкий вариант строгого «Анна» голосами Вайолет и Ядвиги…

Она так удобно устроилась под тёплым одеялом, что стук в окно вынудил отреагировать особо остро. От ужаса перехватило дыхание. Анна резво соскочила с кровати и тихонько выглянула из-за шторы наружу, приготовившись увидеть по ту сторону новёхонького стекла с пару десятков багровых и непременно светящихся в темноте глаз кровососов, заявившихся мстить за свою подругу. Но нарушителем спокойствия оказался кое-кто похуже.

Дикарь влез на второй этаж по разросшемуся одревесневшему плющу, словно чёртова белочка, и теперь жестом приказывал ей впустить его внутрь. От растерянности Анна на автомате повернула оконную ручку, чем гад тут же воспользовался, быстренько пронырнув к ней в комнату.

И тут же навалилось осознание того, что она только что натворила. Он был зол. И раздражён — это Анна видела даже в полутьме. Вряд ли теперь у неё получится выгнать незваного гостя до тех пор, пока он сам не пожелает уйти.

За стенкой похрапывала тётя, явившаяся домой всего полчаса назад, расцеловавшая её в обе щеки и тут же отправившаяся на боковую. По правде сказать, Шерил, после внеплановой и тяжёлой смены похожую на зомби, не разбудил бы и звук реактивного самолёта, но всё же Анна опасалась повышать голос. Пришлось яростно шипеть, за возмущением пряча нарастающую панику:

— Ну знаешь!.. Твоя наглость не знает границ! Вали из моей комнаты! Как ты вообще посмел сюда заявиться посреди ночи?! Приличные люди так не…

— Да тише ты, злючка, — перебил мерзавец. — Это я должен злиться, вообще-то. Ты почему не предупредила об отъезде? Представляешь хоть, как сильно я переживал?!

На совесть давит, гад. Ну ничего, так же просто, как тётка и подруга, она не дастся!

— Потому что я свободный человек! Сто раз уже повторяла, что ничего тебе не должна. Пора бы зарубить это себе на носу!

— Да что ты? Свободный человек, значит. Уверена? — он схватил её за талию и легко приподнял над полом так, чтобы оказаться с Анной лицом к лицу. — Нет уж. В этом котле мы будем вариться вместе, милая. И если уж ты смеешь сомневаться в воле высших сил, то я возьму всё в свои руки.

Беспорядочно дёргая ногами в воздухе, она попыталась возразить:

— А Эмили говорила, что…

— А ты поменьше подслушивай, — перебил негодяй, даже не шелохнувшись от её телодвижений. — Думаешь, Сэм дал бы ей выбор? Нет. Не дал бы. Он бы преследовал её до тех пор, пока она не уступит. Нравится тебе это или нет, но ты — моя. И только тебе решать, быть счастливой, как Эмили, или несчастной, как какая-нибудь мученица из высокодуховной поэмы. Потому что покоя от меня тебе не-ви-дать, — по слогам произнёс он последние слова.

— Отпусти и вали отсюда! — Анна ещё сильнее заметалась. Футболка в районе поясницы чуть задралась, и теперь грубые ладони дикаря болезненно тёрлись о нежную кожу. Да уж, ссадины и синяки обеспечены.

— Конечно. Бегу и спотыкаюсь.

— Пошёл в задницу! Ты мне никто, не имеешь права меня трогать. Пусти, а то закричу!

— У-у-у. А леди-то — не такая уж и леди? Знаешь, я думал тебя наказать, как следует, но ничего дельного в голову не пришло. Может, поможешь придумать способ?

— Я тебя сейчас сама накажу! — она замахнулась правой ногой, целясь в самое уязвимое место всех мужчин.

Дикарь же в этот раз ловко увернулся. Поставил её обратно на пол, но тут же схватил за плечи и подтолкнул всем телом в сторону кровати. Анна споткнулась на ровном месте — буквально в полушаге от спального места, — совершенно не грациозно завалившись на спину и случайно потянув за собой гада. Слава богу, он успел выставить свои загребущие конечности вперёд, удержав нехилый вес на руках, иначе бы точно раздавил её. И такая смерть вряд ли была бы безболезненной.

А негодяй навис над ней, молча изучая её лицо. Анна не видела в потёмках, но ясно ощущала этот задумчивый взгляд. Боясь пошевелиться, чтобы не спровоцировать мерзавца на какие-нибудь глупости, она просто ожидала его дальнейших действий, приготовившись вырываться изо всех сил и орать во всю глотку, призывая на помощь Шерил.

— Соболезную, кстати, — неожиданно и… ну не совсем искренне выразил он слова поддержки. — Тот человек был тебе дорог?

— И да, и нет. Я знала его совсем мало. Но он… хорошо ко мне относился.

— То есть, влюблена в него ты не была?

Анна закашлялась. Наверное, это было несколько цинично в сложившейся ситуации, но возникла дерущая глотку потребность рассмеяться. Сдержаться вышло с трудом.

— Ревнуешь к мертвецам? Попахивает расстройством психики. Тебе бы подлечить голову, — не без ехидцы прошептала она. — Хорошо, что я здорова. Потому что не склонна влюбляться в семидесятилетних стариков!

Последнее Анна добавлять вообще-то не планировала. Оно как-то само собой вырвалось. И хорошо, что из-за темноты можно со спокойной совестью отрицать пресловутое полыхание щёк…

— Поехали на пляж, — предложил гад, отмолчавшись с полминуты.

А у неё отвисла челюсть. Во-первых, это действительно было странно с его стороны — не воспользоваться ситуацией в своих целях. И забыть о чёртовом наказании. Во-вторых, на улице стояла глубокая ночь, а ночные прогулки вдали от дома до этой минуты казались чем-то запретным и недоступным.

— Что, прямо сейчас?

— Да.

— Ты ненормальный.

Негодяй усмехнулся, отталкиваясь от кровати и поднимаясь на ноги.

— Ты тоже не образец нормальности, знаешь ли, — с этими словами он подал ей руку, которую Анна тут же приняла.

Чисто машинально, конечно же!

* * *

Июль перевалил за середину, и время, проведённое в Форксе после возвращения домой, было чудесным. Да, Анна целиком и полностью приняла тот факт, что отныне её дом здесь — среди извечной стены дождя за окном, свисающих со старинных дубов и елей лишайников да вездесущего мха, диких горных рек, множества местных тайн и загадок. А ещё — крепко подсевшей на её заботу тётушки Шерил, дорогой Вайолет, и — как ни странно — проклятущего дикаря.

Не стоило и пытаться отрицать очевидное: сердце её навеки отдано этому удивительно меланхоличному, и вместе с тем пробуждающему душу от коматоза месту.

Законная свобода действий после гибели вампирши оказалась вновь доступна, чем Анна пользовалась со всем размахом. С Вайолет они старались как можно больше времени проводить вместе, ведь предстояла долгая разлука. Виола дневала у неё в комнате, стараясь, впрочем, не заявляться слишком рано, несмотря на все уговоры и Анны, и Шерил. Последняя, знавшая о непростой ситуации своей извечной пациентки, совершенно искренне предлагала и вовсе переехать к ним жить хотя бы до начала учебного семестра, однако на ночь подруга всё так же возвращалась в ненавистное для неё место. Самодостаточность не позволяла Вайолет пользоваться добротой даже самых близких людей, и Анна её прекрасно понимала. Она и сама была такой. Бескорыстной до безобразия.

Правда, принять решение Виолы ей оказалось не под силу. Да и по-дружески ли это?

Вдвоём они частенько выбирались куда-нибудь на прогулку — то в лес, то в Ла Пуш, то к ближайшим достопримечательностям, вроде парка Олимпик. А во второй половине дня неизменно готовились к учебному году, попутно готовя ужин на четверых в кухне Шерил. В том числе и на дикаря, который уже просто разбаловал их свежей дичью и вкуснейшей озёрной рыбой.

А уж сколько раз тётушка нахваливала коварного мерзавца, нарекая того настоящим мужчиной, добытчиком и вообще мечтой всех дам возрастом от трёх до ста — не сосчитать. Тот лишь довольно скалился на игривые комплименты и едва ли не щурился от удовольствия, как кот, при этом на пару с её тёткой бросая многозначительные взгляды на Анну. Смотри, мол, какой настоящий мужчина-мечта на тебя внимание обратил.

Он не уставал захаживать в гости ежедневно. Дикарь явно ревновал её к подруге, хотя и старался этого не показывать. Но не всегда удачно. Тем не менее, он действительно не то что терпимо, а даже дружески относился к Вайолет. И Анна прекрасно понимала, почему: чтобы угодить ей, прежде всего. Хотя, надо отдать негодяю должное, он не лицемерил. Он в принципе никогда не опускался до подобного. Не будь Виола ему по душе — гад бы не стал переступать через себя. Возможно, просто игнорировал бы её, а может быть и попытался их рассорить, кто знает.

И если дни целиком и полностью принадлежали Виоле, то ночами Анна неизменно просила дикаря свозить её на пляж — полюбоваться чрезвычайно редким здесь явлением, представляющим собою всего-то пляшущие лунные блики на чёрной-чёрной воде. Мглистый океан очаровал её с первого раза, подсадив на себя, как на наркотик. При дневном свете он взращивал самое светлое в душе, а в тёмное время суток обнажал скрытые грани личности. Поначалу было непросто переступать через гордость, обращаясь к гаду с просьбой. Но со временем она привыкла.

…Первая в жизни ночная вылазка в Ла Пуш выдалась особенной. Помнится, в тот раз Анна выставила наглеца за дверь… Вернее, за окно. Дикарь не стал спорить. Он легко и тихо спрыгнул на землю, мягко приземлившись, как будто лазил по чужим комнатам всю жизнь. Анна бы на его месте точно переломала себе обе ноги, а может быть даже и шею, ведь спроектирован дом был так, что второй этаж находился достаточно высоко.

Она быстро переоделась, больше не позволив себе совершить недавнюю ошибку, толкнувшую к согревающей груди гада… Захватить куртку Анна не забыла. Входная дверь теперь, с подачи новоявленного любимчика Шерил, открывалась тихо, поэтому труда выбраться на улицу, не потревожив тёткин сон, не составило.

Дикарь оставил ревущий, словно огромный зверь, драндулет довольно далеко — видимо, так же опасался быть обнаруженным. И зря. Разлюбезная тётушка с удовольствием примерила на себя роль свахи, поэтому скорее всего сама бы подтолкнула Анну в объятия мерзавца, без зазрения совести отправив их двоих на все четыре стороны хоть на целую неделю. Оттого ещё меньше хотелось, чтобы Шерил узнала об их совместных с гадом ночных похождениях, ибо дополнительных шуточек и намёков гордость Анны бы точно не пережила.

Всю дорогу негодяй отчего-то загадочно молчал, и после тоже не был особо разговорчив. Неужто и впрямь решил взяться за обуздание своего дрянного характера? Испугался, небось, что Анна его не примет. А какому адекватному человеку понравится держать избранника рядом с собой насильно?..

Они бродили по пляжу полночи, обдуваемые солёным ветром, и каждый думал о своём. Океан отгораживал ото всех насыщенных событий — и это было так вовремя, так приятно, что и усталость после перелёта испарилась. И даже в сон не клонило нисколечко.

Ни ветровка, ни шерстяной свитер таки не спасли. Анна замёрзла, но виду подавать не спешила — во-первых, она не успела насытиться шумом волн, что почти доставали до ступней, когда набегали на берег. Возвращаться было рано. А во-вторых — попросту боялась реакции своего спутника. Наверняка тот бы сразу её обнял, а она разомлела в тепле чужих рук, словно какая-то легкомысленная и доступная простушка. В общем, как в последнюю перед отъездом в Польшу встречу с мерзавцем.

Но оказалось, что он заметил её дрожь. Просто выжидал, когда же Анна проявит инициативу и сама попросится к нему под тёплое крылышко. Разумеется, надолго его терпения не хватило:

— Замёрзла? — не без фирменной издёвки спросил гад, своим тоном выдавая себя с потрохами.

— Да. То есть, нет. Возможно.

Боже, что она несёт? От неожиданности Анна запуталась в показаниях, невольно раскрыв правду. Надо же. Два сапога — пара.

— Ну так попроси.

— О чём? — она подозрительно покосилась на едва различимый в темноте силуэт.

— Согреть тебя.

Мало ей унижений. Ладно, она поняла, что таким образом негодяй хочет её приручить, точно дикого зверёнка, и приучить к себе, но, право, неужели он действительно думал, что Анна в здравом уме поддастся на эти манипуляции? Стало даже немного обидно.

— Иди ты к чёрту! — в сердцах бросила она разочарованно.

— Вот упрямая, — с этими словами дикарь как-то чересчур грубо обхватил её руками. Видимо, он был раздражён из-за очередного протеста. Гад уже привычно вдохнул запах её волос, пощекотав макушку дыханием, и произнёс немного пугающую речь: — Преданней и лучше меня у тебя всё равно никого не будет. Я мог бы позволить тебе убедиться в этом самостоятельно, но — вот незадача! — никак не могу представить тебя с другим, представляешь? Сразу просыпается жажда убивать.

Ей показалось, или в его голосе действительно проскользнуло предупреждение? Будто она собиралась быть с кем-то другим. Она и дикаря-то в своё пространство впускать не планировала. Ещё год назад Анна была уверена, что проживёт остаток жизни в одиночестве, ведь после всего пережитого идти на риск напороться на очередного безумца было бы самым настоящим безумием. Такой вот каламбур.

Она так и не нашлась, чем ответить на откровение. Дикарь в ту ночь тоже больше не проронил ни слова…

И всё же, несмотря на то, что своими речами и поступками он постоянно вынуждал Анну то краснеть, то бледнеть, она не отказалась от вылазок в Ла Пуш. Честно говоря, из-за насыщенности будней она не высыпалась абсолютно, с трудом выделяя на сон не более пяти часов в сутки. Не хотелось проспать единственное относительно тёплое для Вашингтона время года.

Никакая одежда не грела совершенно. Как бы тщательно Анна ни готовилась к прогулкам под луной, — хотя чаще всё-таки под тучами, — надевая под куртку иной раз по два свитера и прихватывая из дому неизменный термос с горячим чаем — она замерзала. Сырость, прибрежный ночной ветер и склонность к мерзлявости не способствовали долгосрочному сохранению внутреннего тепла. А ещё, одна и та же температура воздуха в черте города и у воды ощущалась по-разному. Иногда гад сжаливался над нею и разводил костёр, рядом с которым они могли просидеть до самого рассвета, вслушиваясь в треск поленьев, рокот волн и возню ночных зверьков в густых зарослях позади. Но чаще всего мерзавец бессовестно пользовался возможностью прилипнуть к ней под видом заботы. То хворост у него оказывался слишком влажным, то зажигалка забывалась дома… Господи, да изворотливый гад особо и не скрывал, что нагло лжёт! Даже дети знали: большинство индейцев способны развести костёр почти в любых условиях.

Но хитрость дикаря давала плоды. В какой-то момент Анна поймала себя на предательской мысли, что огонь греет не столь хорошо, как твёрдое тело и руки, обнимающие крепко-крепко. И каждый раз всё шло по одному и тому же сценарию — она отнекивалась, отмахивалась, бранилась и даже дралась, но в итоге оказывалась прижатой к его груди. Клятвенно заверяя и себя, и дикаря, что больше этого никогда не повторится. Но оно повторялось.

А ещё рядом с ним было совсем не страшно, несмотря на зловещую тьму, лишь изредка изгоняемую лунным светом. Анна точно знала, что в случае чего негодяй обязательно её защитит. Даже ценой собственной жизни. Только вот попробуй отбери эту самую жизнь у такого здоровяка, ко всему прочему способного обращаться в исполинского, мать его, волка.

Он всё реже дразнился, но было слишком очевидно, что гад сдерживается изо всех сил. Иногда он таки шёл на поводу у своих извращённых потребностей в её отпоре, однако делал это как-то мягко. Уж точно не так, как в самый первый раз.

Чаще всего они просто молчали, но порой — что странно — вполне мирно общались. Негодяй настолько искусно выводил её на откровения, заставляя делиться подробностями о себе, что Анна замечала это, когда уже было поздно что-то менять. Единственная тема, которой он пока не касался — её лжеотец. Но однажды гад точно доберётся и до него. Как и обещал. И она уже совсем не уверена, что сумеет сдержать себя и отмолчаться.

Она честно пыталась постичь секрет его тонких психологических манипуляций, но не могла. Сколько ни анализировала. Единственным объяснением могло быть только желание самой Анны говорить с дикарём. А вот в это она верить отказывалась категорически, отрицая до последнего.

Сегодняшняя ночь выдалась особенной. Старый месяц блистал во всю мощь, проложив световую дорожку по водному пространству. На дне подсознания копошилось некое предчувствие, зато красующийся в руках довольно милый букетик отвлекал от концентрации на этом нечто. Невиданные доселе цветы довольно редкой в природе голубой окраски — без примеси фиолетового — совсем не пахли, но выглядели настолько прелестно, что взор то и дело возвращался к ним. Кажется, Анне впервые было приятно получить внимание такого рода. Вспоминая о намерении бросить первым в жизни букетом от поклонника — ах, как же давно это было — будто десять лет назад! — ему же в лицо, она так глубоко задумалась о своём непостоянстве, что не заметила, как произнесла вслух едва ли не признание поражения:

— Вечно я проигрываю.

Анна сразу осеклась, но было поздно. Дикарь отвлёкся от бессмысленного занятия — ворошения кривой палкой углей в догорающем костре. С помощью интуиции ли, звериным ли чутьём, но он сразу понял, о чём речь. И взглянул на неё так, словно она сморозила дичайшую глупость.

— Тебе кажется, — ответил гад серьёзным тоном. — На самом деле единственный проигравший здесь только я.

Наверное, он о запечатлении… Да уж. Отчасти, и его понять можно. Кому понравится быть привязанным к кому-то до самого исхода, не имея права выбора? Поступила бы Анна иначе, окажись на его месте? Вряд ли. Да она бы ещё назойливее преследовала, не давала проходу и навязывала заботу. Извращённая одержимость близкими совсем не чужда ей.

Дикарь не собирался более мириться с тишиной, раз уж Анна сама нарушила молчание.

— Почему ты до сих пор не называешь меня по имени? — обратился он к ней вновь. — Из принципа или просто боишься?

— Боюсь?..

— Боишься принять меня. Думаешь, перестанешь себя уважать из-за этого?

Ловко. Проницательно. Ох и врал он насчёт отсутствия дара телепатии, ох и врал! Анна и не сомневалась, что дикарь уже всё знает. Просто жаждет услышать подтверждение своих догадок от неё лично.

— Для тебя так важно услышать своё имя от меня? — ответила она вопросом на вопрос.

Мерзавец немного помолчал, наверняка подыскивая правильные слова, и задал очередной провокационный вопрос, внимательно следя за выражением её лица:

— Если скажу, что важнее всего прочего — не произнесёшь его ещё лет сто?

Анна долго обдумывала ответ. Обрывки доводов ещё не успели сплестись в единую мысль, как их разогнало противное пиликанье. Мобильник в кармане ветровки возопил на весь пляж, разрушая таинственность ночи и резко возвращая в реальность.

На дисплее высветился уже знакомый номер приёмной форксовской клиники, а часы показывали почти полночь. Шерил дежурила сегодня, поэтому обнаружить пропажу племянницы физически не могла. Нехотя Анна приняла вызов, на всякий случай пытаясь выдумать весомую причину своего отсутствия.

— Энн… — из динамика раздался бесцветный голос тёти. — Звоню на домашний — ты трубку не берёшь. Ты не дома? В общем, неважно. Даже не знаю, как тебе сказать…

Сердце заколотилось в грудной клетке, а под языком закололо. Нехорошее предчувствие вернулось, усиленное десятикратно. Как она сразу не подумала, что тётка абсолютно точно не стала бы беспокоить её почём зря?

— Шерил, — от нервного напряжения рявкнула Анна довольно грубо. — Не томи, что случилось?!

— Вайолет… Она сейчас в реанимации. Привезли на скорой часа два назад. Я сама только узнала.

Мир закружился перед глазами, уши заложило от прилившей к голове крови. Виктория… Проклятие… Не может быть. Или может? Неужели это всё-таки проклятие? А если нет — то что тогда? Божья кара за все ядовитые мысли? Она грезила смертью Михала так отчаянно, что в итоге желание сбылось. Может быть, пришло время расплаты? Но почему из-за её грехов должны страдать невиновные? Ведь это несправедливо…

— …Энн? Ты меня слышишь?

Кажется, она умудрилась что-то пропустить, не по своей воле отключившись от реальности.

— Да, — еле выдавила Анна одно-единственное слово сквозь онемевшие губы.

— Она… Приходи скорее, Энн.

Моментально отяжелевший как минимум в тысячу раз телефон выскользнул из руки. И плевать, что он так и остался где-то в песке. Дикарь уже тянул её в сторону машины, вынуждая быстро перебирать заплетающимися ногами. Волчий слух… Разумеется, он расслышал всё сказанное Шерил очень хорошо.

Дорога до больницы заняла вечность — не меньше. По крайней мере, Анне казалось именно так. Она нетерпеливо ёрзала на пассажирском сиденье, пока её спутник выжимал педаль газа на максимум, но, к сожалению, возможности слишком старого для подобных подвигов авто были ограничены.

Складывалось ощущение, что чем ближе они подъезжают к клинике, тем сильнее замедляются. Скорее всего, это было лишь иллюзией. Но если бы не заевший вновь замок — Анна бы выскочила наружу прямо на ходу.

Как только негодяй припарковался и помог ей открыть дверь, она тут же что есть мочи метнулась ко входу в больницу. Тётя уже поджидала Анну внутри, о чём-то переговариваясь с дежурной за стойкой. Шерил заметила её сразу, бросившись навстречу.

— С ней ещё работают, тебя пока не пустят. Крепись, Энн, — кивнула тётушка.

— Что произошло?

Язык плохо слушался, и короткий вопрос вышел каким-то шепелявым, глухим.

— Авария. Машина всмятку, водитель погиб на месте. Это был тот паренёк, что увивался за Вил. Такой… Светленький, высокий.

— Гленн…

— Точно, Гленн. Бедняга даже не успел ничего почувствовать.

Чёрт возьми, как такое вообще могло произойти? Почему Виола села с ним в одну машину? За что Анна была особенно благодарна тёте — так это за донесение сути без излишеств.

— Некоторые травмы у Вил явно были получены не в аварии, — продолжила Шерил, понизив голос на несколько тонов. — Её избили перед этим. И сильно. Гленн ещё и пьян был — я лично почувствовала перегар, когда привезли его тело…

— Это не он, — перебила Анна.

— Что «не он»?

— Избил. Гленн любил её. Я точно знаю. Это Роб… Вот курва! — в сердцах бросила она. — Мне надо поговорить с шерифом.

Анна заметалась взглядом по приёмной, выискивая человека в полицейской форме. Её просто трясло от ненависти к мерзкому пропойце, коего однажды она имела несчастье лицезреть издалека, и страха за девушку, ставшую ей почти сестрой.

— Энн, ты сейчас не в себе. Твои глаза…

…налившиеся кровью от бешенства. О да, Анна и сама это знает.

— Шерил, — перебила она. — Мне сейчас глубоко насрать, какие у меня глаза. Шериф здесь?

Тётка поджала губы от неожиданности — таких изречений от племянницы она прежде не слышала. Наверное, и не готова была услышать когда-либо. Но ответила чётко и по существу, быстро возвратив самообладание:

— Да. Заполняет протокол в кабинете главврача. Он хотел с тобой побеседовать.

Плевать на последствия. Она сделает всё, чтобы засадить эту жирную падаль — Роба — за решётку. Если надо — подставит его, оболжёт. Пойдёт на любую подлость. Это дело принципа. И вторая из главных целей на ближайшее время.

Первая заключалась в том, чтобы не сойти с ума от ожидания…

Шериф Свон довольно мягко расспросил Анну обо всём, что ей известно. Неформально, разумеется, ибо делать это без присутствия официального опекуна — Ядвиги — не имел никакого права. Зато в качестве благодарности за сотрудничество ответил также и на её вопросы, пойдя на ещё одно нарушение — разглашение подробностей происшествия. Видимо, Анна выглядела слишком жалко, чтобы ей отказать.

Перед тем, как впасть в небытие, Вайолет успела кое-что рассказать. Отчим избил её, и на сей раз довольно серьёзно. Она с трудом сумела вырваться из лап Роба и выбежать из дома. Так получилось, что именно в этот момент к ней решил заехать подвыпивший Гленн. Наверняка тот хотел в очередной раз выяснить отношения, но заметив, в каком состоянии находится Виола, тут же посадил её в машину и повёз в больницу. Однако, далеко они не уехали — машину каким-то образом занесло на абсолютно сухой дороге, и Гленн попросту не сумел вырулить в нетрезвом состоянии, да ещё и в потёмках. Он на всей скорости въехал в дерево, и удар был такой силы, что машину сложило пополам, а сам водитель вылетел из лобового окна, приземлившись бог знает где уже мёртвым. Относительно ему повезло — он не мучился перед смертью, к тому же доза алкоголя наверняка притупила боль, если таковая и имела место быть. Впрочем, жалости к веснушчатому глуповатому увальню Гленну Митчеллу, отказавшемуся от любых шансов на нормальную жизнь, не возникло. Анну беспокоила только Вайолет.

Последней повезло гораздо больше. Как в такой аварии она могла практически не пострадать — не считая уже полученных до этого увечий — не понимал никто из медперсонала. Наверное, Виола попросту родилась в рубашке. И несмотря на невероятнейшую удачу, она сейчас лежала при смерти благодаря другому человеку, которому бы тоже не помешало валяться в морге вместе с докучавшим подруге человеком. Либо вместо него.

Дикарь не покидал её ни на миг, тенью следуя за Анной везде и всюду. Гад вёл себя настолько тихо, что она даже успела о нём позабыть, пока тот не напомнил о себе, присев рядом с нею в коридоре и взяв за руку. Этот жест поддержки оказался очень кстати — стало чуть легче. Как ни странно, ещё год назад ненавидевшая любые прикосновения Анна нуждалась сейчас в телесном контакте с кем-то живым и желательно не чужим. Мягкие поглаживания тыльной стороны ладони понемногу расслабляли, почти вводя в транс.

Время тянулось необычайно медленно, словно специально издеваясь. Спустя долгие часы ожидания к ним тихонько подошла Шерил.

— Энн, — шепнула она, кивком поманив Анну за собой. — Идём, проведу тебя к ней. Только тихо.

Мертвенно бледная Вайолет лежала без сознания, укрытая белой простынёй. Даже движение её грудной клетки можно было заметить только тщательно приглядевшись. Лишь писк приборов выдавал истинное положение дел — Виола пока ещё была жива.

Шерил не вдавалась в подробности, но предупредила, что из-за тяжёлой травмы головы Вайолет находится на грани смерти. И выживет ли она — пока не ясно.

Вообще-то, Анна уже точно решила для себя, что остаётся здесь, в США, поэтому стоило задуматься о дальнейшей учёбе и профессии. Но ничего в душе не откликалось, только любые упоминания о юриспруденции вызывали рвотный рефлекс — сразу вспоминался одетый с иголочки Михал с его патологической жестокостью.

Куда уж там думать о будущем, если её буквально швырнули в свободу, которая хоть и была желанна, но вызывала дикую растерянность.

И если до этого момента Анна совершенно не знала, кем хочет быть, то здесь и сейчас поняла: станет врачом. Реаниматологом или хирургом. Отдаст таким образом дань памяти матери и уважит её семью. Но самое главное — больше никогда не испытает бессилия, какое ощущала стоя над бессознательной Вайолет.

Как подруга и предсказывала. Форкс никак не желал её отпускать из цепких лап, чужими руками учинив над нею расправу. Этот город будто отзеркаливал отношение к нему.

Шерил дежурила снаружи у палаты, пока Анна рефлексировала, так и не найдя нужных слов. Да и вряд ли бы Виола её услышала, находясь в забытьи. И одной ногой в могиле.

Вскоре тётушка позвала её на выход, но пообещала потом ещё посещение. Шерил пыталась выпроводить племянницу домой — поспать и набраться сил. Одного взгляда оказалось достаточно для того, чтобы дать понять, насколько тёткино предложение неуместно.

Время до утра растянулось на годы. Анна застыла в кресле для посетителей, пока приобнявший дикарь поглаживал её по скрючившейся спине.

— Это Виктория, — в какой-то момент забормотала она, глядя в стену напротив. — В тот день, когда вы разделались с этой ведьмой, мне снился сон. Снег, она в огне и вы… мёртвые. Все волки мёртвые. Она прокляла меня — пообещала забрать всех, кто мне дорог… И она забирает. Сначала профессор, теперь Виола…

— Глупости, — перебил гад. — Послушай, Анна…

— Не называй меня так больше. Я Энн, ясно?! — яростно прошипела она, вырвавшись из объятий и подняв на дикаря полные слёз глаза. — Энн Хатфилд. Анны больше нет. Она умерла, ясно?

И это было сущей правдой. Анна действительно умерла. Правда, непонятно, когда именно: в лесу ли — наедине с Викторией, в океане или же у гроба Михала? Особой разницы и нет. Главное, что она поняла и приняла это в один миг.

— Тише, тише. Я понял. Ты — Энн. Договорились.

Мерзавец обхватил её лицо руками, надёжно фиксируя на месте. И нежно провёл большими пальцами по щекам, собирая жидкость, что до пощипывания раздражала чуть обветренную кожу. Дождался осмысленного ответного взгляда, после тихо, но уверенно заговорив:

— Послушай меня. Никакого проклятья нет и быть не может, потому что Виктория была просто кровосоской. Никаких ведьм не существует. Это сказки. Всё, что произошло с Вайолет и тем твоим другом — просто совпадение. А её влияние на тебя… Этому может научиться любой вампир. Это не магия, а своего рода гипноз. Просто гипноз, и ничего больше.

Он так сильно верил в сказанное собою же, что заразил этой верой и её. Дикарь прижал голову Анны обратно к своей тёплой груди.

— Просто гипноз, — повторяла она за ним, как мантру. — Просто гипноз…

* * *

Следующая неделя стала сущим кошмаром, а все события запоминались рваными обрывками. Ничего страшнее и муторнее ожидания не существовало во всей Вселенной. Жизнь превратилась в пытку.

К Вайолет не пускали никого, кроме близких родственников, что означало лишь одно: никто её не навестит. Ведь мать Виолы страдала по арестованному мужу, дневая и ночуя возле полицейского участка, что не имело смысла, ибо его под конвоем увезли куда-то на следующий день после происшествия. Об этом позаботились глазастые соседи Вайолет, дав показания не в пользу Роба.

Шерил же, рискуя вылететь из клиники, под покровом ночи проводила Анну к подруге ежедневно.

Виола впала в кому и никак не желала пробуждаться. С каждым днём она становилась всё бледнее, даже прозрачнее, обещая однажды превратиться в призрак, растворившись в воздухе. Либо вылететь в окно, сливаясь с дождём и ветром навеки.

Надежды становилось всё меньше, даже лечащий врач Виолы ходил мрачнее тучи: чтобы коматозник успешно вышел из своего состояния, он должен был восстанавливаться, но Вайолет словно застыла.

Дикарь очень поддерживал Анну на протяжении всех паршивых дней и ночей. Снова спасал. Только благодаря ему она до сих пор продолжала существование, поскольку гад взял на себя ответственность за её жизнь. Заставлял спать, дежуря у кровати, чтобы не сбежала обратно в больницу. Напоминал о необходимости помыться и сменить одежду на свежую, иной раз силком загоняя в ванную. Собственноручно готовил горячую пищу минимум раз в день, хозяйничая в кухне Шерил. До звания мастера кулинарного искусства негодяй, конечно, не дорос, но по крайней мере желудок Анны до сих пор не съел сам себя. И на том спасибо.

И когда резерв её нервов оказался практически исчерпан, гад не выдержал, заговорив после очередного отказа Анны от завтрака:

— Сегодня приведу кое-кого. Шаман сможет ей помочь, — пообещал он, кивнув для убедительности.

Раньше бы Анна не поверила во всякую мистическую чушь, но теперь крепко ухватилась за единственную возможность помочь подруге, лишь уточнив дрожащим от нетерпения голосом:

— А если его не впустят?

— Есть у меня один знакомый доктор… — негодяй отчего-то неприязненно скривился. — Договорюсь с ним, Каллен точно поможет провести Сизое Крыло внутрь.

— Сизое Крыло? Это имя такое, что ли?

— Да. Но ты можешь называть его просто Джо.

В ответ Анна молча кивнула, принимая компромисс. Слишком уж чуждыми для неё были эти индейские прозвища.

— Поедешь со мной или отправишься сторожить подругу? — предложил дикарь, сделав пару шагов в сторону своей машины, когда они вместе вышли из дома.

Перед нею встал воистину тяжёлый выбор. Оставаться одной среди давящих стен больницы, да ещё и наедине с разрушительными мыслями, хотелось меньше всего. Тем более, всё равно к Виоле путь закрыт. Но и оставлять её одну тоже было бы неправильно. Мало ли, что случится, а Анны не окажется рядом. Вдруг Вайолет придёт в себя или?.. Она уже пережила почти все стадии принятия, находясь где-то между депрессией и последним пунктом. Отрицать все возможные варианты исхода бессмысленно. Лучше подготовить себя заранее.

Дикарь всё понял и без слов, кивнув напоследок. Он вообще был не в меру понятливым…

Утро выдалось солнечным. Глаза слипались от бессонницы, а кости ломило от сидения на одном месте. Но своим шатанием по коридорам Анна доконала всех — как медперсонал, так и пациентов. Ещё и её чёрные одежды прибавляли антуража мрачности и без того неприятному месту… Впервые стало не по себе от собственного вида.

Один из санитаров, на которого Анна наткнулась совершенно случайно, так на неё рявкнул, что задрожали колени. Она ни в коем случае не обижалась — было видно, что парень измотан тяжёлой работой до впалых щёк и тёмных синяков под глазами. И всё же больше испытывать чужое терпение не рискнула. И хорошо ещё, что в тот момент дикаря рядом не оказалось. Анна пока ещё ни разу не сталкивалась с его реакцией на такое отношение к её персоне со стороны посторонних, но почему-то была уверена — «обидчик» мог остаться покалеченным. Вряд ли бы такой собственник оставил без внимания любые посягательства на… своё.

Шаман со сморщенной от прожитых лет пергаментоподобной кожей освободился только к вечеру, так что дикарю пришлось гонять в резервацию во второй раз. Джо на всю ночь заперся в палате Виолы, наказав его не беспокоить. Какие ритуалы он там проводил — одному богу известно, но после того, как старик вышел наружу — все жизненные показатели подруги пришли в норму. Доктор Каллен находился в некотором недоумении, потому как упрямая пациентка уже должна была бы участвовать в каком-нибудь забеге, но отчего-то продолжала лежать в бессознательности. Разумеется, доктор преувеличивал, но всё же…

Старый индеец буркнул напоследок, что теперь всё зависит от самой Виолы. Если она не захочет возвращаться из междумирья, то ни один шаман, ни один врач ничего не сможет с этим поделать.

Анна хотела разбудить дикаря, спящего в жутко неудобной позе — откинувшись спиной к стене, — чтобы тот отвёз мистера Джо обратно в резервацию. Но старик приложил указательный палец к сморщенным губам, наказав не беспокоить «мальчика». Только попросил её купить жутко дрянного автоматного кофе, коего она и сама выпила уже литров сто, и оплатить ему такси. Что же, это было недостойной платой за его беспокойство. Она обязательно отблагодарит шамана так, как он того заслуживал. Но чуть позже.

Тихонько пробравшись в палату, Анна прикрыла за собой дверь, внимательно оглядевшись перед этим. Тётушкину репутацию рушить точно не хотелось.

На щеках Вайолет расцвёл вполне здоровый — не лихорадочный — румянец. Её грудная клетка размеренно вздымалась, демонстрируя ровное глубокое дыхание. Надежда в сердце зажглась с новой силой. Оставалось лишь убедить Виолу в том, что её земной путь не просто не окончен, а только начинается.

— Возвращайся, — взяв подругу за руку, мягко попросила Анна. — Ну пожалуйста. Ты не можешь бросить меня. Не можешь плюнуть на свои мечты. Не можешь проиграть ему. Только не теперь. Знаешь, если ты не проснёшься, я подумаю о том, чтобы называть тебя Летти до конца своей жизни. Только представь эту картину, — усмехнулась она, смахнув выступившие слёзы. — Я же всем направо и налево стану рассказывать, что знавала однажды замечательную девушку по имени Летти. А они первым делом непременно будут отвечать: «Какое идиотское имя! Хорошего человека Летти не назовут».

И хотя это были слова самой Виолы, но… Господи, какой же бред она несла. Несусветный. Вместо чего-то действительно важного. Впрочем, это не самое абсурдное, что слышали стены осточертевшего помещения, наполненного навязчивым, противным, но таким успокаивающим писком приборов.

Поцеловав на прощанье подругу в щёку, Анна аккуратно выбралась в коридор.

Дикарь всё ещё спал, а она стояла над ним и безотрывно смотрела на в кои-то веки расслабленное лицо. Извечно искривлённые в усмешке губы, придающие дерзкого выражения его физиономии, вернулись в естественное положение. Насколько же в этот момент гад был уязвим перед нею! Впервые Анна увидела в нём совершенно обычного человека, по сути-то ничем не отличающегося от неё самой. Человека со своими привязанностями, амбициями, мечтами, характером, мировоззрением… По правде сказать, всеми этими нехорошими словами она продолжала называть гада даже не из привычки, а просто потому, что даже мысленно его имя произнести было неловко. Но разве он не доказал, что заслуживает более уважительного отношения? Не отвоевал себе право войти в круг её близких людей? Возможно, всё-таки стоит придумать ему парочку прозвищ помягче. Как-нибудь на досуге…

Будто почувствовав её внимательный взгляд, дикарь проснулся и тут же выпрямился, растирая лицо руками.

— Который час? — разминая затёкшие конечности, поинтересовался он.

— Семь. Поехали в Ла Пуш, — предложила Анна ему безо всяких прелюдий. — Хочу к океану…

Вдоль узкой петляющей трассы, что вела к резервации квилетов, раскинулись густые, непроходимые с виду заросли. Изумрудные ото мха стволы деревьев стремительно и безлико проносились мимо, сливаясь в единое пятно. Солнечный свет окутывал пространство — сама природа благоприятствовала поездке.

Прислонившись виском к прохладному стеклу, Анна пыталась уловить смысл песен, что лились из старенькой магнитолы. Порой баллады прерывал бархатный голос радиоведущего, зачитывающего короткие письма слушателей, и эти моменты отвлекали от бесконтрольного погружения в себя.

Негодяй то и дело косился на неё, постукивая большим пальцем правой руки по рулю в такт музыке. Кажется, он нервничал, словно опасаясь задать интересующий его вопрос.

— Так куда делся Джо? — всё-таки нарушил он молчание, когда они уже подъезжали к пункту назначения.

Говорить не хотелось совершенно, но дикарь имел полное право услышать ответы. Если он не коснётся каких-то запретных тем, конечно.

— Уехал на такси.

— Джо? Старый Джо уехал на такси? И откуда же у него на это деньги взялись, интересно? — гад подозрительно взглянул на неё. — Ты дала?

Анна промолчала. Ей не понравился тон, с которым мерзавец задал последний вопрос. Будто обвинял её в чём-то.

— Никогда больше не давай ему наличных — пропьёт. А ты виноватой останешься. Если хочешь как-то отблагодарить Сизое Перо — купи ему свежих продуктов… И не вздумай дуться на меня.

Что же, может быть дикарь был и прав. Спаивать и без того зависимого от алкоголя человека — отвратительно. Но откуда же она могла знать о слабости Джо, когда вручала ему сумму гораздо большую, чем требуется для оплаты поездки? Ладно, возможно пора учиться признавать свои ошибки и переступать через гордость.

— Хорошо, больше не дам ему денег, — пообещала Анна. — Мне… жаль, что так получилось.

Гад тяжело вздохнул, согласно кивнув.

— А Вайолет как? — продолжил он допрос.

Вот этого момента она боялась больше всего, решив в итоге просто съехать с темы:

— Это… сложно. Она не пришла в себя, но… В общем, Джо лучше объяснит, правда.

Он ещё раз качнул головой, и больше не изрёк ничего. Анна отчего-то ожидала, что вопросы посыпятся, как из рога изобилия, пусть и не раз убеждалась — молчать мерзавец умеет просто отменно. Что же, оно и к лучшему.

С океаном пришлось расстаться на целую неделю, в последний раз слишком спешно убравшись отсюда. Раньше долгая разлука с ним не казалась столь острой — зимой, к примеру, Анна бывала здесь всего несколько раз. Но теперь солоновато-йодовый запах превратился в самую настоящую зависимость.

Трагические обстоятельства вынудили поверить, что это место она увидит очень не скоро. Анна рада была ошибиться. От созерцания плещущихся волн и чаек, плавно скользящих в вышине, с плеч словно свалился тяжкий груз, пускай лишь временно освободив от своего веса. Стоит сесть обратно в машину — и он вернётся, иначе и быть не может. Сколько же ещё дней предстоит мучиться в неизвестности? Возможно, это цинично, но Анна уже и не знала, что хуже — плохие вести или бесконечное ожидание.

Несмотря на палящее солнце, было ветрено. Прохладные потоки воздуха пробирались за пазуху, охлаждая уставшее тело и расслабляя напряжённые мышцы. Даже в голове прояснилось, а мысли наконец-то понемногу приводились в порядок.

Анна ещё не успела проветриться от въевшегося в кожу больничного запаха и хорошенько размять ноги, как раздалось знакомое треньканье буквально шагах в десяти от неё.

Боже правый, да это же её сотовый, о котором она и думать забыла. Надо же, не разрядился, не сломался, да ещё и сам нашёл свою хозяйку… Невероятно! Потрясающее изобретение.

Она дёрнулась на звук, стремительно подбегая к тёмно-серому пятну на песке и падая перед ним на колени. Телефон скромно лежал экраном вниз. Бережно, словно боясь, что тот рассыпется от прикосновений, Анна взяла его в руки, смахнула с корпуса песчинки вместе с мелкими осколками ракушек, и с волнением перевернула…

Пляж, индеец рядом, телефонный звонок и знакомый номер на дисплее… Всё повторялось. Единственная, хотя и достаточно весомая разница заключалась в том, что царил день, и солнце венчало небеса. Словно обещая своими великолепием и незыблемостью благополучный исход любого сегодняшнего события. Анна всеми фибрами ощутила, что приехала не напрасно. Что океан призвал её специально, выманив из осточертевших коридоров лечебницы, дабы вместе с нею порадоваться благой вести.

Наверняка звонила Шерил, ведь она до сих пор не знала об утере мобильника. Да и созваниваться в последние семь… вернее, уже восемь дней необходимости не возникало. От волнения Анна случайно включила громкую связь, и тогда из трубки на всю округу разнёсся возбуждённый тёткин крик:

— Энн, Вайолет очнулась!

* * *

Осень принесла с собою пряные запахи костров и свежей древесины. Люди кругом готовились к пускай и не суровой, но всё же зиме — издали то и дело доносились звуки топора, которым кто-то из соседей почти ежедневно рубил поленья.

Вайолет таки поступила в один из колледжей Сиэтла на экономический факультет, но отправиться на учёбу сумела не без трудностей. Уезжала она ещё достаточно ослабленной, зато невероятно воодушевлённой. Виола умудрилась устроиться на работу в книжный на полсмены уже через пару недель после отъезда. Высокой зарплатой в магазинчике, конечно, не баловали, но по крайней мере она могла сама себя прокормить, и даже немного помочь непутёвой матери.

Анна теперь точно знала, кем хочет стать. Раз уж в семье существовала «врачебная» традиция — она продолжит её. Тем более, после пережитой беспомощности перед лицом смерти, угрожающей забрать близкого человека, такое решение казалось самым правильным за всю жизнь.

И Виола, и Ядвига обещали приехать к Рождеству, так что грядущий праздник действительно обещал стать особенным. Пускай в прошлом году были и ёлка, и подарки, и настоящий рождественский ужин по-американски — с запечённой индейкой и всем таким прочим, — но всё же волшебства не ощущалось совершенно, зато на сей раз Анна пообещала себе оторваться по полной. Она настолько погрузилась в предвкушение, что уже закупилась подарками, и даже собственноручно упаковала их, повязав коробки омерзительно яркими красными бантами.

Волк — как теперь за глаза называла бывшего гада-негодяя-мерзавца Анна — не уставал заботиться о ней. Как и ехидничать время от времени, надёжно скрывая эту свою тёмную сторону от Шерил. Благодаря ему, в доме поселился огромный стеллаж, который индеец смастерил для Анны сам. Оказалось, волчара заметил, что пополняющиеся «запасы» книг она хранит прямо на полу, потому что места на каких-либо поверхностях для них уже попросту не оставалось. Так что практичный подарок пришёлся очень кстати.

В школе Анна так ни с кем и не сдружилась, но от отсутствия компании не страдала совершенно. Ей вполне хватало тётушек, Виолы и Волка. С последним они по-прежнему часто ездили в Ла Пуш, на обратном пути иногда навещая Эмили. И слово, данное самой себе, Анна сдержала, готовясь к походам в гости уже основательней. Ещё дикарь — уж от этого прозвища она не откажется никогда! — скрипя зубами познакомил-таки её с остальными членами стаи, но больше с оборотнями пересечься с тех пор не удалось ни разу. Находясь в компании Анны, треклятый ревнивец всячески избегал с ними встречи.

И поэтому его предложение одним октябрьским вечером, когда волчара проводил её до двери, привело в замешательство:

— У Эмили завтра день рождения… Она приглашает нас обоих. Справлять планирует прямо на пляже, если дождь не помешает. Будет костёр, свежая оленина, танцы, и всё такое. Танцы, конечно, не для тебя, понимаю, но…

Господи, неужели он в кои-то веки решил вывести её в люди? Надо пользоваться возможностью, пока дикарь не передумал. Если не бороться с этим собственничеством — однажды он вообще запрёт её в четырёх стенах.

— Я поеду.

Наверное, она согласилась слишком быстро, потому что Волк взглянул на неё как-то уж слишком подозрительно.

— Отлично, — протянул он, после уже привычно погладив Анну по щеке на прощанье.

Эмили ей импонировала. Дороже Вайолет у неё подруги нет и быть не может, потому что Виола первая. Единственная в своём роде. Она — единомышленник, преданный друг, понимающий с полуслова человек. Однако и закрываться ото всех Анна больше не станет. Добрые приятельские отношения с кем-то из племени ей не помешают. Тем более, находясь среди гордых индейцев, вряд ли наткнёшься на лицемерие или меркантильность.

После сытного ужина она направлялась к себе в комнату, но случайно наткнувшись на своё отражение в огромном зеркале, застыла посреди коридора, остановленная осенившей мыслью: а не пора ли завязывать с затянувшимся трауром? Анна отстрадала своё сполна, но внешне почему-то продолжала изображать скорбь. Впервые в сознательной жизни захотелось надеть что-то хотя бы на пару тонов светлее чёрного. Жизнерадостная и открытая Эмили точно не заслуживала того, чтобы лицезреть удручающие одежды на собственном дне рождения.

Хождение по каким-либо магазинам, кроме книжных, не прельщало Анну, посему пришлось обращаться за помощью к тётке. Размер у них был примерно одинаковым… Возможно, у Шерил найдётся что-нибудь приличное из одежды?

Тётушка просияла, хотя и постаралась скрыть эмоции. Видимо, испугалась, что племянница передумает. Скорее всего, Ядвига узнает о «невероятной» новости уже в ближайшее время… Сговор тёток в последнее время вызывал лишь улыбку. Они были настолько разными, что их зарождающаяся дружба казалась просто нонсенсом.

Покопавшись в недрах старого платяного шкафа, Шерил выудила на свет нечто тёмно-синее. С мелким цветочным принтом. Во всяком случае, ткань выглядела вполне прилично и довольно сдержанно, хотя и на это нужно будет готовить себя морально полночи.

— Вот! — гордо произнесла тётя, развернув ткань. — Любимая вещь твоей мамы! Возможно, оно будет тебе чуть великовато, но мы успеем что-нибудь придумать.

Простое платье с поясом в районе талии выглядело… приемлемо. Длинные рукава, как и прикрытая область декольте, и длина — явно ниже колен — пришлись очень кстати. И яблочная брошка сюда здорово впишется… Решено. Анна наденет его завтра, даже если платье окажется велико. Тем более, под курткой этого всё равно заметно не будет.

Утро наступило слишком быстро. А время до обеда пролетело ещё стремительней. Волк уже ожидал её внизу, развлекая Шерил болтовнёй, а Анна боролась с дискомфортом, в сотый раз стряхнув с приятной на ощупь ткани несуществующие пылинки. Безусловно, к подобным нарядам она обязательно привыкнет со временем, но в этот момент хотелось сдаться и занырнуть в привычную одежду.

Брошь выскользнула из подрагивающих пальцев, когда Анна пыталась прицепить её возле ворота, и закатилась под тумбочку, игриво блеснув напоследок. Пришлось пригибаться до самого пола, чтобы пошарить там рукой в поисках своего единственного украшения. Однако, первым она нащупала кожаный переплёт, принадлежавший её дневнику, который Анна туда запнула в порыве злости на проклятье Виктории. Подняв запылившийся блокнот, она присела на кровать и небрежно пролистала записи.

Строки, написанные мелким острым почерком, быстро проносились перед глазами. Все былые переживания теперь казались бесполезными, абсурдными, и даже пафосными местами. Нисколько не проникновенными. И более не трогающими. Единственное, что не изменилось, — так это желание сжечь это всё к чертям собачьим. Анна решила непременно сделать это прямо сегодня. Даже если город накроет ливнем — она найдёт способ развести огонь и избавиться от балласта прошлого.

Взяв в руку карандаш, она сделала последнюю запись, состоящую лишь из двух слов — Анна Монцевич, — а потом захлопнула ненужный теперь дневник навсегда…

На берегу сияло пламя огромного костра. Квилеты из стаи беспорядочно гоняли по песку мяч, пока их зазнобы поддерживали игроков выкриками и активной жестикуляцией. Эмили с Сэмом ворковали, сидя у огня. Не хватало только Леи с Сетом, коих Анна пока не видела ни разу, да ещё неуловимого Джейкоба Блэка.

Она со смущением вручила имениннице подарок, всерьёз опасаясь, что тот ей не понравится. Но Эмили оказалась совершенно искренне восхищена набором невиданных пряностей со всех уголков мира, подобно тёте Шерил расцеловав её в обе щеки, словно родную, и все сомнения моментально развеялись. К настолько эмоциональной реакции сложно было привыкнуть, особенно когда с самого детства живёшь среди лицемеров. Таких, как абсолютное большинство учащихся форксовской школы. Или коллег Михала.

Вскоре Сэм решил присоединиться к игре, попытавшись прихватить с собой и дикаря, но тот твёрдо отказался. Хотя глаза его загорелись — было заметно, что он совсем не против побеситься с друзьями. Когда вслед за возлюбленным отошла и хозяйка праздника, Анна вполголоса предложила Волку:

— Если хочешь, ты можешь пойти поиграть. А я пока посижу здесь.

— Нет. Позже, — качнул он головой в отрицательном жесте. — Может лучше прогуляемся?

Она с облегчением согласилась. Но вспомнив о до сих пор целом блокноте, добавила:

— Ты иди, а я сейчас догоню.

Волк усмехнулся, бросив взгляд сперва на платье, что выглядывало из расстёгнутой куртки, а затем на ранец, крепко сжатый в её руках. Будто догадывался о задуманном. Так с хитрой улыбочкой он и отправился в сторону огромной древней секвойи, развалившейся посреди пляжа.

Убедившись, что за ней никто не наблюдает, Анна совершенно безжалостно бросила в огонь дневник. Она не усомнилась в своих намерениях ни на секунду, и это радовало. Потому как прошлое имеет свойство держаться за своего носителя, точно паразит. Пламя сразу начало пожирать бумагу, и вскоре от целого отрезка жизни осталась лишь горстка пепла…

Поднимался шторм. Где-то у горизонта огромные тёмные волны становились всё выше и выше, грозя однажды подобраться к берегу. Солнце уже зашло, напоминая о себе блёклыми остатками пурпура, что из последних сил боролся с чёрными грозовыми тучами. Кажется, вдали даже мелькнула молния, хотя возможно Анне это только привиделось.

Она озябла и растирала себя руками в попытках согреться, но Волк не реагировал на скромные призывы, задумавшись о своём.

Позади у костра собрался народ, о чём-то шумно переговариваясь. Время от времени раздавался дружный заразительный хохот, и проигнорировать его, не присоединившись хотя бы улыбкой, было невозможно. Посиделки обещали стать довольно приятными, если только ей дадут тихонько отсидеться где-нибудь в сторонке. Не станут навязчиво втягивать в какие-нибудь забавы. Волк в последнее время относился к Анне с пониманием, и она надеялась на его поддержку и в этот раз.

На протяжении всей неспешной прогулки вспоминались моменты их с дикарём встреч. Ни с того, ни с сего её осенило догадкой настолько очевидной, что даже стало немного стыдно от собственной несообразительности.

— Только сейчас дошло, — поспешила Анна поделиться открытием со своим спутником. — Это же ты следил за моим окном? Как раз после того, как исчез. И почему я только сейчас догадалась об этом…

Он широко улыбнулся, повернувшись к ней лицом.

— А тебе так важно быть в курсе всего, умница, — не спрашивал, но утверждал Волк.

— А что в этом плохого?

— Я и не говорил, что это плохо. Чаще всего самое важное находится в самом скрытом месте — на поверхности.

С этой пусть и не логичной, но чертовски часто доказуемой мирозданием истиной она не могла не согласиться. Очередной взрыв смеха отвлёк от погружения в самоанализ, позволяя вспомнить, что иногда лучше поменьше рассуждать и побольше чувствовать.

— Они так счастливы сейчас, — задумчиво промолвила Анна, засмотревшись на шутливую драку троих индейцев, среди которых точно различила Эмбри с Джаредом.

— Да. Говорят, счастье для каждого своё, но ты только посмотри, насколько они объединены общей радостью. Разве это не удивительно?

Он был сейчас так чуток и искренен… Появилась потребность немедля выразить то, что уже давно вертелось на языке.

— А у меня есть целый рецепт для счастья.

— И каков же он, Энн? — заслонив ей собою обзор, задал главный вопрос Волк. — Каков рецепт твоего счастья?

Она решительно подняла глаза, встречаясь с ним взглядом.

— О, он крайне прост: солёный ветер. Мои Фиалки. И немного твоего тепла… Пол.