Международный инцидент (джен)

Предпраздничное Бюро напоминало разворошенный улей: сотрудники с непривычной активностью сновали по коридорам, таинственно шуршали темными пакетами и вызывали приступы неконтролируемой зависти у несчастных, которым повезло словить предпраздничные дежурства и общаться с гражданами вместо того, чтобы присоединиться к общей кутерьме по нарезанию салатиков.

Ленски дернул запертую дверь лаборатории, на которой уже красовалась внушительная табличка «Обед», и поднялся на свой этаж. Могучий голос Соколова, пусть и приглушенный двумя дверями, Станислав услышал еще в коридоре и приостановился, недоумевая: как это раздача далеко не праздничных напутствий началась без главного участника торжества. В сознании мелькнула смутная надежда, что за выходные кто-то умудрился проштрафиться еще конкретнее, чем он сам, и Ленски тихонько открыл дверь, проскальзывая в кабинет.

— Кто там у него? — Стас кивнул на закрытую дверь начальственного кабинета, из-за которой доносились отдельные особо экспрессивные высказывания.

— Утренняя жалоба. — Шурочка со странным мечтательным выражением лица сидела за своим столом, а перед ней в горшке стоял разлапистый цветок тигриной расцветки. Между мясистыми листьями виднелись рыжие стручки, которые при должном воображении можно было принять за цветы. — Спасибо, кстати.

Ленски моргнул, пытаясь сообразить, за что тут его благодарят, но вовремя заметил рядом с цветком поздравительную открытку.

— С праздником, да. Так что за жалоба?

— На нарушение общественного порядка, — Петрович, по случаю праздника собственноручно занявшийся шинкованием колбасы, выразительно взмахнул тесаком. Последний, если Стас верно помнил, был конфискован у какого-то доморощенного демонолога, полгода провалялся в сейфе вещдоком, а потом каким-то таинственным образом переместился в ящик с кабинетной утварью, потеснив в уголок штопор и пару гнутых вилок.

— Приходит, понимаешь ли, Григорич с утра на работу, а ему дежурный жалобу: получите-распишитесь, что тут ваши эльфы среди бела дня устраивают, — начал Петрович. Рассказывал он всегда неторопливо и обстоятельно, так что Станислав повесил пальто в шкаф, уселся на край стола и приготовился слушать занимательную историю. На слове «эльфы» он резко подобрался и даже перестал тянуться за приглянувшимся кусочком колбасы.

— А что устраивают-то? — мысленно Ленски уже нарисовал позорную ловлю блохи во всех подробностях для непосвященных в тонкости наблюдателей.

— Не знаю, — Петрович философски пожал могучими плечами, — Соколов рассказать не успел: он только этой бумажкой трясти начал, как эльф твой нарисовался. С цветком. Вот. Цветок — здесь, а эльф уже полчаса как в кабинете.

— Да уж, — Станислав поежился и покосился на подозрительный цветок. — А он не?..

— Нормальный, — Петрович дружелюбно махнул тесаком, — я проверил: обычная флора, только что красивая. Подарок, значит.

— … совершенно возмутительно! — воцарившуюся было идиллию прервала распахнувшаяся дверь кабинета. — Ритуалы у них сезонные! В следующий раз хоть иллюзией какой это ваше плодородие прикройте!

Из кабинета с видом несправедливо оболганного, но несломленного героя выплыл Аэламэль, следом, звучно хлопнув дверью, вышел Соколов и уже совершенно спокойно продолжил:

— Все. Будем считать, что разъяснительную работу мы провели, внушение сделали, предупреждение вынесли. Александра, будь добра, завтра докладную напиши на нарушение установленных границ анклавов. И юрист-консула своего привлеки, пусть в кои-то веки делом займется. А то развелось бездельников — по промзонам шляться, виды снимать… Станислав, зайди ко мне.

— Как скажете, Федор Григорьевич! — Шурочка улыбнулась и, проводив выходящее начальство взглядом, выждала мгновение, а потом пристально уставилась на Ленски: — Станислав Михайлович, а вы, ну чисто случайно, не знаете, что там за ритуалы?

Невинная улыбка стажера Курагиной у Стаса прочно проассоциировалась с оскалом голодной пираньи, он мысленно содрогнулся и твердо ответил:

— Понятия не имею. Я во внерабочее время по подведомственной территории с камерами не хожу, — и гордо удалился вслед за Соколовым.

— Стась, ну сколько можно! Ну что опять за самодеятельность! — Стоило Станиславу прикрыть поплотнее дверь, как выяснилось, что нравоучительный запал Соколова на Аэламэле далеко не закончился.

— Федор Григорьевич, да какая самодеятельность?! — как можно достовернее изобразил праведное негодование Ленски.

— Вот так управе это и будешь объяснять, — Соколов одобрительно кивнул, но тут же нахмурился, — а мне тут нечего партизанщину разыгрывать. Спелись на мою голову… один ничего не знает, у другого весенний цикл ритуалов. В честь Международного праздника весны.

— А что управе объяснять, если не было ничего? — Станислав понял, что насчет блохи Аэламэль не проговорился и тут же успокоился: во всех остаточных следах, что над промзоной висели, разобраться и команда из столицы не смогла бы, особенно если не знать, что искать надо.

— Совсем-совсем не было, даже если хорошо поискать?

— Не было.

— Ладно, свободен, — Соколов вздохнул и возвел глаза к висящему над столом гербу. — Господи, вот за какие грехи я с ними, разгильдяями, мучаюсь-то? Но хоть следы зачищать научились — и то благо.