Бегущий за Солнцем (джен)

Из глубин узкого полуразрушенного коридора веяло чем-то неспокойным. Вместо потолка над головой нависло ночное небо, но звёзды вместо того, чтобы вселять надежду, мерцали острым хищным блеском. Высокие шершавые стены местами заросли мягким зеленоватым мхом, местами обрушились, и теперь каменные обломки торчали из воды, словно могильные плиты. Оставалось надеяться, что ни один из них не станет могильником для самой Джинни.

Джинни — это имя всплыло в голове, спустя десятки часов (а может и дней?) скитания в этом всеми забытом месте. Кому ещё оно могло принадлежать, если не ей самой — рассуждала она, не чувствуя, впрочем, никакой уверенности. Однако имя было единственной зацепкой, которая могла бы привести к ответу на вопрос: кто она?

Отражение луны плескалось в тёмных волнах, там же оно утонуло, когда грозовые тучи затянули небосвод. Стало в разы темнее.

Блуждая по колено в мутной воде, она уже несколько раз напоролась на камни, но онемевшие от холода ноги не чувствовали боли. И это было нехорошо, потому как онемение — так же было причиной неповоротливости. О том, что такими темпами её ступни отвалятся к чёрту, она старалась не думать.

«Не в этот раз», — подумала — Джинни? — добравшись к подножию полуразрушенной башни. Ступени кое-где осыпались каменной крошкой от запустения, но всё же по твёрдой поверхности шагать было легче. Она вздохнула свободнее, оставляя мутно-голубоватые воды угрюмо облизывать подступы белокаменной лестницы.

О том, что это было особенное место, ей подсказывало болезненным стуком само сердце. Сила крылась во всём: в том, как колышется паутинка, как ветер гонит рябь по воде там внизу, как деревья карябают ветвями обветшалые стены. Эта сила не была безвозмездно любящей и всепрощающей, она внушала трепет и опасения.

Перед ней снова оказался коридор, узкий, но на этот раз сухой и заросший паутиной. Когда-то гибкая, но теперь одеревеневшая лоза втиснулась в трещины стен, заполняя собой разрушенные участки. Её полусухие ветви перекинулись на стену напротив и закрыли собой небо, погружая коридор в тревожную черноту. Но дорога был одна — лишь вперёд. Удивительно-белая, странным образом сияющая во тьме паутина облепила всю одежду и волосы. Джинни ощущала себя мушкой, угодившей в паучью ловушку. Однако так же она знала: кем бы ни был «паук», без боя она не сдастся, и это подстёгивало двигаться дальше.

Поворот, другой, но за ними ждало одно и то же: мёртвая тишина, ни души вокруг, лишь шорох собственных шагов и вой ветра в полутьме. Есть ветер, значит, где-то есть и выход, так говорила она сама себе. Джинни шла, ориентируясь на холодящий кожу сквозняк. Выход не приближался.

Поворот — снова очередной коридор, пыльный и запустевший. Она и сама была подстать этому месту: истрёпанная и брошенная, впрочем, обманываться ложным одиночеством не стоило — ни когда незримое присутствие жгло спину навязчивым вниманием.

Пальцы рук и босых ног продолжали неметь от холода, но Джинни не сбавляла шаг, на ходу растирая ладони, пальцы с посиневшими ногтями и озябшие плечи.

А потом за поворотом теснота сменилась открытым пространством. В лицо ударил порыв ветра, сдувая всю пыль, которой она пропиталась, блуждая там, внизу. Джинни вздохнула свободнее и улыбнулась; свежий воздух вызвал прилив эйфории. Однако, как это часто бывает, стоит только подумать, что ты со всем справишься, как жизнь — или в данном случае смерть? — окунает тебя в дерьмо.

* * *

Некогда это был просторный зал, однако теперь стены обрушились, пусть и превышали высоту человеческого роста даже в состоянии упадка. Были здесь и прорехи, сквозь которые открывался вид на окрестности, утопленные в ночном тумане; потолка не было вовсе — вместо него низкое небо было готово вот-вот разразиться грозой.

Одна из колонн лежала на земле, переломленная надвое, остальные стояли, обвитыми плющом; где-то высоко свистел ветер, порой срываясь вниз, чтобы потрепать пламя факелов.

Отзвуки заката былого величия магов проникали в дальние уголки сердца и сдавливали его, был то восторг или боль — неясно. И всё же глядя на это место, веющее древностью и величественное в своей дикой сути, нельзя было не проникнуться дурманящим ароматом свободы.

Джинни прислонилась к стене и наконец выдохнула — беготня под чьим-то сверлящим взглядом измотала.

Приоткрыв глаза, она лениво и не спеша принялась осматриваться: освещение факелов позволило разглядеть детали, которые до этого она упускала. Детали, которые заставили задохнуться — полупрозрачные тени, сотканные из той же темноты, откуда пришла и она сама. Тени скорбно шествовали по одному только им известному пути, появляясь из темноты и исчезая так же в темноту за дальней колонной. Их размеренность, монотонность, безмолвная горечь и скорбь раздирали сердце в груди на куски.

Джинни подняла руки на уровень лица. Они дрожали.

Кто она? Была ли такой же тенью? На ладонях рваные линии, костяшки поцарапаны, пальцы тонкие, венки натянутые, как нити паутины там, в коридорах, что остались позади. Джинни видит себя, как человека из плоти и крови, но кто знает, как на самом деле она выглядит со стороны.

— Нет, не реви, — беззвучно прошептала она сама себе, когда горло передавило от подступающих рыданий.

Силуэт у развалин дальней стены не сразу привлёк внимание. Взгляд упал на него случайно, когда, запрокидывая голову, Джинни пыталась сморгнуть слёзы.

В отличие от теней, силуэт был чернее и более чётким, с расстояния детали разглядеть было трудно, но в сердце Джинни зародилась надежда, что этот некто — человек. Она выждала пару минут; фигура не делала ничего угрожающего, кажется, даже не шевелилась. Тогда Джинни решилась: шмыгнув носом и стерев с лица высушенные ветром остатки слёз, она приблизилась.

Это и вправду был человек, из плоти и крови, как и она сама; его пустой отрешённый взгляд был устремлён вдаль. Он выбрал хорошую точку обзора окрестностей — узкая, распоровшаяся будто по шву прореха в каменной стене — если бы не туман, застилавший всё белой дымкой. Даже ветер всего лишь гонял дымку по кругу, не в силах рассеять.

— Где мы? — она набралась смелости и задала вопрос. Голос звучал тонко и до неестественности возвышенно, отзываясь в пропитанном магией воздухе слабым эхом с призвуком потусторонности. Джинни едва подавила желание снова расплакаться.

Он медленно повернул голову, и пустота в его тёмных глазах переплавилась в нечто обжигающее, от чего тело, казалось, окатили кипятком. Вьющиеся волосы, аккуратные черты лица — пожалуй, его можно было бы назвать красивым, если бы не чёрное пламя, горящее на дне его зрачков и оставляющее ожоги на душе.

Это было больно. Джинни не упала на землю, лишь благодаря собственному упрямству, впрочем, не отшатнуться она не смогла. Её будто ударили под дых и выбили из лёгких весь воздух…

Незнакомец ощущался странно. Был ли он человеком или это одно из воплощённых Созданий Магии из полузабытых легенд древности? Был ли он ангелом, которого низвергли из райского края? В чём Джинни была уверена наверняка, так это в том, что перед ней стояла очаровательная форма чего-то тёмного и жестокого, хотя она и не могла понять, в чём конкретно жестокость должна проявиться. Но не станет ведь он набрасываться и её убивать?

А может всё это игра её разыгравшегося воображения? «Он из плоти и крови, — напомнила она себе, — это просто человек».

Изгиб губ, излом бровей, сморщенный нос — весь его вид выражал презрение. Нет, это должен быть человек, слишком уж высокомерный и чёрствый, духовное существо всегда спокойнее и беспристрастнее. Не то, чтобы у Джинни было много опыта в общении с различными существами потустороннего мира…

Его взгляд жёг её изнутри, и Джинни, не зная куда деться, зажмурилась.

Она не увидела, как презрение сменилось насмешкой, как чужие губы растянулись в усмешке, как, будто бы сжалившись, он соизволил бросить в ответ на её вопрос расплывчатое «Кто знает…», и замолчал, устремив вновь опустошённый взгляд вдаль.

Какова вероятность, что и сам он заблудший? Он не похож на хозяина их незавидного положения, но при этом он определённо что-то знал. Где бы только Джинни набрать храбрости, чтобы принудить к ответу?

Она так и стояла, замерев, как трусливый никчёмный кролик, опасаясь привлечь лишним движением внимание. Как же всё это глупо. Они могли стоять так вечность. Поэтому, дёрнув плечом, она назло своему страху распахнула глаза и уставилась на него. Однако теперь этому высокомерному созданию, казалось, было всё равно. Он буквально источал полное безразличие ко всему.

Смелости пойти на первый шаг и завести разговор вновь Джинни ещё предстояло набраться.

Ветер продолжал гонять туман по кругу, когда внезапно тот взбунтовался и необратимой воздушной волной он обрушился прямо на башню. Мутная холодноватая дымка затекла в уши и мир поплыл перед глазами.

Кости заныли от холода и жёсткости поверхности. Когда перед глазами прояснилось, Джинни увидела бесстрастное бледное лицо. Присевший напротив, незнакомец, полностью невозмутимый, хлопал её по щекам, чтобы привести в чувство.

— Ну что за принцесса в беде, — уголок его губ дёрнулся. Напоследок, прежде чем отстраниться и встать, он шлёпнул её по щеке в издевательски-покровительственном жесте, будто она не то собака, не то кукольный пупс. — Вставай, — наигранную потешность сменил приказ.

Какая-то часть Джинни была готова трусливо лебезить перед ним, однако другая была совсем не готова. «Кто ты вообще такой, чтобы приказывать?» — хотелось ей выкрикнуть. Робость, которая по непонятным причинам овладела Джинни, её взбесила. Быть трусливым кроликом — это жалко и даже более того: непозволительно.

И всё же она снова промолчала, потому что слова просто застряли в горле. Джинни будто знала, этот человек принадлежал к такому типу людей, с которыми говорить бесполезно — на каждое твоё слово он найдёт слово поострее и играючи им тебя покалечит. Такие понимают только язык силы. Нужен чёткий выверенный удар. И глядя на удаляющуюся спину, Джинни поняла, что, к сожалению, момент для удара уже упущен, ведь в спину бьют лишь жалкие никчёмные трусы, к коим она себя отказывалась причислять. Заперев невыраженную злость, Джинни молча отряхнулась и пообещала себе, что непременно ответит на его следующее проявление наглости, глядя ему в лицо. Будет ли это пощечина? Удар в солнечное сплетение? Разбитие его лица о каменную стену?

…Ладно, возможно, это слишком агрессивно, и поговорить всё же стоит попробовать. Хотя бы для того, чтобы потом была спокойна совесть.

— Что-то ты больно тихая сегодня, я ожидал немного иной реакции, честно говоря, — пробормотал он, сосредоточив всё внимание на массивной дубовой двери. — От ужаса язык проглотила, малютка Джин?

От внезапного вопроса Джинни и в самом деле растерялась.

— Что-то вроде того... Ты знаешь моё имя, — она с осторожностью подбирала слова. Этот тип её чрезмерно раздражал (и чего уж говорить, пугал), однако то, что имя «Джинни» принадлежало всё же ей, её удивительным образом взбодрило. — А кто такой ты?

Паузу разорвал смешок. Он повернул голову, уставился на неё не то с весельем, не то с больной, совершенно неадекватной восторженностью и прошептал:

— Надо же, игры с памятью затронули и тебя. Как забавно.

Всё происходящее давно вышло за рамки нормальности, и надежда на то, что всё образуется, таяла. Это странное место, странный компаньон.

— Игры? Что ты хочешь этим сказать?

Пустота вместо воспоминаний.

— Какие игры? Кто ты? Мы знакомы?

Паника нарастала, с каждым мгновением повышая вероятность захлебнуться в тревоге. Протянутая рука с цепкими ледяными пальцами либо поможет, либо утопит.

Он сочувственно похлопал её по плечу, а после наклонился и, доверительно заглядывая в глаза, уже явно приготовился нести очередную нелепицу, пропитанную лживой дружелюбностью, но маска внезапно сползла, обнажая пустоту.

— Друзья, конечно, — бросил он и отстранился, вернувшись к созерцанию двери.

Джинни, пытаясь не выдать своего удивления от резких перепадов поведения, уцепилась за тонкую нить диалога в надежде его разговорить:

— Фатальные друзья, я так понимаю?

Она внимательно наблюдала за его лицом, и вот снова перемена: пустота в тёмных глазах прояснилась, и с одобрительным кивком он ответил, что Джинни «зрит в корень». От крохи одобрения, небрежно кинутой им как косточка собаке, на миг стало теплее, но Джинни тут же одёрнула плечами, уверяя себя, что в подобном она не нуждается.

Она спросила об его имени, и одобрение сменилось раздражённым «вспоминай». Странный человек. Нахождение поблизости с ним сдавливало рёбра тупой болью и жгло вены под заледеневшей кожей, что это — бессильная злоба, ненависть или жалость?

Этот человек, высокомерный, жестокий, был ли он сломленным внутри? В чём Джинни точно была уверена, так это в том, что он был примером того, кем непременно станет и она, если здесь останется: такой же потерянной и безразличной ко всему. Подобная участь не прельщала и допустить такой исход было нельзя.

— Я и себя не помню, но ты… — Джинни не видела ничего зазорного в том, чтобы добавить немного лести: — Тебе известно многое. Так позволь узнать и мне, ты же и сам понимаешь, что в этом месте нам нужно действовать сообща.

Нелегко было сдержать себя в руках, когда вместо ответа он с улыбкой, полной довольства, стал смаковать:

— «Позволь узнать»… «позволь узнать». Учтивость всегда была тебе к лицу, дорогая Джинни. Я рад, что ты всё так же любознательна, но, знаешь ли, я не тот, кто делится чем бы то ни было без выгоды для себя.

А потом он рассмеялся прямо ей в лицо.

Жалость ли — нет, всё же бессильная злоба.

Был ли этот человек сломленным? Нет, он был просто идиотом. Фатальные враги — в чём, он дёргал её за косу, а она лупила его учебником по голове?

Учебник Чар предстал перед глазами как наяву: потрёпанная коричневая обложка, полустёртые витиеватые буквы, пожелтевшие страницы. Вот сумка, а в ней книги Трансфигурации, Зельеварения, Истории… Перо и тёмно-синие чернила, запахом которых было не надышаться… от запаха которых тошнило… чёрный кожаный дневник, металлические буквы, складывающиеся в имя:

Том Марволо Риддл

— Ну как, всё ещё горишь желанием действовать сообща? — он больше не улыбался. И не ожидая ответа, широким взмахом руки отворил огромную дубовую дверь, за которой, как оказалось, их уже ждали.