Stolen Dance (джен)

Темно-серое полотно накрыло вечернюю Москву, обволакивая бескрайними волнами верхушки высотных домов, что подобно остроконечным пароходам рассекают водную гладь. По улицам весело летел ветер, разнося свою холодную песню меж переулков, вдоль трасс наполненных машинами, игриво вертел флюгера и качал антенны, заглядывал в прогретые квартиры людей. Многие укутывались в пледик, пили чай и читали книгу, наблюдая, как с каждой секундой становится все мрачнее. Темнее. Повсюду на улицах торчали останки некогда вечно яркого и живого города в виде разбросанных повсюду домов, спортивных площадок, скверов и других зданий для развлечения, что пестрили не так привлекательно из-за густого дыма, скрывающий все на своем пути. Людей почти не было из-за сгущающейся погоды и те, кто не хотел незапланированного свидания с дождем, убегали к себе домой, чтобы хорошенько отогреться с кружкой чая и мурчащим котиком на коленях. Олеже нравилась эта погода. С детства в такие моменты он любил подходить к окну, шагая на цыпочках чтобы никого не разбудить в доме и завороженно глядел на улицу, покрытая сизым дымом. Он любил разглядывать в нем очертания домов, деревьев с острыми ветвями, словно из старой сказки, вслушиваться в далекие удары грома и ощущать себя частью мгновения, томительного ожидания чего-то красивого, опасного и великолепного, что одновременно вызывает дрожь в теле и панику, но и одновременно некий восторг.

Когда раздается первый раскат грома, зажигается экран монитора и высвечивается короткое сообщение мессенджера, издав короткую вибрацию. Олежа тяжело вздыхает, кутается поудобней в плед и опускает голову, жмурясь от яркого света монитора, читая короткое: «Скоро буду. Жив». Олежа слабо усмехается и снова устремляет задумчивый взгляд в окно, за которым стремительно сгущался дым, поглощая всю улицу в полудрему, заглушая все краски, звуки и мечты, вынуждая ожидать неизвестного, лучшего. Внутри Олежи такая же пустота и томительное ожидание, что больно скользит вдоль ребер, спирает воздух и туманит мозг, из-за чего думать становилось сложнее, особенно после долгой работы. Помимо того что он был порядочным студентом и все сдавал вовремя, он также вел вторую жизнь, в которой было слишком много опасного, яркого и неустойчивого с запахом крови и стали. Он был помощником Дипломатора, народного героя, который появился в его жизни как гром среди ясного неба и застилал всю его жизнь сплошным дымом, за которым ничего нельзя было разглядеть. Все планы на более менее спокойную жизнь вдали от родителей, в отдельном жилье и реализации давних мечт, преимущественно актерское мастерство, в один миг перестали существовать. Их как будто бы стерло в лица Земли, занесло надоедливым ветерком, что сейчас блуждает по улицам полумертвого города, в маленький ящик на семи замках. В ожидании того чтобы его наконец открыли для улучшения жизни своего хозяина. Вот и сам хозяин был вечно ждущим чего-то.

Собственно, когда в его жизнь ворвался Антон Звездочкин, красивый, одетый с иголочки, умеющий быть обходительным и в нужных ситуациях строгим, Олежа не жаловался. Поначалу его излишний эгоцентризм, повышенная уверенность в себе и резкие выпады во время речей пугали робкого от природы парня, однако что-то влекло его к Антону. Он заметил, что где бы не находился этот человек, с кем бы не говорил и насколько сильно сдерживал все эмоции при себе, сохраняя для всех одинаково равнодушный блик янтарных глаз, от него веяло особой аурой. Аурой таинственного космоса, в глубинах которого плавали самые удивительные и красивые звезды различных форм и степени яркости, уступая дорогу шальным кометам, шипастые хвосты которых разносили горящие искорки во все стороны, освещая бесконечную темноту. В которой нет никакой жизни, не было никакой истины и смысла, как бы космос не старался распространяться на всю Землю, влиять на людей и изменять реальность. Вот только Олежа это все прекрасно видел. И его реальность была давным давно изменена для прозрачной цели. О которой ни космос, ни блуждающая звезда ничего не знали.

Раздается громкий лязг и входная дверь раскрывается нараспашку, впуская в квартиру холодный ветер с лестничной площадки. Чихание, вперемешку с кряхтением, шелест ткани и тяжелые шаги. Олежа вздрагивает и быстро моргает, чувствуя как сознание словно ударило током и по стенкам черепной коробке пробежали короткие разряды. Он тяжело вздыхает и поправляет спавший плед на плечи, мысленно готовясь к уже давно заученному сценарию: Антон заходит домой, от него пахнет сыростью, кровь течет из разбитого носа, волосы взлохмачены, а сам улыбается самой невинной и доброй улыбкой, которую только можно было найти, чтобы Олежа не бушевал. Затем Олежа вздыхает, обзывает его по-тихому и уводит в гостиную, латать «боевые» раны. Шипение, разговоры, жестикуляция и ругань. Потом «Олежа, спасибо! Это не повторится больше, обещаю», объятья и уходит в свою комнату спать. Этот сценарий настолько стал для него противным и однообразным, что он четко знал как и когда надо двигаться, знал что и как сказать и конечно же с каким возмущением и сожалением смотреть на него. Но пока в полусонном мозге зарождалась цепочка въевшихся событий, кое-что резко изменилось.

Олежа замирает на пороге гостиной, чувствуя как горло непроизвольно сжимается тугими кольцами, а сердце остановилось на мгновение, запуская новый цикл частых ударов. Антон стоит в прихожей, мелко трясется от дождя, что совсем-совсем недавно грянул с небес. Его некогда дерзкие волосы зачесанные назад торчали со всех сторон, больше походившие на листья дикого растения, пальто из-за намокания стало мокрым и тяжело прилегала к телу, из-за чего Антон выглядел вампиром, вышедший из старых черно-белых ужастиков. Янтарные глаза блестят невинностью и спокойствием, однако в глубине было что-то иное: что-то наивное, искреннее и теплое, что заставило Олежу чуть опешить и задержаться с лишними вопросами. Антон протягивает вперед странный, неестественный предметом в их небольшом космосе и рука слегка дергается, однако Антон сейчас не хочет показывать себя слабым. Сейчас ему было важно сделать кое-кому приятно. Сделать благодарность, подарить частичку своей ауры.

— Привет, Олеж. Я принес нового гостя к нам в дом.

— Если это не бомба и она нас не разорвет к чертям, то я буду разочарован.

— Не совсем, но он не менее разрушителен.

Антон опускает руку в плетенное лукошко и осторожно достает что-то мохнатое, такое же мокрое и лохматое как и он сам, и Олежа невольно усмехается от такого сравнения. Он видит перед собой маленького полосатого котенка, со слегка отгрызанным ушком, дрожащим хвостиком чуть меньше пальца и голодными, полные страха и тревоги глазками, с некоторой мольбой глядящие на парня. Что-то тихонько екает в груди при виде этого бедного, покоцанного жизнью зверька, видя как ему страшно и непонятно происходящее, как он жалобно пищит и вертит головой, думая куда спрятаться. Олежа протягивает руку и касается самыми подушечками пальцев, чувствуя как вздымается шерстка. Котенок тихо шипит, но позволяет себя гладить, припустив ушки и Олежа слабо улыбается, переводя взгляд на Антона. Тот стоит напротив и его кроткая, но радостная улыбка сглаживает все раны, морщины и кровоподтеки, делая его милым и словно непробиваемым. Ему приятно видеть Олежу таким: спокойным, улыбающимся и расслабленным, без постоянного укора в глазах, без четко выверенных движений и заученных фраз, потому что ему было важно увидеть настоящего Олегсея — с эмоциями, чувствами, мыслями и живостью.

— Я подумал, надо бы сделать что-то новое в наших встречах… вот я и решил принести котенка в лукошке. На тебя кстати похож!

— Ну, сходство небольшое есть, соглашусь. Где ты его взял? Надеюсь не украл ни у кого?

— Да нет, не украл. Нашел его в одной подворотне пока прятался. Чуть не задавил когда вбежал и он сам мне прыгнул на руки. Мне стало его жаль и вот решил спасти.

— Прямо как меня…

Олежа усмехнулся и снова перевел взгляд на котенка, что с опасливым любопытством обнюхивал тонкие пальцы Олежи. Антон отдает тому в руки и осторожно снимает намокшее пальто, тихо ругаясь про себя. Олежа осторожно берет котенка и поглаживает, стараясь никак не навредить хрупкому существу и задумчиво смотрит на Антона, чувствуя с какой скоростью в нем разгорается новое чувство, неизведанное, странное: Антон раньше никогда не дарил подарков. Не тратил времени на благодарности, быстро обнимал, бросал короткими комплиментами и на этом их сложные отношения заканчивались. И Олежа испытывал благодарность, испытывал некоторую теплоту, что сейчас исходила из этого человека, просачивающиеся сквозь движения, мимику и глаза, согревающие даже от холода с улицы, который так и норовил снова окутать несчастного в свои путы. И он начинал постепенно понимать — все-таки не зря этот яркий космос ввалился в его тихую и невзрачную жизнь. Ведь именно благодаря ему он а была ярче и более непредсказуемой. Прямо как на сцене театра.

— Спасибо, Тош.

Антон резко разворачивается и улыбается, глядя прямо в лазурно-небесные глаза и понимает, что что-то между ними изменится. Оба не знали как, зачем и чем это обернется, но точно знали что у них все будет хорошо даже несмотря на суровую реальность и мрачную непогоду.