Хрупкое счастье хранят дневники (гет)

Примечания:

Этот эпичный момент настал. :D

28 декабря

Как хорошо на каникулах! Не знаю, как там в других школах, но у нас каникулы длинные! Вот за что директору Ли благодарна, так это за возможность нормально отдохнуть. А мы ему ожидаемо отдохнуть не даем. И не испытываем, похоже, угрызений совести. С тех пор, как Суйи снимается в сериале, а я заявила, что не хочу ходить в компьютерный клуб (мы и правда стали реже там бывать), мы постоянно устраиваем набеги на директорский дом.

Это такой универсальный вариант. На улице плохая погода, так что неохота гулять в парке и продираться по тротуарам, которые из-за слякоти стали какими-то непроходимыми? Идем к директору Ли! Не хватает денег, чтобы пойти на новый фильм? Не вопрос, идем к директору Ли! Надо подготовиться к экзамену, но школа уже в кошмарах снится, да и вообще там сейчас аккредитация? Идем к директору, он же нас и поспрашивает, когда мы друг с другом всё повторим… Надоело наскоро заказывать пиццу или стоять в очереди за фаст-фудом? Идемте скорее в дом директора, ведь там живет Сейра, наш кулинарный гений! Уже слишком поздно и не по себе, чтобы просто прогуляться до соседнего магазина? Ничего страшного, в доме директора живут вездесущие школьные охранники, которые нас и проводят, и защитят, если что… да о чем это я? Зачем нас куда-то провожать, если у директора в холодильнике просто неиссякаемые запасы еды? Не нужен нам никакой магазин…

Я никак не могу понять Франкенштейна. Нравится ли ему то, что мы приходим в этот дом? Вроде бы его раздражает и шум, и беспорядок, и то, что ему постоянно приходится тратить на нас свое время. С другой стороны, он никогда не делает нам замечаний (Шинву — исключение), никогда не препятствует нашим развлечениям, часто приглашает в гости сам… Вопрос: почему? Что самое удивительное, этим вопросом как будто задаются все вокруг без исключения, а ответа не знает никто. Гадаю я, гадают мои друзья. Охранники тщательно прячут свое удивление под бесстрастностью или дружелюбными улыбками, сам Франкенштейн как будто и вовсе об этом думать избегает…а вот Рей? Мне кажется, или этот вопрос не на шутку волнует Рея? Он беспокоится о Франкенштейне, потому что хорошо представляет себе, что значит для него личное пространство… Мы раз за разом туда вторгаемся, мешая директору, не давая свободы в его же доме… Но он вынужден молчать и вежливо улыбаться…почему? Рей догадывается, но не хочет об этом думать, он не готов от этого отказываться… так почему же?

В конце концов, я решила, что неплохо бы нам чередоваться. Ведь директор и так устает с этой аккредитацией и домашними делами, так еще и мы мешаем ему жить спокойно практически каждый вечер. Поэтому, тщательно прибравшись, я решила в этот раз позвать всех к себе. Конечно же, я тут же оказалась перед очевидным вопросом: всех ли звать? С одной стороны, это было бы вежливо. С другой, немного странно. Там мы оказываемся все вместе, потому что в доме Франкенштейна живет так много людей. Но звать их всех сюда неловко. Пригласить школьных охранников в гости — во-первых, я стесняюсь, во-вторых, а что они подумают? Наш социальный статус совершенно различен. Я уж молчу про директора. Но надо дать им чуть-чуть передохнуть. С этим благородным побуждением я и объявила, что зову всех завтра к себе.

Под «всеми» я имела в виду своих одноклассников. «Все» явились практически без опоздания. Шинву позвонил мне с середины пути и заявил, что он ни о чем не забыл, просто решил зайти за едой. Он действительно пришел с двумя большими пакетами, хотя мог бы ни о чем не беспокоиться, потому что об угощениях я позаботилась в первую очередь. Суйи сегодня была свободна целый день, поэтому не просто пришла ко мне в гости, так еще и решила остаться на ночевку. Давненько у нас такого не было! Благо, мама не против. Сейра и Регис явились секунда в секунду в установленное время, а следом за ними прибежал запыхавшийся, но все же пунктуальный Икхан. Потом я минут десять сновала из комнаты в кухню и обратно, принося угощения, а гости пока что рассаживались. И только тогда, когда мы были готовы начать чаепитие, в моей голове что-то тревожно перещелкнуло, и я спросила:

— А где Рей?

Мы и правда не сразу заметили его отсутствие. Впрочем, Регис тут же объяснил, что беспокоиться не о чем, и Рей скоро будет. Но от меня не укрылся тот быстрый взгляд, которым, как рубиновой звездочкой, обменялись Регис и Сейра. Так где же Рей?

«Позвоню Франкенштейну!» — тут же решил Регис и поднялся из-за стола.

— Позвоню и узнаю, где он, — благосклонно пояснил он для тех, кто не умеет читать мысли, и вышел из комнаты.

— Рей говорит, что скоро придет, — повторил Регис, вернувшись через минуту.

Ай-ай-ай, я-то думала, что благородные никогда не обманывают! На самом деле он позвонил Франкенштейну и до смерти перепугал его безобидным вопросом о том, где Рейзел-ним. Франкенштейн, которого, оказывается, вообще никто не поставил в курс дела, срочно бросил все дела и отправился на поиски… Спустя еще минут пятнадцать, во время которых все беззаботно болтали, и только Регис и Сейра выглядели…нет, не выглядели, ощущались обеспокоенными, раздался звонок. На этот раз это были Рейзел и директор.

Рей выглядел так же, как и обычно. Хотя мы на каникулах, на нем все еще красовалась школьная форма, которая, кстати сказать, хотя качественная и удобная, но все же с нормальной одеждой не сравнится. Директор тоже был в костюме. Мы его что, прямо с какого-нибудь заседания вытащили? Нет, я довольно легко считываю его эмоции.

* * *

Когда Регис позвонил, Франкенштейн как раз заваривал чай и с тревогой посматривал на часы. Обычно к этому времени мы уже возвращались из школы. Сейчас, когда мы не ходили на занятия и могли нагрянуть в любое время, директор все равно в голове цеплялся именно за это время, скорее всего по привычке. Кроме того, раз никого из нас не было, вероятнее всего, мы условились встретиться где-то еще, а уже потом прийти туда, где так прочно обосновались. Свое неуловимое беспокойство Франкенштейн объяснил себе очень легко: он заметил, как Рейзел покинул комнату, хотя он никогда не уходит из гостиной, если только его присутствие не требуется где-нибудь еще, например, в школе. Куда он мог пойти? Франкенштейн не смел проследовать за ним и просто ждал. Рейзел вернется, как только встретится с нами в условленном месте. Прошло уже ровно пятнадцать минут с момента его исчезновения, и в гостиной зазвонил телефон. Франкенштейн бережно поставил чайник, который полировал, на место, и рванулся к телефону. Звонил Регис, значит, что-то произошло.

Услышав такой безобидный вопрос, Франкенштейн пришел в ужас. Не явившиеся на чай дети, покинувший гостиную Рейзел… Кусочки пазла стали складываться у него в голове, но все-таки оставалось узнать, где дети собрались на этот раз. Так Мастер (Мастер — это ведь Рей, верно?) должен сам найти дорогу в то место, где никогда прежде не был? Франкенштейн одним движением сбросил розовый фартук, аккуратным пинком отправил тапочки на их родное местечко перед входной дверью и тут же выскочил за порог. Он чувствовал мысленную связь с Реем, поэтому нашел его быстро, на соседней улице. Рей зачарованно глядел на разноцветные огни, протянутые между фонарями. Казалось, он совершенно не заблудился, а специально пришел именно сюда — полюбоваться. Но быстрый виноватый взгляд все-таки подтвердил правильность сделанных Франкенштейном предположений. Сам директор Ли не должен бы, по идее, знать, где я живу. Может быть, Рей просто назвал ему адрес, а Франкенштейн нашел дорогу по навигатору? Иначе не могу себе этого объяснить, но они практически тут же оказались перед нашей входной дверью.

* * *

Разумеется, пришлось звать в гости и директора тоже. Икхан бросил на меня немного обиженный взгляд, тут же переключаясь на разговор с Шинву. Ну да, я так и знала, что так получится. Икхан надеялся, что охранников я тоже позову. Но я же объяснила ребятам, что не могу этого сделать! Насколько я понимаю, на эти посиделки к директору Икхан приходит уже вовсе не из-за нас, а из-за Тао! Да что же это такое?! Неужели какой-то взрослый программист, будь он хоть трижды гений, отберет нашего друга?! Сейчас Икхану было совсем немного скучно, хотя он и старался этого не показывать. Никто и не заметил бы. Я сама — в первую очередь. Если бы не моя способность…

Иногда читать мысли — обидно. До чего же лучше мне жилось раньше, когда я видела то, что другие готовы мне показать, а не то, что у них на самом деле на сердце!

Я вздохнула, и Рей на меня внимательно поглядел… Только не палиться! Я ушла на кухню и вернулась с горячим чайником. Франкенштейн подавил в себе желание тут же схватиться за чайник, напомнив себе, что хозяйка здесь я, и сосредоточил свое внимание на заварочном чайнике. Какой сорт? Какая температура? В который раз чай заварен? Судя по всему, Франкенштейн не удовлетворен данными этого осмотра, но я уже щедро разливаю заварку и кипяток, спрашивая каждого, кроме тех, о ком уже и так наизусть знаю, кому с разбавкой, а кому — нет. Рей явно не понимает, что такое «разбавить» чай, поэтому я наливаю ему кипяток до краев… это ведь Рей. Он так тщательно созерцает любой съедобный объект, прежде чем перейти собственно к поглощению блюда, что чай все равно успеет немного подостыть…

На этот раз я пресекла любые разговоры о компьютерных монстрах, и мы стали обсуждать наши общие планы на следующий год. Надо было выбрать два новых предмета, потому что Франкенштейн нам предоставил такой шанс, и вот мы спорили…хм, пытались вежливо обсуждать варианты. Разумеется, потом это все вынесут на голосование по классам, не только мы ведь в этой школе учимся, но если мы сейчас все решим голосовать за одно и то же, у нас уже есть хороший шанс получить те предметы, которые мы хотим. Очень мило было со стороны директора предупредить нас заранее. Вот только мы ведь и сами не знаем, чего мы хотим. Я выступала за европейскую литературу, потому что мне это интересно, и меня поддержали девчонки. Но Шинву и Икхан буквально взвыли от такого предложения. Разумеется, они не любят такие предметы, по которым вам могут задать домой текст длиннее пяти страниц… А что делать? В конце концов, должны мы культурно просвещаться или нет? Но литература спросом пользоваться не будет, как я уже убедилась хотя бы на примере нашей компании, так что мы стали выбирать из других вариантов. От предложенного Икханом предмета стонать была готова уже я, но все-таки звучит интересно. Основы веб-дизайна…что-то, назовем это интуицией, а нет-нет, не чтением мыслей директора Ли, говорит мне, что подстава с этим курсом нас ждет немаленькая, но вместе с тем предмет обещает быть интересным… И да, можно, конечно, сразу же разочаровать Икхана и сказать, что предмет этот Тао вести точно не будет, потому что он уже занят в охране на две смены подряд, но я не буду… Потому что как я объясню такое всезнание?

В общем, остановились мы на веб-дизайне и на истории кинематографа. По-моему, прикольные дисциплины. Не знаю, правда, насколько полезные, но будут пооригинальнее тех, которые уже есть в нашем учебном плане! А учителей Франкенштейн нам найдет, я даже не переживаю на этот счет.

После долгих обсуждений, когда мы все были готовы вскипятить чайник во второй раз, Рей наконец-то морально подготовился к тому, чтобы сделать первый глоток… Он элегантно отхлебнул чай и… И наивное, почти детское, выражение в его распахнутых глазах заставило меня его тут же мысленно пожалеть. Да что же не так с этим чаем?

«Франкенштейн. Я…не могу это пить».

Рей, мы все пили этот чай, и никто не отравился! Что не так? Франкенштейн уже шарил глазами по столу и, не найдя того, что искал, вызвал меня на кухню для деликатного разговора. Сахар? Да, мне очень стыдно, что я не подумала об этом. Сама же вижу, сколько ложек сахара кладет себе Рей… Но я как-то и не вспомнила об этой его привычке. Дело в том, что я сама вообще пью чай без сахара. Мне бы и в голову не пришло поставить на стол сахарницу. Я, не тратя времени и слов, полезла в кухонный шкафчик. Разумеется, по закону подлости, неискоренимому и вечному, я нашла пакет с сахаром, где на самом донышке перекатывались самые остатки. Мы редко используем сахар. Он вообще вредный. Только в самых крайних случаях, когда в выпечке его не получается заменить чем-нибудь еще. Поэтому немудрено, что пакет почти закончился, а я и не заметила… что меня, конечно, как хозяйку не оправдывает.

Франкенштейн тоскливо посмотрел на сиротливую чайную ложку, максимум две, сахара, которая белела на дне пакета. «Мастер не будет это пить, ему слишком горько».

— Этого слишком мало? — «догадливо» поинтересовалась я.

— Да, — сказал он, уже собираясь покинуть нас ненадолго, отправившись в магазин за сахаром.

— Ничего страшного! — тут же заявила я. -Нет чая, так можно что-нибудь другое попить, не переживайте, господин директор!

Поколдовав над кружкой, я торжественно внесла ее в комнату и поставила перед Реем, анонсировав новое впечатление в его небогатой на разнообразие блюд и напитков жизни:

— Знакомься, Рей! Спорим, у себя дома ты такого не пил? Это какао!

Рей зачарованно созерцал кружку еще несколько минут, и я, как бы мне ни было любопытно, все-таки отвлеклась на других гостей и знакомство Рея с какао пропустила.

* * *

Может, без охранников нам всем было уже немного непривычно, но я правильно сделала, что их не позвала. Все-таки моя квартира — совсем не то же самое, что дом директора Ли! Мы вроде и не бедствуем, но наша квартирка для приема стольких гостей явно не предназначена. Мы и так еле-еле разместились. После чая мы смотрели фотки на телевизоре. Рей, Регис и Сейра смотрели на экран с разной степенью недоверия и завороженности. Откуда же вы происходите, благородные, если вы не знаете таких простых вещей и удивляетесь им? Как оказалось, фоток мы уже наделали много. В основном селфи. Или какие-то случайные кадры, сделанные кем-нибудь из нас, пока он ждал остальных. Компроматные фотки, смешные, глупые, удачные… я их не разбирала, мы просто скинули их с телефонов в одну папку и смотрели… Было весело, а главное, необычно душевно. Я уже давно не чувствовала себя настолько уютно. Пожалуй, с того самого момента, когда в мою жизнь вошел Рей. До этого мы собирались втроем или вчетвером, а теперь нас всегда так много… мне нравятся почти все люди в этой компании, но все-таки что-то родное, душевное, потерялось по сравнению с теми встречами… Теперь все уже не так, как раньше. Сегодня, несмотря на новые лица, мы сидели перед одним и тем же монитором и чувствовали, что нас многое связывает. Мои друзья беззаботно смеялись, глядя на фотки, и я сама тоже почти забывала о том, что мне известно больше, чем им. Приятно жить обычной жизнью…

Рей отставил в сторону недопитую кружку какао и, не мигая, смотрел в экран. Как я и подозревала, для него это было в диковинку. Господи, да откуда же эти благородные к нам приехали, если они даже фотоаппарата не знают? Они как будто путешественники во времени… Рей смотрел на наши лица, светящиеся на мониторе, и с глубин его души, мне совершенно невидимых, поднималась какая-то светлая, едва уловимая печаль. Неужели ему не нравится? Нет, ему одновременно и печально, и радостно смотреть на наши улыбающиеся лица. Рей, почему тебе грустно? Это же всего лишь фотографии…

«Франкенштейн?»

«Я непременно попрошу копии, Мастер!»

«Спасибо».

Все эти годы… Он прошел длинный путь, но никогда не был совершенно одинок. Он стремился к этому, он закрывался от людей. Жил в отдалении, не принимал приглашений. Только лишь не видеть этих лиц, не привязываться… но все равно шло время, и приходилось терять. Горстка светящихся алых капель, развеивающихся по небу, и о тех, кто тебя окружал, не остается никакой памяти… он проходит по тем местам, где когда-то гулял со своими друзьями. Их энергия почти слилась с мировой, она уже неразличима. Он помнит ее, он может, обманув свои чувства и разум, сделать вид, что все еще чувствует их, но это неправда… и он не может увидеть их вновь. Он, всесильное существо, — и не может! Когда-то, когда он был еще слишком глуп и наивен, он дружил с теми, кто его окружал. Привязывался, не понимая, насколько разной будет их судьба. Он — Ноблесс. Не такой, как остальные… он будет вечно, а они — нет. Нельзя привязываться. Потом он жил в уединении, считая, что ничто не изменится. Он научился не сожалеть о тех, кого потерял. Пока не проснулся в этом странном месте, как будто родившись заново, и не начал совершать все те же ошибки. Совсем как тогда… Эти школьники… он подпустил их слишком близко, они видятся каждый день. Он уже не сможет вырвать их из своей души, как поступил со многими, так со многими…

Я поняла, что у меня по щеке ползет слеза… Что это? Что я сейчас почувствовала? Что это было? Рей…Рейзел… Да кто же ты?

Я осознала, что мой взгляд что-то настойчиво притягивает к себе. И встретилась с немигающими темно-алыми глазами. Р-рей? В глазах светилось понимание… Рей? Почему мне кажется, что ты тоже умеешь читать мысли? Пойду-ка я лучше за чаем… Забыла. У нас же нет сахара. За какао…

* * *

После просмотра фотографий мое настроение было уже не таким безоблачным, но все остальные хорошо отдохнули, так что вечер в целом получился славным. Потом мы еще немного поиграли в стикеры, что было нашей главной ошибкой, потому что ни Рей, ни Сейра, ни Регис не знают наших знаменитостей… хм, никаких знаменитостей не знают, даже мировых. Франкенштейн за ними пристально тоже специально никогда не следил, но он, в отличие от того же Рея, в курсе, что такое телевидение и новости в интернете. И Рей, ангельски смущаясь от нечестных мысленных подсказок, все-таки отвечал верно. А вот Регис и Сейра, лишенные всякой помощи, страдали до самого конца, так и не сумев разгадать свои личности. Я в эту игру играть нормально тоже не умею. И хотя мне попалась, кажется, Анджелина Джоли, я тупила минут пятнадцать, прежде чем угадать.

Была уже совсем ночь, когда ребята собрались уходить. Мама вышла из своей комнаты, недоуменно окинула пристальным взглядом господина директора (она знает, кто он такой, но я ее о нем не предупреждала), а потом предложила вызвать такси. Но Франкенштейн сказал, что сам убедится, что все благополучно добрались до дома, поэтому они ушли большой толпой. Я приглашала Сейру остаться на ночевку вместе со мной и Суйи, но она вежливо отказалась. Возможно, дело в том, что Франкенштейн был бы против, возможно, она почувствовала, что мы изначально хотели посидеть с Суйи вдвоем… В любом случае, она благодарила нас за приятную компанию вполне искренне. А вот Шинву наоборот хотел всеми правдами и неправдами остаться у нас, но мы его, смеясь и шутливо толкаясь, выставили взашей. Может, в другой раз как-нибудь.

Возможно, дело было в том, сколько разных эмоций я считала за этот вечер, но мне очень хотелось спать… Вот так обычно и бывает, когда планируешь не ложиться пол ночи, обсуждая всякие девчачьи секретики, как будто нам по восемь лет. Но глаза у тебя слипаются, и ты думаешь только о том, как бы вежливо закончить болтовню и улечься спать… На мое счастье, Суйи тоже вымоталась. Все-таки каникулы не дают тебе право прогуливать съемки, а Суйи от съемок устает гораздо сильнее, чем от учебы. И такой великолепный вечер, дарованный нам для беззаботной болтовни, мы обе решили посвятить обыкновенному сну…

Но для меня все не могло закончиться вот так вот просто. Иначе это была бы не я. Проснулась я среди ночи от очень яркого сна, который сюда записывать не хочу: все-таки он личный и немножко слишком… откровенный? В общем, я сделала гениальное открытие: оказывается, я не только вижу воспоминания других людей во сне. Еще я могу видеть чужие сны как бы онлайн! Просто обычно я сплю в комнате одна, так что раньше с таким не сталкивалась. А теперь я подсмотрела сон Суйи… Мне было очень неловко, но клянусь, я не нарочно! Я даже не думала, что и такое умею… Парень, приснившийся ей, все еще не выходил у меня из головы. Вот ведь людям правдоподобные сны снятся! Даже зависть берет. С другой стороны… Дорогая Юна, а не тебе ли только что этот сон и приснился? С твоими-то способностями и кому-то завидовать?

Я умылась, пытаясь прогнать впечатление о чужом сне, потом полежала еще немного, пытаясь уснуть. Сон не шел… вспоминался прошедший день. Грустный и одновременно радостный Рей, заботливый Франкенштейн, мои друзья, смеющиеся над тщетными попытками Региса вспомнить хоть одну знаменитость… и полное отсутствие рядом с нами охранников. Мы не виделись всего один день, и я уже чувствую, что мне их не хватает? Не привязываться, да, Рей?

Не привязываться. Потому что я чувствую, что они не такие, как мы. С ними я уже не буду вести такой спокойной жизни, как раньше… Но поздно, потому что, не увидев их, я начинаю о них вспоминать и гадать, как у них дела. Пытаться предположить, что они могли делать вчера, оставшись в абсолютно пустом доме…

* * *

Мне вспомнилось, как мы запускали фейерверк. Рождество каждый из нас встретил со своей семьей, но все-таки потом мы собрались все вместе на улице, чтобы скорее поздравить друг друга. Конечно, можно было это сделать с утра. Но завтра придется ехать к другим знакомым. У всех есть такие знакомые. Друзья родителей, коллеги, родственники… В праздники трудно собраться дружеской компанией, хотя, казалось бы, у тебя выходной. Это время утекает сквозь пальцы, ведь ты должен успеть пообщаться с таким же количеством людей, какое обычно видишь за пару месяцев…

Мы гуляли по парку и запускали фейерверки. Мы, как к этому делу непригодные, стояли в стороне, а вот Шинву распоряжался этим действом под чутким руководством Такео. М-21 и Тао тоже были где-то поблизости. Но мы и сами не маленькие и знаем, что фейерверк надо запускать очень осторожно.

Небо озарялось яркими вспышками, и мы радостно махали руками, прыгали и кричали, глядя на это великолепие. Наши салютики были простенькими, все-таки мы выбирали из дешевых, но было все равно потрясающе.

— У меня уже голова устала!

— Может, шея?

— А может, и шея! Постоянно задираю голову!

— А ты сделай вот так! — Икхан с разбегу плюхнулся в сугроб и улегся там, глядя в небеса. Мы последовали его примеру. Вот это лайфхак!

— Ребят, а вы не замерзнете? — я знаю, что Тао, Такео и М-21 совершенно не мерзнут, но они, в свою очередь, знают, что замерзнуть можем мы.

— Всего минутку! Можно?

— Хорошо! Красотища! — Тао приземляется рядом с нами, как будто только нашего фейерверка и ждал. В его голосе столько азарта, радости, восхищения, как будто он ни разу не видел этого раньше. Может, там, откуда он приехал, такой традиции просто нет?

Аджосси тоже смотрит на салют сидя. Но не в снегу, а на ограждении. Он опирается о фонарный столб, легко удерживая равновесие, и тоже смотрит в небо. Мне кажется, я вижу блики от вспышек на его лице. В какой момент я перестала смотреть на салют и переключилась на М-21? Не знаю, я просто почувствовала его состояние. В этих снопах блесток и света, разрывающих небо, он видел и чувствовал что-то родное. Такое же бурное высвобождение энергии, ревущее и радостное, разбивающее преграды в клочья… Он смотрел на эти искры и, казалось, совершенно забыл о том, с кем он пришел сюда и зачем… Все, чего ему бы хотелось, уже было перед глазами. Если бы только он мог подчинить себе эту мощь. Особенно эти сине-серебристые вспышки. Если бы только он мог вобрать эту энергию…

С этими мыслями о силуэте Аджосси на фоне залитого разноцветным светом неба я и уснула. Проснулись мы с Суйи поздно. Она возбужденно пересказывала мне приснившийся подарок судьбы, бессовестным образом перевирая тот сон, который я видела вместе с ней. Помнит и стесняется рассказать так, как все было, или сама толком не помнит? В очередной раз жалею о том, что вообще умею читать мысли. Как же человеческие секреты? Наши чувства, душа? Получается, даже это скрыть невозможно?!

А мне снился Аджосси. Это было воспоминание о том, как мы играли с ним в одной команде. И во сне я была так рада, что играю с ним, как будто и не было этого возвращения памяти и чтения мыслей… Он мне счастливо улыбался всякий раз, когда мы правильно угадывали карту, а я старалась изо всех сил, потому что хотела его порадовать… Проснувшись, я, разумеется, вспомнила, как все было на самом деле. Но сон все равно оставил приятный, теплый осадок… Иногда мне кажется, что я снова пытаюсь начать доверять Аджосси.

29 декабря, 00:23.

И, как выясняется, совершенно напрасно. Коротенькая идиллия снова позади, и теперь я опять очень сержусь. Как мне нормально рассказать то, что случилось сразу между несколькими людьми, которые практически не разговаривали между собой?

Следующим вечером мы уже традиционно сидели за столом в директорском доме, потому что Франкенштейн всем ясно дал понять, что ждет нас, как обычно. Наверное, он боялся, что ни у кого дома не найдется сахара или чайник будет неправильной температуры… или что ему снова забудут сообщить, а Рей потеряется…а может, директор и сам уже просто рад нас видеть? Привык… Как бы там ни было, мы пили чай и разговаривали, а Франкенштейн параллельно проверял работы другого курса. Вот как он это делает? Охранники на этот раз участвовали в общем веселье. Тао воодушевленно вещал что-то о веб-дизайне (я потерялась сразу же), потому что Икхан сообщил о нашем решении первым же делом. Такео на собственном опыте постигал, что такое жизнь с любителями игр, потому что Шинву загадал ему знаменитость, которую надо было угадать… Надо сказать, справлялся он ничуть не лучше Региса… Ну не было у Такео времени на изучение каких-то культурных моментов, не смущайте человека!

Я уж было хотела случайно «угадать» эту знаменитость и помочь Такео, но тут же получила какое-то новое восприятие, на котором мне и пришлось сосредоточиться. Со мной так бывает, я заметила: иногда я очень хочу найти ответ на вопрос, но сразу ничего не случается. Однако позднее это восприятие обязательно приходит. Уже не в тему, ненужное, но приходит…

Я вчера хотела узнать, чем были заняты охранники, пока мы пили чай у меня дома. М-21, например, тренировался. Он лучше меня помнил те фейерверки. Для него это воспоминание, конечно же, имело больше смысла. Сейчас-то я тоже чувствовала, что вовсе не красивые огоньки так манили его в ту ночь. Энергия. Чистая, свежая, неподвластная. Она разливается по небу, стоит только выпустить ее. Огромный выплеск энергии, смывающий все. Это — полная трансформация, это — свобода. Когда не боишься набрать в грудь воздух, когда громогласно объявляешь хозяином положения себя. Трансформация… он не помнит, как ее достиг в прошлый раз. Понимая, что это практически бессмысленно, он прокручивал в голове тот раз. Почему так мало воспоминаний? Почему он не помнит себя? Он помнит этот триумфальный прыжок, он помнит самую суть: он — сильнее! Он не беззащитен, он решает исход боя! Но как он этого достиг? Как он выглядел, какой силой обладал? Эта сила, неподвластная человеку, даже модифицированному… Он пытался пробудить ее сам. Вчера, оставшись один, спустился в подвал, где ничто не мог разрушить, и тренировался, тренировался… Он стал сильнее, это верно. Но он не способен трансформироваться. Это осознание жгло его, душило. Он ни на что не способен сам. Но было то существо, высшее существо, которое уже однажды ему помогло… Господин Рейзел.

Продираясь через вихрь спутанных восприятий, я не все понимала, но общую суть уловила. Когда же я услышала про Рея, то напряглась. Чего М-21 хочет от Рея?

Если бы только я мог попросить его потренироваться со мной… Франкенштейн будет против, но если дождаться момента, когда он не будет следить… Господин Рейзел поймет меня. Он видел, как я могу сражаться. Мне бы только понять, как он смог пробудить мою силу. Я вправе это знать…

А параллельно я слышала восприятие Рея, который прекрасно знал, о чем думает должный ему модифицированный… Рейзел не сердился, за него сердилась я! Проснувшись в другом времени, но том же измерении, Рей не успел восстановиться. Дикий темп событий поглощал все его силы и внимание. Если бы у него только было немного времени! Но одно сражение следовало за другим. Легкие, смехотворные для такого, как он. Но губительные, так как для каждого приходилось задействовать силу. Много раз, не единожды… кроме того, пробуждение. Это — совершенно другой уровень. Он почувствовал в М-21 эту силу. Она звала, призывала! Рей не мог отвернуться от беззащитного, и ему достаточно было уничтожить нападавшую тварь! Но человеку было нужно иное… он должен был победить сам. Рейзел чувствовал в нем знакомую кровь, знакомую энергию. О, он знал, к чему это сочетание может привести. Но был не вправе отступить… как жить потом со знанием, что не помог так, как велел долг?

Пробуждение не задействует столько энергии, как создание кровавого купола, хотя, конечно, он мог бы использовать их одновременно. Оно другое. И, вполне возможно, этой созидательной силы лишиться было куда опаснее, чем относительно легко восстанавливаемой энергии крови. Почему он это сделал? Неужели в память о тех временах?

Высшему существу, такому, как он, ничего не стоит потренироваться со мной. Конечно, я не смогу ему ничем отплатить. Но разве не лучше для них будет, если я, раскрыв свою силу, покину этот дом? О, без меня станет гораздо спокойнее. Из-за меня уже пострадали ребята, все из-за той связи, которая никогда не рвется. Пока цел Союз, я так и буду этим связующим звеном. Со мной общаться сродни использованию проклятого артефакта. Уж лучше уйти из этого дома, и это может стать моей платой! Только бы Франкенштейн раньше не прибил, чем я добуду эту энергию еще раз! Я смогу все запомнить на этот раз! Я могу ее контролировать, понять бы, как вызвать эту силу!

Люди…такие жадные до способностей и легких решений, в их душах переплелись свет и тьма, добрые побуждения и противоестественные порывы, продиктованные страхом и отчаянием. Как я могу пройти мимо этого?

Только бы научиться контролировать эту энергию!

Аааа! Слушать одновременно оба восприятия стало невыносимо. Я давно забыла и тему разговора, и где я нахожусь. Все, чем я жила, был этот односторонний разговор. Разговор, где только Рейзел мог услышать М-21, но никак не наоборот. Даже если бы Рейзел сказал все вслух. М-21 его бы не понял. Он считает Рейзела высшим существом! Высшее — не значит всесильное!

Я порывисто встала и вышла из комнаты. Не могу больше пить чай. Мне нужна холодная вода. В голове плыли воспоминания Рея. Каждый раз, привязываясь, он безвозвратно отдавал себя. Он никогда не сможет восстановить то, что передал другим. Минутный разговор, совет, едва уловимая улыбка… А М-21 смеет просить о повторном пробуждении!

Я подняла глаза от стола и поспешно оглянулась. Даже не считала, просто поняла, что за мной кто-то стоит. М-21 ждал. Видимо, мечтая о силе, он все-таки не так отвлекался от реальности, как я. Он явно следил за моим выражением лица. И мой побег на кухню тоже не мог не заметить.

— Юна, что с тобой происходит? — ровно, как будто дружелюбно, спросил он. Но мне слышались в этом вопросе хорошо скрытое раздражение, пренебрежение, тревога.

Я хотела вежливо ответить ничего не значащей фразой и… не смогла. Просто показалось, что было бы бесчестно вот так знать все, но продолжать играть. Чья я марионетка?

— Не важно. А вот что с вами происходит? Неужели вы не понимаете, что нельзя так поступать?!

Похоже, он и правда не понял сути моих обвинений, и я разозлилась еще больше.

— Вот вы думаете, что можете все планировать безнаказанно, да? Вы привыкли так жить! А ведь я все про вас знаю! — когда это я решила, что умею шантажировать людей? Неудивительно, что М-21 мне тоже не поверил.

— Что же ты знаешь, Юна? — прищурившись, спросил он, облокачиваясь на спинку стула.

— Я знаю, кто вы такой! — выпалила я. — Я знаю ваше имя, я знаю про вас все!

М-21 на мгновение замер. А потом я на его примере убедилась, что выражения «так и сел» и «ноги подкосились» люди придумали не просто так. Не глядя он забрал у меня стакан с недопитой водой и одним глотком опустошил его.

— Что ты знаешь? — хрипло спросил он.

— Я знаю, кто вы такой! — гордо повторила я.

— И как же…моя имя?

— М-21! — как грозный судия, возвестила я.

М-21, похоже, несколько секунд выбирал между двумя вариантами: придушить меня или биться головой об стол, но не сделал ни того, ни другого. Со слегка подергивающейся улыбкой он переспросил:

— Значит, М-21? Интересно, как же ты узнала?

— А то вы не лучше меня об этом знаете! Вы бы так не пользовались мной тогда, чтобы выиграть, если бы не знали! Вы все прекрасно поняли!

— Да? — сладко протянул он таким тоном, каким, наверное, угрожал бы нам, если бы так вовремя не явились Франкенштейн и Рейзел, спасшие нас тогда.

— Я читаю мысли! Пусть Рейзел и Ноблесс, но его силы не безграничны! Тратить их на повторное пробуждение для такого, как вы?! Это чудовищно! Довольны?! Можно мне идти?! — взорвалась я.

— Д-да? — на его лице возникло недоумевающее выражение. Такое неподдельное, что, выскакивая из комнаты, я уже начинала смутно что-то осознавать. А понимание пришло уже чуть позже, когда я яростно наматывала на шею шарф и поправляла шапку (под удивленными взглядами выбежавших в холл друзей). И осознание это было не из приятных: «Неужели он до этого не знал?»