Отчёт о Герое № 6. Сила (джен)

Я мало наблюдала за Рэнхомом в его дни в Академии Семидесяти Семи. Мне дорог мой ученик. Дороже только Терний. Но и любимая игрушка надоедает. Я бродила по Орис, по морям и землям, гнала псов на охоте у Будущих, слушала песни Вечных. Всё же чаще я проводила время с последними. Их циклоцентричная культура очаровала меня, и иногда я подозреваю, что к этому наваждению причастна Лирика. Она от скуки может прививать симпатии.

Опишу, как нас четверых развлекло прошлое.

Покой получил письмо. Мы собрались в его кабинете, чтобы почитать вслух.

"Давненько не слышал о вас и решил написать сам. Вы молчите, скрываетесь, но слухи быстрее и упорнее. Ваши похождения, ваши игры в людей — что за отвратительная шахматная партия! Управлять соседями по Вселенной — оригинальное занятие, только вы сначала с собой совладайте! Неусмиримая жажда власти одного, стремление покровительствовать второго, желание ставить эксперименты над людьми третьей, хлещущая эмоциональность четвертой — это ли качества, присущие богам? Бросьте, господа, не для того мы были созданы на свет!

Вы скажете: "Никто не знает, почему мы появились. Никто не знает, кем мы сотворены. Кто мы — даже этого не знаем". Соглашусь, соглашусь во всем. В один миг мы появились из ниоткуда, решив, что Вселенная — наша. Мы действительно можем много больше, чем самая развитая планетная раса. Нашим чревом был открытый Космос, нас баюкал рев миллионов звезд. И вдруг превратиться в коллекционеров душ человеческих, пасть до уровня примитивных мифологических существ! При том, что есть гораздо более достойные занятия. Ступайте на войну, на тропу битвы, на поле чудес сражений! Присоединяйтесь к нам, вернитесь к истокам! Покой, имей мужество прозреть наконец: вы слабы, Событие ломает вас малейшим дуновением! Зачем покинули вы наш корабль, нашу дрейфующую в бездне Родину? После того, что вы натворили с шестнадцатилетним мальчиком, как способны вы продолжать направлять род человеческий?! Прекратите совершать ошибки, признайте: ваше дело — межгалактические столкновения. Вы призваны судить и быть судимыми, убивать и умирать, сотрясая белые карлики, образуя сверхновые! Война, лишь война — истинное занятие.

Вы не последуете моему единственно правильному совету, это я знаю. Однако я поколебал вашу безмятежность. Равновесие нарушено, а значит, чаши весов когда-нибудь примут то положение, которого вы боитесь.

Искренне надеющийся на встречу,

Ветер".

— Жалкий фанатик, — бросил Покой, едва Лирика прекратила чтение.

— Война — худшее из развлечений, — констатировал Терний.

— Наше равновесие такое, как и прежде, — резюмировала я.

* * *

Мы никогда не говорили с богом. С существом или существами, благодаря которым мы здравствуем в этой Вселенной. Единственный завет — отправлять в никуда наши монологи. Никто ещё не осмелился его нарушить.

Нас было шестнадцать. Нас появилось шестнадцать. Мы осознали себя на корабле, большом и, наверное, красивом. Любопытствуя, мы сперва выглядывали из своих отсеков, а потом выходили из них. В ярко освещенных коридорах встречали других, похожих на нас, объединялись. Наконец собрались в самом просторном помещении, вокруг стерильного белого стола — ни единой царапинки.

— Кто мы? — первым спросил Дождь. — Откуда мы?

— Зачем мы здесь? Кто создал нас и с какой целью? — сказал Покой.

— Было ли у нас прошлое? Будет ли у нас будущее? Что есть наше настоящее? — сказала Скука.

— Способны мы ответить на поставленные вопросы? — сказал Дух. — Оставлены ли нам подсказки?

Мы решили разделиться и исследовать корабль. Нашли многое множество помещений, все похожи как две капли воды: белая кровать, белый стол, яркая лампа на белом столе, стул с черными ножками и круглый иллюминатор, за которым — чернота.

Мы не испытывали потребностей ни в еде, ни во сне, ни в любви, ни в ненависти. Мы не знали, какова цель нашего путешествия. Корабль, который мы именовали "Родина", дрейфовал в оформляющемся Космосе. Нам нужно было найти себе занятие. Мы выучились есть, спать, чувствовать. Изначально мы понимали друг друга, общаясь невербально эмоциями, но постепенно в процессе получения информации друг о друге появился язык. Несколько позже — письменность. Терний сотворил орудия и материал для письма. (После, кстати, некоторые из нас перешли к невербальной языковой коммуникации, но большинство, в том числе и мы четверо, до сих пор предпочитает выговаривать слова). Мы могли создавать объекты силой разума, и в недолгий срок "Родина" наводнилась нашими милыми безделушками.

Страсти первой пришло в голову покинуть "Родину". Мы создали четыре мини-корабля, или станции, дабы отправиться в путешествие. На станции-1 находились Волна, Скука, Песок, Лилия и Дождь; на станции-2 — Ветер, Разлука и Дух; на станции-3 — Покой, Терний, Лирика и я; на станции-4 — Грёза, Скорбь, Огнь и Страсть. Мы уходили, чтобы повидать Вселенную и вернуться. Не все шло так, как мы хотели: размолвки среди членов команды привели к непониманию; тогда и пришло осознание События. Но зато путешествие пробудило наши возможности и наши желания. Вернувшись, некоторые перегруппировались. Спокойное и безмятежное созерцание Вселенной привлекло Волну, Дождь, Лилию и Песок; Скука, покинув их, присоединилась к Ветру, Разлуке и Страсти (последняя без сожаления рассталась с прошлыми попутчиками) — они, столкнувшись с другими живыми творениями, избрали тропу войны. Дух, Грёза, Скорбь и Огнь объединились для творчества, для слагания песен и танцев, для фантазий и подробнейшего описания всего, виденного по пути (очень многое вошло в наши сборники и энциклопедии).

Единожды покинув "Родину", мы не возвращались. Мы быстро поняли, в чём наше призвание. Действие. Игра. Попытки обмануть Событие.

Между нами возникают недомолвки, но, мне кажется, мы были созданы друг для друга и узнали об этом очень скоро после нашего появления. Мы совершаем ошибки, но к чужому призванию не примкнём. И пусть мы так и не ответили ни на один из вопросов, поставленных на первом собрании, я думаю, мы делаем достойные попытки.

* * *

Расскажу о встрече, про которую забыла. Хронологически она произошла после Рэнхомовой учёбы в Академии. Я считаю, что целого раздела данный эпизод не заслужил. Место его здесь, под заголовком "Прошлое".

Я в некотором роде гордилась, что живу не только Рэнхомом, но и собственными хлопотами. Показная ложная занятость — причина, по которой я поздно организовала встречу Рэнха с его родителями. Напомнили зелюнцы, и я рада, что они сделали это раньше Покоя.

Я обещала Люмире, что она увидит сына через десять лет после нашей с ней встречи.

Потому Рэнхому безумно захотелось вернуться домой, в Пригорье.

Последние дни в Академии он читал пропагандистские патриотические брошюры, принимая их за правдивые песнопения о любви к отечеству и верности Будущим. Он думал о том, как разнообразна и необъятна его земля родная, сколько диковинных людей, деревьев и песен разбросано по ней, будто драгоценные каменья и дивные водоросли, несущиеся по пронзительно-синей быстротечной реке. Как много можно повидать, кого можно встретить!.. Но главное, напоминали брошюры, не забывать о малой родине своей, о колыбельных незабываемых полей и о нежных, тёплых руках матери.

— Икто, — сказал Рэнхом, — перед началом службы я навещу Пригорье.

Икто кивнул.

— Я тоже попрощаюсь перед Севером с нашими фабричками. Там такие виды, водичка такая зелёненькая, ивы!.. Надо навестить, да. А то, может, больше не увижу Хмельнюки.

Он был прав. Замечу, что Икто острее других предчувствовал скорую смерть.

* * *

Пригорцы знали о двух подвигах Рэнхома. Его, разумеется, не осуждали за гибель Граа. Бую с семьёй ещё четыре года назад пришлось уйти из Загорья; они попытались пробраться к Вечным, но всех застрелил патруль Второй реки.

Касси четыре года оплакивала Граа и успокоилась, когда он умер по-настоящему, а не в её полубредовых фантазиях. Спустя два года умерла она сама — при родах. Ребёнок был от заезжего торговца лубочными картинками.

Люмира, мать Героя, стала звездой в Пригорье и близлежащих деревнях. Все чувствовали, что Рэнхом — загадка, к которой причастна и его мать. Покой не давал любопытству выйти за рамки комфортной конспирации.

Я ревную Рэнхома к матери. Он — первый Герой, которому я покровительствую. Я отдала ему большУю часть своей (возможно, бесконечной) эмоциональной жизни и потому привязалась к нему.

Должна ли я описывать то, что не хочу? Я спросила у Терния, и он дал ответ, который я ожидала получить:

— На твоей совести.

Я скажу несколько слов. Отец Рэнхома умер от сердечного приступа год и три месяца назад, к двум сёстрам уже хаживали кавалеры. Семья не бедствовала, но мужской руки не хватало. Мать Героя подумывала об отшельнике-корчмаре, но вмиг забыла о нём, едва увидела высокого, статного, лучащегося здоровьем и силой молодого человека, пыльного с чёрных дорожных полусапог до огненной макушки. Молодой этот человек выбрался из перелеска на поле в сопровождении оравы грязношеих мальчишек, по очереди дёргавших знаменитого Героя за рукав тёмно-синего дорожно-дождевого плаща, покрой которого местные портные позаимствовали у модников Вечных.

Повозку с ямщиком предоставила Академия. Рэнхом сошёл у отметочного столба, оранжевые ленточки которого бились на ветру, и сразу почувствовал сильную жажду. Родной его дом стоял ближе к концу деревни, и Герою пришлось мужественно прошагать по центральной улице, сплошь засыпанной песком из-за полуторанедельной ветреной погоды ("Ну никогда такого не было, а тут на тебе", — изумлялись пригорцы). Его удивила пустынность деревни, и не пришло в голову, что сейчас самое время для посадки лелаива. Он набрал воды из уличного колодца и здесь же был окружён местечковыми почитателями. Пользу они принесли: провели туда, где работали взрослые (детей к лелаиву и близко не подпускали: по поверьям, плодородное растение не любит невинных).

Напившись, Рэнхом вдруг и есть захотел. Мечтая больше о нежном барашке под кисловатым ягодным соусом с лесными травами, чем о встрече с семьёй, Рэнхом вновь появился в жизни своей матери. Они обнялись, она расплакалась.

* * *

Два месяца провёл Рэнхом в безопасной, мирной, уютной семейной обители. Гулял по лесу с сестрёнками, рыжими лисичками (сравниваю с грибами), ловил блики Леориса сквозь сочную листву и любовался искорками лучей весёлых крошечных волн лесной речушки. Починил крышу стареющему сараю, обрёл славу самого быстрого сажателя лелаива, простудился во время рыбалки под дождём, даже сделался почётным гостем на свадьбе третьего в семье ребёнка (ей было пятнадцать). Рэнхом подарил молодым половину вознаграждения за убийство Граа — золотую чашу, которую семья обменяла на двух баранов и трёх поросят. Кстати, с Касси он не виделся и вообще взглянуть не смел в сторону Загорья. Его успокаивали, мол, супостатов давно выгнали вон, а юная пророчица совсем умом тронулась. Во время подобных утешений Рэнхом хотел взрыднуть.

По вечерам вся деревня собиралась у маленькой речушки и под ярко-алым закатом любовалась пригожими песнями Героя, аккомпанируя неритмичными хлопками, убивающими насекомых-кровососов. Рэнхом пел и разученные в Академии песни, и общеизвестные, и парочку придуманных Мертой.

Кстати, про Мерту никто не вспомнил. Покой объяснил мне, что полностью стёр её из памяти пригорцев. Рэнхом понял это в первый же день, и тяжело стало ему на сердце: не с кем разделить семейное горе.

Вот так прославленный сын прогостил у своей благопристойной семьи. На четырнадцатый день первого месяца осени небо затянулось, полдня шёл дождь, а Рэнхома навестил сутулящийся молодой письмоносец. Второй помощник первого визиря Агарха, ответственный за служащих при дворе, вежливо напоминал, что через семь дней Рэнхома ждут в главном замке страны.

* * *

— Сила! — сказал Рэнхом. — Сила! Сила! Эй!

Спустя три минуты я материализовалась перед ним.

— Привет, — кивнул он, застёгивая новый чемодан из кожи тридцатиречной змеи (подарок на восемнадцатилетие от Икто). — Мне нужно в Пригорье.

— Прекрасно, — сказала я.

Явилась пред ним в платье ярко-апельсинового цвета. На Орис есть такие цветы — авлеорисы ("огоньки, любящие Леорис"). Когда на них попадают лучи, их персиковые головки воспламеняются (в переносном смысле) и кажется: всё поле в восхитительном огне. Цвет моего платья напоминает об авлеорисах.

— Отнесёшь меня? — неуверенно сказал Рэнхом, по моему тону и виду мгновенно поняв, что время моего явного покровительства прошло.

— Рэнх, ты Герой, что одолел чудище морское и лучшего воина Вечных. Ты гармоничная легендарная личность.

— Я понял, понял, — бормотнул Рэнхом. — Выхожу в самостоятельную жизнь, да?

— Ты согласен с тем, что Герой независим и многое умеет сам?

— Я согласен, — нетерпеливо крикнул Рэнхом и защёлкнул чемодан. — Мелькали мысли, что я какой-то инфантильный герой. И шагу без вас не ступлю.

Смешок от меня.

— Всем Героям покровительствуют сущности вроде нас. Таков порядок. Теперь же мы даём тебе чуть больше свободы. Помни, однако: мы постоянно — незримо — рядом.

Я приветливо улыбнулась и добавила:

— Доброго пути.

— Угу.

Вот почему Рэнхом добирался сам как до Пригорья, так и позднее до Рокиагарха ("жилища владыки Агарха") — замка, представлявшего собой полноценный город, меньше столицы, но больше всех других городов.

Я пишу очевидные вещи, так как не знаю, что следует писать покровителю. Терний говорит: что желаешь. Я желаю подробно, понятно, непоследовательно и свободно излагать историю Героя. Потому что я допускаю, что эти записи предназначены не высшей сути, а низшим созданиям, может быть, каким-нибудь иным планетянам.

Перехожу к повествованию о Любви Героя.