Суп лучше обычного (джен)

Во время тех роковых секунд…

Открыв глаза, он увидел вокруг себя знакомую картину. На перроне 9 ¾ в полной неподвижности стоял поезд. Не тот весёлый Хогвартс-экспресс с ярко-красным паровозом, а какая-то мрачная, пустующая вереница вагонов с тёмными, холодными окнами.

Перрон тонул в звенящей тишине. Широченные квадратные колонны из белесого мрамора поддерживали невидимый свод. Перрон был покрыт таким же самым камнем, но потемней, который как бы светился изнутри.

Ни души. Пустоту нарушал невесомый звук где-то на грани слышимости, который неимоверно настораживал зеленоглазого парня своей безысходностью. Парень побрёл по перрону, несколько колонн остались позади, но это никак не меняло ни перспективу, ни окружение.

Вдруг за следующей колонной появилась белая каменная скамья.

На скамье сидел в глубоком размышлении или полусне, парень не мог определить в таком ракурсе, директор школы Хогвартс. Вокруг застывшей фигуры кружились в медленном танце клочья белесой мглы, создавая туманный кокон. Сгорбленная фигура напоминала скелет, а синюю шёлковую мантию покрывал слой серой пыли. Руки, слегка торчавшие из широченных рукавов мантии, напоминали белые высохшие щупальца.

Фигура Дамблдора была похожа на фигуру фальшивого Волдеморта.

Сердце парня сильно стукнуло и забилось быстрее и сильней от бешеной радости. Наконец-то старому интригану досталось по заслугам.

Тогда парень увидел источник раздражающего ультразвука. У старика на коленях бился в истерике и яростном визге маленький монстр — ужасным образом деформированный человеческий ребёнок с иссиня-чёрными космами на черепе. Беззубый рот был раскрыт в нескончаемом крике, а маленький острый язычок дёргался, словно чёрный червяк между бескровными деснами. Тёмные горячие глазки обжигали ядовитой зеленью взгляда, а маленькие костлявые ручонки корчились в приступе бессилия.

Существо напоминало гомункулуса Тома Риддла тогда, во время Воскрешающего ритуала в Литлл-Хэнглтоне. Но это была наполовину уничтоженная душа Гарри Поттера, парень не сомневался в личности монстрика.

А старик был крестраж в шраме, чтоб его!

Приближение молодого парня оживило фигуру Дамблдора. С медленными и словно очень болезненными усилиями он поднял голову и посмотрел потускневшими голубыми глазами, не узнавая переступающего с ноги на ногу новоприбывшего человека. Тень воспоминаний промелькнула в полуприкрытых за очками-половинками глазах старика, он облизал сухим языком потрескавшиеся губы своего рта и голосом, хриплым как карканье ворона, промолвил:

— Гарри, мой мальчик, наконец-то ты прибыл. Сколько лет пролетело?

— Нисколько, сэр, — чинно ответил парень и рванулся старику, чтобы забрать свёрток с монстриком. Невидимый барьер заблокировал устремление парня и не позволил сократить расстояние между ними. — Где мы находимся, профессор Дамблдор?

Кряхтя и стеная, умерший директор медленно выпрямился, небрежно и с омерзением бросая маленькую, ревущую тварь, голую и посиневшую, на каменную скамью и, еле двигая ногами, зашаркал к взволнованному парню.

— Гарри, мой мальчик! — каркнул он, протягивая костлявую, покрытую пергаментной кожей, руку в попытке дотянуться до Мальчика-который-наконец-не-выжил. — Дай дотронуться до тебя!

Выражение лица директора насторожило парня. Или это был рот зияющий почерневшими зубами. Быть может, что-то в лихорадочном треморе кисти, но что бы это ни было, парень сделал шаг назад. Потом прозвучал предупреждающий крик из уст монстрика:

— Не поззволяй ему добратьсся до тебя, Том!

Дамблдор застыл на месте и сузил глаза, рассматривая парня напротив себя.

— Кто ты такой? — зашелестели пересохшие губы. — Ты не можешь быть Томом Ридллом. Он там, под скамьей, — прорычал старческий голос, а кривой и костлявый палец указал на свёрток.

Но парень не стал слушать старого лжеца — он сам его давно знал, а обежал вокруг скамьи, чтобы сгорбленная фигура старика не мешала ему приковать своё внимание к маленькому существу, уже не ревущему, а только зыркающему на парня.

— Не ссмотри, воззьми меня, — тонким голоском взмолилось оно и парень, невзирая на опасности и на рвущегося к нему Дамблдора, шагнул к скамье и взял в руки холодное тельце монстрика.

— Не-е-ет! — закричал мёртвый директор и бросился вперёд, но невидимый барьер снова отгородил его от остального мира. — Брось его, брось! Это Волдеморт, он съест тебя.

Почувствовав порыв следовать указу Дамблдора, парень не стал его слушать, а прижал маленькое тельце к себе и почувствовал, как тонкие ручки монстрика вцепились в его грязную мантию с неожиданной силой и не совсем человеческое личико заняло всё поле зрения парня. Огромные зелёные глаза округлились и слегка загипнотизировали его своим немигающим взглядом. Снова этот шипящий голос заговорил:

— Я не Волдеморт, я Гарри. Я то, что осталось от того счастливого мальчишки, которого настигла такая незавидная судьба — встретиться с тобой в годовалом возрасте, затем пережить внедрение твоего крестража, а потом и крестража этого чудовища с бородой, в мою многострадальную голову. Затем, после того ритуала, я застрял в гомункулусе и меня непрестанно мучил крестраж этого монстра. Лишь сегодня, бросив в тебя Аваду, я всё понял. Но не спеши делать выводы и слушать этого белобородого паука, который подготовил ловушку здесь, в Межмирье.

— Если это, — парень указал на бьющуюся в преграду тощую фигуру Альбуса Дамблдора, — его крестраж, Гарри, то где его душа? Он сегодня умер от Авады Снейпа, он должен быть где-то!

Монстрик продолжал гипнотизировать Тома своими изумрудными глазами — единственным, что осталось нетронутым от рождённого в любви сына молодой пары Поттеров.

— Думаю, уже в поезде. Ждёт своё следующее приключение.

И улыбнулся беззубым ртом.

Вдруг старик снова заверещал:

— Не слушай его, Гарри, врёт он. Врёт. Бери крестраж и поднимайся на поезд, он тебя ждёт. Увези отсюда это зло! — рычал сзади гневный голос директора.

Зелёные глазищи монстрика моргали навстречу второй, такой же зелёной паре глаз.

Помаявшись секунду-две, парень с любопытством посмотрел через плечо монстрика, как бешено боролся с барьером Дамблдор и в ужасе отпрянул подальше от него. Первозданный ужас хлынул в сердце парня, потому что такой же порыв, как у мёртвого директора, видел только в ужастиках с плотоядными зомбаками.

— Стой! — крикнул, не раздумывая, он. — Ни шагу! И молчать!

Тощая старческая фигура, как-будто сломалась и рухнула на скамью сзади. Дамблдор так и остался с раскрытым чернеющим ртом и скрюченными кистями.

— Я помню, что убил твоего отца, Гарри, но хотел пощадить твою маму. Твои родители не были моей целью, я пришёл убивать тебя. Но твоя мама бросилась тебя защищать и словила мою первую Аваду. Вторую отразил ты и развоплотил меня, создав тем самым мой крестраж себе во лбу. Но кого убил он, — парень указал на сгорбленного старика на скамье — чтобы создать крестраж?

— Никого, воспользовался самовозгоранием Фоукса. Я вспомнил это, пребывая возле дементоров. После обмена телами и увязания в личе вместе с директором, получилась неувязочка. Мы с ним чередовались в безумстве. Затем установили, что влияние дементоров как-то возвращало моё спокойствие, но бесило его. Без дементоров он был спокоен, а я бесновался. Кто подобрал такой опасный ритуал для твоего возрождения, Том?

Парень подумал немножко, почесал макушку, вздохнул и ответил монстрику:

— Меня и не спрашивали. Питер сам выбрал ритуал из всех, которые нашёл, как самый доступный, затем совсем запутался с порядком и получился суп, лучше обычного. Но, извини, что так получилось, мальчик, тебе очень нелегко, наверное, было жить эти два года в теле, треть которого создавалась из кости настоящего маггла.

Глаза монстрика хлопнули дважды и огромные слёзы побежали по худым щекам. Почерневшие губы скривились в беззвучном крике. Парень почувствовал непомерную жалость к Гарри Поттеру, он прижал ещё крепче изуродованное тельце к себе и стал убаюкивать его.

Внезапно парень ощутил странную мягкость «плоти» — если в потустороннем мире имеет смысл слово «плоть» — монстрика. Он стал как бы жидким и начал впитываться в «тело» парня. Два-три вздоха и на перроне остался только он, которого уже можно бы назвать Гарри-Том — повыше, более мускулистый, более стройный и покрасивее прежнего.

— Гарри, что ты сделал, мой мальчик, — этот, с жалостливыми голубыми глазами за очками-половинками, так ничего и не понял.

Ну, а зачем кому-то нужно открывать глаза на правду? Что он хорошего сделал для него-Тома или для него-Гарри? Ничего.

— Вам чего, профессор Дамблдор, по годам объяснять или сделать вам одолжение — ничего не рассказывать, чтобы спали… а, вам не спится? Совесть грызёт по ночам? А почему вы ещё на перроне стоите, почему бы вам не сесть на поезд и не уехать к чёртовой бабушке?

— Гарри, я не хочу…

— Как не хотите? Хотите, конечно, не вы ли говорили, что смерть — это ещё одно приключение? Не смотрите на меня с обвинением в глазах, что я такого сказал?

— Я тобой разочарован.

— Вы? Мной? Разочарованы? А что, кто-то спросит с меня должок? Вы? Да вы мертвы. А я живой и через минуту возвращаюсь в моё тело, которое ждёт меня.

— Возьми меня с собой, Гарри…

— Молчать! Немедленно идите в поезд и отправляйтесь туда, где злачные луга и зелёная трава ожидают нас, праведных, после смерти… — вдруг, невероятная догадка о причине, из-за которой старый хрыч упирается и не хочет на поезд, озарила Гарри-Тома — Ага-ага! Я, возможно, вас понимаю, этот поезд НЕ ТУДА, где злачные луга, а ТУДА, где Геена огненная!

Посмотрев на стушевавшуюся фигуру умершего директора, затем на сияющий камень кольца Гонтов на своей руке, в который некоторое время назад, под чередование Авад, впитались и Старшая палочка, и Мантия-невидимка, Гарри-Том загадочно улыбнулся и нетерпящим возражений голосом рявкнул:

— Дамблдор, повелеваю вам, СРАЗУ прыгайте в поезд и отправляйтесь ТУДА, куда вам положено!

— К — О — Н — Е — Ц —

Примечания:

Знаю, знаю — идеи старые, штамп стоит на штампе.

Но, посмотрите год, когда этот наивняк писался — тогда любой из этих штампов был откровением, кристаллизацией коллективного разума читателей.

Так, что — помните, что истина рождается в муках поиска и экспериментов.

Машуля345 здесь была! И требует продолжения банкета!