Особенности межгалактических вояжей рыцарей Рен или Это не метеорит! (гет)

Примечания:

Визуализация к главе: https://pin.it/5khswx8

---

Планета Раталэй. Вилла Хаксов

Все это время Роуз мучила совесть. Грызла. Ввинчивалась в ее душу, в ее сердце и чавкала, откусывая по кусочкам оттуда и оттуда. За все эти почти двадцать дней ее долг подруги и долг жены основательно переругались между собой, отчего Роуз страдала, переживала и уже раз тридцать была готова втихаря от Хакса рассказать Реншам и Лее правду.

Хотя договор с Армитажем она нарушать тоже не желала, понимая, что является доверенным лицом даже не мужа, но командующего, и она, как никто другой должна поддержать генерала в трудный час непоняток и тревоги. Поэтому, направив Лею и Иллу на помощь в успокоении девочек, Роуз, бывшая Тико, отправилась с Хаксом нести бремя власти и ответственности.

Прибытие леди Хакс на флагман не сказать, что осталось незамеченным, но никаких встреч с выстроенными штурмовиками и членами высшего командования с вымученными улыбками не наблюдалось. Тут Хакс подстраховался. Однако слушок, что командующий теперь не один в своей каюте, а с дамой, пусть даже эта дама имеет статус официальный, о котором знала вся Галактика, быстренько облетел экипаж.

Объявленное по кораблю, что Первый Орден направляется с государственным визитом в систему Эйрам, по случаю открытия космической станции, являющейся крупным центром коммуникации и охватывающей еще с два десятка секторов галактического рубежа, привело экипаж в хорошее расположение духа. А когда на борт прибыли несколько высокопоставленных чиновников, и тоже, кстати, с дамами, все знающий Митака по секрету всему свету за ужином поделился, что некоторым отличникам боевой и политической будет разрешен «выход в город». Никто не знал, кто эти «некоторые», но офицерский состав на всякий случай принялся готовиться к визиту с особой тщательностью. По этому поводу Хакс, не отменивший свое хождение по службам «Добивающего», остался доволен. Каждый хотел попасть в число «некоторых», поэтому всевидящее око командующего почти не видело нареканий.

Что касается самой цели визита, то никакого удивления ни у кого он не вызвал. Все и так понимали, что Первый Орден, основав военную базу и поставив мощный гиперпространственный маяк, каких тут отродясь не было, который выполнял функции медицинского центра, обсерватории, исследовательской станции и культурного центра, предоставившего посетителям возможность заглянуть в разнообразную культуру миров этих диких дебрей Галактики, заодно обезопасил границы от всяких нехороших набегов в такой глуши.

Правда, сперва пришлось весьма недипломатично прекратить бесконечные вспыхивающие войны между двумя соседними планетами, монархи которых не могли успокоиться, предъявляя претензии друг к другу по причинам, уже канувшим в лету, но со временем превратившимся в привычку то мириться, то устраивать войнушку. Понадобилось погрозить эскадрой Звездных разрушителей и пару раз долбануть по каменистой поверхности Э'роно и бахнуть в океан Эйрама. Чтоб успокоились. Дальше в дело вступили дипломаты. Потом подтянули остальных монархов сектора, и всяких там эрц-герцогов, баронов и кронпринцев, дав им понять, что отныне эта глушь глухоманью быть перестает.

Свой интерес Первый Орден не скрывал, а покладистые монархи сразу поняли, что если не захотят торговать и развиваться, как предлагают, то отберут, нахрен, все. Вот поэтому пришлось вылазить из своих замков-крепостей-дворцов и что-то уже делать, шевелиться, короче.

Следовательно, открытие станции, как укрепляющий коммуникационные сети фактор, действующий во Внешнем Кольце, было дело государственное и, значит, без Хакса никак. А в силу сборища бомонда, мероприятие приобретало еще и протокольный характер. А по протоколу... Крифф! Леди Хакс устойчиво рушила эти самые протоколы, невзирая на государственную необходимость.

Собственно, перелет никаких неприятных сюрпризов не преподнес, не считая того, что леди Хакс, как всегда, повела себя, выйдя за рамки дозволенного, чем ввела в ступор представительную делегацию в полном составе, в том числе адепт-генерала Прайда и, отчасти, офицерский корпус, присутствовавший в тот момент, но только не Армитажа. Он-то как-то попривык уже...

Тут же стало понятно, что трехдневные курсы изучения этих самых «церемониалов» в контексте истории, устроенные мудрой Леей для всех Ренш и Роуз, оказались не столь продуктивными, как хотелось бы.

Кайло было не до балов, впрочем, Хаксу тоже. Слишком много было важных дел. Хотя появляться приходилось, чего уж. Для самого Верховного и его Ренов, а особенно для Рей и Роуз каждый раз этот «выход в свет» давался тяжело, можно честно сказать, стиснув челюсти. Армитаж эту характерную особенность восприятия публичных выходов для Роуз изучил досконально, но и тут решил подстраховаться, послав официальное приглашение Лее и Илле, в надежде, что прибытие «тяжелой турболазерной батареи» отвлечет внимание прессы, и акулы пера и голокамер набросятся на Органу и Маму со своими вопросами. А сам Армитаж после официальной части, забрав Рози, технично смоется на «Добивающий».

Роуз к первому своему самостоятельному «выходу в свет» была готова. Платье у нее было, насчет прически и думать нечего, уж Лея постаралась втолковать всем девушкам и наглядно продемонстрировать, как даже в походных условиях можно соорудить на себе нечто, чтоб вопросов не возникало ни у кого. Благо опыта в этом вопросе Лее было не занимать.

Главное, что Роуз запомнила из «курсов» Леи: «Ведите себя естественно! Плевать, какие там у кого титулы, будьте тем, кто вы есть. Это демократично и внушает доверие прессе. Пресса и есть самый коварный враг! Остальные лицемерные морды вам не опасны, кишка у них тонка гавкать на руководство Первого Ордена».

Тут Принцесса элегантно поправляла прическу и с долей гордости добавляла:

— А кто гавкнет, будет тушкой оки-поки!

Хакс таскался по салону собственных апартаментов, кидая взгляд на свое отражение в обзорных окнах каюты. Безупречен! Он мысленно прокручивал свою речь, все же впервые он выступает как и.о. Верховного Лидера, должен соответствовать! Показать, так сказать, высший пилотаж! Пусть трепещут, крифф возьми, все эти местные жуки-долбоеды!

Рози вышла из спальни, откуда выгнала Хакса, и сказала, насупившись:

— Я готова.

Арми споткнулся (мысленно) на пункте тридцать восьмом, уставился на Роуз зеленым свечением во взгляде и тут же (мысленно) принял решение сократить официальную речь сразу пунктов на двадцать, а то хватит и восемнадцати. Зато можно будет улизнуть с этого мероприятия раньше аж на десять минут! Потому что платье из шифонового атласа церлина, мерцающего оттенком клонящегося к закату солнца, так заманчиво облегавшего фигурку и с деликатным декольте, тем не менее делало Розочку пряно-манящей настолько, что Хакс (мысленно) прикинул, а не задержать ли вылет, нафиг, с корабля, в конце концов начальство может позволить себе задержаться...

— Даже не думай! — отрезала Роуз, — Я час возилась с прической! Чем быстрее ты там напугаешь титулованных авторитетом Первого Ордена, тем лучше! На всех этих мероприятиях чувствуешь себя голой. Потому что пялятся со всех сторон, точно я зверушка-шамарок в клетке... глазеют...

— Рози, это бремя власти... — грустно вздохнул командующий, подавая ей руку, — Но, вот, например, Илла на всех этих сборищах...

— Я не Илла! — отрезала Роуз, — И ты знаешь, что я предпочитаю бремени власти свой ремонтный ангар в космопорте Раталэй.

— А так же посиделки со всеми леди Рен на кухне у Фэйн, — тихо добавил генерал и пощекотал губами за ушком Рози, — вот вернутся Рены...

В ангаре и.о. Верховного ожидала делегация ответственных управленцев высокого ранга (тоже, с дамами), а так же группа высших офицеров при параде.

Роуз отметила, что со стороны лифта вся эта куча народа смотрелась, как рой пертриллианских ночных ос, готовых к вылету из улья. Цветовая гамма улья варьировалась от всех оттенков черного до пепельного и мышиного, причем львиная доля этих самых оттенков черного приходилась на туалеты дам, щедро отсвечивающими драгоценностями на разных участках тела.

Хакс (мысленно) тоже отметил, что его Розочка будет смотреться, как лесинн с золотистыми перышками посреди стаи хищных мрачных крихоков.

Такое красочное сравнение самому генералу понравилось, он надел свое самое суровое выражение лица и влил во взгляд достаточное количество холодной властности, чтобы представительная делегация дисциплинированно замолкла и вытянулась во фрунт.

Генерал скорее почувствовал, чем увидел, как в леди Хакс взыграла некая протестная активность, но он успокаивающе погладил пальцами в перчатке ее локоток, помогло. Но ненадолго, как оказалось.

От роя ос отделилась одна большая оса, дородная дама штурмового роста, в туалете с претензией на элегантность, но сидящем на ней, как на банте седло, и маршевым шагом направилась к командующему.

Роуз как завороженная смотрела на ее ноги в туфлях... тут леди Хакс скосила взгляд вниз... в туфлях размера на два больше, чем у Хакса.

— Генерал, — густым и сочным голосом сказала дама, едва склонив голову, а приколотое сзади в темные волосы прически перо птицы-прияки колыхнулось в такт, — служба протокола вынуждена заметить, что появление дамы столь высокого статуса дважды в одном и том же туалете недопустимо. Так же согласно параграфу седьмому, подпункт восемь, цвет официального визита на мероприятия открытия или закрытия проектов в мирах классификации 003-GF должен соответствовать гамме Sq-003. Леди Хакс присутствовала в этом платье во время посещения вами...

— Достаточно, — оборвал начальника протокола Хакс, — леди Хакс не служит в Первом Ордене, не...

— Погоди, — Роуз мягко освободила свою руку из захвата Хакса, подтянула длинную перчатку на правой руке и шагнула к даме с пером в волосах:

— Вы свои эти параграфы и подпункты будете вдалбливать кому хотите, а я сама буду решать в чем и какого цвета я хочу ходить! — Роуз надвигалась на начальницу протокола, ступая туфельками по дюраклитовым плитам ангара и чуть приподняв подол платья, как Лея учила.

Дама шагала назад, к рою ос, а Роуз, остановившись, указала на представительную делегацию и обернулась к Хаксу:

— И что? Вот Первый Орден всегда является с государственным визитом, похожий на похоронную команду? Да я и не удивляюсь, что про вас в Голонете пишут всякие гадости!

Нарушенный порядок привычных действий и фраз несколько ошеломил офицеров, но больше всего взволновало, что генерал вообще никак не отреагировал на столь вопиющее нарушение устава...

Генерал не отреагировал, потому что точно знал, что на его «отреагирование» Розочка отреагирует так, что мало не покажется. Леди Хакс не раз, и не два, и не три подчеркивала, что ей на этот его устав и на порядок, и вообще жестокости службы в Первом Ордене начхать! Сказывался тяжелый анамнез нахождения в Сопротивлении. Там вообще не имели понятия, что такое субординация и дисциплина, поэтому Арми относился к этому «анамнезу» снисходительно. Сейчас он должен был как-то отреагировать, конечно...

В повисшей тишине было отчетливо слышно, как адепт-генерал Прайд зло скрипел зубами. Хакс кинул взгляд на ошеломленную делегацию, но тут все присутствующие услышали тихий смех и разом повернулись к потенциальному самоубийце.

Генерал Парнади, ничуть не смутившись и не испугавшись скрипа зубов Прайда, встретилась взглядом с Хаксом и спросила:

— Разрешите, генерал?

Роуз, взяв под руку Армитажа, кивнула:

— Конечно!

Хакс подумал, что сейчас вся служба протокола просто грохнется в обморок, но не угадал.

Осиный рой сомкнул ряды, а Беллава, чуть выйдя вперед, заложив руки за спину, по генеральской привычке, осмотрела слегка насмешливо «похоронную команду» и сказала:

— Считаю, что замечание леди Хакс актуально в свете тех задач, которые ставит перед собой Первый Орден. Для сплочения Галактики столь кардинальные рамки протокола основательно устарели! Имидж делегации такого уровня это, дамы и господа, действительно нечто унылое и совершенно дестабилизирующее позитивное восприятие.

— Вот! — Роуз победно посмотрела на начальницу службы протокола, потом сияющими темными глазами на Хакса, — Так что?

— Мы рассмотрим ваше предложение на Высшем Совете в ближайшее время, — холодно ответил и.о. Верховного и двинулся к шаттлу, ведя Роуз под руку.

Генерал Амрет Энгель показала Беллаве общегалактический жест солидарности и слегка дернула за рукав мундира Прайда, чтоб вышел из протестного стояния, все равно ничего не выстоит. Перемены в Ордене все набирали и набирали обороты.

Генерал Домарик Куинн проводил Беллаву тоскливым взглядом подкаблучника, почти бесконтрольно чавкнув, когда калибры генерала Парнади проплыли мимо. Потом его взгляд упал в декольте супруги, где, по идее, должны были находиться объекты обожания, но вспомнил, что их там сроду не было, потому как размер стойко удерживался в минусе с самой юности (супруга Домарика очень гордилась, что до сих пор могла свободно надевать свои девичьи наряды сорокалетней давности). Тут память генерала Куинна внезапно воспроизвела Беллаву в том дивном обтягивающем платье оранжевого цвета в отеле на Раталэй, и он едва не заскулил от отчаянья, а супруга, посмотрев на лысину Домарика сверху вниз, произнесла:

— Ты заметил, дорогой, что брак Хакса с этой сопротивленкой отрицательно влияет на руководящие способности генерала? Я считаю, что это диверсия со стороны наших врагов! Вот увидишь, эта диверсантка еще устроит скандал, омрачив государственный визит!

Конечно, прозорливая супруга генерала Куинна оказалась права!

В целом визит прошел по плану, то есть пресловутому протоколу, не считая инцидента с прессой, допущенной на мероприятие. В то время, как представители мощных центральных СМИ осаждали Хакса и ответственных управленцев, засыпая их каверзными вопросами, несколько особо озабоченных журналюг (из средств информации местной глухомани) атаковали Роуз, которая тихонько пробиралась сквозь толпу монархов к Беллаве Парнади. Командующая сухопутными войсками первого Ордена с некой долей покровительственной жалости улыбалась мелкому сморчку далеко за... пенсионный возраст, увешанного аксельбантами в цветах армии Эйрама, по численности, как половина личного состава экипажа легкого крейсера «Эншадо». Сморчок смотрел строго на уровне своих глаз, подслеповатых, но четко зафиксировавших калибр основного орудия Беллавы. Видимо был впечатлен. По крайней мере, бокал с игристым он махнул одним глотком. Маханутое игристое тут же заиграло у сморчка в каком-то там месте. Вот что животворящие пузыречки делают даже со сморчковыми органами! Выразилось это в неуклюжих комплиментах и характерных хватательных движениях старческих пальцев (в воздухе).

Генерал Парнади была единственной, с кем Роуз общалась, пусть совсем немного, но все же! Ведь связующим звеном был Дэмерон, почти пропавший с горизонта событий и жизни Роуз.

Беллава, делая По предложение на свадьбе Ренов, точно знала, что он не откажется, потому что влюбленная женщина способна на подсознательном уровне улавливать желания мужчины, как бы он там не хорохорился и не пытался выпендриться, какой он нагловатый ловелас, заманивший в свою ловушку самого генерала Первого Ордена.

Беллава его не переубеждала, но знала наверняка, что генерал Сопротивления намертво увяз в ловушке, которую она ему устроила. Несмотря на то, что Дэмерон был абсолютно недисциплинированный тип, способный нарушить все возможные и невозможные правила и законы, включая законы природы и законы физики, в чем генерал Парнади не ошиблась.

Возглавив командование планетарными войсками Кироса, на котором так кстати располагался штаб сухопутных войск Первого Ордена, Дэмерон погрузился не только в круговорот службы, но и в приятности личной жизни. Так что Роуз, обосновавшись навсегда рядом с несносным Хаксом, как-то совершенно отдалилась от своих боевых друзей. Теперь же представилась возможность напрямую задать Беллаве вопрос: «Как там По?». А кто же еще ответит, как не генерал Парнади?

Два офицера охраны, приставленные к Роуз службой протокола, вышколенные и вежливые, выбранные, видимо, за рост и выправку, не вполне представляли себе, что встреча с прессой сродни боевому заданию. Впрочем, на боевых заданиях они тоже никогда не были, поскольку в службе протокола не было предусмотрено столь грубых мероприятий.

Вместе с тем, пресса, съевшая целый выводок бант на мероприятиях подобного уровня грубости, профессионально отсекла офицеров от Роуз и повлекла ее дальше, пока охрана, закруженная потоком монархов, герцогов, баронов и разных остальных титулов, прокрутилась туда-сюда раз шесть, дезориентированная относительно того, куда делся объект охраны. В это же время консолидированная группа жадных до Роуз журналюг, сплотившись вокруг жертвы, оттесняла ее к распахнутым дверям в оранжерею с представленными образцами флоры с десятка планет, конечно с тех, где эта самая флора была и, стоит заметить, вполне себе не ядовитая.

Роуз напирающую толпу человек в пятнадцать хотела было разогнать с помощью своего шокера, который уютно уместился в маленькой сумочке, но вспомнила, что у нее есть некоторые обязанности, поэтому остановилась у пышного лиственного растения яру, обсыпанного пурпурными цветами и спросила:

— И что надо? — обведя взглядом темных глаз любопытствующие лица, морды и что-то похожее на рожи аккредитованных на мероприятии корреспондентов.

Ей и так было неуютно все это время, она устала от вспышек голокамер, бесконечных речей представителей секторов, перечисления пунктов и подпунктов договора, сверкания драгоценностей, мельтешения все тех же лиц, морд и рож, но стойко переносила тяготы и лишения своего долга быть женой ответственного Хакса. Пресса сбила ее с маршрута, но скандалить Роуз не могла, вспоминая мастер-класс Леи: «Только в крайнем случае! И, главное, уверенно пошлите всех в задницу к сарлакку, они это понимают!».

Выпуклые и лупоглазые нигкоды, трехглазые козлиные морды гранов, жесткошкурые артодианы с рокочущими голосами, дренгиры, люди, даже похожие на летучих мышей двое катикутов, все одновременно стали задавать Роуз свои вопросы, тыча ей голокамерами чуть ли не в лицо и отталкивая друг друга. Преимущество, конечно, было на стороне тех, кто выше, массивнее и наглее. Тут катикутам, которые похлопали кожистыми крыльями и загнали конкурентов за близстоящие кадки с кустами колючей гностры, равных не было.

Роуз с трудом улавливала в общем гомоне названия средств массовой информации: «Салудадское дамское сообщество», «Главные и горячие новости Далнанского сектора», «Женский журнал о жизни Хайлепса», «Светская хроника Обадаса во всем блеске» и еще что-то, но тоже, вестники разных новостей из жизни лучших людей Галактического рубежа.

«Скажите, леди Хакс, это правда, что вы были вынуждены оставить своего любимого человека Финна ради мирного договора Сопротивления и Первого Ордена?»

«Неужели Лея Органа заставила вас пожертвовать собой?»

«Леди Хакс, это правда, что вас приковывают наручниками, чтобы вы не сбежали?»

«Расскажите, каково это, быть в постели с врагом демократии!»

«Вы ни разу не дали интервью, чтобы обозначить свое политическое кредо! Скажите правду! Вы лишены прав и свобод?»

«Леди Хакс! Галактика хочет знать правду!»

«Скажите, вы все еще любите своего Финна? Это такая печальная история! Наши дамы целиком и полностью на вашей стороне!»

Роуз зажмурила глаза, изо всех сил пытаясь не оглохнуть от гвалта голосов прессы и от того, что ее собственное сердце от таких вопросов тарабанило бешеным ритмом от негодования и клокотало в душе отменной такой злостью от эмоций отнюдь не позитивных. Что они несут? При чем тут Финн? Откуда эта чушь? Зачем они говорят все это?

Зато все происходящее отлично наложилось на раздражение «протокольными мероприятиями», и она, сжав в кулачках свою сумочку, крикнула:

— Все это вранье! Кто вам сказал такую чушь? Покажите мне этого урода! Нет урода? Тогда заткнитесь со своими паскудными вопросами и катитесь отсюда... в задницу к сарлакку!

Вид рассерженной Роуз, такой решительно-яростной, с раскрасневшимися щечками, пламенеющей огнем возмущения во взгляде, да еще доступным языком объяснившей прессе, куда той следовало двигаться со своими вопросами, произвело нужный эффект.

Пресса сразу захлопнула рты, пасти и клювы, совершенно не ожидая от леди Хакс столь изысканного посыла куда подальше.

В этот момент до объекта охраны, наконец, добрались протокольные красавцы-офицеры, не церемониально принявшись подталкивать журналюг к выходу из оранжереи, а Роуз была взволнована, не слишком ли она... э-э-э... неделикатно дала интервью?

Рози смотрела, как за широкими плечами и спинами облаченных в парадные мундиры офицеров самые верткие журналисты отчаянно сопротивляются, облегченно выдохнула, но тут из-за пурпурных цветов послышалось:

— Леди Хакс!

Роуз вздрогнула, повернула голову, краем глаза отметив, что с другой стороны толстенького мохнатого ствола яру зашевелились тяжелые резные листья...

Из-за пурпурных цветов показалась удлиненная голова, лысая, с редким серебристым пушком на черепе, затем весь субъект, похожий на обглоданную кость суббаатара, в какой-то хламиде непрезентабельного вида, зато отливающей мерцанием цвета детской неожиданности. На руках, торчащих из широких рукавов, обосновались штук по двадцать разноцветных браслетов, а в пальцах, похожих по строению на кибернетический протез, была зажата голокамера.

Офицеры, придавив прессу к дверям, удерживали ее довольно успешно, все же протокольные оказывается тоже что-то могли, сама же пресса, узрев обглоданного, дружно завопила :

«Это сам Хэй Алут!»

«Вот же он!»

«Леди Хакс! Это неопровержимый источник!»

«Мы независимая пресса и пользуемся только проверенной информацией! «Вестник Эразмус Кэпитал Сити» всегда на острие новостей! Ура Хэю!»

Роуз обернулась, вслушиваясь в выкрики журналистов, голокамеры защелкали в три раза интенсивнее, а местная знаменитость, побренчав браслетами и пригладив пушок на черепе, сказала довольно гнусавым и почему-то высоким голосом:

— Леди Хакс! Я представляю самое авторитетное издание сектора, под непосредственным патронажем королевского Дома Эйрама «Вестник Эразмус Кэпитал Сити». И у меня к вам конфиденциальный разговор!

Роуз опустила взгляд, глядя на носки своих золоченых туфелек, переваривая то, что там с придыханием орала пресса, пытаясь в прыжках из-за офицеров охраны донести до Роуз свое восхищение обглоданным...

— Значит, источник всяких гадостей про меня, это ты, что ли?

— Почему? — удивился обглоданный и натянул на лысый череп головной обруч-гарнитуру, куда пристроил свою камеру, отчего смотреться стал еще нелепее, — Это не гадости. Это точные сведения от непосредственного свидетеля всего того, что происходило за кулисами так называемого заключения мира и так называемых свадеб!

Роуз сильно хотелось вмазать лысому в приплюснутый нос, но она, практически дрожа от ярости, спросила:

— Какого свидетеля?

— Ну как же, — вдруг перешел на жаркий и визгливый шепот обглоданный, а его желто-зеленые глаза без ресниц открылись шире, почти в два раза, став размеров в половину вытянутого лица, нос укоротился, а большой рот стал казаться еще больше.

Теперь Роуз видела пушок-глаза-губы-зубы. Зубы впечатляли, но Роуз отодвинулась от напиравшую на нее местную звезду, а его зубы-губы сказали:

— Вам просили передать, что искра сопротивления скоро возгорится!

Роуз нахмурила бровки, резонно подумав, что обглоданный выглядит немного придурковато, однако тот, нисколько не смутившись, спросил:

— А-а ответ?

— Что ответ? — не поняла Роуз.

— Но как же... Леди Хакс, я же сказал пароль! А мне его по секрету назвал Финн! — и журналист подмигнул одним глазом.

Роуз мигания не поняла, однако поняла кое-что другое:

— И это он вам понарассказал всякой дряни?

— Я имел честь взять у него эксклюзивное интервью! Как участника событий! О-о-о! Мой репортаж во вчерашних новостях был бесподобен!

— Ты дурак? — искренне удивилась Роуз, — Только дурак может думать, что Финн имеет какое-то понятие о чем-то, кроме как пожрать, поорать про борьбу и побить себя в грудь кулаком, какой он герой. До сих пор орет, кстати. Прогрессирует это у него, я узнавала.

— Но как же... Леди Хакс, — обглоданный взял себя в руки и серьезно сказал: — Статья в «Вестник Эразмус Кэпитал Сити» содержит в себе точно переданное в интервью! И там особо отмечено, что у вас с Финном были э-э-э... любовные отношения (Роуз раскрыла сумочку), а потом Лея Органа разработала план по внедрению вас, как важного агента, в самое логово, то есть в спальню врага, чтобы, когда придет время, в нужный момент, когда вся галактика, в едином порыве...

Треск заряда шокера и вырвавшийся с поляризаторов разряд пришелся обглоданному в костлявую ляжку, желто-зеленые глаза почти выкатились из орбит от удивления и новизны ощущений, а потом местная знаменитость хлопнулась на травку, которой персонал станции заботливо засадил метра два в радиусе от дерева яр, печально прозвенев браслетами.

Пресса, удерживаемая офицерами, лихорадочно защелкала голокамерами, нервные вскрики перемешались с возгласами изумления, а Роуз, развернувшись к журналистам и держа шокер перед собой на вытянутой руке, объявила:

— Если кто из вас хоть слово из вашей чуши где-то напечатает или вякнет, лично найду каждого и мне плевать какой там рейтинг у вашего издания! Его больше не будет и все! И другим скажите, что леди Хакс способна за себя постоять!

Роуз спрятала шокер в сумочку, пригладила складки платья и направилась к выходу.

Офицеры, уже совсем проникнувшись серьезностью момента, раскидали прессу к стенам, ограждая Роуз, но это было излишней мерой. Наглядная демонстрация намерений леди Хакс ни у кого не оставила сомнений, что в данном случает от нее точно следует держаться подальше.

Офицеры охраны переглянулись, направляясь за леди Хакс, но их взгляды были красноречивее слов. Встреча с прессой никак не подходила под «протокольные мероприятия». А им-то еще рапорта писать!

Меж тем, разнорасовая журналистская братия уставилась на пытавшегося встать на четвереньки обглоданного, но он все время путался в своей хламиде и падал, а один из катикутов, представлявший планету Обадас, похлопав крыльями (попав по ушам волосатому банбраксу из системы Вало) гаркнул:

— Хэй Алут подставил нас всех! Бей его, парни!

— Его нельзя бить! — заверещала большегрудая девушка из системы Аб Далис, славившейся своим криминальным и коррумпированным правительством (до недавних пор), — Он королевских кровей!

Журналистская команда разделилась на тех, кто «за» навтыкать падшей звезде, и тех, кто еще чтил титулы и побаивался, что королевский дом Эйрама за свое дитяти снова объявит войну кому-нибудь.

Сам Хэй Алут, потряся головой и успев поймать упавшую голокамеру, которая все это время транслировала «интервью века», видимо, от шокотерапии, стал соображать гораздо быстрее, а, главное, вдруг проявилось критическое мышление.

Отпрыск королевского дома Эйрама по стопам прародителей и родителей идти не пожелал, то есть без конца ссориться с соседями и заваривать войнушки то там, то тут. Он с детства был увлечен скандалами, расследованиями, подсматриваниями и выкладыванием в Голонет результатов своей деятельности «свободного журналиста». Потом мама-папа, в промежутке между склоками с соседями, решили, да и пусть! И организовали для мальчика «Вестник Эразмус Кэпитал Сити», придушив всех конкурентов в столице и с помпой разрекламировав издание, как официальный рупор королевского дома. Связи между всякими «домами» что тут, на периферии, что в Центральных мирах, всегда были крепкими и сплоченными. Так что остальным пришлось с рупором считаться.

В преддверии визита Первого Ордена папа-король, очень, просто очень-очень недовольный, что гадкие орденцы бахнули из подфюзеляжных турболазеров предупредительным и, таким образом, заставили прекратить интереснейшую войну с соседней Э'роно, напутствовал отпрыска, отправляя его в гущу Галактического мира все посмотреть и себя показать:

— Вот хорошо бы, сынок, взять интервью у Принцессы Органы. Что-то там нечисто, с этими свадьбами, с неожиданностями в виде мира. Не верится мне, что Лея так легко сдалась. Надо бы нарыть чего-то горяченького. Ты уж постарайся. Наши подданные должны знать, что гнет Первого Ордена, коварно оккупировавшего наши Рубежи, подсунув нам эту свою коммуникационную станцию, да еще ж и приманившего наших и не наших воротил своими вложениями, это все, я тебе скажу, только для того, чтобы поработить наши свободные миры! Мы, конечно, затаимся, пока, но узнать бы насчет того, что там происходит, в Галактике, надо!

Отпрыск королевского дома прибыл к резиденции Леи Органы на Раталэй с партийным заданием от папеньки, но был несколько обескуражен приемом. Лея не впечатлилась намеками на какие-то родственные связи между домами Органа и Эйрам в далекой древности, а так же тем, что Хэй напомнил, как сектор Далнан помогал бороться с ужасной Империей и сейчас практически готов поддержать Лею в ее борьбе. Морально.

Принцесса не слишком любезно указала на двери королевскому отпрыску — представителю прогрессивной прессы, за малым не спустив его с лестницы:

— Знаю я вашу семейку! Передай папе и маме, что если они вздумают интриговать против Верховного Лидера или упомянут его в своих купленных газетенках, а мне не понравится, то судьба мамы Хейпской покажется им прекрасным сном.

Удрученный Хэй Алут, компенсируя себе нервное потрясение в каком-то баре на набережной, машинально листал новости Голонета, пока не наткнулся (случайно) на статью профессора Айнзаца о герое Сопротивления Финне. Дальнейший план у Хэя вырисовался в несколько секунд. Вот! Вот что ему нужно! Независимый источник! И отпрыск помчался на Бар'лесс.

То, что взахлеб, не прерываясь ни на минуту, несколько часов рассказывал ему этот самый Финн, привело Хэя, как журналиста, в нетерпеливый трепет нашедшего сенсацию профессионала. Вот оно как, оказывается! Лея просто воплощает свой хитрый план! Насчет Хакса сведения были скупы, но ведь внедренный Леей боец... Э! Тут как раз и есть самое лакомое! Роуз Тико! Особо законспирированный агент!

Этот героический Финн выложил такие подробности... на горизонте замаячила всегалактическая слава, взрыв в информационном поле и разборки между Первым Орденом и коварной Леей Органой!

Хэй вернулся домой и сел строчить статью-бомбу. Если что, он же сразу сдаст этого Финна, все претензии к нему, а он же всего лишь журналист, взявший интервью. Но громкий скандал обеспечен в любом случае!

А в это время профессор Айнзац и Абмиболла Н'туди анализировали данные эксперимента № 238 с испытуемым Финном в ипостаси номер два (то есть герой Сопротивления). Результаты оказались не слишком утешительными, профессор Абмиболла победно взглянула на скисшего Айнзаца. Все дело в том, что разрешение на интервью было выдано не сразу, а в результате консилиума, где оппонентом профессору Айнзацу выступила профессор Абмиболла Н'туди:

— То есть, вы снова хотите поднять воспоминания Финна касательно этой самой Роуз Тико? Это отбросит нас назад в плане купирования раздражителя!

— Отнюдь! — не согласился Айнзац, — Нам будет интересно посмотреть, насколько изменилась динамика восприятия прошлого объекта исследования, и это будет временной шаг практически в полтора года! А это уже показатель! В самом деле, коллеги, когда еще нам попадется какой-то чухлик-журналист, который жаждет узнать прошлое у пациента кафедры психиатрии?

Сушеные грымзы консилиума включили свои научные сенсоры и дали добро.

И Финн в ипостаси номер два начал как обычно: «Я знаю о секретном плане Сопротивления все!»

Последствия первого официального мероприятия для Роуз оказались неожиданными.

Сначала позвонила Лея и хохотала от души:

— Роуз! Ты просто не представляешь, что творится в Голонете! Я тоже не представляла, некогда было, но вот доктор Калония меня ввела в курс дела. Рози, мало того, что ты уделала этого оки-поки Хэя в прямом эфире, так еще и у этих Алутов теперь крупные неприятности! Я даже раздумала нанести им визит. Попозже нанесу. Лично. Возможно с Иллой. Или с Беном и Рей, когда они вернуться из своего государственного визита в «Огненный кулак». Сделаем контрольный. В упор.

— Первый Орден теперь захватит Эйрам? — хмуро спросила Роуз, сразу погрустнев, потому что Лея, как и все, считала, что Верховный отправился устанавливать дипломатические и разные другие связи на край галактического диска.

— Зачем? — удивилась Лея, — Твой Хакс подал на них в суд! Был лаконичен, сказав, что закон, он для всех закон, и он, как гражданин будет действовать по закону! О-о-о! Я буду в первых рядах на слушании! Надену свое самое роскошное платье и буду испепелять презрением этих Алутов! Кстати, твой генерал выставил такую сумму компенсации за клевету, что теперь абсолютной монархии на Эйраме точно конец. И еще... Рози, в университете Бар'лесса просто аншлаг от журналистов! Наш Финн звезда голонета! Кто бы мог подумать! Вот скажи, ну какой другой штурмовик, то есть дезертир, то есть... этот... В общем Финн определенно сделал правильный выбор и посвятил себя науке! А группа ученых во главе с Айнзацем теперь устраивают всякие симпозиумы и демонстрируют нашего Финна во всей красе! Знаешь, я тут глянула один репортаж со съезда этих психованных, то есть психиатров. Очень познавательно, особенно когда Финн в ипостаси номер три — стюард. Убедителен!

Еще большие последствия ожидали Роуз в каюте Хакса на «Добивающем».

Рози приготовилась к обычному жаркому противостоянию и отстаиванию своего мнения, но ее брыкливая боевитость была обезврежена генералом еще на борту шаттла, на подлете к «Добивающему»:

— Ты, леди Хакс, мое секретное оружие! — промурчал ей в ушко Армитаж, наблюдая, как осиный рой службы протокола гудел в углу салона, в предобморочном состоянии просматривая в датападах, в который уже раз, разлетевшееся по Голонету видео с попыткой прессы взять у Роуз интервью.

Удар шокером обглоданного Хэя взорвал общественность миллионами одобрительных комментариев и комплиментов леди Хакс.

А уже на Раталэй, обыденно, но в приступе восторга ободрав клумбы, генерал, как мог горячо доказывал, как он обожает Рози, показавшей всей Галактике, что леди Хакс трогать не надо!

Спустя несколько дней флагман вновь покинул базу флота на Раталэй и направился в Среднее Кольцо...

Коварный Армитаж, словно чуял, что Роуз на пределе, и ворковал особенно интенсивно-нежно, проявляя разноплановую инициативу, разнообразя семейную жизнь разными подхалимажам. Каждый раз долг жены одерживал победу. Пока счет был тридцать к нулю, но Роуз держалась! Потому что каждый раз, когда долг подруги шел в контратаку, генерал, как человек военный, срочно принимал меры.

Эти ее душевные силы расходовались быстрее, чем она могла сама себя убеждать в правильности решений, принятых Хаксом в сложившейся ситуации. Потому что оказалось, что у нее, оказывается, есть еще кое-какие обязанности, кроме идиллии их с Армитажем существования в довольно закрытом личном пространстве, на очень закрытой территории планеты Раталэй.

Роуз признавалась себе и генералу, что она совершенно не готова исполнять эти самые «обязанности», Хакс терпеливо, но несколько ржавым тоном командующего, включая и.о. Верховного, аргументированно и с аналитическими выкладками (и придраться-то не к чему!) убеждал Роуз, что сейчас именно от ее вклада в совершенно секретную операцию по спасению Ренов зависит не только мир в Галактике, но и дальнейшее развитие ситуации. Как сваи вбивал!

Роуз терпела минуты две (может две с половиной), потом переключала Хакса на Армитажа:

— Арми! — пальчик Роуз упирался ему в грудь, тут в зависимости от обстоятельств «включения» или в мундир, или в тельник, что под мундиром, или непосредственно уже в самого Хакса, если генерал считал нужным аргументировать Роуз прямо с утречка, еще не вставая с постели, — Заткнись! Я тебя прошу! Еще слово и... ты меня знаешь!

Хакс знал! Поэтому, следуя военной тактике, быстренько менял «режим аргументации» на «режим мужа», тем самым останавливая не только контратаку, но и срочно развивая встречное контрнаступление посредством доступных ему средств убеждения уже в качестве не командующего, но мужа.

Роуз ничего не оставалось, как сдаваться каждый раз, потому что контрдоводов для генерала у нее не было. По причине вполне понятной. Долг жены снова водружал флаг над долгом подруги, ведь мурлыкающий всякие нежности, подкрепленные действиями сексуального характера, Арми, убедительно доказывал, что тяжелая участь Розочки, как второй половины столь высокопоставленного лица, как командующий, только осознанная необходимость, и «надо продержаться еще чуть-чуть». И ему тоже нелегко, но бремя власти таково, что это прежде всего ответственность перед Галактикой. Вот вернется Верховный, и он, Хакс, пошлет все эти «официальные визиты» к криффовой матери, и вообще, возьмет отпуск!

Где-то между «Леди Хакс, как ты смотришь на то, что я отложу совещание примерно на час?» и «Рози, я едва не пристрелил этого холеного дрыща из «Кореллия Таймс», когда он пожирал взглядом твои плечи...» бывшая диверсантка сдавала позиции, потому что кровать в спальне каюты Хакса была просто самое то! Иногда и не кровать, и не в каюте, но все равно позиции сдавались, потому что противостоять Арми у нее не было ни сил, ни желания. Зато желание броситься в их мгновенно превращающихся в бурлящий водоворот чувства, было! Практически с той секунды, когда зеленая гладь невозмутимости в его глазах вспыхивала неспокойствием, достигая апогея в один момент, в два касания.

Хакс прекрасно знал, что вырванное у Роуз согласие хранить тайну исчезновения Ренов и Верховного будет бередить ее честность, долбя в сознании, как черноклювы по стволам деревьев, без перерыва на обед. Поэтому генерал применял единственное оружие, способное эту долбежку купировать, совершенно наплевав, что там подумает высший командный состав, да и весь остальной вместе взятый, если командующий задерживается в своей каюте... Однако некоторые аспекты трудностей официальных мероприятий Армитаж не учел, да-а-а. А должен был! Кто, как не он, знал, что детонация свободомыслия и свобододействия в бывшей Тико происходит даже быстрее, чем энергия конденсатора в турболазере превращалась в мощный лазерный импульс? И ей откровенно будет все равно, что исполнение официальных обязанностей связано четко регламентированными протоколами. Арми смотрел на свою Рози теперь сквозь свои чувства, которые набирали силу, как несущийся с гор поток, совершенно упустив из виду, что бывшая диверсантка подчинятся законам, по которым жил Первый Орден, не намерена.

Спустя двадцать дней выполнения официальных обязанностей на шести протокольных мероприятиях у Роуз выдалось несколько свободных дней и она, конечно же, решила провести их дома, чтобы хотя бы на эти несколько дней забыть о переходах кораблей из одного региона Галактики в другой, чужих мирах, официально-дипломатических речах, журналистах и ответственных управленцах в составе делегаций.

Сейчас Роуз в нетерпении вышагивала по гостиной, машинально протирая бархоткой уже раз десять протертые поверхности мебели, пытаясь собрать свои мысли в один букет, но они рассыпались от волнения, как бусины с порванной нити.

Еще бы! Сначала ей прислали голозапись, где Рены в полном составе что-то там опять где-то крушили, гикая и задорно покрикивая. Сказать, что Роуз была ошарашена — это вообще ни о чем. Она уже хотела потребовать у Хакса объяснений, но тут вызов по голосвязи остановил ее от желания устроить маленький скандал.

Ренши в полном составе скучковались у голотранслятора, смотрели сурово и как-то даже вызывающе. Они молча сверлили Роуз негодующими взглядами, отчего кожа Роуз покрылась пупырышками мурашек, потому что пять пар глаз явно сердились, а потом Фэйн сказала:

— Только не говори теперь, что ты ничего не знаешь! — вджунская тряхнула огненной гривой, сверкнув молниями в джунглях своих глаз: — Ты точно все знаешь!

— Потому что мы не поверим, чтобы Хакс скрывал от тебя то, что ты знаешь, но старательно так нас вводишь в заблуждение! — добавила Анна с кипевшим горьким шоколадом во взгляде.

Элси засопела, веснушки побелели на носике и она добавила:

— Где наши Рены, а?

— Почему какие-то непонятные дрыщи вовсю гуляют по Галактике, и нам втюхивают, что это наши парни? — не удержалась Миара, дунув на черную прядку, упавшую на лицо (два раза!), а Хоника добавила:

— За дурочек, что ли нас считаете? Значит так! Пока ты будешь думать, что бы нам такого сказать, мы летим на Раталэй! И не вздумай никуда смыться! Найдем!

Роуз поняла, что тайное каким-то образом все-таки становится явным. А вот насчет дрыщей, гуляющих по галактике аки Рены, она вообще ничего не понимала, поэтому тут же вызвала генерала, но он строго бросил: «Я занят! Свяжусь позже!» и отключился.

Рози разволновалась сильнее, послав мужу эмоциональное послание, сводившееся к тому, что его чертова конспирация расконспирирована. Ренши летят к ним домой, злые! Разнесут тут все к криффовой матери, а он кинул ее, Рози, одну под этот дробильный пресс в виде Ренш? Нетушки! Роуз больше не может обманывать девочек! Так что, Хакс, будь и дальше занят, а уж что мы тут решим («МЫ» Рози выделила особо!), это наше дело!

Рози пришла в себя минут через семь, еще раз пересмотрела голозапись с "непонятными дрыщами", вроде бы и Рены... Но девочкам-то виднее! Потом подумала и включила голоновости...

Улыбчивая диктор, тилин с лимонными волосами, блестящей бронзовой кожей, по которой были рассыпаны пятнышки и тремя рожками с каждой стороны висков, радостно вещала, что сегодня Верховный Лидер присутствовал на важном совещании и заслушал важные доклады по важным темам...

Сам Верховный был показан, действительно, в виде голограммы, восседавшим на своем месте и внимавшим каким-то там экспертам по этим самым важным делам...

Роуз вздохнула о-о-очень тяжко, потому как вся эта мистификация, придуманная Хаксом, конечно была призвана оповещать жителей миров, что даже в долгом переходе в галактику-спутник, Верховный Лидер держит руку на пульсе государства, а все позитивные процессы идут, как положено... Для этого Хакс поднапрягся, озадачив конопатую козявку Юхони, единственную, кого он посвятил в то, что Верховный и леди Рен, на самом деле полетели не туда, куда все думают. Но это секретная операция!

Козявка кивнула, что поняла, задание принялась выполнять со всем профессионализмом, так что, выудив из своих архивов то, что она наснимала за все время, состряпала вполне натуральные картинки, так нужные для прессы.

С этой стороны вариативность действий генерала Хакса была безукоризненной!

Роуз, конечно, это знала, как и то, что «отправившихся» в далекое путешествие дипломатов, которых продемонстрировали общественности перед государственным визитом в «Огненный кулак», Хакс запер на Риши, в том самом отеле на острове, куда ни одна нога журналюг ступить не могла, по причине полной блокады как связи, так и гипермаршрута кораблями флота.

Пока проколов с мистификацией у Хакса не было! А Роуз приходилось принимать правила игры, потому что она точно не могла подвести Арми, а, значит, и Галактику!

Только после того, как девочки вышли на связь, Роуз уже не находила места, совершенно не зная, к чему может привести визит Ренш, а, если не повезет, то заодно и Мамы с Леей.

Планета Альбата-Инг, третья орбитальная позиция от звезды Феликс. Сейчас.

Шаттл только садился на заранее подготовленную посадочную площадку, а Хакс уже нервно расхаживал перед выходом к посадочной рампе. И с каждым мгновением его беспокойство все возрастало и возрастало.

«Вот! Вот до чего тебя довело общение с этими сумасбродными дамами! Знал же, что женский пол — сущее зло (прости, Рози, к тебе это не относится)!», — язвительно зудело в голове, пока он поправлял и так идеально сидящие на руках перчатки и стряхивал с мундира несуществующие пылинки, — «Повелся, как последний муфф, на заверения этих сумасшедших… и вот, они втянули тебя в авантюру, результаты которой просчитать не смогли бы даже лучшие аналитики Ордена. И все из-за чего? А все из-за этих косяпырников-Ренов, которые даже через гиперпространственный тоннель без приключений пролететь не могут. Ну, что им стоило пролететь из точки аурек в точку беш, не притягивая к себе никаких неприятностей? Так нет же, притянули! Целую блуждающую черную дыру притянули, мурглаки колченогие!»

Подобные, и еще более мрачные мысли блуждали в голове генерала Хакса весь полет, а до этого — весь день, после того, как вышколенный энсин принес ему шифровку с Чарни, состоящую из одного слова: «Началось».

И вот теперь шаттл приземлялся на тщательно очищенной полянке, а Армитаж, напрягшись, словно взявшая след коррелианская гончая, прислушивался к собственным ощущениям. Еще пару лет назад он бы просто отдал приказ отправить проштрафившихся штурмовиков под военный трибунал, а тех, кто втянул его в авантюру… Да не смогли бы его втянуть! Не повелся бы он!

Посадочная рампа с громким шипением пошла вниз, и Хакс нетерпеливо сбежал по ней на слегка дымящуюся от дюз землю.

Встречали его два молодых лейтенанта, из наиболее смекалистых и башковитых, лично выбранных Армитажем и приставленных для контроля ситуации и шпионажа, соответственно. Вид у лейтенантов был весьма задумчивый и помятый.

— Где они? — спросил Хакс.

Встречающие синхронно отдали честь и указали на ожидающий лэндспидер. Хакс внимательно осмотрел транспорт, потом окружающие поляну высоченные бармутовые деревья, развесившие свои листья, похожие на обкромсанные мелкими грызунами тряпки насыщенного зелено-синего цвета. Взгляд генерала остановился на просеке, ведущей куда-то на юг, скрывающейся среди дырявых листьев-тряпок в чаще уже метров через восемь.

— До секретной базы примерно пятнадцать стандартных минут пути, — отрапортовал один из лейтенантов, Зуйд Харгид, если Хакс не ошибся. Второго, насколько он помнил, звали Валентин Крабс.

Армитаж молча залез в лэнд, Крабс сел за штурвал, Харгид пристроился рядом с ним, и спидер рванул в сторону просеки.

«А как все хорошо начиналось всего две недели назад…» — подумал Хакс, тяжко вздохнув и, пока лэнд несся к точке встречи, попытался, вспомнив «все», проанализировать, где ж они так накосячили-то, что Ренши вырвались из тщательно выстроенной успокаивающей ловушки?

Теперь придется, это несомненно, принимать какие-то меры, чтобы удержать этот пирокластический поток из эмоций и энергии Ренш, несущийся на Хакса неотвратимостью их негодования. И уж тут без Леи ему точно не выстоять. Как это ни прискорбно, но именно Принцесса Органа втянула его в эту авантюру, убедив, что все ею предусмотрено. Оказалось, что не все!

Спидер прибавил скорости, Крабс нажал на кнопочку, выдвижной защитный купол накрыл и пилота, и пассажиров.

— Разве тут водятся опасные хищники? — поинтересовался генерал.

— Нет, хищников тут нет, но мы приближаемся к колонии инсров. А они... пугливые, — четко ответил Харгид.

Аримитаж тут же выудил из памяти изображение пестро окрашенных птичек, величиной с ладошку Роуз, забавные маленькие летуны...

Додумать генерал не успел, вспорхнувшие с ветвей разноцветные инсры ринулись метаться над спидером, и почти мгновенно защитный купол был обляпан жидкими, расползавшимися по поверхности прозрачной стали желтыми огромными кляксами.

Армитаж машинально прикрыл идеально уложенные волосы, а Крабс, включая режим очистителя, подумал: "Твари серливые!"

Две недели назад

— И это все, что вы смогли наскрести? — Лея, прищурившись на бьющее в лицо местное светило, скептически разглядывала стоящих перед ней штурмовиков.

— Какие-то они непохожие, — задумчиво вторила ей Илла, пройдясь перед строем и зачем-то ткнув маленьким кулачком одного из бойцов в солнечное сплетение. Тот даже не шелохнулся, только в глазах мелькнуло непонимание.

— Смею заметить, что это самые лучшие из кандидатов, — недовольно сообщил Хакс, — все соответствуют заданным физическим параметрам. Рост, вес, мышечная масса… Да крифф вас разбери, — не выдержал он, — они все равно будут в шлемах!

— Соответствие должно быть стопроцентным! — парировала Мама, — Наши Рены — они о-го-го! А эти? — Илла с сомнением еще раз окинула взглядом стоящих перед ней штурмовиков.

Даже невооруженным взглядом было видно, что штурмовики, которые не о-го-го, волнуются, поскольку причину, по которой их так критически отбирали, вымеряя те самые рост-вес-телосложение и прочие непонятные параметры, они не знали. А ввиду общего неведения в штурмовом коллективе было выдвинуто несколько версий их дальнейшего применения. Наиболее реальной всем показалась версия, что принцесса Лея, ввиду своего вдовьего положения, решила разнообразить свою личную жизнь, и ввиду того, что никак не может определиться с претендентом, вытребовала от Хакса побольше кандидатов, чтобы выбрать себе заменителя покойного мужа, или, вообще, набрать себе мужской гарем. Тут же некоторые возразили, что поскольку в последнее время Лею часто видели в компании новоиспеченной тещи Траджена Рена, гаремов планируется два. После чего казармы на несколько дней накрыло некоторое волнение, поскольку в гарем к принцессе Лее желающие были, а вот к Маме как-то нет. Побаивались ее.

А потом один из штурмовиков, который обычно в спорах участие не принимал, выдал идею, что на самом деле гарем — это прикрытие, а Лея хочет обмануть Хакса, забрав отобранных для нее штурмовиков (самых лучших, заметьте!), увезти их во Внешнее кольцо, и уже там подвергнуть похищенных психологической обработке и перевоспитанию с целью создания новой ячейки Сопротивления. Как она планировала обрабатывать и перевоспитывать отличников политической и строевой подготовки, никто не знал, но FN-2187 же она как-то перевоспитала?

Версия, что Лея и Мама просто хотят набрать себе прислугу для сопровождения в походах по магазинам, тут же была отвергнута, поскольку Хакс на такое точно бы не согласился. А если бы и выделил матери Верховного помощников, то точно кого-нибудь из штаба. Там лоботрясов, умеющих красиво ходить, говорить и галантно подавать дамам ручку, много, их не жалко.

На большее у штурмовиков фантазии не хватило, поэтому все волновались и ждали.

Сейчас

Поляна, на которой обосновались Лея с Иллой, появилась неожиданно. Вот только что лэнд несся по тщательно расчищенной лесной просеке, потом деревья расступились, и взору Хакса предстало зрелище пары десятков приземистых строений и нескольких палаток, стоящих в отдалении. Все это скопище сооружений, представляющее собой помесь полевого военного лагеря с пиратским бивуаком, скорее напоминало повстанческую базу, чем официальную дислокацию войск. Генерал невольно потянулся за бластером, но тут же одернул себя, заметив над одной из палаток развивающееся знамя Первого Ордена. Лэнд сделал крутой вираж, обойдя по дуге несколько домиков и направился непосредственно к этой палатке.

— Нам лучше подождать здесь, — доверительно сообщил Крабс, почему-то опасливо оглядываясь по сторонам, — скоро полдень, а в это время госпожа Органа и госпожа Илла всех отпускают на обед.

— У меня нет времени ждать! — бросил Хакс, легко выскакивая из лэнда, — Где они?

Крабс молча указал в сторону группки строений. Стены модулей смотрелись гармонично на фоне местной пышно растущей флоты, потому что шустрые лианы дендрои карабкались вверх каждую ночь. Утром их, конечно, обрубали, но лианы были упрямыми растениями. Стены модулей нравились им больше, чем стволы деревьев.

— Будьте осторожны, сэр, — вслед послышалось напутствие лейтенанта Харгида, — Во избежание несчастных случаев, мы обычно тут передвигаемся, предварительно надев защитную броню.

Но генерал не слушал, направляясь к модулям. Уже на подходе к зданию, его зоркий взгляд заметил кучку штурмовиков, которые оживленно что-то обсуждали. Потом штурмовики резво порскнули в стороны, оставив на месте некоего субъекта, облаченного в знакомое до зубовного скрежета модное пальто из шкуры рифтиевого червя и родовой котел тускенских кочевников в виде шлема. Одни из штурмовиков, ранее предоставленных Хаксом Лее Органа и Илле, наряженный в точную копию одежды Кардо, едва заметно покачнулся под тяжестью сжимаемой в руках плазменной пушки и, утробно завывая из-под шлема, пальнул куда-то перед собой струей плазмы. Плазма жадно облизнула стоящее неподалеку строение, которое при ближайшем рассмотрении оказалось обычным муляжом, собранным из листов флексипласта. Муляж весело вспыхнул, разбрасывая в стороны снопы искр.

— Камера, стоп! — тут же разделся гневный вопль откуда-то слева, — Это кто так пушку на цель наводит? Ты страшный Рен или полупьяный эвок?

— Шлем тяжелый, — пробубнил переодетый штурмовик, — и пушка. Ну, кто такое использует? Ее же поднять невозможно… И, вообще, — в этот момент он попытался стянуть с головы шлем, — я в нем и не вижу толком ничего. Целиться на звук приходится. Где шумят, туда и не палю. Во избежание...

Из-под сооруженного неподалеку навеса выскочила Илла. На этот раз на ней был комбинезон светло-салатового цвета, лимонного цвета мягкие полусапожки и знаменитая желтая панама, обозначающее, что в данный момент Мама пребывает в состоянии мозгового штурма.

Она подскочила к переодетому штурмовику, отобрала у него пушечку, легко, играючи вскинула ее на плечо и дала залп по догорающему муляжу домика. Муляж прощально вспыхнул и рассыпался на хлопья пепла, которые печально опали на землю.

— Вот! Вот как Кардо уничтожает своих врагов! Весело и с огоньком!- рявкнула Илла, вручая обратно оружие поникшему штурмовику.

Тот печально охнул, принимая пушечку, и вновь покачнулся.

— Перерыв, мурглаки-заморыши ! — рявкнула Илла, заметив наблюдающего за ними Армитажа, и, обмахиваясь стянутой с головы панамкой, направилась к нему, — Твои вояки ни на что не способны! — громко, так, чтобы ее услышали окружающие, сообщила она генералу, кокетливо поправив солнечные кудряшки.

— Что тут вообще происходит? — Хакс огляделся по сторонам, теперь только замечая, что и остальные расположенные вокруг строения тоже представляют собой обычные каркасы с прикрепленными на них листами флексипласта с качественными декорациями различных заведений развлекательного характера.

— Снимаем любительский сюжет о похождении Ренов на планете Галидраан, — энергично отрапортовала Илла, — но, как видишь, съемки затянулись.

В этот момент из строения, стоящего в отдалении, на котором висела вывеска «Кантина «Озорные лекку», вывалилась толпа дерущихся, все тех же ангажированных штурмовиков, один из которых, при внимательном рассмотрении, оказался облаченным в одежду и шлем Викрула Рен. Кучка дерущихся тут же распалась на отдельных индивидов, которые встав на ноги и отряхнувшись, мирно переговариваясь между собой, зашли обратно в кантину.

— А это Лея репортаж о секретной миссии на Ботаджеф снимает, — пояснила Илла заметив, как недоуменно вытянулось лицо Хакса, а во взгляде генерала побледнела зелень радужки глаз, от осознания масштаба катастрофы, надвигавшейся на галактику, благодаря бурной инициативе Леи и Иллы.

Генерал стянул с головы фуражку и нервно вытер со лба пот. Только сейчас до него дошло, какое гнездо огнежуков он разворошил, дав согласие на эту авантюру.

Две недели назад

— А ну-ка подтянулись! — от командного голоса Мамы штурмовики, и так стоящие по стойке смирно, вытянулись еще сильнее, и теперь казались на полголовы выше.

Хакс с сомнением посмотрел на прохаживающуюся перед строем Лею, достигающей, в силу стандартов штурмового роста, бойцам только по плечо.

— Генерал Органа, Вы уверены, что стоит оставить всех, кого я отобрал для вас? Мне казалось…

— Не беспокойтесь, генерал Хакс, — официальным тоном ответила Принцесса, — мы с Иллой уже все просчитали. И согласно нашему плану, нам понадобятся они все. Возможно, даже, если эти начнут заканчиваться, придется заказать еще одну партию...

По ровному, как на параде, строю штурмовиков, прокатилось легкое волнение.

«Все-таки гарем!», — решила самая смелая часть бойцов.

«Сопротивленцам слишком мало платят!» — в панике подумала самая пессимистичная часть.

— «Как, заканчиваться?» — подумали все, с ужасом представив, что с ними панируют вытворять эти две пресыщенные жизнью особы.

Хакс, заметив взгляды подчиненных, полные паники, решил самому поднять им боевой дух.

— Бойцы! — голос генерала раскатился по тщательно утрамбованному плацу, — Сегодня Первый Орден призвал вас, как лучших из лучших, для защиты мира и спокойствия Галактики! Не каждому выпала такая честь. Миссия, на которую вас призвали не просто секретная. О том, что будет происходить на этой планете, знать будут лишь единицы. И я имею в виду даже не каждого генерала. Лишь вы, я и Верховный Лидер, не считая этих двух высокопоставленных дам, будут знать, как решаются судьбы Галактики и всей прогрессивной общественности (в этот момент Хакс коротко кивнул Лее, мол, плавали, знаем, чьи интересны вы обычно представляете), — и только в ваших силах спасти человечество и всех разумных от хаоса, в который может погрузиться наша Галактика! Будьте сильными! Будьте смелыми и готовыми на любые лишения ради процветания Галактики. И потомки о вас не забудут! По результатам этой миссии все ее участники будут представлены к наградам и могут рассчитывать на должное материальное поощрение. Во имя Первого Ордена! Во имя Галактики!

Закончив свою речь, Хакс строго окинул взглядом приободрившиеся ряды штурмовиков. На лицах сторонников теории «гарема» проявилось недоумение, в глазах несостоявшихся «сопротивленцев» светилось облегчение.

— Вот это он выдал! — восхищенно прошептала Илла, уважительно посмотрев на Хакса, — все же, если он всегда ТАК убедителен и вне исполнения служебных обязанностей, у Роуз шансов не было! Уж поверь мне!

Лея в ответ кивнула, мысленно анализируя речь генерала и сравнивая с прошлыми своими выступлениями, когда-то произнесенными в Сенате.

Сейчас

Хакс с тоской осматривал лагерь, который оказался сборищем муляжей административных зданий, всевозможных кантин и прочих увеселительных заведений. Где-то на периферии можно было рассмотреть характерные очертания приземистого строения банка муунов.

— Сегодня последний день съемок в этом лагере, а завтра перемещаемся в локацию крилл-пять, — довольным голосом поделилась планами Илла, — там как раз обещают снежные штормы, будет, где разгуляться.

За спиной Армитажа раздался обреченный стон штурмовиков.

— А ну молчать, бархесты колченогие! — в ответ рявкнула Мама, — А то недовольные отправятся на съемки в локацию шен-восемь!

— А там что? — поинтересовался генерал.

— Лавовые поля, — кровожадно оскалилась Мама, — у нас с Леей как раз появилась гениальная идея сделать фотосессию похождений Ренов на Мустафаре.

— Нам надо поговорить, — Хакс кивнул как раз появившейся из муляжа кантины «Озорные лекку» Принцессе Лее, — тут есть хотя бы одно здание, которое не способно завалиться от первого же порыва ветра и которое не сгорит в обозримом будущем?

— А это надо лететь в базовый лагерь, — улыбнулась Лея, — он неподалеку отсюда, — и обернулась на топчущихся позади штурмовиков: — перерыв до вечера!

— Лучше бы нас в гарем взяли, — послышалось недовольное ворчание из толпы бойцов.

Но стоило Илле приподнять бровь, как рты недовольных тут же захлопнулись и сторонники мужских гаремов бодрой рысью потрусили в ближайшую тень от деревьев яб.

— Ренши заподозрили неладное, — трагическим голосом сообщил Армитаж, когда, прибыв в лагерь, он оказался в одном из нормальных жилых боксов, используемых Леей и Мамой в качестве главного штаба.

— Они постоянно что-нибудь подозревают, — отмахнулась Илла, наливая себе в охлажденный бокал настойку на плодах шуура.

— Да вы не понимаете, — Хакс прошелся по комнате, остановился, нервно запустил пятерню в волосы, взъерошив идеально до этого уложенную прическу, — Они раскусили нас! Они догадались, что все, что вы в последние пару недель сливаете в голонет, подделка! И теперь жаждут знать правду!

Лея, выслушав патетическую речь Хакса, только хмыкнула:

— Ничего страшного в этом не вижу. Ну, поволнуются девочки немного, им полезно. Зато потом воссоединение семей будет особо ярким и радостным.

— Яркой и радостной будет реакция папарацци, когда Ренши отправятся по местам боевой славы ваших ряженых Ренов, — рявкнул Хакс, — А они отправятся, уж поверьте мне! Мои доверенные люди сейчас принимают все возможные меры, чтобы удержать их от очередного вояжа по галактике, но, поверьте мне, надолго их не хватит.

— У нас там тоже есть свое доверенное лицо, — кивнула Лея, — и это доверенное лицо тоже принимает все возможные меры, чтобы девочки постоянно были заняты.

— А это доверенное лицо случайно не Шира, супруга Майора? — Армитаж побарабанил пальцами по столу, только сейчас догадавшись о причинах столь странного и весьма сумасбродного поведения этой дамы. Его доверенные лица докладывали, да.

— Караул! Наш агент «Мохнатый тапок» раскрыт! Что же делать?! — Илла артистично приложила ладошку ко рту, гротескно изобразив ужас и картинно закатила глаза.

— Не смешно,- буркнул Хакс, — Вы хотя бы понимаете, что случится, когда Ренши в поисках своих ненаглядных косяпырников вновь вырвутся на просторы Галактики? А учитывая, что вы заботливо каждый раз указывали координаты, где, по идее, находились подделки настоящих Ренов, то, вояж ожидается продолжительный и насыщенный событиями. А учитывая, что вы, Лея Органа, почему-то решили все "секретные задания" проводить в заведениях с ...х-м-м, сомнительной репутацией, Ренши могут понять это неправильно.

— Главное, чтобы они Принцессу с собой не взяли, — вздохнула Лея, которая, наконец, прониклась серьезностью ситуации, — девочке надо ходить в школу, а не куролесить по Галактике в поисках приключений.

— А вот это, как получится, — буркнул Хакс, — девочка, согласно данным, очень активная и самостоятельная, и не против покуролесить в поисках приключений. И не факт, что если ее оставят дома, она тоже не организует свой самостоятельный вояж в поисках Ренов.

— Так что тогда, сворачиваем лавочку? — по выражению лица Иллы было понятно, что ситуация ее огорчила, — А у нас столько еще сценариев не реализованных.

— Реализовывать придется только один сценарий. Финальный, — Хакс обвел взглядом дам, мол, что бы они делали без его гения, — Но на этот раз делать будете все согласно моему плану. И никакой самодеятельности! А для этого…

Пламенную речь генерала прервал звук вызова комлинка, закрепленного на предплечье. Хакс ответил на вызов, с непроницаемым лицом выслушал доклад и повернулся к Лее и Илле, которые внимательно наблюдали за его переговорами.

— Мы опоздали, — голос Хакса дрогнул, — Ренши все-таки сорвались в свой вояж, и где их теперь искать…

Генерал с отчаянием во взгляде подошел к столику, налил полную рюмку настойки, залпом выпил, и рухнул в кресло.

— Зачем их искать? — удивленно подняла бровь Лея, — Они и сами в скором времени найдутся, а нам остается только не допустить еще большей катастрофы во вверенном нам секторе галактики.

Искать сумасбродных жен рыцарей Рен действительно не пришлось. Нашлись они к вечеру, прислав вызов на комлинк Хакса. Кое-как отбившись от допроса с пристрастием и даже не обидевшись, когда Миара обозвала его псом рыжим и саскуатчем сутулым, Хакс приказал Лее немедленно прекратить все мероприятия по претворению в жизнь эпических приключений лже-Ренов и затаиться. Лея на это ответила презрительным фырканьем, а Мама так вообще заявила, что присмотрела еще одну интересную планетку в другом секторе Галактики, подальше от основных гипермаршрутов, куда, если что, можно перебраться, чтобы закончить съемки похождения Ренов на Мустафаре.

А дальше им стало не до съемок. К полуночи на комлинк Хакса пришло первое сообщение о том, что Ренши не шутили, когда сказали ему, что сами разберутся, куда это их благоверные свинтили, и насколько секретным является их миссия.

И, в отличие от рыцарей, которые хоть и бедокурили с огоньком, но их похождения чаще всего ограничивались пьянкой и мордобоем, то сами Ренши к поисками своих вторых половинок подошли со всем имеющимся у них воображением. И при этом, стоило заметить, в вояж отправились не все Ренши, а в усеченном составе. Принцесса Танит и Анна, как выяснилось, остались на Чарни, но легче от этого окружающим не стало.

Даже состава из четырех Ренш вполне хватило, чтобы навести такого шороху, что на утро все голоновости только и трубили о том, что на планете Ботаджеф была зверски разгромлена кантина с подозрительно знакомым Хаксу названием «Озорные лекку», в котором четверо девушек, распугав посетителей особо забористыми нецензурными пассажами профессора Миары, пытались выбить сперва у бармена, а потом и у вышибал этого заведения информацию о рыцарях Рен. Как мог догадаться Хакс, безрезультатно. Но кантину теперь можно было смело переименовывать в «Погнутый монтрал».

Потом безбашенную четверку занесло на планету Ай'ворсия-Прайм, где они, проникнув под видом туристов во дворец какого-то мелкого тирана, где, по легенде, распространенной Леей, Рены якобы провели несколько дней, развлекаясь с местным гаремом, организовали захват этого гарема. И пока горемыка-тиран судорожно собирал войска, дабы спасти своих любимых жен от приезжих варваров, Ренши, поняв, что рыцарей и здесь не было, провели среди обитательниц гарема ликбез на тему галактических прав и свобод. Так что к моменту начала штурма женской половины дворца, не было уже у тирана никакого гарема. Бросили они его.

На вторые сутки на комлинк Хакса, который прочно обосновался на Алтбата-Инг и отчаянно пытался сдержать неуемную энергию Мамы, все еще надеющейся организовать съемки на локации «Мустафар», поступило срочное сообщение о том, что на планете Маридун назревает дипломатический скандал. Видите ли, небезызвестные Хаксу Ренши, прибыв туда, умудрились вмешаться в такитал, ритуальную войну между несколькими кланами аманинов, разогнав червеобразных аборигенов по кустам и требуя сообщить им, куда они дели их мужей. И теперь разгневанные аманины требовали у Первого Ордена забрать этих сумасшедших дамочек, и дать им возможность продолжить беспрепятственно истреблять друг друга.

А потом пришло сообщение от Роуз...

Хакс, пробежав взглядом эмоциональное послание, понял, что Ренши, закончив разведку боем, сложили вводные, и теперь Армитажу придется срочно возвращаться, потому что оставить Роуз одну перед лицом четырех разгневанных Ренш в режиме «поиск» в данный момент важнее, чем все дела в галактике, причем вместе взятые.

А Кайло пусть потом что хочет, то и делает с ним. Разберемся, не в первый раз. Ну, в крайнем случае, слегка придушит, от избытка эмоций. Ага! Сам бы попробовал столько продержаться! Да двадцать дней это рекорд, между прочим! Почти месяц удавалось держать Ренш в счастливом неведении, что косяпырники умотали хрен знает куда! А уж блистательная операция прикрытия самого Верховного, это как? Это ж гениально! Так что Хакс прямо сейчас готов был выдвинуть аргументы Рену, но Рена тоже не было, а вот Рози была!

Арми потер ладонями лицо, покрутил мочки ушей, и пару раз повернул голову вправо-влево, к левому плечу, к правому плечу, разминая шею и пытаясь привести себя в боевую готовность, если вдруг Ренши вломятся в его комлинк с претензиями.

Крифф с ними, с Иллой и Леей, пусть уже отыгрывают свою роль до конца. В конце концов, кроме девочек, о пропаже Ренов не обязательно знать и остальной Галактике, а вот с этим местный воинствующий дуэт справлялся на отлично. Судя по оживленной дискуссии в комментариях к выложенным якобы свидетелями бравого боевого пути рыцарей по секторам и системам Галактики.

Генерал уже потянулся к комлинку, чтобы дать распоряжение о подготовке шаттла, как в дверь жилого модуля, предоставленного ему от щедрот Леи, кто-то забарабанил кулаком, хотя нет, судя по грохоту и сотрясению переборок, долбили явно ногами. Это настораживало. Интересно, кто это решил, что к самому командующему и и.о Верховного можно вот так невежливо и некультурно ломиться в четыре часа утра по местному времени?

Пока Хакс шел к входной двери, прихватив на всякий случай бластер, удары прекратились, зато снаружи раздался вкрадчиво-мягкий голосок Леи:

— А кто это у нас тут, а? Наш великий комбинатор и стратег? Генерал Хакс, не соблаговолите ли уделить нам пару ваших драгоценных минут?

— Дрыхнет он! — послышался возмущенный голос Мамы, — Гений конспирации! Отойди, Лея, сейчас я эту дверку бластером вскрою, как консервную банку!

Армитаж внутренне собрался, похоже воинствующий дуэт почему-то решил нанести визит в весьма нервном расположении духа... Неужели Ренши совершили нечто, разгребать которое придется уже не дипломатическими методами, а бросив массу сил флота, а, возможно и сухопутных войск?

Командующий, успев застегнуть китель, согласно уставу, распахнул дверь, обнаружив, как и ожидалось, принцессу Органу в компании с Иллой.

— О! Вот он! — возмущенно выдохнула Лея, закутанная в тонкую андалианскую шаль, решительным шагом прошествовала мимо посторонившегося Хакса, а Илла, напяливая на солнечные кудряшки свою желтую панамку, прошла за ней, зыркнув на генерала с каким-то сумрачным торжеством и погрозив генералу пальчиком с перстеньком. Сапфир в оправе злорадно сверкнул, а Армитаж подумал: «Будут в угол ставить».

— Это что? — Лея не стала ходить вокруг да около, а просто припечатала Армитажа вопросом, в довесок к которому выставила на журнальный столик голопроектор, активировав его. Во взгляде Леи интенсивно погромыхивало надвигающейся грозой, и Хаксу показалось, что, несмотря на рассветные веселенькие лучи солнца, струящиеся в окно, в комнате малость потемнело...

Мама вытащила из суменции бутылку своей настоечки, присовокупив к ней две походные стопочки, булькнула по обеим и вопросительно посмотрела на генерала.

Над столиком повисло застывшее изображение Верховного, который согласно вечерним голоновостям, проводил какую-то встречу в общественностью где-то на очень дальнем конце Внешнего кольца. Ну, по крайней мере, согласно легенде, это должно было выглядеть именно так.

Хакс внимательно вгляделся в голограмму Кайло. Смотрелся он вполне обычно. Традиционно в черном, волосы все такой же длины, не по уставу, а как ему хочется. Шрам на лице, когда-то оставленный Рей, почти не виден, что еще? Генерал присмотрелся тщательнее, но ничего предосудительного не обнаружил. Визуальный ряд, добавленный конопатой козявкой Юхони, профессионально безупречен!

— А что не так? — осторожно поинтересовался Арми, покосившись на усмехнувшуюся Иллу.

— Ты тут меня за тупенького фенгла не держи! — рявкнула вдруг Органа, наклонившись к Хаксу, надвигающаяся гроза отчетливо сверкнула неслабой молнией во взгляде, — Я хочу знать! Где! Мой! Сын!- отчеканила Лея, в так прихлопывая ладонью по столешнице.

Стопочки жалостливо звякали, двигаясь к краю, Илла прихватила обе в ладошки, переждать грозу, во избежание катастрофы падения.

— Вот, — буркнул Хакс, ткнув пальцем в сторону изображения, анализ которого показал, что изображение, извините, подлинное!

А потом Лея сделала то, что Хакс не ожидал от нее, по крайней мере, в последние пару месяцев…. Она достала из складок туники брючного костюма небольшой дамский бластер и направила его в лоб генералу:

— Признавайся, крифф рыжий, ты решил избавиться от Бена и захватить власть? — разъяренно прошипела Органа, в этот момент похожая на огненную тигу, разбрасывающую вокруг взрывные искры и тыча стволом бластера прямо в лицо Хакса. Генерал стойко переносил шквал угроз, смотря на дуло бластера и детализируя в сознании свои действия, приведшие к такому урагану.

— Так вот что я тебе скажу! Я скорее сама захвачу власть, а тебя, узурпатора, на кессельских рудниках сгною! Отвечай, где мой сын!- жестко приказала Лея голосом генерала Органы.

— И где мой зять? — поддакнула Илла, которая, развалившись на диванчике, с интересом наблюдала мизансцену «Принцесса Сопротивления угрожает генералу Первого Ордена».

— Так вот же он! — кивнул Армитаж на голограмму, уже придя к выводу, что голограмный Кайло определенно соответствует заявленным требованиям. Юхони все сделала безупречно! Не подкопаешься! Но ведь гнев Леи, грозивший перейти в ярость, отнюдь не проверочного типа, натурэль, даш мо! Хаксу казалось, что все это какой-то кошмарный сон, и он вот-вот проснется.

— Это не Бен! — парировала Лея, сдернув шаль и бросив ее на диван, жарковато становилось, — Точнее, Бен, но старый.

— А вам нужен молодой? — у Хакса задергался левый глаз.

— Нет, это более молодой, но старый, точнее, старый… молодой… — Лея, похоже, начала выдыхаться, — Короче, это старое голофото моего сына. И я хочу знать, почему в новостях про Верховного Лидера транслируют его старые голофото? Что с Беном? — в ее голосе поубавилось негодования и зазвучали явные нотки тревоги.

— А с чего вы решили, что голофото старое? — Хакс теперь более критически разглядывал изображение Кайло, пытаясь понять, где же они с Юхони прокололись.

Да нет же! Для плана прикрытия использовались только те фото и материалы из архива конопатой козявки, которые никогда и нигде не светились!

— Ну, вот же, — Лея взволнованно ткнула пальцем в сторону Верховного, — Вот же, смотри! На Бене китель, который он, спустя месяц после того, как я ему его подарила, умудрился испачкать какой-то дрянью, которую так и не удалось вывести.

Хакс присмотрелся. Вот это ж пффаск! Вот это ж фарклед, ах ты ж... шаб ваппинг...

Действительно, он вспомнил, что спустя месяц после свадьбы Верховного, Лея подарила ему какой-то китель с вышивкой, который Кайло сразу же невзлюбил. Не из-того, что выпендрежный, а из-за того, что Лея настойчиво продвигала эту модель с гибкими нитями волокнистой брони, как официальный комплект для всех Ренов. По ее мнению, это было статусно и соответствовало положению Верховного. Тоже, статусного. С вышивкой мля! Хотя, да, пару раз Кайло его надел на какие-то мероприятия... после упорного убеждения Рей, что «маме будет приятно». А «какая-то дрянь» оказалась плевком cидрекской мегапеды, напрочь выжегшей и волокна брони и саму дорогую ткань. Ну, так вот получилось...

Хакс поднял глаза на выжидающе смотрящую на него Лею, понятно, если не получит то, что хочет... кажется точно, захватит власть и понесется тогда скандал по Галактике. В возможности Леи вдохновить общественность на скандал Хакс не сомневался. Только поэтому он галантно поклонился Маме, отнимая у нее стопочку, снова маханул настоечки и сказал:

— Дамы! Нам надо поговорить. Никто ничего и никого не захватывал, я выполняю только то, о чем мы договорились с Кайло.

Тут Илла подскочила с диванчика и воскликнула:

— А с моим зятем-то что? Я не поняла... Где эти... косяпырники вообще?

Хакс кинул взгляд на хронометр:

Вы все узнаете, но не раньше, чем мы прибудем на Раталэй! И отправляемся прямо сейчас! Я на своем корабле, а вы на своем! И не спорьте! — жестко остановил хотевшую было получить сатисфакцию немедленно Маму, Армитаж, — Ренши тоже определили, что ваши репортажи, извините, принцесса, липа, весьма раздражены и тоже, заметьте, требуют к ответу... Рози. Я этого допустить не могу, потому что она держалась храбро и не выдавала тайны исчезновения Ренов...

— Ах ты ж псина мокрая! — воскликнула Илла, — Они исчезли? Исчезли, Лея!

— Погоди, — остановила Маму Лея, — с псиной согласна. С тем, что исчезли, нет. Я же знаю, что они живы! И что с ними никаких катаклизмов не произошло...

Мама уже потрясала панамкой, шепотом кляня Хакса, и с тревогой думая, что теперь будет с Хоникой, а?

— Илла! — твердо объявила Лея, — За мной! Мы летим на Раталэй. Но нам надо там быть раньше этого рыжего интригана. Сдается мне, дорогая моя, что наша Розочка, наш бывший вроде агент, с этим хитрым лисом заодно! И я тебе скажу, что прямо-таки почти выхожу из себя! Ах, как же ловко Роуз Тико...

— Она теперь Хакс, — процедила Мама, втискивая настоечку обратно в сумку и отчаянно волнуясь за дочу. Узнай Хоника. что Кардо... исчез? Ой-ой-ой!

— Не важно, — отмахнулась Органа, размашистым шагом лидера направляясь к своему кораблю, — главное, что она направила нас по ложному следу! Скрыла не только исчезновение этих вечных косяпырников, но и Бена, и Рей! Ты представляешь, чем это грозит политической жизни галактики?

— Мне, если честно, наплевать, — Илла волновалась все сильнее.

— Это неважно, — снова согласилась Лея, — главное, что грозит! И вот, если мы вытрясем из Роуз все, что ей известно, то тогда прижать Хакса будет делом пяти минут.

— Я его не прижму, — хмуро ответила Мама, — я его пристрелю и все!

Остановленный внезапностью отлета руководящего состава в лице Иллы и Леи Органы съемочный процесс, привнес в ряды актеров и персонала нехилое недоумение, которое, впрочем, длилось совсем недолго. До того момента, как корабль Леи не скрылся в плотных облаках.

— Это че? — с надеждой спросил один из штурмовиков, — у нас выходной, что ли?

Конечно, ни принцесса Лея, ни Мама не могли слышать вопли восторга в оставленном ими секретном лагере.

Где-то на 1/6 части суши планеты Терра

Экспроприация стыренной и утаенной от государства социалистической собственности (а спирт точно собственность государства, это ж не самогон!), началась по плану и в строгих временных рамках.

По времени-то уже рассветало, но затянутое тяжелыми темными облаками небо слабо походило на позитивное зимнее утро. Хмуро и сумрачно. Ветер кружил все интенсивнее крупные хлопья снега, а Валера сквозь эту мельтешащую завесу краем глаза заметил яркое голубоватое свечение цвета ледников Хота. Траджен, активировав сайбер, двумя взмахами обозначил широкий проход в заборе. Толкнул ногой ограниченную шипящим и гаснущим плавленным светом часть. Она грохнулась на снег, подняв снежный туман, а Траджен сказал, обернувшись к остальным Ренам:

— Этим мурглакам надо будет добавить по полной, парни...

Валера, смотрящий сосредоточено на АК-74 в своих руках, в раздумьях кинул взгляд на поверженных охранников, потом на Ап'лека и Курука, на пывзян.

Ап'лек, почувствовав эмоции Валеры, поднял руку, останавливая Курука, зацепившего одного их бичей за ногу, чтоб тянуть к бане:

— Погоди…

— Это боевое оружие, — негромко сказал летчик, — и его тут никак не должно быть… Вот что… этих надо связать, так, чтоб не развязались, потому что не просто так тут эти мужики, не нравится мне это… совсем.

Траджен пожал плечами, откинув капюшон совика и сняв шлем:

— Понятно. Дело серьезнее, чем казалось.

Курук ухмыльнулся под маской. Связать? Да это запросто! Интересно, что такого в этом оружии, что Валера так тревожится? Допотопное какое-то, пулевое, древнее.

КВС меж тем, поставив автомат у крыльца, зашел в дом, окинул взглядом обстановку, увидел рацию, вполне себе новая, дальность охвата приличная, значит, подготовились… Веревка нашлась за печью, в чьем-то рюкзаке. Валера еще подумал чуть-чуть, сгреб в охапку одеяла и шкуры с нар вдоль стен и направился к бане.

Ненцы заводили караван во двор, разворачивая нарты по курсу обратного хода. Присыпанные снегом олени похрюкивали, косясь на незнакомое окружение, да и запах содержимого взорванного сортира, разлетевшегося по снежной целине бывшего выгона, их явно будоражил. Пока молодая поросль оленеводов успокаивала оленей, старый Вавля не спеша прошелся по двору, провожая взглядом Валеру, тащившего последнего из вырубленных парализатором псов к бане. Дед Саня, напротив, уже спешил к летчику, чтобы узнать, какого ж... тут стрельба была?

В бане было людно и тесно от людей и собак, пахло мокрой псиной, овчиной и пихтовыми вениками. Пока Ап'лек и Курук укладывали спеленатых танглерами и поверженных мужиков на скинутые Валерой на пол одеяла и пару тулупов, лихо закручивая руки и ноги, а потом, для надежности, обкрутил веревкой всех скопом, тесненько прижав друг к дружке, на автомате фиксируя их своими замысловатыми узлами, Валера подтянул псов, разложив их рядом с охранниками, а лесник, обозрев бессознательный коллектив на полу, спросил:

— Без того, что б сортир разнести, нельзя было? Там говно по всей пустоши разлетелось, ненцы говорят, что духам леса может не понравиться... А мне вот эти вот не нравятся, сразу видно, что бандитские рожи какие-то, и у псов тоже, — кивнул на охрану Михалыч и угрюмо спросил, — автомат где?

Два взгляда скрестились, веселость захолодилась в серых глазах Валеры хмурым пасмурным небом, а лесник отчетливо смотрел с тревогой.

— Там, у крыльца стоит, а у них рация, Михалыч, армейская!

Рены вслушивались в разговор, Ап'лек понимал, что есть что-то, отчего сейчас и лесник, и летчик отвлеклись от спирта, а главное для них совсем другое.

— Может уничтожение сортира тут считается каким-то особым преступлением? — выдал свой вариант Курук, — Поэтому духи леса будут злиться?

— Да нет, — глаза Ап'лека внимательно изучали Валеру и Михалыча, отмечая, что оба знают, о чем речь, и это, о чем они знают, неприятное открытие, — не в сортире дело, точно. В том примитивном ружье, которое они называют АК. Наверное, местная достопримечательность. Я так думаю, раз его тут не должно быть, а он есть, значит эти пидунку , — тут Ап'лек кивнул на охранников, — его где-то сперли.

— А Валера его нашел... — согласился Курук, задумчиво глядя вечерним взглядом редкого хищника на летчика, о чем-то шептавшегося с дедом Саней.

Похоже, их вояж за топливом приобретал новые оттенки. Настроение Валеры и лесника в Силе колебалось от едко-мрачного до жгуче-сердитого. Это Ренам понравилось! Для них главным было топливо, для або, так получалось, что таинственный АК, но тут интересы совпали. Горючее для «Канюка» и обретение автомата.

Спирт нашелся в сарае, заботливо укрытый брезентом. Предварительно Траджен, активировав сайбер, легко полоснул по навесному амбарному замку. Молодые ненцы, узрев шипяще-гудящее плазменное лезвие, вынырнувшее из трубки в руках чужака, дружно издали восхищенно- удивленный возглас и не сдержались, чтобы не обсудить событие: «Ханзер тарем?»

Вавля негромко воскликнул: «Янавна!», и оленеводы тут же замолчали, не смея перечить старшему, только из раскосых темных глаз так и стреляло искорками возбуждения. Старый оленевод меж тем, поцокав на срезанный замок, валявшийся на снегу, свое личное удивление ничем не выдал, только покачал головой в заснеженном капюшоне.

— Э-э-э! Как у звездных людей много полезных вещей! Хозяйственные! — с уважением заметил старик, — Замок зачем так? Вот Якля бы и так открыл! Потом бы так и закрыл, пускай бы думали, куда спирта делась?

— Ну да, — кивнул лесник, широко открывая створы ворот сарая, — а заодно и куда сортир делся тоже, причем вместе с содержимым. Снег-то, пока суть да дело, нападает, а ветер и подметет, будут потом искать… что спирт, что сортир…

Курук, пристроив за спину свою винтовку уже открыто, скинул брезент с рядов канистр, а необычное, по меркам землян, оружие снова вызвало восторженный возглас молодых ненцев и, на этот раз, сдержанное восклицание старого Вавли:

— Мирета ханена туни, бура инм! — а в темных глазах блеснуло остро восхищением, — Давайте спирту на нарты, нгацекы!

Вавля прикрыл нависшие морщинистые веки, глубоко вдохнул, подняв лицо к серому небу, втянув воздух:

— Пэдара ерв, хозяева леса, хотели сердиться, но раз Нум послал белых мух, а птица Минлей бьет крыльями, посылая ветер укрыть наш след, значит проведут нас обратно. Только быстро нада, долго ветер не будет, а след глубокий.

Траджен перевел слова Вавли, а Курук тихо сказал:

— Ни хрена не понял, только про мух и быстро.

— Что понимать? — разъяснил Ап'лек, — Тырить быстро и сматываться. Пока мухи не зажрали.

— А птица? — не унимался Курук, — Которая крыльями машет? Нету тут птиц никаких!

— Да далась тебе эта птица! Там вот где-то машет, наверное, мы ее не видим, а она есть! По мнению або. Грузить пошли!

Нгацекы, то есть молодые ненцы и Рены, прихватывали по две канистры и укладывали, как указывал Вавля, считая по весу.

Дед Саня, покачав головой, отвернул утянутую опушку капюшона совика, чтобы теперь снег не попадал в лицо, и можно было смотреть, не щурясь от летящих снежинок и ветра, и сказал Траджену, помогая себе жестами:

— Теперь разговор про твою светящуюся палку будет, не утерпят ведь! Вавля, вон, за один ваш глаз летающий готов сто оленей отдать, а тут и палка какая! Еще сто накинет. Я ж видал, как старый аж дышать перестал. У тебя второй-то нету? На память. А уж в хозяйстве-то как пригодится...

Сайбер, — поправил Рен, погладив рукоять, — олени нам не нужны, только топливо. Но этого мало, — заметил Траджен, укладывая шлем на нарты, и тоже натянул капюшон совика. Оказывается, эта шкура не только теплая, но и удобная!

— Валерка план придумал, — Михалыч проводил взглядом Ап'лека, который по скорости опережал оленеводов раза в три, — эк он акробат у вас... Да, так вот, Валерка говорит, что пывзян такой у Альберта точно не один. Не станет он все яйца в одну корзину складывать...

Дед Саня усмотрел во взгляде Траджена вопрос, пояснил:

— Этот склад не один такой, точно! Найдем остальные, будет еще топливо. Прижать надо Альберта.

— Прижмем, — согласился Траджен, — это легко.

— Да я и не сомневался, — вздохнул Михалыч.

Сам Валера появился от навеса, веселый, потому как вся операция заняла несколько минут, адреналину впрыснулось в кровь достаточно, уже подзабытое чувство азарта боя играло по венам горящей щекоткой, наполняя движением и задором:

— Я там снегоход им малость подпортил, ниче, денек поколупаются с ним…

Вавля наотрез отказался забирать пять оставшихся канистр:

— Мои няхара хабт повезут столько, сколько уже есть! А тут пять штук! Целый Валерка еще!

— Вы не приписывайте мне! — возмутился Валера, — Не пять, а четыре с половиной! И я, как все, пойду, а не поеду, чтоб твои хабты не тужились. И эти пять брать нужно!

Траджен же, не отрываясь, следил за летчиком, отметив, как он озабоченно рассматривает тот самый автомат, и догадываясь, что явно это допотопное оружие несет в себе какую-то опасность для або.

— Вот проблема, дед Саня! — Валера поднял оружие, — И ты, и Вавля это знают. Откуда у них автомат? Может и еще есть? Мы ж не досматривали. И рация армейская. Оставлять это так нельзя! И светиться нам нельзя.

Вавля пожевал сморщенными губами, кинув хитрый взгляд на Михалыча.

Дед Саня чуть склонил голову к плечу и прищурил один глаз:

— А ты, Валерка, что удумал?

— Надо проявить инициативу! — твердо сказал КВС, — Этих мужиков-охранников пацаны повязали. Мудрено так, но точно никуда не рыпнуться. Не померзнут, когда за ними явятся.

— Кто явится? — не унимался лесник, — Ты, что, хочешь стартовать в район? Доложиться? Так повяжут тогда нас! Ты тоже участвовал, когда этот спирт из города сюда припер. И не доложил! И рейс левый был!

— Не левый! — Валера уперся, — Просто по пути! А канистры если заберем, то тут ничего и нету, кроме этих бичей с автоматом. Кто вот они такие, а? И рожи у них не те, что были, когда мы прилетали! И никуда стартовать не будем, сейчас Сергеича по рации наберем и скажем, что тут подозрительные типы. А дальше пусть у него во всех интимных местах зудит, каким образом этих типов навестить. Хоть на лыжах пусть идет. Мне только надо алиби уточнить. У Вавли очередной внук родился? — Тут Валера с вопросом посмотрел на старого оленевода.

— Э-э-э! Не внук, правнучка! — с гордостью ответил оленевод.

Летчик, немного ошарашенный, что их афера с легендой рождения оказалась такой реальной, спросил:

— А… Когда?

— В ночь перед пургой, пожалуй, точно не скажу, но когда Хадне и невестки уже пили чай, бурана не было, поэтому назвали Сывне, а если б пурга уже началась, тогда была бы, как бабушка, Хадне. А так решили, что будет Еля. Если по-нашему, то Еля Папалевна Ненянг. Красиво.

— А… по документам? — Валера не мог не выяснить точно, как же в случае допроса назвать девочку-то, чтоб показания совпадали?

— Елена Ивановна Комарова, — вдруг сказал один из молодых оленеводов, — Папаля — это я. Сывне моя дочка.

Дед Саня неслышно рассмеялся, а Валера потряс головой, потому что знал, что Вавля называл парня Ватакоця. При чем тут Папаля?

Траджен, переводивший столь важный разговор, запнулся на именах, запутавшись, кто кому кто, а Курук, посмотрев на Ап'лека, прошептал:

— Пока выяснят, как зовут девчонку, эти бичи уже очухаются. Псы раньше, я думаю.

— Валерка! — Вавля шагнул к летчику, — Говори инцативу свою, а Сергеичу скажешь, что назвали Елей, в районе запишем сегодняшним числом. Ватакоця запомнит, неделей раньше, неделей позже, все равно она Сывне…

— Сывне — женщина, родившаяся зимой, — вставил дед Саня, — а Папаля, это Иван, сложил теперь? Одно имя родовое, одно для повседневности, одно для документов. Есть еще секретное, но нам его точно не скажут…

— Бля-я-я… — протянул Ап'лек, — еще и секретное есть?

— То ли дело у Хакса, — вздохнул Курук, — или фамилия, или номер. Удобно. И у нас вот тоже все кратко. Мы Рен и все. И все в курсе, кто такие…

— Потому что репутация! — тихо добавил Траджен.

Валера смотрел на старика Вавлю, еще укладывая в сознании свой план. Слабое место, конечно, было, но тут он не зря подстраховался тогда, с Альбертом, в журнале время отлета-прилета четко зафиксировано, так что, если что… если что, то экипаж около этого пывзяна никогда не был!

— Надо, чтобы кто-то доложил сейчас Сергеичу, — начал КВС и глянул на молодых ненцев, — что в старом пывзяне вооруженные люди, стреляли из АК, подозрительные.

— А кто говорит? — спросил дед Саня, тоже посмотрев на молодняк, внимавший разговору.

— Кто-то, — пожал плечами Валера, — вот и Траджен может, через свой разговорник!

— Не пойдет, — не согласился дед Саня, — в прошлом годе пацаны Вене Пупыщеву так в трубу орали, пугали, значит, за вредность, когда он их со своего грибного места в тайге погнал. Вот так же получалось. Сергеич не дурак. Решит, что кто-то хулиганит.

Ушар усмехнулся, тут же припомнив, как дарты Пинвус и Врис, по незнанию, кто такой Ушар, завывали в трубу убежища контрабандистов среди красно-коричневых камней пустыни Зигулы... Да, Траджен с переводчиком не вариант.

— Якля! — Вавля кивнул на пывзян, — Ты там в школе своей в драматическом кружке состоял? Вот тебе и говорить! Скажешь, охотник. Пусть Сергеич поищет.

Участковый Сергеич к тому времени завернул в газету «Известия» два бутерброда с колбасой «Любительская» и один с пошехонским сыром и поехал в сельсовет. Администрация поселка соседствовала с участком, только вход в оплот охраны общественного порядка был отдельный.

Начальник милиции бывал наездами, так как проживал в районе, посему Сергеич аж с прошлого года почитай уже десять дней один оставался на страже общественного порядка. Порядок этот никто не нарушал, даже налет у магазина практически сразу был переведен в разряд недоразумений, тем более Ирка отказалась писать заявление за попытку кражи.

Дядя Давид посидел с Сергеичем вечерком, посочувствовал участковому в личном (грамм по 200 на каждого), все же жена бросила, так вот про двух балбесов и решено было забыть.

А больше никаких происшествий не случилось. В Цыеле, кроме обычных драк в клубе на танцах, никчемных ссор по мелочам, да составления протоколов на штрафников-нефтяников, не по правилам использовавших лесные и водные ресурсы страны, и не происходило-то ничего. Разбитые носы и фингалы из-за девчонок в расчет не шли, дела житейские. Сергеич и сам за свою Елену в свое время тоже морды кое-кому бил, и ему, традиционно. Но все меру знали. И неписаные правила драки знали!

Сельсовет, как здание, принадлежал к категории важных, поэтому наравне с домами ответственных работников и фельдшерско-акушерским пунктом выделялся из традиционной добротной застройки жилого фонда сельчан во-первых материалом, из которого был возведен, а именно — из кирпича, да еще и отстроенная котельная снабжала центральную часть села отоплением. Так что печь топил Сергеич только дома, а в участке грелся от радиаторов, таких горячих, что рука не выдерживала.

Походив по кабинету минут пять, Сергеич решил, что чаю попить все же стоит. Давешняя прогулка к Михалычу все зудела в голове надоедливой зимней мухой, но стойкая тоска от известия, что супруга его оставила, муху в итоге прихлопнула.

«Да и хрен с ними, с интернационалистами, и с обезъяном этим», — подумал Сергеич, — «ну бегают они там голые и что? Ну песни орут. Валеркины, точно! Не бедокурят же. Эх, Лена, Лена… как же так-то?»

Сергеич взгрустнул, взглянул на себя в зеркало, втянул пузцо, чтоб казаться еще ого-го, и тут ожила рация на столе у окна, радовавшего Сергеича новыми узорами, которыми мороз разрисовал.

— Тут у старого пывзяна, который у пала, — с сильным местным акцентом сказал дребезжащий старческий голос, — стреляли! Из автоматы. Иду по тайге, слышу — стреляют. И нехорошо стреляют ведь! Так и есть. Ничего не трогал, вот говорю только. Тихо я подошел, в бане много народа лежит, сама видел. И автомат есть.

Сергеич по мере принятия сообщения, краснел от волнения, а в груди образовалась кое-какая тахикардийка. Это что еще? Это как? КАК?

— Да какой автомат? — недоверчиво уточнил Сергеич.

— Обычный, — просветил на том конце Якля, старательно копировавший одного древнего старика-ненца, который приходил в интернат рассказывать, как воевал в Великую Отечественную.

— А кто ж ты такой-то? — совсем обескураженно поинтересовался Сергеич.

— Дак этот… охотник я. Игней Пилютович Вара, — охотно ответил Якля, правда участковый никак не мог увидеть, что его собеседник сморщил лицо, стараясь не рассмеяться, а Вавля покачал головой: «Вэх, вэх…», — так ты это, хасавако, приезжай, а то померзнут они там…

Связь прервалась, оставив только щелканье и шум в эфире. Сергеич покачал головой, поскольку удивлен был немало, за все сразу. И за автомат, и за тех, кто в бане, и за какого-то деда Игнея. Кто такой-то? Да нету тут таких охотников! От волнения коварный поступок жены Лены затерялся в табуне скачущих мыслей о чрезвычайном происшествии в зоне его ответственности. Фигурально в этой зоне находился только Цыель, потому как других населенных пунктов в радиусе ста километров не наблюдалось. Но все то, что происходило на этой территории, Сергеич был обязан знать! И что, что тайга? Его, его территория! А тут на тебе, какие-то типы, да с автоматом? Это ж ЧП районного уже масштаба! Стоп! Раз районного, вот пусть районные и разбираются! Надо доложить... Та-а-к... А, если, этот самый дед Игней и не дед, и нет там никого и никакого автомата? Может это парни с перекачки у нефтяников поднапились и от печали, что торчат в тайге больше срока аж на неделю, вот взяли и похулиганили, а? Эти могут! Да точно! А может... Пал и пывзян... Там же Вавля недалеко... Ну, относительно. А к Вавле полетел Валерка. Валерка может похулиганить? Да легко! Точно! Это тебе, Сергеич, за то, что подкрался к заимке, как шпион, да выглядывал там, со своими подозрениями! Просчитал тебя летун. Так и знал, так и знал... Какого черта он поперся туда снова, а? Подумаешь, голые мужики гоняли по двору голого шимпанзе! И не такое может быть, лет десять назад нефтяники вон медведя гоняли в малиннике, приперся, понимаешь, малину жрать, и ничего, нормально это...

Сергеич бросился к рации и вызвал стойбище заслуженного оленевода Вавли.

По устоявшейся традиции и инициативе самих оленеводов, было установлено время, когда рации в стойбищах включались ненадолго, чтобы узнать новости разные. В основном они касались, конечно, насущных проблем. Кто куда идет каслать, сколько корма могут поднять олени при такой глубине снега, какие болячки вдруг настигли стадо, кто у кого родился, кто умер, и, конечно, кто к кому поедет в гости. Для обычного человека передвижение на такие огромные расстояния, да еще зимой (а это не в поезде в окошко смотреть на заснеженную тайгу), казались чем-то запредельно-опасным. Только для самих ненцев дело привычное. В гости, иногда за три сотни километров, наведывались регулярно.

— Хадако! Хадако! — закричала из хозяйственного чума внучка Нечейко, приехавшая к родным на каникулы, досрочно сдав сессию и добралась до стойбища как раз к Новому году, то есть к бурану.

Вообще-то в свое время ждали мальчика, а родилась девочка. Хадне тогда впервые в жизни ошиблась, неправильно истолковав свой сон. Подвели духи, сыновья Нума с пятого неба, как-то не конкретно указав во сне старой Хадне пол ребенка. Поэтому, когда на свет появилась девочка, так и назвали: «Нечейко», что означало «Оказывается, женщина». Потом, правда, Нечейко подросла, нрав явила слишком любопытный и, как следствие, непокорный. Тут Вавля, поцокав сокрушенно, выявил причину. В городе, в интернате, это любопытство привело девчонку в разные кружки и основательно отдалило от привычного мира оленеводов. Поэтому далее назвали Мерене, «слишком быстрая», а по документам, стало быть, Маринка.

Хадне встревожилась, потому что внучка звала ее в волнении, а не весело, как обычно, оставила правнуков доделывать свои детские нарты, и поспешила в хозяйственный чум.

Нечейко растерянно взглянула на бабушку, в красивых миндалевидных глазах мелькнула явная обеспокоенность:

— Хадако, — прошептала девушка, — тут милиция спрашивает, где наш ирико...

— Иди, позови летчика, он в балке спит, — тут же распорядилась Хадне, украдкой наблюдая за внучкой. На то у старой Хадне были свои причины, но вот случай и представился, узнать правду-то...

Хотя Нечейко всех рекомендуемых женихов отвергла, но в свои приезды домой за последний год шила одежду для жениха. Чем несказанно удивила родителей и заставила бабушку по-серьезному истребовать ответа с духов рода, кто такой? Сыновья Нума с пятого неба отчаянно сопротивлялись, Хадне их и так, и эдак просила, но они ушли в несознанку.

Однако, когда внучка спросила, как ей расположить узор цвета просыпающегося весеннего неба, бабушка поняла, что искать причину энтузиазма в шитье Маринки среди ненцев смысла нет. Голубоглазых Хадне чего-то не видала за последние лет пятьдесят. Однако вчера, когда дед Саня привел в их стойбище чужака, Хадне, не потерявшая остроту зрения и внимательность за долгие свои годы, заметила, как Нечейко спряталась за матерью, когда прилетевшие мужчины шли мимо. Эге! Мерене, та которой палец в рот не клади, которая почти столичная штучка, которая никогда ни от кого не пряталась...

Тут жизненный опыт старой ненки, переженившей кучу своих и чужих, мгновенно проанализировал ситуацию и вычислил объект столь несвойственного девушке поведения. Под параметры размера одежды, припрятанной Маринкой в старом сундуке и нечаянно выданной тайне узора подходил только вон тот, шебушной, быстрый и любопытный. Оставалось проверить свои догадки. Раз уж несговорчивые сыновья Нума почему-то этот вопрос в отношении внучки игнорировали.

-Я не пойду! — воскликнула Нечейко, отбросив за спину поочередно толстые косы черных, как смоль, волос, — все знают, что он там один, а у него невеста есть, видели, когда в поселке были! Митяку пошли.

Хадне удивленно подняла бровь, отметив, что для Нечейко-Маринки этот всплеск эмоций уж очень сильный. Прямо-таки основательно сильный. И эмоции эти прям захлестывало горечью и досадой. Э-э-э… Тут старая Хадне посуровела, припомнив, как странно сегодня трещали угли в очаге и скакало пламя. Вот оно что значит, оказывается!

— Иди! Сама иди! Если я сказала.

Внучка присмирела от ее тона. Бабушку она уважала и любила особо, потому что та единственная, кто встал на ее сторону, когда она объявила, что поедет поступать в какой-то культурный институт аж в саму столицу, объявив, что кочевать она не собирается, а собирается нести культуру в массы. Так и сказала! Терять такого мощного союзника Маринка не могла, поэтому бабушка была непререкаемым авторитетом с особым смыслом, можно сказать судьбоносным.

Хадне, хитро прищурив глаза, выглянула из чума. Дети сосредоточенно корпели над своими детскими нартами, а вот младшая невестка, вытряхивающая шкуры, заметив, что Нечейко как-то подозрительно осмотрелась и как-то так скоренько побежала к балку, насторожилась. Мало того, что взбалмошная Нечейко все время рассказывает девочкам про большой город, да про концерты, да про то, что их ансамбль ездил выступать в разные иностранные города, привозила всякие подарки, совершенно нехарактерные для нужд оленеводов… Вот зачем она побежала к летчику, а? Ох, не случилось бы чего… неправильного…

Вавля не скрывал от жены ничего, бесполезно было. Хадне всегда знала, что скрывает. Тогда возникали неприятности. Заслуженному оленеводу тут же напоминалось, что она, Хадне, тоже заслуженная. И сколько она шкур выделала, и скольких детей ему родила, и сколько лет с ним по тундре и тайге каслает… И что он бы был без нее! Или она без него. Так что уж, старый, лучше скажи, зачем это дед Саня с Валеркой прилетал, да еще какого-то чужака с собой привезли… Поэтому Хадне потянулась к рации, ответить, пока внучка бегает за летчиком.

— Ань торова, хадако! — сказал участковый, — Тюку яля пихина хурка?

— Здравствуй, Сергеич, хорошо у нас дела. Случилось что? — Хадне немного волновалась, но разве ж может ненка показать кому-то, что там у нее за оградой своего женского мира?

— Да вот вопрос у меня к Вавле возник, срочный, — приступил к основному Сергеич, — ты бы позвала его.

— Даже мой правнук Анку знает, что его дед оленевод. А ему только два года.

Участковый помолчал, соображая:

— Я тоже знаю, — не совсем уверенно согласился он.

— Тогда почему такой глупый? Как я позову тебе Вавлю, когда Вавля, как ему и положено, с оленями? А?

Участковый кашлянул и зашел с другой стороны:

— Говорят у вас опять пополнение? Что-то Валерка наш туда-сюда мотается… То там у вас вроде рожают, то опять вот…

— Я родила восьмерых, — ответила Хадне,- а ты скольких родил? Только из ружья пуля сразу вылетает, да и то, осечки случаются. А тут человек! Ждать надо, иногда долго. Ты бы, Сергеич, из своего мужского мира в наш не заглядывал, нехорошо это. Наши мужчины вот в наши дела не лезут, у них своих хватает. Говори, что за вопрос! Я отвечу.

— Кхм… кхм… А летчики где? — напрямую поинтересовался участковый.

— Спят они, — ответила спокойно Хадне, — им-то что еще делать? Вертолета их стоит, снег вот пошел уже…

— Нет, ты мне Валерку сюда позови! — строго указал участковый, — Скажи, милиция требует!

— Жди, хасавако, — проворчала Хадне, — а я пойду, мне некогда.

Костян, удрученный, что его не взяли «на дело», обижался совсем недолго, потому что долго не умел. Раз командир сказал: «Надо!», значит надо. Если честно, то насыщенные невероятными событиями последние дни и так уже привнесли в жизнь правака определенную долю непередаваемых ощущений и чувство сопричастности к чему-то величайшему.

Костя как-то даже подзабыл, что Светка сделал ему ручкой, и, совершенно неожиданно осознал, что ему почему-то стало легко. Ну, это уже после того, как он побыл в большой печали. Шесть дней, бля, печалился, пока не явился лесник с инопланетником и тот не вырубил его своим странным пистолетом. Вот тогда и полегчало. И как-то даже посмотрел Костян на Светку со стороны… И как-то совсем она другая оказалась. Вот он дура-а-ак-то был…

Вот так за мыслями, наевшись тушенки из запасов оленеводов, напившись компота из персиков в жестяной банке, к которому Хадне напекла, как всегда, сладких лепешек… Костян, сытый и осоловевший, крепко заснул под потрескивание угольков в буржуйке, угревшись под шкурами… Да хоть выспится!

Маринка скользнула в балок. Немного струхнула, поскольку в эту холостяцкую берлогу никто из женщин, кроме бабушки, не ходил, еще чего! Но тут-то вон сама милиция требует, из поселка! А бабушка просто так сердиться не станет. Значит важное что-то?

Конечно, она знала, кто такой этот летчик. Еще в позапрошлом году в клубе видела, куда дедушка привозил всех на концерт и елку. И летом потом… А еще они прилетали в стойбище и летом, и зимой... Только зачем Маринка о нем помнила? У него невеста есть! Да и разве летчик будет смотреть на ненку из стойбища? Своих девушек много.

Нечейко осторожно подошла к топчану, наклонилась, рассматривая спящего Костяна, слегка толкнула того в плечо:

— Эй… вставай… там участковый из поселка по рации тебя зовет…

Никакой реакции не последовало, что расстроило девушку. Быстро выполнить поручение Хадне и выскочить из балка не получилось. Само по себе то, что она тут стоит и смотрит на спящего парня… Когда они вчера прилетали, она встала за матерью и только украдкой поглядывала, а что ей оставалось еще? Этот летчик совсем чужой, а вот же…

Нечейко печально улыбнулась, набралась смелости, наклонилась ниже и ткнула кулачком в плечо пилота сильнее, он что-то промычал, недовольно нахмурились брови и дрогнули губы, а Нечейко глубоко-глубоко вздохнула…

Костян отрубился быстро и провалился в такой крепкий и здоровый сон, какой бывает в молодости, да еще когда с недосыпу. Куртку он снял, оставшись в свитере из верблюжьей шерсти, хотел и его снять, но уже было лень. Толчок почувствовал, как нечто неправильное в этой сладкой пелене сна, и чей-то голос, вроде что-то говорил. Да отстаньте вы, на...!

Второй удар пришелся почти в грудь. Тут Костя начал выкарабкиваться из комфорта нежданного отдыха и ничегонеделания, пытаясь разлепить веки, все еще наполовину плавая где-то в своих подсознаниях, но тут на открытой шее почувствовал нечто мягкое, прохладно-приятное, соскользнувшее к подушке и пощекотавшее кадык. Непроснувшееся подсознание тут же нарисовало ассоциативный ряд, заключавшийся в двух ипостасях — петле аркана на горле и змее, обвившей это его горло в том же месте.

— Э-э-эй! — сказал голос совсем близко.

Вот тут мгновенно активизировались все рефлексы, нарисованное подсознанием выдернуло из сна, и Костян на автомате ухватил то самое, мягкое у своего горла. Сжал в кулаке (Бля! Толстое, как канат! Откуда тут змеи?!) и дернул рукой, пытаясь отбросить гада в сторону, одновременно норовя вскочить с лежанки, может тут этого добра еще есть?

Нечейко ткнула кулаком летчика уже не в плечо, а в грудь, одна из кос упала вниз, почти на его лицо. Она еще успела сказать: «Э-эй!», как вроде спящий Костян рванул ее за косу. От боли Нечейко заорала: «А-а-а-ай! Ай! А-а-а!», уже падая прямиком на летчика.

Встречное движение Костяна, рванувшегося встать, неожиданная боль и агрессивность пилота всколыхнули в Нечейко прямо-таки вулканическую активность негодования. Она вцепилась в его волосы, оттягивая голову назад, а Костя, в сумерках балка, куда рассеянный свет хмурого дня проникал только через махонькие окошки, видел нечто в шапке, ощущал мех одежды под пальцами, эти чертовы канаты, мелькавшие, как набрасываемые петли аркана, плюс неожиданность действий, когда неизвестный навалился и болевое ощущение…

«Да, блять, че происходит? Нападение на экипаж?». Сублимация всех чувств выразилась в концентрации защитных действий по обезвреживанию противника. Валерка зря что ли их с Толяном гонял для поддержания физической формы и еще ж заставлял отжиматься и этот, как там, эспандер растягивать, для формирования грудных мышц! На тебе! Падла!

Костян отодрал чьи-то пальцы от своих вихров, слышал только сопение и какое-то странное пыхтение, заломил руку и перевернул гада на живот, теперь отчетливо всхлипнувшего… Шапка из песца слетела, вот тут уже Костик увидел, что это девушка, чернокосая, вроде даже знакомая…

Митяка, наконец, закончил свои нарты, ребятня щебетала восхищенно, а пацан решил проверить ход и заодно крепость полозьев, упираясь руками в спинку и толкаясь по снегу к лесу, то есть к балку…

Мелкотня смотрела завороженно на испытательные действия, но тут из-за неплотно прикрытой двери балка раздался крик Нечейко, Митяка бросил нарты и рванул на помощь, а Хаута, невестка Хадне, к тому времени проследившая за Маринкой, бросилась следом за пацаном.

Костя, осознав, что под ним девушка, отпустил ее руку. Нечейко тут же развернулась и снова вцепилась ему в вихры, таская от досады и злости, а второй рукой дубася летчика. Ну, куда попадет… Костян отбивался, пытался отодрать ее руку. Нет же, намертво вцепилась!

— Да ты че! Да ты че! — повторял обескураженный Костик.

— На тебе! На тебе! — рычала Нечейко, чуть не плача, кожу у основания косы жгло и в плече болело, но она-то уже завелась!

Митяка, узрев барахтающихся на лежанке летчика и Нечейко, похлопал глазами и заорал:

— Небя-я-я-я! Тут летчик нашу Мерене замуж берет!

Хаута, влетевшая в балок, поджала губы и сказала:

— Я так и знала!

Вообще-то ненецкие девушки сдержаны, скромны, смиренны, дружелюбны и застенчивы. Их учат скрывать свои эмоции, чтобы не выставлять свои чувства напоказ, они никогда не позволят себе непочтительного отношения. Только это все не про Маринку. Она с детства неправильная была. Вот оно! Современное воспитание в городах, а тут же еще институт ее, культурный который!

Костян, наконец, вырвался из под удара, тяжело дышал и пытался сообразить, что все это значило. Он уставился на девушку, которая тоже дышала совсем не легко, смотря на него своими темными глазищами, полными прямо-таки первосортной злости, но румянец во всю щеку и длиннющие ресницы делали эту злость откровенно привлекательной.

— Ты кто? — спросил Костя, ошарашенный ее взглядом, ему даже показалось, что ее глаза, черные в сумерках балка, затягивают его в какую-то бездонную пропасть. В пропасть Костян не хотел, поэтому взгляд отвел, не выдержав натиска негодования.

— Конь в пальто! — огрызнулась Маринка, заплетая расплетшуюся косу, — Тебя там по рации милиция вызывает! А ты вон как!

В дверях уже толпились еще две женщины, а так же любопытная мелкотня, с интересом рассматривая растрепанного летчика и Нечейко. Она ухватила с лежанки свою шапку, запахивая ягушку, отороченную мехом песца, и ринулась на выход, растолкав невесток.

Костя потряс головой, посмотрел на ненок, которые тут же исчезли, и, натягивая куртку, обреченно подумал, что теперь эти бабы расскажут Вавле всякую хрень, а Валерка ему башку открутит… Попал ты, Костян!

— Валерка где? — строго спросил Сергеич, когда Костя, добредя до хозяйственного чума под пристальными взглядами ненецких женщин, назвался.

— Спит, — буркнул летчик. А что ж еще мог он сказать?

— Разбуди! — настаивал Сергеич.

— Ага… сами вот придите и будите его, — не сдавался Костя, — дураков будить командира, когда он спит, у нас в экипаже нету. Плавали, знаем.

На том конце связи, сквозь потрескивание и помехи было слышно, как покряхтел участковый.

— Все? — спросил Костя, мучительно размышляя, как бы так сгладить свой косяк, чтоб бабы ему сейчас лицо не подпортили.

— Все! Отбой связи.

Не, эти не будут, рассуждал Костя, быстро идя обратно в балок. Нажалуются оленеводам своим… да еще эта, со змеями своими… Точно скажет, что он на нее напал! А это ж все наоборот! Красивая какая… Он точно ее видел уже!

Якля был крайне доволен своей миссией, растянув губы в широкой улыбке, и даже залихватски почесав макушку, растрепав черные жесткие волосы. Старик оленевод молча указал внуку пальцем на выход и обернулся к Ренам и деду Сане:

— Пошли, вэсако, хочу на лихих людей глянуть.

Дед Саня заметил, какими взглядами обменялись инопланетные, и как Валера, уходя, взглянул на Траджена. Тот прикрыл глаза, что понял.

«Похоже», — подумал Михалыч,- «этот намордник разговорный для Валерки уже и не так нужен. Что эти, что он, у них какой-то свой язык нарисовался». А еще дед Саня, уже всматриваясь в спины идущих к бане Ренов, решил, что поиск и экспроприация альбертового спирта обогатит Вавлю не только солярой для генераторов, но и всякими инопланетными штучками, которые пригодятся в хозяйстве, причем его стадо точно останется целым. Ни сто, ни двести оленей старый оленевод отдавать не будет. Олени Вавли — это транспорт и способ набега на тайные схроны Альберта. Значит звездные точно отдадут и глаз, и что-то еще...

Косвенное подтверждение своим размышлениям лесник получил уже в бане, когда старый Вавля, сузив глаза в щелочки при смутном свете, рассматривал экзотично связанных охранников и вяло шевелившихся псов:

— Нехорошие люди, — морщины на лице оленевода сложились в замысловатую конфигурацию, когда он сначала насупился, а потом нахмурился, — инцативу Валеркину правильно сделали. Не нужны в тайге такие... опасные.

— Звездные тоже опасные, — заметил дед Саня.

Старый Вавля посмотрел почти черными зрачками на лесника:

— Ты, вэсако, наших опасных с этими не путай! Я долго жил, совсем злых от самик-охотников отличать умею!

В это время Ап'лек достал бластер, Курук кивнул Валере, и тот, наведя оружие на собак, три раза нажал на пуск.

Сине-голубые радиальные лучи успокоили псов, а остальные заряды вложили в очухивающихся охранников.

В темных глазах Вавли отразилось удивление, блеснув отражением синего луча режима парализатора. Он впился оценивающим взглядом на бластер, пожевал сморщенными сухими губами и сказал:

— Хорошая штука. В хозяйстве-то... Ты вот скажи, Валерка, инцатива твоя что говорит? Многа спирта звездным нада? Заброшенных пывзянов тут у нас есть еще целых пять. Вавля же может посмотреть, есть там спирта или нет?

Летчик глянул на Михалыча, тот кивнул, точно есть, а уж Вавля проверит, аккуратно, как умеет, хрен кто его заметит.

Рены, полюбовавшись на сложенный спящий натюрморт из собак и бичей, остались довольны. События развивались, еще несколько акций и «Канюк» можно будет готовить к вылету. Домой.

Дед Саня, уходя последним, прикрыв двери бани, поднял валявшееся в снегу длинное обмороженное поленце, и аккуратно подпер им двери.

— Береженого Бог бережет, — пробормотал лесник.

Траджен, подождав, когда все выйдут, внимательно осматривал пывзян, отмечая каждую мелочь. В Силе словно зашевелились, наливаясь чернильной мглой, липкие щупальца, переплетаясь, ползя и медленно прорывая тот густой золотистый кисель энергии, что дышал, как спокойный безбрежный океан.

Рен активировал сайбер и полоснул по корпусу рации. Затрещали закоротившие транзисторы, посыпались искры, только оплавленный след на железном корпусе, поделенным надвое.

Грохот рухнувших половинок стола вместе с останками рации застал Траджена у выхода из пывзяна. «Не рассчитал... немного», — подумал Рен.

Вызов комлинка запищал почти неслышно из-под слоя одежд, пришлось лезть под совик, чтобы услышать, как Ушар знакомо спросил:

— Что?

— Нормально все, — тоже, обыденно ответил Траджен, — было даже весело. А будет еще веселее, потому что, скорее всего, нам придется забрать топливо еще кое-откуда. Как обычно, пришли, взяли, что надо и ушли.

Говорить ему было неудобно, совик пришлось задрать вверх, застежек на нем не было, и высунуть руку, где на предплечье был закреплен комлинк с режимами связи, поэтому Траджен, почувствовав, что Ушар что-то хотел еще сказать, объявил:

— После все.

В тайге ветер почти не чувствовался, только качались вершины елей и пихт, рассыпая снежную дымку, но ее тут же разносило по хвойным лапам, отяжелевшим от снега. Вавля уверенно вел караван обратно, по своему же проложенному пути, петляя между деревьев. Правда, теперь грузовые нарты проваливались глубже, а на разных участках приходилось соскакивать и идти рядом, подталкивая нарты, помогая оленям выгрести из глубоко снега.

Характерное щелкающее потрескивание, поначалу казавшееся Ренам отзвуком от полозьев, теперь совершенно явственно свидетельствовало, что этот самый треск исходит непосредственно от животных. Курук подумал, что веса, видимо, много, оленям тяжко и не случится ли какая авария в виде переломанных ног? Может у них амортизаторы не рассчитаны на такую нагрузку. Хрякс и все. Как дальше? Траджен считал, что этот треск явно тревожный. Вроде туда шли, не так громко щелкало. А Ап'лек не выдержал и спросил: «А это что такое-то? Траджен, обернувшись с впереди идущих нарт, выслушал ответ своего каюра:

— Это у них специально сделано, говорит. Сухожилия трутся о косточки, вот и щелкают. Говорит, что так олени не теряют друг друга в метели или ночью. Ты, это, не напрягайся, Ап'лек, ноги не переломают, доедем!

Все вместе, покрикивание ненцев, дыхание членов экспедиционного корпуса, похрюкивание оленей, скрип полозьев и звук проседавшего от унт снега, в аранжировке треска в ногах хабтов и некоторого количества ругательств на межгалактическом, когда Рены проваливались в снег, негромкие возгласы Валеры не совсем литературным языком, когда одна из «лишних» канистр пару раз сваливалась с нарт, создавало колоритный антураж каравана в декорациях снегопада.

До первого отдыха Траджен узнал много нового, хотя совершенно не понимал, зачем ему эта информация, однако кивал исправно, то снимая, то надевая вокодер, чтобы ответить на вопросы.

Каюра звали Алекоця, но он сказал, что Алеко, а Валера добавил, что лучше Лехой звать. Леха, оказавшийся самым младшим из сыновей Вавли, а по совместительству — отцом неугомонной Маринки, похвастался своими достижениями в деле демографии и продолжении рода. К сорока годам он уже был папашей четырех сыновей, от младенчика до отрока Митякоси, то есть Митяки, а по документам Димки, и дочки, хоть и красавицы, но определенно дурковатой, потому как отвергла свое предназначение, увлекшись неподходящими городскими веяниями. Теперь, вот, совсем от рук отбилась, потому что ей уже двадцать почти, скоро совсем, летом, а она и не замужем, да и кто ее возьмет. Пару раз таких парней они с матерью ей приглядывали на дне оленевода, а она, можно сказать, самые уважаемые семьи, что свататься приезжали, через Хадне сразу разворачивала. А с Хадне в этом вопросе Вавля не спорит. А ему, младшему, и вовсе не стоит против решения небя Хадне идти. Как мать сказала, так и будет. Нет, значит, подходящих для дочки парней. Нету и все! Теперь-то уж все знают, что Мерене с придурью. Не-е-е, такие жены кому нужны? А вот Хадне ее любит и потакает ей во всем! Э-э-х… не удалась дочка. Не видать за нее ни оленей, ни нарт, ни шкур… Вот род Яптунаев сорок соболей хотел отдать… Нисе бы точно еще столько же наторговал… И жила бы себе счастливо, в достатке. Яптунаевы очень уважаемые, солидный род! И парень достойный, институт закончил, ветеринар! Главный в совхозе, ценят его. На вертолете, вон, летает по стойбищам, его все знают, уважают. И дом в поселке есть. Не хочет Мерене каслать, ладно, живи в доме. Только все равно отказала! Он ей рукавицу, как положено, порванную, в чум засунул, она обратно выкинула. Не зашила. Отказала! Все!

Хмурый день еще висел сумерками из-за снегопада, но Вавля на очередном привале-отдыхе, сказал, что до темноты не успеют. Но это не страшно. Засыпет ли след? Есть такое. Только ведущий тэмг, самый сильный и самый умный, будет чуять свое стойбище совсем издалека. Не помеха ему ни снег, ни ветер.

Тут, под елями, лапы которых укрывали от ветра и снегопада, дед Саня распаковал свою поклажу, а Вавля, подзывая по одному своих и звездных, выдавал из уложенных Хадне припасов пропитание.

Большой китайский термос с яркими цветами по бокам был гордостью деда Сани. Правда, баба Женя каждый раз боялась, что дед его разобьет в своих походах на лодке по реке или в тайге. Но лесник считал, что красивый и функциональный подарок детей должен исправно служить, сколько выдержит суровые условия Севера, а не стоять на буфете в кухне, чтоб гости любовались.

Кружки у ненцев всегда были с собой. Отправляясь куда-то, минимум того, что могло быть нужным, всегда находилось под рукой. Вроде ножа, ружья, патронов и спичек.

Ушар отметил сразу, что, разлив горячий чай, оленеводы передали свои емкости для питья гостям. Это заставило Ренов переглянуться.

— Не жмоты, — констатировал Курук, прихлебывая из кружки ароматный чай, — я вообще поражаюсь, что эти парни как-то легкомысленно к разным пришельцам относятся.

— Не пуганые, — согласился Ап'лек, — но забавные. И странные… — тут Ап'лек задумчиво посмотрел сквозь летящие снежинки.

Волки снова сопровождали караван, скользя невидимыми тенями параллельным курсом. И было в этом конвое тоже что-то непривычное. Никого, кто был бы чувствителен к Силе, Рены тут не ощущали. Однако это необычное чувство, что все або каким-то образом связаны между собой именно Силой, не проходило. Теперь, вот… Ап'лек дожевал мясо, хоть и остывшее, но почему-то все равно сочное и нежное, и запулил кость подальше в лес… Теперь вот самики, волки. Очень крупные, отметил он про себя, и красивые, наверное… На душе Рена потеплело. Конечно, его тук'аты — порождение ситхов, ни изящными, ни привлекательными назвать трудно, чего уж… Но это ж их песели! А здешние волки… Умные, спокойные, хитрые… Ап'лек зажмурился от удовольствия, пропуская докатывающиеся в Силе отголоски ментальных волн волчьей стаи. Опасные! Эх! Глянуть бы на них… да еще б оставить себе на память… голоснимочки…

— Согласен, — кивнул Траджен, смачно уплетая лепешку и оленину, — тут все странно. Вот сейчас наш Ап'лек размяк. Видал, Курук, как он расчувствовался… Значит недалеко эти самики бродят. А Михалыч говорил, что очень хищники грозные!

— Э-эх, — Ап'лек посмотрел на Траджена, — я понял! Этот «кисель» в Силе, он их крепко связывает! Они все, получается, плавают в этом киселе…

— Не выдумывай, — буркнул Курук, — они не чувствительные…

— И мы теперь тоже плаваем… в «киселе», — тихо сказал Траджен, — и тоже, получается, связаны с ними?

— Ну, а как? — кивнул Ап'лек, — Вот скажи, какой або или вообще разумный будет нас кормить, поить за так, да еще рисковать, чтобы нам топливо добыть?

Рены втянули немного остывший чай, приправленный снежинками и повернулись, посмотрев на Валеру, сидящего на краешке нарт, обсыпанного снегом. Кокарда на шапке тускло отсвечивала сквозь налипшие ледяные кристаллики, а поднятый воротник куртки закрывал лицо, оставляя только глаза с заснеженными ресницами. И смотрел он куда-то сквозь белую пелену снегопада, о чем-то думая.

— Не, — сказал Курук,- не за так, все же. Просто способ оплаты — это не кредиты. Тут кредиты не катят. Тут какой-то сложный круговорот из шкурок для Ирки, самогона, топлива для генераторов, керосина и почему-то таинственный АК, что тревожит нашего пилота.

— Это отдельно, — Траджен подумал, засунул в рот последний кусок мяса и со значением посмотрел на Курука, — все равно придется включиться в этот круговорот оплаты, если мы хотим побыстрее домой. Вот я заметил, как глаза у Вавли загорелись, когда он твою винтовку-то увидел…

— Винтовку не дам! — отрезал Курук, а вечер в глазах Манки мгновенно превратился в очень поздний, — Ему и сайбер твой глянулся, между прочим! А за сканер вообще может нам этих хабров своих отвалить!

Ап'лек снова с тоской кинул взгляд в сторону волков, расположившихся теперь уже метрах в ста в тайге, в Силе их сигнатуры читались ярче, и вздохнул:

— У нас на «Канюке» много чего есть, вон, у Кардо всякого барахла припрятано в дальних модулях…

— Точно! — Траджен повеселел, — Кассеты с зарядами для бластеров у нас еще есть?

— Найдем, — согласился Курук,- можно им еще гранат подкинуть, а можно вот датапад чей-то отдать…

— Чей? — с подозрением спросил Ап'лек, потряся головой в капюшоне, чтобы избавиться от снега, набившегося в меховую опушку.

Курук посмотрел на Траджена и они одновременно сказали:

— Кардо!

— Точно! — воспрял духом Ап'лек, а в глазах проказливо блеснуло, — Тут нам, парни, свезло! Ну, что он Хонике все отчитывался, где мы, да что мы… когда с Кайло летали. А что? Разные миры, есть что глянуть. Наверное, Вавле понравится.

— Хорошо хоть не снимал, как мы там… по-разному, вопросы решали… С разными там… несговорчивыми падлами, — проворчал Траджен, — Главное он все больше ей космодромы, корабли и спидеры снимал. А потом они обсуждали… составляющие технические характеристики… До полночи по корабельному времени, я ж слышал, как он там бубнил…

— Все слышали, — хмуро добавил Курук, — осталось только самого Кардо убедить датапад отдать. Накидаем еще, что можно из своих. Вот у меня осталось, как мы на Сакии немножко разгромили филиал Гильдии охотников за головами, помните?

— Это не надо, — покачал головой Траджен, — это зачем вот?

— Да не это, — Курук улыбнулся, — а как мы потом вместе с сакиянами охотились на рассов. Вон, у Вика еще нож где-то с рукоятью из их кости точно есть! Вроде я видел… недавно, точно не помню где, но на «Канюке»!

— Потом мы еще скуир рыб ловили, — Ап'лек подмигнул Куруку, и снежинки на его ресницах растаяли, — это ты тоже хочешь на добрую память? Наши голые задницы в лагуне?

— Надо с Михалычем проконсультироваться, — твердо ответил Траджен.

Странные дела творились, вот что! Все их предыдущие залеты «не туда», как правило, сопровождались экстремально-боевыми действиями на прорыв «обратно». Причем Рены, активировавшиеся мгновенно, эти проблемы решали в характерном для них ключе. То есть нахрапом и в лоб. Никаких авторитетов для них не существовало, кроме, собственно, самих Рен. С момента выхода из среды «мифических пугал» Галактики в легитимную среду обитания посредством нетривиального решения Кайло в заключении мира и демонстрации своей свадьбы на всю обитаемую часть Галактики, рыцари перестали быть только «ужасом» в сказаниях прогрессивной (и не очень) общественности, но репутацию-то куда они денут? Никуда! Приходилось соответствовать, а что делать? Миров, где разные слим мо устраивали свои пакости, было завались, а Рены в единичном экземпляре! Тем более кто, как не они, учитывая прошлое, знали, насколько неохотно будет социализироваться криминальный элемент. У Ренов, все же, опыт! А его, как известно, не пропьешь!

Но конкретно этот залет был совершенно отличен от всех остальных. Кардинально. Потому что тут все не так! Госпожа Женя, как главный двигатель идей, Михалыч, как старший по званию и почти командир, Валера, как боевой товарищ, эти або-оленеводы, как спецназ Хакса. А все, что их окружало, начиная от ночного рефрешера в сенях и проруби у бани, до операции по изъятию топлива для «Канюка», непостижимым образом создавало устойчивое ощущение, что Рены тут были уже лет сто. И Сила. Выкрутасы самой Силы не поддавались никаким объяснениям из того, что Рены знали.

Ап'лек, решив проблему с частичной оплатой услуг оленеводов на будущее, достал из-за пазухи сканер, ввел код, активируя разведчика, и запустил его в направлении волков, не выдержав зуда любопытства и волнения, что самики уйдут от бесперспективности разжиться олениной, а он так и не посмотрит на них вблизи. Пристроив свой датапад на коленях, усевшись на нарты, всматривался в изображение заснеженной тайги, в предвкушении…

Траджен подошел к Валере, молча присел рядом на краешек нарт, кинув взгляд на улегшихся в снег и отдыхающих оленей, и вздохнул:

— Сложно все… с женщинами. То есть… все просто, пока для тебя не останется одна во всей галактике. Тогда вообще… я тебе скажу, — тут Траджен вздохнул еще раз и полез под совик, доставая голотранслятор.

Валера, вынырнув из своих мыслей, уставился на маленькую голограмму, светившуюся на раскрытой ладони Траджена. Изящного вида высокая черноволосая девушка в очках, в строгом темном брючном костюме, дунула на упавшую на глаза прядку волос и сказала что-то на незнакомом языке. Вид имела почти сердитый.

— Миара, — мягко сказал Траджен, и весеннее солнышко в его взгляде основательно нагрело ледники Хота, — Миара Рен. Мы все Рен.

— Родственники? — спросил Валера, отмечая, что этот странный металлический кружочек в ладони чужака очень интересен в плане связи.

— Братья, — кивнул Траджен, — мы такие… самые крутые парни в Галактике, а вот же… — тут он посмотрел на изображение Миары, — профессор она у меня. Языков, знаешь, сколько знает? Не сосчитать! Но есть и отрицательный момент… Когда ругается, то тоже… использует весь свой багаж полученных знаний. Тут надо подождать, пока выговорится, ей это важно, потом объяснить, что накосяпырили мы не специально и все.

— Что, все? — спросил Валера, втянувшийся в разговор.

— И атаковать! А иначе никак. Иначе снова… Это как выстрел из планетарной ионной пушки, и ты падаешь к поверхности, лишенный всего управления, а потом хрясь! Вдребезги! А потом не знаешь, как себя собрать… Ты, главное, сейчас не отвлекайся, Валера. Рены своих не бросают. У нас-то опыт ого уже какой! Можно сказать, действовать нам приходилось по всей галактике, разруливая всякие ситуации... ну-у-у, когда мы, в общем, чуть-чуть накосячили... То там чуть-чуть, то тут... тоже чуть-чуть. Но, бля, они ж понимают все не так, как на самом деле! Это когда у нас еще опыта не было... Да-а-а... Помотали они нам нервы, единственные наши в галактике. Как вспомним, так вздрагиваем! А это посложнее, чем с бандой ногри сцепиться в одиночку. Но мы ж не в одиночку! Мы ж через мозговой штурм! Мы и тебя проконсультируем.

Тут в глазах Валеры заиграли серебром искорки, скорее похожие на сполохи чего-то хулиганистого, отдавшись в Траджене ментальной волной хитрющего и нагловатого:

— А я знаю, — лицо Валеры как-то сразу посветлело, — что не бросите, я уже почти продумал… план действий атакующего характера… С уходом с линии огня. Самое то будет! Хватит уже… маневрировать.

— Давно, — спросил серьезно Траджен, — маневрируешь? Или, когда понял, что хочешь эту женщину себе?

— Давно, — Валера опустил голову и притопнул унтами, вдавливая снег, — как увидел, так и решил, что она моя.

Траджен нахмурил лоб, соображая, во-первых, как это, в первый раз увидеть и решить, что это она, во-вторых, почему за столько долго не доказать ей, что она его? В самом Траджене никак не стыковались эти два аспекта отношений.

Во-первых, пьяную профессоршу на своем корабле он лично за малым (потому как в гипере был) не скинул в космос, значит, точно не сразу решил, что она — его. А во-вторых, когда каким-то образом дотумкал, что без нее его разнесет на атомы, как при аннигиляции, то никаких маневров больше не предпринимал. Полетел на Бар'лесс и забрал с собой. Навсегда. Все-таки эти або очень странные…

— Никуда твоя Ирка не денется! — решительно заявил Траджен и хлопнул Валеру по плечу в знак солидарности.

Вавля, достав свою трубку с длинным мундштуком, неторопливо погладил отполированную временем поверхность, поднеся к сухим, съежившимся от многолетия губам:

— Вот спроси меня, вэйсако, — сказал оленевод, не отводя взгляда от чужаков, которые уплетали лепешки и, похоже, о чем-то там совещались, — почему это я с юности-то таким красавцем был, а?

Сквозь кружившиеся снежинки, стоявшие среди зимней северной тайги, в традиционных совиках и унтах, рыцари ничем не отличались, (кроме роста) от молодых ненцев, которые тоже о чем-то переговаривались, поглядывая то на Валеру, то на чужаков.

Дед Саня, хмыкнув, отметив, что прорезанное глубокими морщинами, словно жмаканный лист коричневатой бумаги, в который продавщица Ирка заворачивала колбасу, лицо друга было совершенно бесстрастным. В юности дед Саня Вавлю не помнил, потому что встретились они, когда Сане было за тридцатник, а Вавле уже за сорок. И юным его назвать было трудно уже тогда, ну и красавцем тоже… даже с натяжкой.

— Почему? — спросил Михалыч, прекрасно зная, что Вавля просто так издалека, то есть с юности, начинать не станет.

Курить старый оленевод бросил лет тридцать назад, но таскал трубку с собой, как тотем рода, доставшийся ему от отца, а тому от деда, может и прадед участвовал в эстафете передачи, но дальше деда Вавля не знал. Посасывал ее в моменты раздумий. О насущном и даже о глобальном.

— Род Хадне ее за меня замуж отдавать не хотел! — Вавля замолчал, прикрыв веки, а дед Саня вздохнул.

У ненцев породнение проходит многоуровневую проверку. От степени родства (которое вообще не должно просматриваться никак), до личностных морально-нравственных качеств. А что люди говорят? А что там в роду-то было? Шаг влево-вправо от правильного и все! Идите, значит, откуда пришли. Лесник был удивлен, потому что род Вавли был уважаем от тайги до берегов студеного океана, а сам Вавля был непререкаемым авторитетом.

— Два раза сватался, — невозмутимо продолжил Вавля, — Только нгот сярвэхэ не получалось и тахана я не был. Хадне тундровая ненка, а мы-то лесные. Сотня попрысков, пока до них доберешься… Но однажды мы каслали на север, а они, стало быть, на юг. И на Реке я ее увидел, а она меня. Нгэвтана, как положено, приезжал к ним трижды. Первый раз они и полог чума закрыли, второй раз соболей не приняли, но спорили так, что сват уехал, а в ушах звенело долго от их криков, в третий раз приехал за ответом, а они сказали, что род наш порченый! Еще год прошел, опять нгэвтана поехал, на пятерке белых оленей…

Вавля опять замолчал, дед Саня, припомнив выстрел Жени, принявшей его за лося, усмехнулся. Вавля, значит, мимо традиционного сватовства проскочил. Когда семья жениха отдает сына в семью невесты, он там работает, выполняя всю тяжелую мужскую работу, а будущие родичи приглядываются, хорошо ли он будет обращаться с оленями, да как дочка будет жить. Если понравится парень — отдадут дочку, нет и есть нет. А Вавля, получается, с Хадне, традиции-то и нарушили…

— А красота твоя причем? — спросил дед Саня, решив ускорить тему, миновав подробности обсуждения сватовства Вавли.

— Вэ-эх-у… — покачал головой старый Вавля, — мой дед говорил, что его дед встретил в тайге девушку, когда звезды падали, и взял ее в жены. Так родился Ясавэй Ненянг… А потом злые языки разнесли, что Ясавэй от чужачки родился. Потому что белый волос у него был и глаза не наши, голубые, как весеннее небо. Говорили, что мать его была из исчезнувших сихиртя. Только они в ночь выходят из-под земли. А дед мой говорил, что ее звали Илне, жизнь. А дед моего деда верил, что она со звездами пришла, со звездами и ушла… Потерял он ее в тайге, да так и не смог найти. А род Вайнуто поверил в злые сплетни! — тут Вавля шумно втянул воздух через мундштук, из чего дед Саня заключил, что старый ненец до сих пор как-то негативно воспринимает далекий отказ родни Хадне, — я был красивый, потому как моя бабушка тоже не из ненецких родов была! А из зырян! — вдруг заявил оленевод, — А эти Вайнуто сказали, что мы порченые! У них в роду шаман был, вот злые духи нгылека ему и нашептали, что б не желали с нами родниться. А я тебе скажу, вэйсако, что эти твои пришельцы не просто так явились!

Тут дед Саня откровенно помотал головой, потому что красота Вавли в юности и прапрабабка из тайги никак не вязались у него с лосярами Ренами. Хотя голый Ушар и исчезновение его штанов смутно напоминало таинственное исчезновение прабабки. В то, чтобы ненец в тайге что-то (а тем более жену) потерял, Михалыч не поверил ни разу.

— Мой дед рассказывал мне, что когда-то все звезды на небе были людьми, а потом заблудились ночью и по черному коридору на оленях покинули землю в другие миры. Завтра, вэйсако, Едей По, священный день для нас. И мы будем обращаться к межзвездному брату Нумгэмбою о защите и покровительстве. Вчера я рассказал своей Хадне, кто такие эти чужаки. А она зажгла можжевеловый пучок, а зажигает она его только в важных случаях. И сказала, что духи нашего дома и нашего рода говорят помочь чужакам, чтобы звездные люди опять по своему черному коридору вернулись в свои чумы. Далеко, где их женщины и их олени. Потому что звездный брат Нумгэмбо пропустил их сюда на землю, чтобы посмотрели они на нас, на детей и внуков наших и рассказали потом Илне, которая дала жизнь Ненянг, и которая ушла в звездную ночь давным-давно, что у нас все хорошо. Вот, вэйсако, какие мои мысли стали. Не случайно ты привел ко мне этих людей, не случайно звездные прилетели в наши места, и не случайно в день Едей По ты позвал всех Ненянг в поселок. Что-то будет, важное для нас. Я так думаю. Что скажешь, вэсако?

Вавля отставил свою трубку, смотрел щелочками глаз на деда Саню с вопросом, а лесник, отряхнув мех подола своего совика от нападавшего снега, ответил:

— То-то я смотрю, вэсако, это из-за свой прабабки пропавшей ты так привязался к этим хулиганам? Да я вот тоже… не пойму, почему… Чую ведь, опасные они, губительные, и разрушения за их плечами, черные, как их одежда. А вот чую и другое… Нескладные они какие-то, да несуразные. Принесло их… уж не знаю кем и как, а Женя моя говорит, что разгильдяи они и шалопаи! А сама ими командует! Ты бы видел, вэсако, как они ее слушаются. Женя говорит — приученные они, к дому-то, значит не страшные.

— А-а-эй! Вэсако! — Вавля легко поднялся с нарт, устремив взгляд на Ап'лека, — Хулиган, который как Валерка, опять свой летающий глаз запустил!

Волки во всей красе, присыпанные снежком, расположившиеся на поляне меж пихт, заставили Ап'лека воскликнуть восхищенное: «Ю-ю-х- -у-у-у!».

— Это точно волчица, — сказал Курук, через плечо Ап'лека смотря на экран монитора датапада, — глаза, как у Элси, когда наблюдает за кем-то в лесу, я же знаю! Ты бы ближе сканер не опускал, рванется и перекусит его, нахрен… Это тоже известная тактика…

— Элси? — спросил Траджен, а в его взгляде сверкали смешинки цвета ледников Хота.

— Я думаю, что наши девочки нас синхронно грызть будут, как только мы явимся, — вздохнул Курук, — у них уже рефлекс, если мы в залете, а они переживают. А сейчас… Нас-то месяц нет, и никто не знает, где мы… Я даже предcтавить не могу, что там сейчас происходит!

— А вот не надо было косяпырить с координатами! — отрезал Траджен.

— Я не косяпырил! — огрызнулся Курук, — Тыщу раз уже передумал, не косяпырил я и все! Оно само так получилось!

— Самик, зверь умный, — сказал Вавля, подходя к Ренам и пристально глядя на экран, где в приближении Ап'лек рассматривал черный нос и сомкнутые челюсти волка, — шкура волка в чуме — знак того, что стадо будет здоровым. Но ее еще добыть надо… Это глаз издалека фотографирует? А мы тут смотрим? Да-а-а… Телевизора — хорошая штука, Вавля давно думал, что надо купить. Да генератор жрет много… А эта телевизора совсем маленькая, и так далеко видит, потому что глаз летает, где ему нада…

Тут старый оленевод откровенно выразил свое одобрение, вытянув в трубочку и втянув губы обратно.

Траджен покумекал, натянул вокодер и кивнул:

— Голофото тоже можно сделать.

— Тц-тц-тц… Голых нам не нада, — не согласился Вавля, — а глаз нада! И телевизер нада!

— Ты говорил про пять пывзянов? — вмешался дед Саня, смекнув, что старый ненец торг начал. Не выдержал, значит, до стойбища.

— Три! За глаз три! Туда-сюда сколько попрысков? А? Я три дня теряю! Хабров придется рыбой и хлебом кормить…

— Идет, — согласился Траджен, кинув взгляд на деда Саню, который прикрыл веки в знак согласия, — отдадим вам глаз, а за два оставшихся пывзяна еще датапад, то есть телевизор.

Костя, засевший в балке оленеводов, долго находиться в режиме ожидания чего-то непонятно чего, не стал. Все рассказы командира и деда Сани о строгости всяких правил и запретов у ненцев сыграли свою роль, конечно. Репутацию он себе, да и командиру заодно, подмочил. Трогать ненецких девушек, да даже смотреть на них дольше секунды считалось не просто неприличным, а оскорбительным! Могут предъявить. И еще, получается, обидятся так, что замучаешься извиняться. А чего он должен извиняться, а? Он что, эту девчонку к себе завлекал? Нет! Сама приперлась. Хоть и по делу. Он вообще спал, а тут, значит, змеи эти, тьфу, косы ее. И что он должен был подумать во сне? Что подумал, то и подумал. Бли-и-ин. Рванул-то ее за косу основательно… Да змея же! А она заорала, как будто он ее тут… Бли-и-ин… Нет, главное, он-то ее отпустил, когда очухался и понял, что никаких змей тут нет, приснилось, а девчонка вцепилась в него, как пастбищный клещ, намертво, не вывинтишь! А он старался!

Костя потрепал светлые вихры, даже потянул чуток за чуб, чтоб перестать кипеть и начать мыслить, как Валера учил, но тут это самое трезвомыслие резко снова свернуло на боковую рулежку. Теперь почему-то правак вспомнил эту девчонку. Ну да! Позапрошлым летом, вроде. Она там суетилась с Еленой Серафимовной в клубе, готовили что-то ко Дню Поселка. А-а-а! Практика у нее была, точно. И еще хлюпик очкастый с ней был, и еще одна девчонка, но Костя не помнил, как та выглядела. Практиканты, да. Эх, и концерт тогда на День поселка был! Эта вот все с детьми возилась, потом девчонок собрала, танцы с ними разучивала. Потом окучивала старшее поколение. а в результате бабка Пыстина солировала в группе таких же бабок в ярких сарафанах. И пели разное. И на коми, и на русском. Душевно. Хлюпик, как оказалось, на гитаре бацал отменно, хотя учился, как Елена Серафимовна с гордостью сказала: «На дирижерско-хоровом». В то лето в клубе каждый день что-то происходило. практиканты эти... зажигали. Вторую девчонку вот не помнил, а эту... Точно! На дискотеке, какой-то хмырь из газовиков, приперлись тогда, толпой, ее пытался на медленный танец пригласить. Ну как пригласить. за руку тянуть стал. Она ему сначала поджопник дала, потом кулачком по его руке стучала, еще и шипела что-то, ругалась, оскорбительное. А потом Валера уже своим кулаком исчерпал инцидент. газовики обиделись, но драка тогда не состоялась по причине, что эта самая , со змеями, руки в боки и давай им лекцию читать. А тут и Сергеич уже, со своим свистком нарисовался. А раз Сергеич со свистком, то все, ша, расходимся.

Костя даже улыбнулся, припомнив, как ловко этот самый поджопник впечатался в задницу кавалера... А потом же на прошлый Новый Год… Стояла у стены, и косы при ней…

Костя еще раз подергал вихры, раз уж им сегодня досталось, да и черт с ними, но хоть вырулил мыслями в нужном направлении, то есть на центральную, сбросив, наконец, из памяти свою обидчицу в синем платье вязаном и белых пимах, украшенных разноцветным орнаментом. Он что-то означает, но что Костя не знал. А, еще такое украшение у нее было, тоже вязаное, с бахромой, на груди… Тоненькая такая, как фарфоровая статуэточка у мамы на трюмо в спальне. Блять! Костян! Не хер тут сидеть, надо к вертолету идти. Там спокойнее.

Взбодрив сам себя, Костян, тем не менее, осторожно приоткрыв двери холостяцкого балка, прислушался. Ребятня не щебетала поблизости, да и не поблизости тоже. Тогда летчик продвинулся дальше, уже сойдя на снег и выглянув по-шпионски из-за угла. Чумы как стояли, так и стоят, но никого не видно. Запахи обедов смешивались с основательным запахом рыбного бульона из хозяйственного чума, где варили еду оленям, которые вернутся из похода. Собаки разлеглись кто где, свернувшись калачиком, больше похожие на крохотные холмики посреди ровной утоптанной площадки стойбища. Шкуры, висевшие на протянутых между деревьями веревках, тоже побелели от снега. А вот ручные олени-авки, в ярких ошейниках (двое позвякивали колокольчиками), никуда со стадом не уходили, их дети выращивали, холили и лелеяли, поэтому они крутились возле чумов, видимо ожидали кормежки.

Костя подумал, что лес рядом, но все равно придется забрести подальше, на всякий случай, а то вдруг эти авки почуют, и что, опять сматываться? Теперь-то всякие ямки Костян копать и не думал. Это не тундра, это уже тайга! И летчик двинулся к замороженным елям, лавируя между заснеженных лап и торчащих прутьев каких-то кустов, потому как время обеденное, встали они уже хрен знает когда, а физиологию никто не отменял! Да и компота он у оленеводов выдул прилично. Болгарского. Персикового. «Глобус» назывался.

И ничего не предвещало неожиданностей, снег падал некрупными хлопьями, ели от ветерка окружала сдутая с лап снежная дымка. Костян похвалил себя, что ушел предусмотрительно от стойбища, отлегло… Как вдруг справа, чуть дальше, раздались странные звуки:

— Э-э-э…кх-х-х…э-э-э…

Тукс, тукс, тукс, ритмично и глухо. И снова:

— Э-э-э-э…кх-х-х…

Правак застыл, потому как это самое «Э-э-э» слышалось как натужное, ну, которое при запорах бывает! Ни фига ж себе! И у кого тут, аж в почти в двухстах метрах от стойбища (Костян подстраховался!) не получается? Тут чужой кто-то, что ли? А вдруг те самые, из пывзяна? Вот забрели как-то? А тут, кроме баб и ребятишек и нет никого! Ладно! Щас глянем… Голос какой-то… правда, не солидный…

Костя, утянув ремни на унтах, чтобы снег не набился, погреб в направлении странных звуков, которые метров через пятьдесят, когда летчик, уже весь заснеженный от нападавшего с деревьев снега, остановился, стали более узнаваемыми.

— У-у-у, сангговота! Тяжелый! Вот зараза! — сказал почти радом знакомый голос.

Костя, от неожиданности наступив на сухие ветки под снегом, замер, стоя на одной ноге, а по спине от затылка вниз поскакали мурашки величиной с кулак Валерки. Тут же послышался голосистый лай, уж стой не стой, а тебя обнаружили! Поэтому Костян, раздвинув еловые лапы, посмотрел, что ж там происходит.

На свободной от леса прогалине стояли нарты с запряженным в них авкой в ошейнике с сине-красными тесемочками, который уже раскопал что-то там себе под снегом и, быстро-быстро работая бархатным носом, подъедал добытое. Зимой глаза оленей меняют цвет с летнего, золотистого, на темно-синий. Вот и сейчас, авка, заслышав шум, поднял голову, украшенную впечатляющих размеров рогами, и уставился на летчика синим влажным глазом. Две рослые мохнатые лайки бросились к нарушителю, но, втянув носами воздух, остановились, лишь предупредительно рыча. Костика они знали, да и хозяин определил летунов, как «свои».

На нартах уже лежала груда толстых сухих веток, откопанных из снега, а сама давешняя напавшая на Костяна девчонка пыталась отодрать вмерзший ствол березы, поэтому и кряхтела-тужилась, силенок-то не хватало. Но ветви пообрубала. Вон, валялись рядом… Только вместо шапки на ней был ярко-красный большой цветастый платок, а вот концы двух злополучных кос болтались змеиными хвостами у яркого пояса, обхватывающего ягушку по талии. Очень тонкой талии...

Костя зашевелился. Нечейко молниеносно прыгнула, выхватила ружье с нарт, прижала приклад к плечу и прицелилась:

— Выходи! А то выстрелю!

Сам вид девушки с ружьем летчика не удивил, в этих краях каждая женщина умела обращаться с оружием, а вот то, что мурашки величиной с кулак Валерки проскакали обратно вверх и исчезли под шапкой, застряв в волосах, заставило Костика два раза глубоко вздохнуть, прежде чем он выдвинулся из еловых лап.

Когда снежная дымка рассеялась, Нечейко опустила ружье, смотря пристально-удивленно, и как-то обреченно сказала:

— Опять ты…

Лайки сдержанно повиляли хвостами и уселись у нарт, наблюдать. Тревога оказалась ложной.

Маринка-Нечейко молчала, от неожиданности и осознания, что бабушка снова настояла на своем, то есть идти и привезти сушняк, когда еще хватало до завтра. Костя нутром чуял, что вот сейчас она спросит, что он тут делает, а это, учитывая предшествующие события, выглядело подозрительно, однако почему-то был рад. Ну, то что это она. То есть, что не кто-то чужой. Короче, что это именно та девушка, которая здорово злилась на него и пыталась выдрать ему вихры. Еще и пиналась, между прочим! Но сейчас-то она не злилась. Он видел, чувствовал. Это настораживало.

— Я думал, помощь нужна, — выдавил Костя, не конкретизируя по какому поводу. И уж конечно не зная, как бы он ту помощь оказывал. Если только в качестве группы поддержки.

— Нужна! — кивнула Маринка, поправляя свой платок рукавицей, стряхивая снежинки с цветов на ткани, и протянула ему топор, — Такое сухое нашла, да вот… никак.

Потом она молчала, смотрела, как Костя подчистил спрессованный снег снизу, расшатал потенциальное топливо и выдрал его из ледяного ложа. Потом они уложили его на нарты, она утягивала веревку, поглядывая на Костяна, а он сказал:

— Ты это… извини, в общем. Я подумал, змея на меня напала, ну, во сне…

Маринка уставилась своими раскосыми глазищами, похлопала ресницами и вдруг рассмеялась, а Костя удивился. Точно, не злится? Может, пронесет? Думал он об одном, но его глаза и остальные органы чувств фиксировали в автономном режиме некие параметры, минуя пока умственную деятельность. Как она склоняет голову, как поворачивает корпус, подтянуть вожжу, как отражается в ее взгляде недоумение...

— Да ладно, — сказала Нечейко, — проехали.

— Болит? — все же поинтересовался Костя, а Нечейко подумала, что в его глазах цвета просыпающегося весеннего неба вот сейчас можно плавать, как в море, наверное...

— Болит, — буркнула она, трогая нарты и идя рядом, — и еще плечо! Вот скажи мне, какие у нас тут змеи зимой, а?

— Ну, извини! — снова воскликнул Костя и ему почему-то стало досадно-стыдно. Обижать девочек в их семье было категорически непозволительно. Потом еще помолчали, бредя в снегу, и спросил: — Тебя как зовут?

— Мерене, — тут же ответила Нечейко и улыбнулась, — то есть Марина. А тебя я знаю, летчик. Ты Костя! И не думай, что дедушка будет слушать эту ушастую! Или Митяку.

— Какую ушастую? — не понял Костян, потому что думал совсем о наказании.

Совсем не похожа была эта девушка на других. Другие бы молчали и уж никак бы не вступали в разговоры с чужим парнем, да еще в лесу, да еще после вопиющего инцидента!

— Хауту, — Маринка снова рассмеялась, — это по-ненецки «ушастая». Уши у нее и правда… Мы с ней в школе вместе учились. Потом ее мать в стойбище забрала, после восьмого, а я десятый заканчивала. Теперь вот институт заканчиваю. В Москве. Хаута со школы с нашим Някочи дружили, конечно и поженились. Она вообще-то хорошая, но вредная. Понимаешь, на дворе конец двадцатого века, а многие тут у нас живут, как сто лет назад. Со своими бесконечными ограничениями! И всем, ну-у...почти всем, нравится! Привыкли. Не по мне все эти табу и запреты. А Хуата убеждена, что от того, как она будет себя вести, как правильно соблюдать все, чему ее мать научила, как точно станет соблюдать, зависит буквально все. И жизнь, и благополучие семьи и здоровье! Но это же чушь! Она да, замечательная мастерица и все-все наши традиции соблюдает, так дотошно, что даже бабушка удивляется. Деду нравится, в пример ее ставит. А бабушка говорит, что ушастой хорошо бы лет так шестьдесят назад жить, а то уже и генератор работает, и у нас свет в чуме есть, так нет, она лампу керосиновую зажигает, потому что так ее род делал испокон веков. А в школе, вроде, не такая дура была. Ой! — Маринка приложила рукавицу ко рту, остановила нарты, — В смысле, она же все предметы изучала, как и мы. Мир такой огромный, у нас страна — не объять... А все равно у них в роду не принимают цивилизацию. Ну ничего, наши ее быстро научат... У меня, между прочим, один дядя почти профессор, а второй геолог, а тетя преподает в институте русский язык и литературу! И у Ненянг есть кому каслать. Одних вон племянников сколько, да у меня братьев четверо. Им нравится, а мне нет. Вот Хаута считает, что я род позорю.

— Чем? — спросил Костя, переваривая такое количество информации и не отрывая глаз от Нечейко, почему-то она рассказывала легко, как будто знала летчика всю жизнь.

— А я традиции нарушаю! — весело сказала Маринка и снова рассмеялась.

А Костя подумал, какие у нее теплый смех и улыбка… И глаза совсем веселые сейчас... Эти их запреты, это да, и как все помнят? Но эта девушка совершенно не вписывалась в рамки, определенные укладом жизни ненцев.

— Сам посуди, я же уехала, стойбище бросила, каслать не буду. Всю жизнь в чуме сидеть? Не для меня это! Я в школе и пела, и в балетной студии занималась, еще мы спектакли разные ставили... Это же интересно! — Маринка остановилась, собаки повернули морды, авка хрюкнул и долбанул копытом снег: — В районе дом культуры, а у нас? Одна Елена Серафимовна. Кино крутит, да лекции устраивает и тематические вечера. Это же скучно! А людям радость нужна. Творчества. Вот ты любишь, чтоб не скучно? Мы с ансамблем много где были, за границей аж три раза. Ты за границей был?

— Был, — кивнул Костя, — точнее, мы там жили. В Домгартене, это город такой в ГДР. У меня отец там служил.

— Правда? — как-то обрадовалась девушка, — А клуб у вас был?

— Дворец культуры, — снова кивнул Костя, — большой такой. Меня туда мама в музыкальную школу водила. Потом мы уже обратно вернулись, я в четвертый класс уже тут пошел.

— Ой! — воскликнула Нечейко, — ты по классу скрипки или фоно?

— Фоно,- хмуро буркнул Костя, — но я музыкалку не окончил, на кой она мне, когда у меня соревнования по боксу были. Еще хор этот... стоишь, как дурак...

— Да ты что! — не согласилась Маринка, — Это нормальное образование! Развивает творческое начало в человеке! И эстетическое чувство прекрасного!

— Угу, только пацаны во дворе дразнили, поэтому ну ее, музыкалку, когда вон, спорт, тоже, знаешь, развивает! И батя меня поддержал! Я вот все хочу на гитаре научиться, как командир. Это я понимаю.

— Вот! — вдруг словно засияла довольная Нечейко, — Надо бы Славу уговорить к нам сюда... Вроде ему даже понравилось... Распределиться сюда. Мне Елена Серафимовна уже обещала... У нас вон нефтяники целый городок свой строить начали, школа будет... Что делать в свободное время, если до района сто километров?

«Слава это тот очкастый хлюпик, дирижер, блин, который на гитаре бацает», — подумал Костя и вдруг с какой-то неприязнью спросил сам себя, — «А он ей кто? Чего это она его к нам тащит?»

Сумерки меж тем сгустились, точно кто-то в хмурый день добавил немного чернил, разболтав их в пространстве, а снег пошел сильнее.

Авка потянул нарты дальше, лайки бдительно прислушивались к чему-то, Маринка хмурила бровки, думала о чем-то, а Костя почему-то не выдержал и спросил:

— То есть, ты в Москве почти отучилась, чтобы в эту глушь вернуться? Говоришь же, ансамбль там у тебя какой-то, заграница...

Нечейко опять тормознула своего оленя, он повернул голову, как бы удивляясь, «ну, что еще-то?».

— У тебя дом есть? — с каким-то упрямством спросила девушка.

Тут Костя отстегнул клапан, удерживающий воротник куртки в «стойке», потому что становилось жарко и сказал:

— В смысле? Конечно, есть, мы ж на аэродроме живем...

— Я не про общагу спрашиваю! Дом твой где?

— А! В смысле, где мама и папа? Далеко, совсем на юге.

— А тут тогда чего ты забыл? В глухомани-то?- строго спросила Маринка.

— Нравится! — тоже упрямо ответил Костя, — Я срочку на Севере служил, а дед мой воевал в Отечественную, сам не знает, как жив остался, когда его сбили над морем. Не Сочи все же... И вообще, тут все не так, прикипел, вроде...

— Вроде... — передразнила его Маринка, — а я тут родилась, это мой дом! В Москве и без меня хватает... деятелей культуры. Да я каждый день вспоминаю снег, и как красиво, когда Северное Сияние, и как скучала, знаешь?

— Знаю, — неожиданно согласился Костя, — в отпуск поеду... через неделю уже обратно хочется.

— Тогда и не спрашивай! — буркнула Маринка, — Глухомань нашел, когда куча народа. А еще вон ваши нефтяники семьи перевезут, сколько еще прибавится? И тут я нужнее, чем во всяких больших городах...

Она как-то обиженно поджала губки и дернула вожжу, трогая своего авку. Костя еще подтолкнул нарты через заснеженные кочки, а сам подумал, что Светка ему весь мозг за полгода выела, что Север это хорошо, тут денег много платят, но можно же в цивилизованном отряде летать, вот в столице республики, например, неужели отец не похлопочет? А уже потом, когда будет хватать и на машину, и на чешскую стенку, которая стоила почти половину «Жигулей», да и хорошо бы кооперативную квартиру купить... Светка хотела всего и сразу! И как-то так заявила, что женщина должна только ухаживать за собой, а мужчина ее обеспечивать, чтобы ей на эти ухаживания хватало. Он тогда еще подумал, что она это в шутку сказала. Выходило, что нет. В некомфорте Светка жить отказалась и выдала столько презрения, перед тем, как обвинить Костю в нежелании предоставить ей этот комфорт, сидя в глуши...

А он не сидит! Тут каждый полет дело жизни и смерти может быть, потому что больше некому прилететь и помочь... И не каждый, как оказалось в здешних условиях летать может...

А эта, с косами и глазами, как черная ночь, тоже хочет многого, только не для себя...

Уже совсем стемнело, но ни Нечейко, ни Костя почему-то и не заметили.

Еще еловые лапы закрывали стойбище от глаз, а лайки уже почуяли, радостно ответив собратьям у чумов. Костик и сам уже слышал, как криками «ехэй!» «ехэй!» подгоняют оленей каюры, и это знакомое щелканье ног хабтов.

Они помолчали, вслушиваясь в звуки возвращающегося каравана, потом Нечейко посмотрела на Костю, а Костя на Нечейко.

— Не дрейфь! — ответила на его взгляд Маринка, — Прорвемся! Я бабушке все рассказала, бабушка в обиду не даст!

Олени, вывернув из-за деревьев, двигались теперь посвободнее, вдоль самого леса, а справа лежала почти безлесная широченная долина реки, укрытая белым зимним покрывалом, лишь кое-где кучковались небольшие скопления деревьев. Нарты пошли легче, потому как на открытом пространстве ветер поддувал сильнее, но и вымораживало сильнее, снега меньше.

До стойбища оставалось совсем немного, быстро смеркалось, снег повалил с удвоенной силой, но упряжки темп не сбавляли, хоть и тянули груза прилично.

Ап'лек почувствовал, что «кисель» Силы вокруг словно стал неоднородным, первым. В этом спокойном умиротворении вдруг отчетливо взбрыкивало множеством эмоций, причем все они были скандально окрашены.

«Бабы!» — подумал Ап'лек, оборачиваясь на упряжку позади себя и показал Куруку очень хорошо известный реновский жест рукой, который означал: «Особое внимание. Опасность!»

С некоторых пор всякое эмоциональное брыкание женского пола вокруг себя, кроме своих Ренш, рыцари оценивали, как потенциальное нападение с последующими катастрофическими последствиями для себя, поэтому после хейпских мобилизовывались в боевое состояние мгновенно. Еще быстрее, чем, собственно, в бою.

Валера жест видел и понял. Поэтому тоже внимание утроил, всматриваясь в несущийся навстречу снегопад, но подумал, что волки, все же, решили разыграть свою партию в охоте, а они, гады хитрые, да и погода подходящая. И фиг додумаешь, что они там напридумывали. Это немного отвлекло его от закрадывающихся подленьких сомнений, что, если снег повалит еще сильнее, а ветер усилится, то хрен они смогут вылететь... А он обещал Ирке сегодня прийти!

Вавля, завидев сквозь хлопья снега, что под лампочкой, подвешенной на шесте в центре стойбища и освещавшей тусклым светом небольшое пространство, стопились женские фигуры, смотрящиеся темными бесформенными тенями из-за меховой одежды, чуть придержал своего передового и посмотрел на деда Саню:

— Нехэ, вэсако, нехэ почему все вместе, а не у чумов своих мужей встречают?

Михалыч, прищурив глаза, внимательно осматривал мизансцену, хотя и так понял, что-то произошло!

Валера соскочил с нарт, как только олени сбавили ход, а его волнение в Силе уже зашкаливало.

Траджен пристроился шагом рядом с летчиком и спросил:

— Почему такой тревожный?

— Костяна нет! — Валера посмотрел на Траджена, — там... вертолет. Темно, а Костя должен быть там. И вон, смотри, толпа баб собралась, в балке тоже света нет и моего правака не видно.

Ап'лек и Курук нагнали своих быстро, но, заметив, что Вавля свернул не к вертолету, а к чумам, остановились:

— Там эти... бабы которые, — тихо сказал Ап'лек, — прям бушует вокруг них... атмосферным штормом...

Валера, который все искал глазами Костю, лишь в сердцах высказался:

— Черт бы его побрал! Надо было с собой брать...

— Не надо, — вдруг сказал Ап'лек, повернувшись к лесу. Там в Силе не бушевало, только золотистый туман высвечивал ярким светом две сигнатуры, и это самое свечение напомнило Рену что-то совсем знакомое...

Вавля, неторопливо сошедший с нарт и окинувший собрание женской половины стойбища, не повернулся, хотя краем глаз видел, что его Хадне, как примерная и послушная супруга, стоит себе тихонечко у их чума, сцепив руки перед собой. За шестьдесят лет совместной жизни Вавля мог по ее позе и по тому, как она смотрела на снег у своих пим, определить, что Хадне не зря там стоит, в отличии от этих молодых, столпившихся тут. Старый ненец хмыкнул и обвел взглядом женщин, которым явно не терпелось выложить новости. Но пока старший молчал, они вперед не лезли. Алекоця заметил, насколько растеряна и одновременно полна суровой решимости его жена. Маринки видно не было, а должна быть! И тут Леха совсем сник, потому как очередной залет против правил дочуры, это удар по имиджу рода! Мало она закидонов своих с женихами выкинула! Да что вот могло произойти-то?

— Говори, Майма! — очень строго начал Вавля, чуть повернув голову в капюшоне и заметив, что Хадне взяв в рукавицу снежок с полога чума, сжала его в ладони, а потом отряхнула от снега руки.

Едва заметную усмешку старого ненца заметил только дед Саня, и позвякивающее внутри напряжение отпустило. Рены стояли позади оленеводов, но, благодаря росту, им было хорошо видно и слышно.

Мать Нечейко посмотрела на мужа, потом на Вавлю:

— Аче! Этот летчик, которого вы оставили, оказался нехорошим человеком! Он нашу Мерене домогался. Как мужчина! Она так кричала!

Тут ненцы дружно возмутились: «О-охэ-э-й-у!», но Вавля цыкнул: «Янавна!», громкость сбавилась, но теперь оленеводы переговаривались шепотом и что-то подсказывало, что даже «Молчать!» старшего их не остановило от возбужденного негодования.

— Да не мог Костян! — воскликнул Валера, пришибленный этой новостью и рванулся, было, вперед, но Траджен удержал его за локоть, а дед Саня, посмотрев на летчика, покачал головой: «Нет!»

— Не мог Костька! — горячо зашептал КВС Ренам, — Неправда это!

Валера уже представил себе Костяна, спеленутого вожжами, в крови, потому как ненки забили его, нахрен, хореями или даже кочергами, или нет, изгрызенный собаками валяется где-то... замерзший в тайге... За такие поползновения наказание следовало сразу!

Курук наклонился к Траджену и сказал:

— Форс-мажор. Топливо могут не отдать. И пывзяны придется обшаривать самим. А если нас сдадут полиции? Короче, операция под угрозой?

— Фигня, — процедил Траджен, — разрулим. Жаль, если придется напрягаться. Эти або мне понравились. Но нам домой надо! Костяна придется отбивать. Кто их знает, баб местных, может, она сама на него прыгнула... Нам ли не знать, на что эти бабы способны. Есть два варианта. Первый, как обычно, давим всех Силой, спирт в вертолет...

Курук покачал головой:

— Не пойдет.

— Вариант второй — переговоры с последующей компенсацией.

Тут Траджен замолчал, потом опять задрал совик, покопошился и вытащил свой комлинк:

— Во!

— И гранат подкинем? — с надеждой уже спросил Курук, — У нас еще флешетт-установка есть, на пару выстрелов... и два огнемета, да я свои плазменные болты отдам!

— Щас прикинем, — кивнул Траджен, — с какого угла атаки на них зайти...

Ап'лек слушал перевод, ухмылялся, разбушевавшиеся в Силе эмоции его забавляли, потому что зрение Силы рисовало ему совершенно далекую от ужасных предположений произошедшего.

— Знаешь точно? — между тем спросил Вавля невестку и снова посмотрел на скромно стоящую у чума Хадне.

Старая ненка отряхнула подол ягушки и потопала пимами в снегу.

— Митяка слышал, как она закричала! — почти в слезах запричитала Майма, — Побежал на помощь, а там, в балке, на лежанке, этот летчик нашу Мериме чуть не...

Тут она не выдержала и уткнулась в плечо Алекоци, то есть Лехи, а он смотрел на Вавлю расширившимися глазами, потому как на его памяти таких непотребств никто не творил! Его доча, его Нечейко... и этот летчик, который сволочью оказался?

— Он ее что, у вас на глазах тащил в балок? — хмуро спросил Вавля, обводя невесток взглядом, — А вы стояли и молчали?

— Да нет же, дедушка! — вскричала ушастая.

— Да быть этого не может! — снова рванулся Валера, оттолкнув ненцев и попытался пробиться к Вавле, но был тормознут уже дедом Саней:

— Не нагнетай! — отрывисто сказал лесник, — Тут все только начинается.

— Костя где? Костяна отдайте! — гаркнул Валера, оленеводы опять возмущенно загалдели, женщины негодовали все разом, но тут Вавля прикрикнул: «Янавна!» и ненцы замолчали.

Курук поморщился, потому как атмосферный шторм из обиды и новорожденного гнева расширял в Силе свои границы, потряхивало приближающимся взрывом, его личная Тьма встрепенулась и где-то в подсознании вякнула: «Ниче себе, кроткие пеглики... Ошиблися мы?»

Хуата, вдохновленная всеобщим возмущением, решила, что раз уж она ценный свидетель, то надо брать инициативу в свои руки:

— Она сама к нему пошла! А какая девушка пойдет в чум к холостому мужчине, а? Я видела, Митяка видел! Бегом бежала, да еще оглядывалась! Позволяли ей много и вот что! Чему там их в этих институтах учат! Ноги выше головы задирать! В одних колготках! Я вот сразу поняла, ох, не просто так она к этому... А у него невеста есть! Куда нашей Нечейко до нее! И все равно, побежала она, к холостякам в чум...

— Нету у него никакой невесты! — рыкнул Валера, и дед Саня понял, заводиться начал, а это уже нехорошо.

— Не смей на Мерине гадости говорить! — рявкнул Леха.

Невестки зашикали на Хауту, Вавля только повернул голову, но Накоця и сам уже, сгорая от стыда за жену, воскликнул грозно:

— Замолчи, Хаута!

Ушастая заткнулась, а Вавля, тяжко вздохнув, сказал:

— У нас в роду злых языков не было, тц-тц-тц... не знал я, что Накоця в наш дом такую жену себе выберет...

Леха спросил Майму:

— А ты, что, не узнала у нее, что случилось?

— Да как я спрошу, если она к небя в чум умчалась? — жалобно простонала Майма, — А потом в лес ушла! Сказала, за сушняком.

— Полтора часа уже ушла! — встряла еще одна невестка, — А зачем ей сушняк, когда вон его сколько еще лежит! И где этот летчик, а? Нету его нигде! Может, он ее в тайге и выследил уже...может, нахыри... взял?

Алекоця, то есть Леха, потянул руку к ружью за спиной, но тут Траджен, уловив, что эмоции уже на пределе и групповое наказание Костяну обеспечено, кинув взгляд на почти злого Валеру, бесцеремонно подтолкнул оленеводов, пробрался вперед и обратился к Вавле:

— Не все, что ты видишь, так и есть. То, что видели женщины, может быть совсем наоборот. Женщины всегда видят не то, что есть, а то, что им показалось. А потом это «показалось» приходится расхлебывать мужчинам. А раз ничего не произошло, как я понял, то мы готовы компенсировать моральный ущерб, так положено, на всякий случай. У нас, на всякий такой случай, есть предложение.

Траджен протянул комлинк, чтобы все рассмотрели, потом нажал вызов. Комлинк замигал красно-синим, потом зеленым и Ушар ответил:

— Что?

Вавля причмокнул губами, ох-х-э! Какая в хозяйстве вещь нужная! Оленеводы заинтересовались, градус напряжения несколько упал, только Майма что-то с горечью шептала Алекоце, да ушастая пыталась взвинтить невесток громким шепотом, но те отмахнулись, потому как невиданная вещица переключила внимание всех.

— У нас тут странные дела происходят, — сказал остальным на общегалактическом Траджен, — как нам говорят, наш пилот и какая-то девушка не пришли к соглашению в вопросах секса. И теперь або сильно недовольны.

— Шит до! — выругался Ушар, — И тут бабы опять...

— Придется им отдать еще комлинк Курука. Да, пожалуй, еще сканер, тот, что у меня в каюте. Я его подлатал. Ну тот, который худжибы сожрать хотели, потому что решили, что это орех...

— Может им гранат отсыпать? — спросил Ушар.

— Не надо... пока я отключаю наши с Куруком маяки, остаются только те, что на идентификационных чипах...

Вавля слушал, как разговаривают на непонятном языке пришельцы, причем никакой рации не было, а эта штука в руке Траджена напоминала широкий браслет. А огоньки какие бегали! Туда-сюда, туда-сюда... Красиво!

— Эта что?- спросил старик, ткнув рукой в рукавице в коммуникатор.

— Связь, — Траджен посмотрел на Курука и тот, вздохнув, полез снимать свой.

Это были личные реновские комлинки, настроенные на маяки друг друга, с встроенной платой подпространственной связи, благодаря которой они могли «видеть» друг друга в любой точке Галактики, где, собственно, эта связь была. В случае отсутствия вообще каких-либо точек выхода инфорхабов, звездных трекеров или даже маяков прыжка, комлинки работали как приемопередатчик в дальнем радиусе действия.

— Ты стоишь тут, — начал объяснять Траджен, — а Михалыч на своей заимке. Можете говорить.

— Рация такая? — спросил Папаля, — Если стадо ушло далеко, а я могу спрашивать, как там наши?

— Можешь, — кивнул Траджен, — даже, если твое стадо уйдет на другую сторону планеты, тоже можешь спросить, как так-то?

— Э! Вэсако! — вмешался дед Саня, — Компенсация достойная! Ни у кого такого нет! Раз звездные дают, надо брать! Осталось выяснить, где наш Костя...

Хадне стояла у своего чума не просто так. Сначала хотела издалека посмотреть и послушать, что там невестки наговорят, а уж потом выступить самой. В воспитательных целях! Но тут вдруг сыновья Нума, с пятого неба, позвали ее. Настроение у них, что ли, хорошее было?

Этот Зов она слышала не когда сама хотела, а когда духи решат. Тогда она закрывала глаза и видела сияющую золотистую тундру, укрытую густым блестящим туманом. Духи ей не являлись, только светились разными цветами, но показывали... Что просила показать. Отвечали, стало быть. Но не всегда... Часто она просто чувствовала то одно, то другое, а еще чаще этих, с пятого неба, не тревожила, занятые они все же, поэтому обращалась к тем, кто вокруг в этой золотистой тундре обитал, то есть духам дома и рода. Те покладистее были.

Сейчас Хадне закрыла глаза, смотря своим внутренним зрением на блиставший туман вокруг, и первое, что она увидела, это три ярко выделявшиеся в тумане фигуры пришельцев. Остальных она «видела» как силуэты, а эти вот... Точно какао-порошок бросили в молоко и поводили чайной ложкой, такой вот узор вокруг них, странный и разный. И каждый из трех поворачиваясь, отсвечивал, как фонарь у Сергеича, со светофильтрами...

Хадне аж вдохнуть не могла, так удивилась. Эти звездные тоже сыновья Нума, получается? С какого неба? Ох! Тут Хадне приложила руку к сердцу, потому что эти трое повернулись к ней! Они ее тоже «видят»?

— А ты говорил, что никого чувствительного к Силе тут нет, — тихо сказал Курук Ап'леку.

— Я сказал, что они все в этом «киселе» одинаковые, — он смотрел на Хадне, стоящую, как статуя, и понимал, что в какой-то момент старая ненка сняла свое Сокрытие в Силе...

— Значит, эти або не так примитивны, как мы увидели, — Курук хотел еще что-то сказать, но Митяка, который подглядывал из своего чума за разгорающимся ЧП в стойбище, закричал:

— Мерине! Там Мерине идет!

Разговоры разом смолкли, ненцы повернулись к лесу, из черной тени которого сначала появились лайки, а потом, сквозь завесу снегопада, авка с нартами и две фигуры.

Валера тихо сказал: «Пиздец! Ввалить бы ему...», дед Саня хмыкнул, Майма ойкнула и сморщила лицо, старясь не разрыдаться, а Леха покатал желваки на щеках, от досады, что теперь-то кое-кто не удержится и разнесет сплетни... эх, Мерине... Ну что вот с ней делать! Позор-то какой!

Вавля смотрел спокойно, хотел было полезть за своей трубкой, но передумал.

Несколько секунд в тишине и темноте, хотя время показывало два часа дня, было слышно, как захныкала маленькая Еля, и жена Папали сорвалась с места, о чем-то говорили дети, олени поворачивали головы к хозяйственному чуму, откуда шли запахи еды. Ведь они уже работу закончили! Значит, их ждет длительный отдых, у многих из них хвосты были опущены, что говорило о том, что олени действительно устали. И только лайки радостно полаивали.

Старая Хадне устремила свой взор Зрения Силы на любимую внучку, а Вавля на жену. Пока все в тревожном волнении рассматривали, как две фигуры в кружащемся снеге остановились, а та, что поменьше повернула голову в красном платке и смотрела на ту фигуру, что явно побольше ее снизу вверх, заслуженный оленевод уже понял, что самую четкую информацию он получит только от Хадне.

Увидев, как расплылось в довольной улыбке лицо-печеное яблоко заслуженной жены оленевода, Вавля хмыкнул.

Хадне, между тем, «видела», как Нечейко и летчик, светившиеся в золотистом тумане яркими контурами, шли, словно в упряжке, связанные искристой постромкой, и тянули священные нарты, а на них чум. Бо-о-ольшой! Справный! И там, позади, весело скакали призрачные оленята... Один, два, три...

Хадне еще присмотрелась...

Но тут эти, которые непонятно с какого неба, сыновья Нума, засмеялись, зашугав сыновей с пятого неба. И Золотистая тундра и упряжка из Нечейко с летчиком исчезли. Непонятные сыновья Нума (может внебрачные? о-о-ой!), расшугали законнорожденных своим смехом, вот духи и обиделись! А Хадне ведь хотела спросить, сколько ж, все же оленят она видела, а? Ведь конкретики-то никакой опять!

Ап'лек не знал, что там видела Хадне, но когда Костя и Маринка остановились, глядя друг на друга, вроде как перед боем, вдруг рассмеялся, причем от души. Припомнив в одно мгновение, как ему топлива не долили, и инерционные амортизаторы дрянь, что он ДОЛЖЕН был тормознуться именно на Абраксине. И этот странный танец Силы вокруг, когда Анна была рядом... Она все видела. Рей!

В напряженности ситуации ненцы посмотрели с долей недоумения на хохочущего Ап'лека, Майма перестала пытаться плакать и спросила Алекоцю:

— Они не припадочные?

— Вроде нет, — тихо ответил Леха, сверля дочь осуждающим взглядом.

— Бля-я-я, — протянул Курук, осознав, почему Ап'лек смеется.

А Траджен, выдохнув: «Хух!», сказал:

— Желание нашей Рей устроить личную жизнь кого ни попадя, не знает границ, парни!

— Вот я не удивлюсь, — весело добавил Ап'лек, вытирая в уголках глаз выступившие слезы, а во взгляде бликовало море уже сразу «четыре», — если мы сюда заперлись, чтобы у нас закончилось топливо, чтобы познакомиться с Валерой, чтобы он привез нас сюда, чтобы мы погнали на оленях тырить спирт, чтобы Костян остался тут и встретился с этой девчонкой, которая похожа на плазменный детонатор. И, что характерно, остановить уже запущенную детонацию до взрыва может только тот, кто её запустил!

То есть Костян, похоже, попал...

Внезапное озарение Ренов, что их нетипичный залет аж в другую галактику явился следствием экспериментов леди Рей с Силой, заставило взглянуть на все их провальное, как ранее считали, положение, по новой. Это значит, что? Ее неуемное желание использовать свои способности в вычислении и соединении разбросанных по вселенной половинок, как она считала, перешло на качественно новый уровень, что ли? Вот это ни хрена себе! И главным позитивным моментом сложившейся ситуации было то, что теперь Рены могут выдохнуть, так как разборки с Реншами будут переведены на саму леди Рен. Они-то ни в чем не виноваты, оказывается!

От навалившегося осознания собственной невиновности Курук буквально сам чуть не сдетонировал:

— А че сразу мы, а? И на кой вот мы сюда? А вы мне еще тут предъявляли, что я накосяпырил с координатами! Я так Элси и скажу, что это Рей, как обычно, заслала нас крифф знает куда сама, наверное.

— Нахрена это Рей, я не знаю, — Траджен посмотрел через плечо, заметив, как Валера сжал челюсти, Костяну могло прилететь, ни за что... — но тогда пусть вот она сама с нашими девочками и разбирается!

Маринка тормознулась, рассматривая собравшихся в круге света родичей и чужаков. Костя подошел и встал рядом, тоже понимая, что сейчас командир, уже подогретый ихними бабами... короче, разборки будут основательные... Пока Валеру не подорвало, надо перехватить инициативу!

— Видал? — Маринка посмотрела на Костю почему-то смешинками в черных глазах, — аншлаг! Как на комсомольском собрании. Явка строго обязательна!

— Тут стой! — сказал летчик и шагнул к обществу оленеводов, смотря на Вавлю, который, в свою очередь, с очень хитрым прищуром смотрел на правака:

— Нисе! Я не знаю, что вам тут наговорили, но все не так! Произошло недоразумение...

— Костик, — вдруг ласково, но с сильным желанием вразумить своего летчика, произнес Валера, — я тебе где сказал быть?

— Вэй-о!- отмахнулся Вавля, — Погоди, Валерка, потом ему выговора дашь, пусть скажет!

— Недоразумение! — твердо повторил Костян, смотря упрямым взглядом на командира, — Я, конечно, виноват... Поэтому уже извинился перед Мерене...

Сама Мерене сердито свела бровки, не выдержала стояния и рванулась вперед, оттеснив Костю, и с ходу детализировала произошедшее:

— Он ни в чем виноват! Это я виновата!

Ушастая фыркнула и громким шепотом, чтобы все слышали, изрекла:

— А я что говорила!

Маринка опять глянула на несколько обескураженного Костю и добавила:

— Участковый вызывал, спрашивал тебя, дедушка, а потом летчиков затребовал! И я побежала его позвать.

Тут Костя осторожно набрал воздуха, потому что в косы ей вцепился он первый... Он же должен объяснить, что змеи, бля, во сне привиделись! Но инициатива Маринки сделала неожиданный вираж:

— Но твои ты пэртя, дедушка, понаставили там своих лежаков и всякого хлама у них... Черт ногу сломит! Да еще темно!

Маринкина мать шумно всхлипнула. Вот! Уже ругается перед старшими! Хоть ненецкий черт, хоть русский, зачем его призывать?

— Я споткнулась и упала прямо на летчика! — заявила Мерене и схватила обалдевшего Костяна за руку, сжав его пальцы в рукавице, чтоб молчал.

Ап'лек снова негромко засмеялся, а Траджен сказал Куруку:

— Молодец! Врет уверенно! Но теперь же интересно, бассес спуф, как там насчет секса-то, на самом деле было?

Ап'лек и Курук переглянулись:

— Не, ну тут загнул уже... По плану, как мы все помним, сначала должна случиться какая-то асс. Полная асс! Это уже потом по плану секс, когда из этой жопы выберутся, — резонно заметил Курук.

Валера, второй раз заслышав нехорошее слово «секс», придвинулся к Ренам и взволнованно поинтересовался:

— Зачем Костяну тут секс? Он не такой!

Траджен приподнял бровь, Ап'лек усмехнулся, а Курук похлопал Валеру по заснеженному плечу:

— Не переживай, мы тут выяснили, что наш прилет сюда продуман, оказывается. Не пойму, правда, чего нас так подставлять... хм-м... Понимаешь, братан, у нас вот самих такие залеты были. Охренеть, я тебе скажу. Живешь себе, все у тебя в порядке, а тут бац и асс!

— Это что? — не понял Валера.

— Это такая задница, — добавил Ап'лек, — неожиданная. И, прикинь, запланированная! Но мы-то об этом сначала не знали, а потом узнали. Тут все продумано. Ты ничего не подозреваешь, потом вдруг на твоей орбите уже висит неопознанный летающий объект, ты его идентифицируешь, как враждебное тебе существо женского пола и понимаешь, что в твоей жизни происходит асс. Но это существо никаким вооружением не удается сбросить с орбиты. А потом оказывается, что без этой женщины тебе полная асс настает. И ты это понимаешь в самый неожиданный момент.

— А секс причем? — в серых глазах командира настороженность боролась с любопытством.

— А... этим все заканчивается, — кивнул Курук, — в смысле полная жопа в твоей судьбе заканчивается сексом. Вот когда определил, что эта сумасшедшая и несносная тебе нужна, а остальные нахер с орбиты, все! Надо брать. Но тут, бля, без секса никак! Причем, я тебе скажу, теперь придется ей каждый раз доказывать, что ты не боглик сопливый и что остальные особи вообще пофиг. Потому что, если она только где-то там... у себя... ну, хоть как-то подумает, что это не так... — Курук тяжело вздохнул, а Траджен закончил его философскую мысль:

— То придется гоняться за ней по всей галактике, пффаск, а она обидится, и тогда твоих усилий потребуется раз в шестьсот больше! А это нервы и время! Костяну придется осознать и смириться. Потому что Сила никогда не ошибается.

— А это кто? — тут Валера краем глаз заметил, что старый оленевод направился к Мерене.

— Это... — Траджен посмотрел на Костяна и Маринку, между которыми Сила плела свои кружева, — это, брат, сложно объяснить. Считай, что нечто, что ты не видишь, но оно такое... Короче, мы все связаны... как-то. Даже ты с нами. Вот и Костян связан... уже. Тоже. Но с этой девчонкой. Что характерно, он об этом еще не знает, а мы знаем. Потому что у нас богатый личный опыт.

— Это да-а-а, — протянул Курук с определенной долей грусти. Он очень сильно хотел домой.

Вавля прошагал вперед и теперь смотрел на внучку уже в открытую не сердито:

— И что?

— И что! Он же спал! А тут я на него свалилась, он, конечно, ничего не понял, но решил, что кто-то напал, вот он руку мне и скрутил. Обезвреживал. А я от злости ему надавала... там... по-разному, в общем... И все!

— Несе, — опять начал Костя, теперь уже сам сжав Маринкину руку и твердо пытаясь оттянуть девушку назад, за себя — я прошу прощения...

— А в тайгу он за тобой чего поперся, а? — вдруг воскликнула Хаута, отмахнувшись от мужа Накочи, — Вот что он там делал?

— А ты расскажи, — тут же взвилась Маринка, выдернув руку из Костиной ладони, — зачем ты в лес бегаешь за свой чум!

Оленеводы сдержанно рассмеялись, но Майма возмущенно спросила:

— Зачем, скажи, ты пошла в чум к холостому мужчине? Мог же и Митяка пойти!

— Я послала, — Хадне просеменила мимо невесток и повернулась к Алекоце, — я сказала, чтобы она шла. И в лес я ее послала! А Мерене послушная девочка! Старших уважает! И летчик не виноват. И она не виновата! А вы тут сплетни уже распустили! Э-э-э!

Вавля махнул рукой невесткам и кивнул оленеводам:

— Вертолета, нгацекы!

Все стойбище сразу пришло в движение, каждый знал, что ему делать. На Маринку и Костика никто уже не обращал внимания. Ведь Хадне сказала!

Траджен цмыкнул, прикинув, раз происшествие и не происшествие вовсе, пострадавших нет, а бабы, как всегда, сами себе надумали и сделали ошибочные выводы, то комлинки можно оставить себе, но дед Саня, молчаливо оценивший ситуацию, как не совсем обычную, остановил Траджена:

— Уговор был. Связь отдай. Я тебе скажу, что надо Вавле эти огоньки отдать, все же Костя наш заставил все стойбище... понервничать. Я сам почти... разнервничался. Получит твою компенсацию, дело наше быстрее пойдет. Может даже, до завтра, до цирка, еще пару пывзянов усмотрит...

При слове «цирк» Траджен помрачнел, где-то в глубине завозилась Тьма, слегка осоловелая, конечно, но несколько дыхов недовольства сделала...

— Не нравится мне этот цирк из Рен! Мы же не клоуны...

— Зато, вон, акробаты точно! Домой хотите? Значит надо! — назидательно сказал дед Саня, покрутил головой, посмотрел на летящий снег, — Тут другое, парень... как бы нам не засесть тут... От Валерки зависеть будет. Если решит не лететь, все, остаемся... Втроем цирку для ненцев делать будете. Я обещал!

Вавля повернулся к Хадне, она ничего не сказала, только вздохнула в ответ, и пошла к чуму, где внучки помладше накрывали большой стол для гостей.

Валера, по прежнему суровый, только кивнул в направлении машины:

— Сейчас дядя Коля нам пропишет, а все из-за тебя! И еще время потеряли! Пока тут разборки твоих похождений были. Тут каждая минута на счету, бля, а ты вписался в такой блудняк!

Костя не то, чтобы сник, но понял, что командир ему еще выскажет...

Маринка стояла одна, около своего оленя, смотрела как удалялись к невидимому в темноте и снеге вертолету летчики и думала: «Если обернется...»

Он обернулся, потому что тянуло обернуться! Вот прям как кто-то сзади за веревку тянул!

Валера остановился и тоже обернулся.

Сквозь летящий снег на границе освещенного круга маленькая фигурка в ягушке и платке обнимала за шею оленя, а лампочка, покачиваясь то освещала ее ярче, то бросала тень.

Костя смотрел на девушку. И тут ощутил, как внутри него неожиданно сердце, пропустив пару ударов, бухнуло с характерным «та-да-мс!», громко, как будто жахнули металлическим прутом по железной болванке, что висела у нефтяников на дальней НПС в качестве гонга. И этот резонанс покатил волной, оглушая...

Валера смотрел не на девушку, а на лампочку, уже высчитывая степень риска, и результат был не очень позитивный. Лампочка качалась чуть сильнее, чем когда они прибыли. Если бы не массив Шеньжень камня, длинного лесистого кряжа, сложностей было бы меньше.

— А теперь вырубаешь личное, приключения свои, — сказал КВС, — и врубаешь подготовительную на полную.

— Есть, командир, — уже улыбаясь ответил Костя.

Маринка, войдя в чум к бабушке, кинула взгляд на накрытый лучшей скатертью стол. Расстаралась Хадне. Для гостей. Давно вот гостей не принимали, а гость в чуме — к благополучию!

Младшие внучки что-то щебетали в углу, ожидая команды бабушки, а Мерене, посмотрев на довольную Хадне, вздохнула.

— Ты вот и блинов с кровью напекла, и оленину нажарила, вон, даже сига потушила в молоке... Бабушка! Не придут они! — заявила она, не смотрела почему-то не с горечью от того, что гостей не будет, а с частичкой лучистой радости.

— Знаешь откуда? — спросила Хадне, подойдя к внучке и пристально всматриваясь в ее лицо.

— Знаю и все! — Маринка направилась наружу, освободить своего авку, да скинуть сушняк...

— Мерене! — строго остановила ее бабка, — Почему знаешь? Отвечай!

— Да как я отвечу, если не знаю, почему знаю! Чувствую, вот и все! — отмахнулась внучка, откидывая полог чума наружу, а Хадне, спрятав ухмылку, подумала: «Вот и проснулась!».

Дядя Коля, конечно, выдал! Потому что экипаж он вызывал несколько раз, но экипаж молчал! Остальное взволнованный дядя Коля высказал в витиеватых и не всегда печатных выражениях недовольства, что говорило о его крайней озабоченности столь резких вызовов в стойбище, тем более в отсутствии третьего члена экипажа, а это нарушение, которое он, дядя Коля, скрывает! Это вообще чревато! Экипаж повел себя крайне, он подчеркнул, крайне неосмотрительно, а ведь он за них отвечает!

Валера кинул на Костю свирепый взгляд, но взял огонь на себя, объяснив начальнику полетов, что виноват, сказался недосып экипажа, вызвали то их ни свет ни заря, решил дать отдых. Уснули, пока тут, значит, дела делались...

Потом дядя Коля помягчел, спросил кто родился у старого Вавли, порадовался за маленькую Елю, то есть Лену, и тут же выдал расклад на вылет. Получалось, что запас по ограничениям еще есть, но нафига рисковать, а? В самом Цыеле ветер умеренный, снегопад вполне сносный, но вот как там-то, Валерка? Дядя Коля хоть сам и провел всю свою сознательно-летную жизнь на Крайнем Севере, и такая погода для него лично вообще тьфу, но каждый раз он переживал за своих пилотов, стараясь свести риски по погодным условиям к минимуму, потому что Север не прощает малейших ошибок.

То, что у него лучший экипаж, дядя Коля, старый тертый ас, втайне гордился. И уж конечно он обпереживался, когда Валерку стали сманивать в места цивилизованные. Якорь в виде Ирки, конечно, сработал, но потом дядя Коля понял, что Валера никуда не тронется. Особенно в цивилизацию, где куча начальства. Накушался он этого. Да и сложностей тут хватало. А сложности Валерка любил, потому как всегда держали в тонусе, не расслабишься и жирком не заплывешь.

Еще дядя Коля был доволен, что чуйки своей не потерял насчет пилотов. Вот как чувствовал, что стоит Костю оставить себе, а не спихнуть в район. Их тогда трое пришло, сразу после училища. Зеленые совсем, азартные. И не ошибся. Этого Север принял, двоих — нет. Несмотря на вид шалопая, Костя оказался тем, у кого небо — призвание. А северное небо — судьба.

В тот полет дядя Костя отправился почти в ранге пенсионера по летной работе, а Валерку только-только, через надежные руки пристраивали летать. Не прибыл еще, короче. А лететь надо было срочно. Погода, как всегда, дрянь, время в обрез до темноты. Тогда только дальнюю НПС ввели, надо было высадить бригаду, забрать сменную, ребята были на пределе, еще там авария у них была... А вот ветер боковой рывком на двадцать пять метров догнал, убежал с тангажом под тридцать, скорость сто пятьдесят ушла в ноль. Машину развернуло, не выйти! Дядя Коля до сих пор помнил, высота всего метров десять, хотел разогнать скорость, не помогает! Встал в воронку... Решил ручку циклического шага на себя... Но вот тут Костя и выдал свою инициативу, пихнув левой кратко градусов за сто двадцать до посадочного. Почти мгновенно остановились и тут же правой, стабилизировались. Сели, высадили, забрали, вернулись... А ведь когда они вращались, дядя Костя думал о левой педали! А вот Костян впарил левую педаль не думая, на автомате! Пацан, только после училища... Тогда и понял старый летчик, что этот парень не так прост, как кажется. Этот будет летать именно тут, потому что такие тут и нужны.

Через год дядя Коля уже знал, что правильно смену подобрал. Слетались они.

Валера взял тайм-аут. Значит, будет думать.

Командир сам руководил погрузкой. А весовые и центровочные расчеты показали, что злополучные пять канистр точно лишние. Сомнения в сто килограмм склонились в пользу не «авось».

— Пять канистр не влезут! — заявил КВС, на что Вавля покачал головой:

— А я говорил! Лишние!

— Не лишние, но у меня сейчас перегруз даже в сто килограмм... нет, не пойдет! Завтра привезете, когда на цирк посмотреть приедете!

— Э-э-э-э! — возмутился Вавля,- Еще один Валерка на моих хабтов... Пять канистров!

— Я, как четыре с половиной, — напомнил летчик, — а как твои хабты обратно дизель для генератора повезут и керосин, а? Там поболе будет!

Старому ненцу крыть было нечем. Пять канистр сгрузили обратно на снег, Рены вернули совики и облачились в свои тулупы. Пока там у вертолета шел обмен мнениями и выяснялось на что нажимать, чтобы включить комлинк, Валера обходил свою «птичку».

Он взвешивал все «за» и «против», генерируя эмоции, на что Траджен, оставив восхищенных ненцев вызывать друг друга по комлинку, стоя рядом, подошел к КВС и сказал:

— Спокойно в Силе. Когда что-то не так, мы сразу чувствуем.

— В Силе может и спокойно, — ответил Валера, — но ветер справа, боковой, а мы груженые. Чертов кряж этот... тут лететь всего с гулькин нос, но придется из трубы выходить... Снег.

Траджен спрашивать, почему у гульки нос неправильный не стал, много они повидали и с носами, и без, так что таинственный гулька был отставлен. Ап'лек был вызван в помощь, потому что комлинк остался только у него.

Ушару было объяснено положение, через несколько секунд на дисплее зажегся желтый огонек, высветив сетку координат, где пунктирно мигала линия ровно на северо-восток:

— Вот, считай, приводной. Не потеряемся!- позитивно указал на маяк Тражден.

Тут нахмуренное небо в глазах Валеры как-то сразу превратилось во вполне распахнутое, и он весело сказал:

— Да я и закрытыми глазами до Цыеля долечу! Не в навигации дело, тут другое... Ветер справа... Лопасти прижимает к хвостовой балке. При запуске может нехорошо получиться. На пределе ограничений мы тут сейчас...

Подумав еще, Валера вызвал дядю Колю, а потом крикнул:

— Все на борт!

Курук, словно по наитию, сам сел на место Толяна. Валера покосился, но ничего не сказал. Так привычнее, когда третий вроде в наличии...

Дед Саня, пристегнув себя ремнями, дисциплинированно ждал начала взлета, с разговорами не лез, потому что бесполезно. В такие моменты к Валере лучше не приставать ни с каким, даже самым невинным вопросом.

А Ап'лек с Традженом, уже когда Валера скомандовал: «Запускаем!» посмотрели друг на друга, и Ап'лек, телом чувствуя мощную вибрацию корпуса от набиравших вращение лопастей, восхищенно выдохнул:

— У-у-ух-ты!

Тут дед Саня не выдержал и дернул Ап'лека за полу тулупа:

— Чего там, а? Ух-то чего?

— У нас это называется боевое слияние, — солидно ответил Траджен, — не ожидал...

Ирка проворочалась полночи, пару раз вставала, подбегала к окну, дышала на стекло, сквозь оттаявшую с пятачок поверхность любуясь на вытоптанное в снегу Валеркино послание. Уснула почти под утро, передумав кучу мыслей, но придя-таки к главному решению.

К назначенному часу (по закону!) у магазина столпилось народу и своих, и от нефтяников прилично. Народ за время бурана и морозов поиздержался, а праздник-то вот он! Поэтому на вожделенные ящики с алкогольной продукцией еще вчера поглядывали с надеждой. Это понятно! Праздник был неофициальный, однако, как повелось, праздновали его широко, весело и с огоньком.

Никаким официально-скучным и идеологически правильным лекторам, которые приезжали в Цыель раза четыре, не удалось убедить население не праздновать. В конце концов все облекли в форму «народных традиций» и национального колорита. Так что предстоящий разгул веселья должен был компенсировать отсутствие мероприятий на Новый год, а понаехавшая на каникулы молодежь добилась от Зигфрида Викторовича еще разрешения устроить дискотеку.

Именно по вопросу охраны общественного порядка в столь знаменательный день, Зигфрид и зашел к участковому, застав того за сборами на разведывательную операцию.

Сергеич уже почти экипировался, залив в термосок чаю и, сгоняв домой, настругал еще бутербродов. Табельный пистолет Макаров, калибром девять миллиметров, заботливо уложил в кобуру.

Если честно, то в практическом плане табельное оружие использовалось не по назначению, а по необходимости. Например, откупорить бутылочку пивка, когда ничего под рукой нет. Один раз Сергеич с дядей Давидом по осени хорошо поговорили «за жизнь» у старого амбара на пристани, а Давиду как раз прислали посылку с грецкими орехами... Тоже незаменим оказался, Макаров-то. И даже в отсутствие Ирки, когда нужно было срочно сахару, Сергеич тревожить Ирину на складе не стал. Сам насыпал! Ровно восемьсот десять грамм (с полной обоймой)! В гирях Сергеич не разбирался, зато табельное оружие знал назубок! А Макаров на весах — лучшая гиря! Точная!

Но сегодняшнее известие привнесло в службу участкового непередаваемый флер молодого задора и преисполнило героического порыва.

Кругленький Зигфрид вкатился в кабинет участкового с обязательной каждый год фразой:

— Сегодня опять будут куролесить! Ряженые эти, а еще пришлось пообещать молодежи дискотэку! Мы-то остались без культурного руководства, но я думаю, что они сами справятся... Надо идти навстречу молодежи, как думаешь?

При упоминании «культурного руководства» Сергеич расправил плечи и строго посмотрел на председателя:

— Одобряю! Вот мы и без культурного руководства не пропадем!

— Значит, — тут Зигрфрид, устремив нордический взгляд на сборы участкового запнулся: — а... а ты куда собрался? Особенно, когда сегодня особая бдительность нужна. Нефтяники уже неделю пересиживают, а третьего у Валерки нет, в больничке, чтоб он привез-увез, и смена караула у них там. Нарушение ритма всегда чревато! Так моя Зинаида Денисовна говорит. Сам понимаешь, мужики скучают, могут произойти инциденты, вот прямо сейчас, в очереди в магазине!

— Я по делу, — скромно и деловито ответил Сергеич, — надо сгонять к пывзяну, который на пале...

Зигфрид посмотрел как-то боком, как его волнистый попугайчик Геша на брюкву, которую никогда не видел:

— Сгонять? Сергеич, это ж километров тридцать! А зимник еще не расчистили!

— Ниче, — участковый засунул бутерброды в свой планшет, который тут же выдуло пупырем, но да ладно, не к начальству же, — сигнал был, Викторыч, надо проверить. Срочно! Вот хочу кого-то у магазина присмотреть, чтоб не одному-то...

— Если к тому времени тот, кто сможет тебе составить компанию, уже отоварится, то шанс есть, — согласился председатель, — значит, клуб-то я открою в семь вечера, да?

— Погоди! — встрепенулся Сергеич, — Еще ж у нас цирк показывать будут! У деда Сани там гостевают, оказываются, какие-то Валеркины воины-интернационалисты, сам видел! И слышал, как они там песни орали. А Михалыч сказал — это цирк приехал, ну, то есть циркачи они, и даже клоуны будут!

Тут уже повеселел Зигфрид Викторович. Это же событие! На Новый-то год все по домам сидели! А Зинаида Денисовна еще осенью себе прикупила платье на праздничный вечер в клубе! Вот и успокоится, что никто ж еще не видел! А уж как Игорек рад будет! И вообще, в поселке должен быть праздник! Для всех!

Бабка Пыстина просочилась в магазин первой и заняла вахту у окна, угнездившись на широком деревянном подоконнике с облупившимися слоями краски:

— Ирка! Чего-то я, смотрю, выздоровела ты, что ли? Танька тебя чем отпаивала-то? Прям сияешь, как самовар мой, когда я его начищу.

Ирина и правда, в настроении была приподнятом. Новая кофточка и персикового цвета джемпер оттеняли лицо свежестью, а в глазах плескалось что-то особенное, такое... женское.

Бабка Пыстина насторожилась, неспроста это все!

— Игорешка-то все у Зинаиды? Второй день уж...

— Да интересно ему, — откликнулась Ирина, — на улице много не набегаешь, а там мультики и сказки смотрит, по видеомагнитофону.

— Не понимаю я этого, — сказала подошедшая как раз учительница Нина Сергеевна, — такие деньжищи отдавать за какие-то непонятные кассеты... Это все западное, знаете ли, привносит к нам чуждую потребительскую культуру...

— Да пусть привносит, — неожиданно выдала бабка Пыстина, — зато вон, дите сказки смотрит...

— А я слышала, — тут Нина Сергеевна посмотрела строго по-учительски на выстроившихся в очередь страждущих мужиков, — что вот у нас в городе на таких вот видеомагнитофонах показывают где-то в подвалах развратные фильмы!

Страждущие дружно вздохнули. Развратных фильмов всем хотелось посмотреть, особенно линейно-эксплуатационной службе в лице двух балбесов из столицы. Они-то знали что да как, но кто ж тут даст? Неожиданно Семен Петрович поддержал Нину Сергеевну, выдав возмущенное:

— Тьфу!

— Хватит задерживать очередь! — возмутился Серега-инженер, — Ирина Петровна, в конце концов, тут не дискуссионный клуб!

— А вам бы только б талоны отоварить! Сидят уже третью неделю, от безделья маются! — встряла бабка Пыстина, которую не устраивало, что поговорить не дают, — Валерка-то вон, то туда, то сюда, мотается, а эти сидят, наливают и закусывают!

Очередь зароптала, но тут в магазин протиснулся Сергеич и прямиком стал проталкиваться к прилавку.

Очередь зароптала сильнее и даже как-то уже основательно недовольно. Насчет алкогольной продукции было, как в бане — все равны!

— Сергеич! — прогудел бригадир Пашка, — Ты это, не наглей, да?

— Граждане! — грозно сказал участковый и обвел очередь суровым взглядом,- В данный момент я нахожусь при выполнении ответственного задания, веду поиск! Так что имею право! В тайге, как все знают, без горючего опасно!

— А что случилось-то? — тут же всполошилась бабка Пыстина, — Неужто Валерка упал со своим вертолетом? Я ж слыхала, как он утром рано летел куда-то!

Граждане зашумели от такого предположения. Ирка от волнения побелела, а бутылки с «Русской» и «Заполярной горькой» (по две в каждой руке), которые она взяла из ящиков, жалобно зазвенели в задрожавших руках.

— Как упал? — прошептала она и покачнулась.

— Типун тебе на язык! — оборвал готовую заголосить бабку Пыстину Сергеич, — Сигнал поступил, тревожный! В пывзяне у пала какие-то нехорошие люди! Они обезврежены, кем-то, но теперь-то их задержать надо! Предлагаю двум-трем добровольцам со мной! Нужны крепкие мужчины, с личным оружием! К оному снегоходу цепляем сани, потому что арестованных надо как-то довезти. И я знаю, у кого эти сани есть. У всех!

Мужики замолчали, переваривая услышанное, выдохнули только молодые балбесы, потому как крепкими они не были, да и ружей тоже не имели. Пока.

Ирина отдышалась, но волнение не проходило. Он улетел? И что? Куда? А как же... Он же обещал!

— Ирина Петровна! — Сергеич покосился на притихшую очередь, где крепкие мужики не сильно спешили отказывать себе в празднике, потому как талоны пропадут, а алкогольную продукцию всю раскупят, — ты мне выдели, что положено...

Участковый повернулся к очереди и спросил:

— Добровольцы есть? Добровольцев нет... ладно, тогда добровольцами будут Павел и Давид Аванесович. Ирина Петровна! Добровольцам тоже вне очереди отпустите!

Через секунду добровольцами были все, даже некрепкая молодая поросль из линейно-эксплуатационной службы.

Громкие споры, у кого мощнее снегоход и кто где служил, чтобы «брать преступников», были прерваны грохотом и скрежетом снаружи.

— Гляди-ка! — закричала бабка Пыстина, — То ли зимник расчистили, то ли газовики протаранили сугробы, прикатили, значит, нашу водку скупать!

Вся толпа ринулась на улицу, присоединяясь к тем, кто ожидал там, потому как явление конкурирующей фирмы всегда привносило разнообразие в жизнь поселка.

Газовики тянули свои нитки параллельно нефтяникам, как раз посередине расстояния до района, поэтому катались на своих вездеходах бодро то в район, то в Цыель. В Цыель со смыслом. Себя показать, на танцах выпендриться, опять же, прикупить необходимое, ну вот то, что в ящиках, отоварить свои талоны. В районе очереди были в пять раз длиннее...

По вышеперечисленным причинам каждое их появление обычно сопровождалось противостоянием нефтяников и местных против пришельцев, и не всегда удавалось избежать мордобоя. Сейчас, в канун Рождества, неожиданное появление наглых газовиков и вовсе было ни к чему...

Сергеич был раздосадован. Точно на дискотеку останутся! Потом будут по поселку шататься, колядовать, значит. В прошлом году тоже явились, набрали два мешка всяких вкусностей, ушлые такие, опередили местных, и мотанули обратно, не успели их даже догнать! Эх, некстати они... Или кстати?

Два новеньких ГТ-СМ-1 на гусеничном ходу, с увеличенным дорожным просветом, автономностью и ресурсом движителя, залепленные снегом, раздавили все сугробы перед магазином при лихом развороте вездеходов, а сизый дым от дизелей повис вонючим маревом.

— Ладно... — недобро процедил бригадир Пашка, — мы еще за прошлый год с них не спрашивали...

— Ничего, — примирительно, но с подтекстом ответил заслуженный нефтяник дядя Давид, — сейчас вот вернемся к себе... Ребята-то рассчитывали к вахте сегодня весело подготовиться, все же праздник какой... А местные столько пекут всего, что на полк хватит! Уж в этот раз мы этим хамам хер что отдадим! Тоже мне, нашлись клоуны...

Из первого вездехода резво соскочили на снег бравые газовики, ребята молодые и жизнерадостные, аж четыре штуки, из высокого зимнего кузова с буржуйкой еще четверо, а вот второй...

Боковые двери открылись и вместо мужских унт женская ножка в знакомых пимах ступила на подставочку...

Сердце Сергеича зашлось, горячая волна ударила в голову и схлынула трепетом вниз, потому что Елена Серафимовна, собственной персоной, бросилась к нему с объятиями:

— Иван Сергеич! Вот уж не ожидала! Я ж тут кино сколько привезла, думала, сразу в клуб-то завезу, а уж потом домой.

Сергеич вообще ошалел, потому что жена Лена, он сам слышал, своими ушами, сказала ему по связи прямо перед Новым годом, что остается в районе. Он еще спросил «На сколько?», а она ответила: «Навсегда! Считай что я тебя бросила!»

Елена Серафимовна, фигуристая дама лет за сорок с хвостом, повисла на участковом, совершенно не обращая внимания на удивленные лица сельчан, ведь все сочувствовали Сергеичу и обсуждали странный поступок Елены Серафимовны, а сам Иван Сергеич, осторожно обняв беглую жену, поинтересовался:

— Лена, ты же сказала, что меня бросила. Навсегда.

— Ваня! У тебя плохо не только со связью, но и с чувством юмора! Тут ты услышал, а тут не услышал. Я же фигурально! Сидеть в районе, пока буран не закончится, можно и еще неделю, и не такую пургу на своей памяти помню. Но ты задал дурацкий вопрос: «Насколько?» Откуда я знаю? Конечно, я, получается, бросила тебя на праздник одного! Все! Хватит тут выяснять, насколько ты неправильно понял. Я сейчас в клуб. Вот, ребята согласились завезти, не за так!

— Это мы уже поняли, — пробормотал Семен Петрович.

— Да что вы, в самом деле! Наверстаем праздничные мероприятия! И кино будет, и танцы будут, вот, как всегда, по домам весело пойдем песни петь...

Тут все повернулись, отвлекшись от воссоединения семьи, потому что из кузова тащил огроменный рюкзак, набитый харчем для экипажа и подарками для библиотекарши Тони, выздоровевший бортмеханик Толян.

— Все, — грустно сказал Серега-инженер, — завтра точно полетим.

— Зато сегодня время еще есть, — сказал дядя Давид.

— А ты что это? — вдруг спросила Елена Серафимовна, — Куда собрался, а?

— Срочное задание! ЧП у нас, — строго ответил Сергеич, уже смекнув, как разрулить ситуацию, — я реквизирую твоих газовиков, поедем на задержание.

— Как это? Я же им обещала! — возмутилась Елена Серафимовна, — Танцы и кино еще...

— Лена! Ты что, не понимаешь? Там в пывзяне бандиты, с автоматом Калашникова!

— Ой! — охнула завклубом, — Да как же, Ваня, ты ж один...

— Бугаев этих вон возьму, думаю, пару ружей у них там в кузове точно есть... А потом задержанных, Лена, надо доставить в район! Так что в следующий раз кино им покрутишь...

Добровольцы и сочувствующие, а так же взбодрившиеся нефтяники кинулись перегружать железные коробки с кинофильмами на свои снегоходы, чтобы газовики побыстрее убрались выполнять общественно-полезную работу по поимке каких-то неизвестных подозрительных личностей.

— Это ваш гражданский долг, ребята, — сказал Сергеич, усаживаясь на свой снегоход, — помочь родной милиции!

Ирка стояла на крыльце, укутавшись в свою рабочую шубейку и покрыв голову белым пушистым платком. Толпа у магазина возбуждено переговаривалась, Толян обнимался с нефтяниками, деморализованные таким обломом газовики грузились обратно в свои новенькие вездеходы, а Сергеич, целомудренно чмокнув вернувшуюся беглую жену, объявил:

— Праздновать, так праздновать! Дед Саня сказал, что у нас завтра цирк будет!

Тут собравшийся народ одобрительно загудел, одна только бабка Пыстина выкрикнула:

— Откудова он его возьмет-то? Никаких лилипутов у нас не видать было!

— Гости у него! И не лилипуты! А считайте, наоборот! Вот с Нового году сидят, веселятся себе на заимке. Я узнавал! Валеркины это, воины-интернационалисты! И обезьян у них есть, дрессированный! Видал!

— Какие это интернационалисты? — с подозрением спросила бабка Пыстина, — Вчера вот Женька с двоими приезжала, больше на бандитов похожи!

У Ирки в сердце бабахнуло, в сознании завыло: «Пиу-пиу-пиу» тревожной сиреной, а наглые рожи бабы Жениных грузчиков явственно всплыли в памяти.

Это что получается, а? Ее гоняли и ухмылялись, руки свои распускали... Валеркины друзья? Это что, он их, что ли подослал? Нет! Не может быть!

Ирка стояла, пришибленная своим открытием, как пыльным мешком. Внутри бурлило обидой и протестом, все ее судьбоносные решения и радость затапливало каким-то жгуче-ядовитым осознанием, что Валерка опять, значит... Зачем? А она ему ПОВЕРИЛА?

Дядя Давид возразил:

— Еще там у них, как Михалыч сказал, есть новые егеря. Вроде как на замену прислали. Мы одного видели. Подозрительный тип. Угрюмый.

— Да это бабы Женины племянники! — сообщил техник Володя, которого дядя Коля делегировал отоварить талоны на алкоголь, — Я точно знаю! А Валерка у Вавли в стойбище, там опять кого-то рожают, вот он вернется, надо у него про цирку спросить.

— Батюшки святы! — воскликнула бабка Пыстина, всплеснув руками, — Сколько ж там у Женьки народу-то? А я все думаю, чего она мешками тащит... и муку, и сыру вон...

— Ваня, — пролепетала Елена Серафимовна, — но мне же надо согласовать... выступление, билеты... программа... репертуар...

— Лена! Какие, на хер, согласовать? Ты что? Считай это выступление самодеятельного коллектива из дружественного социалистического лагеря!

— Они еще и иностранцы? — заведующая клубом приложила руку к области сердца на цигейку шубы, — и что же мне делать?

— Ты это, — смягчил тон Сергеич, — борща мне свари, да баньку протопи...

Вездеходы зафырчали, включая свои движки, выплюнув черные клубы.

Бригадир Пашка запрыгнул на свой снегоход, предварительно сунув свои талоны дяде Давиду:

— На тебя надега, Аванесыч! А я Сергеичу вспомогну...

Елена Серафимовна взобралась на снегоход Семена Петровича, чтобы доставить в клуб кино, а Ирка, смотревшая, как удаляется участковый, все никак не могла успокоиться. Так кто же совершил на нее нападение? Циркачи, племянники или молодая смена егерей?

Ожидание возвращения Валеры сотрясало Ирку опять сомнениями, подозрениями, неуверенностью, приправленное яростным желанием, чтобы это все оказалось неправдой!

А бабка Пыстина покатилась по Цыелю с радостной вестью, что завтра в клубе будут выступать иностранные циркачи. Не карлики! И у них есть ручной обезьян!

---

Примечания:

Ханзер тарем?- Как так? (нен.)

Янавна — тихо (нен.)

Мирета ханена туни, бура инм — Ценное охотничье ружье, бьет хорошо (нен.)

хасавако- мужчина (нен.)

Нгацекы — ребята ( нен.)

Вэйсако — старик(нен).

Нгэвтана- сват(нен).

нгот сярвэхэ- особый обряд свтовства, когда на какое-то время кандидат в женихи работает у будущих тестя и тещи, проявляя себя.

Хадако — бабушка(нен).

Ирико — дедушка (нен).

Небя — мама (нен).

Аче нисе — папа, отец, старший родитель(нен)

Не, нехэ — женщина

нахыри — насильно (нен).

ты пэртя — оленеводы(нен).

АК- автомат Калашникова.

ПМ- пистолет Макарова. Табельное оружие.