Мрак. Нанапрасная надежда (джен)

— Да, Николай Степанович? — ровно спросила я, тем не менее, с раздражением чувствуя, что дверь не закрылась, а была поймана Вадимом. Он сам вошёл за мной следом, и тут же получил достаточно строгий и не очень довольный взгляд от отца.

— А тебя я не звал, — тут же, даже не кивнув мне в ответ, твёрдо заметил Николай Степанович.

— Верно, — спокойно согласился Вадим. — Но я собираюсь присутствовать. Насколько я понял, ты хочешь, чтобы Нана узнала все о смерти Стампа, я готов ей помочь в этом.

— Мне не нужна помощь, — тут же возразила я, ожидая, что Николай Степанович отправит его сейчас же. Однако, чуть помедлив, он выдал:

— А я думаю, это хорошая мысль, — и снова глядя в глаза Вадиму, продолжил: — Но в таком случае, тебе самому придётся следить, чтобы её своеволие больше не создавало проблем. А для тебя, Нана, — он, конечно, заметил моё недовольство, — это вполне справедливое наказание за то, что ты устроила с газетой.

И мне пришлось промолчать. Дальнейшие пререкания могли привести к тому, что он позвонил бы Нине. А Нина злится на меня и так.

— Тебе повезло, — меж тем, улыбаясь лишь губами, продолжил Николай Степанович. — Сегодня ты сможешь увидеть всех, кто был в доме Стампа. Ты сможешь поговорить с ними, не прилагая усилий к их поиску. Госпожа Сноквин собирает их всех у себя, через час. Крайне противная манера — уведомлять так поздно, но ради дела, можем её простить. Кстати, — его взгляд стал только ещё более давщим, даже злым, — госпожа Сноквин просила, чтобы ты пришла одетой более прилично, чем в прошлый раз. Как я вижу, ты не посчитала нужным услышать то, что я тебе говорил, потому на сей раз платье для тебя привезут сюда, то, которое я для тебя выбрал.

— Николай Степанович, — Вадим никогда не зовёт его отцом в его присутствии, и это было бы грустно, если бы я считала Вадима своим другом, — госпожа Сноквин известна тем, что не любит красивых женщин, поэтому…

— Поэтому, все будет именно так, — отрезал Николай Степанович. — Чёрное платье доставят сюда очень скоро.

— Чёрное? — повторила я. — Но, по статистике, женщины в чёрном…

— Носят траур, — снова перебил Николай Степанович. — Таково требование госпожи Сноквин. Все, кто будет у неё, должны надеть траур.

— Но у меня никто не умер, — возразила я. И даже когда умер Артём… Нина не позволяла мне носить траура. Как будто я могла отнять его даже мёртвым. Или как если бы траур сделал бы заметным то, что Николай Степанович лжет, а смерть Артёма сделал бы более реальной.

— Ну что ты, Нана. У всех, кто там будет, умер мистер Стамп.

— Но у меня нет причины…

— Её ни у кого там не будет, — спокойно заключил Николай Степанович. — Но траур подчеркнет, что встреча серьёзная, а не увеселительная. Это требование хозяйки дома, и хорошие гости не станут с ним спорить.

Я поджала губы. Это цинично и гадко. И не по-человечески даже. Притворяться, что ты скорбишь, глубоко и по-настоящему. Делать вид, что тебя вообще это касается в большей мере, чем на самом деле.

Но, к сожалению, сейчас у меня нет способа это отринуть.

* * *

Чёрное платье было лучше чем то, первое, которое Нина сочла недостаточно брендовым, но все равно не нравилось мне. Как если бы оно требовало от меня искренней скорби прямо сейчас. Но если я что-то чувствовала, то это было раздражение.

И оно лишь умножилось, когда Вадим подошёл снова.

— Ну вот, снова сказки становятся былью, — тихо вздохнул он, наклоняя голову так, что глаза казались совсем скрытыми за лбом.

— Я не понимаю, на что ты ссылаешься.

— На «Ослиную шкуру». Принцесса прячет свою красоту в ужасном наряде.

Я отвернулась от него и прикрыла глаза.

— Платье не так ужасно. И опасность не так ужасна, как инцест-брак тоже. Зачем ты едешь?

Пауза была не хуже, чем ответ. Я и так понимала, на что идёт расчёт. Если он поможет решить проблему, у меня появится время.

Он не прав. Время не появится до тех пор, пока Нине не станет лучше. А ей едва ли станет лучше так скоро.

— Госпожа Сноквин ненавидит красивых женщин. А преступники ненавидят внимательных журналистов. Я хочу убедиться, что с тобой ничего не случится.

— Со мной ничего не случится. Я робот. Вероятность того, что мне смогут навредить равняется…

— Не надо. Не надо, Нана. Есть вещи, от которых нужно защищать даже тебя.

Только защитить от таких вещей невозможно.

* * *

В машине я села у окна и отвернулась. Больше не о чем было говорить. Во всяком случае из того, о чем я хотела бы слышать. А мне и без того предстояло множество нежеланных разговоров сегодня.

Но молчание, к большому сожалению, не то, что характерно для Вадима.

И он заговорил.

— Нана…

— Не надо называть меня так, — твёрдо и настойчиво проговорила я, не поворачивая головы. — Все гости мистера Стампа считают, что я — Нина. Никакой Наны не существует. А если они узнают, то нас могут обвинить в нападении, поскольку у Нины нет алиби, которое было бы возможно подтвердить, а следователи могут не принять моего честного слова.

— Но и мотива у вас с Ниной нет, — спокойно заметил Вадим.

— У нас с Ниной мотива нет, — согласилась я, полуобернувшись. — Но у твоего отца, он сам это сказал, всегда есть. Он мог мне приказать… — но Нина не подтвердила бы такой приказ. Нет, ни за что. Она не такой человек. Она на все пойдёт ради Артёма, но только не на убийство.

— Он бы не приказал тебе, — отрезал Вадим, и в его строгом взгляде вполне ясно читалось, что он верит, что смог бы не позволить такому случиться.

Но я не думаю, что это в его власти.

— В таких ситуациях следователи не склонны верить людям или роботам.

Вадим помолчал, но не чтобы оставить, а чтобы продолжать.

— Я не выдам вашего секрета, Нана, — выдохнул он очень медленно. — Я хочу сказать сейчас, пока мы в машине…

— Я не хочу говорить и слушать тоже.

— В доме госпожи Сноквин, — все равно продолжил он, — могут находиться запрещённые вещества.

Я замерла, анализируя эту информацию. В голову тут же пришли Кай и Герда, их постоянно странный, застывший вид. Хотя, все же, Герда была достаточно осознана для агрессии. Не для слепой и не для громкой, а до вполне направленной. И все же, вероятность того, что, как минимум, Кай, а может и они вдвоём, одурманены, существует.

— Тогда ты должен быть осторожен, — наконец, озвучила я. — Мне это ничем не грозит.

— И хорошо. Нет, я не думаю, что нас станут угощать или что попытаются сделать это тайно. Но если отец хочет, чтобы ты нашла виновного в смерти мистера Стампа, возможно, тебе стоит знать такие подробности о гостях.

— Спасибо, — очень кратко кивнула я.

Но я не сомневалась в том, что мистера Стампа убили хладнокровно, в состоянии полной трезвости. Слишком тихо, слишком быстро, слишком уверенно.

И то, что я теперь знаю, скорее поможет вести диалог в доме госпожи Сноквин, чем в раскрытии дела мистера Стампа непосредственно.

* * *

Мне приходилось бывать в доме госпожи Сноквин, пускай и не так много раз, и все-таки, его существование до сих пор вызывало у меня вопросы. Здесь «понты» действительно стоили огромных денег. Дом был выполнен в стиле готики, только весь белый, с прозрачными, стеклянными элементами. Издалека очень легко подумать, что он сделан из снега и льда.

У дверей острым клином нас встречали Герда и здешние служанки — снежинки. Их внешний облик всегда вызывает у людей эффект зловещей долины, хотя все они такие же люди. Просто униформа в доме госпожи Сноквин требовала ношения не только почти полностью белых, с едва-различимой примесью любого оттенка платьев, но и таких же точно волос и даже линз, насколько я могла это понять. По моим предположениям, так же все это касалось и макияжа, стремящегося выбелить лица до совершенно нездорового цвета, скрыть все яркое и выразительное от глаз.

На их фоне Герда, пусть одетая точно так же, выглядела немного нормальнее. Её глаза были куда ярче.

Но её выражение лица все же говорило о том, что гостям она не рада.

Я ожидала, что она закричит так, как в день смерти мистера Стампа, если подойти, но она осталась безразличной.

— Входите, Нина. Мне все равно, но ваш спутник не был приглашен.

Я обернулась к Вадиму, и заметила, что в этот раз гости спешат куда более явно, чем на вечере у мистера Стампа, потому что к дому сразу подъехало несколько машин. В такой ситуации будет особенно неудобно вступать в длительные споры.

— Вам должны были позвонить, — Вадим никогда не был из тех, кто легко сдаётся. — Я сын Николая Степановича Давицкого.

Герда открыла рот, но тут же, протиснувшись меж снежинок, её перебила очень нервно улыбающаяся госпожа Сноквин.

— Вадим Николаевич! Ах, эти негодные девчонки никогда не успевают за событиями! Конечно, входите, я с радостью вас приму. Только, наверное, вам сегодня будет здесь скучно, речь пойдёт об очень неприятных вещах… Если бы я только знала, что вам так хочется у меня побывать, я давно позвала бы вас, — она запнулась и холодно посмотрела на меня.

Я этого не понимаю. Но её взгляд мне напомнил взгляд Нины в моменты, когда она считала, что я что-то у неё отбираю. Незаконно отбираю.

— Благодарю, — Вадим был вежлив, но очень твёрд. И тут же мягко взял меня под руку, а я не стала вырываться. Не сейчас. Сейчас это было бы вредно для нашего положения. — Мне действительно тоже интересна смерть мистера Стампа, и отец не хочет оставаться вне курса дела.

— О, конечно, я понимаю… — разочарование в её глазах было слишком легко заметить. — Входите. Ни о чем не беспокойтесь.

Нам и правда не пришлось, но пришлось одной из снежинок. Я слышала, как госпожа Сноквин требует обязательно найти для Вадима место.

Мы вошли в большую и холодную, чуть голубоватую залу. Внутри, как снаружи, было много блестящих прозрачных элементов, особенно — на люстре, подобной огромному скопищу сосулек.

В зале до нас были лишь обитатели дома Стампа: Зоя, Мик Урри и Виктор, а вот рыжих охранников с ними не было, — но как только вошли мы, сразу же появились Лиза, возможно, посланная таинственным Ляпусом, охранник Гусев, почему-то вдвоём с Сергеем Павловичем, и господа Трифат, вместе с подопечными и своим детективом. И ещё прежде, чем все они нашли себе место за столом в центре, добрались и представители Зеркального королевства.

Все гости были в чёрном, как и мы, и на фоне этой черноты особенно ярко выделялись снежинки, снующие, чтобы помочь гостям, и Герда, ожидающая у одного из стульев, но ярче всех блистала сама госпожа Сноквин.

Её платье было белым без всяких примесей, ослепительным в этой обстановке. Как будто её одной не коснулся траур и мрак недавних событий.

Встав во главе стола, она нервно улыбнулась нам всем.