Гарри Поттер. Пропущенные сцены (джен)

— Оставь крестраж, — сказал Гарри.

Рон через голову сорвал с шеи цепочку и швырнул медальон в ближайшее кресло. А потом взглянул на Гермиону:

— Что будешь делать?

— О чем ты?

— Ты остаешься — или как?

— Я… — страдальчески произнесла Гермиона. — Да… да, остаюсь. Рон, мы обещали пойти с Гарри, обещали помочь…

— Я понял. Ты выбираешь его.

— Нет, Рон… прошу тебя… не уходи, не уходи!

Однако Гермионе помешали ее же Щитовые чары, а когда она сняла их, Рон уже выскочил в темноту. Гарри стоял неподвижно, молча, слушая, как она рыдает, выкрикивая среди деревьев имя Рона.

Через несколько минут Гермиона вернулась с мокрыми, липнувшими к лицу волосами.

— Он у-у-ушел! Трансгрессировал!

Она рухнула в кресло, сжалась в комок и заплакала. Гарри охватило странное оцепенение. Он наклонился, поднял крестраж, повесил его себе на шею. Стянул с койки Рона одеяла, накрыл ими Гермиону. А потом забрался на свою и, вслушиваясь в стук дождя, уставился в темную брезентовую крышу.

Рон, выскочив из трансгрессионной петли, судорожно втянул воздух, расправляя сжатые легкие. Он снова был в том лесу, в котором они оказались после налета на министерство. Здесь было сухо и холодно. Он прислонился к ближайшему дереву лбом, потом со всей силы шарахнул по нему кулаком и негромко взвыл от боли — от гнева он ударил слишком сильно и до крови рассек себе костяшки пальцев.

— Проклятье, — прошипел он, поднося руку к глазам. — Черт!

Вокруг была почти непроглядная тьма, поэтому он даже не успел отреагировать, когда на него с двух сторон неожиданно навалились двое неизвестных. Через мгновение он уже лежал на земле со связанными сзади руками, ругаясь и отплевываясь от грязи и мокрых веточек, попавших в рот при падении. Он сощурил глаза, пытаясь понять, что происходит. И увидел пять пар ног. Черт. Вот я влип. Их слишком много, подумалось ему.

— Кто это у нас тут бродит в неурочный час? — услышал он язвительное замечание. Над ним склонился жилистый мужичок среднего роста. От него пахло огненным виски и еще чем-то отвратительным. Рон снова с яростью выругался.

— У, как невежливо, — проговорил второй низким хриплым голосом.

Раздался громкий щелчок, Рон вскрикнул от боли и вдруг понял, что не может больше произнести ни звука. Схватившие его люди больно дернули пленника за связанные руки, поднимая на ноги, подхватили его рюкзак и слегка толкнули в спину.

— Шагай, умник. Пойдем выясним, что ты за птица.

Они вышли на небольшую поляну. Жилистый крепко схватил Рона за плечи и трансгрессировал. Второй через мгновение последовал за ним. И через полминуты все уже стояли у входа в какой-то потрепанный деревенский трактир. На вывеске красовалась голова черной лошади.

Они затащили Рона внутрь, в тесный полутемный угол между двумя массивными столами. Народу в трактире было немного. А те присутствующие, кто увидел толпу, ввалившуюся в заведение и тащившую с собой связанного пленника, постарались исчезнуть как можно быстрее и незаметнее. Трактирщик, мрачно взглянув в сторону прибывших, с досадой покачал головой, бросил на прилавок полотенце, которое держал в руках, и ушел куда-то вглубь помещения за стойкой.

Рона толкнули на скамью, обшарили карманы, вытащили волшебную палочку. Снова щелкнуло заклятие. Веревка исчезла с рук и Рон снова обрел способность говорить.

— Ну, парень, расскажи нам, кто ты, — ехидно заговорил жилистый, наклоняясь к его лицу и снова обдавая Рона отвратительной смесью запахов алкоголя и какой-то тухлятины. — Сейчас не самое удачное время для прогулок по лесу. И сдается мне, ты не просто так боксировал с деревом.

Раздался громкий смех. Кто-то из компании громко заорал трактирщику, чтобы принес выпить.

Рон оглядел всех по очереди. Его окружали хмельные и неопрятные физиономии людей, которым явно не помешала пара лишних галлеонов…

— Кто вы вообще такие? Чего вам от меня надо? — рявкнул он с яростью. — Какого черта вы вообще приволокли меня сюда?

Жилистый хохотнул и бухнулся рядом, по-прежнему покачиваясь и время от времени наклоняясь к лицу пленника.

— Мы честно зарабатываем себе на пинту пива, приятель, — пояснил он. — Ловим беглецов и сдаем их Министерству. Получаем законное вознаграждение за тяжкие труды. Сейчас у вольных егерей, вроде нас, много работы. Иногда удается отхватить приличный куш, когда попадается редкая птичка. Посмотрим, сколько нам заплатят за тебя. Как, бишь, тебя зовут?

— Стэн, — бухнул Рон сердито. — Стэн Шанпайк. И за меня никто не даст вам ломаного гроша. Так что советую вам отдать мне мою палочку и шмотки. А я, в свою очередь, не стану на вас жаловаться.

Они дружно загоготали, однако уже не так уверенно, как раньше.

— А откуда нам знать, что ты не врешь? — снова наклонился жилистый. — Сдается мне, парень, что ты обычный грязнокровка, пустившийся в бега...

— Чем быстрее поверите, тем меньше неприятностей у вас будет, — нахально бросил Рон, с отвращением глядя на его желтые кривоватые зубы.

В голове крутился вихрь мыслей, грудь теснила смесь самых разнообразных чувств. И отголоски недавнего гнева, и ярость от нелепости ловушки, в которую он попался. И страх, что не удастся выбраться… Плохо дело. Если его сдадут Министерству, всему конец. Там его мгновенно опознают. Пытками и сывороткой правды вырвут всю правду — и о Гарри, и о его местонахождении, и о том, чем он занимается… При мысли о покинутом друге его полоснуло сожаление — раскаленное и острое, как бритва. Рон тяжело перевел дух и снова уставился на кончик носа егеря.

— Если ты Стэн, какого черта ты делал в лесу в такое время? — ехидно спросил жилистый.

— Проветриться хотел, — ядовито бросил Рон. — С девушкой своей поругался и решил — к черту все. Надоело. Хоть вешайся. Бросился в лес, кулак в кровь разбил. И только мне маленько полегчало, вы налетели.

— А рюкзак тебе зачем? — спросил егерь, ухмыляясь.

— Домой ехал потому что, — продолжал сочинять Рон. — Мы уже неделю с этой дурой путешествуем. Ужинали в «Перстне Уорбека», когда поругались. Ну, я похватал шмотки и ушел, хлопнув дверью. Она наверняка там сидит до сих пор. Ждет, пока я приползу просить прощения.

— Складно звонишь, — бросил второй егерь, с низким голосом. — Почем нам знать, что ты говоришь правду?

— А с чего мне врать-то? — нахально заявил Рон. — Мне бояться нечего, я ничего плохого не сделал.

В этот момент трактирщик принес пять кружек пива. Бросил внимательный взгляд в сторону Рона, сжал губы и отошел. Жилистый смерил пленника взглядом, потом подвинул ему кружку.

— На, глотни, — заявил он. — А мы пока с парнями пошепчемся.

— Спасибо, не нужно, — ответил Рон. — У меня с детства аллергия на пиво. От одного глотка может приступ случиться.

— Как же ты живешь, бедолага, — искренне посочувствовал жилистый, подвигая к себе кружку и отпивая глоток. — Я бы не смог.

— Да, тяжело, — вздохнул Рон. — Но что поделаешь…

Егеря сгрудились за соседним столом, стукнулись кружками, выпили и принялись вполголоса обсуждать дальнейшие действия. Рон со скучающим видом наблюдал за ними, стараясь делать это незаметно. На некоторое время его болтовня ослабила их бдительность, и этим нужно было воспользоваться, нужно выбрать удобный момент…

Он среагировал мгновенно. Одного со всей дури шарахнул головой в живот, выхватил у него волшебную палочку, а потом сбил с ног второго и выхватил у него свою палочку, потом свободной рукой вцепился в свой рюкзак, лежавший на полу, и трансгрессировал.

Боль в руке была ужасная. Он вышел из трансгрессионной петли и, не удержавшись на ногах, рухнул на мокрую землю. Здесь неистово хлестал дождь. Обе палочки выпали у него из пальцев, он схватился за руку и поднес с глазам, стараясь понять, что же причиняет ему такую боль.

Причина нашлась сразу: с двух пальцев сорвало ногти. Опять расщеп… Рон зашипел от боли, потом подул на пальцы, подобрал волшебные палочки и сел, оглядываясь. Было темно, хоть глаза выколи. А включать свет он опасался — две встречи с егерями за один вечер все-таки многовато… Когда глаза немного привыкли к мраку, он увидел, что находится на берегу реки. Это явно была та самая река, у которой стояла их палатка. Но он явно промахнулся с трансгрессией. Он не знал, насколько. Трансгрессировать после расщепа было бы слишком рискованно… «Тогда мы пойдем пешком» — услышал Рон в голове голос Гарри. И его снова полоснуло сожаление.

С помощью заклинания компаса сориентировавшись, в какую сторону идти, Рон медленно побрел вперед, время от времени вытирая лицо мокрым рукавом. Через некоторое время ему стало понятно, что разумнее всего будет остановиться и найти укрытие. Он устал, промерз до костей и до смерти проголодался. Кое-как найдя щель среди огромных валунов, куда не проникала ледяная вода, он соорудил небольшой костер, с трудом подпалив намокшие ветки. От него было больше дыма, чем тепла, но все же это было лучше, чем ничего. Рон просидел так половину ночи, пытаясь немного обсохнуть и согреться. Он тихо надеялся, что дождь прекратится или хотя бы немного утихнет. Но поток не уменьшался. Проглотив очередную кружку кипятка, чтобы заглушить голод, Рон встал, с сожалением покинул свое крохотное убежище и отправился в путь.

Когда он подошел к знакомому месту, уже совсем рассвело. Палатки на месте не было. Он обошел все вокруг, выкрикивая имена друзей, потом нашел след от костра и с глухим стоном бухнулся на землю. Они ушли. Он потерял их. Потерял…

Отчаянье захлестнуло Рона с головой. Он сидел, заливаемый дождем, глядя, как в реке прибывает вода, и никак не мог осознать, вместить произошедшее. Они ушли. И не было ни единого способа найти их. Все было кончено. У Рона внутри будто лопнула натянутая до предела струна, он с глухим возгласом сжал голову руками (пальцы без ногтей прострелила острая боль, но сейчас это не имело никакого значения). Потом встал и побрел прочь, пытаясь найти какое-нибудь укрытие от ледяных струй.

Упиваться своими глупыми, запоздалыми сожалениями не имело никакого смысла. На конкурсе кретинов он с легкостью взял бы первый приз, это было очевидно. Он сам, собственноручно разрушил свою жизнь. Сам вручил любимую девушку в руки соперника. И какого соперника… Как бы Рон ни злился на Гарри еще несколько часов назад, сейчас его гнев угас. И он с полной ясностью осознал весь ужас сложившегося положения. Гарри — лучший из всех, кого он знал. Это был объективный факт. Нет парня отважнее, великодушнее и честнее. И сейчас они остались там вдвоем. Он самолично предоставил им эту возможность… И кто устоит, если рядом он? Никакая девушка в здравом уме его не отвергнет. И уж точно не вспомнит о существовании такого идиотского недоразумения, как Рональд Уизли с его нервами и капризами... Он вдруг представил, как Гарри обнимает плачущую Гермиону, как гладит ее по голове, как с нежностью вытирает ее мокрое лицо, как она улыбается ему и… Ему стало нечем дышать. Он остановился, прижавшись к большому дереву со спутанными толстыми ветвями. Туда, где он стоял, почти не проникала вода, и можно было хоть немного перевести дух.

На него впервые в жизни нахлынуло одиночество такой силы. В один момент он потерял двух самых дорогих ему людей. Один-единственный раз поддавшись порыву, не совладав со своими эмоциями, разрушил все самое лучшее, что было у него в жизни. Какая чудовищная цена может быть у одной ошибки…

Он стоял, уткнувшись лбом в ствол старого дерева и закрыв глаза. В эту минуту ему хотелось просто умереть. Чтоб больше не чувствовать эту разрывающую изнутри вину, это острое сожаление, эту злость на самого себя, эту лютую безысходность. Перед его внутренним взором снова возникла картина обнявшихся Гарри и Гермионы. Он просто физически ощутил, как у него разрывается сердце. Но в этой боли уже не было гнева. Он ощутил какое-то неведомое доселе смирение. Если это все-таки случится, поделом ему. Он сам сотворил все это. Так ему и надо… Гарри никого не обманет. Он свободен, он расстался с Джинни несколько месяцев назад. Гермиона знает его с детства, они всегда прекрасно ладили. И если сейчас они найдут утешение друг в друге, в этом не будет ничего удивительного. Если кто-то и заслуживает такую девушку, как Гермиона, то это Гарри. Если кто-то и достоин быть рядом с Избранным, то это она…

На него снова накатило вязкое, удушающее одиночество. Предал друга, потерял любовь всей своей жизни… Взялся за важное и опасное дело, распсиховался и бросил на полдороги. Что теперь делать, куда идти… Домой? Исключено. Что он скажет? Мать, конечно, промолчит, но будет так смотреть… Но Фред и Джордж точно не оставят от него мокрого места. Про Джинни и говорить нечего — она никогда его не простит. Хогвартс? Это еще хуже. Соврать он не сможет, а если скажет правду, гриффиндорцы просто сживут его со свету. Проще сразу броситься с Астрономической башни… Рон всхлипнул от отчаянья, стукнув головой о шершавую кору. Решение пришло внезапно. Перед глазами вдруг возникло спокойное лицо Билла и на сердце стало немного легче. Да, это был единственный выход…

Он вытер лицо, несколько раз глубоко вздохнул и, сделав несколько шагов в сторону, трансгрессировал.

— Ронни! Бога ради!

Потрясенный и встревоженный Билл яростно тряс брата за плечо. Рон, смертельно замерзший и уставший, с трудом открыл глаза. Он сидел у входной двери, привалившись головой к косяку. Подойдя к маленькому коттеджу на окраине Тимворта, Рон вдруг понял, что не может заставить себя постучать в дверь. Он сел, чтобы собраться с духом и...

— Ну-ка, вставай!

Билл поднял его и, поддерживая за плечи, завел в дом. Потом подобрал валявшийся на пороге рюкзак и тоже затащил внутрь.

— Флёр! — громко крикнул он внутрь коттеджа. На его зов прибежала жена. Увидела бледного, как смерть, Рона с посиневшими губами, всплеснула руками.

— Mon Dieu! Билл! Что происходит?

— Я не знаю! Я нашел его только что, на пороге, — объяснил Билл, усаживая брата в кресле у пылающего камина.

Рон, едва живой от холода, голода и переживаний, говорить не мог. Он только дрожал, позволяя Биллу и Флёр снять с него насквозь промокшую куртку, послушно проглотил обжигающее бодроперцовое зелье, которое заботливо принесла Флер. Еще через четверть часа Билл уложил его в постель и Рон, благодарный за эту безмолвную заботу, провалился в спасительное забытье.

Только на следующее утро, выспавшись и жадно проглотив самый желанный и самый вкусный завтрак в своей жизни, Рон наконец нашел в себе силы поговорить с братом. То и дело давясь от набегающих слез, от презрения к самому себе, он рассказал ему обо всем, что с ним случилось. Билл молча хмурился, крутя в руках кофейную чашку, терпеливо ожидая конца этой горькой исповеди.

— В общем, если ты меня выгонишь, и будет презирать до конца жизни, я не удивлюсь и пойму, — горько выдохнул Рон. — Я вполне это заслужил.

— Ты, конечно, наворотил дел, Ронни, — тихо резюмировал старший брат. — Но раз уж так вышло… Я не позволю тебе скитаться по болотам и сгинуть в какой-нибудь канаве. Оставайся и поживи пока у нас. А дальше видно будет.

Рон закрыл лицо руками. Билл похлопал его по плечу.

— Не казнись так, братишка, — сказал он. — Может, еще удастся что-то исправить.

— Они никогда меня не простят, — глухо произнес Рон. — Я и сам себе этого не прощу. А если с ними что-нибудь случится… Билл, я не смогу жить с этим. Просто не смогу.

— Не накручивай себя, Ронни, — ответил Билл. — Пока Гарри удавалось скрываться, и никто из вас за много месяцев не попался в лапы Министерства. Все живы, здоровы и на свободе. Это главное. Поживем увидим.

Рон поднял на него взгляд, полный страдания и отчаянья.

— Я останусь... Ты не сможешь презирать меня больше, чем я презираю сам себя, — проговорил он.

— Ты мой брат, — ответил ему Билл. — Что бы ты ни наворотил, ты все равно останешься моим братом. Так что не говори глупостей.

Рон, не в силах больше произнести ни слова, сжал его руку. Билл похлопал брата по плечу и обнял.

— Иди лучше разбери свои вещи и постарайся отвлечься. Ты дома, Ронни.