Сага о Сакши́. Книга 2. Здравствуй и прощай (гет)

"Слово Пламени

Я тот, кто рождён в Огне, живёт в нём и в нём однажды исчезнет. Я тот, кто говорит на языке Огня. Я тот, кто говорит со своим Пламенем. Слушайте их слова.

Всё живое источает тепло. Из тепла рождается Огонь. Из тепла рождается Пламя. Это главное, что нужно знать, начиная разговор со своим естеством. Пламя всегда внутри. Огонь всегда снаружи.

Драконье племя появилось на заре времён и научилось создавать Пламя, собирая тепло внутри себя. Научилось разжигать Огонь, собирая тепло извне. Мы научились удерживать жар и выпускать его на свободу. Он живёт в наших горнилах и наших ладонях. Мы родились с даром говорить с Пламенем. Но мы научились говорить и с Огнём, ибо они родные братья. Мы видим струи тепла и отблески жара во всём живом, что есть в этом мире: в мужчинах и женщинах, в животных и птицах, растениях и самой земле, из которой мы вышли. Мы слышим шёпот тепла, умоляющего нас сберечь его от холодного злого воздуха, плачущего от разлуки с живым и желающего к живому вернуться или на миг оживить неживое...".

Вчитываясь в свиток, осыпающийся в руках, Бай Лин сам кистью и тушью переносил текст на новый лист пергамента. "Слово Пламени" записал кто-то из его предков, жаль, что подписи нет. Долгое время он изучал свою родословную, но имена ни о чём ему не говорили. Имена были пусты и безжизненны.

"...Признай тепло, витающее вокруг в воздухе, и оно признаёт тебя и потянется к тебе. Собери его столько, чтобы в превратить в сгусток Огня, а потом оживи неживое, направив его туда. Есть деревья, живые и теплые. А есть мёртвые и хладные. Вторые могут ожить. Они ещё помнят, как это — быть живыми. Подари мёртвой древесине жизнь, и она благодарно вспыхнет в последнем вздохе...".

Вокруг ходили слуги. Бай Лин чувствовал исходящие от их тел потоки тепла. Этажом выше, этажом ниже. В соседних комнатах и коридорах. Его никто не осмеливался беспокоить. Тепло, покинувшее их тела, стекалось к нему и держалось около, готовое к использованию. Кожа становилась всё более чувствительной к восприятию. И глаза тоже: под взглядом Сакши буквы, написанные некой рукой чёрной тушью, вспыхивали и выглядели раскалёнными докрасна. Под его кистью проступали на пергаменте огненные письмена.

"...Пламя нужно рождать внутри и преобразовывать снаружи. Оно зарождается в горниле — особом месте в груди дракона. Преобразовать его можно в любое оружие: мечи, кинжалы, путы, цепи, стрелы, тараны... Пламя может быть щитом, крыльями, зеркалом, завесой, иллюзией. Овладевший своим Пламенем становится непобедим. Каждый дракон избирает своё собственное оружие и защиту, но можно использовать всё, что удастся материализовать. Это зависит от силы и мощности Пламени... Пламя можно хранить внутри сколько угодно, оно не навредит своему хозяину...".

Бай Лин аккуратно положил кисть на подставку, поднялся на ноги и, вытянув правую руку, выпустил пылающий меч. Покрутил пальцами и запястьем. Меч льнул к ладони, был невесом и крайне остёр, вспарывая воздух как ткань. Он выпустил такой же из второй руки. Сражаться двумя мечами проще и легче, чем одним. По мере освоения Пламени, преобразовывать его становилось всё легче, для этого требовалось только краткое движение мысли, мыслеформа.

Путы были разными. Одни были просто верёвками, которые невозможно разорвать или разрезать. Другие — жидким Пламенем, жгущими то, вокруг чего захлестывались.

Бай Лин создал пламенную тонкую трепетную завесу, разделяющую пространство между ним и рабочим столом. Через неё не пройти, любого осмелившегося ждут серьёзные ожоги, чересчур настойчивого — смерть.

"...Огонь — собирать снаружи и направлять, предлагать ему новый путь. Его можно собрать вокруг себя и втянуть, но выпустить надо сразу же, иначе он испепелит неосторожного и медлительного. Направить в неживое, и оно оживёт. Направить в живое, и оно станет неживым. Направить в живое и сделать ещё более живым...".

По колебаниям тепла Бай Лин понял, что в его рабочий приёмный зал направляется Вилан. Всю первую половину дня она пропадала где-то во дворце. Он бы хотел посвятить время ей, показать все восхитительные уголки и чудеса своей резиденции. Но дел за полмесяца отсутствия накопилось столько, что пришлось с головой уйти в работу.

Вилан вошла в сопровождении Цзю, тащившей в зубах какую-то игрушку. Игрушек у неё было полно, и слуги только и успевали подбирать их по коридорам и залам. На правах любимицы императора ей прощали всё, даже самые несносные проказы, к примеру, в виде оторванных сановных шлейфов. Придворные только молча скрипели зубами, мысленно понося проклятую тварь. Ни один не посмел бы и словом попенять императору на проделки его псины. Потеть под его полным иронии или, того хуже, сарказма взглядом, слушать, как он хлопает в ладоши, и ждать отповеди или наказания за дерзость/глупость? Увольте, самоубивцев нет. Уж лучше сшить новую одежду да в другой раз шустрее подхватывать подол.

Не отрывая взгляда от свитка, он улыбался — губы сами улыбались. Вилан, скользнув и тщательно подогнув и расправив юбку, уселась рядом — по его левую руку, чтобы не мешать писать.

— Где пропадала?

На самом деле, всё равно, где. Главное, где-то рядом и ей хорошо.

— В основном, в библиотеке. Там такой дедушка трудится... По-моему, он очень гордится честью удовлетворять твои познавательные потребности. Пообещал мне принести несколько книг и научить писать по-вашему. Всеобщий язык хорош, только в каждой стране пишут по-разному. Судя по-всему, иероглифы Юшэнга сложнее, чем те, что ты показывал мне раньше.

— А ваши?

— Наша письменность не иероглифическая, а руническая.

Вилан взяла кисть, обмакнула в тушь и нарисовала на листике бумаги несколько точек, две чёрточки, четыре плавно изогнутых знака. Надпись как будто излучала таинственную гармонию и некое равновесие.

— Так по-нашему пишется твоё имя.

— Научишь?

Вилан положила голову на его плечо и кивнула. Бай Лин прижался щекой к её волосам.

— Скажи, пожалуйста, почему встречные поздравляют меня с предстоящей свадьбой? Почему называют барышней? Разве мы не женаты?

— Женаты. Но ты должна быть представлена народу, — Бай Лин помолчал и с трудом выговорил: — Ви... Ты сказала, что любишь. Что хочешь быть со мной. Это правда?

Он тут же пожалел о заданном вопросе. Вдруг она скажет, что ей это только показалось. Или что разлюбила за год. Что вернуться к нему было ошибкой. Что нет смысла оставаться вместе, если нет чувств. Вилан молчала. Затаив дыхание, он терпеливо ждал ответа. "Ви, даже если уже не любишь, я всё равно тебя люблю".

— Да, правда.

Какое облегчение. Но почему ей так легко даётся это признание, а он не может решиться произнести его?

— Хочешь быть императрицей?

Что выше этого он мог ей предложить? Этой дорогой она шла вместе с ним, сколько могла. Любила и спасала его. Без её помощи достичь всего того, что у него есть на эту минуту, было бы гораздо сложнее. Только Вилан имела какое-то представление о том, чего это стоило. Есть ли женщина, более достойная стать рядом с ним, рука в руке, во главе его государства? Есть ли та, кому он доверяет больше?

— Если это сделает нас ближе друг к другу, то да.

— Свадебные наряды уже шьют. Приглашения отправлены. Подготовка к торжеству идёт полным ходом.

Вилан подняла голову и, недовольно сжав губы, сказала:

— Только не присылай мне гуся: он шипит и кусается. А кому приглашения?

— Твоей семье. И некоторым другим гостям.

Помолчав, Бай Лин неохотно добавил:

— Прибудет ещё один... гость. Его присутствия нельзя избежать.

Вилан думала о своём и не придала значения последнему замечанию.

— А ты не мог бы отправить приглашение Его Величеству Эллану в Зелёные Холмы? Мне не нравится, что мы находимся с ним в конфронтации. Может быть, если он приедет, удастся помириться.

— Ладно, — мягко согласился Бай Лин. Вилан так редко о чём-то его просила.

Владыка Эллан не приехал. Приглашение было проигнорировано самым очевидным образом. Зато прибыли все остальные, даже король Иннэй с супругой, Дар и Доланна и все члены семьи Вилан в полном составе.

Вилан опасалась встречи Бай Лина с Даром. Но, против ожиданий, император был поразительно любезен к бывшему сопернику и принёс извинения за происшествие в горах год назад, когда принца ранили его лучники. Дар, в свою очередь, великодушно заверил, что прекрасно понял всю случайность этого конфликта и что вины императора пламенных драконов этом не находит.

В этот раз пережить предсвадебный кошмар Вилан показалось куда легче. Во-первых, она могла видеть Бай Лина когда угодно, он был всегда рад ей и не выглядел куском льда. Во-вторых, она старательно осваивала горный дворец. Вилан попросила императора выделить ей комнату, где она могла бы уединяться и заниматься своими делами. Бай Лин, хоть до конца и не понял, зачем ей это, препятствовать не стал и позволил выбрать любую или даже несколько: всё равно после свадьбы она станет здесь полной хозяйкой. Вилан выбрала покои на третьем этаже, на этаж ниже покоев императора. Спальня и гостиная. Также в своё распоряжение она получила двух служанок и Су Мин.

Отношения с Су Мин не складывались. Помощница попалась строптивая. Не грубила, не дерзила, но пыталась посеять в Вилан сомнения. К примеру, когда Вилан спросила, какие обязанности Его Величество возложил на неё, деви́ца Су ответила: выполнять поручения и удовлетворять все — все! — потребности императора. Вилан усмехнулась и посоветовала выбирать менее двусмысленные выражения. Вскоре после этого, спускаясь по лестнице, она заметила натянутую поперёк пролёта ниточку энергии. Тоненькая-то тоненькая, а не заметишь — и костей не соберёшь. Вилан о подобном знала и произнесла скорый шепоток: "Отправляйся туда, откуда пришла, к тому, кто послал!". Шедшая позади Су Мин еле устояла на ногах, внезапно споткнувшись. Даже руками замахала, как крыльями, чтобы удержать равновесие. Натолкнувшись на понимающий взгляд будущей императрицы, она почтительно присела и потупила глазки, в которых не было ни тени раскаяния.

Король и королева Небесной Гавани с удовольствием приняли приглашение императора Юшэнга. В отношениях не было той напряжённости, которая возникла при переговорах с Линь Чао. Бай Лину не требовалось запугивать Иннэя, и король подолгу беседовал с гостеприимным хозяином дворца. Ни один не нуждался в покровительстве другого, но договор о ненападении был оговорен и заключён.

Вилан почти не оставалась одна. То её занимали примеркой свадебных одежд и украшений, то родные брали с собой на прогулку по дворцу или городу, устраивали чаепития и маленькие музыкальные вечера.

Бай Лину тоже почти не удавалось заниматься делами, потому что всё внимание приходилось уделять многочисленным гостям. Например, быть членом семьи, к которому относятся с ласковой заботой, и не потому что он император, — это был новый опыт для него. Тёща и невестки брали под руки, улыбались, шутили, приглашали в гости в Небесную Гавань, пересказывали любопытные и забавные эпизоды из семейной истории, шурины обращались просто и уважительно. А тесть и вовсе извинился за то, что целый год держал его в неведении, объясняя молчание тем, что понятия не имел о том, каковы в действительности отношения Вилан с мужем.

Вилан переселилась на трое суток перед свадьбой в свои покои. Бай Лину она объяснила это тем, что, раз они женятся заново, значит, уже не супруги, а бывшие супруги. Значит, оба свободны. А незамужней женщине проводить ночи рядом с неженатым на ней мужчиной неприлично. А что раньше было... Ну, так приворот — дело принудительное, свободной волей тут и не пахло. Стало быть, какой с них был спрос! Разве они прикоснулись бы друг к другу? (Что, скорее всего, даже не заметили бы друг друга, она умолчала. К чему говорить такие неудобные вещи?)

Бай Лин вздохнул, но спорить не стал. Без неё одиноко, но ведь это ненадолго. Зато ночью есть возможность заняться делами и развитием духовных сил, раз днём не выходит. Будь на его месте кто-то понаглее и поциничнее, вломился бы к Вилан на правах властителя всего дворца, залез на кровать и потребовал: "Подвинься!". Но Бай Лину такое даже в голову не пришло, он слишком уважал право своей жены на собственное мнение.

Увидев, как она проливает слёзы над прежним свадебным покровом, Бай Лин решил, что вуаль вызывает в ней не лучшие воспоминания, и принялся за вышивание новой.

Разглядывая раскинувшееся над Ливэем звёздное небо, сияющее созвездиями, Вилан спросила: почему он, имея полное право счесть её мёртвой, а себя свободным, не женился на более подходящей девушке своей расы, а искал её до последнего дня. Это был неудобный вопрос, и он его опасался. Но когда вопрос прозвучал, Бай Лин испытал облегчение. Её слова всколыхнули в памяти отчаяние и тоску того времени, пробудили страх остаться одному посреди холодной пустоты. Он хотел сказать ей слова, рвущиеся из души, из сердца. Сказать — и будь что будет. Но губы с кривой усмешкой проговорили иное:

— Наверное, потому же, почему ты, имея возможность остаться в Небесной Гавани и стать свободной в своих облаках, решила вернуться. Мы оба могли предпочесть свободу, но выбрали друг друга. Разве мы не идеальная пара?

— А что, если бы я не вернулась?

— Но ты вернулась. Ви, я не откажусь от тебя, но и ты от меня не отказывайся.

Это был странный разговор. Однако впервые было сказано что-то действительно важное.

Мальви ужасно нравилось гостить в Ливэе. Она поймала себя на страшных мыслях, которые не сознавала прежде: она больше не хочет возвращаться домой. Жить во внешнем мире было интересно. К примеру, она могла сколько угодно бродить по гигантской облачной столице. Там она никому ничего не была должна. И здесь тоже. Здесь никто от неё ничего не хотел. Она предпочитала общество Вилан, просиживая в её комнатах вечера до глубокой ночи, а утром и днём гуляла по городу и по огромному дворцовому комплексу.

К её огромной радости, Его Величество пригласил невестку жить во дворце, сколько и когда ей вздумается. Мальви поняла, что не хочет уезжать отсюда. И ещё поняла, что избегает встреч с Виреном. Это открытие поразило её. Он вовсе не был противен ей. Она бы хотела остаться его другом. Но эта помолвка... Мальви чувствовала себя скованной рабскими цепями.

Хуже того, стоило один раз встретиться с генералом Сунь, как что-то внутри начало отчаянно протестовать. Как будто ей всё равно, за кого выходить замуж! Она пыталась избегать Сунь Чжао. Но это чужая территория, он всюду сопровождал императора, поэтому избегать приходилось, таким образом, и встреч с Бай Лином, а это было бы крайне невежливо. Лала представила себе, что с ней будет, если, ослушавшись воли отца, она откажет Вирену и останется в Юшэнге. Вирен только вздохнет с облегчением и, может быть, встретит настоящую любовь, он тоже заложник проклятой помолвки. А она... Ну, о возвращении домой можно тогда забыть. Отец не простит. Эллан демонстративно отказался от перемирия с императором пламенных драконов, а Мальви, думая об этой упущенной возможности качала головой: зря, ох, зря...

Когда в последний раз она видела Бай Лина, тот был опальным принцем на птичьих правах. А теперь он не какой-то мелкотравчатый королёк, а император Юшэнга, великий и великолепный, изменившийся до неузнаваемости. Народ обожал его и шёл за ним в огонь и воду. Три людских сопредельных государства, окружавшие государство пламенных с востока, запада и севера, просили его защиты и покровительства и влились в состав империи Юшэнг, сменив статус с суверенного на доминион. И никакого, знаете, беспредела и разорения, за этим юный повелитель следил зорко, не позволяя третировать простой народ.

Разглядывая Вилан, она видела, что её золовка спокойна и довольна. И раз она снова выходит замуж за одного и того же мужчину и Бай Лин решил сделать её аж императрицей, в то время как для жен императоров этой части света существует целая иерархия, значит, между ними снова всё хорошо. Во всяком случае, сравнивая свои воспоминания с тем, что видела теперь, Мальви считала, что Бай Лин просто светится от счастья. А наряды Ви... Мальви попискивала от желания разжиться такими же.

"Я останусь здесь! Я тоже заслуживаю любви и счастья, а не так вот — поневоле!" — твёрдо решила принцесса. Накануне торжества она отвела Вирена в сторону, честно сказала, что не выйдет за него замуж, и попросила не сердиться.

— Я тебя понимаю, Лала. Мне это нравится не больше твоего, — ответил Вирен, и на этом они закрыли тему, решив пока держать это в секрете.

Мальви прекратила избегать Сунь Чжао. Искать встреч не было нужды, они и так всюду натыкались друг на друга. И она с тайной радостью замечала, как блестят чёрные глаза ночного дракона. В их взглядах было гораздо больше чувства, чем между ею и Виреном за последнюю сотню лет.

В день свадьбы небо было таким чистым и остро-синим, как будто сияло безудержной улыбкой до ушей. Жители столицы праздновали бракосочетание своего императора с подданной короля сильфов. По приказу императора Линь, всем, от мала до велика, раздавали сегодня богатое довольствие и приятные полезные подарки. Не просто тем, кто попадётся на улицах, а путём подворного обхода. И каждый считал своим долгом, вслух или мысленно, восславить Владыку и пожелать долгих веков счастья и процветания венценосной семье. "Каким же адом была его жизнь во дворце Линь Чао, и как любят его здесь! — думала Вилан. — Варварством было поставить его на колени, избивать и унижать, когда он, как оказалось, мудрый и дальновидный правитель, куда лучший, чем названый отец. И вообще он самый лучший на свете. Единственный положительный момент в его прошлом то, что сам он таким не будет".

Вилан надела роскошный свадебный наряд: коротенькую рубашку-сарафан и утеплённые по зимнему времени штаны, две короткие рубашки из алого шелка, юбку-обёртку, ханьфу, расшитое золотыми и белыми павлинами и ветками вишни, и белый плотный плащ-накидку, отороченную какими-то нежным длинным белым мехом (Кому прежде принадлежал этот мех, она постаралась не думать.), на ноги тёплые сапожки. Её волосы украсили алыми лентами, а сверху на голову возложили особую корону повелительницы драконов, передаваемую каждой последующей императрице, украшенную золотыми цветами и подвесами в виде цепочек с самоцветами. Шпильками закрепили алый покров, украшенный вышитыми золотом узорами. Запястья унизали браслетами, горевшими как жар от красных камней.

Его Величество ожидал её у ступеней дворцового храма. От храма до дворца по внутреннему двору путь был устлан коврами. Как хорош он в бело-красных свадебных одеждах с золотыми эполетами на плечах и развевающемся красном газовом плаще, подхватываемом зимним ветром. В парадной гуани та самая шпилька, которую Вилан вставила в его прическу во время предыдущей церемонии, когда выходила замуж за пятнадцатого принца Чунхуа. Жаль, что новая шпилька по цвету не гармонирует с этим нарядом. Вилан слушала сердце, когда оплетала тонкой золотой проволокой нефрит и хризолиты.

Позади жениха стояли Сунь Чжао, Су Лу, король Иннэй с королевой Ильмар и принц Дар с невестой. Навстречу им шла Вилан в сопровождении своей семьи. По многовековой традиции, Бай Лин приподнял фату ровно настолько, чтобы увидеть лицо своей невесты, и навстречу ей засияла его теплая ободряющая улыбка. Он протянул ей руку, Вилан возложила на неё свою и подхватила подол юбки, готовясь взойти по ступеням храма, но он удержал её.

— Ви, я хочу сказать...

— М?

— Я тоже тебя люблю.

Храмовые ритуалы в Юшэнге отличались от ритуалов Чунхуа совсем немного.

У алтаря они отвесили, по традиции, четыре земных поклона — духам Неба и Земли, Солнцу и Луне, Стихиям Воды и Воздуха и, наконец, родителям невесты, взявшим зятя в семью и, следовательно, ставшим родителями и ему.

Держась за руки, глаза в глаза, они принесли брачную клятву:

— Я, Бай Лин из Дома Линь, клянусь тебе, Вилан из рода Тайри...

— Я, Вилан из рода Тайри, клянусь тебе, Бай Лин из Дома Линь...

— ...любить везде и всюду...

— ...быть вместе и рядом...

— ...при жизни и после смерти...

— ...почитать и слушаться...

— ...беречь, заботиться, помогать во всех делах...

— ...быть помощью и опорой во всем...

— ...до моего последнего вздоха...

— ...до моего последнего вздоха...

— Жена и муж делят трапезу, вкладывая любовь и заботу. Руки мужа кормят и поят жену, а руки жены кормят и поят мужа.

Не прерывая взглядов, они разделили еду и питьё и накормили и напоили друг друга хлебом и вином, в этот раз оказавшимися вкусными.

— Муж и жена — это одно целое, у них одна кровь, одна плоть и одна душа на двоих. Смешайте вашу кровь ради вечного единства.

Они смешали свою кровь, чувствуя буквально, как прорастают в телах друг друга, как сплетаются души, как в едином ритме бьются сердца, как в местах порезов прикипают кожей.

— Муж пусть четырежды поклонится жене своей, ибо она колыбель жизни, из которой выходит всё сущее. Жена пусть четырежды поклонится мужу, ибо он хранитель и защитник колыбели.

Четырежды поклонившись в знак взаимного уважения, они наконец услышали последние слова храмового жреца:

— Отныне вы — законные муж и жена и ни вы сами, ни кто другой уже не можете разделить ваши судьбы, связанные единой божественной нитью навечно. Нет никого ближе вас и никто не сможет встать между вами. При жизни и после смерти вы одно. Просите теперь благословения у предков.

Императорская усыпальница Юшэнга была устроена совсем иначе, чем в Чунхуа. Два пролета пологой широкой лестницы вели в тёмный арочный проход в стене под церемониальным залом. Там располагалась длинная галерея с нишами в стенах и длинной каменной скамьёй посередине. В каждой нише стояла золотая урна с прахом правителя и серебряная с прахом главной жены, третья большая — для всех прочих его жен. Последнее Вилан нашла неприятно удивительным. Позади урн помещалась вертикальная узкая надгробная каменная плита с вырезанными именами и эпитафией. И так бесконечное количество стенных ниш с обеих сторон. В каждой нише горело по свече, во вбитых в промежутках между нишами скобах полыхали факелы.

Бай Лин, держа жену за руку, уверенно шёл вдоль коридора, алый плащ развивался за его спиной. Он остановился у двух последних "заселённых" ниш левой стены усыпальницы. В предпоследней нише традиционно располагалась маленькие золотая и серебряная урны, позади большая серебряная, а у стены надгробная доска с вырезанными на ней крупными иероглифами сверху вниз, — очевидно, именами последнего императора и императрицы Юшэнга. Прочее пространство доски усеивали мелкие иероглифы — видимо, здесь были перечислены имена его супруг и жен. Последнюю нишу занимала одинокая маленькая серебряная урна, на каменной доске было вырезано всего одно имя. Дальше справа и слева шли пустые ниши для потомков.

— Это прах моего прадеда и моей матери, — Бай Лин поочередно указал на одну и другую нишу.

Как в прошлый раз, они опустились на колени, кланяясь усопшим.

— Прадед, мама! — обратился к ним Бай Лин. — Это моя жена Вилан. Сегодня она станет императрицей. Она не драконица, но тоже дочь воздуха. Прошу вашего благословения.

Вилан тоже обратилась к предкам мужа:

— Император! Принцесса Мейли! Я, как и прежде, обещаю хранить и беречь нашу семью. Я не умею быть императрицей, но знаю, что справлюсь. Можете быть спокойны.

Когда они поднялись на ноги, Бай Лин, не выпуская руки Вилан из своей, повёл её к первой пустующей нише правого ряда. В ней стояли зажжённая свеча и мраморная доска с двумя выбитыми на ней именами.

— Ви, это место — для нас.

Вилан уставилась на будущее посмертное пристанище. От неожиданности внутри неё что-то оборвалось и упало непонятно куда, защекотав по пути. С одной стороны, думать о смерти в день свадьбы и готовиться к ней — эээээ... С другой, со стороны Бай Лина это планы на будущее. Планы на далёкое совместное будущее и знак доверия. Она сжала его пальцы.

Он увлек её дальше по коридору, в следующий арочный проём. Этот зал был организован по-другому. Это больше напоминало могилы: на полу и на каменном карнизе вдоль обеих стен стояли одиночные урны и позади каждой вертикальная маленькая плита с именем. Всюду горели расставленные свечи. Они подошли к последней урне в левом ряду.

— Это Дзин Жу, — указав на неё, сказал Бай Лин. — Здесь записано, что она была твоей любимой служанкой.

Сразу по прибытии в Юшэнг Вилан поинтересовалась, где её горничная, которую за недолгий срок службы успела полюбить. Узнав об участи девушки, сильфида до слёз расстроилась. Её немного утешило, что Бай Лин сберёг, привёз прах Дзин Жу от самого Радужного моря и поместил в зале для самых уважаемых слуг в императорской усыпальнице. Можно сказать, Дзин Жу прошла с ним весь путь от дворца Чунхуа до восшествия на престол Юшэнга. И сюда она и её госпожа добирались порознь и не одновременно, но добрались.

Выбравшись наверх, к живым, молодые супруги, всё ещё погружённые в только что свершившееся таинство, вернулись во дворец. Слов не было, да они и не нужны. Церемония та же, а чувства совсем другие. На балконе второго этажа, выходившем в огромный внутренний двор, всё было подготовлено для завершения брачной церемонии.

Во дворе яблоку негде было упасть — так много пришло людей, пожелавших стать свидетелями коронации императрицы. Вдоль стены, смежной с зальным помещением, собрались члены семьи невесты, особые гости, министры и наиболее видные сановники. Съёмная балюстрада балкона в честь торжественного события была убрана для того, чтобы происходящее на балконе было хорошо видно из всех уголков двора. К краю площадки, ведя за руку свою жену, подошёл император, а за ними Сунь Чжао и первый министр.

Жители столицы приветствовали Владыку бурными возгласами радости. Молодожёны отвесили ещё четыре поклона всем присутствующим. И в завершение брачного обряда Вилан поменяла старую шпильку в гуани преклонившего перед ней колени мужа на новую.

Церемония коронации не отличалась сложностью. Первый министр громогласно объявил: супруга императора может быть подданной любого другого государя. Но императрица — первая подданная своего императора и клянётся в верности ему и стране, в которой восходит на престол. Министр подошёл к Вилан и принялся тихонько подсказывать текст клятвы. Вилан громко и чётко повторила. Император принял клятву.

Теперь уже она опустилась коленями на бархатную скамеечку. Тут только Вилан вспомнила, что ради этого мероприятия Бай Лину и самому пришлось надеть императорскую корону — тиару с подвесами. Корона императрицы была такой же, только меньше. Сняв с её головы прежние свадебные украшения, Бай Лин возложил и укрепил невидимыми шпильками корону императрицы. И после этого поднял её с колен. Держа ладонь Вилан на своей ладони, император стоял вместе с ней перед своим народом.

— Слава императору! Слава императрице Вилан! — провозгласил первый министр, и огромная толпа принялась повторять на разные лады, площадь наполнилась гулом.

И тогда вперёд выступил Сунь Чжао. Голоса мгновенно стихли, каждому хотелось послушать, о чём ещё будет объявлено.

— Декреты Его Величества! — огласил он, развернув свиток, который держал в руках. Повисла тишина. — Его Величество объявляет свой брак моногамным. Императрица Вилан, таким образом, становится единственной супругой. В связи с этим, Его Величество на весь период своего правления упраздняет гарем. Потомкам и преемникам императорской четы не возбраняется последовать этому примеру либо возобновить обычай иметь гарем, следуя личному убеждению. Также Его Величество разъясняет, что в случае смерти императрицы Вилан — естественной или насильственной — новый брак заключён не будет. При отсутствии законного наследника престол будет передан избранному императором преемнику.

Вилан в изумлении смотрела на мужа. Бай Лин не сводил с неё влюблённого взгляда, на губах сияла счастливая улыбка. Ветер развевал его волосы и воздушный полупрозрачный алый плащ. Несмотря на ужасное волнение, доходившее до тошноты и дрожи, Вилан не могла не ответить на его улыбку. Всё происходившее сегодня, сейчас было наивысшим проявлением любви Бай Лина, на какое он в данное время был способен. Снова она поставила юношу, за которого выходила замуж больше года назад, рядом с тем, за кого вышла сегодня. Разница получилась поразительной. И, тем не менее, она не стыдилась признать, что любит обоих.

— В качестве свадебного подарка император Линь дарит Её Величеству восстановленное поместье "Золотые лилии".

Они смотрели друг на друга не отрываясь. Это был долгий и красноречивый разговор без слов. Теперь Вилан стало совершенно ясно, что произошло с их домом. Как можно было так плохо думать о Бай Лине?

Слушая, как славят присутствующие государя и государыню, король Иннэй заметил королеве:

— Пожалуй, они были правы, что поженились тогда, не послушав нас и Элланом. Зря он упорствует.

— Да, — отозвалась Ильмар, вспоминая, как тру́сила Вилан. — Они подходят друг другу.

Су Мин, стоя рядом с братом, не смогла удержаться:

— Ты же сказал, что сделаешь, что нужно...

— Я сделал что мог, сестричка, — мило улыбнулся Су Лу. — Но я не волшебник. Сама не плошай.

— Я пыталась трижды... — чуть не заплакала Су Мин. — Но она всё видит, всё знает. И молчит.

— Будь осторожна, а то погубишь нас обоих из-за каприза.

Посреди народного ликования внезапно стало очень тихо. Как будто кто-то опустил полог безмолвия. Люди растерялись. Это было так неожиданно, что многие стали опасаться, не оглохли ли. И в этом безмолвии раздались чьи-то отчётливые и нарочито раздельные аплодисменты. Глашатай громко и торжественно объявил:

— Его Величество Ло Фэн, император государства Веньян!