Под Созвездием Дракона (гет)

Примечание: Таймлайн — «Таня Гроттер и Посох Волхвов», после 7 главы, когда Таню перевели на чёрное отделение.

Музыкальная тема: XXXTENTACION — Numb

Холод. Это было первым, что почувствовала Таня, когда начала приходить в себя после долгих рыданий. Она долгое время просидела в Башне Привидений, сбежав сюда сразу после тяжёлого разговора в кабинете академика. Таня и сама не понимала, сколько именно пробыла здесь, полчаса или трое суток. Она просидела здесь, уткнувшись лицом в колени, и просто плакала до тех пор, пока у неё были слёзы.

Ей было ужасно обидно, что с ней так поступили. Что такого она сделала, что с ней так жестоко поступили? Она всего лишь вызвала Безумного Стекольщика, чтобы позлить Гробыню. Она никому не хотела зла. Она и понятия не имела, что её шалость может привести к непоправимым последствиям, и из-за её шалости древние Боги смогут вернуться и уничтожить весь их мир. Она не знала… И не хотела этого… Да, она поступила опрометчиво и достойна наказания, но она не заслужила перевода на чёрное отделение. Или всё-таки заслужила?

Даже Медузия сказала ей, что она изменилась и далеко не в лучшую сторону, а уж она никогда не ошибается… Может, она и правда заслужила всего, что с ней случилось? И что, если ей уготована судьба стать второй Чумой-дель-Торт? А вдруг Чумиха права, и Ванька её правда предаст?

Таня сидела на холодном полу Башни Привидений и плакала. Она была зла, унижена и, больше всего, напугана. В её голове эхом отзывались слова Сарданапала: «Не мы перевели тебя туда — ты сама перешла…»

Кто-то из привидений попытался к ней пристать, но тотчас получил мощный Дрыгус-брыгус, и больше Таню никто не беспокоил. Она просидела здесь очень долго, не обращая внимание ни на заходящее солнце, ни на сырость, исходящую от стен, ни на то, что пропустила обед и ужин. Лишь сейчас, перестав плакать, она поняла, что вся дрожит, и дрожь эта была не столько от рыданий, сколько от пронизывающего её холода.

Она была настолько вымотана, что даже не нашла в себе сил выпустить искру и произнести согревающее заклинание, не говоря уже о том, чтобы пойти к себе в комнату. Она продолжала сидеть здесь, прижав колени к груди и обхватив их руками, и думала. За окном уже стемнело, и в башне, где призраки отказывались принимать даже факелы и постоянно тушили их, стояла кромешная темнота. Таня была одна. Ей даже казалось, что во всём этом замке она была одна…

Она не услышала тихого скрипа дверных петель, не услышала тихого стука каблуков о каменный пол, но увидела упавший от открытой двери свет. Таня резко вскинула голову вверх и увидела подходящую к ней Медузию. Дверь за ней закрылась сама собой, когда доцент Горгонова подошла к Тане совсем близко. В помещении снова наступила кромешная темнота, но Таня, долго просидевшая здесь и привыкшая к ней, легко могла разглядеть силуэт женщины. Она уже хотела встать, как Медузия тихо спросила:

— Позволишь мне присесть рядом?

Таня быстро закивала, не в силах произнести ни слова. Как будто она могла отказать Медузии в её просьбе. Как будто кто-то когда-либо посмел бы. Но на удивление она поймала себя на мысли, что совсем не против её компании сейчас. С Медузией всегда было как-то поразительно легко. Она была строга на занятиях, сурова и крайне редко улыбалась. Казалось бы, с ней должно было быть крайне непросто в общении, но… Что-то такое было в ней, что располагало с самого начала. По крайней мере, так казалось Тане. Она всегда чувствовала себя спокойно и безопасно рядом с ней.

Медузия села рядом с Таней, и девочка поразилась тому, насколько плавно и элегантно она это сделала. А потом от кольца преподавательницы оторвалась зелёная искра и погасла на каменном полу между ними. Медузия при этом не сказала ни слова, но Таня тотчас почувствовала, как пол под ней заметно нагрелся, как и вся одежда на ней. Согревающее заклинание, произнести которое у Тани не хватило сил.

По спине пробежали мурашки, заставив Таню слегка задрожать и съёжиться ещё сильнее.

— Спасибо, — тихо прошептала Таня.

Она боялась, что её голос дрогнет или охрипнет после долгих рыданий, но нет, она произнесла это достаточно твёрдо и чётко.

Медузия повернула к ней голову — Таня увидела это боковым зрением — и едва заметно кивнула. Волосы её слегка шевелились, как от лёгкого дуновения ветра, хотя в помещении не было и малейшего сквозняка. Тане довелось пару раз видеть, как волосы Медузии превращаются в змей. Зрелище было… Совсем не таким, как его описывали в древних мифах. Змейки были очень даже симпатичные, смешно высовывали свои раздвоенные язычки и имели взгляд точно такой же, как у их хозяйки: холодный, строгий, слегка равнодушный и высокомерный. И в камень они никого не превращали.

В первый раз Таня даже подумала о том, что страх в легендах нагоняли понапрасну, и даже начала сомневаться в том, что когда-то такое вообще было. Лишь позже узнала от Ягуна, которому в свою очередь рассказала Ягге, что «каменный взгляд» — это тоже своего рода способность, которую доцент Горгонова попросту не использует.

— Ты слишком долго сидела в этой сырости и холоде, тебе нужно согреться.

После этого они снова надолго замолчали. Таня потихоньку отогревалась и вскоре перестала дрожать. Медузия же просто молча сидела рядом, даже, казалось бы, не обращая на неё внимания. Как будто до Тани ей не было никакого дела, и она пришла сюда просто посидеть.

— Когда я ещё только училась в Тибидохсе, я тоже часто любила сюда приходить, — как будто услышав её мысли, сказала Медузия.

Голос её был тихим, но в то же время как будто обволакивал всё пространство и разносился отовсюду сразу. Мягкий и успокаивающий. Таня чувствовала, что происходящее утром начинает её потихоньку отпускать. Казалось бы, именно Медузия вынесла ей этот приговор, но рядом с ней Тане отчего-то становилось спокойно.

— Правда?

— Да. Здесь всегда тихо и безлюдно, мне было, о чём подумать.

Медузия сказала это с какой-то особой интонацией. Тане даже показалось, что она услышала проскользнувшие в её голосе нотки грусти. И вдруг поняла, что никогда не думала о том, что учителя тоже когда-то были учениками. Тоже учились, ходили на пересдачи… Они тоже сомневались, боялись, ссорились со сверстниками и обижались. И Таня внезапно открыла для себя одну простую истину: «Они такие же как и мы… Когда-то они были нами. Медузия когда-то была мной… Такой же как и я сейчас».

— Я знала, что найду тебя здесь, — вдруг добавила преподавательница, повернувшись к Тане и пристально на неё посмотрев.

Она хотела её найти… Ей нужно было увидеть её и убедиться в том, что девочка будет в порядке. Она беспокоилась после того, как та убежала из кабинета. Сарданапала тоже напугали её выходка и её слова, но позже он смягчился и с пониманием к этому отнёсся. Медузия немало поспособствовала этому.

Как должна была реагировать Таня на перевод на чёрное отделение? Она долго молчала. Медузия видела, как она борется с собой, чтобы не начать плакать прямо в кабинете. А потом Поклёп со своей вечной вредностью и язвительными комментариями вроде: «Чёрное отделение давно по ней плакало».

Будь Медузия на месте Тани, она бы как минимум запустила в Поклёпа какую-нибудь увесистую тарелку. Недаром до сих пор поговаривают, что, будучи ещё ученицей, Медузия перебила всю посуду в Тибидохсе. Характером Таня пошла в неё. Мудростью и умением сперва думать, прежде чем что-то делать, — в Сарданапала. Но именно вспыльчивость, доставшаяся от матери, и мешала ей зачастую принимать правильные решения.

Медузия так и сказала Сарданапалу в ответ на его переживания, что, будь она помоложе и на месте Тани, давно бы уже разбила о голову Поклёпа пару тарелок из итальянского фарфора — особо прочного — из личной коллекции. Сарданапал на это лишь улыбнулся, явно вспоминая далёкие времена, когда доцент Горгонова была менее сдержанной и позволяла себе немного больше, чем сейчас.

А потом он снова погрустнел и спросил её:

— Думаешь, я поступил неправильно, назначив такое суровое наказание?

— Думаю, что ты сделал единственное, что мог сделать в данной ситуации. Я не вижу иного выхода. Таня должна разобраться в себе и понять, чего в ней больше, света или тьмы.

Сарданапал тогда кивнул и больше не поднимал вопрос о «правильности» своего решения. Казалось, Медузия в самом деле поставила точку в его сомнениях. Он и сам прекрасно понимал, что это было неизбежно. Он и так слишком долго избегал этого. Таня опасно балансировала на краю пропасти и если не заставить её задуматься, она рискует упасть и больше никогда не выбраться оттуда. Всё было ясно ещё тогда, когда Таня случайно с перепугу выпустила тройную красную искру, но Сарданапал списал всё на случайность и не назначил никакого разбирательства. Сейчас же, когда древние Боги грозились уничтожить их мир, а Таня стала их проводником, игнорировать было уже нельзя.

— Вы меня искали? — тихо спросила Таня после долгой паузы.

Голос её отчего-то дрогнул, но она нашла в себе силы посмотреть на Медузию в ответ. Было слишком темно, чтобы увидеть точный цвет её глаз или чёткие очертания лица, но Тане вдруг вспомнилось, как два с половиной года назад они обе так же сидели в полумрачной комнате в магпункте, как Медузия поила её горячим шоколадом, а Таня внимательно рассматривала её глаза… Насыщенно-зелёного цвета, но прозрачные, как только что обработанный маслом изумруд. Вокруг зрачка волокна более тёмного оттенка расходились во все стороны до середины радужной оболочки, создавая зигзагообразную границу. Таня и сейчас, смотря на преподавательницу так близко, могла в памяти детально воссоздать её глаза.

Почему именно глаза Медузии так её волновали и притягивали?

И вдруг она вспомнила, чем в прошлый раз закончился их совместный вечер. Как Таня плакала в её объятиях, а потом даже не заметила, как уснула. На следующее утро, вспоминая это, она испытывала перед Медузией ужасный стыд за то, что не смогла себя сдержать. А в голове так навязчиво эхом повторялись слова, сказанные тихим голосом: «Никогда не извиняйся за то, что чувствуешь». Она и до сих пор всё ещё слышала те слова, сказанные Медузией.

Воспоминания заставили Таню резко отвести взгляд и пристально уставиться на свои руки. Как будто она никогда прежде их не видела.

— Да, я искала тебя, — спокойно ответила Медузия, продолжая смотреть на Таню. — Хотела убедиться, что ты будешь в порядке.

В порядке…

Медузия ненавидела эту фразу. Она старалась избегать её всеми способами, но каждый раз ловила себя на её использовании уже постфактум. Каждый раз, когда она говорила: «В порядке», это значило что-то среднее между «хорошо» и «отвратительно». Каждый раз получалось так, что это значило: «Я могу существовать дальше, но на большее уже не способна». Поэтому она всегда старалась подбирать другие слова.

Уж точно не такого «в порядке» она желала своей дочери…

— Я в порядке, — кивнув самой себе, прошептала Таня, и Медузия поняла, что она совсем не в порядке.

Она осторожно прикоснулась к ладони девочки и слабо сжала её.

— Посмотри на меня, пожалуйста.

Таня резко вскинула голову и посмотрела на Медузию. Многие боялись её взгляда. Даже сейчас ходили слухи, что доцент Горгонова способна обратить в камень любого одним лишь взглядом. Однако Таня никогда не воспринимала эти слухи всерьёз. Даже если когда-то она и обращала людей в камень, Тане не верилось, что Медузия делала это ради забавы. Возможно, на то были причины. Возможно, она защищалась. Или те самые, так называемые «храбрые воины», были далеко не паиньками и сами напросились. Отчего-то не верилось, что Медузия была разбойницей, и хотелось наотрез опровергнуть все подобные слухи.

Таня никогда не боялась её взгляда.

Она знала наверняка, что та не причинит ей вреда. Как и не причинит вреда никакому другому ученику. Да, Медузию можно было бояться как преподавателя. Бояться того, что она может на пару дней превратить кого-то в сороконожку за списывание на экзамене или невыполненное домашнее задание. Или что заставит писать кучу докладов по своей дисциплине в качестве наказания за нарушение правил. Но уж точно не стоило бояться, что она может забавы ради над кем-то поиздеваться или убить.

Вот и сейчас Медузия смотрела на неё спокойно и даже сжимала ладонь, как будто бы успокаивая. Как будто чувствовала, что Таня всё ещё была на грани…

— Ты можешь думать, что хочешь. Можешь обижаться и злиться…

— Я не обижаюсь, — перебила Таня и тотчас прикусила язык, зная, что на уроке перебивать Медузию было сродни самоубийству.

Доцент Горгонова никогда не терпела неуважительного отношения к себе и не позволяла кому-то перебивать себя. Однако сейчас, видимо, был какой-то особый случай, поскольку Медузия, казалось бы, даже не обратила на это никакого внимания.

— Возможно и так, но я знаю, что ты злишься, поэтому я и хотела с тобой поговорить.

Таня опустила взгляд и внимательно посмотрела на руку Медузии. Она по-прежнему сжимала её ладонь. Руки у Медузии были обжигающе горячими, и Таня вдруг подумала, что именно такими должны в памяти у ребёнка навсегда оставаться руки матери.

— Позволишь рассказать мне одну историю? Думаю, тебе будет полезно её послушать.

Таня лишь кивнула, понимая, что именно сейчас не сможет произнести ни звука. Медузия убрала ладонь, как будто почувствовав замешательство Тани, и тут же взмахнув пальцами наколдовала из ниоткуда две чашки с дымящейся ароматной жидкостью.

Горячий шоколад.

Как и два с половиной года назад. Таня после того вечера особенно полюбила этот напиток. И, очевидно, от Медузии это не укрылось. Или же она сама любила этот напиток, оттого и предлагала его каждый раз, когда они с Таней оставались наедине.

Медузия молча протянула девочке одну из чашек, и Таня приняла её, робко прошептав: «Спасибо». Ей казалось, что у неё дежавю, и её это немного настораживало.

— Пожалуйста. Тебе нужно немного согреться.

Таня сделала глоток и почувствовала, как по телу растекается тепло. По спине вновь пробежали мурашки, и она слегка вздрогнула. Медузия облокотилась спиной о каменную стену, которая уже успела нагреться от выпущенной ранее искры, и тоже сделала первый глоток.

— Ты знаешь, что я выпускаю зелёные искры, но так было не всегда.

Таня повернулась к Медузии и внимательно всмотрелась в её профиль. Она расслабленно сидела, облокотившись на стену, и даже не взглянула на Таню, хотя девочка знала наверняка, что её пристальный взгляд не остался для преподавательницы незамеченным.

— Ты знаешь что-нибудь о силе Богов? — вдруг спросила Медузия и повернулась к Тане.

Лунный свет из трещины в стене наверху упал на лицо Медузии как-то особенно, отчего Тане даже показалось, будто её глаза светятся в темноте.

— Ну… — замешкалась она, пытаясь вспомнить всё, что когда-либо читала и слышала о Богах. — Я слышала только, что они очень властолюбивые, не терпят неповиновения, всегда несут Хаос, и их сила всегда тёмная.

— Верно, — кивнула Медузия и снова отвернулась, делая глоток из своей чашки. — Конечно, не все Боги такие. К примеру Ягге — чистокровная Богиня, но в ней света и добра больше, чем в некоторых выпускниках белого отделения. Однако же это классический облик Богов, и большинство именно такими и являются.

Таня не отводила глаз от Медузии и внимательно слушала. Ей нравилось, какой непринуждённой она видела преподавательницу сейчас. Медузия была максимально расслаблена и откровенна. Казалось, будто с неё разом слетели все замки, на которые она закрывалась изо дня в день. Было в этом что-то… Глубоко личное. Таня чувствовала, что она стала той, которой в данный момент доверяли самое сокровенное, и это доверие стоило многого.

— Я — Богиня лишь наполовину. Моя мама была смертной, а отец — главным из Богов Олимпа. Маму я совсем не помню, она умерла очень рано, а вот отец… Был именно таким Богом, о которых пишут в учебниках. Мне от него достались бессмертие и тёмная сила.

Таня только сейчас осознала, что Медузия говорит о Зевсе. Она так часто обращалась к преподавательнице, используя её отчество — Зевсовна… — и даже ни разу не заострила внимание на том, что та, очевидно, была дочерью самого Зевса — того самого Бога грома и молний, о котором было сложено столько мифов.

— Я сбежала при первой возможности. А когда попала в Тибидохс… — Медузия резко осеклась, как будто сказала что-то не то.

Затем опустила взгляд, на мгновение прикусила губу и тут же снова посмотрела вперёд, отпивая из своей чашки всё ещё дымящуюся жидкость. Таня поразилась своей внимательности в данный момент. Обычно она не замечала таких вещей, но сейчас следила за Медузией так пристально, что обращала внимание на каждую деталь.

— Когда Сарданапал привёз меня в Тибидохс, — исправилась она, — я долго боялась колдовать, поскольку меня пугала перспектива стать тёмным магом. Я выросла на Олимпе, где концентрация тёмной магии просто зашкаливала, и мне не хотелось быть на них похожей. Я боялась колдовать на уроках, а все вокруг боялись меня из-за ходивших тогда легенд и слухов.

Таня вдруг вспомнила мифы из учебников истории и вновь подумала о том, что образ жестокой колдуньи со змеями вместо волос и взглядом, обращающим в камень, никак не вяжется с образом той женщины, что сидела сейчас рядом с ней. Тем более после всего сказанного ею…

Медузия повернулась к Тане, и они вдруг пересеклись взглядом. Казалось, Медузия поняла всё, о чём Таня сейчас думает. И, отчего-то стыдясь своих мыслей, Таня спряталась за чашкой с горячим шоколадом и залпом допила всё содержимое. Медузия снова отвела взгляд и сделала последний глоток из своей чашки, изящно взмахнула рукой, и её чашка рассыпалась градом серебристых искр. Таня смущённо отлипла от уже пустой чашки и повертела её в руках. Медузия даже не повернулась к ней, но спустя несколько мгновений и Танина чашка тоже рассыпалась на множество искр, заставив ту прошептать робкое: «Спасибо».

— Сарданапал тогда взялся лично меня обучать. Первые мои искры в Тибидохсе были красными… — после затяжной паузы произнесла Медузия. — Потом стали получаться зелёные… А затем снова красные. И так по кругу на протяжении долгого времени. А потом и вовсе из моего кольца начали одна за другой сыпаться красные искры. Мне так отчаянно хотелось выпускать зелёные, и я не понимала, что делаю не так. Древнир всерьёз был настроен перевести меня на тёмное отделение, и только Сарданапал не позволил. Я и сама разуверилась в себе, а он продолжал со мной заниматься и защищал перед Древниром.

Таня на мгновение опустила взгляд и улыбнулась. Академик всегда был таким: неунывающим, не теряющим надежду, защищающим своих учеников до последнего. Жаль, что с ней он оказался бессилен. Видать, в ней скопилось слишком много тьмы, раз он опустил руки и посчитал правильным перевести её на чёрное отделение.

— Не спеши делать выводы, — будто услышав мысли Тани, произнесла Медузия, хотя девочка знала наверняка, что та не подзеркаливала.

Это вообще был не метод Медузии. Преподавательница предпочитала узнавать всё из уст учеников, а не тайком из их голов.

— Я скажу тебе то, что Сарданапал сказал мне в тот день, когда я была готова сдаться. — Медузия повернулась к Тане и пристально на неё посмотрела. — «Не имеет никакого значения, какого цвета у тебя искры. Добро и зло не абсолютны. Можно выпускать зелёные искры, желая причинить кому-нибудь вред, а красные — пытаясь кого-то спасти. Цвет искр не определяет твоих намерений. Это всего лишь цвет. Тёмные и светлые маги не многим отличаются. Прислушайся к себе, и ты поймёшь, кто ты и к чему стремишься. А магия пойдёт за тобой».

Таня чувствовала, как будто у неё внутри что-то надорвалось. Как будто эти слова были произнесены не для Медузии много веков назад, а для неё. Только для неё… Здесь и сейчас. Она смотрела на Медузию, пытаясь разглядеть в её глазах ответ. Что она пыталась этим сказать? Ради чего вообще был весь её рассказ?

— Что было потом? — услышала она свой осипший голос.

— Искры не стали зелёными на следующий день, если ты спрашиваешь об этом. Мне потребовалось полтора года, чтобы понять, что я пыталась выпускать зелёные искры не для того, чтобы сконцентрировать в себе свет, а для того, чтобы досадить своему отцу и братьям. Чтобы доказать всем, что я на них не похожа. Когда я это поняла, я решила, что слишком много внимания этому уделяю. И мне впервые стало плевать на цвет искр. Мне захотелось сделать что-то хорошее для себя, и я перестала кому-то что-то доказывать. Через три месяца я выпустила первую за долгое время зелёную искру, даже не подумав об этом. Через год красные искры стали редкостью для меня. А ещё через пять лет я поймала себя на мысли, что не помню, когда в последний раз выбрасывала красную искру.

Медузия замолчала, но взгляда не отвела. Было в её глазах что-то такое, что притягивало Таню. Она смотрела на неё с таким участием и заботой. С таким беспокойством за неё. И Таня почувствовала, что внутри у неё всё обрывается от этого взгляда. Точно также, как и два с половиной года назад…

— К чему был весь этот разговор? — тихо спросила Таня, чувствуя, что если не нарушит сейчас эту внезапно возникшую тишину, то сломается окончательно.

Голос впервые за вечер всё-таки дрогнул, и Таня была готова поклясться, что от Медузии это не укрылось, но та тактично сделала вид, что ничего не заметила. Таня чувствовала, что внутри у неё всё дрожит. И сейчас уже не от холода… Отчего-то история Медузии слишком глубоко тронула её сердце. В этой истории она узнала себя. И в ней вновь родилась надежда, что всё ещё можно исправить. В конце концов, Ягуна тоже переводили на чёрное отделение, и он смог вернуться назад. Может, и для неё не всё потеряно?

— Никто не станет держать тебя на чёрном отделении, если ты того не захочешь.

— Что вы имеете в виду?

— Сейчас ты слишком запуталась в себе, и тебе нужно самой во всём разобраться. Ты не понимаешь, почему мы перевели тебя на чёрное отделение, потому что не понимаешь, насколько далеко зашла в использовании запрещённых заклинаний.

Таня опустила взгляд и внимательно уставилась на свои ладони. Ей внезапно стало страшно, что после этих слов она увидит во взгляде Медузии разочарование. Почему-то именно её разочарования она боялась больше всего. Медузия всегда была своеобразной женщиной, но она всегда была искренна: никогда не льстила и всегда говорила то, что думала. А ещё при всей своей строгости она всегда очень хорошо и заботливо относилась к Тане. Поэтому её разочарования Таня бы не вынесла.

— «Чукара курачукара»,«Туманус прошмыгус»… Все мы прекрасно знаем, как часто вы пользуетесь этими заклинаниями. Но мы с Сарданапалом и Древниром не просто так занесли их в список ста запрещённых. Весь этот список был составлен не просто так. Ученикам они кажутся безобидными, но на самом деле таят в себе куда больше опасности, чем может показаться на первый взгляд. Хотя с этими заклинаниями ещё можно мириться. Однако вызвать Безумного Стекольщика забавы ради — это уже проступок посерьёзнее, и ты сама видишь, чем всё обернулось.

Таня часто закивала, так и продолжая смотреть на свои ладони. Она чувствовала, как глаза начало слегка пощипывать, а к горлу подступил ком. Пальцы слегка задрожали, и Таня сцепила руки в замок в надежде скрыть своё волнение. Она чувствовала, как её вновь одолевает хандра и желание заплакать. Однако её попытка скрыть своё напряжение не увенчалась успехом. Вообще глупо было надеяться. Таня знала, что Медузия подмечает любые мелочи. Всё, что она «не видит», она видит, просто тактично об этом молчит.

Медузия не сказала ничего, но как бы невзначай вновь коснулась её сцепленных в замок ладоней и сжала чуть сильнее, чем в прошлый раз.

— Послушай, я говорю это не для того, чтобы ты чувствовала себя виноватой. Что сделано, то уже сделано, и прошлого не вернёшь. Мы можем лишь думать о том, что делать дальше. Я лишь хотела тебе сказать, что мы перевели тебя на чёрное отделение, потому что сейчас ты подходишь для него больше, чем для белого. Ты слишком запуталась, и тебе нужно разобраться в себе. Понять, чего в тебе больше и чего ты хочешь. Как я уже сказала, нет ничего плохого ни в чёрном отделении, ни в красных искрах, но если ты захочешь учиться на белом, если ты вновь раздуешь тот потухающий огонёк внутри себя, никто не остановит тебя. Мы с Сарданапалом немедленно переведём тебя на белое отделение, если увидим хоть небольшие сдвиги.

Таня осторожно оторвала взгляд от своих рук, которые сжимала Медузия, и посмотрела в глаза преподавательницы. Она до ужаса боялась увидеть там осуждение, разочарование или какое-либо ещё неодобрение. Но на удивление увидела в них лишь поддержку и заботу. Медузия никогда не юлила и всегда говорила всё как есть. И сейчас Таня почувствовала себя не одинокой. Она всегда была одна. Что бы ни случилось, она была одна. Особенно в детстве. Сейчас у неё были Ягун и Ванька, но привычка из детства решать проблемы самостоятельно осталась, и в случае какой-то проблемы она закрывалась от всего мира и отталкивала от себя всех.

Поэтому их и не было рядом сейчас. Они прекрасно знали, когда Таня находится в таком состоянии, ей лучше дать время побыть наедине с собой и остыть.

Однако Медузия сейчас была рядом и отчего-то уходить не собиралась. Как будто ей и правда было важно, чтобы с Таней всё было в порядке. И эта мысль внезапно тронула её до глубины души. Впервые она не сама балансировала на краю пропасти, а кто-то твёрдо держал её и не давал упасть. И это было… Непривычно.

Таня смотрела в глаза Медузии и чувствовала, как к глазам подступают слёзы.

— А если у меня не получится вернуться на белое отделение? — с дрожью в голосе спросила она.

Этот вопрос волновал и пугал её с самого начала, и она избегала его как огня, боясь услышать ответ. Но сейчас ей отчего-то было важно его узнать. Ей было важно услышать его от Медузии.

— Значит, ты будешь учиться на чёрном отделении, и это не помешает тебе добиться большого успеха, если ты этого захочешь. То, что ты будешь учиться на чёрном отделении, не сделает из тебя злодейку… Также как и красные искры, будь они хоть тройными, не сделают из тебя Чумиху.

Таня кивнула, но внутри всё ещё сидело сомнение, что она когда-то сможет заслужить себе место на белом отделении. И этого она боялась больше всего.

— Я пытаюсь сказать тебе это всё то время, что мы здесь сидим. Никто не заслуживает места на каком-то из двух отделений. Это не привилегия, не достоинство, это всего лишь выбор. И только ты можешь его сделать. Сейчас ты не в силах решить, потому что ты запуталась. Да, мы определяем детей на одно из двух отделений, опираясь на цвет искр и поведение. Потому что в самом начале сложно судить о том, где ребёнку будет лучше, и мы исходим лишь из минимальных данных. Поэтому в Тибидохсе и есть система перевода учеников. Потому что кто-то выпускает вначале зелёную искру, но в итоге питает страсть к запрещённым заклинаниям, а кто-то выпускает на первом уроке красную искру, а потом сидит тихонечко за учебниками и пытается найти решение мировых проблем. Наша задача создать для учеников максимально комфортные условия, чтобы они в итоге могли покинуть стены этой школы, став достойными людьми и сильными магами. Вне зависимости от того, на каком отделении учился ребёнок. Если тебе будет хорошо на чёрном отделении, а красный цвет понравится больше зелёного, значит так тому и быть. Отделение — это не призвание, а всего лишь способ дифференцировать учеников и дать им больше возможностей для самореализации. Если же ты позже разберёшься в себе и решишь, что чёрное отделение не для тебя, и потянешься к свету, никто не станет тебя удерживать.

Таня медленно кивнула несколько раз и снова опустила взгляд, как будто обдумывая всё сказанное Медузией. Её ладони задрожали чуть сильнее, и она в тот же миг почувствовала, как Медузия чуть крепче сжимает её руки. И это стало каким-то толчком для неё. Она почувствовала, как по щекам потекли слёзы, а плечи задрожали, и спустя мгновение прошептала дрожащим голосом:

— Я боюсь стать такой, как Чума.

Показаться слабой перед Медузией оказалось не так страшно. Таня прекрасно знала, что та никогда не осудит её за слабость. В прошлый раз плакать перед Медузией было стыдно и страшно, но сейчас Таня чувствовала себя немного свободнее. Она знала, что её слёзы не повлияют на решение о переводе, что Медузия не опустится до банальной жалости. Она поймёт её.

«Никогда не извиняйся за то, что чувствуешь».

Эти слова так часто всплывали в её голове…

Медузия отпустила ладони Тани и мягко прикоснулась к её плечу, чуть притягивая к себе. Таня не успела понять, как быстро оказалась в крепких объятиях преподавательницы. Всё, как и тогда… Два с половиной года назад. Только тогда Таня была ослаблена после схватки с Чумой, а Медузия чувствовала себя виноватой перед ней. Сейчас всё наоборот. Сейчас инициатором объятий была Медузия, а Таня была виновата перед ней. Она всех подвела…

— Ты — не она. И никогда ею не будешь.

И это стало последней каплей. Таня почувствовала, как слёзы полились из глаз с новой силой, и её затрясло ещё больше. Она попыталась задержать дыхание, чтобы унять дрожь и подавить в себе громкий всхлип, но ничего не получилось.

Таня, не отдавая себе отчёта, крепко обняла Медузию и перестала себя сдерживать. Всхлипы стали чаще, но приглушались тканью мантии в районе плеча Медузии, куда лицом уткнулась Таня. Медузия крепко прижимала девочку к себе и успокаивающе гладила по спине. И что-то беспрестанно шептала… Однако Таня так и не услышала, что. Её сильно трясло от рыданий, но сдерживать себя она уже была не в состоянии. Медузия с каждым всхлипом обнимала её всё сильнее. Она провела ладонью по её волосам, спустилась к плечам и пару раз погладила по спине. И так несколько раз.

Так прошло несколько минут. Или несколько десятков минут… Таня не знала. Но когда она перестала дрожать, а всхлипы стали чуть реже, она поймала себя на мысли, что было нечто особенное в этом жесте. Что-то по-матерински нежное и заботливое. Именно этого ей не хватало в детстве. Материнской ласки. И сейчас Тане её дарила самая строгая из всех преподавательниц Тибидохса. Она подумала, что Медузия не такая уж и строгая, какой хочет казаться, и в ней намного больше нежности и тепла, чем она хочет показывать.

В крепких объятиях Медузии Таня начинала успокаиваться. Чем больше она успокаивалась, тем слабее становились её объятия. И Медузия это чувствовала, но не сказала ни слова, продолжая так же успокаивающе гладить девочку по спине. Лишь через какое-то время Таня почувствовав в себе силы, тихо прошептала: «Спасибо», но объятий не разорвала.

— Тебе нужно отдохнуть и выспаться. Сон — отличное лекарство от хандры.

Таня слабо кивнула, и зашевелилась, высвобождаясь из объятий. Она подумала, что слишком засиделась тут, а Медузия прикусила язык, жалея о своих словах. Всё-таки ей нечасто перепадала возможность обнять свою дочь.

Таня поднялась на ноги, только сейчас чувствуя, как всё тело затекло от долгого нахождения в одной позе. Медузия поднялась следом за ней так же изящно, как и садилась до этого. Таня почувствовала лёгкую неловкость и, чтобы сказать хоть что-то, произнесла:

— Простите.

— Не извиняйся, — попросила Медузия, и Таня снова вспомнила её слова. — Я провожу тебя до комнаты, если ты позволишь.

Таня кивнула, не найдя в себе сил сказать ещё что-то, и Медузия положив ладонь ей на плечо мягко подтолкнула к выходу.

Они шли молча всю дорогу, и Таня даже не обращала внимания на мелькавшие коридоры. Ей казалось, что она будто идёт на автопилоте, не разбирая дороги и не задумываясь о маршруте.

Пару раз им навстречу попались привидения, но Медузия тут же прогоняла их Дрыгусом, за что Таня была ей очень благодарна. Сейчас ей, откровенно говоря, было совсем не до компании и не до навязчивых расспросов и глупых шуточек Ржевского.

Она чувствовала тепло от ладони Медузии, покоящейся у неё на плече, и ей от этого жеста было как-то спокойнее. Идя с Медузией по тёмным коридорам, она чувствовала себя спокойно и безопасно. Наверное, именно так чувствуют себя дети, идя за руку рядом с матерью. Таня не знала этого чувства, но вдруг подумала, что если бы у Медузии был ребёнок, то ему бы повезло с матерью.

Таня и не заметила, как они дошли до её комнаты. На этаже было уже тихо и пусто. Было очень поздно, и все уже спали. Таня остановилась возле двери и повернулась лицом к Медузии. Ей показалось, что боковым зрением она увидела мелькнувший свет в нижнем зазоре двери комнаты Ягуна, но она не придала этому большого значения и вновь сосредоточила своё внимание на Медузии.

— Спасибо вам… За всё, — тихо произнесла Таня.

Она почувствовала в себе жуткую необходимость сказать это. Она была благодарна Медузии за всё, что та для неё сделала. И в особенности за её поддержку сейчас.

— Пустяки. Помни всегда, пожалуйста, что ты не должна соответствовать чужим ожиданиям. Твой выбор — это только твой выбор. И если для тебя это хорошо, значит, всё правильно. Если кто-то ожидал от тебя другого, это его проблемы. На случай, если кто-то что-то скажет.

Таня улыбнулась и вновь поблагодарила Медузию. Ей оказалось важным услышать всё, что сегодня говорила Медузия. Теперь перевод на Чёрное отделение не казался трагедией всей жизни и не вызывал в ней парализующий страх. Она хотела быть белым магом, и сейчас она знала, что будет к этому стремиться. Если нужно будет работать не покладая рук, она будет. Она почувствовала, как в ней открылось второе дыхание. Она была настроена решительно.

В конце концов, Медузия смогла обратить в свет свою врождённую тёмную магию Богов. Тане хотелось быть хоть чуточку похожей на неё и достичь успеха. И она достигнет. Она знала это.

— А теперь марш в постель. Иначе завтра будешь спать на занятиях.

Таня кивнула и уже взялась за ручку двери, но внезапно остановилась и замерла на пару секунд. Она снова развернулась и, сделав шаг к Медузии, в необъяснимом порыве обняла её, но почти сразу же отстранилась и быстро произнесла:

— Ещё раз спасибо. И спокойной ночи.

И теперь уже повернула ручку и толкнула дверь, заходя в комнату. А когда повернулась назад, намереваясь закрыть за собой дверь, вновь встретилась взглядом с Медузией. А спустя мгновение увидела улыбку на её лице. И от этого в душе стало так тепло, что самой захотелось улыбнуться. Впервые за вечер.

— Доброй ночи, — прошептала Медузия и, кивнув, повернулась, чтобы уйти.

За её спиной послышался тихий щелчок закрываемой двери, и Медузия улыбнулась. Улыбка дочери, промелькнувшая вскользь, но однозначно искренняя, грела сердце. Всё было не зря. И это было главным.