Золотые цепи (гет)

Сегодняшнее утро началось непривычно рано по сравнению с иными элленгорнскими буднями Андрианны — велено было немедленно позавтракать, принять ванну и позволить одеть себя в то платье, которое сеньора Маргрете выбрала намедни, и причесать на элленгорнский манер (почти так же, как и на день гортензий, однако без вплетённых в волосы цветов). Делать всё следовало быстро (а потому с помощью едва ли не полдюжины служанок), и в итоге уже через пару часов после пробуждения Андрианна чувствовала себя измотанной донельзя.

— Помните, что нужно делать? — холодно поинтересовалась сеньора Маргрете, аккуратно, почти что нежно, поправляя Андрианне локоны, когда большая часть хлопот была уже позади. — Раз уж вы высказали намерение принять предложение его величества, отныне вам нужно следить за тем, чтобы ваши манеры были безупречны.

Сегодня был столь важный день, что от одной мысли о нём — и о той ответственности, которую возлагали на неё дяденька и дуэньи — Андрианну начинало трясти. Если всё пройдёт как надо, с сегодняшнего дня маленькая панночка Андрианна Казицини, нежная шеляртская роза, как называл её любимый дяденька, будет считаться невестой короля Элара. Людмитка, должно быть, помрёт от зависти! И все шеляртские соседки семьи Казицини — тоже.

Дуэньи и Лита — Марийка, упражняясь в обращении с мечом, повредила руку, и оттого не могла сейчас помогать Андрианне одеваться — одели Андрианну в прелестное платье персикового цвета с зелёной и золотой вышивкой, расчесали длинные рыжие волосы и, оставив большую часть из них распущенной, уложили локоны по плечам. Ещё две служанки помогли Андрианне обуться в узкую пару расшитых золотом и жемчугом тканевых туфель с лентами (ленты следовало повязать на лодыжках так, чтобы туфли ненароком не свалились с ног. К платью прилагался и парлет с персиковым воротом — сеньора Маргрете, подумав, решила, что «чрезмерная стыдливость» юной невесты может пойти на пользу (и взяла с Андрианны слово, что та, как только выйдет замуж, откажется от своей «шеляртской привычки» закрывать зону декольте тканевыми вставками хотя бы в тёплое время года).

На табурете напротив Андрианны сидела и ёрзала сеньора Каталина, на лице которой было такое волнение, что впору было принимать его за суеверный ужас. В последние несколько дней её настроение постоянно менялось от восторга до смущения и неуверенности в каждом вздохе (своём и воспитанницы), от смущения до суетливой радости, от радости до суеверного страха...

— Да, сеньора Маргрете, — послушно отозвалась Андрианна, изо всех сил стараясь унять предательскую дрожь. — Я выйду на парадное крыльцо, когда Лита подаст сигнал, и сделаю реверанс. Я не должна разглядывать процессию, но нельзя и смотреть в пол — лучше всего смотреть чуть-чуть поверх голов послов.

С тех пор, как пять дней назад Андрианна выказала желание стать супругой короля (на радость дяденьке Сержиусу, только за день до этого лично рассказавшему Андрианне о своих амбициозных планах), ситуация в элленгорнском доме дяденьки Сержиуса не стала для Андрианны хоть чуточку приятнее прежнего. Сеньора Маргрете принялась тиранить воспитанницу столь усердно, что иногда Андрианне хотелось рыдать от несправедливости. Письма маменьке, папеньке и сёстрам (и письма от них) отныне следовало читать за ужином при дяденьке, дуэньях и слугах, и сеньора Маргрете могла придраться к любому слову, что казалось ей не вполне удачным, а так же — к тому, как Андрианна читала вслух. Шеляртские платья не следовало отныне надевать даже в своих покоях. Нельзя было бегать (ни по лестнице, ни по саду, ни где-либо ещё), громко говорить, громко смеяться, чересчур сердечно общаться со слугами и служанками (даже с Марийкой отныне запрещалось обниматься вне андрианниных покоев), есть слишком быстро, есть слишком медленно...

Критике отныне подвергалось любое андрианнино действие, начиная от того, насколько ровными получались стежки в рукоделии и какие книги она выбирала для чтения, и заканчивая тем, как шумно Андрианна дышала (разве реально было заставить себя дышать тише?) и насколько приветливым было выражение её лица (никаких выражений скуки, гнева, бурной радости или грусти — сеньора Маргрете напоминала об этом столь часто, что Андрианна уже не могла больше об этом слышать спокойно).

Сеньора Каталина была гораздо сердечнее сеньоры Маргрете, однако, музыкальные занятия тоже с трудом могли сойти за приятное времяпровождение. В иные дни Андрианне хотелось только запереться в своих покоях (запираться со дня гортензий было тоже нельзя — сеньора Маргрете желала убедиться, что Андрианна одета в платья по элленгорнской традиции даже по утрам и вечерам), уткнуться в марийкино плечо и просто тихо плакать, умоляя увезти её обратно в родную Шелярту, где, даже учитывая Людмиткино брюзжание, никогда не было столько всевозможных правил.

Оставалось только мечтать о том прекрасном времени, когда все Андрианнины мучения окажутся далеко позади. Андрианна представляла себя в нежных объятиях горячо любящего её короля, и на сердце становилось чуточку радостнее. Она словно наяву видела своего супруга в пурпурном с золотом наряде и с сияющей короной на голове, а рядом с королём стояла сама Андрианна, с улыбкой прижимаясь к груди супруга...

— Что-то ещё? — самым равнодушным тоном, что Андрианна только могла представить, спросила сеньора Маргрете, наконец, оставляя в покое андрианнины волосы. — Старайтесь не витать в облаках, Андрианна — сегодняшний день слишком важен для нас всех, чтобы вы могли позволить себе считать воздушные замки и всё испортить.

Сеньора Маргрете что-то шепнула одной из дяденькиных служанок, и та тотчас унеслась прочь. Андрианна проводила её тоскливым взглядом. Должно быть, служанка побежала узнавать, когда именно приедут послы... Как Андрианне хотелось тоже пробежаться — по лестницам дяденькиного дома, по улочкам Элленгорна, по шеляртским полям... Но отныне от Андрианны требовали степенности, неторопливых шагов, изящных поворотов головы, плавных движений рук...

Сеньора Маргрете неторопливо вышла из-за спины Андрианны и присела на краешек дивана. Андрианна, смотря на неё, подумала с досадой, что само присутствие этой её дуэньи могло извести любое радостное предвкушение на корню, превратить любое торжество в сущую скуку. Интересно, все элленгорнские вдовы таковы или встречаются и те, кто обладает более приятным характером?.. После царящей в Шелярте сердечности, холодность сеньоры Маргрете приводила Андрианну почти что в отчаяние, и, если бы рядом не было Марийки и сеньоры Каталины, пребывание в Элленгорне стало бы для Андрианны ещё более суровым испытанием.

— Я не должна ничего говорить, пока меня не спросят, согласна ли я принять подарки от его величества — тогда я отвечу «С радостью и смирением принимаю» и сделаю ещё один реверанс, более долгий и глубокий, чем первый. После чего я должна буду делать реверансы всякий раз, когда будут открывать ларец с даром. После того, как откроют седьмой ларец, я должна буду снять запястную ленту... — тут Андрианна осеклась, весьма смутившись, что ей надлежит предстать перед кем-то в подобном виде⁽¹⁾, — снять запястную ленту с правой руки и отдать дя... дону Сержиусу. Правое запястье допускается скрыть под рукавом.

Это испытание, подумала Андрианна, будет весьма суровым для её девичьей скромности. Неужели это столь обязательно, чтобы выйти замуж за короля? Когда к Людмитке сватался Борис, о подобном церемониале не шло и речи!.. Да, конечно, Андрианне суждено было выйти замуж не за какого-то шеляртского пана, но ведь... Нет, Андрианна не станет слишком долго останавливаться на грустных мыслях в столь радостный день. В конце концов, руки Андрианны добивается сам король Элара — само это должно поддерживать и ободрять юную панночку Казицини и придавать ей душевных сил.

— Верно, милое дитя! — одобрительно воскликнула сеньора Каталина, тут же стушевавшись под суровым взглядом сеньоры Маргрете.

О, милая, чудная сеньора Каталина, подумала Андрианна с нежностью, она так старалась подбодрить её, Андрианну, свою воспитанницу!.. Пожалуй, за одно это стоило простить сеньоре Каталине её нервозность во время занятий музыкой. В конце концов, сеньора Каталина, пусть и придиралась едва ли не к каждой ноте, в остальное время всегда старалась хвалить и поддерживать Андрианну. И стоило проявить ответную снисходительность к этой милой, пусть и нервной даме.

— Что будет потом? — спросила сеньора Маргрете столь же равнодушно, как и прежде. — Или в момент, когда вы скроете запястье под рукавом, всё считается свершённым, и вы можете кинуться на шею дону Сержиусу, послу, мне или кому-нибудь из слуг?

Щёки Андрианны запылали от стыда. Пару дней назад Андрианна получила письмо от папеньки с благословением на брак. К письму прилагались связанная маменькой пуховая шаль — такая тоненькая и нежная, что могла бы пройти через колечко, если бы Андрианне вздумалось, — вышитый Казимирой носовой платок да рантух, на котором нежными ручками Доброславы были вышиты цветочные узоры. Не помня себе от радости, Андрианна бросилась на шею к принёсшей все эти сокровища Лите, и в таком положении была застигнута проходившей мимо сеньорой Маргрете.

— Нет, сеньора Маргрете, — кротко ответила Андрианна, потупив взор. — Я должна буду стоять, пока послы зачитают поздравления с помолвкой, и делать реверансы всякий раз, когда будет произнесено поздравление. Уйти к себе я смогу только после того, как послы откланяются и покинут дом дя... дона Сержиуса.

Замечание сеньоры Маргрете по поводу недавнего Андрианниного поведения, пожалуй, сложно было признать несправедливым. Только вот так сложно было привыкнуть к элленгорнской холодности и церемонности после Шелярты!..

— Пошли все вон! — скомандовала вдруг сеньора Маргрете, и выражение её лица стало почти суровым.

Лита и ещё одна дяденькина служанка выбежали из Андрианниных покоев почти мгновенно. Сеньора Каталина, поднявшаяся с табурета, зашагала следом, и на её лице одновременно с обидой проступило словно бы облегчение. Марийка ушла последней. Обернулась напоследок, взглянула на Андрианну вопросительно, готовая остаться, если та попросит, и покинула комнату только после Андрианниного кивка.

Сеньора Маргрете поднялась с дивана, зашуршала жёлтыми юбками, прошла к окну, затем назад — к дивану, к двери, снова к окну... Словно что-то гнело её. Андрианне безумно хотелось встать, размять затёкшие ноги и поясницу, но что-то в шагах сеньоры Маргрете, в каждом движении её тонких рук, пугало Андрианну и заставляло сидеть на месте.

— Немного позднее я спрошу вас ещё раз, действительно ли вы хотите той судьбы, что приготовил для вас дон Сержиус, — сказала сеньора Маргрете, и голос её зазвучал словно отстранённо, — и если вы вновь ответите мне, что действительно желаете выйти замуж за короля, пути назад уже не будет. Если же вы откажетесь, у меня будет не больше двух часов, чтобы успеть отправить в алькасар послание.

Андрианна покорно чуть склонила голову, чтобы показать дуэнье, что готова её выслушать — молча, как полагалось благовоспитанной сеньорите, и без выражения скуки или недовольства на лице.

На деле слушать долгие речи сеньоры Маргрете совсем не хотелось. В конце концов, говорила та по большей части одно и то же — что при дворце царит строгий церемониал, что Андрианне придётся привыкнуть к жизни, полной ограничений и запретов, что после шеляртских вольностей сделать это будет непросто, что Андрианна недостаточно изыскана, что недостаточно хорошо музицирует, недостаточно хорошо образованна, что вообще недостаточно хороша, чтобы стать королевой... Всё это было так обидно, так несправедливо, что...

В общем, покорно слушать сеньору Маргрете совсем не хотелось. Тем более, что Андрианне при каждом таком разговоре приходилось едва ли не зубы стискивать, чтобы не сказать в эти моменты чего-нибудь лишнего своей дуэнье.

К тому же, у Андрианны голова болела от волнения из-за предстоящего ей испытания (прилюдно снять с себя запястную ленту — подумать только!). В таком состоянии хотелось мечтать о безмятежном и безоблачном будущем, полном лишь радости и счастья, а не слушать скучные объяснения дуэньи, словно бы пытавшейся убедить Андрианну, что для роли королевы она нисколько не годится.

— Его величество, — столь же отстранённо продолжила сеньора Маргрете и почему-то вдруг застучала пальцами по подоконнику, — не достиг даже физического совершеннолетия на тот момент, когда разом лишился всех женщин, способных оказывать на него влияние.

В шеляртской школе для девочек, которую Андрианна когда-то посещала, кажется, говорили что-то о трагедии, случившейся с королевской семьёй Элара. Только вот трагедия произошла, наверное, лет за сто до рождения Андрианны, а история, как и прочие науки, никогда особенно Андрианну не занимала (во всяком случае, настолько, чтобы помнить прочитанное и изученное после экзаменов). С дяденькой Сержиусом Андрианна ещё не успела изучить столь... относительно недавние события. С дяденькой Андрианна все эти недели изучала в основном правление королевы Иденны, и о трагедии Андрианна знала лишь то, что произошло это в правление короля Илдвайна.

Пожалуй, впервые Андрианна почувствовала некоторое смущение и сожаление, что на занятиях по большей части витала в облаках и не слишком интересовалась историей королевской семьи. Не отвратит ли подобное пренебрежение Андрианны науками её супруга? Не посчитает ли он свою наречённую равнодушной, глупой девчонкой?..

И Андрианна тут же мысленно поклялась себе, что обязательно прочтёт нужные книги. Когда-нибудь на этой неделе. Не сегодня, конечно — сегодня предстояло ещё принять брачные дары и показать себя той кроткой, милой и очаровательной сеньоритой, которую все хотят в Андрианне видеть.

— Я не видела его величество с его девятнадцати лет, и не могу сказать, каким мужчиной он вырос, — сеньора Маргрете после некоторой паузы продолжила говорить и, обернувшись, посмотрела на Андрианну так серьёзно, что той на мгновение стало не по себе. — Но я нередко видела, что юноши, лишившиеся женской поддержки и влияния в столь нежном возрасте, становятся... нервными, если не сказать — дикими — мужчинами...

Вот это уже глупости сеньора Маргрете говорила! Андрианне вспомнился пан Триницкий, которого выбрала Людмитка — скромный, покладистый, смотревший на родителей Андрианны с надеждой и почти с обожанием. Дикими в Шелярте можно было назвать других — многих юношей, что имели обоих родителей. «Несчастный сирота», как называли Бориса, диким же не был вовсе. Спохватившись, Андрианна тут же подняла на сеньору Маргрете испуганный взгляд, опасаясь, что дуэнья смогла прочесть эти мысли на лице воспитанницы.

Сеньора Маргрете, напомнила себе Андрианна, должно быть, желает сосватать королю какую-нибудь свою родственницу. Конечно, она будет пытаться сделать всё, чтобы Андрианна передумала! Андрианна старалась не хмуриться. Старалась выглядеть доброжелательной и кроткой, как подобало барышне из ксанин, и всё же, должно быть, раздражение пробивалось через все эти попытки держать лицо.

Сеньора Маргрете вздохнула тяжело и отошла от окна. Вновь зашуршали жёлтые юбки, и сеньора Маргрете оказалась перед Андрианной.

— Если вы станете королевой, Андрианна, вам придётся многое терпеть — скуку, ворчливых старух, вредных вдов вроде меня, длительные церемонии, неудобные наряды, — сказала сеньора Маргрете серьёзно и тихо, — но всё это, пожалуй, может оказаться пустяком, если вы окажетесь любимы королём и будете любить его. Но любить мужа, моя дорогая, это не всегда легко.

Сеньора Маргрете ласково улыбнулась Андрианне и с нежностью погладила её по щеке.

1) Представительницам расы ксанин не следует появляться где-либо с обнажёнными запястьями, это считается неприличным. Незамужние прикрывают запястья лентами, замужние носят наручи, часто — золотые или серебряные.

Вернуться к тексту