Шепот ветров прошлого (гет)

Через дорогу от больницы находилась видавшая виды общественная баня. Глядя на это здание, такое морально устаревшее и совершенно неухоженное, Аня с Яковом немного посомневались, но все-таки решили зайти и помыться.

— Я весь после двух дней работы уже почесываюсь, — пожаловался Штольман. — Можно, конечно, дома нагреть воды, но печь с утра не топлена. Истопник сегодня явно не в форме, как его главный вообще на работе держит!

— Я видела, — хихикнула Анна и потянула жениха к бане. — Пошли скорей купаться.

Очевидно, что и предбанник, и помывочное отделение уже как несколько лет требовали ремонта, но после трудного и длинного рабочего дня, даже двух дней, и такая баня была за счастье.

— Мужчина, вам в женское нельзя! — встала грудью перед Яковом банщица.

— Так это же отдельный номер на четверых. Я выкуплю все, — предложил Штольман.

— У нас тут не бордель. Вот, читайте, ткнула в объявление женщина.

Яков, закатив глаза, сосредоточился на тексте.

Написанное крупными буквами объявление гласило:

"Уважаемые женщины! В женское отделение можно приводить мужчин только до 3х лет! Старше — нельзя, а то вырастут маньяками! Спасибо за понимание."

— Вам все ясно? — спросила банщица.

— Более чем, — тоскливо вздохнул Яков, не став уточнять, что ему, маньяку такому, целых 38 годиков и его воспитывать поздно.

Он с сожалением отпустил девушку.

— Анечка, встречаемся через час-полтора.

В мужском отделении в гордом одиночестве бодро мылся какой-то дед. Яков быстро разделся, взял таз, налил туда кипяток и лихо ошпарил лавку.

Дед вылил на себя тазик и припечатал:

— Ух, хорошо!

Штольман недовольно вспоминал язвительное объявление и мысленно острил в ответ.

"3 года. Потом начинаются необратимые изменения в мозгу и ... либо маньяк, либо сантехник в женском отделении..."

Сердобольная банщица, оценив длину волос посетительницы, помогла включить Анне допотопную сушку в виде колпака, и девушка довольно быстро высушила волосы.

— Спасибо, — искренне поблагодарила добрую женщину Аня.

Яков вышел из мужского отделения веселым и благоухающим.

— Все, срочно домой, — сказал он, одобрительно разглядывая розовощекую от перегрева Анну. — Иначе я умру от голода и буду приходить к тебе в виде духа!

— Не нужно так говорить, — пихнула Аня острым локотком веселого Якова в бок.

* * *

Супчик вышел загляденье.

Платон Михайлович в отсутствие сына и его девушки и никого не спросив, суп творчески дополнил, самоуверенно преобразовав его в щи. Он положил туда помидоры и квашеную капусту. Открыв чугунок, Аня чуть сознание не потеряла от такого вкусного запаха.

— Ух ты, а ты у нас кулинар-искусник. — заглянув ей через плечо, восхитился Яков.

— Это твой отец помог. Ну и говяжью грудинку нам дали замечательную, — ответила девушка.

— И ведро картошки, — рассмеялся мужчина. — Никогда не думал, что так буду радоваться простой картошке.

— Завтра съездим в магазин, в котором ты от всего воротил нос! — кивнула Аня. — Может и продадут нам чего.

— Это я воротил нос? Не помню, — довольно неискренне, но смеясь говорил Штольман.

Они наперегонки накрывали на стол. Яков не знал, что его волнует больше — ароматный ужин или все-таки благоухающая, такая красивая девушка рядом.

Наконец, сделав нелегкий выбор, он поймал Аню в объятия и жарко, жадно зацеловал.

— Пусти, пусти, — смеялась Аня. — Я тоже умираю от голода и быть духом не согласна!

Яков тут же усадил девушку за стол и вручил солидных размеров алюминиевую ложку.

— Я еще до тебя доберусь, — пообещал он, пожирая ее глазами.

— Платон Михайлович придет с минуты на минуту, — не согласилась Аня.

Штольман тоскливо сглотнул.

— Это будут нелегкие две недели, — признал Яков. — Может, отец задержится?

Яков ел простые русские щи и жмурился от удовольствия. Неожиданно для себя съел треть булки хлеба и сильно удивился своему обжорству.

— Ооо, эк меня понесло по волнам пищевых излишеств, — усмехнулся он.

— Просто ты много трудишься, Яша. Тебе нужно восстановление. Холодно, опять же. Ты потратил слишком много энергии! — убежденно заявила Аня.

— Мда? А мне сдается, что у тружеников тоже пузцо на такой диете растет, только в путь! — ответил Яков. — Даже на морозе.

Во время ужина Анне поступил видеозвонок.

— Это мама, — улыбнулась девушка.

Она приняла вызов.

— Яков, Анечка, мы тут свадебное меню согласовываем в ресторане. Я чувствую себя не очень уверенно, знаю, какой у Як... у вас взыскательный вкус!

— Ой, мама, что-то мне подсказывает, что мы вернемся невредные и всеядные! — веселилась Аня. — Правда, Яша?

— Признаться, в данный момент меня волнует не только эстетика, но и то, чтобы все гости остались сыты и довольны. Нужно не только полакомиться, но и наесться, — смутился Яков.

— Мммм, я высылала вам картинки, но связь ужасная. Вы точно в командировке? — уточнила Мария Тимофеевна.

Аня испуганно посмотрела на Якова, глазами умоляя его соврать вместо нее.

— Мария Тимофеевна, я две недели заменяю хирурга в одном далеком ЦРБ, для Анны тут великолепная практика. Не волнуйтесь, дней через десять вернемся! — Яков почти не соврал, покривил душой лишь чуть-чуть.

— Мы тогда обсудим с вами закуски, а остальное отправлю списком, выберете на досуге, — решилась Мария Тимофеевна. — Во-первых, канапе. Это стильно и красиво. Канапе с виноградом, творожным шариком и миндальными лепестками. Канапе с огурцом и салями на тосте. Канапе с хамоном и грушей. Канапе с креветками и виноградом. Канапе с клубникой и двумя видами сыра...

— Мама, остановись, я сейчас слюной захлебнусь, — взмолилась Аня.

— Вас там что, совсем не кормят? Вы точно в ЦРБ, а то голодные, как из леса? — с подозрением спросила мама.

— Точно, точно, просто тут питание скудное, мы еще готовить не успеваем! А нам всего, что ты перечислила, очень-очень хочется. Мы тут много трудимся... я сегодня поработала операционной медсестрой.

Аня рассказала маме про харакири и измазанные землей петли кишечника.

— Ужас какой, — честно сказала свое мнение Мария Тимофеевна. — Не портите мне аппетит, мне еще тут в ресторане выбирать и выбирать... Я всегда думала, Анюта, что ты будешь сидеть на приеме, вся в чистеньком. В белом аккуратном халатике, с прической...

— Так и будет, — заверил Яков. — Это же только учеба. Потом все будет по другому!

Аня покосилась на жениха. Ладно мама, со своими мечтами, но Яков, и тот, туда же! Аня еще сама не знала, чего ей хочется. А может быть, именно операций? Кто сказал, что она уже определилась? Для того будущие медики и проходят разнообразную практику, чтобы ознакомиться с разными аспектами работы системы здравоохранения.

Настойчивая Мария Тимофеевна обсудила с дочерью и ее женихом еще несколько видов закусок, заручилась их одобрением и завершила звонок.

— Яков, я завтра еду вместе с твоим отцом по соседним деревням. Меня поставили помогать ему на патронаже лежачих больных и инвалидов, — предупредила Анна.

— Я слышал сегодня, как главный врач просил тебя, — вздохнул Яков. — Я не хочу, чтобы ты ехала с отцом. Он тебя будет настраивать против меня, говорить гадости... И вообще деревни разбросаны в лесу, далеко друг от друга, это не безопасно.

— Яша, ну мы же по-настоящему работаем? Не мне тебе говорить, как нужен патронаж, особенно в этой глуши. Это люди, инвалиды, они ждут нашей помощи. Твой папа один не справится, иногда там нужна сугубо сестринская помощь, да и вообще вторая, третья пара рук. С нами еще Николай Палыч едет. Пусть Платон Михайлович говорит, что захочет, я потерплю, — пообещала Аня.

— А если вернешься расстроенная и обиженная? Что мне делать? Я пугаюсь твоей реакции. Это несправедливо и по отношению к тебе, и по отношению ко мне.

— Что делать? Любить и терпеть, — мягко улыбнулась Анна. — Целовать и обнимать. Я тебя тоже буду. Все будет хорошо! Я примерно поняла основную мысль твоего отца, близко к сердцу принимать не буду.

— А мне, — заходил по кухне Яков, — хочется взять и запретить тебе ехать! Я ему не доверяю. И людям этим ужасным деревенским тоже. Мало ли...

* * *

На следующий день "Буханка" весело подскакивала на ухабах поселковой дороги. До соседней деревни ехать было тридцать — сорок минут.

— Летом быстрее, — бурчал Николай Палыч, — если не увязнуть.

Платон сидел против Анны и исподлобья разглядывал девушку сына. Молчание затягивалось.

— Ты, наверное, обижена за мои слова, Анюта, нахмурился Платон.

— Нет, — честно ответила девушка, — но мне не нравится, что вы говорите о Якове плохо.

— Я говорю чистую правду, — настаивал мужчина.

— Это — ваша правда, — категорично сказала Аня. — У меня своя.

— Понимаешь, ты очень наивна, как и все молодые девушки, — сказал Платон.

— И пусть, — пожала плечами Анна.

— И ты видела таких, как Яков, знаешь их? — настаивал Платон Михайлович.

— Ну, я не вчера родилась, — сверкнула глазами Аня.

— Ты же всю жизнь прожила в провинции, верно? Ты знаешь, каким надменным и избалованным может быть москвич, с такой внешностью, опытом и образованием?!

Яков достаточно умён, чтобы работать врачом-хирургом, достаточно спортивен, чтоб иметь третий дан по джиу-джитсу, с неплохо подвешенным языком и неплохим чувством юмора, без пуза, со своей квартирой в центре около метро Краснопресненская, неплохой машиной и работой...

— Вы ругаете сына или рекламируете? — улыбнулась Аня. — Признаться, я даже не знаю, что такое "джиу-джитсу".

— Это такой вид единоборства, японский рукопашный бой. Чтобы получить третий дан, не нужно показывать каких-то выдающихся результатов или быть хорошим бойцом, но нужно заниматься регулярно. Третий дан — это примерно пятнадцать лет непрерывных занятий...

— Теперь Яков нравится мне еще больше, — мечтательно вздохнула Аня. — Он еще и скромный.

Платон Михайлович скептически поднял бровь, совсем, как Яков, но что-либо добавлять к портрету сына не стал, оставив разговор на потом.

* * *

В следующие четыре часа они заехали всего к трем пациентам. В одном случае это была паллиативная больная шестидесяти лет, с нередким, но от того не менее страшным диагнозом. Она про себя все знала, все понимала. Доктора вызвал ее муж, который, все на что-то надеясь, на самом деле до безумия боялся остаться один.

Второй пациент был инвалидом-спинальником, мужчина с полным параличом нижних конечностей. Он был жертвой собственного авантюризма, помноженного на злой рок. Десять лет назад, убегая от обманутого мужа-рогоносца, этот мужчина сиганул с четвертого этажа, травмировав спинной мозг и навсегда остался инвалидом. Этому больному прежде всего нужна была психологическая помощь. С уходом за собой он справлялся неплохо, хоть и жил после смерти родителей совершенно один.

— Так, теперь домой. По пути в Маккавеево загляни, — велел Платон водителю.

Аня посмотрела на часы: обед, они везде успели.

— Аня, тебе Яков рассказывал про Валентину? — спросил Платон у девушки.

Водитель, услышав имя больной, вдруг нахмурился и задумался.

— Только то, что он с ними какое-то время жил, пока вы были в длительной командировке, — вежливо сказала Аня, уклонившись от оценок и подробностей.

— И все? — с подозрением уточнил Платон. — У нас с ним спор по части этой семьи вышел прямо-таки на экзистенциальную глубину.

— Яков не распространяется. Как я поняла, с ним там плохо и грубо обращались, — вдохнула Аня. — Когда он говорит про эту семью, становится сам не свой.

— Он их люто ненавидит, якобы, били его сильно. Но посуди сама, как воспитывать отбившегося от рук мальчишку? Валентина — баба простая, у нее грубые методы воспитания. Но работают же! Яшка вырос вполне интеллигентным парнем, не сел в тюрьму, не сторчался, стал специалистом, вон, большие деньги зарабатывает.

— Вы ему совсем не верите? — уточнила Аня. — Но он же единственный ваш сын!

— Я исхожу из общей характеристики личности, когда думаю, способен ли тот или иной человек на порочащий его поступок. Выводы не в пользу моего сына, — философски сказал Платон.

— Своим близким, — жарко и убежденно сказала Аня, — нужно просто верить. Они нуждаются в нашем полном и безоговорочном принятии. А вы собственного сына лжецом выставляете, так что не удивительно, что между вами такой раздор...

— Анюта, ты молодая, горячая, но добрая и такая наивная, вся как на ладони. Признаться, мне страшно за тебя. Ты идеализируешь Якова и ваши с ним отношения.

— Это что, плохо что ли? — нахмурилась Аня. — Да я чудесней человека в жизни не встречала! За исключением, пожалуй, своего папы.

— Работая в больнице с сыном, уже после его ссоры с Ниной, я видел десяток малолетних девочек, медсестричек, практиканток, стажёрок, понаехавших из разных мест, либо родившихся в Москве. Они все отлично выглядели, не хуже тебя.

— Позавчера речь шла о сотне? — уточнила Аня.

Платон не стал сдавать назад и продолжил.

— За одну из них, дочь знакомого, я не выдержал и вступился. В ответ услышал такую отповедь...

"У меня никогда не закрадывалась мысль", — цитировал Платон сына, — "чтобы как-то построить с ними отношения. Мы живём в абсолютно разных, почти не пересекающихся вселенных, ей не интересны ни фильмы, ни книги, ни музыка, ни театры, которые интересны мне, а мне неинтересно и непонятно то, чем живет она. Я даже язык этих девочек не понимаю, их музыка для меня — дикая какафония, они, как правило, не читают книг, да и в сексе берут не опытом и знанием своего тела и своих потребностей, как и потребностей мужчины, а молодостью и красотой. С ними реально "не о чем трахаться."

Аня молча вытаращилась на Платона Михайловича. Слишком для нее откровенно. Отец Якова продолжил:

"Так что разовый секс без обязательств и ко взаимному удовольствию с молодой леди — штука хорошая, для взрослого мужика, но отношения я буду выстраивать с существом одного со мной вида, а брать себе для отношений такую девушку с высоты моих тридцати пяти лет, это как взять домашнего питомца. Ласковая, мурлыкает, обнимашки, но интеллектуальная пропасть между нашими видами практически непреодолима..." — безжалостно продолжал цитировать сына Платон. — Это было два года назад. Может, три. Он еще в браке был, подумывал о разводе. Думаешь, с этих пор что-то изменилось?

— А может быть, я умная, не как питомец? — нехорошо усмехнулась Аня и потянулась за наушниками, дав понять, что разговор окончен.

— Я предупреждаю тебя, что после развода Яков не способен на серьезные отношения. По крайней мере, с двадцатилетней студенткой, — сказал Штольман-старший.

— Хорошо, я поняла, — кивнула Аня, сохраняя внутреннее спокойствие.

— И что, не будешь меня разубеждать? — поинтересовался Платон.

— Нет, а зачем, — мстительно сказала Анна. — Вы и сами про своего сына и про меня все поняли. Только я Якова не брошу.

— Я не об этом... он тебя рано или поздно бросит, — пообещал Платон.

— А ему, — коварно улыбнулась Анна, — моя мама не позволит. Она уже канапе четырех видов заказала...

— Канапе? Каких канапе? — недоуменно спросил отец Якова.

— С креветками, клубникой, с хамоном... — мечтательно перечисляла девушка, предоставив Платону самому гадать о чем она говорит.

* * *

Медицинский автомобиль приехал в деревню Маккавеево. Она располагалась в двадцати пяти километрах от Бургени. Здесь и жила бывшая опекунша Якова.

— Они переехали в Иркутскую область лет десять назад, — рассказывал Платон. — Всю жизнь кочуют. То там поживут, то там. Нравится смена обстановки.

Валентине семьдесят пять. Вроде не так много, но она уже не встает. Болезнь Паркинсона в запущенной стадии. Проследим, как за ней ухаживает сиделка. Веронике сейчас не до контроля. Одна же совсем! Муж служит, сын, хоть и приемный, пропал. Хоть с лежачей больной ей помогу.

Николай Палыч остановил "Буханку" возле ничем не примечательного дома.

Платон вышел из машины первым.

Аня взяла свою сумку и только собралась вылезать, как путь ей перегородил хмурый водитель.

— Тебе нельзя туда, — без обиняков сказал он.

— Это еще что за новости? — нахмурился Платон.

— Незамужние молодые девки к Валентине не шастают. Грехов на ней много, вот и помереть нормально не может. Все дурочку какую-нибудь дожидается, — сплюнул водитель.

— У нее пролежень огромный и почки почти отказали. Ее обработать надо, — настаивал доктор.

— Вы и обрабатывайте, а Анна Викторовна пусть со мной в машине посидит.

— Это что за фокусы, — рассердился отец Якова. — Анна, немедленно вылезай.

— Да они как переехали, местные ее почти сразу обходить стороной стали, — поежился Николай Палыч.

— Я, пожалуй, здесь останусь, — боязливо сказала Анна.

— Врач должен быть реалистом, а не заниматься суевериями! — наседал на нее Платон. — Идем немедленно, а то я тебе такую характеристику в институт не поленюсь и напишу!

Аня испуганно схватилась за сумку.

— Я тебе напишу! — разозлился водитель и с силой захлопнул дверь салона автомобиля, оставив Платона снаружи, а девушку внутри.

Делать нечего, отец Якова сердито пошел в дом родственницы один. Дикари какие-то!

Дом как дом. Чисто прибрано, стоит оглушающая тишина. Пахнет лекарствами.

Строгая пожилая сиделка, казалось, встретила доктора с облегчением.

Платон Михайлович вымыл руки и прошел в комнату к больной.

С кровати Валентины доносилось тихое бессвязное бормотание.

— Она совсем в беспамятство впала, никого не узнает, — пожаловалась сиделка. — Все никак не представится. Лекарство, что вы выписали, почти закончилось.

— Я оставлю новый рецепт, — кивнул Платон.

Он достал из сумки дезинфицирующее средство, салфетки и начал готовиться к обработке пролежней.

Вдруг Валентина очнулась и слабым голосом, сквозь собственный стон, сказала:

— Платоша, ты ли это?

— Я, Валюша, — мягко улыбнулся мужчина. — Ну как ты, голубка моя?

— Как ты пришел, так мне и лучше стало, — сказала Валентина слабым голосом. — С тобой хорошо.

— Сейчас мы тебя подлечим, — пообещал Платон.

— Спаситель мой, — тихо сказала больная. — Вероника говорила, ты не один придешь.

Тем временем Анна разглядывала деревенский дом, где жила Валентина. Пятистенный, добротный сруб, свежевыкрашенные ставни, новые пластиковые окна. Должно быть, жить в таком доме тепло и удобно. Дорожки перед избой, правда, расчищены плохо, много наледи, наспех посыпанной песком.

Вдруг она увидела дух мальчика, не спеша "плавающий" над сугробами.

Аня быстро вышла из машины.

— Куда? — нахмурился водитель, только-только "отбивший" глупую медсестричку у самоуверенного доктора. — К Валентине не ходи, нехорошая она баба.

— Да я воздухом вышла подышать, — ответила Анна.

Водитель отбросил папиросу и покосился на девушку, не став препятствовать.

Аня наблюдала за духом мальчика. Он звал ее к старым сараям, но они давно были занесены полутораметровыми сугробами и пройти к ним не представлялось никакой возможности. Такое количество снега не за одну неделю намело, к весне только растает!

* * *

— Сейчас укольчик тебе поставим маленький, — предупредил Платон больную.

Внезапно в окне мелькнула фигура Анны. Неугомонная девушка ходила по двору и что-то рассматривала.

Валентина как будто принюхалась и впилась хищным, беспокойным подслеповатым взглядом в фигуру незнакомки за стеклом.

— Пусть лучше медсестричка поставит, она половчее будет, — почти счастливо улыбнулась Валентина.

— Я сам поставлю, без медсестрички сегодня, — нахмурился Платон.

— Да вот же она? — глядя в окно, елейно уточнила Валентина.

— Ну вот, один я, — ответил Платон. — не хочет водитель Анну к нам отпускать, суеверный народ у вас! Так на меня зыркнул, я, грешным делом подумал, что в драку полезет.

— Приведи девушку, милок, пожалуйста, — настойчиво просила больная.

— Нет, а зачем? — покачал головой Платон. — Я сам все сделаю.

Он начал примериваться к "убежавшей" вене пожилой женщины.

Вдруг Валентина резко поднялась на локтях, схватила доктора за рукав халата так, что ткань затрещала, и яростно прошипела:

— Веди девку сейчас же!

Платон Михайлович отпрянул, ошеломленно разглядывая большие злые глаза больной. Валентина была безумна. Не зря водитель не захотел пускать сюда Анну. Вдруг больная поцарапала бы или напугала девушку. Яшка потом всем по маковке настучит, не считаясь с возрастом и родственными связями.

— Веди, веди, тащи ее, — металась по кровати старуха. Изо рта больной сочилась слюна.

Платон позвал сиделку, они вместе насилу скрутили Валентину, и он насилу поставил ей успокоительное.

Выйдя из дома, Платон выдохнул, с чувством закрыл дверь и пошел к машине. Из кабины с подозрением выглядывал водитель.

Доктор был зол. Старуха все-таки поцарапала его! Еще и кисть прокусила.

Аня помалкивала, с сочувствием смотря на травмы доктора.

— Вам помочь обработать и перевязать рану? — спросила она.

— Сам справлюсь, — вздохнул Платон, доставая из сумки необходимое. — Старуха совсем сдала, не ведает, что творит.

— "Подселенца" она скинуть хочет, беса, — хмуро сказал водитель.

"Буханка" завелась только с третьей попытки. Водитель, облегченно выдохнув, начал выруливать на дорогу.

— Темнеет что-то, снег будет, — беспокойно сказал Николай Палыч. — Надо торопиться.

Платон хмуро сидел, чуть баюкая кисть.

— Что у Якова с рукой случилось? — вдруг спросил он.

— Огнестрельная рана по касательной, небольшое поражение нерва, — осторожно сказала Анна. — Почему вы вчера не стали сами оперировать? Яков мучился от боли полночи, нагрузка на руку большая...

— Да потому что, если он не будет оперировать, в два счета потеряет квалификацию. Врачу себя жалеть не нужно. В хирургию приходят только фанаты своего дела... — пояснил свою позицию Платон Михайлович.

Внезапно мотор видавшей виды "Буханки" начал захлебываться, а потом и вовсе заглох окончательно.

Сколько бы водитель не поворачивал ключ зажигания, все было без толку.

— Я позвоню в больницу, — сказала Аня. — За нами отправят другую машину.

— А тут связи нет, — посмотрев на экран, — доложил доктор. — Николай, что скажешь?

— Что скажу, что скажу... домой нам надо побыстрее. Сейчас машина за полчаса остынет, а еще снег этот! — растерянно бурчал водитель.

— Что делать будем? Отъехали уже от Маккавеево прилично, вернуться пешком сложно будет, — сомневался Платон.

— Э, нет, сами возвращайтесь. Это ее проделки, отпускать нас не хочет, — заявил Николай Палыч.

— Чьи проделки? — испуганно спросила Анна.

— Силы нечистой, — перекрестился водитель.

— Да у тебя эта машина раз в неделю ломается, — не согласился Платон. — И все сила нечистая?

— И то верно, — не стал спорить Николай Палыч. — К шести не вернемся, из больницы машину навстречу отправят. Случалось уже такое. Ждать нам здесь часа полтора-два, не больше!

По прошествии часа стало очень холодно. Аня мерзла, но терпела, не подавая вида.

Вдруг водитель хлопнул себя по лбу, обежал машину, и достал припрятанные в салоне огромные дубовые валенки.

— На, надевай! — приказал он девушке.

Аня послушно сунула ноги в теплую обувь.

— Нас еще найти надо, — беспокойно сказал Платон. — Тут пяток развилок до Бургени, и все в лесу.

— Местные найдут, — отмахнулся Николай.

Однако время шло, подмораживало, а помощи все не было.

А еще через час на второстепенной дороге показался мутный свет старых фар. Это приехал почерневший от беспокойства Яков. Он сидел за рулем чужого, старого, раздолбанного и ржавого джипа и одному Богу известно, как он их нашел. С собой у мужчины были пледы, большая шуба и даже сухая японская грелка.

Первым делом, злобно зыркнув на отца, Яков бережно усадил в нагретую кабину джипа окоченевшую, но очень счастливую от его появления Анну.

— Ну все, наездилась, — буркнул он. — Оделась, как в институт, снегурочкой. Тут серьезнее экипироваться нужно. Термобелье, флис...Больше без меня никуда не поедешь!

Пока Анна блаженно прижимала к себе грелку, Яков гневно постучал по автомобильному термометру, показывающему минус 34 градуса.

— Откуда машина? — спросила Аня. — поисковики же уехали.

— Батюшка дал, — хмыкнул Яков. — Сам не поехал. Похоже, они все не просыхают, и даже священник.

Водителя и всех проживающих в деревне взбешённый младший из двух хирургов смачно обругал безрукими идиотами, посоветовал впредь думать головой, а не жо... Яков помог прицепить трос к "Буханке" и потянул сломавшуюся машину за джипом на буксире.