Рождённый под странной луной (джен)

Туман, густой и липкий, обволакивал гавань, когда в порт медленно и величественно вошёл трансатлантический лайнер. Белоснежный корпус судна блестел от влажной мороси, трубы выпускали в небо серые клубы дыма, оркестр на палубе бодро выводил марш.

Пассажиры толпились у перил, маша платочками встречающим, а на фоне всей этой суеты семейство Аддамсов выделялось, как стая ворон среди белых голубей.

За время плавания остальные пассажиры уже привыкли обходить их стороной: мало кому нравилось ужинать, когда Фестер с аппетитом рассказывал, как правильно разделывать человека, подробно цитируя советы, которые когда-то получил от дружелюбных племён каннибалов у Бермудского треугольника. Уэнсдей прямо за столом кормила своих тарантулов, а Гомес не раз поджигал скатерти сигарами, забывшись в нежностях с супругой. Немногословный Ларч пугал пассажиров тем, что любил вечерами внезапно появляться на палубе и молча уставиться на бьющиеся за бортом волны. Иногда он стоял так часами, не мигая, и, казалось, сам туман густел вокруг его фигуры. Те, кто случайно встречал его, потом клялись, что встретили на палубе чудовище. А Вещь, обожавший шалости, неизменно находил способ оказаться в самых неподходящих местах: то выскочит из ведра со льдом для шампанского, то проскользнёт в чужую каюту, чтобы спрятаться в чемодане, то проберётся на кухню, доводя бедных стюардов до икоты.

Так что и пассажиры, и экипаж корабля вздохнули с облегчением, когда лайнер прибыл в Англию.

Мортиша, сложив руки на груди, величественно спускалась по трапу. Подол её чёрного платья словно щупальца осьминога вился вокруг её ног. Гомес в безупречном костюме с алой розой в петлице, сияя восторженной улыбкой и постоянно подкручивая правый ус, спускался следом за супругой. Позади шёл Ларч, прогибая трап под своей тяжестью и держа на плече огромный чемодан, по размеру и форме скорее напоминающий гроб с ручкой. Дядя Фестер, переполненный энергией, с восторгом махал руками в сторону портовых рабочих, отчего те испуганно крестились и отворачивались. Бабуля курила трубку прямо на ходу, и туман охотно смешивался с клубами дыма, принимая странные формы. Дедушка Эмброуз, щурясь, опирался на трость с набалдашником в форме черепа и ворчал: «Чем заняты коллеги? Британцы совсем запустили свой остров». Вещь театрально пробежал по перилам, остановился на мгновение и помахал — от чего пара женщин в толпе ахнула и едва не упала в обморок.

Толпа на пристани отпрянула, словно море само вынесло на берег призраков или кого похуже. Кто-то выронил чемодан, ребёнок заплакал, а матрос с крестиком на груди пробормотал молитву, не спуская глаз со странного семейства.

Таможенники в серой форме выстроились у длинного металлического стола, на котором уже лежали раскрытые чемоданы некоторых пассажиров. Суетливые сотрудники быстро листали паспорта, ставили штампы и отмахивались от безобидных сувениров, пока к ним не приблизились Аддамсы.

Служебные собаки, что до этого деловито обнюхивали багаж, вдруг резко упёрлись лапами в пол, заскулили и отказались идти дальше. Одна огромная овчарка, едва приблизившись к Ларчу, поджала хвост и юркнула обратно к хозяину. Её соседка, бультерьер, встретившись взглядом с Мортишей, жалобно завыла и уткнулась мордой в ноги хозяина. Таможенники тщетно пытались подтолкнуть животных вперёд — те дрожали и отказывались двигаться.

Ларч водрузил на стол их багаж — тяжёлый, длинный сундук, по форме больше напоминающий гроб. Стол жалобно скрипнул, и один из офицеров, худой мужчина с редкими усами, нервно кашлянув, указал пальцем:

— Откройте, пожалуйста… для проверки.

Ларч, не говоря ни слова, щёлкнул замками и поднял крышку. Внутри ровными рядами лежали старинные шпаги, кинжалы и один топор с пятнами ржавчины, подозрительно похожими на засохшую кровь. На самом верху — аккуратно сложенная траурная вуаль.

Таможенник побледнел, усы его задрожали, но тот постарался держать себя в руках.

— Э-э… спортивный инвентарь? — спросил он с надеждой.

— Да! — горячо подтвердил Гомес, сияя, и подхватил одну из шпаг. — Фехтование — страсть всей моей жизни! Хотите, я продемонстрирую прямо сейчас?

Пока усатый таможенник пытался не потерять сознание, к ним подошёл другой, помоложе и посмелее, с блокнотом в руках. Он откашлялся и, глядя то на бумагу, то на Аддамсов, произнёс официальным тоном:

— У вас есть что-либо из запрещённого списка? Взрывчатые вещества, холодное и огнестрельное оружие, яды, живые насекомые?

— Да, — невозмутимо ответила Уэнсдей, показывая клетку с тарантулом.

— Да! — с энтузиазмом добавил Фестер, хлопнув по своему чемодану. — Ещё у меня несколько прекрасных кислот и пара новых петард! И прекрасный моргенштерн! Показать?

Таможенник застыл, блокнот дрогнул у него в руках. Он перевёл глаза на старшего коллегу, тот обречённо закрыл лицо ладонью.

И тут раздался чуть сиплый голос, полный показного спокойствия:

— Господа, прошу вас, хватит. С ними всё в порядке.

Из глубины зала появился мужчина лет сорока пяти в дорогом, но сидящем не идеально костюме, с портфелем под мышкой и натянутой улыбкой. Лоб его блестел от пота, а шаги были торопливыми. Он бросил короткий взгляд на таможенников и добавил:

— Я обо всём договорился заранее с мистером Кэмпбеллом. Документы оформлены, никаких вопросов к этой семье быть не должно.

Чиновники синхронно вздохнули с облегчением и поспешно отступили, пропуская странное семейство.

— Гомес! — мужчина распахнул руки, и в его голосе слышалась скорее паника, чем восторг. — Мой дорогой друг, какое счастье видеть тебя вновь!

— Августин! — Гомес бросился к нему и обнял так крепко, что у того хрустнули рёбра. — Mi hermano de armas⁽¹⁾! Ты всё подготовил к нашему приезду?

— Ах… да… именно, — прохрипел Августин, пытаясь вдохнуть. — Я приехал заранее, всё устроил: дом, документы, транспорт. Всё в порядке, всё под контролем!

— Как всегда, старина! — сиял Гомес. — Cara mia, вспомни, как он однажды спас меня от позора на дуэли, случайно выронив на пол векселя моего противника! Настоящий стратег!

Мортиша склонила голову, одарив Августина взглядом, от которого тот нервно поправил галстук.

— Ах… да, — протянул он. — Всегда рад помочь…

На выходе из порта их ждал чёрный Кадиллак лимузин, сияющий, как лакированный гроб. Августин поспешно подскочил к дверце и распахнул её с поклоном, чуть не сбив Вещь, который вовремя спрыгнул на землю и многозначительно щёлкнул пальцами.

— Прошу вас, господа… и, э-э, дамы, — добавил Августин, торопливо уступая дорогу.

— Видишь, cara mia? — восторженно сказал Гомес, помогая Мортише сесть. — Англия встречает нас с радостью!

— Да, — мягко ответила Мортиша, а затем лукаво взглянула на поверенного мужа, — хотя, судя по его пульсу, я бы сказала — с ужасом и отчаянием.

Августин лишь слабо улыбнулся, вытирая лоб платком.

Кадиллак мягко выкатился из порта. Дождь мелко моросил, туман стлался по мостовой, и редкие фонари отбрасывали дрожащие золотые круги на мокрый камень. За рулём уверенно орудовал Вещь: пальцы стремительно перебегали по баранке, ловко нажимали педали и переключали передачи с грацией опытного шофёра.

Августин устроился на пассажирском месте и вцепился в дверцу обеими руками. Лоб его покрывался всё новыми каплями пота каждый раз, когда машина брала вираж слишком резко или обгоняла грузовик с минимальным зазором. Сидеть рядом с отрезанной рукой, которая ведёт огромный Кадиллак, оказалось испытанием даже для его нервов. Когда ему казалось, что он уже привык к Аддамсам, те всегда преподносили новый сюрприз.

Сзади Аддамсы устроились со всем удобством. Мортиша сидела с прямой спиной и, сложив руки на груди, тонко улыбалась, наблюдая, как дождь расползается по стёклам, словно прозрачные вены. Гомес, сияя, прижимая супругу к себе и закручивал ус. Ему не терпелось испытать всё, что может предложить старая добрая Англия.

Уэнсдей, держа на коленях клетку с тарантулом, с мрачным удовольствием наблюдала, как паук перебирает лапками по стеклу.

— Здесь столько новых людей, которые ещё не привыкли к нам, — заметила она задумчиво. — Я смогу провести несколько опытов.

В Америке соседи уже давно относились спокойнее: разве что жаловались на ночные взрывы в саду или странные крики из подвала, но по большей части махнули рукой и предпочитали держаться подальше. Здесь же, в Англии, всё было новым, и люди пока ещё не знали, что лучшее решение — не попадаться Аддамсам на глаза и не задавать лишних вопросов.

— Отличная мысль, сестрёнка! — воодушевился Пагсли, вытаскивая из кармана пакет с петардами. — Я помогу!

— Дети, первое впечатление самое важное. Когда люди пугаются, их чувства чище, — мягко сказала Мортиша. — Но сперва дайте стране насладиться нашим приездом. Все эксперименты — завтра.

— Ах, querida, — горячо подхватил Гомес, — ты права! Нет ничего восхитительнее первых впечатлений. Именно они остаются с нами навсегда!

Августин, нервно ерзая на переднем сиденье, то и дело оборачивался к пассажирам, словно проверяя, все ли на месте.

— Город изменился, — осторожно заметил он. — С тех пор, как вы были здесь в последний раз, многое стало… цивилизованнее.

— Ха! — дедушка Эмброуз стукнул тростью по полу. — Ухоженные кладбища, подстриженные живые изгороди… Скука! Не зря некромантия в Англии зачахла, как цветок в вазе без воды.

— А по-моему, прелестно, — отозвалась Мортиша. Её глаза лениво следили за мокрыми улицами. — Взгляните: запущенные чердаки, тени в подворотнях, камень, почерневший от сырости. Лондон встречает нас, как старый друг.

Фестер прижался к окну и, увидев очередной паб с вывеской, оживился:

— Гомес, ты думаешь, у них есть огневиски? Я слышал, британцы пьют его ведрами!

— Мой брат, — с пылом отозвался Гомес, — мы испробуем всё, что предложит нам эта земля!

Бабуля сидела с закрытыми глазами, и её обычно бодрый голос звучал глухо:

— Ненавижу автомобили, в них меня всегда укачивает. Лучше бы я воспользовалась метлой.

Она достала из сумки пузырёк и открутила крышку, по салону тут же разлился густой запах болотной тины и гнилых яиц. Августин на переднем сиденье тут же побледнел ещё сильнее и попытался дышать сквозь носовой платок. Казалось, что он то и дело тянется к дверной ручке, готовый в любой момент выпрыгнуть из машины, но постоянно сдерживал себя.

— М-м-м, прелесть, — пробормотала Бабуля, делая осторожный глоток. — Моё старое зелье от укачивания. Всегда работает, если приготовить его на болотной воде с жабьими яйцами.

Гаррет, сидя рядом с матерью, молчал и жадно смотрел в окно. Город казался чужим, но в его сырости было что-то знакомое, почти родное. Он впервые чувствовал, что готов встретиться с магическим миром, в котором, при другом раскладе, должен был жить с детства. Мрак на его коленях свернулся клубком, но его нервозность выдавали стоящие торчком уши.

Наконец машина свернула на узкую улочку, где дома стояли так тесно, что казались буквально сплавленными друг с другом. Узкие окна, облупленная краска, трещины на фасадах — всё выглядело так, будто сама улица уже готовилась лечь в гроб.

Августин повернулся к пассажирам и с неуверенной улыбкой указал рукой:

— Вот, господа… и дамы. Площадь Гриммо, дом тринадцать.

Перед ними возвышался мрачный дом, вытянутый и угрюмый. Чёрные двери перекосились, узкие окна были забиты досками, а на табличке «13» облупилась краска. На подоконнике сидела худая кошка, которая, зашипев, сбежала, стоило Аддамсам подойти ближе.

— Cara mia! — восторженно воскликнул Гомес, с трудом отперев входную дверь. — Разве это не чудо? Он пахнет плесенью, выглядит заброшенным и явно не любит чужаков! Наш идеальный английский дом!

Мортиша вошла следом, провела ладонью по трещине на стене и с удовольствием отметила:

— Здесь поселился дух запустения. Прелестно.

Августин вытер пот со лба, неловко откашлялся и добавил:

— Я… э-э… немного привёл его в порядок, чтобы можно было хотя бы войти. Но, признаюсь, ремонт здесь потребует… особого подхода.

— Никакого ремонта, друг мой! — Гомес хлопнул его по плечу так, что тот чуть не рухнул.

Аддамсы вошли в дом так, словно возвращались в родовое гнездо. Скрип половиц, тёмные углы и пыльные ковры вызвали у них искренний восторг.

— Я… э-э… заказал для вас новую мебель, — робко начал Августин, поднимаясь за ними по лестнице. — Современные удобства, чтобы чувствовать себя как дома…

— Фу, как ужасно, — одновременно откликнулись Мортиша и Гомес. Августин судорожно закивал, переживая, что мебель не успели доставить до приезда Аддамсов, но следующие слова Мортиши заставили его вздохнуть с облегчением: — Никакой новой мебели, она совершенно испортит этот замечательный дом, Августин!

Каждый быстро нашёл себе уголок по душе. Мортиша остановилась у окна, где в саду за домом виднелись заросли дикого тёрна.

— Ах, здесь можно посадить белладонну, — сказала она с лёгкой улыбкой. — Жаль, что Клеопатре пришлось остаться дома.

Гомес выхватил из чемодана любимую шпагу и сделал пробный выпад в стену гостиной. Штукатурка осыпалась, обнажив кирпич.

— Прекрасно! Дом принял первый удар.

Он подкрутил ус, завёл левую руку за спину и зафехтовал по комнате, словно сражаясь с невидимыми врагами. Шпага свистела в воздухе, с потолка осыпалась пыль, а Августин, стоявший слишком близко, едва не получил укол в галстук.

— Ах, Августин, — воскликнул Гомес, оборачиваясь к нему с горящими глазами. — Держите оборону!

— Я?.. Что?.. — пискнул тот, инстинктивно вскинув портфель как щит.

— Именно так! — крикнул Гомес, увлекая его в стремительный обмен ударами. Августин отшатнулся, споткнулся о ковёр и чудом избежал шпаги, которая со звоном вонзилась в стену.

— Великолепно! — объявил Гомес, задыхаясь от восторга. Он сделал ещё один выпад и, удовлетворившись, воткнул шпагу в потолок, так что та застряла между балками. Пыль и куски штукатурки посыпались вниз, а из темноты что-то мелкое и пушистое юркнуло в щель.

— Августин, мой друг, я доволен! Ты нашёл прекрасный дом! — Гомес кивнул своему поверенному, а затем подхватил Мортишу за руку и притянул к себе, целуя её запястье.

Августин сел на ближайший стул, судорожно вытирая пот со лба и прижимая портфель к груди, как спасательный круг.

Тем временем дети поднялись из подвала, который исследовали. Уэнсдей с мрачным удовлетворением держала в руках заржавевшую цепь с кандалами на конце.

— Она крепкая. Думаю, выдержит взрослого мужчину. — сказала она спокойно и перевела задумчивый взгляд на Августина, который побледнел.

— Отличная находка, сестрёнка! — воскликнул Пагсли, вылезая из камина. Он чихнул, размазал по лицу сажу и тут же принялся разжигать дрова, поливая их какой-то подозрительной смесью. Через мгновение камин взревел, из трубы вырвался чёрный дым с искрами, а в гостиную вырвалось облако копоти.

— Сработало! — радостно сказал Пагсли, прокашлявшись. — Теперь можно будет ставить опыты прямо у очага! Мама

Августин в панике замахал руками, пытаясь отогнать дым, и закашлялся так, что едва не выронил платок.

— Н-не стоит… кха-кха… играть с огнём в старом доме!

— О, напротив, — мягко возразила Мортиша, проводя пальцами по копоти на стене. — Следы огня всегда придают жилищу истинный уют.

Гомес одобрительно хлопнул Пагсли по плечу.

Фестер выскочил из-за их спин, в руках он сжимал старую мышеловку, найденную в углу.

— Сокровище! Настоящее сокровище! Я давно мечтал о такой! Она идеально подойдёт для моего нового эксперимента с мышами.

Что-то громко загудело. Оказалось, это Бабуля открыла кран на кухне. Она зачерпнула ладонью мутную ржавую воду и пригубила.

— Со вкусом ржавчины, — довольно пробормотала она. — То, что нужно для зелий.

Дедушка Эмброуз ходил по дому, простукивая тростью стены и что-то бурча. Ларч молча открывал и закрывал парадную дверь. Она жалобно скрипела, и дворецкий довольно улыбался.

Августин, наблюдая за Аддамсами, побледнел ещё сильнее и ещё крепче вжал портфель в живот.

— Господи, — прошептал он. — Я хочу уволиться…

— Великолепно, мой друг! — Гомес снова хлопнул его по плечу так, что тот чуть не свалился со стула. — Дом нам подходит идеально.

Гаррету выделили комнату на верхнем этаже. Обои облезли, в углах темнели пятна сырости, окно заклинило, а кровать скрипела так, будто жаловалась на каждый вдох. Гаррет начал раскладывать вещи из чемодана, а Мрак устроился на подоконнике и зашипел на прохожего, задержавшего взгляд на чёрном Кадиллаке у входа. Кот взъерошил шерсть и распластался по подоконнику, словно заявляя, что теперь этот дом принадлежит ей.

Гаррет невольно улыбнулся. В сырости и в мрачности этой комнаты было что-то родное — на мгновение ему даже показалось,что они и не уезжали из дома. Он мало что видел, но пока что Англия нравилась ему. Завтра им предстояло впервые пройтись по улочкам волшебного мира, и сердце мальчика замирало в странном ожидании: будто всё самое важное в его жизни только начиналось.

Вечером они собрались в столовой за длинным столом. Свечи чадили тёмным дымом, по скатерти неторопливо переползали пауки, а за стенами шуршали крысы. Аддамсы ели с редким удовольствием, переговариваясь. Августин покинул их несколько часов назад, не оставшись на ужин и отговорившись делами. На самом деле он сбежал в первый же момент, когда представилась возможность: глаза его бегали, и, утирая пот, он бормотал что-то о «срочных документах».

— Англия приняла нас хорошо, так давайте же покажем британцам, кто такие Аддамсы! — сказал Гомес, поднимая бокал, — Пусть этот туманный остров дрожит!

— Ах, Гомес, — мягко улыбнулась Мортиша, сверкая глазами. — Уверена, что мы произведём фурор. Дедушка Эмброуз, вы ведь завтра пойдёте с нами в Косую Аллею?

Старик откинулся на спинку стула и постучал костяшками по набалдашнику трости.

— В лавках нет ничего, что могло бы меня заинтересовать, — проворчал он. — Я хочу навестить лондонские кладбища. Говорят, здесь сохранились захоронения чумных времён.

Они ещё немного обсудили планы на завтра, снова заставили Гаррета перечитать список покупок для первого курса, а затем разошлись по своим комнатам. Всю ночь дождь бил по крыше, словно отбивая похоронный марш, а шаги Ларча гулко раздавались по пустым коридорам.

Соседи же до поздней ночи обсуждали прибытие Аддамсов. В домах напротив поспешно задернули шторы, но любопытные глаза всё равно выглядывали сквозь щели. Кто-то клялся, что видел, как на крыше дома номер тринадцать мелькала тень в человеческий рост, и она двигалась слишком плавно, чтобы быть человеком. Старуха из седьмого дома уверяла, что слышала заунывное пение и звон цепей.

Дети пугали друг друга рассказами о «призраках в чёрном кадиллаке», который, по слухам, ездит сам по себе, но никто не осмеливался подойти ближе к дому. Даже кошки, до этого избравшие этот дом своим убежищем, обходили сейчас его стороной, а одна смелая, решившая перебежать через двор, вылетела оттуда с шерстью дыбом и больше туда не совалась.

К утру вся площадь уже знала: на Площади Гриммо поселились новые жильцы. И улица, казалось, замерла в тревожном ожидании.

1) исп. мой брат по оружию

Вернуться к тексту