Рождённый под странной луной (джен)

Ночь, обрушившаяся на Годрикову Лощину, была особенно мрачной и холодной, как будто сама природа предвещала трагедию. Луна скрылась за плотными облаками, и лишь слабое дуновение ветра доносилось из леса, заставляя деревья издавать зловещие шорохи. Всё вокруг затихло, словно весь мир затаил дыхание перед надвигающейся бедой.

В доме Поттеров царила тревога. Маги, обладая особым даром, всегда чувствовали мир иначе, чем обычные люди. Джеймс и Лили Поттер, несмотря на попытки сохранить спокойствие, не могли игнорировать нарастающее чувство беспокойства. Оба уже давно привыкли доверять своей интуиции, которая редко подводила их, особенно в такие моменты. Лили не могла отогнать мысль о том, что их дом, защищённый Фиделиусом, всё же может оказаться уязвимым. Её тревога, хоть и не была подкреплена конкретными фактами, становилась всё сильнее.

Джеймс нервно мерил шагами комнату, то и дело бросая быстрые взгляды на окна, а Лили прижимала к себе маленького Гарри, будто защищая его от невидимой угрозы.

— Я не могу избавиться от этого чувства, Лили, — пробормотал Джеймс, сжимая палочку. — Мы сделали всё, что могли, но... я не уверен, что этого достаточно.

Его слова повисли в воздухе. Лили взглянула на мужа, и её глаза, полные тревоги, встретились с его взглядом. Они знали, что что-то надвигается.

Лили не ответила сразу, лишь крепче прижала Гарри к себе, чувствуя, как его тёплое дыхание ненадолго успокаивает. Но тревога не отпускала, а наоборот, лишь нарастала с каждой секундой, с каждым гулким шагом Джеймса по комнате. Казалось, что воздух в доме стал плотнее, как будто над ними нависла невидимая туча.

— Что, если Фиделиус не сработает? — произнесла она вдруг, её голос был едва слышен, словно мысли вырвались наружу против её воли. — Что, если Питер...

Она замолчала, но взгляд Джеймса дал понять, что он думал о том же. Они оба старались не произносить этих слов, как будто само их упоминание могло разрушить магию защиты, но в этот момент сомнения, давно тлеющие где-то на задворках сознания, вырвались наружу.

— Нет, — твёрдо сказал Джеймс, пытаясь придать себе уверенности. — Питер наш друг. Он бы не предал нас.

Лили кивнула, но страх в её глазах не исчез. Она знала, что Джеймс старается казаться спокойным ради неё и Гарри, но его собственная тревога проглядывала в каждом движении, в каждом взгляде, брошенном на дверь.

— Но если Дамблдор ошибся? — продолжила она нерешительно, ещё крепче прижимая Гарри к себе. — Если Тот-Кого-Нельзя-Называть всё-таки найдёт нас?

Джеймс остановился на мгновение, его руки сжались в кулаки. Он подошёл к ней, опустившись на колени перед креслом, в котором она сидела с Гарри на руках. Легко коснувшись её плеча, он посмотрел прямо в её глаза.

— Лили, — тихо произнёс он, — если это случится, ты заберёшь Гарри и уйдёшь. Аддамсы помогут тебе. А я задержу его.

— Нет! — резко ответила она, её голос дрожал, но в нём слышалась решимость. — Я не оставлю тебя, Джеймс. Мы справимся. Мы уже прошли через столько всего...

Но прежде чем она успела договорить, раздался оглушительный треск за пределами дома, словно что-то огромное прорвалось через барьер. Лили замерла, Джеймс вскочил на ноги, его палочка мгновенно оказалась в руке.

— Он здесь, — прошептала Лили, её голос был еле слышен, но слова были подобны грому.

* * *

За тысячи километров от Годриковой Лощины, в мрачном и величественном доме Аддамсов, Мортиша находилась в оранжерее. Гомес курил сигару, сидя за шахматным столом, и наблюдал за своей женой. Её длинные черные волосы блестящим каскадом спадали на плечи, пока она сосредоточенно обрезала бутоны увядших роз, создавая из них своеобразный букет — лишь стебли с листьями оставались в её руках. Каждое движение секатора было точным, словно это был древний ритуал.

— Cara mia, — прошептал Гомес, подходя ближе и нежно касаясь её плеча. — Ты превращаешь даже увядание в искусство. С каждым срезанным бутоном ты напоминаешь мне о том, как прекрасна смерть.

Мортиша, не отрываясь от работы, со свойственной ей сдержанностью, подарила ему лёгкую улыбку, срезая очередной бутон. Вскоре её глаза ненадолго опустели. Она замерла, словно уловив что-то неуловимое в воздухе.

— Гомес, — произнесла она тихо, но властно. — Пора выполнить обещанное.

Гомес поднял её руку к своим губам и поцеловал запястье, глаза его загорелись ещё сильнее.

— О, Мортиша, ты всегда так точно чувствуешь моменты судьбы. Твоё чутьё... О, ты околдовываешь меня своей ясностью!

Мортиша медленно отвела руку, но не спешила отпустить его.

— Обещанное не будет ждать, — напомнила Мортиша мужу. Гомес, словно пробудившись от своего романтического транса, мгновенно стал серьёзным.

— Поттеры?

— Да. Мы пообещали Лили и Джеймсу, — сказала она, их пальцы сплелись, как если бы они были частью одного целого. — Мы должны забрать Гарри, Гомес.

— Конечно, querida, — с улыбкой сказал Гомес, крепко прижав её к себе за талию, его руки легко скользнули по её спине. Мортиша выгнулась, чёрные волосы коснулись пола. — Всякий раз, когда ты произносишь такие слова, моё сердце замирает. Ты — моя звезда в тёмном небе.

Мортиша посмотрела ему в глаза, её дыхание стало чуть быстрее, но лицо оставалось спокойным. Она расслабилась, позволяя мужу держать её.

— Ты по-прежнему умеешь заставить меня чувствовать, — сказала она низким голосом, её пальцы на мгновение задержались на его груди, погладили воротник рубашки, а затем выпрямилась и отступила. — Но сейчас у нас важное дело.

— Да, моя дорогая, — ответил Гомес с готовностью, отступая, но всё ещё держа её за руку. — Мы должны сделать это как можно быстрее.

Мортиша нежно коснулась его щеки.

— Тогда приготовь карету, дорогой. Время уходит.

Гомес с энтузиазмом подскочил к двери, отдавая распоряжение Ларсу — подготовить транспорт. Вскоре на улице, перед домом, стояла их чёрная карета — огромная, мрачная, словно вытесанная из самого мрака. Две лошади, чёрные как уголь, стояли неподвижно, их глаза горели зловещим светом, словно факелы в ночи. Туман завихрялся у их ног, предвещая что-то зловещее. Это были не простые лошади — их сущность была связана с магией Аддамсов, магией, которую они хранили в своей крови и поколениях.

Гомес, в свойственной ему манере, стремительно открыл дверцу кареты, помогая Мортише забраться внутрь. Его руки на мгновение задержались на её талии, будто он не хотел отпускать её даже на короткий миг, но затем, легко коснувшись её руки, он отпустил её, словно с трудом расставаясь с этим прикосновением.

— Поспеши, Вещь! — скомандовал Гомес, бросив взгляд на их кучера — ту самую Вещь, которая с ловкостью взяла поводья и, казалось, даже подмигнула в ответ (что невозможно). Вещь, как всегда, была готова к любому поручению.

Карета рванулась с места, пробивая мрак и разгоняя туман, оставляя за собой лишь след в ночи. Магическая дорога вела их прямо в центр событий, туда, где решалась судьба одного мальчика, чья жизнь и смерть могли изменить ход истории. Лошади двигались с невероятной скоростью, их копыта били землю, словно они летели, оставляя за собой вихрь пыли и тумана.

Когда карета Аддамсов прибыла в Годрикову Лощину, мир вокруг казался замершим. В воздухе висела тишина, настолько густая, что можно было ощутить её вес. Дом Поттеров больше не был тем уютным и защищённым местом, которым его помнили. Вместо этого, разрушенные стены, обломки и тяжёлое облако магии окружали то, что осталось от семейного гнезда, словно печать на месте древней трагедии.

Гомес с ловкостью спрыгнул с кареты и подал руку Мортише, помогая ей выйти. Её платье — длинное, чёрное, словно сама ночь — зашуршало по выложенной камнями дорожке. Она двигалась с изяществом, которое одновременно притягивало взгляд и внушало трепет. Мортиша была воплощением спокойной силы, и каждый её шаг казался предопределенным, как ритуал, тщательно обдуманный и безукоризненно исполненный.

Гомес, как всегда, не спускал с неё глаз, любуясь, как она с грацией хищницы направлялась к распахнутой входной двери. Её присутствие здесь, на месте разрушения, казалось столь же естественным, как если бы ночь сама её призвала. Взгляд Мортиши был холоден, но в нём светилось понимание того, что эта тьма была частью судьбы, которую им предстоит исполнить. Она могла почувствовать следы магии в воздухе — густой, напряжённой и сломавшей заклинания защиты, когда-то окружающие этот дом. Волны тёмной энергии всё ещё витали вокруг, словно сгустившийся дым, оставленный разрушительными заклинаниями Волдеморта.

— Грандиозное зрелище, не правда ли, querida? — сказал Гомес, подходя ближе. Он был привычен к мрачным пейзажам, но даже он не мог не заметить невероятную силу, вложенную в это разрушение.

Мортиша слегка кивнула, её тонкие пальцы скользнули по шее, как если бы она касалась чего-то невидимого. Её лицо оставалось непроницаемым, но в глазах появилась едва уловимая тень гнева.

— Это не просто магия, — тихо произнесла она, её голос был почти шёпотом, но в тишине ночи он прозвучал отчётливо. — Это след тьмы — древней и ненасытной. Неправильной.

Они подошли ближе к дверному проему, двери висели на одной петле, как разорванные крылья. Гомес на мгновение остановился, чтобы рассмотреть разрушения, но Мортиша продолжила двигаться вперёд. Воздух был насыщен магической энергией, и она чувствовала её кожей.

Мортиша остановилась перед порогом, задержав дыхание на долю секунды, как будто собираясь с силами перед тем, как войти в дом, который теперь был только скорлупой от того, чем он когда-то был.

— Какое трагичное место, — тихо произнесла она, её голос был мягким, но в нём слышалась печаль.

Гомес подошёл сзади и обнял её за талию, нежно притянув ближе.

— Mon amour, ты как всегда прекрасна в этот момент печали, — его руки скользнули по её спине, и он наклонился, чтобы поцеловать её шею. — Даже в скорби ты остаёшься для меня вдохновением.

Мортиша не отвела его руки, позволив себе насладиться этим мгновением. Затем она медленно пересекла вход, её черное платье струилось за ней, как тень. Внутри царил хаос — обломки мебели, книги, обугленные стены, следы заклинаний, оставленные на полу и потолке. Но посреди этого ужаса больше всего привлекал внимание труп Джеймса Поттера, лежащий у порога, его палочка всё ещё была зажата в руке.

Гомес, уже стоявший рядом, снял шляпу в знак уважения.

— Браво, Джеймс, — произнёс он с уважением. — Ты сражался до конца. Я бы почтил за честь умереть в бою за мою cara mia, — он поцеловал руку Мортиши и спросил с лукавым блеском в глазах: — Только не могу выбрать между шпагой и палашом. Что ты думаешь, дорогая?

Мортиша бросила на Гомеса ледяной, но полушутливый взгляд, её губы слегка изогнулись в едва заметной улыбке, полные тёмного очарования.

— О, мой дорогой, — протянула она, её голос был мягок, как шелк, но в нём слышалась скрытая угроза. — Шпага или палаш? Я думаю, что тебе, безусловно, подойдёт кинжал. Острый, как твоя преданность... и такой же смертоносный.

Гомес широко улыбнулся, его глаза загорелись восторгом от этих слов. Он обожал её острый ум не меньше, чем её красоту.

— Как всегда, твои слова пронзают меня насквозь, моя звезда, — ответил он, подаваясь вперёд, чтобы снова поцеловать её руку. — Я готов к любому бою ради тебя. Только представь: смертельный дуэльный танец, холодные клинки сверкают в ночи, и всё ради того, чтобы защитить твоё сердце.

Мортиша наклонила голову чуть в сторону, позволив себе смаковать это представление, но в её глазах всё ещё теплился разумный холод.

— Гомес, ты всегда превращаешь даже смерть в романтику, — тихо заметила она, её голос был полон уважения и одновременно упрёка. — Но сейчас мы не здесь ради дуэлей. Мальчик ещё жив. Мы должны выполнить обещание.

Она отпустила его руку, плавно скользнув мимо него к лестнице, её платье снова зашуршало по обломкам. Гомес мгновенно проследовал за ней, его азарт уступил место сосредоточенности.

— Конечно, любовь моя. Юный Гарри ждёт нас, — согласился он, снова став серьёзным.

На втором этаже царил полумрак. Ветер из разбитого окна колыхал остатки штор, едва освещая комнату тусклым лунным светом. Мортиша остановилась на пороге. Её взгляд немедленно упал на тело Лили Поттер, распростёртое перед детской кроваткой. Она лежала на полу, словно пытаясь закрыть собой сына, даже в смерти её поза выражала последнюю попытку защитить его.

— Печальная и красивая смерть, — прошептала Мортиша, её голос был почти музыкой в этой мрачной тишине. Она опустилась на колени рядом с телом Лили, её длинные пальцы легко коснулись холодной руки женщины. — Она отдала всё, что у неё было.

Затем раздался тихий звук — слабый детский плач, доносящийся из кроватки. Мортиша медленно поднялась и приблизилась к ребёнку. Его лицо было покрыто слезами, а шрам на лбу ярко выделялся в тусклом свете, кровоточа и пульсируя, словно тлеющий уголёк. Кровь медленно сочилась из него, оставляя тонкую дорожку по коже. Плачь Гарри был тихим, но отчаянным, как крик души, оставленной в одиночестве посреди хаоса.

— Бедный мальчик, — произнесла Мортиша, её голос был наполнен мягким сочувствием. Она медленно подошла к кроватке и склонилась над Гарри. Её холодные пальцы осторожно коснулись его маленькой руки, словно пытались забрать часть его боли на себя. — Ему ещё предстоит долгий путь.

Гомес подошёл ближе и встал рядом с женой. Он окинул взглядом Гарри и произнёс:

— Какой шрам, какая история! Думаю, Пагсли попробует повторить его.

— Это не просто рана... это клеймо.

Мортиша пристально смотрела на Гарри, её холодные пальцы осторожно коснулись его лба, едва не касаясь шрама. Магическая энергия, исходившая от шрама, была настолько плотной, что её можно было почувствовать, как жар от огня.

— Это не клеймо, это судьба, — поправила себя Мортиша. — Этот мальчик пережил то, что должно было убить его. Но шрам... он никогда не позволит ему забыть.

Гарри, почувствовав её присутствие, слегка успокоился, хотя его лицо ещё было мокрым от слёз. Мортиша медленно подняла его на руки, её движения были осторожными, но уверенными. Мальчик замер в её объятиях, его голова легла на её плечо, а маленькие пальцы крепко сжали её платье.

— Мы должны забрать это дитя, mon amour, — тихо произнёс Гомес, его голос был полон решимости. — Лили и Джеймс доверили нам это. Он — последний из их рода. Мы позаботимся о нём.

Мортиша кивнула, её лицо оставалось непроницаемым, но в её движениях чувствовалась нежность, когда она прижимала Гарри ближе к себе.

— Мы увезём его домой, — сказала она спокойно. — Его судьба ещё не завершена.

Карета мчалась сквозь ночь, возвращая Аддамсов в Америку. На переднем сидении Вещь ловко управлял поводьями, его пальцы виртуозно направляли лошадей через густой туман. Мортиша сидела внутри, нежно держа Гарри на руках. Величественная, как всегда, она была воплощением безмятежности. Младенец, завернутый в один из любимых пиджаков Гомеса, крепко прижимался к её шее, его маленькие ручки цеплялись за её платье. Время от времени он тихо всхлипывал во сне, и тогда Мортиша мягко перебирала его волосы, избегая шрама на лбу.

Гомес, сидя рядом, не мог отвести пылкого взгляда от жены, смотря на неё с тем обожанием, которое пронизывало всю их совместную жизнь.

— О, querida, — прошептал Гомес, его голос дрожал от волнения. Его рука мягко коснулась талии Мортиши, и она откинула голову ему на плечо. — Ты словно тёмная Мадонна с младенцем. Ты — воплощение самой ночи, держащее в объятиях новую судьбу. Если бы Рафаэль видел тебя, его кисть застыла бы, ибо он понял бы, что перед ним — истинное совершенство.

Гомес перехватил её ладонь, запечатляя на тыльной стороне пылкий поцелуй.

— Ты несёшь это дитя с такой грацией, словно само провидение предназначило его для нас.

Мортиша улыбнулась, её тёмные глаза блеснули в свете луны, когда она посмотрела на Гомеса. Их взгляды встретились, и время, казалось, остановилось. Мгновение тянулось вечность, пропитанное их страстью.

— Ты так поэтичен, — произнесла она с лёгкой улыбкой и посмотрела на спящего мальчика. — Но судьба действительно изменилась для этого мальчика. Гарри Поттер умер в той ночи.

— Ты уже выбрала имя, Мортиша? Я подумал о Пуберте. Пуберт Аддамс — как звучит! — гордо произнёс Гомес, закручивая правый ус.

— Нет, Гомес, — покачала головой Мортиша. — Я дам ему другое имя — Гаррет Аддамс.

— Гаррет Аддамс, — с благоговением повторил Гомес, словно это имя само по себе было колдовским заклинанием. — О, cara mia, ты всегда так мудра. Как же мне повезло, что ты рядом, чтобы направлять меня на этом пути.

— Его судьба, возможно, будет куда более интересной, чем ему было предначертано, — тихо сказала Мортиша, её глаза снова вернулись к мальчику.

— Cara mia, когда ты говоришь о судьбе, я не могу не преклоняться перед тобой. Ты словно сама держишь в руках нити судеб! — произнёс Гомес, его голос стал низким и тёплым. Он не смог удержаться и снова коснулся её руки, целуя её запястье с тем страстным трепетом, который он испытывал каждый раз, когда она говорила что-то судьбоносное.

— Гомес, — ответила Мортиша, её губы дрогнули в лёгкой, загадочной улыбке. — Я лишь следую за тем, что предначертано.

— Ты делаешь всё предначертанное лучше, — Гомес крепче сжал её талию, словно боясь отпустить её хоть на мгновение.

Мортиша снова посмотрела на спящего Гарри, её пальцы ласково погладили его щёку, словно утверждая его место в их жизни.

— Теперь он наш, — тихо произнесла она, и в её словах чувствовалась абсолютная уверенность, с которой, как она знала, Гомес никогда не стал бы спорить.

Карета, плавно замедлившись, остановилась перед величественными, коваными воротами поместья Аддамсов. Вдоль извилистой дороги, ведущей к этим воротам, тянулся массивный железный забор, его прутья покрывались ржавчиной, придавая всему сооружению вид древности, неподвластной времени. Каждая секция забора была увенчана острыми пиками, словно предупреждая нежеланных гостей о том, что за этими границами таится нечто зловещее и непостижимое. Между коваными прутьями местами прорастали дикие колючие кустарники, сплетаясь с железом так, что казалось, сама природа пыталась защитить это мрачное поместье от посторонних глаз.

Огромный готический особняк, скрытый среди мрачных вековых деревьев, возвышался на фоне тусклого утреннего неба, едва тронутого рассветом. Тёмные башни, увитые диким плющом, вытягивались ввысь, словно пытались ухватить последние отблески исчезающей луны, их силуэты напоминали древние, покосившиеся шпили забытых соборов. Здание казалось одновременно величественным и зловещим, будто дышало скрытой силой, существующей на грани между миром живых и тенью давно ушедших.

Когда карета замедлила ход перед воротами, Мортиша и Гомес почувствовали лёгкую вибрацию, как если бы само здание реагировало на их возвращение. Внезапно карета остановилась с грациозной точностью, и Гомес с улыбкой заметил:

— Ах, Вещь как всегда на высоте!

Вещь, сидя на козлах кареты — всего лишь одна рука, управляющая лошадьми с удивительным мастерством — радостно постучал пальцами, принимая похвалу.

На крыльце уже стоял Ларч, высокий и мрачный дворецкий, чья массивная фигура бросала длинную тень. В его безмолвной стойке было что-то почти устрашающее, и его глубокий, звучный голос, перекатывающийся словно гром в тёмной дали, прозвучал с лёгким наклоном головы:

— Добро пожаловать домой, — гулко произнёс Ларч, отворяя дверь кареты. Его гигантская рука с легкостью управлялась с маленькой ручкой, несмотря на его массивность.

— Благодарю, Ларч, — мягко отозвалась Мортиша. Она легко передала Гарри на руки Гомесу, а затем её рука скользнула в громадную ладонь верного дворецкого, когда тот помог ей выйти из кареты. Взяв Гаррета на руки, Гомес вышел следом, слегка улыбаясь.

— Ларч, приготовь комнату для нашего новоприбывшего. Детскую! — с энтузиазмом приказал Гомес.

Ларч молча поклонился и с почти незаметным вздохом ушёл внутрь дома, его массивные шаги тихо гремели по мраморному полу.

В вестибюле царила мрачная роскошь: массивные люстры свисали с потолков, отбрасывая мягкий свет, который играл тенями на стенах, которые были заполнены портретами предков. Их угрюмые лица с вниманием и холодной строгостью взирали на всех, кто осмелился войти в их владения.

Гомес вернул мальчика Мортише, и они, не теряя времени, направились к задней части поместья, через длинные коридоры, на выход к семейному кладбищу, что раскинулось на склоне позади дома.

Войдя внутрь, они оказались в роскошном холле, стены которого утопали в тенях. Чёрные, старинные ковры устилали пол, а тусклые люстры из потемневшего серебра лишь слегка освещали помещение. Паутинки лениво свисали с колонн и потолочных балок, создавая ощущение древней готической крипты.

Гомес с восторгом оглядывал знакомые интерьеры, полный гордости за своё наследие:

— Ах, querida, наш дом... — его голос прозвучал словно эхо, отражаясь от стен. — Он словно рад нас видеть. Ты чувствуешь это, милая?

Мортиша, пройдя вперёд, вздохнула, наслаждаясь атмосферой:

— О да. Я ощущаю, как стены разговаривают с нами. Они уже приняли мальчика, как одного из своих.

На стенах висели гобелены с изображениями их предков: тёмные, резкие лица смотрели строго и задумчиво, будто изучая всех, кто осмелился войти в этот священный дом. Витражи на окнах, прорисованные тончайшими узорами, преломляли свет в странные, искривлённые тени.

Гомес перевёл взгляд на проснувшегося Гарри и, улыбнувшись, поцеловал его в лоб:

— Теперь ты тоже часть этого мира, дитя.

Они вышли через заднюю дверь дома, оказавшись на старом кладбище, где могилы предков стояли рядами под тенью старых деревьев. Здесь дремала история семьи Аддамсов, и эта земля впитала в себя всю их силу. Лёгкий ветерок прошелестел между могильными плитами, принося с собой запах мокрой земли и осенних листьев. Полоски раннего утреннего солнца пробивались сквозь тяжёлые облака, придавая месту жутковатую красоту.

— Посмотри, дитя, — сказал Гомес мальчику, указывая на одну из массивных плит. — Здесь покоится великий Себастьян Аддамс. Погиб, экспериментируя с мощным зельем, которое взорвалось у него в руках. Ах, какой прекрасный был эксперимент! Но он всегда жил на грани риска.

— Настоящий мастер своего дела, — кивнула Мортиша, её голос был полон уважения.

Гомес продолжил, указывая на памятник с портретом женщины с ярко-рыжими волосами и серьёзным, но задумчивым выражением лица:

— А вот здесь, под этой древней плитой, лежит Лукреция Аддамс, — произнёс он, не скрывая гордости. — Она была великой некроманткой, которая возглавила армию мертвецов в день, когда наши враги хотели уничтожить род Аддамсов. Истинный символ преданности.

Мортиша слегка кивнула, её пальцы ласково перебирали волосы Гаррета, как бы связывая его с этими древними легендами, которые скоро станут и его наследием.

Когда они подошли к центральной могиле, Мортиша плавно опустилась на колени перед могилой, держа Гаррета на руках.

— Вот здесь покоится основатель нашего рода, — сказала Мортиша, указывая на величественную могилу в центре. — Он был первым, кто заложил основы того, что теперь называется «семьёй Аддамс». Его знания и преданность семье стали нашим наследием. Теперь ты, Гарри, станешь частью этого.

Гомес, не скрывая своего волнения, склонился перед могилой, его руки нежно коснулись древнего камня, затем он взглянул на свою жену.

— Пора начинать, cara mia. Лунный свет подошёл бы больше, но нам нужно спешить.

Мортиша кивнула, обвела кладбище взглядом, как бы взывая к духам предков, которые, казалось, наблюдали за происходящим. Она чувствовала их интерес.

— Мы здесь, чтобы соединить нашу кровь и наследие с этим дитя, — начала она, её голос был мягким, но властным. Она приняла от Гомеса кинжал и быстро надрезала свою руку и ладошку Гарри, который коротко захныкал, а затем соединила, смешивая кровь. — Пусть его прежняя жизнь останется в прошлом. Теперь он — Гаррет Аддамс, и с этого момента его судьба связана с нашей.

Стоящий рядом Гомес, тоже опустился на колени, сделал надрез на ладони и сжал руку мальчика, рана к ране. Его глаза горели от волнения, когда он торжественно продолжил:

— В этой земле покоятся наши предки, их магия, их сила, их мудрость. И сегодня мы принимаем Гаррета в наш род. Пусть его кровь станет нашей кровью, а его имя — символом вечного наследия Аддамсов.

Мортиша тихо произнесла древние слова на незнакомом языке, её голос плавно звучал в воздухе, словно она нашёптывала заклинания самому ветру. Тени вокруг них затрепетали, как если бы сама земля откликалась на её зов. Лёгкий ветер прошелестел по могилам, и казалось, что предки благословили этот ритуал.

— Мама?.. — тихо произнёс Гарри, потирая зажившую ладошку.

Было непонятно, зовёт ли он свою умершую мать или обращается к Мортише, но она лишь ласково погладила его по голове:

— Да, дорогой, теперь ты часть нашей семьи.

Затем Мортиша подняла взгляд на поднявшегося с земли Гомеса, который склонился к ней и нежно взял её за руку, помогая встать.

— Ты делаешь каждое мгновение столь волшебным, — прошептал он, его голос был полон благоговения.

— Как и ты, mon sauvage.

— О, Тишь, твой французский!

— Oui, — тихо ответила она, их губы встретились в коротком, но страстном поцелуе, скрепляющем их единство.

Когда они вернулись в поместье, свет утреннего солнца проникал через высокие окна, и дом наполнился жизнью. Семья уже собралась за длинным столом в старинной столовой: Вэнсдей, Пагсли и Бабуля сидели за столом, ожидая лишь Мортишу и Гомеса. Старинные, богато украшенные серебряные блюда были заполнены эксцентричными яствами, каждое из которых, казалось, могло быть результатом алхимического эксперимента.

Мортиша села во главе стола, держа Гаррета на руках. Гомес, как всегда, рядом, его лицо светилось радостью.

— Семья, — начала Мортиша, её голос прозвучал чётко и решительно, — поприветствуйте Гаррета Аддамса.

Пагсли, с интересом поглядывая на Гаррета, широко улыбнулся:

— Новый малыш, наконец-то! Можно с ним поиграть?

Вэнсдей, с холодным блеском в глазах, медленно повернула голову к Мортише:

— Думаю, стоит начать с чего-то простого. Например, проверим, как он выживет в гильотине для моих кукол.

Мортиша с лёгкой улыбкой покачала головой. Её радовало, что дети хорошо приняли нового брата.

— Вэнсдей, он ещё слишком мал для таких развлечений, да и он намного больше, чем кукла. Но, возможно, вскоре… Мы подождём, пока он окрепнет.

Пагсли, чуть огорчённый, добавил:

— Тогда, может, я поставлю его под лестницу и прыгну сверху? Интересно, выдержит ли?

Мортиша кивнула:

— Время для этого наступит, но сейчас он должен сначала привыкнуть к своему новому дому. Дайте ему время, дети.

— Жаль, — вздохнула Вэнсдей, скрестив руки. — Мне бы хотелось увидеть, как он реагирует на угрозы.

Гомес, улыбаясь, воскликнул:

— Терпение, мои дорогие! Уверен, наш Гаррет — настоящий Аддамс. У него впереди ещё много испытаний.

— О, этот мальчик принесёт много интересного, я чувствую это, — сказала Бабуля, её голос был полон удовольствия. — Он родился под странной луной, а это всегда знак. Его судьба никогда не будет спокойной.

Гомес взял руку Мортиши и поцеловал её запястье.

— Cara mia, спасибо за Гаррета. Каждый день с тобой становится праздником, — прошептал он с обожанием.

— Как и каждый день с тобой, Гомес, — улыбнулась Мортиша, её тёмные глаза были полны тёплой любви.

* * *

Хагрид, гигантский полувеликан с густой чёрной бородой и сердцем, добрым как драконёнок, тяжело дышал, стоя у разрушенного дома в Годриковой Лощине. Его огромные руки опустились вдоль тела, сжимая волшебный зонтик. Он искал ребенка — Гарри Поттера. Однако мальчика нигде не было.

— Где же ты, Гарри? — прошептал Хагрид, оглядывая руины дома. Его низкий голос дрожал от горя и беспомощности. Слёзы застыли в уголках его глаз, когда он оглянулся на место, где Лили и Джеймс Поттеры погибли этой ночью, пав жертвами заклинания Того-Кого-Нельзя-Называть. Их тела были обнаружены, но Гарри... малыша он не нашёл. Дамблдор и профессор МакГонагалл поручили ему доставить мальчика в безопасное место, и что теперь делать, Хагрид не знал.

Он нащупал тяжёлую флягу в кармане и залпом осушил её. Его мысли путались. Может, кто-то уже успел забрать Гарри? Может быть, его нашли раньше? Но кто? И куда они могли его унести? Ответов не было.

Тревога и боль начали захлёстывать его, поэтому он направился туда, где всегда находил утешение: в «Дырявый котёл».

Дверь в «Дырявый котёл» громко хлопнула, когда Хагрид шагнул внутрь, его массивная фигура заполнила весь дверной проём. Бар был полупуст, и только несколько постоянных посетителей, колдовывая над своими кружками пива, лениво подняли головы на звук его прихода.

— Хагрид! — воскликнул Том, хозяин таверны, удивлённый, увидев полувеликана в столь поздний час. — Что привело тебя сюда в такой вечер?

— Ничего хорошего, Том, ничего хорошего, — пробормотал Хагрид, тяжело опустившись на один из больших стульев у бара, и бросил на стойку несколько монет. — Дай-ка мне огневиски, и не жалей.

— Ты ведь не большой любитель огневиски, — Том нахмурился, но, заметив угрюмое выражение на лице Хагрида, понял, что лучше не задавать вопросов. Быстро налив в стакан огневиски, он протянул его полувеликану.

Хагрид взял стакан и залпом выпил, его горло обожгло, но это был тот самый ожог, который временно приглушал боль в душе. Он устало посмотрел на Томаса и, словно сбрасывая груз, начал говорить.

— Поттеры... они мертвы, — вдруг произнёс Хагрид, его голос дрожал от боли. Потом добавил громче, привлекая внимание всех в баре. — Джеймс и Лили мертвы. Тот-Кого-Нельзя-Называть убил их, но сам умер!

Все, кто был в зале, замерли. Люди бросили свои напитки, взгляды были прикованы к гиганту. В воздухе повисло напряжение, будто каждый знал, что это может быть правда, но никто не хотел в это верить.

— Но мальчонка-то… Гарри… должен был быть там… но я его не нашёл! — голос Хагрида дрожал, и, не в силах больше держать это в себе, он продолжил: — Дамблдор дал мне задание найти его, но он пропал. Исчез. Как сквозь землю провалился!

— Малыш Гарри исчез? — переспросил Том, наливая Хагриду ещё одну кружку. — Это же ужасно! Может, кто-то успел забрать его до тебя?

— Кто? — рыкнул Хагрид, сжимая кружку так, что она чуть не треснула. — Кто мог прийти раньше? Никто не знает про это место! Только я, да Дамблдор...

Вокруг раздался гул голосов. Все начали шептаться, передавая новость по цепочке. Поттеры мертвы, Тот-Кого-Нельзя-Называть пал, а Гарри Поттер пропал.

За пределами «Дырявого котла» слухи, как туман, начали распространяться по улицам магического Лондона. Один за другим волшебники узнавали о том, что случилось с семьёй Поттеров, и что «Мальчик-Который-Выжил» исчез.

Мортиша, сидя в кресле, вязала маленький комбинезон для Гаррета. Рядом с креслом на полу лежал клубок самой мягкой пряжи, которую она использовала лишь в особых случаях. Из этой же пряжи она когда-то вязала похожие комбинезоны для Вэнсдей и Пагсли. И конечно же эта пряжа была чёрного цвета. Мортиша, будучи Аддамс, любила мрачные оттенки, и чёрный несомненно был её любимым. Он был бы Гаррету к лицу.

Изредка она отрывала взгляд от работы, чтобы посмотреть, как Пагсли и Вэнсдей играют неподалёку — точнее, проверяют одну из новых хитроумных ловушек, которую Пагсли придумал для кукол Вэнсдей. Мортиша одобрительно кивнула: её дети всегда находили вдохновение в чём-то мрачном.

После ритуала на кладбище, когда они с Гомесом поделились своей кровью с мальчиком, и предки приняли это благосклонно, внешность Гаррета начала меняться. Он приобрел черты, присущие настоящему Аддамсу. Его каштановые волосы постепенно стали угольно-чёрными и перестали виться, кожа посветлела, придав ему немного нездоровый вид. А вот цвет глаз же почти не изменился, зелёный стал лишь более насыщенным. Мортиша была этому рада — ей нравился этот яркий оттенок, похожий на цвет лиан её милой Клеопатры или зелёной ядовитой лягушки.

Позже в тот же день, когда они провели ритуал, Гомес разослал приглашения родственникам. Он загорелся идеей, что необходимо отпраздновать появление нового Аддамса. Бабуля предложила совместить это с празднованием дня рождения Гаррета — ведь с ритуалом тот сменился на тридцать первое октября.

— Как символично и по-аддамски! День рождения в День всех святых! — воскликнул тогда с энтузиазмом Гомес. Он вскочил, поблагодарил Бабулю за идею, поцеловал руку Мортиши и унёсся рассылать приглашения.

Вспомнив об этом, Мортиша мимолётно улыбнулась. Ах, Гомес всегда потрясал её своей энергией и живостью. Она любила в нём это.

В день торжества весь дом наполнился атмосферой ожидания. Мортиша, стоя перед зеркалом, поправляла рукава чёрного платья, украшенного узорами из тёмных виноградных лоз. Её глаза блестели от предвкушения: сегодня Аддамсы соберутся вместе, чтобы отметить рождение Гаррета — нового члена их семьи.

— Ах, cara mia, ты прекрасна! Я бы убил за тебя или был бы убит. Или и то, и другое, — чувственно произнёс Гомес, подходя к Мортише со спины. Он обнял её за талию, прижал к себе и покачал из стороны в сторону в подобии танца. Затем откинул её волосы с левого плеча и прижался голодным поцелуем к обнажившейся шее, шепча: «о, querida».

Мортиша томно улыбнулась, откидывая голову на плечо мужа.

—Mon sauvage, — она повернулась в его объятьях, погладила по щеке, чувствуя, как Гомес придерживает её за затылок, и наконец поцеловала. Гомес ответил с пылом, который никогда не угасал с тех пор, как они впервые встретились.

— Снова твой французский, cara mia, — простонал побеждёно Гомес, заставляя Мортишу кинуть на него лукавый взгляд из-под ресниц.

Она знала, как её французский распаляет пожар безудержной страсти в её муже, и часто этим пользовалась.

Когда их поцелуй завершился, Гомес, сияя, как луна в полнолуние, подхватил Мортишу за руку и торжественно повёл её вниз по широким, тёмным ступеням, ведущим в главный зал, где скоро должно было начаться празднование. В этот момент дом был заполнен огнями свечей и тихими звуками музыки. Вскоре Аддамсы должны были заполнить поместье, делая его ещё более мрачным и хаотичным.

Гомес, с его неуёмной энергией, уже успел обойти весь дом, проверяя, что всё готово. Он гонял Ларча и Вещь, раздавая последние указания.

Вскоре послышались первые глухие удары в дверь, и на пороге появился Фестер. Его округлое лицо светилось от возбуждения, а глаза поблескивали жутковатым светом.

— Фестер, брат! — приветствовал Гомес брата, распахнув руки. — Мы рады видеть тебя на этом значимом для нашей семьи событии. Наша семья пополнилась новым Аддамсом!

— Гомес! Поздравляю вас с новой душой в роду! — воскликнул он, едва перешагнув порог. Он крепко обнял Гомеса, будто стараясь сломать ему рёбра.

Мортиша покачала головой. Рядом с братом Гомес всегда превращался в мальчишку. Однако она не была против — это её порядком забавляло.

— Сестрица! — тем временем воскликнул Фестер и воспитанно поцеловал протянутую Мортишей руку.

— Дядя Фестер! — ураганом налетел на своего любимого дядю Пагсли. Вэнсдей подошла спокойнее, но тоже обняла дядю.

— Пагсли, Вэнсдей, как вы выросли! Я привёз вам подарки из Австралии. Гимпи-гимпи для племянника и тарантул для племянницы! — Фестер раздал подарки и повернулся к Мортише: — А где новый Аддамс? Я уже спланировали, какие развлечения будут у малыша! Бомбы, фейерверки и призрачные свечи — всё готово для него.

Мортиша проводила его к колыбели, которую на этот вечер поставили прямо в главном зале, и подняла Гаррета на руки, позволяя мальчику разглядеть родственника.

— Это твой дядя Фестер.

— Привет, маленький Гаррет, — завороженно произнёс Фестер, наверное, уже представляя, как будет играть с новым племянником. Он протянул к мальчику руку, но тот оттолкнул её и отвернулся, делая вид, что ему неинтересно, хоть и продолжал смотреть краем глаза.

Фестер расхохотался:

— Настоящий Аддамс!

Следующим приехал Кузен Итт. Он буквально вкатился в вестибюль, приветствуя всех знакомым тараторящим голосом. Мортиша изящно кивнула ему, её глаза весело блеснули.

— О, Итт, ты как всегда вовремя. Добро пожаловать.

Вэнсдей и Пагсли сразу же подошли к Кузену Итту, приветствуя своего необычного кузена, который всегда привозил им самые странные подарки. Итт, как и всегда, не разочаровал: он привёз маленький, но чрезвычайно детализированный гробик для кукол Вэнсдей и старинный китайский механизм, который сразу заинтересовал Пагсли.

Потом Кузен Итт залихватски поклонился Мортише, которая держала Гаррета на руках, и что-то забавно протараторил, что не помешало остальным Аддамсам его понять. Гаррет заинтересованно подался вперёд и стал издавать звуки, пытаясь повторить за Кузеном Иттом. Тот рассмеялся, снова что-то протараторил, и Вещь помог ему достать подарок для Гаррета.

— Подарок для малыша? — спросила Мортиша, принимая крошечный свиток, перевязанный чёрной лентой. На записке, приложенной к нему, золотыми буквами было написано: Вечная ночь Гаррету Аддамсу.

— Спасибо, Итт, — улыбнулась она кузену и убрала его подарок к остальным.

Помимо Дяди Фестера и Кузена Итта, прибыли и другие эксцентричные гости. Двоюродная тётушка Офелия, в своё время прославившаяся тем, что провела год в доме с привидениями и написала об этом книгу, привезла Гаррету несколько редких кристаллов. Дальний дядюшка Бальтазар — высокий, суровый человек с густыми усами и пристальным взглядом — подарил ему старинный кинжал, хотя и шутливо добавил: «Использовать начнёт только, когда подрастёт». Ещё одна родственница, Августа, слегка странная дама с коллекцией чучел животных, вручила Гаррету маленький набор алхимических реагентов, заверяя родителей, что это — «для его первого опыта с магией».

Когда наконец собрались все родственники, гости переместились в парадный зал, где была установлена величественная древняя чаша, украшенная символами рода Аддамсов. Мортиша и Гомес встали рядом, торжественно держа Гаррета, и Гомес поднял руки, приветствуя родных:

— Дорогие Аддамсы, — начал он громко, его голос прозвучал как раскат грома. — Сегодня мы собрались, чтобы представить вам нашего сына Гаррета Аддамса. Пусть каждый из вас благословит его своим присутствием и даром!

Мортиша осторожно окунула палец в чашу с густой тёмной жидкостью и, коснувшись ею лба Гаррета, произнесла:

— Гаррет Аддамс, пусть мудрость и сила предков сопровождают тебя, а миры живых и мёртвых чтят твоё имя.

Кузен Итт подошёл первым и, произнося что-то на своём тараторящем языке, вручил Гаррету свой второй подарок: крошечный серебряный кулон, обвитый символами, что, по его словам, приносит удачу в самых странных обстоятельствах. Дядя Фестер, смеясь, достал флакончик с блестящей жидкостью.

— Мой подарок — это настойка страха, — сказал он, подмигнув родителям. — Она поможет тебе познать страх, маленький Гаррет.

Аддамсы один за одним подходили, чтобы принести маленькому Гаррету свои дары. И, наконец, Бабуля торжественно встала перед малышом, держа в руках аккуратный свёрток. Она наклонилась к Гаррету и тихо прошептала:

— В тебе течёт древняя кровь, мой мальчик. Пусть тебе сопутствует удача в тени и во тьме.

Когда все дары были поднесены, Гомес поднял бокал и произнёс:

— Немного с опозданием, но давайте же отпразднуем день рождения Гаррета — тридцать первое октября! Вечер, когда грани миров становятся тоньше. Да здравствует наш сын!

Празднование в честь нового члена рода Аддамсов продолжилось с размахом, достойным семьи Аддамс. В парадном зале поместья, украшенном тяжелыми чёрными шторами и канделябрами с мерцающими свечами, собрались все близкие и дальние родственники. Комнаты наполнились звуками музыки и разговорами, в которых слышались рассказы о прошлом, древние легенды и забавные истории из жизни.

Гости поднимали бокалы, наполненные густым вином. Тосты и одобрительные возгласы раздались по залу тут и там.

Внезапно Гомес вышел на середину зала и нашёл глазами брата. Мортиша улыбнулась, сразу разгадав, что тот задумал.

— Мамушка! — громко объявил Гомес, сверкая глазами. Он достал из сапогов два кинжала и в предвкушении крутанул их в руках.

Фестер радостно подмигнул ему и, легко выскользнув из объятий двоюродной тёти Офелии, подхватил брата под руку.

Секунда — и вот уже зал загудел, когда Гомес и Фестер, сопровождаемые звуками мрачной музыки, начали знаменитую семейную мамушку. Это был танец, в котором каждый шаг и поворот были пронизаны страстью, энергией и опасностью. Гомес, с легкостью управляясь с уже четырьмя кинжалами, крикнул Мортише:

— Мортиша, дорогая, однажды я научу Гаррета мамушке так же, как меня учил отец! Наш сын будет танцевать её, как истинный Аддамс!

Когда танец завершился под бурные аплодисменты, Вэнсдей бесшумно подошла к одному из кузенов — Люсьену, чья холодная улыбка и тёмные глаза привлекли её внимание — и холодно пригласила его на танец. Её движения были плавными и точными, а лицо оставалось серьёзным, что лишь добавляло её танцу особую мрачную красоту. Люсьен, держа её за руку, также сохранял полную невозмутимость, словно они оба были героями какой-то таинственной, зловещей баллады.

Мортиша с умилением наблюдала за танцем дочери.

— Посмотри, Гомес, — она указала на танцующих Вэнсдей и Люсьена, — возможно, это начало новой истории любви.

— Первая несчастная любовь — в этом есть что-то поэтическое. Хотел бы я пережить её с тобой, — ответил тот, обжигая руку Мортиши очередным поцелуем.

Гости продолжали дарить Гаррету свои пожелания и подарки, а Мортиша с Гомесом принимали поздравления и слова поддержки с чувством гордости и нежности. Бабуля, с её вечной трубкой в зубах, уже рассказывала двум кузенам о том, как растить ребёнка с уважением к семейным традициям, не забывая при этом упоминать старинные зелья и их влияние на крепкий сон.

После танцев и поздравлений гости собрались у длинного стола, где началось главное застолье. Слуги поставили перед каждым гостем изысканные блюда — от супа из пауков до пирожных в форме черепов. Гомес, заметив, что Мортиша с лёгким интересом наблюдает за праздничной трапезой, наклонился к ней и, поцеловав её в руку, прошептал:

— Ты делаешь каждый момент лучше, cara mia. Это пиршество обрело свой смысл только благодаря твоей идее.

Мортиша, глядя на мужа с глубокой, спокойной нежностью, ответила:

— Ты всегда знаешь, как сделать этот вечер незабываемым, Гомес.

Через какое-то время гости начали отбывать. Вэнсдей вернулась в свою комнату, а Пагсли, успевший до этого набить тарелку и живот деликатесами, в какой-то момент утомился и заснул прямо на столе. Его голова тихо упала на большое блюдо, и кто-то прикрыл её серебряным клошером. Когда Мортиша заметила это, она едва заметно улыбнулась.

— Пагсли всегда умел найти себе уютное место, — шепнула она Гомесу. Тот лишь согласно кивнул.

Гаррет, удобно устроенный у Мортиши на руках, мирно спал, как истинный Аддамс, окружённый странными, но любящими, родственниками и атмосферой, полной мрака и таинственной красоты.

Первые недели в доме Аддамсов для маленького Гаррета стали чередой удивительных открытий. В свои год и три месяца он ещё не понимал, чем его новый дом отличался от обычного, но чувствовал: здесь он был дома. Первые несколько ночей мальчик плакал, и Мортиша, недолго думая, приказала Ларчу перенести его колыбельку в их с Гомесом спальню. После этого Гаррет перестал будить взрослых по ночам. Он, казалось, был очарован колыбелькой Аддамсов, каркас которой, как гласили семейные слухи, был сделан из костей врагов рода. Мальчик полюбил гладить бортики, отполированные до блеска предыдущими поколениями Аддамсов.

С тех пор Мортиша и Гомес каждый вечер укладывали Гаррета в своей комнате. Под низкий, хрипловатый напев Мортиши, Гаррет крепко засыпал, сжимая её бледные пальцы. Гомес каждый раз смотрел на них с таким пылом в глазах — он обожал, когда Мортиша заботилась о детях. Дождавшись, когда мальчик заснёт, Гомес подошёл ближе, заключая Мортишу в свои объятья, прикладываясь к точёной шее жены, словно к святыне.

— О, cara mia, ты так прекрасна, словно Лунная Богиня-мать. Ты освещаешь мою жизнь своим присутствием.

Затем Гомес склонился над ребёнком в её руках, касаясь чёрных волос, и нежно прошептал:

— Ты дома, mi pequeño. Позволь нам позаботиться о тебе.

Каждое утро, когда Гаррет открывал глаза, он первым делом видел Мортишу и Гомеса, и его беспокойство, кажется, навсегда ушло, уступив место любопытству к этому необычному месту, его новому дому. Мортиша с тихой радостью наблюдала за тем, как мальчик с каждым днём становился всё более уверенным в своём окружении, привыкая к сумрачным коридорам, высоким потолкам и мягкому свету свечей. Однажды она, поглаживая его по голове, тихо сказала:

— Ты узнаешь много странного, Гаррет, и это сделает тебя настоящим Аддамсом. Ты впитаешь силу нашего рода, словно она всегда была в тебе.

По утрам Мортиша поднимала его на руки и выходила в сад, полный её любимых растений — конечно же редких и ядовитых. Тихий шелест листьев, тёмно-зелёные стебли, порой тянущиеся, словно живые, — всё это завораживало маленького Гаррета. Он с интересом тянул руки к изумрудным листьям и алым бутонам с тёмными краями, следя за их плавным движением под дуновением ветра.

— Видишь, Гаррет, — тихо говорила Мортиша, касаясь рукой одного из растений, — эти растения красивы, но могут причинить вред — каждый лепесток здесь таит в себе мою силу. Я делюсь ею с растениями, а они отвечают мне преданностью. — Она погладила его по голове и добавила с лёгкой улыбкой. — Когда-нибудь и ты сможешь также.

Однажды Мортиша решила, что пришло время познакомить Гаррета с её необычным и любимым питомцем — плотоядным растением по имени Клеопатра, которое она выращивала долгие годы. Клеопатра была не просто растением: она отвечала на каждое прикосновение Мортиши и понимала её слова, мягко шевеля листьями и издавая тихие, будто шипящие звуки, которыми она показывала свою привязанность.

В то тихое, слегка туманное утро Мортиша взяла Гаррета на руки и понесла в сад. Мальчик улыбнулся, указывая рукой на куст полюбившихся роз, но она покачала головой.

— Нет, ma lune, сегодня мы пойдём в теплицу, — произнесла она и направилась к теплице, спрятанной в глубине разросшегося сада.

Когда они приблизились к теплице, Гаррет затаил дыхание, глядя, как алые, похожие на кровавые капли, цветы и зубчатые листья растения оживают при виде Мортиши. Он, словно чувствуя таинственную силу этого места, крепче прижался к матери. Теплица, утопающая в полутьме, была тихой, лишь где-то слышался шелест листьев, и густая влага тумана ложилась на их кожу тонким покровом, отчего всё вокруг казалось покрытым тонкой вуалью.

Клеопатра вела себя тихо, но стоило ей услышать знакомые шаги хозяйки, как лианы начали шевелиться, цепляясь за каркас теплицы. Большие листья Клеопатры и алые цветы потянулись в сторону входа, приветствуя Мортишу и её спутника.

— Вот и она, Гаррет, — шёпотом произнесла Мортиша, делая шаг вперёд. — Наша Клеопатра.

Клеопатра, завидев свою хозяйку, потянула гибкий стебель к ним навстречу и открыла дверь теплицы, словно приглашая их войти. Гаррет громко охнул и широко распахнул глаза, видя, как стебли медленно, будто бы танцуя, тянутся к Мортише. Растение было огромным: его толстый корень погружался глубоко в землю, от него отходили десятки тонких лиан, которые двигались и извивались вокруг, как живые.

— Вот мы и пришли, моя милая, — прошептала Мортиша, мягко улыбнувшись. — Сегодня я хочу познакомить тебя с Гарретом. Он Аддамс, так что будь к нему приветлива.

Гаррет, крепко обнявший шею Мортиши, с интересом смотрел на огромное растение. Его глаза расширились от удивления, когда он увидел, как Клеопатра осторожно протягивает один из своих гибких стеблей в его сторону, словно здоровается. Он вытянул руку к листьям, и Мортиша, одобрительно кивнув, слегка наклонила его ближе. Листья Клеопатры затряслись, а шипящие звуки, которые издавало растение, стали тише, словно успокаивая малыша.

— Она не причинит тебе зла, ma lune. Клеопатра — моя преданная подруга. Она не просто растение, она — живое существо, наш верный страж и друг, — сказала Мортиша, нежно поглаживая его по голове. — Она понимает, кто такие Аддамсы, и давно является частью нашей семьи.

Гаррет осторожно коснулся гладкой, прохладной поверхности её листа, и Клеопатра мгновенно отреагировала, слегка сжавшись, но тут же развернулась, будто приняв Гаррета как своего. Тонкий стебель слегка обвил его маленькую ручку, словно проверяя, кто же этот новый член семьи. Мальчик захихикал и посмотрел на мать, его глаза сияли от радости и удивления.

— Видишь, Гаррет, — с улыбкой сказала Мортиша, — как только ты станешь для неё своим, она будет с тобой такой же ласковой, как со мной. Клеопатра древнее растение, и она знает, как беречь тех, кто ей дорог.

Гаррет рассмеялся, слегка подпрыгивая на руках Мортиши, а Клеопатра медленно переплела его пальцы со своим гибким стеблем, словно протягивая ему руку дружбы.

— Клео! — воскликнул он, сверкая улыбкой.

— Верно, ma lune, — Мортиша тихо рассмеялась, с гордостью и нежностью глядя на сына.

Обычно после посещения сада Мортиша с Гарретом возвращались в поместье, где завтракали со всей семьёй. После завтрака к ним присоединялся Гомес, и часы до обеда наполнялись его рассказами о дальних странах и необычных реликвиях, которые он или их предки Аддамсы привезли в дом. Гомес сажал Гаррета на колени и, с энтузиазмом оживляя каждую деталь, показывал мальчику свои коллекции.

В один из таких дней Гомес, полный необычайного вдохновения, привёл Гаррета в его огромную игровую комнату, где стояла его гордость и любимое развлечение — железная дорога с миниатюрными игрушечными поездами, мостами и станциями, построенными с особой тщательностью. Гомес оживлённо объяснял Гаррету, что в каждом повороте заложен расчёт, а маленькие поезда издают почти настоящий звук. Он бережно посадил сына перед дорожным полотном и, запуская поезда, с улыбкой комментировал:

— Смотри, mi pequeño! Здесь начинается путешествие! Представь, сколько приключений ждёт каждого маленького пассажира! Каждый вагон — это целая история.

Гаррет с интересом наблюдал, как поезда мчались по рельсам, пересекали мосты, заходили на повороты и исчезали за миниатюрными домиками. Но его взгляд быстро переключился на другую сторону игровой комнаты, где стояли полки с миниатюрными статуэтками — коллекцией, которую Аддамсы собирали из разных уголков света. Там, хранились фигурки, как вымышленных, так и по-настоящему существовавших исторических личностей, у каждого из которых была своя история.

Мальчик повернул голову к этим полкам и с любопытством указал на них маленьким пальчиком.

— О! — воскликнул Гомес, заметив его интерес. — Ты, должно быть, унаследовал мой вкус к настоящим сокровищам!

Гомес с воодушевлением подошёл к полке с фигурками и, приобняв Гаррета, начал говорить с той страстью и мрачным восхищением, которое было неотъемлемой частью Аддамсов.

— Смотри, Гаррет, здесь, — он указал на одну из фигурок рыцаря в тяжёлом, почти грозном доспехе, — стоит Фридрих фон Дерренберг, один из самых безжалостных рыцарей Тевтонского ордена. Говорят, что его меч, подобно нашей фамильной шпаге, никогда не знал покоя и всегда был готов вкусить кровь врагов, — Гомес вздохнул, прикладывая руку к сердцу, словно восхищаясь. — Это был человек, мой мальчик, что не боялся и самой смерти, ведь ему было суждено быть ей другом и спутником.

Гаррет, всматриваясь в холодный блеск доспеха и меча фигурки, замер, а Гомес, чуть понизив голос, продолжил:

— А вот он, Ланселот, из рыцарей Круглого стола, покоритель женских сердец и раб любви. Ах, как сладка была его участь, но как же горек его конец! Он был отважен в сражениях, но поддался силе, куда более жестокой и беспощадной, чем любой враг на поле битвы, — силе страсти! Сила любви так же коварна, как и наш друг Боль. — Гомес вздохнул, словно представляя себе роковую судьбу Ланселота, и снова обратил взгляд к Гаррету, довольный тем, что его сын разделял его мрачное восхищение.

Затем он, слегка понизив голос, перевёл внимание на другую полку, где стояли миниатюрные фигуры людей в роскошных одеждах.

— А вот здесь, дитя моё, — сказал он с оттенком таинственности, — великие и зловещие Медичи, правители и отравители, мастера искусств и интриг. Семья, что правила Флоренцией, где разворачивались самые интригующие и смертельно опасные события! — Он взял фигурку Лоренцо Медичи, возвышенно глядя на неё. — Лоренцо Великолепный, вдохновитель художников и, не побоюсь сказать, соблазнитель душ. Он возвысил Флоренцию, но, ах, как многие его ненавидели за это! На него было совершено покушение прямо в храме, но он выжил, показав, что истинная сила бывает скрыта в мрачной глубине души. Ты видишь, Гаррет? — Гомес улыбнулся, держа фигурку так, будто перед ним было настоящее сокровище. — Истинная власть не нуждается в мечах, когда есть холодная решимость и чуть-чуть яда.

Гаррет серьёзно кивнул, едва касаясь статуэтки. Гомес, довольный вниманием сына, вновь улыбнулся и привёл его к другой полке с самыми необычными и, как он сказал, опасными фигурками.

— И вот, — произнёс он, стараясь, чтобы голос звучал одновременно завораживающе и таинственно, — мои любимцы: маги и алхимики, стражи древней мудрости и запретных знаний. Этот маленький человечек с огромным свитком — Никола Фламель. Говорят, он нашёл философский камень, нашёл секрет бессмертия! — Гомес приложил руку ко лбу, словно от избытка чувств. — Представь, мой дорогой мальчик, жить вечно, наблюдая за тем, как мир становится всё мрачнее и полнится тайнами. Я бы отдал многое за это.

Гаррет не до конца понимал смысл слов, но неотрывно смотрел на отца, зачарованный его голосом.

Вэнсдей, в свои годы удивительно серьёзная и строгая, относилась к Гаррету с осторожным уважением, но ей хотелось проверить его смелость. Однажды она взяла его за руку и повела в темные коридоры дома, освещённые только свечами. Тихо шепча, она объясняла, что тьма — это то, что нужно понимать и уважать.

— Тьма — это наш друг, Гаррет, — серьёзно сказала она. — Ты Аддамс, так что не бойся её.

Они дошли до её комнаты, где Вэнсдей показала брату своих «друзей» — куклу Мария-Антуанетта, у которой отсутствовала голова, несколько игрушечных скелетов и тарантула, который ей подарил дядя Фестер. Вэнсдей внимательно наблюдала за реакцией Гаррета, будто проверяя, не испугается ли он этих мрачных «друзей». Гаррет, крепко держа её за руку, смотрел на них с интересом, а не с испугом, что, по мнению Вэнсдей, было достойно настоящего Аддамса.

— Видишь, — продолжала она с едва заметной улыбкой, коснувшись одного из скелетов, отчего тот начал трястись, словно в зловещем танце, — это не враги. Они тебе не навредят, если ты не испугаешься. На самом деле, Гаррет, самые опасные враги — это не те, кто выглядит страшно, а те, кто скрывается под маской.

Гаррет кивнул, словно понимая смысл её слов. Вэнсдей подвела его к полке, где стояли ещё несколько её жутковатых игрушек, и протянула ему маленького кукольного скелета, одетого в потрёпанную яркую мантию, по подолу которой рассыпались звёзды.

— Это твой первый «друг», — сказала она, с лёгкой серьёзностью вглядываясь в лицо младшего брата. — Держи его при себе, и он будет оберегать тебя от тех, кто может показаться доброжелательным, но таит в себе опасность. Запомни, Гаррет, в мире всегда есть те, кто не покажет свою истинную сущность, пока ты не научишься смотреть сквозь тьму.

Гаррет взял кукольного скелета и внимательно осмотрел его, обводя пальчиком маленькие рёбра и зубастый череп. Его зелёные глаза сияли любопытством и каким-то детским доверием к словам сестры.

— Запомни, — добавила Вэнсдей, обводя взглядом темные тени в комнате, — Мы Аддамсы, тьма всегда с нами, и в ней наша сила.

Пагсли, как старший брат, тоже испытывал нежные чувства к Гаррету. Он устраивал для Гаррета импровизированные прятки: прятался под старым одеялом, а затем с рёвом появлялся, думая, что это напугает Гаррета. Но младший брат только смеялся, тянулся к Пагсли и пытался обнять его. Пагсли тоже показывал ему, как строить маленькие башенки из кубиков, и смотрел, как Гаррет с удовольствием разрушал их, смеясь и радостно хлопая в ладоши.

Однажды Вэнсдей решила устроить для Гаррета особое испытание. Собрав всех на крыше, она держала мальчика на вытянутых руках над карнизом, чуть наклонив его вниз, чтобы он мог видеть землю далеко внизу. Пагсли стоял рядом, с азартом наблюдая за происходящим, а Мортиша и Гомес, стоящие внизу, с улыбками следили за каждым движением. Вэнсдей, с присущей ей невозмутимостью, наклонилась к Гаррету и шёпотом произнесла:

— Теперь, Гаррет, ты узнаешь, что такое доверие.

Затем, с абсолютной уверенностью, она ослабила хватку. Весь мир, казалось, замер на миг, когда Гаррет начал медленно падать вниз. Но не достиг земли — он плавно завис в воздухе, словно какая-то неведомая сила удержала его от падения. Его ярко-зелёные глаза светились спокойным интересом. Он не понимал, что произошло, но ему это явно понравилось.

— Он уже знает, как падать, — с удовлетворением сказала Вэнсдей, кивнув Пагсли, как будто это был лишь один из множества тестов, которые они планировали провести.

Мортиша сложила руки перед собой и одобрительно кивнула. Она всегда знала, что в Гаррете есть что-то особенное, и теперь это чувство только укрепилось.

— О, cara mia! — воскликнул Гомес, не скрывая гордости. — Наши дети такие дружные!

Когда дети спустились с крыши, Мортиша и Гомес встретили их крепкими объятиями и гордыми взглядами.

Когда Гаррету исполнилось полтора года, Бабуля Аддамс решила, что пора начинать его обучение. В один дождливый вечер она привела его на чердак, где она жила и варила свои зелья.

— Сегодня, малыш, мы увидим, что у тебя в крови, — сказала она, хитро прищурив глаза.

Гаррет с интересом наблюдал, как его бабушка, напевая старинные заклинания, смешивала необычные ингредиенты, чтобы приготовить зелье. В процессе она рассказывала ему истории о предках Аддамсов, каждый из которых обладал своим особенным даром. Хотя их семья давно утратила магию в общепринятом понимании, дары остались с ними.

Её голос был тихим, словно заклинание, и каждое слово, казалось, переплеталось с ароматом трав и таинственных снадобий, которые она бросала в кипящий котёл.

— Твои предки, Гаррет, — начинала она, высыпая пригоршню сушёных корней мандрагоры, — были не просто людьми, а хранителями древней мудрости и тайн. В каждом из нас живёт что-то от них: кто-то умеет видеть во тьме, кто-то слышит шёпот давно ушедших душ. А тебе, — она хитро посмотрела на мальчика, — ещё предстоит открыть свой дар.

Гаррет, затаив дыхание, наблюдал за Бабулей, которая добавляла к зелью что-то светящееся — маленький фиолетовый кристалл. Пар над котлом окрасился в таинственный лиловый оттенок, и Бабуля, наклонившись ближе, продолжила:

— Когда твой дедушка был маленьким, он мог разговаривать с воронами, и те приносили ему секреты со всего мира. А твоя прабабушка видела в зеркалах события, которые ещё не произошли. Видишь, Гаррет, магия — это не просто заклинания и зелья. Это то, что у нас внутри.

Мальчик кивнул, зачарованно всматриваясь в переливающийся пар. Бабуля, заметив его внимание, протянула ему деревянную ложку с густым зельем.

— Возьми, — сказала она, её голос стал почти шёпотом, — попробуй. Это зелье поможет нам понять, что за дар выберет тебя.

Гаррет, не колеблясь, взял ложку, и вкус настоя был одновременно горьким и сладким, как старая история, полной тайн и запретов. В тот же миг он ощутил слабое покалывание в пальцах и легкую, едва уловимую дрожь. Бабуля, наблюдая за ним, слегка улыбнулась, её глаза блеснули предвкушением.

— Хорошо, — тихо прошептала она, глядя, как Гаррет пытался осознать свои ощущения. — Теперь нам нужно подождать.

Но вскоре произошло нечто, что поразило даже Бабулю. В один из дней, гуляя в саду, Мортиша и Гаррет наткнулись на тело маленького чёрного котёнка. Мортиша осторожно опустилась на колени возле котёнка и, заметив серьёзный взгляд Гаррета, взяла его на руки.

— Это часть жизни, ma lune, — прошептала она, касаясь холодного тельца. — Всё живое возвращается к земле.

Но Гаррет не сводил глаз с маленького котёнка. Ему казалось, что в его сердце что-то откликнулось на этот образ, словно за пределами мира была некая связь, которую он мог ощущать. Мальчик требовательно протянул руки и произнёс:

— Дай. Моё.

Мортиша, мимолётно удивившись, переложила котёнка в одну руку, а другой подняла Гаррета. Вернувшись в дом, Мортиша отнесла Гаррета на чердак к Бабуле, и показала ей котёнка, осторожно положив его на стол.

— Этот малыш нашёл нас, — сказала она, наблюдая за Гарретом, который продолжал тянуть руки к котёнку. — Возможно, он здесь неспроста.

Бабуля задумчиво глядела на мальчика, который всё ещё серьёзно смотрел на неподвижное тело котёнка.

— Гаррет, — обратилась она к нему мягким, но полным решимости и предвкушения голосом. — Ты чувствуешь, что можешь помочь ему вернуться? Ты ведь знаешь, что у каждого из нас есть связь с теми, кто на другой стороне?

Гаррет, не сводя глаз с котёнка, медленно кивнул. Его маленькие пальцы, аккуратно, но твёрдо, коснулись холодной шерсти. Едва уловимое покалывание пробежало по его руке, и вдруг свет в комнате показался тусклее, как если бы воздух стал плотнее. Похолодало. Мортиша и Бабуля, затаив дыхание, наблюдали, как маленький Гаррет сосредоточенно, почти интуитивно, направил всю свою внутреннюю силу на маленькое существо.

Через несколько мгновений, которые тянулись вечностью, котёнок вдруг вздрогнул, и его маленькое тельце начало медленно согреваться. Он открыл глаза, и к удивлению всех, в них светился яркий, пугающе знакомый зелёный цвет — цвет, напоминающий смертельное проклятие Авада Кедавра. Котёнок осмотрелся, и его взгляд, полный жутковатого, почти сверхъестественного спокойствия, остановился на Гаррете. Он узнал своего спасителя.

— Ну что ж, — сказала Бабуля, скрывая удивление за гордостью. — Это и есть твоя связь с миром и с тем, что лежит за его пределами. Этот котёнок будет твоим фамильяром, Гаррет. Ты и он теперь — единое целое.

Котёнок тихо мяукнул и подошёл к Гаррету, прижимаясь к нему, словно признавая в нём не просто своего спасителя, но и хозяина. Мортиша улыбнулась, ласково проведя рукой по волосам сына.

— Значит, у нас теперь новый член семьи, — сказала она, глядя на котёнка. — Как назовёшь его, ma lune?

Мальчик, улыбнувшись, посмотрел на своего нового друга, и, словно ведомый внутренним знанием, прошептал:

— Мрак.

Примечания:

Клеопатра: https://t.me/inspirationhasnotimetable/1276

Незаметно для Аддамсов пролетело целых десять лет. За эти годы в поместье Аддамсов мало что изменилось, казалось что дом, как и его обитатели, застыл во времени. Однако совсем без изменений не обошлось: в тринадцать лет Вэнсдей поступила в академию «Невермор», где когда-то училась и Мортиша, а через год и Пагсли уехал учиться в академию Даркмор для джентльменов — альма-матер Гомеса.

В доме стало слишком тихо. И Мортиша часто (чаще обычного) вздыхала, скрещивая руки на груди, Гомес, заслышав её вздохи, приходил в восторг (порой его приводили в восторг любые действия его супруги) и пытался грустить вместе с ней, но надолго его не хватало — его обычный энтузиазм и энергичность мешали ему. Он вскакивал и принимался фехтовать или метать короткие кинжалы, а Мортиша лишь снисходительно улыбалась, глядя на него с любовью в глазах.

Гаррет так привык, что сестра и брат постоянно рядом, что первое время растерянно бродил по поместью, не зная, чем занять себя в свободное время. Это заметила Бабуля — и количество уроков с ней резко увеличилось.

Бабуля учила Гаррета не только варить зельям, но и знакомила его с основами тёмной магии, некромантии, а также искусством общения с духами. Она объясняла, что магия — это не просто слова и движения, а глубокое понимание природы вещей и умение обращаться к силам, которые скрыты за пределами видимого мира.

— Гаррет, — проговорила она однажды, внимательно глядя на него, — магия — это дар, но только для тех, кто умеет её уважать и понимать. У Аддамсов к этому талант. Мы не боимся того, что другие считают запретным, но и не злоупотребляем этим, ведь каждый союз с потусторонним миром требует платы.

Гаррет кивнул, внимательно слушая, а рядом, на краю стола, неподвижно сидел Мрак.

Котёнок, поднятый Гарретом в раннем детстве, как и говорила Бабуля, стал его фамильяром и повсюду следовал за своим хозяином. Мрак нисколько не подрос — так и оставшись худощавым и небольшим, но от заботы мальчика его чёрная шерсть ухоженно блестела, и не думая вылезать, а когти почернели и заострились.

— Мы, Аддамсы, почти лишены счастья платить, — продолжила Бабуля, — ведь мы потомки самой Бледной Госпожи. Когда-то она почтила людей своим присутствием и так привязалась к одному из смертных, что задержалась на земле на целую человеческую жизнь, чтобы потом, когда настало время, самостоятельно проводить своего избранника за Грань. От одного из их детей и пошли Аддамсы.

— Поэтому мы отличаемся от других? — заинтересованно спросил Гаррет. Он настолько привык быть Аддамсом, что взаимодействие с другими людьми, обычными людьми, давалось ему с трудом. Они казались ему скучными и заурядными.

— Верно, мальчик. Наши отношения со Смертью отличаются — она никогда не забирает Аддамсов просто так. Аддамс должен прийти к Ней сам.

С годами Мрак стал настоящей тенью Гаррета. Независимо от того, занимался ли мальчик зельями, изучал ли старинные фолианты или осваивал некромантию, его верный фамильяр всегда был рядом. Когда они с Бабулей отправлялись на семейное кладбище для специальных занятий, котёнок шёл за ними, тихо крадучись в траве. Иногда, когда Бабуля предлагала Гаррету вызывать духов, Мрак внимательно следил за каждым её жестом, а в его глазах блеск становился ярче, почти словно он сам общался с потусторонними силами.

Со временем, благодаря урокам Бабули, Гаррет развил у себя особую чуткость к присутствию духов. Однажды, когда они с Мраком вернулись в поместье после долгого занятия, мальчик, задержавшись в коридоре, вдруг ощутил лёгкое прикосновение холодного воздуха к руке. Он обернулся и увидел мелькнувшую тень, которую больше никто бы не заметил. Гаррет знал, что это был один из духов, которых они вызвали вместе с Бабулей.

— У тебя талант, мальчик, — сказала Бабуля, когда он рассказал ей о своём ощущении. — Но помни, духи приходят не для забавы. Они — те, кто не смог уйти, и каждому нужна причина, чтобы задержаться среди живых.

После того, как они закончили с духами и мелкими животными, Бабуля принялась учить Гаррета поднимать людей. На какое-то время они почти поселились на семейном кладбище, проводя там всё время.

Большинство Аддамсов были рады вновь оказаться в мире живых и с удовольствием общались с потомками, рассказывая смешные случаи из своей жизни. Вскоре к их занятиям присоединилась Мортиша, которая скрупулёзно записывала сказанное предками, чтобы дополнить семейную историю.

Однажды, когда Бабуля с Гарретом хотели оживить прапрапрадедушку Эмброуза, оказалось, что тот и не умирал. Но обо всём по-порядку.

На семейном кладбище стояла тишина. Мрачные фигуры склепов тонули в сумраке, лишь изредка освещаемом всполохами далёкой молнии, и лишь ветер шуршал голыми деревьями. Бабуля, как всегда решительная и собранная, велела Гаррету не отставать, пока они пробирались к дальнему склепу, где покоился Эмброуз Аддамс. Она, будто бы между прочим, рассказывала мальчику, каким был этот прапрапрадед: вспыльчивым, но изобретательным человеком, умеющим обращаться с магией, но предпочитающим некромантию, поскольку «так проще решать семейные вопросы».

Когда они добрались до склепа, Бабуля поправила свои многочисленные амулеты и, качнув головой, уверенно приступила к подготовке ритуала. Гаррет старательно державший её сумку с магическими принадлежностями, принялся помогать, поглядывая на фразу, вырезанную над входом в склеп: «Эмброуз Аддамс, любящий покой и тишину».

Бабушка, внимательно изучив надпись, хмыкнула и попросила Гаррета достать кинжал. Затем она с усилием надавила на дверь, пытаясь открыть склеп. Когда вдруг её прервал глухой, раздражённый голос, раздавшийся из глубины склепа.

— Ну что ещё? Кто там нарушает мой долгожданный покой? Если это опять кто-то из моих дочерей, я поклялся больше не гадать им на суженного! — проговорил голос с тоном, полным усталости и раздражения.

Бабуля и Гаррет замерли, переглядываясь с удивлением. Дверь отворилась сама по себе, и из темноты показался хмурый, но вполне живой и бодрый Эмброуз Аддамс, кутающийся в потрёпанный халат. Он прищурился, рассматривая стоящую перед ним Бабулю и Гаррета, а затем раздражённо вздохнул.

— Ну да, конечно, решили, что я наконец умер, — проворчал он, постукивая костлявыми пальцами по крышке книги, которую держал в руках. — Скажу вам, пришлось построить этот склеп, чтобы, наконец, отдохнуть от этих гарпий! Пять дочерей — пять ходячих бедствий. Как же мне хотелось тишины, а женихи, если можно их так назвать… Даже некромантия бы не помогла этим бедолагам. Последние восемь — просто жалкое зрелище, и все посмели умереть до свадьбы!

Гаррет с удивлением смотрел на живого прапрапрадеда, который должен быть мёртв, а Бабуля, наблюдая за внезапно ожившим Эмброузом, едва сдерживала смех.

— Эмброуз, дорогой, прости за беспокойство, — сказала она, обратившись к нему. — Мы с Гарретом лишь хотели оживить тебя. Но, похоже, ты прекрасно управляешься и сам.

Эмброуз фыркнул в усы и, насупив густые брови, покосился на своих потомков.

— Ещё бы, — отозвался он, поправляя шнурок халата. — Тишина и мои книги — вот всё, что нужно для покоя, — тут он прервался и смущенно поправил усы, — однако, я могу признать, что мог потерять понятие времени. В склепе так тихо и спокойно — построить его было лучшим моим решением.

Оказывается, он построил себе склеп на семейном кладбище и, едва строители закончили, заперся там, чтобы, как он сказал: «отдохнуть от этих гарпий». У него было пятеро дочерей, которые никак не хотели выпорхнуть из семейного гнезда. Женихи не переводились — даже после того, как последние восемь умерли вскоре после помолвки.

Эмброуз выглянул наружу — его мрачное лицо, покрытое морщинами, оживилось, едва он заметил Гаррета.

— Это твой прапраправнук, Гаррет, — указала на него рукой Бабуля, — а я его бабушка.

— Мой прапраправнук, говоришь? — его глаза блеснули с каким-то интересом. Он окончательно вышагнул из склепа и склонился над Гарретом, разглядывая его.

— Аддамская порода, — кивнул он. — Ну что ж, рад видеть, как молодое поколение проявляет интерес к семейным делам. Но скажи-ка, мальчик, у тебя есть терпение к шуму? Потому что я лишён этой добродетели. Жена, царство ей мрачное, ушла давно, а дочери… — Эмброуз вздохнул и закатил глаза, будто вспоминая тяжёлые годы. — Пять дочерей, все как одна шумные и навязчивые, но красивые, а женихи слетались, как мухи на мед. Однако никто не мог привлечь их внимание.

Гаррет посмотрел на него с искренним восхищением.

— Прапрапрадедушка, — осторожно начал он, — а почему ты их не изгнал, если они так тебя донимали?

Эмброуз усмехнулся, его глаза блеснули хитринкой.

— Ах, мальчик, нельзя быть грубым с собственной кровью. Иногда проще уйти самому и наслаждаться покоем. Вот и построил себе склеп с мраморным ложем и книгами. И знаешь, неплохо тут, в компании самого себя и умерших Аддамсов — они, к счастью, молчаливые, — сказал он, смахнув несуществующую пылинку с книги. — Покой — великая роскошь, и, поверь, однажды ты сам это поймёшь.

Бабуля, едва сдерживая улыбку, кивнула Гаррету и обратилась к Эмброузу.

— Но, дорогой Эмброуз, хотя ты и обожаешь покой, было бы неплохо, если бы ты поделился с юным Гарретом парой своих секретов. Понимаешь, мальчик унаследовал общий с тобой талант.

Эмброуз задумчиво нахмурился, но, видя восхищённые глаза прапраправнука, не смог отказать. Он провёл рукой по усам, затем ненадолго скрылся в своём склепе, но быстро вернулся с толстым фолиантом и осторожно протянул его Гаррету.

— Возьми, мальчик. Учить тебя я, пожалуй, не соглашусь, — сказал он. — Не потому, что не хочу, но потому, что мне по душе покой и тишина. Некромантия — дело тонкое, требующее терпения, однако я не готов терпеть ученика, даже если ты Аддамс. В этой книге записано всё, что мне и удалось собрать за долгие годы. Некромантия, немного предсказаний и… парочка заклинаний, способных вызвать мелкие чудеса. Мой вклад в твоё обучение. Если хоть на что-то сгодится — хорошо.

Гаррет, приняв книгу с благоговением, кивнул, ощущая её тяжесть и тёмную магию, исходящую от страниц.

— Благодарю, прапрапрадедушка.

Взглянув на Гаррета с задумчивым, но довольным выражением лица, Эмброуз перевёл взгляд на Бабулю и прищурил глаза.

— Значит, мои девицы, шумные как стая гарпий, всё-таки продолжили род, — произнёс он с ноткой гордости в голосе. — Кто бы мог подумать, что им кто-то понравился. Кем же они стали, моя дорогая?

Бабуля с лёгкой усмешкой склонилась к склепу, рассказывая, как каждая из дочерей Эмброуза нашла свой путь. Две стали могущественными колдуньями и открыли практики в Европе, одна основала клан на Карибах, а младшие остались в Америке. Она отметила, что в итоге каждая из сестёр нашла себе спутника по душе.

Эмброуз кивнул, выслушав её рассказ, и выражение его лица смягчилось, в глазах мелькнула скрытая гордость.

— Что ж, мои девочки не подвели, хоть и наломали немало дров в своё время, — сказал он, довольно поглаживая усы. — Как бы я ни уходил от семейной суеты, рад, что каждая нашла своё место в этом мире.

— Но чаю мне всё-таки не хватает, — добавил Эмброуз, немного подумав. — Так что иногда я, пожалуй, буду подниматься к вам наверх. О чём можно договориться, так это о старом добром чае. И, может быть, бокале чего покрепче, если найдёте что-то приличное.

С этими словами он кивнул, указав рукой на выход из кладбища.

— А теперь, прошу, покиньте моё скромное жилище, разговор меня утомил. И не беспокойтесь, я сам закрою дверь.

Бабуля и Гаррет, обменявшись понимающими улыбками, отошли от склепа. Дверь за ними громко закрылась.

В то же время Гаррет сблизился с Вещью — слугой Аддамсов, постоянным спутником и домашним питомцем. Оказалось, что тот обладал озорным характером. Вещь с удовольствием помогал мальчику проворачивать проказы и никогда не сдавал старшим родственникам и родителям. А часто и сам предлагал, как можно разыграть их.

За эти годы Гаррет превратился в настоящего Аддамса — немного мрачного, сдержанного и таинственного, но, безусловно, преданного своей семье. Он ничего не знал о своей прошлой семье — Мортиша считала, что ему ещё рано знать, а Гомес во всём полагался на свою супругу.

Однако однажды августовским утром в особняке Аддамсов произошло нечто неожиданное.

Аддамсы завтракали в своём обычном составе: Гомес восхищённо что-то рассказывал, размахивая руками, Мортиша с лёгкой улыбкой и величественным спокойствием наблюдала за ним, а дядя Фестер, придвинув к себе вазочку с печеньем, пытался кинуть его так, чтобы Вещь не смог поймать (пока безуспешно, Вещь был слишком проворен). Вэнсдей осталась в своей комнате, а Пагсли следил, как дядя Фестер и Вещь развлекаются, поощряя их своими выкриками. Гаррет, сидя напротив матери, спокойно потягивал крепкий чай и о чём-то размышлял, как вдруг на подоконник у открытого окна плюхнулась совершенно измученная сова.

Серая птица едва удержалась на лапах и, громко ухнув, устало опустила крылья, выпуская из клюва письмо, которое медленно спланировало к ногам Мортиши. Сова с трудом подняла глаза на Аддамсов, будто проверяя, дошло ли письмо, и, свалившись на бок, закрыла глаза, разомлев от усталости.

— Ах, ma lune, — произнесла Мортиша, которой Вещь передал письмо. — Кажется, это для тебя.

Гаррет нахмурился, осторожно взяв письмо в руки. Он осмотрел его и заметил герб с буквами «Х» и «Г», сплетёнными в форме щита, а на конверте золотыми буквами было выведено его имя: «Гаррет Гомес Аддамс, поместье Аддамс, комната на втором этаже».

— Письмо, cara mia! — восторженно воскликнул Гомес, бросив взгляд на конверт. — Но от кого? — он прищурился, наблюдая, как Гаррет аккуратно вскрывает печать любимым кинжалом, игнорируя протянутый Вещью нож для писем, и достаёт письмо.

Гаррет развернул лист и начал читать, в конце его губы дрогнули в лёгкой недовольной гримасе. Он окинул взглядом семью и прочитал вслух:

ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»

Директор: Альбус Дамблдор

(Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов)

Дорогой мистер Аддамс!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября. Ждём вашу сову не позднее 31 июля

Искренне ваша,

Минерва Макгонагалл, заместитель директора!

Фестер, хлопнув в ладони, чуть не перевернул чайник, а Гомес, вспыхнув от гордости, тут же вскочил и схватил сына за плечи.

— Гаррет, ты знаешь, что это значит?! Мы едем в Англию! — Его глаза горели энтузиазмом, и он тут же обратился к Мортише: — Cara mia, я должен незамедлительно позвонить Августину!

Гомес быстрым шагом вышел из столовой. Мортиша улыбнулась ему вслед, а затем спокойный взгляд упал на измученную сову, которая едва шевелилась на подоконнике.

— Прежде чем начнём праздновать, думаю, стоит дать немного передохнуть нашему гостю, — с мягкой улыбкой заметила она, слегка коснувшись лапки совы. — Гаррет, может, угостишь её чем-нибудь?

Гаррет кивнул, отложил письмо и, налив немного воды в блюдце, осторожно подвинул его к сове, которая, приоткрыв один глаз, благодарно склонила голову и сделала несколько жадных глотков. Затем Гаррет снова вернулся к письму, листая его и изучая длинный список учебников и вещей, которые ему необходимо было взять с собой. Пагсли с интересом заглядывал ему через плечо.

Фестер, не отрывая глаз от письма, вдруг спросил:

— А что это за Хогвартс такой? Похоже, странное место. Там, надеюсь, будет возможность поэкспериментировать с электричеством?

Мортиша слегка приподняла подбородок, её взгляд был полон загадочной гордости:

— Хогвартс — это школа, в которой раскрываются и развиваются способности молодых волшебников. Это, конечно, не Невермор и не Даркмор, но у него есть своя репутация.

Фестер ободряюще похлопал племянника по плечу:

— Не расстраивайся, племянник! Если тебе не понравится этот Хогвартс, то ты всегда можешь заставить их выгнать тебя и поступить в Даркмор! — Фестер ухмыльнулся. — Ах, как бы я хотел быть на твоём месте! В своё время мне не пришла в голову такая мысль.