План не по плану (джен)

* * *

— А-А-А-а-а-а-а! — раздался знакомый голос из-за дверей лаборатории.

Шедоу, проходивший по коридору здания, безошибочно узнал в нём голос Ханны и, будучи не в силах проигнорировать этот отчаянный вопль, ворвался в помещение. Впрочем, здесь его ожидала довольно мирная картина: над рыжей ежихой стояла Кэролайн, нервно потирающая виски, и светловолосая лаборантка, которая уже выдавливала кровь из шприца в какую-то пробирку. Увидев Шедоу, Ханна смущённо заулыбалась:

— Доброе утречко! Прости, не хотела тебя напугать. Просто до одури боюсь иголок.

— И если бы только иголок, — вздохнула лаборантка.

— Брось, Бекки, тебе бы тоже не понравилось, если бы через тебя пропустили ток, — немного нервно усмехнулась ежиха.

— Во-первых, я для тебя не Бекки, а Ребекка. А во-вторых, заряд был очень маленьким: он не способен ни ранить, ни убить, — покачала головой блондинка.

— Всё равно это неприятно. У меня даже волосы… кхм, то есть теперь уже иголки, дыбом встали, — только теперь ёж заметил, что Ханна слегка измотана. — Хэй, Шедоу, а ты знал, что эта парочка те ещё изверги?

— Это почему ещё? — возмутилась Кэролайн. Она уже чувствовала усталость от этой фамильярной девчонки.

— Это ж пытка, поднять меня аж в семь утра, повести на всякие анализы и не дать КОФЕ! У меня из-за вас недостаток кофеина в организме. А для меня это о-очень вредно. Это сильно сказывается на моем физическом и психическом состоянии, — с серьёзным видом заявила подопытная, но Шедоу заметил, как она изо всех сил закусывает губу, пытаясь сдержать улыбку, а в глазах так и прыгают насмешливые искорки.

— Кажется, вы тут и без меня справитесь, — хмыкнул Шедоу и направился к выходу.

Интересно, почему его вдруг так заинтересовало странное поведение этой девчонки? Она вообще не должна его интересовать. Ведь Ханна ни капельки не похожа на НЕЁ. Шедоу попытался провести сухой и объективный анализ своих мыслей. Может быть внешность? Ханна в человеческом обличии была невысока ростом и хрупкого телосложения. Но и всё. На этом сходства заканчивались. Мария была блондинкой, Ханна — рыжая, с отливом в каштановый. Правда у них у обеих синие глаза, но тут тоже была разница: у Марии они синие, как небо в ясный день, у Ханны же было ощущение, что небо заволокло тучами — к синеве примешивался сероватый оттенок.

Может быть дело в характере? Но пока особых сходств тоже не наблюдалось. Мария была словно вся соткана из света и музыки, её улыбка была ласковой, как весеннее солнышко. Ханна, насколько он мог судить из редких встреч во время противостояния метарексам, была более приземлённым существом. Она твердо стояла на ногах, всегда знала чего хочет и, по большей части, была спокойной и рассудительной. Правда девушку нельзя было назвать пессимисткой, но к её шуткам часто примешивались ирония и самокритика. Нет, тут они определенно непохожи. Но что-то неуловимое напоминало чёрному ежу о ТОЙ, кого он так бережно хранил в своей памяти.

«Ну ты даёшь, Шедоу», — горько сказал он самому себе, — «тебе уже в каждой девушке Мария мерещится. Так и свихнуться недолго».

* * *

На следующий день Шедоу целенаправленно шел к комнате пленницы. Из неё доносился задумчивый перебор гитарных струн. Ёж остановился в нерешительности. Будто почувствовав чьё-то присутствие, девушка запела. Шедоу решил не прерывать её и стал прислушиваться к словам.

Когда я смотрю на кружащие

листья

На фоне небес синевы:

Они для меня словно памяти

письма,

Пришедшие из глубины.

И в каждом порыве осеннего

ветра

Мне слышится шёпот

родной,

И в формах причудливых

тени и света

Я вижу, что было со мной:

Все лица, которые я могла

видеть,

Места, где могла побывать,

И мной оказались совсем не

забыты,

Те сны, где могла я летать

Голос Ханны не был профессиональным, скорее, её голос больше подходил для домашнего звучания. Хотя пела она достаточно чисто и что-то в её исполнении брало за душу. Дальше мелодия изменилась, став более живой и… более отчаянной, что ли? Переход к припеву:

Из памяти глубин пролился 

тихий и ясный свет.

Прошу свои воспоминания:

«Не уходите, нет!»

Тот сон, где я была свободной

вновь в далёком прошлом,

Жаль, в нём остаться больше

невозможно… невозможно…

Шедоу почувствовал, что ему стало тяжело дышать. Нет, эта девчонка ничего не знает и не может знать о его прошлом, но почему тогда ощущение, что эта песня выворачивает душу наизнанку? Наверное, просто совпадение, просто совпадение…

Но знаю, что скоро мечты

разлетятся,

Рассеются в вышине.

Что ж, значит, мне с ними

пора попрощаться -

Машу им задумчиво вслед.

Они, как огни, разлетятся по

небу,

И мне их уже не догнать,

У них свой маршрут, а я к

яркому свету

По-прежнему буду шагать…

И снова припев:

Из памяти глубин пролился

тихий и ясный свет...

Больше чёрный ёж эту пытку терпеть не мог и, приложив к двери магнитный ключ, ворвался внутрь. Ханна удивлённо взглянула на Шедоу, замерев с гитарой в руках и прекратив (наконец!) играть.

— Откуда ты знаешь? — прохрипел Шедоу, слова давались ему с трудом.

— Ты о чём? — всё также недоуменно спросила Ханна, на всякий случай вжавшись в угол кровати.

Вид у ежа был пугающий, в обычно спокойных алых глазах плескалось безумие.

— Не притворяйся! — Шедоу шагнул к ней, сжав кулаки. — Откуда тебе известно про Марию?! Ты ведь про неё пела?!

Выяснив, что кроме пения песни она больше ни в чём не накосячила, рыжая исполнительница облегчённо выдохнула:

— Так вот ты о чём! Ни с какой Марией я не знакома, я пела о своих чувствах.

Ханна уже выработала план действий. Она знала, что врать у неё плохо получается, поэтому решила говорить правду или полуправду. Она, действительно, не была лично знакома с Марией, хотя бы потому, что они жили в разных временных отрезках. И в песне и впрямь были её собственные чувства. Она, действительно, тосковала о несбывшемся прошлом. О том прошлом, где всё было бы по-другому. Просто, когда Ханна писала эту песню, она искала в своих чувствах точки соприкосновения с чувствами Шедоу.

«Не так уж мы и отличаемся», — горько усмехнулась она.

Её душа тоже выворачивалась наизнанку с каждой строчкой.

— Что? — Шедоу подумал, что ослышался. — Ты пела о себе?

Утвердительный кивок, не поднимая глаз.

— Прости, — только и сумел сказать ёж.

— Завтра снег пойдет, — задумчиво констатировала Ханна.

— Почему?

— Не знаю, — усмехнулась она. — Может потому, что Совершенная Форма Жизни извинилась?

От этой неловкой шутки дышать стало чуточку легче. Черный ёж начал успокаиваться:

— Вообще-то я извиняюсь, когда на самом деле виноват.

«Только не перед Соником», — Ханна вовремя прикусила язычок, не дав колкой фразе вырваться наружу.

— Ладно, я не сержусь, — мягко улыбнулась она, — Впредь обещаю не петь ничего такого… душераздирающего. А кстати, почему ты пришёл? Или просто мимо проходил?

— За эти два дня ты пыталась сбежать двенадцать раз. Почему? — хмуро поинтересовался ёжик.

— О! Ты считал? Как мило, — восхитилась Ханна. — Ты бы сел что ли… А то мне неудобно, когда джентльмены стоят.

— Ты можешь хоть иногда быть серьёзной? — Шедоу начал понимать раздражение Кэролайн. Эта девчонка кого угодно может довести.

Но ёж всё-таки сел на, стоящий у письменного стола, стул, привычно закинув ногу на ногу. По столешнице были разбросаны листы с зачёркнутыми стихами и нотами — порядок явно не был сильной стороной девушки.

— Прости, — выдохнула ежиха, — у меня есть дурацкая привычка шутить, когда мне страшно или когда я паникую. Это, видимо, помогает мне снять стресс и не закатить истерику.

Чего-чего? Этого СФЖ никак не ожидал услышать. Страшно? Паникует? Да по ней этого вовсе не скажешь. Да и слово «истерика» как-то с этой девушкой не вяжется.

— Шедоу, — доверительно продолжила Ханна, — я попала в одну очень неприятную ситуацию, и время, увы, работает против меня («Надо же какой парадокс для путешественницы во времени!»). Поэтому мне крайне необходимо побыстрее отсюда выбраться. Большего я сказать не могу. Мы в здании ГАН, тут и у стен могут быть уши.

— Об этом можешь не беспокоиться. Камеры в твоей комнате не передают звук. Да и за пультом сейчас Руж сидит, — усмехнулся ёж.

— Но ты ведь не можешь гарантировать, что в моей комнате нет жучков? Возможно, их и нет, но рисковать я бы не хотела. Слишком многое на кону.

Ханна видела, что Шедоу стало любопытно. И опять она не сказала ни слова неправды, а уже, судя по всему, перетянула ежа на свою сторону.

Тот о чем-то задумался:

— Я, пожалуй, мог бы тебя отсюда вытащить. Мне всё равно кажется неправильным, что тебя держат взаперти.

— Есть клетки куда похуже, Шедоу, — грустно улыбнулась Ханна.

— О чём ты?

— Например, память, — краем глаза ежиха заметила, что собеседник вздрогнул и поспешила добавить, — или долг. Я не хочу сказать, что это плохо. Но это клетки.

«Она снова говорит о себе», — понял ёж и сказал:

— Возьми меня за руку.

Вот оно! Он хочет применить «Хаос контроль». Разве это не то, чего она хотела? Выбраться любой ценой.

— Нет! — слишком внезапно даже для самой себя выпалила Ханна.

— Что? Ты отказываешься? — Шедоу был удивлен. Да и сама девушка тоже.

Оказалось, что голос совести всё же оказался сильнее голоса разума. Она просто не могла его использовать. Существо, израненное не меньше, чем она сама, и её хитроумный план разлетелся вдребезги, столкнувшись со стеной человечности, которую она так и не смогла отбросить.

— Шедоу, я не хочу, чтобы ты потерял работу или у тебя были неприятности, — устало сказала Ханна, — поэтому я отказываюсь. Должен быть другой выход.

Теперь ёж понял, в чем они похожи. Такая же решимость была в глазах Марии, когда она отправляла капсулу с ним в открытый космос.

* * *