Подземелья и чувства (гет)

«На следующий день, как и было велено матерью, я пришла в целебницу, прижимая к груди коробочку с лечебными зельями.

Стоило лишь войти внутрь, как меня окутал тягучий, плотный воздух. В полумраке дрожали лампы со слюдяными вставками, подвешенные на длинных цепях. Вдоль стен тянулись каменные полки с простым инвентарем: скребками, чашами с порошками, костяными ножами, фиалами с притертыми крышками. Между ними стояли крошечные фигурки в форме змеиных голов — печати, которыми целители заверяли записи о больных. Воздух тянул горечью настоев, терпкой смолой и мягким, но неумолимым запахом чужой боли, от которого все пространство здесь казалось напряженным, живым.

За арочным входом открылся главный зал — длинное помещение с высокими потолками и узкими окнами под самым сводом. Свет едва проникал сквозь них, оседая на всем мягкой, почти пыльной дымкой.

Вдоль стен стояли ряды простых койко-лежанок, застеленных полотняными покрывалами, а дальше, ближе к концу помещения, располагались ширмы, за которыми скрывались те, кому требовалась особая изоляция или кто был близок к смерти. Где-то слышались глухие стоны, где-то — судорожный выдох. Между койками скользили целители — в сдержанных серо-зеленых одеждах, с повязками на руках и расшитыми поясами, где звенели стеклянные флакончики. Их движения были точными, словно отрепетированными — они уже давно перестали искать глазами, все знали на ощупь и на запах.

В дальнем конце зала находилось еще одно помещение. Над входом в ту комнату висела змеиная маска с закрытыми глазами — символ последнего сна, которому предался тот, кто попадал за эту дверь.

В то время больных было больше, чем прежде. Их доставляли с границы — порванные доспехи, ожоги, укусы, следы от магических ударов. Конфликт между Наскаари и речными эльфами уже перерос в открытые боевые столкновения. Я невольно замерла в дверях главного зала, вжимая коробку в грудь сильнее. Все внутри сжалось — не от страха, а от ощущения чужой боли, слишком осязаемой, чтобы не заметить.

Одна из целителей заметила меня. Она подошла бесшумно, как и подобает тем, кто привык ходить между жизнью и смертью. Ее голос прозвучал мягко, но точно:

— Могу я помочь?

Я вздрогнула от внезапности и перевела взгляд от коек к собеседнице.

— Ах, нет! — я прочистила горло, а затем протянула коробочку женщине. — Главный целитель Акешинь приготовила лекарства.

— Это очень вовремя, спасибо! Слишком много раненых… — молодая женщина тяжело выдохнула. — Лекарства нам очень нужны.

Благодарно кивнув, она поспешно направилась к одной из каменных полок с инвентарем. Я уже собиралась покинуть целебницу, как увидела фигуру, направляющуюся в мою сторону из глубины зала. Фигура была не в одеждах целителей — ее образ был таким, который подобает носить кому-то выше статусом в общине. Походка — слишком грациозная. Поступь — безошибочно уверенная.

Это была Иззиташ — хранитель ритуалов и магии. Она, как и моя мать, входила в Совет и всегда присутствовала на собраниях в Святилище. Но здесь, в целебнице… значит, кто-то покинул наш мир. Она приходила, чтобы готовить усопших к ритуалу прощания.

Иззиташ казалась почти неземной: высокая, одетая в длинный, струящийся плащ цвета потемневшего неба. Его края мягко касались пола и сливались с ним в единое целое, будто сама Иззиташ и была водой. На плечи ниспадали толстые косы, как свернувшиеся змеи — живые, но неподвижные, поблескивающие влажно, словно продолжение самой головы. Ее хвост — длинный, гибкий, лиловый — не шлепал, не полз — он скользил, будто разрезал воздух, оставляя за собой невидимую рябь. Она словно плыла. Когда Иззиташ приблизилась, я увидела тонкую чешую на ее щеках и кистях — она была почти прозрачной, лишь изредка вспыхивала в свете ламп нежным лиловым отливом. Ее глаза, мутно-серые, словно наполненные молоком, смотрели прямо в мои. Они глядели точно куда-то глубже, в самое нутро.

— Я ожидала сегодня увидеть Акешинь, — сказала она спокойно. — Но, похоже, ты выполняешь ее поручения. Это хорошо.

— А вы… кто-то умер, да? — неуверенно поинтересовалась я.

— Да, все верно, — хранитель Иззиташ тяжело выдохнула, но лицо ее не изменилось — для нее было обыденностью столкновение со смертью. — С границ доставили несколько погибших. Ночью Круг будет проводить ритуал прощания.

Я ничего не ответила, лишь досадно сжала губы и кивнула.

«Круг», или «Круг Иззиташ», — это неформальное, но почетное название общества, которое сформировала сама хранительница из своих избранных учеников. В Круг могут попасть только самые талантливые и усердные ученики и только по приглашению Иззиташ. Именно Круг проводит все ритуалы в общине и отвечает за важнейшие магические события.

— Как ты себя чувствуешь, Элиша? — спросила она, и этот вопрос прозвучал так, будто касался не тела.

— В порядке, — ответила я. Что еще можно было сказать?

Хранитель Иззиташ ненадолго замолчала, потом подползла ближе.

— Ты не посещаешь занятия по основам магии, верно?

Я слегка смутилась.

— Нет... Я посещаю уроки истории, письменности. Не так давно начала учиться сражениям.

Иззиташ удивленно приподняла одну бровь. Похоже, она не знала об этом.

— Неожиданная смесь. А не думала посетить мои уроки?

— Мне кажется, во мне нет ничего магического. Я же совсем обычная…

— Не тебе об этом судить, — она резко прервала меня, а затем слегка улыбнулась. — Не мы выбираем магию, а она нас. И если она есть в тебе, то пора бы дать ей волю.

Она наклонила голову, будто прислушиваясь к чему-то в воздухе, и добавила:

— Приходи ко мне на занятия. Ради интереса. Просто приди. Посмотрим, что раскроется.

Я не знала, что сказать, но она не ждала ответа.

— Сегодня вечером. Может, именно тебе суждено попасть следующей в мой Круг.

После дневных занятий и тяжелой тренировки, от которой все тело отзывалось ломотой, я долго не решалась — идти или нет. Приглашение Иззиташ звучало в голове не громче шепота, но с каждым шагом становилось тяжелее игнорировать.

Может, зря она меня позвала? Может, это была просто вежливость? А может… магия действительно может пробудиться?

Как и прочие занятия, урок магии имел свое собственное место — Каменное Кольцо, как его называли. Оно располагалось на окраине центрального сектория, чуть в стороне от основных учебных зданий, и путь к нему занял у меня немало времени. Узкая тропа вела через влажные заросли, где корни выступали из земли, будто стараясь поймать за ноги. Воздух там был гуще, чем в остальных частях центра общины.

Здание оказалось таким, каким я его себе и представляла — высокая круглая башня без окон, сложенная из темного змеиного камня. Ее основание будто уходило в землю глубже, чем полагается. Изнутри не доносилось ни звука, ни света — как если бы сама тишина охраняла ее покой.

Я задержалась у двери. Пальцы сжали ремешок сумки, сердце билось чуть быстрее. Мне было не страшно, скорее неловко. Это было нечто совсем иное. Я сделала шаг вперед и толкнула тяжелую деревянную дверь.

Внутри пахло старыми пепельными травами, масляной копотью и слегка озоном — от частых вспышек магической энергии. Вдоль стен располагались тяжелые полки с тренировочными амулетами, чарами в глиняных сосудах и урнами с зачарованным песком. С потолка свисали вязанки трав, защищающие от выбросов энергии, а в специальных нишах — лампы на змеиных маслах, пламя которых не мерцало, даже если в комнате поднимался ветер от заклинаний. В центре зала выложен мозаикой символ, изображающий змею, свернувшуюся в кольцо, а вокруг него в круг были лежали подстилки из мягкой кожи для учащихся.

Помимо меня, в круглом помещении уже находились трое наскаарийцев — две девушки и один юноша. Из них я узнала только Сех’рона — мы вместе посещали уроки истории, хотя почти не разговаривали. Остальные уже расположились на подстилках вокруг центральной мозаики, тогда как я все еще нерешительно стояла в дверях, будто ожидая разрешения войти.

Вскоре, вслед за несколькими учениками, в зал вошел Залкар — помощник Иззиташ и ее бывший ученик. Он двигался уверенно, но без напыщенности: склонил голову, не говоря ни слова, и направился к деревянному столу у стены. Там, среди аккуратно разложенных свитков, он сел и принялся разбирать записи прошлых уроков.

Я, не привлекая к себе внимания, выбрала свободную подстилку и присела, стараясь не шуметь. Никто не говорил — ни ученики, ни сам Залкар. В воздухе будто повисло тихое напряжение, предвкушение. Все ожидали начала урока.

Залкар неспешно поднялся от своего стола и окинул нас взглядом — ровным, хищным, как у всех, кто долго учился у Иззиташ. Его пальцы скользнули по свитку, и он вызвал одного из учеников продемонстрировать навыки, которые тот оттачивал с последнего занятия. Юноша уверенно встал и вышел в центр мозаики.

Я смотрела, как он разомкнул пальцы, поднимая их к груди, и из под ног будто вырвался темный дымок, мягко обнял его ладони. Движения его были спокойными, выверенными. Магия отозвалась на его зов легко, как будто всегда жила рядом. Когда ученик закончил, дым рассеялся, и он вернулся на место.

За ним вышла девушка — почти бесшумно. Она протянула руки к камню, и под ее пальцами зажглись тонкие серебристые линии, будто мозаика сама светилась. Она удерживала их дольше, чем я ожидала, и даже закрыла глаза, чуть дрогнув. Линии погасли только тогда, когда она сама убрала руки.

Один за другим они вставали и показывали свои умения — кто владел дымом, кто светом, кто-то демонстрировал умение управлять звуком. Никто не смотрел на меня, и от этого становилось только хуже. Я сидела, сжимая подол и слушая, как сердце бьется слишком быстро. Я была лишняя.

Когда дверь заскрипела и распахнулась, все замолкло. Даже Залкар прекратил свои записи и чуть склонил голову в знак почтения.

В зал вошла хранитель Иззиташ.

Ее появление было таким же плавным и неотвратимым, как всегда. Темный плащ мягко шуршал по камню. Косы-змеи тяжело легли на плечи, чуть шевелясь, когда она проходила мимо. Хвост скользил по полу, очерчивая мягкую дугу, и воздух потяжелел от ее присутствия. Она не сказала ни слова — только метнула взгляд на Залкара и на нас. Убедившись, что ничье выступление не прервано, она наконец произнесла:

— Доброго вам вечера, ученики. Надеюсь, день был благосклонен к вам. Успешно ли проходит демонстрация?

Ученики молча кивнули, Залкар коротким жестом подтвердил.

— Замечательно. Тогда посмотрим на новых учениц. Готова ли их магия сиять?

Иззиташ переместилась к столу и взяла один из свитков. Она быстро пробежалась глазами по записям и кивнула одной из учениц:

— Риасшай, ты готова сегодня вновь попробовать открыться магии? Жгла ли ты благовония, которые учитель Залкар выдал тебе на прошлом занятии?

— Да, хранитель, — прозвучал ее слабый голос.

Иззиташ жестом руки пригласила Риасшай в центр, на мозаику. Девушка послушно переместилась на указанное место и сильно сжала глаза, будто пыталась спрятаться за веками от собственного страха. Хранительница медленно высыпала на пол тонкую струйку зачарованного песка — он заискрился лиловым и зашевелился, словно живой, ожидая.

Я наблюдала, как новенькая направила ладони к песку, все еще держа глаза закрытыми, и сделала глубокий вдох. Поначалу ничего не происходило, песок лишь чуть подрагивал, словно раздумывая. Но через несколько секунд вокруг нее поднялся едва заметный серебристый вихрь, песчинки закружились вокруг пальцев, и на коже загорелись крошечные огоньки. В зале раздались редкие, сдержанные хлопки. Вместе с прекращением ее демонстрации развеялся и весь песок, который прежде танцевал в центре башни. Риасшай всхлипнула, поспешно скрыв дрожащую улыбку, и вернулась на свое место, словно виноватая в своей радости.

Далее хранительница произнесла мое имя.

Все взгляды устремились на меня. Мне стало не по себе; раньше, пока никто не смотрел, было проще дышать. Я стиснула ладони так, что ногти впились в кожу, и поднялась — по спине пробежал холод.

— Элиша, — тихо сказала Иззиташ, — я сейчас проведу тот же ритуал, что и прежде. Твоя задача — сконцентрироваться на внутренних ощущениях и попытаться взаимодействовать с зачарованным песком. Он не всегда податлив, и это нормально. Не у всех получается с первого раза — значит, магия либо медленно пробуждается, либо… ее нет. Но не будем о плохом. — Последняя ремарка совсем меня не успокоила. Я скорее склонялась к тому, что магия мне неподвластна, нежели что она спит.

Хранитель обновила песок по кругу мозаики, и он вновь еле заметно затанцевал, засиял. Сердце колотилось, ладони липли от пота. Воздух, густой от благовоний, теперь казался вязким и горячим, давя на виски.

Я не закрыла глаза, а смотрела куда-то в стену. Сделав глубокий вдох, я наконец разжала ладони и медленно направила их к песку перед собой. И… песок рванулся.

Резко. Как будто не ждал, а узнавал меня. Вихрь не поднялся, он взорвался, закружив лиловые спирали вверх. Песчинки взлетели, как искры, осыпая мне руки и плечи. В груди вспыхнуло тепло — болезненное, ослепляющее. Казалось, свет рвется наружу — из груди, пальцев… даже глаз. Я пыталась отдернуть ладони, но песок не отпускал. Он обвивался вокруг запястий, будто жаждал большего. Я испуганно посмотрела на Иззиташ — и увидела, как ее брови поползли вверх, а в полупрозрачных глазах вспыхнуло довольство.

Чем дольше вихрь кружился вокруг меня, тем тяжелее становились тело и голова. Мне казалось, я вот-вот упаду, но он не позволял. И лишь когда Иззиташ махнула рукой, песок растворился, и я впервые за все это время вдохнула.

В зале стояла тишина. Я села на свое место, обхватив колени, глотая воздух маленькими рваными вдохами. Пальцы дрожали.

И тут хранитель Иззиташ медленно, но громко захлопала. Вместе с ней и остальные.

— Другого я и не ожидала, — произнесла она, возвращаясь к столу и делая пометки в свитке.

Демонстрация продолжалась, но я уже не слышала и не видела, что делают другие. Только ее взгляд — холодный, пристальный, змеиный — не отпускал меня».