Савва Морозов. Завет предков (гет)

Весть о случившемся в лесу, о явленном символе Ярилы, разнеслась по Оберегу быстрее лесного пожара. Страх и удивление смешались в сердцах обитателей. Они высыпали из своих домов, перешептываясь и гадая, что это значит. Никто из них прежде не видел ничего подобного.

Некоторые в панике крестились, бормоча молитвы. Другие, более смелые, пытались рассмотреть символ в небе, пытаясь понять его значение. Злата, с бледным лицом, металась между обеспокоенными друзьями, пытаясь успокоить их и одновременно осознать, что произошло. Ее дар провидения замолчал, словно испугавшись нахлынувшей силы.

Появление Саввы в сопровождении Ивана Никитича повергло общину в еще больший шок. Он шел, опустив голову, словно ожидая приговора. Чувствовал на себе взгляды, полные недоверия и страха.

Яркое зимнее солнце заливало главную площадь Оберега, отражаясь от искрящегося снега. Все полубоги, как один, собрались в центре, образовав кольцо вокруг Саввы и Ивана Никитича. В их взглядах читались любопытство и легкое опасение.

Иван Никитич обвел взглядом собравшихся. В его глазах горел огонь предвкушения. Сегодня был особенный день. Савва же, ошеломленный обрушившимся на него вниманием, стоял в окружении друзей, ощущая одновременно и тяжесть ответственности, и горячую поддержку общины.

— Дети богов, — начал Иван Никитич, его голос разносился по площади, заглушая даже легкий ветер, — сегодня мы стали свидетелями великого события! Савва — новопризнанный сын бога весеннего солнца и плодородия Ярило!

Площадь взорвалась одобрительными возгласами и аплодисментами. Иван Никитич поднял руку, призывая к тишине.

— Многие из вас знают историю Ярилы, — продолжил он, — И многие также знают, что от самого Ярилы не было вестей уже около пятнадцати лет.

На лицах полубогов отразилась озабоченность. Это была известная, но замалчиваемая тема.

— Но теперь у нас появилась надежда, у нас появился шанс исправить ошибки прошлого! Шанс вернуть гармонию в мир!

После торжественных речей, когда гулкое эхо призывов к справедливости стихло в морозном воздухе, Иван Никитич, с мудрой улыбкой, проложил Савве путь сквозь толпу.

— Нам нужно поговорить, Савва, — промолвил Иван Никитич, его голос звучал мягко, но твердо. — Многое предстоит обсудить.

Савва кивнул, ощущая, как тревога вновь овладевает им. Оставив позади шумную площадь, Иван Никитич повел Савву по усыпанной снегом тропинке, ведущей к его дому, небольшому, но уютному жилищу, утопающему в сугробах, словно забытый сказочный домик. С каждой заснеженной елкой, с каждым хрустом под ногами, тревога в душе Саввы нарастала в предвкушении важного разговора.

Дом Ивана Никитича встретил теплом потрескивающей печи и ароматом травяного чая. На полках, словно стражи, стояли книги в кожаных переплетах, хранящие древние знания и тайны прошлого. На стенах висели амулеты и обереги, сплетенные из трав и дерева.

Иван Никитич, как гостеприимный хозяин, усадил Савву за стол, накрытый белоснежной скатертью. Перед ним появился дымящийся чай и тарелка с медовыми пряниками, они словно приглашали забыть о тревогах и окунуться в атмосферу домашнего уюта.

— Поешь, Савва, — промолвил Иван Никитич, его глаза светились теплом. — Тебе нужно набраться сил. Впереди у нас непростой разговор.

Савва откусил пряник, ощущая, как сладость меда растекается по языку, словно солнечный луч, проникающий сквозь зимнюю стужу.

— Ты, должно быть, многое хочешь узнать, — промолвил Иван Никитич, словно прочитав его мысли.

Савва кивнул.

— Что случилось с моим отцом? — спросил он, его голос дрогнул. — Почему он исчез? Мама мне говорила, что он был проклят богами и умер…но разве может бог умереть?

Иван Никитич вздохнул, его взгляд стал печальным.

— История твоего отца полна славы и трагедии, Савва, — начал он, словно открывая древнюю книгу. — Он был самым ярким и любимым богом людей, дарующим жизнь и тепло всему живому. Но его свободолюбивый дух и стремление защищать простых смертных не всем пришлись по душе.

Иван Никитич сделал паузу, словно собираясь с мыслями.

— Ярило всегда выступал против несправедливости и произвола, — продолжил он. — Он не боялся идти против воли верховных богов. Это и стало его роковой ошибкой.

Савва внимательно слушал. В груди теснилась боль, но сквозь нее пробивался робкий луч надежды.

— А… можно ли… пообщаться с ним? Увидеть его?

Иван Никитич тяжело вздохнул, отводя взгляд к камину. Казалось, в потрескивании углей он ищет ответ.

— К сожалению, Савва, никто не получал вестей от Ярилы уже около пятнадцати лет. Все надеялись, что он вернется, что это лишь временное отлучение.

Он помолчал, подбирая слова.

— Точно никто не знает, что с ним случилось. Но говорят… говорят, что он находится в Нави.

Иван Никитич посмотрел на Савву, словно оценивая, стоил ли продолжать рассказ.

— Навь… это царство мертвых, мир теней и потерянных душ, мир несбывшихся надежд. Представь себе бесконечный, сумрачный лес, где вместо солнца — лишь тусклый отблеск луны. Да и та скрыта за вечными туманами. Деревья там — это искореженные души, корчащиеся в вечной муке, а ветер шепчет забытые имена, и шепот этот — словно плач по потерянному раю. Там нет ни тепла, ни света, лишь вечный холод отчаяния, сковавший сердца всех обитателей. Это место, где боги карают за проступки, за непокорность и отступничество.

Голос Ивана Никитича понизился до шепота, словно он боялся, что их услышит кто-то еще:

— Говорят, что Ярило не умер… но он и не жив. Он будто заточен там, в хрустальном гробу, в наказание за строптивость, за то, что возлюбил смертную женщину и попытался отринуть свою божественную сущность. За… предательство, которое боги не прощают. Но по легендам, в день зимнего солнцестояния Ярило будто перерождается, начиная новый жизненный круговорот, словно феникс, восстающий из пепла. Возможно, находясь между жизнью и смертью, он смог на миг прорваться сквозь завесу, сквозь ледяные оковы Нави, и дать тебе весть. К тому же, Савва, твоё сильное желание призвать отца, твоя вера в него, словно яркий факел в ночи, — это тоже дало ему сил проявить себя. Твоя кровь, кровь Ярилы, заговорила в этот день.

Савва молчал. В груди бушевала буря — отчаяние боролось с едва зародившейся надеждой. Сердце его колотилось бешено, в глазах защипало, подступали слезы, но он держался, изо всех сил стараясь не показать свою слабость.

— Теперь ты признанный сын бога Ярило, Савва. Тебе надлежит жить среди своих. Ты будешь жить в домике с детьми Даждьбога, где всегда царит свет и тепло. Это наш домик для солнечного пантеона, для тех, чьи сердца горят любовью к жизни. Отдельного домика для детей Ярилы нет… потому что ты первый за последние пару сотен лет сын Ярилы.

Иван Никитич встал из-за стола и подошел к полке с книгами.

— Я думаю, Савва, — сказал он, доставая из тайника старинную книгу в кожаном переплете, — ты должен сам узнать все о своем отце, я могу долго тебе еще рассказывать про него.

Он положил книгу на стол перед Саввой.

— Здесь собраны все легенды и сказания о Яриле, — промолвил он. — Читай. Узнавай. Погружайся в мир своего отца. И возможно, ты найдешь путь к нему.

С дрожащими руками Савва раскрыл книгу. «Сказания и легенды о Яриле» — шептала истертая кожа обложки, открывая врата в мир давно ушедший, в эпоху, когда боги ходили по земле, а солнце было ближе к людям. Страницы пахли стариной и пылью, а буквы, написанные древним славянским шрифтом, казались ожившими символами давно ушедшей эпохи.

Савва, чье сердце всегда горело любовью к истории и величию русской культуры, внезапно ощутил себя не просто наблюдателем, а ее истинным наследником. В этот момент он осознал, что у него есть долг — оберегать бесценное наследие предков. Исполненный решимости и ответственности Савва пришел к решению, что если надо будет отдать все силы для защиты своего народа и его богатого духовного мира — он не задумываясь сделает это. Такие мысли посетили его, когда он обдумывал свое место в Обереге и свой новый статус — сын Ярилы.

Савва жадно впился глазами в книгу. Он вчитывался в каждую строку, словно пытался увидеть в этих строчках отражение своего отца. Перед его глазами на первой странице предстал Ярило — не просто бог, а сама Весна. Бог пробуждения, чьи лучи ласкали землю, выгоняя зимнюю стужу и даря жизнь всему сущему. Бог плодородия, чьи посевы щедро вознаграждали труд земледельцев. Бог страсти, чьи костры горели жарко, разжигая в сердцах людей пламя любви и радости.

«В пору ту, когда мир был юн и девственен, а боги лишь начинали обживать землю русскую, явился на свет Ярило, красá несказанная, Бог Весеннего Солнца. Матерью ему была Дива-Додола, грозовая дева, что дожди животворные на поля посылает, а отцом — сам Велес, пастырь земной, покровитель хлеборобов и скотоводов, дарующий земле плодородие, а людям — богатство и мудрость вековую. Рождение его стало знаком великим, предвестием пробуждения земли-матушки от сна зимнего. И сказывали старики седые, что с первым вздохом Ярилы весна-красна на землю вступила, жизнь даря всякой твари, а сила отцовская, крестьянская, с благодатью материнской, небесной, воедино слились, обещая поля тучные, жито колосистое да скотину плодовитую. И воспели Ярилу, бога весны и надежды, славя его силу и щедрость.

И явился Ярило миру и людям златовласым молодцем, красотой своей затмившим ясное солнышко весеннее. Волосы его, что спелая пшеница, золотом по плечам рассыпались, очи ясные лазурью небесной сияли, в коих любовь ко всему живому плескалась да жажда жизни неутолимая.

Одежды же его были легки, словно сотканы из солнечных нитей. Рубаху носил расписную, узорами дивными вышитую, где каждый цветок словно живой был, росой умытый. Штаны льняные поясом плетеным подпоясывал, а на ногах носил сапоги мягкие, узорчатые, где птицы диковинные вышиты, весну на крыльях несущие.

И венчал главу Ярилы венок, но не златом и каменьями украшенный, а сплетенный из цветов полевых — ромашек белых, васильков синих да подсолнухов желтых. Ибо не власть над златом и каменьями имел Ярило, а власть над силами природы, над ростом трав и дерев, над пробуждением жизни.

Улыбка же его была светла и чиста, как родниковая вода. Словно касание тёплого ветра, что весть добрую несёт, надежду в сердцах зарождая и радость безмерную даря. И чудилось людям, что в улыбке той — отблеск солнца самого, что злу всякому противится.

И был Ярило не просто лицом пригож — сам дух молодости в нем воплотился, сила немереная и энергия кипучая! Богом явился он, несущим жизнь и свет в мир бренный, богом, чьё прикосновение землю-матушку от сна зимнего пробуждало. Ярило то был, Солнце Весеннее, и мир расцветал под взглядом его благословенным, словно по велению волшебному, и птицы песни пели в честь его, славу ему вознося!».

Савва читал, не отрываясь, уже больше двух часов. Книга захватила его целиком, словно водоворот, унося в мир древних легенд и забытых богов. Книга пела о деяниях Ярилы — о том, как он сражался с темными силами, защищая мир смертных от злобы Чернобога и его приспешников. О том, как мудро разрешал споры между людьми, даря им справедливый суд и покой. О том, как щедро делился своим теплом и светом, не требуя ничего взамен.

Савва, читая, забыл обо всем на свете — о своих переживаниях, о своей новой жизни в Обереге, даже о голоде, который начал мучить его живот. Он был там, в тех сказаниях, рядом с отцом, чувствуя его радость, его боль, его любовь.

Иван Никитич тихонько кашлянул, привлекая внимание Саввы.

— Время летит незаметно, когда увлекаешься чтением, — произнес Иван Никитич с мягкой улыбкой. — Но тебе пора отдохнуть. К тому же твоя новая комната готова. Сегодня ты можешь переезжать.

Савва оторвался от книги, словно проснувшись от глубокого сна. Он моргнул несколько раз, пытаясь вернуть в фокус окружающий мир.

— Комната? — переспросил он, с трудом вспоминая, о чем идет речь.

— Да, — кивнул Иван Никитич. — В доме Даждьбога. Там тебя ждут дети Солнца. Надеюсь, ты найдешь с ними общий язык.

Савва закрыл книгу, бережно положив ее на стол. В груди у него заворочалось какое-то странное чувство — волнение, смешанное с предвкушением. Ему было немного страшно переезжать в новое место, знакомиться с новыми людьми.

Иван Никитич ласково потрепал Савву по плечу.

— Ты всегда можешь приходить сюда. Эти книги — сокровище, хранящее память о наших предках. Читай, познавай, учись. Но помни, — его голос стал серьезнее, — выносить их нельзя. Они слишком древние, слишком хрупкие, слишком... уникальные. Мы не можем позволить, чтобы они пострадали.

Иван Никитич улыбнулся, и Савва, попрощавшись, направился к выходу.

Мысли Саввы были заняты предстоящим переездом и отцом. Когда Савва подошел к своей комнате, он услышал приглушенные голоса. Дверь была приоткрыта, и он заглянул внутрь. Там его уже ждали.

Первой он увидел Злату. Она стояла, задумчиво глядя в окно. На кровати сидели Дима, Андрей и Саша.

— Савва! — воскликнула Злата, увидев его. Она улыбнулась, и ее лицо, серьезное и задумчивое, преобразилось. — Мы ждали тебя.

— Ну что, сын Солнца, готов к новому дому? — подмигнул Андрей.

— Мы тут подумали, что тебе нужна помощь с переездом, — добавил Дима. — А то вдруг дети Даждьбога тебе вещи попортят.

— И вообще, нужно проконтролировать, чтобы тебя поселили в лучшую комнату, — подхватил Саша.

Савва улыбнулся, чувствуя тепло и поддержку своих друзей.

— Спасибо, помощь и вправду не помешает.

В комнате было очень оживленно, ребята начали забрасывать Савву вопросами.

— Ну выкладывай, что это за светопредставление было? — не выдержал первым Андрей. — Ярило собственной персоной! Небо полыхало, мы думали конец света настал! Это ж тебе теперь, наверное, как минимум, VIP-статус в Обереге положен? Или лучшие пирожки в столовке?

— Ну ты как всегда в своём репертуаре, — закатил глаза Дима, но сдержать улыбку не смог. — Нет, серьезно, расскажи, что ты чувствовал? Ты же теперь официально — божественный наследник, сын Ярилы! Это как будто тебе пришло уведомление: «Поздравляем, вы выиграли в генетической лотерее!» Что ощущаешь? Мощь? Силу? Или просто внезапное желание носить золотые доспехи?

Саша, подталкивая Савву к кровати, добавил:

— Садись, рассказывай всё в подробностях! И не утаивай никаких секретов! А то Злата нас потом взглядом испепелит!

Злата, стоявшая чуть поодаль, закатила глаза в ответ на упоминание своего имени, но губы ее тронула легкая улыбка.

— Не преувеличивай, Саш. Просто любопытно. И да, Савва, если ты теперь можешь предсказывать погоду или там вызывать солнце и разгонять дождь — имей в виду, у нас тут с летней погодой напряжёнка.

Савва вздохнул, понимая, что ему не отвертеться от этих допросов с пристрастием.

— Ладно, ладно, чего вы набросились с допросом, — сдался он, присаживаясь на кровать. — С чего начать-то?

И он начал рассказывать. О том, как Олег и другие дети Перуна, эти «психопаты», заманили его в лес, прикидываясь друзьями, а на самом деле хотели лишь позабавиться. О том, как его переполняли злость и обида, как хотелось врезать им всем по первое число, и как вдруг… в небе вспыхнул этот самый символ Ярилы.

— Я чувствовал… не знаю даже, как объяснить, — сказал Савва, запнувшись, пытаясь подобрать слова. — Словно меня окатили ведром ледяной воды, а потом сразу же обдали солнечным теплом. Странно, короче. Очень странно.

Савва поделился с друзьями и своей тревогой об отце. О том, что отец заточен в Нави, что там, наверное, как в самой ужасной тюрьме, только в тысячу раз хуже. О том, что никто не знает, жив он или мертв, и что это напрягает Савву и он постоянно думает про отца.

— Получается, ты теперь как Человек-факел из комиксов, только наш отечественный? — задумчиво произнес Андрей. — И твоего отца надо спасать из подземной тюрьмы для богов? Круто! Звучит как сюжет для фильма Marvel.

-Ты опять за своё, — вздохнул Дима. — Савва, а ты вообще что собираешься делать? Просто сидеть тут и читать книжки про Ярилу? Или пойдешь спасать отца из Нави?

В комнате воцарилась тишина. ребята смотрели на Савву, затаив дыхание, ожидая ответа. Злата, до этого молчаливо слушавшая, вдруг нарушила молчание. Ее голос, обычно тихий и сдержанный, звучал сейчас твердо и уверенно.

— История про Навь… очень интересная. Я много читала об этом месте. Царство мертвых, обитель теней… Место, откуда нет возврата.

Она помолчала, словно обдумывая каждое слово.

— Смертных туда не пускают. Полубогов тоже. Никто и никогда не возвращался из путешествия в Навь. Это не просто поход за грибами в лес. Это билет в один конец.

Злата бросила быстрый взгляд на Савву, в ее черных глазах читалась тревога.

— И меня очень смущает тот факт, что Ярило там заточен. Кто из богов настолько против него настроен? Кто обладает такой властью, чтобы отправить бога в Навь? С богами ругаться опасно, Савва. Они злопамятные, мстительные… Обидеть бога — это все равно что пнуть осиное гнездо. Жалить будут долго и больно.

Она повернулась к Савве, внимательно всматриваясь в его лицо.

— И куда ты вообще планируешь отправиться? До Нави путь неизвестен. Это не как в Яндекс.Картах проложить маршрут. Никто не знает, где находится вход в это царство мертвых. Даже боги. Ты понимаешь, насколько это безумная идея?

— Значит, ты предлагаешь мне просто сидеть тут и ничего не делать? — ответил Савва, в его голосе звучала обида. — Просто смириться с тем, что мой отец заточен в Нави, и делать вид, что ничего не произошло?

— Нет, я не это предлагаю, — возразила Злата. — Я предлагаю сначала подумать. Собрать информацию. Узнать, кто виновен в заточении Ярилы. Узнать про Навь. Составить план. В общем, подготовиться. А не бросаться сломя голову в неизвестность.

Андрей кивнул, поддерживая Злату.

— Злата права, Савва. Горячая голова — это хорошо, конечно, но иногда надо и мозги включать. Это же боги, а не хулиганы с соседней улицы.

Дима и Саша молча переглянулись.

— И с чего ты предлагаешь начать? — спросил Савва, глядя на Злату. — Где искать эту информацию? Как узнать, кто виновен? И как вообще попасть в эту чертову Навь? У тебя есть какие-то идеи? Или ты просто хочешь меня отговорить?

Злата вздохнула.

— Идеи есть, — тихо произнесла она. — Но это потребует времени и… большого риска. Я понимаю, как тебе тяжело, Савва. Но ты не один. Я тебе помогу. И ребята тоже. Но мы должны действовать разумно. Ты просто так не сможешь уехать из Оберега в неизвестном направлении, тем более мы несовершеннолетние. Кто потом будет объяснять твоей маме, что ты исчез и с тобой что-то случилось?

Злата окинула взглядом комнату. Савва молчал. Он понимал, что Злата права, и убегать в героический поход не лучшая затея.

— Так, хватит грустить! — скомандовала она. — У нас дел по горло! Сегодня вечером на площади будет праздник в твою честь. Надо успеть перенести все вещи в твою новую комнату, а потом… — она понизила голос до шепота, — …после отбоя мы соберемся у тебя в комнате и все обсудим. Составим план, как узнать правду о Яриле и как попасть в Навь.

— План? — ухмыльнулся Андрей. — Звучит как начало крутого приключения! Только надо еще придумать кодовое слово, чтобы никто не догадался, что мы замышляем.

— Кодовое слово? — переспросил Дима, почесывая затылок. — Может, «солнышко»?

Ребята переглянулись, и на их лицах расплылись улыбки.

— Пусть будет «солнышко», давайте собирать вещи уже! — и Злата засмеялась и посмотрела на Савву так, что у него бешено застучало сердце.

С этими словами ребята принялись собирать вещи.

* * *

Вечером, когда морозный воздух пронзительно щипал щеки, а звезды сияли в небе, как россыпь бриллиантов, над Оберегом разлился густой аромат костра и пряностей. На главной площади, укутанной в белоснежное покрывало, разгорелся яркий, трескучий костер, пламя которого отбрасывало причудливые тени на заснеженные сосны. Это был праздник в честь Саввы, признанного сына Ярилы, Бога Весеннего Солнца, чье тепло так жаждали в разгар зимы.

Вся площадь была украшена еловыми ветками и разноцветными лентами, колышущимися на морозном ветру. На столах, покрытых красивыми узорчатыми скатертями, красовались горы румяных пирогов с сытными начинками — с мясом, с картошкой, с грибами. А рядом дымились глиняные кувшины со сбитнем, согревающим душу и тело, разгоняющим зимнюю стужу.

Все жители Оберега собрались у костра, одетые в теплые тулупы, валенки и шапки-ушанки. Лица их сияли радостью и доброжелательностью, они поздравляли Савву, желали ему стойкости и силы, напоминая, что даже в самую лютую зиму всегда есть место для надежды на весну.

Праздник, вопреки зимней стуже, был пропитан духом Ярилы. Звучали песни о солнце, о тепле, о возрождении. Девочки водили хороводы вокруг костра, держа в руках зажженные бенгальские огни, словно маленькие солнышки, разгоняющие тьму. А парни соревновались в силе и ловкости, перетягивая канат на заснеженной поляне.

После того, как все наелись пирогов и напились сбитня, девочки, смеясь и переговариваясь, начали прыгать через костер. Теплый жар опалял лица, но они, полные азарта и веселья, взлетали в воздух, стараясь не задеть языки пламени.

Савва стоял с ребятами у костра. Внезапно он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся и увидел Олега. Тот стоял немного в стороне, в окружении своих верных приспешников. Лицо Олега было искажено злобой и завистью, его глаза сверкали недобрым огнем. Савва перевел взгляд обратно на костер, стараясь не обращать внимания на них. Но чувство тревоги не покидало его.

Вдруг, из-за заснеженных елей вышел Иван Никитич. В его руке был посох, украшенный резными узорами, а на лице — торжественное выражение. Иней сверкал на его бороде, словно драгоценные камни. Он подошел к костру и поднял руку, призывая к тишине.

— Жители Оберега! — произнес он громким и уверенным голосом, эхом разнесшимся по заснеженной площади. — Сегодняшний день — особенный! Ярило признал своего сына! И по древней традиции, после признания полубог должен пройти испытание.

На поляне воцарилось молчание, все были в ожидании.

— Савва, сын Ярилы, — начал Иван Никитич, — сегодня ты был признан своим отцом. Но признание — это лишь начало пути. Как символ этой связи, как напоминание о том, что даже в самую лютую зиму живет надежда на весну, мы призываем Жар-птицу!

По знаку Ивана Никитича двое парней внесли на площадь огромную клетку. Внутри сидела Жар-птица. Ее перья переливались всеми цветами радуги, словно в них отражались лучи полуденного солнца. Она казалась неземным существом, посланным самими богами.

— Зима испытывает нас холодом и тьмой, — продолжил Иван Никитич, обращаясь к Савве. — Твоя задача, Савва, взять перо из крыла Жар-птицы. Но не просто взять, а получить его в дар. Ты должен доказать Жар-птице, что достоин нести свет Ярилы, что в твоем сердце горит огонь добра и справедливости.

Иван Никитич подошел к клетке и открыл ее. Жар-птица, встрепенувшись, расправила свои огромные крылья. От нее исходило такое тепло, что вокруг начал таять снег.

— Ты должен войти в клетку, Савва, и заслужить доверие Жар-птицы. Она сама отдаст тебе перо, если увидит в тебе истинного сына Ярилы с добрым сердцем и честными намерениями. Если же нет… ну, тогда тебе придется покинуть клетку ни с чем. Помни, Савва, Жар-птица чувствует ложь и лицемерие. Будь искренним, и она поверит тебе.

Савва сделал глубокий вдох и решительно шагнул вперед. Он подошел к клетке и, набравшись смелости, вошел внутрь.

Вокруг воцарилась тишина. Лишь треск костра нарушал напряженное ожидание. Он стоял в клетке, лицом к Жар-птице, которая смотрела на него своими большими, мудрыми глазами.

Птица была огромной, и от нее исходило не только тепло, но и мощная энергия. Савва чувствовал себя маленьким и беззащитным перед этой неземной красотой. Он сделал несколько шагов вперед, стараясь двигаться медленно и плавно, чтобы не напугать Жар-птицу. Она лишь немного наклонила голову, продолжая пристально смотреть на него.

Савва остановился и заговорил, обращаясь к Жар-птице тихим, но уверенным голосом.

— Я знаю, что ты чувствуешь все, что происходит в моем сердце. Я знаю, что ты видишь мои сомнения и страхи. Но я хочу, чтобы ты знала, что я искренне хочу быть достойным сыном Ярилы. Я хочу помогать людям, нести им свет и тепло, как это делал мой отец.

Он замолчал, ожидая реакции Жар-птицы. Вдруг он почувствовал, как кулон на его шее, подарок Ярилы, становится нестерпимо горячим. Он словно обжигал его кожу, передавая ему энергию и силу.

Савва закрыл глаза, чувствуя, как тепло от кулона распространяется по всему телу. Он вспомнил слова матери об отце, о его доброте, о его справедливости. Он представил себе, как Ярило дарит миру весну, пробуждая природу от зимней спячки.

Когда Савва открыл глаза, он увидел, что Жар-птица подошла к нему ближе. Она наклонила голову и коснулась клювом его руки. Савва протянул руку и погладил ее мягкие перья. Он почувствовал, как от птицы исходит тепло и любовь.

Вдруг Жар-птица слегка взмахнула крылом, и с него упало яркое, переливающееся перо. Оно медленно опустилось на землю прямо перед Саввой. Савва бережно взял перо, чувствуя его легкий вес и неземную красоту. Он посмотрел на Жар-птицу и улыбнулся. Она ответила ему тем же.

Савва вышел из клетки, держа в руке перо Жар-птицы. Толпа взорвалась ликованием. Олег, стоявший в стороне, лишь злобно сверкнул глазами и отвернулся.

Иван Никитич подошел к Савве и обнял его.

— Ты прошел испытание, Савва, — сказал он. — Ты доказал, что достоин быть сыном Ярилы.

Но внезапно, среди всеобщего ликования, произошло нечто странное. Злата, стоявшая неподалеку, вдруг пошатнулась и схватилась за голову. Ее лицо исказилось от боли, а глаза наполнились ужасом.

— Злата! — воскликнул Савва, подбегая к ней.

— Я… я видела… — прошептала Злата, с трудом переводя дыхание. — Я видела… что-то страшное…Тьма надвигается…

Паника мгновенно охватила площадь. Ликование сменилось тревогой, смех — испуганным шепотом. Савва, держа на руках потерявшую сознание Злату, чувствовал, как дрожит ее тело, как в ней бушует какая-то неведомая сила.

— Злата! — отчаянно звал он, но она не отвечала.

Иван Никитич, мгновенно оценив ситуацию, властно скомандовал:

— Довольно паники! Савва, помоги мне.

Не дожидаясь ответа, он бережно подхватил Злату на руки и быстрым шагом направился прочь, прокладывая себе путь сквозь растерянную толпу.

— К Любовь Николаевне срочно! — сказал он бежавшей рядом Настасье.

Домик Макоши, обычно тихий и умиротворенный, сейчас казался центром бури. Все бегали, суетились, что-то шептали. Злату отнесли в одну из комнат.

Иван Никитич стоял у двери, хмурый и обеспокоенный. В комнате над Златой колдовала Любовь Михайловна, женщина лет шестидесяти, с добрым, морщинистым лицом и мудрым взглядом. Она была хранительницей дома Макоши и учила девочек искусству предсказаний.

Любовь Михайловна отирала Злате лоб влажным полотенцем, шептала какие-то заговоры, водила руками над ее телом. Но Злата оставалась без сознания, ее лицо было бледным, словно вылепленным из воска.

— Что с ней? — спросил Савва, не в силах сдержать тревогу. — Что случилось?

Любовь Михайловна обернулась к нему, ее лицо было напряженным.

— Кажется, Злата не справилась с нахлынувшими видениями, — сказала она. — Она потерялась в своем сознании, в мире грядущих событий. Она увидела что-то ужасное, что-то, что сломало ее.

Она вздохнула и снова повернулась к Злате.

— Это очень опасно. У Златы сильный дар предвидения. Иногда видения бывают настолько сильными, что могут разрушить сознание.

Она посмотрела на Ивана Никитича.

— Мне нужно больше пространства и тишины. — Она обратилась ко всем собравшимся в комнате. — Пожалуйста, выйдите.

Иван Никитич кивнул и жестом показал Савве и остальным выйти из комнаты. Савва схватил его за руку, умоляюще глядя в глаза.

— Пожалуйста, позвольте мне остаться. Я должен быть рядом с ней. Я… я не могу просто уйти.

В глазах Саввы стояли слезы, в голосе слышалось отчаяние. Иван Никитич внимательно посмотрел на Савву. Вздохнув, он смягчился.

— Хорошо, — сказал он, — ты можешь остаться. Но молчи и не мешай.

Иван Никитич подошел к Любови Михайловне, которая продолжала колдовать над Златой.

— Я останусь тоже, — сказал он. — Если понадобится помощь, я здесь.

Любовь Михайловна кивнула, не отрывая взгляда от Златы.

Савва стоял в углу комнаты, боясь даже дышать. Он смотрел на Злату, на ее бледное лицо, на ее безжизненные руки. Ему казалось, что время остановилось.

Любовь Михайловна продолжала читать заговоры, водить руками над телом Златы. Иван Никитич стоял рядом с ней, молча наблюдая за происходящим. В его взгляде читалась тревога и страх.

Тишина в комнате стала почти осязаемой. И вдруг над распростертой на кровати Златой вспыхнуло слабое, нежное голубоватое сияние. Оно росло, становилось ярче, пока не оформилось в два отчетливых, призрачных силуэта — молодую, неземной красоты девушку с мягкой улыбкой и сгорбленную, пожилую старушку с пронизывающим, мудрым взглядом.

Любовь Михайловна, опытная и мудрая, не выказала ни малейшего удивления. Лишь склонила голову в глубоком поклоне, произнося тихим, благоговейным голосом:

— Доля и Недоля, небесные пряхи судеб… приветствую вас в обители Макоши.

Савва, завороженный открывшимся зрелищем, замер, словно вкопанный в землю. Его сердце бешено колотилось, а в голове проносились обрывки древних легенд о богинях судьбы. Он чувствовал, как комната наполнилась неземной энергией, силой, способной плести узоры человеческих жизней.

— Матушка Доля, матушка Недоля, — обратилась Любовь Михайловна к небесным гостьям, — прошу вас, смилуйтесь над Златой. Ее дар предвидения слишком силен, а юное сердце не выдержало тяжести увиденного. Помогите ей вернуться в мир, восстановить связь со своей судьбой.

Молодая девушка, Доля, одарила Злату ласковым, сочувствующим взглядом.

— Мы знаем о ее боли, — прозвучал ее голос, словно тихая мелодия, наполненная теплом и светом. — Юной девушке явилось страшное видение, и ее неопытность не позволила ей справиться с этим бременем.

Старушка, Недоля, сурово нахмурила брови, и в ее глазах промелькнула печаль.

— Мы поможем ей вновь обрести свой путь.

Любовь Михайловна склонила голову еще ниже, выражая свою благодарность.

— Матушки Доля и Недоля… небесные пряхи, распоряжающиеся судьбами и жизнями каждого человека. Доля дарует удачу и счастье, Недоля же приносит горе и несчастья… Но обе вы — часть единого целого, равновесие между добром и злом, светом и тьмой.

Любовь Михайловна вздохнула, глядя на лежащую без сознания Злату.

— В ваших руках — нити человеческих жизней… в ваших силах исправить ошибки и направить на путь истинный.

Доля приблизилась к Злате, и ее призрачные пальцы коснулись лба девушки.

— Мы вернем ей ясность разума, оградив ее от кошмаров увиденного, — произнесла она, и голос ее звучал теперь с большей твердостью. — Но видение было действительно могущественным и сложным. У девушки огромный дар, с которым ей будет сложно совладать. Это опасный дар, который может свести ее с ума.

Недоля нахмурилась еще сильнее, и в ее голосе послышалась тревога.

— Обратитесь к Макоши. Лишь она сможет раскрыть истинный смысл увиденного. И поторопитесь. Грядет что-то, что может изменить мир до неузнаваемости.

После этих слов Доля и Недоля склонились над Златой, окутывая ее своим призрачным светом. Савва и Иван Никитич, затаив дыхание, наблюдали за происходящим.

Вдруг Злата вздрогнула и открыла глаза. Ее взгляд был растерянным и испуганным, но постепенно в нем появлялась ясность. Она села на кровати, оглядываясь по сторонам.

— Что… что случилось? — прошептала она, не узнавая окружающую обстановку.

Савва бросился к ней.

— Злата! Ты очнулась! Это я, Савва, водички может принести?

Злата кивнула. Иван Никитич подошел к ней и присел рядом на кровать, он вздохнул с облегчением.

— Я… кажется…я ничего не помню.

Любовь Михайловна подошла к Злате и ласково коснулась ее плеча.

— Не волнуйся, дитя мое. Все хорошо. Ты просто увидела слишком многое. Отдохни и приходи в себя. А потом мы поговорим.

В этот момент голубоватый свет, окутывавший комнату, начал угасать. Доля и Недоля, выполнив свою миссию, стали растворяться в воздухе.

— Помните наши слова, — прозвучал напоследок голос Доли. — Обратитесь к Макоши. Время не ждет.

И с этими словами небесные пряхи судеб исчезли, оставив после себя лишь легкий запах ладана и ощущение тревоги. Злата вернулась, но вместе с ее пробуждением в Оберег пришло предчувствие грядущей беды.