Как сбываются мечты (джен)

Максим держал маму за руку и шел по лугу. Вокруг летали бабочки, садились на траву и замирали, после чего их с трудом можно было отличить от огромных пушистых цветов. Максим смеялся от восторга, ему хотелось поймать какую-нибудь красавицу, но какое-то тревожное чувство не давало отпустить мамину руку. Максим нахмурился, пытаясь понять причину беспокойства, и тут же нашел ответ: в высокой, по грудь, густой голубоватой траве легко потеряться. Он поднял голову, чтобы посмотреть на маму. Солнце, добравшееся до зенита, слепило глаза и мешало рассмотреть ее лицо, но Максим был уверен, что она улыбается. Он снова принялся высматривать бабочек, одна из них села совсем близко от них, лениво взмахивая крыльями с причудливым оранжево-синим узором. У Максима от восхищения перехватило дыхание, он, забывшись, отпустил мамину ладонь и потянулся к крылатому цветку. И тут же яркий полдень сменился непроглядной тьмой. Максим вздрогнул, быстро развернулся к матери, и натолкнулся на взгляд красных глаз. Вместо мамы стоял фем-киборг, за ее спиной тянулся длинный коридор с множеством одинаковых дверей. Освещения не хватало, чтобы рассмотреть, что расположено на другом его конце. Максим оцепенел от ужаса, все еще не веря своим глазам, он закричал ломким голосом:

— Мама! Мама, где ты?

Максим попытался оттолкнуть машину, вопреки доводам рассудка, и броситься прочь. За что тут же получил серьезную затрещину и опрокинулся назад.

— Отпустите меня к маме! — выкрикнул он сквозь слезы. В ответ раздался механический смех, а потом безэмоциональный голос произнес.

— Зачем ты ей нужен? Ты вообще никому не нужен. Ты всего лишь человек.

С грохотом захлопнулась тяжелая дверь, оставляя Максима в темноте. Он забился в угол, обхватив колени руками и опустив голову, и стал мерно раскачиваться, пытаясь совладать с собой. Все сильнее и сильнее ныла ключица.

Максим судорожно вздохнул, вырываясь из кошмара. В груди все сжалось, каждый вдох давался с трудом, а сердце колотилось о ребра. В тяжелой голове путались мысли, во рту было сухо и противно от металлического вкуса. Максим попытался повернуться на бок, но ему что-то мешало, а потом противно запищало. Он через силу приоткрыл глаза. Над правым плечом расположился регенерационный модуль, он-то и издавал противный звук. Чуть сбоку стоял штатив с системой капельниц. Приборчик сам собой что-то переключил, по прозрачной трубочке побежало какое-то лекарство. Очень быстро Максима снова затянуло в сон.

Во второй раз пробуждение далось легче. Модуль и штатив куда-то бесследно исчезли. Борясь с противной ломотой в теле, Максим попробовал опереться на локти и приподнять голову, правое плечо немедленно прострелила острая боль. Парень рухнул обратно на подушку, ожидая, когда она утихнет, а затем упрямо стиснул зубы и повторил попытку еще раз. Ему удалось сесть на больничной койке, после чего пришлось подождать, пока перед глазами перестанут плавать цветные круги. Наконец Максим кое-как встал, ступая босыми ногами по шершавой кафельной плитке, и нетвердой походкой подошел к окну. За затемненным стеклопакетом царил яркий полдень. Паренек сначала попробовал открыть окно, но оно не поддавалось. Он постарался рассмотреть, что же расположено внизу: небольшой парк, несколько зданий, разбросанных по периметру больничного городка, в отдалении парковочная площадка, с которой взлетал чей-то флаер. Максим прикинул, что находится примерно на высоте седьмого или восьмого этажа, и вдруг, совершенно неожиданно для него, мир закачался, а ноги подкосились от слабости. Максим ухватился здоровой рукой за подоконник и присел на корточки, пережидая приступ слабости.

В этот момент отворилась дверь, и в палату кто-то вошел легкими и быстрыми шагами. Над головой Максима раздался бархатистый женский голос:

— И как это понимать?! Ты зачем встал?

И тут его будто пушинку подхватили на руки и понесли к кровати, уложили и накрыли одеялом.

— Торопишься убежать? — произнесли со смешинкой в голосе. Перед глазами перестали расплываться радужные круги, и Максим смог вглядеться в лицо медсестры. Если он правильно понял, она была в недоумении, но постаралась отвлечь и успокоить его. — Не надо так бояться. Извини, если неожиданно появилась, но где это видано, чтобы пациент, едва открыв глаза, скакал как шоаррская лиса на второй день после операции. Набегаешься еще. А сейчас восстанавливаться надо. Согласен?

— Да, — выдавил из себя Максим и торопливо кивнул.

— Хорошо, — медсестра как-то недоверчиво посмотрела на паренька. — Скоро принесут обед, потом доктор к тебе заглянет, осмотрит, а там видно будет. Я пойду, если что-то нужно, сообщай через искин.

Доктор навестил Максима еще до обеда, отложив диагност, он сокрушенно покачал головой и подметил, что хотел бы, чтобы пациенты относились к себе бережнее.

— Я бы выписал тебя уже сегодня, кажется, тебе неуютно в медицинских учреждениях — продолжал альфианин, — и все-таки с этим придется повременить. И у меня к тебе вопрос, не хочешь пообщаться с нашим ксенопсихологом?

Психологов Максим терпеть не мог со времен приюта. После общения с ними, у него оставалось ощущение зияющей отвратительной дыры в душе, так что это вносило еще больший сумбур, а не облегчение. Да и просто встречаться с кем бы то ни было не хотелось, поэтому Максим от предложения категорически отказался.

Врач сделал какую-то пометку в планшете и попрощался, следом заглянул физиотерапевт, принес фиксирующий бандаж. Ключица, по словам медиков, уже срослась, только все равно плечо ощутимо ныло, наплевав на любые обезболивающие, хотя Макса убеждали, что ему только кажется. На осторожный вопрос Максима, где сейчас одежда, в которой его привезли, медсестра-альфианка отодвинула неприметную дверцу шкафа-купе и указала на полочки:

— Спортивные брюки и кроссовки здесь, а футболку пришлось выкинуть, доктор ее разрезал в операционной.

Максим вздохнул с сожалением, опустил глаза и кивнул. Альфианка смущенно пробежалась пальчиками по грудной клетке, пружинистой походкой подошла к Максу и погладила его плечо:

— Не расстраивайся так сильно, твой опекун привезет тебе другую взамен, потом сходите в какой-нибудь галамаркет и купите новых. Уж наверняка он не откажется порадовать ребенка, чтобы ты выздоравливал быстрее.

— Я уже не ребенок, — иронично заметил Макс. — Да и как это поможет выздоровлению?

— Хорошее настроение всегда помогает, — уверенно сказала медсестра.

Максим в ответ с сомнением покачал головой. Вот же наивные инопланетяне!

Он терпеливо перенес ненавистные инъекции, полностью съел ужин, не отдавая себе отчета, спрятал небольшой хлебный шарик в ящик прикроватной тумбочки. С приходом сумерек суета в коридорах начинала стихать: пациенты расходились по палатам, навещающих родственников попросили на выход, врачи и медсестры отправились по домам, чтобы наконец-то отдохнуть и пожить своей жизнью. Дежурная медсестра, заглянувшая проверить, как дела у Максима, предложила поставить обезболивающее и снять бандаж. На укол Макс скрепя сердце согласился, а бандаж попросил оставить:

— Я еще немного посижу, последний киберматч посмотрю, а потом сам сниму. Всего лишь несколько застежек расстегнуть, — заверил он и улыбнулся.

— Долго не сиди, а то действие препарата закончится, — посоветовала сестра.

Максим, истинная правда, включил «Космическую схватку». Игра обещала быть интересной: «Холодный Вакуум» против «Звездных Хищников» — как эмоционально высказался комментатор: «холодный расчёт против неистового напора». Т'Шал в этом сезоне беспощадно крушил оборону своих противников. И все же подросток смотрел на экран и ничего перед собой не видел, тревога накатывала волнами, сжимая грудь. Он то и дело вспоминал, красный отсвет в глазах Эбигейл и ее бесстрастный, механический голос: «Если ты еще раз появишься в поле зрения, когда я разговариваю с сыном, я сломаю тебе шею».

«Капитан наверняка считает меня виноватым», — думал он, машинально поправляя бандаж на плече.

Захлопнул планшет, нервным движением затолкал его под подушку и постарался завернуться в кокон одеяла. Максим закрыл глаза, пытаясь уснуть, но сна не было. Мысли вертелись по кругу, как сломанный проигрыватель.

«Как теперь возвращаться на корабль, где меня ненавидят? Капитан может сколько угодно говорить о шансах, но он киборг. Они все такие. Логика, приказы, и если ты не вписываешься — тебя просто вычёркивают».

Максим горько усмехнулся: «А что, если капитан уже принял решение? Посчитал своим процессором вероятности и риски. Вернёт меня в приют. Скажет, что так будет лучше. Там быстро разберутся: три побега, асоциальное поведение, второй отказ опекуна, дальше — закрытое учреждение. И никаких больше шансов. Вряд ли кому-то будет дело до того, что я старался справиться, совершил глупую ошибку. Мне-то нечем вычислять вероятности. Разве что своей головой».

Он машинально сжал пальцы на краю одеяла, пытаясь подавить подступающую панику. Будущее казалось пустым и серым, как стены больницы.

«Глупо было надеяться. Как будто что-то могло измениться. Я ведь даже не знаю, зачем согласился тогда пойти с капитаном. Может, потому что у меня просто не было выбора. И теперь тоже нет. Надо было сразу убегать. Взять хоть какую-то свободу, пока её совсем не отняли».

Мысли снова перескочили к приюту. Все очень функционально, безлико и бездушно: там даже жаловаться некому. Да и зачем? Никто не станет слушать человека.

Он устало перевёл взгляд на окно. Где-то там мерцали звёзды, о которых он мечтал: холодные, бесконечные, равнодушные — как киборги.

«Может, так и должно быть? Просто сдаться. Прекратить это бессмысленное сопротивление. Пусть они решают, куда меня отправить».

Но где-то глубоко внутри теплился слабый огонёк протеста. Что-то упрямое, шептавшее: «Ты же уже один раз вырвался. Справился. Почему нельзя ещё раз попробовать?»

Максим стиснул зубы. «Потому что у меня больше нет сил».

Примечания:

Тахикардия (https://vk.com/tahycardia) нарисовала для меня Максима.

Он такой классный. Спасибо ей огромное!

https://pp.userapi.com/c845123/v845123083/150bb0/t...